2 марта 1881 г. Дом предварительного заключения.
P. S. Меня беспокоит опасение, что правительство поставит внешнюю законность выше внутренней справедливости, украся корону нового монарха трупом юного героя лишь по недостатку формальных улик против меня. Я протестую против такого исхода всеми силами души моей и требую для себя справедливости. Только трусостью правительства можно было бы объяснить одну виселицу, а не две. Андрей Желябов».
Прокурор, получив это заявление, был настолько поражен, что образовал комиссию, которая составила протокол осмотра столь необычного документа, но все же признала его законность и дала ему ход: Желябов был привлечен по делу об убийстве царя еще до получения других свидетельских показаний.
Заседание Государственного совета и Совета министров
Письмо народовольцев Александру III от 10 марта 1881 года
Похороны Александра II
Свято место пусто не бывает
Казнь народовольцев
«Священная дружина»
Гибель «Народной воли»
ЦАРЬ – ЧЕЛОВЕК И САМОДЕРЖЕЦ
Каким был новый император
P. S. Меня беспокоит опасение, что правительство поставит внешнюю законность выше внутренней справедливости, украся корону нового монарха трупом юного героя лишь по недостатку формальных улик против меня. Я протестую против такого исхода всеми силами души моей и требую для себя справедливости. Только трусостью правительства можно было бы объяснить одну виселицу, а не две. Андрей Желябов».
Прокурор, получив это заявление, был настолько поражен, что образовал комиссию, которая составила протокол осмотра столь необычного документа, но все же признала его законность и дала ему ход: Желябов был привлечен по делу об убийстве царя еще до получения других свидетельских показаний.
Заседание Государственного совета и Совета министров
Члены Государственного совета, министры и великие князья, занимавшие высокие посты в администрации и армии, собрались на заседание утром 8 марта. Новый император встречал всех при входе в зал, пожимал им руки (что крайне редко делал его отец) и приглашал занять места за столом, где было поставлено 25 кресел.
Начав заседание, Александр III, сказал, что хотя покойный государь и одобрил записку Лорис-Меликова, но тем не менее считать этот вопрос решенным не следует. Первым получил слово 84-летний граф С. Г. Строганов, заявивший, что путь, предложенный Лорис-Меликовым, «ведет к конституции, которой я не желаю ни для вас, ни для России». Однако выступившие следом выдающиеся сановники решительно не согласились с ним. Председатель Совета министров (совещательного органа при царе) П. А. Валуев, решительный враг террористов, сказал, что «при настоящих обстоятельствах предлагаемая нами мера оказывается в особенности настоятельною и необходимою». Его поддержал генерал Д. А. Милютин, в свою очередь поддержали дядя нового царя генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич, государственный контролер Д. М. Сельский, министр юстиции Д. Н. Набоков, председатель департамента законов князь С. Н. Урусов, министр финансов А. А. Абаза. И тогда царь дал слово обер-прокурору Синода К. П. Победоносцеву. Бледный и взволнованный, тот начал речь с того, что дело сводится не только к приглашению людей, хорошо знающих народную жизнь, но и к тому, что в России хотят ввести конституцию, чтобы создать в государстве новую верховную власть, подобную французским Генеральным штатам, которые привели правящую династию на эшафот.
Победоносцеву решительно возразил министр финансов А. А. Абаза. Обращаясь к царю, он сказал: «Если Константин Петрович прав, если взгляды его правильные, то вы должны, государь, уволить от министерских должностей всех нас». Царь закрыл совещание, продлившееся менее 3 часов, предложив создать комиссию для пересмотра записки Лорис-Меликова. Комиссия создана не была, зато Валуев, Милютин, Лорис-Меликов, Абаза, министр народного просвещения А. А. Сабуров, министр государственных имуществ А. А. Ливен и даже министр императорского двора А. В. Адлерберг лишились своих постов в течение двух месяцев, а великий князь Константин Николаевич впал в продолжительную немилость.
Начав заседание, Александр III, сказал, что хотя покойный государь и одобрил записку Лорис-Меликова, но тем не менее считать этот вопрос решенным не следует. Первым получил слово 84-летний граф С. Г. Строганов, заявивший, что путь, предложенный Лорис-Меликовым, «ведет к конституции, которой я не желаю ни для вас, ни для России». Однако выступившие следом выдающиеся сановники решительно не согласились с ним. Председатель Совета министров (совещательного органа при царе) П. А. Валуев, решительный враг террористов, сказал, что «при настоящих обстоятельствах предлагаемая нами мера оказывается в особенности настоятельною и необходимою». Его поддержал генерал Д. А. Милютин, в свою очередь поддержали дядя нового царя генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич, государственный контролер Д. М. Сельский, министр юстиции Д. Н. Набоков, председатель департамента законов князь С. Н. Урусов, министр финансов А. А. Абаза. И тогда царь дал слово обер-прокурору Синода К. П. Победоносцеву. Бледный и взволнованный, тот начал речь с того, что дело сводится не только к приглашению людей, хорошо знающих народную жизнь, но и к тому, что в России хотят ввести конституцию, чтобы создать в государстве новую верховную власть, подобную французским Генеральным штатам, которые привели правящую династию на эшафот.
Победоносцеву решительно возразил министр финансов А. А. Абаза. Обращаясь к царю, он сказал: «Если Константин Петрович прав, если взгляды его правильные, то вы должны, государь, уволить от министерских должностей всех нас». Царь закрыл совещание, продлившееся менее 3 часов, предложив создать комиссию для пересмотра записки Лорис-Меликова. Комиссия создана не была, зато Валуев, Милютин, Лорис-Меликов, Абаза, министр народного просвещения А. А. Сабуров, министр государственных имуществ А. А. Ливен и даже министр императорского двора А. В. Адлерберг лишились своих постов в течение двух месяцев, а великий князь Константин Николаевич впал в продолжительную немилость.
Письмо народовольцев Александру III от 10 марта 1881 года
На девятый день после убийства Александра II, 10 марта 1881 года, Исполнительный комитет «Народной воли» обратился с письмом к его сыну – новому российскому самодержцу Александру III. Приводим это письмо в его наиболее важных фрагментах:
«Ваше величество!
Кровавая трагедия, разыгравшаяся на Екатерининском канале, не была случайностью и ни для кого не была неожиданной...
Вы знаете, Ваше величество, что правительство покойного императора нельзя обвинять в недостатке энергии. У нас вешали правого и виноватого, тюрьмы и отдаленные губернии переполнялись ссыльными. Целые десятки так называемых «вожаков» переловлены, перевешаны.
...Правительство, конечно, может еще переловить и перевешать многое множество отдельных личностей. Оно может разрушать множество отдельных революционных групп. Допустим, что оно разрушит даже самые серьезные из существующих революционных организаций. Но ведь все это нисколько не изменит положения вещей. Революционеров создают обстоятельства, всеобщее неудовольствие народа, стремление России к новым общественным формам... Окидывая беспристрастным взглядом пережитое нами тяжелое десятилетие, можно безошибочно предсказать дальнейший ход движения, если только политика правительства не изменится... Страшный взрыв, кровавая перетасовка, судорожное революционное потрясение всей России завершит этот процесс разрушения старого порядка.
Из такого положения может быть два выхода: или революция, совершенно неизбежная, которую нельзя предотвратить никакими казнями, или добровольное обращение верховной власти к народу.
Мы не ставим Вам условий. Пусть не шокирует вас наше предложение. Условия, которые необходимы для того, чтобы революционное движение заменилось мирной работой, созданы не нами, а историей, мы не ставим, а только напоминаем их.
Этих условий, по-нашему мнению, два:
1) общая амнистия по всем политическим преступлениям прошлого времени, так как это были не преступления, но исполнение гражданского долга;
2) созыв представителей от всего русского народа для пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни и переделка их сообразно с народными желаниями.
Считаем необходимым напомнить, однако, что легализация верховной власти народным представительством может быть достигнута лишь тогда, если выборы будут произведены совершенно свободно. Поэтому выборы должны быть произведены при следующей обстановке:
1) депутаты посылаются от всех классов и сословий безразлично и пропорционально числу жителей;
2) никаких ограничений ни для избирателей, ни для депутатов не должно быть;
3) избирательная агитация и самые выборы должны быть произведены совершенно свободно, а потому правительство должно в виде временной меры, впредь до решения народного собрания, допустить:
а) полную свободу печати, б) полную свободу слова, в) полную свободу сходок, г) полную свободу избирательных программ.
Итак, Ваше величество, решайте. Перед Вами два пути. От Вас зависит выбор. Мы же затем можем только просить судьбу, чтобы Ваш разум и совесть подсказали Вам решение единственно сообразное с благом России, с Вашим собственным достоинством и обязанностями перед родною страной».
«Ваше величество!
Кровавая трагедия, разыгравшаяся на Екатерининском канале, не была случайностью и ни для кого не была неожиданной...
Вы знаете, Ваше величество, что правительство покойного императора нельзя обвинять в недостатке энергии. У нас вешали правого и виноватого, тюрьмы и отдаленные губернии переполнялись ссыльными. Целые десятки так называемых «вожаков» переловлены, перевешаны.
...Правительство, конечно, может еще переловить и перевешать многое множество отдельных личностей. Оно может разрушать множество отдельных революционных групп. Допустим, что оно разрушит даже самые серьезные из существующих революционных организаций. Но ведь все это нисколько не изменит положения вещей. Революционеров создают обстоятельства, всеобщее неудовольствие народа, стремление России к новым общественным формам... Окидывая беспристрастным взглядом пережитое нами тяжелое десятилетие, можно безошибочно предсказать дальнейший ход движения, если только политика правительства не изменится... Страшный взрыв, кровавая перетасовка, судорожное революционное потрясение всей России завершит этот процесс разрушения старого порядка.
Из такого положения может быть два выхода: или революция, совершенно неизбежная, которую нельзя предотвратить никакими казнями, или добровольное обращение верховной власти к народу.
Мы не ставим Вам условий. Пусть не шокирует вас наше предложение. Условия, которые необходимы для того, чтобы революционное движение заменилось мирной работой, созданы не нами, а историей, мы не ставим, а только напоминаем их.
Этих условий, по-нашему мнению, два:
1) общая амнистия по всем политическим преступлениям прошлого времени, так как это были не преступления, но исполнение гражданского долга;
2) созыв представителей от всего русского народа для пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни и переделка их сообразно с народными желаниями.
Считаем необходимым напомнить, однако, что легализация верховной власти народным представительством может быть достигнута лишь тогда, если выборы будут произведены совершенно свободно. Поэтому выборы должны быть произведены при следующей обстановке:
1) депутаты посылаются от всех классов и сословий безразлично и пропорционально числу жителей;
2) никаких ограничений ни для избирателей, ни для депутатов не должно быть;
3) избирательная агитация и самые выборы должны быть произведены совершенно свободно, а потому правительство должно в виде временной меры, впредь до решения народного собрания, допустить:
а) полную свободу печати, б) полную свободу слова, в) полную свободу сходок, г) полную свободу избирательных программ.
Итак, Ваше величество, решайте. Перед Вами два пути. От Вас зависит выбор. Мы же затем можем только просить судьбу, чтобы Ваш разум и совесть подсказали Вам решение единственно сообразное с благом России, с Вашим собственным достоинством и обязанностями перед родною страной».
Похороны Александра II
Три дня тело убитого оставалось в кабинете, где он умер. Возле него беспрерывно служили панихиды, на которых подолгу стояли близкие покойного; потом тело Александра II в гробу перенесли в Большую дворцовую церковь. Здесь, как и прежде в кабинете, рядом с умершим часто оказывались убитая горем княгиня Юрьевская и трое детей – 9 летний Георгий, 8-летняя Ольга и 4-летняя Екатерина. Однажды вечером Долгорукова пришла к гробу, срезала свои длинные и густые волосы, бывшие ее гордостью и лучшим украшением, и положила их под руки мертвому Александру.
18 марта, перед тем как нести гроб из дворца в Петропавловский собор, состоялась последняя панихида,
собравшая и близких покойного, и его соратников. Победоносцев вечером того же дня написал: «Сегодня присутствовал на панихиде у катафалка. Когда служба закончилась и все покинули церковь, я увидел, как из соседней комнаты вышла вдова покойного. Она едва держалась на ногах и шла, опираясь на руку сестры. Рылеев сопровождал ее. Несчастная упала перед гробом. Лицо императора покрыто газом, который запрещено подымать, но вдова порывистым движением сорвала вуаль и покры-ла долгими поцелуями лоб и все лицо покойного. Потом она, шатаясь, вышла. Мне было жаль бедную женщину».
18 марта, перед тем как нести гроб из дворца в Петропавловский собор, состоялась последняя панихида,
собравшая и близких покойного, и его соратников. Победоносцев вечером того же дня написал: «Сегодня присутствовал на панихиде у катафалка. Когда служба закончилась и все покинули церковь, я увидел, как из соседней комнаты вышла вдова покойного. Она едва держалась на ногах и шла, опираясь на руку сестры. Рылеев сопровождал ее. Несчастная упала перед гробом. Лицо императора покрыто газом, который запрещено подымать, но вдова порывистым движением сорвала вуаль и покры-ла долгими поцелуями лоб и все лицо покойного. Потом она, шатаясь, вышла. Мне было жаль бедную женщину».
Свято место пусто не бывает
На следующий день после погребения Александра II был обнародовал «манифест» об основных принципах внутренней и внешней политики нового императора. Стало ясно, что периоду реформ пришел конец. С либерализмом и либеральными разглагольствованиями было покончено. Самодержцу требовались профессионалы-прагматики, и первым среди них был Председатель Комитета министров 60-летний Михаил Христофорович Рейтерн. Его отцом был кавалерийский генерал, участник Отечественной войны 1812 года. Отец умер, когда Михаилу шел 13-й год. На руках у вдовы осталось 14 детей. Благодаря родству с В. А. Жуковским, мальчик был принят в Царскосельский лицей и окончил его с серебряной медалью. Начав службу по министерству финансов, он перешел затем в министерство юстиции, после чего стал чиновником для особых поручений при великом князе Константине Николаевиче, вместе с которым сразу после Крымской войны начал проводить реформу военно-морского флота России. Этот этап его деятельности был сопряжен с длительными командировками за границу. Он побывал в Пруссии, Франции, Англии и США. Возвратившись в Россию в 1858 году, Рейтерн стал статс-секретарем и управляющим делами Комитета железных дорог, председателем которого был канцлер К. В. Нессельроде.
Впоследствии он стал одним из столпов администрации Александра II (входил в различные комитеты, комиссии и ведомства по подготовке реформ), а 6 декабря 1862 года был назначен министром финансов, реорганизовав министерство за время своего руководства по самым высоким мировым стандартам. Рейтерн считал, что благосостояние государства зиждется на богатстве народа и увеличении его производительных сил. Когда начались приготовления к войне с Турцией, он заявил себя решительным ее противником, полагая, что все достигнутое реформами погибнет из-за того, что России не на что будет вести эту войну. А если она все же случится, то дефицит бюджета растянется не менее чем на 20 лет. Когда война началась, Рейтерн подал в отставку, но Александр II попросил его остаться на своем посту хотя бы до ее окончания. Чувство гражданского долга взяло в Рейтерне верх, и он остался. Однако, как только война кончилась, Михаил Христофорович вышел в отставку, хотя продолжал входить в Государственный совет и разные другие административные структуры. Рейтерн вошел в историю как отец российских железных дорог, выдающийся организатор банковского и кредитного дела, добившийся того, что к 1874 году у России был бездефицитный бюджет.
Александр III снова призвал его на службу государству и 4 октября 1881 года возвел в должность Председателя Комитета министров. Рейтерн с согласия царя составил Комитет из неординарных людей, которые в своей деятельности часто были далеки от двора и бюрократии. Впоследствии это правительство очень умный и прекрасно образованный человек великий князь Александр Михайлович охарактеризовал так: «Князь Хилков, назначенный министром путей сообщения, провел свою полную приключений молодость в Соединенных Штатах, работая в качестве простого рабочего на рудниках Пенсильвании. Профессор Вышнеградский – министр финансов – пользовался широкой известностью за свои оригинальные экономические теории. Ему удалось привести в блестящее состояние финансы империи и немало содействовать повышению промышленности страны. Заслуженный герой русско-турецкой войны генерал Ванновский был назначен военным министром. Адмирал Шестаков, высланный Александром II за границу за беспощадную критику нашего военного флота, был вызван в Петербург и назначен морским министром. Новый министр внутренних дел граф Толстой был первым русским администратором, сознававшим, что забота о благосостоянии сельского населения России должна быть первой задачей государственной власти.
Сергей Юльевич Витте, бывший чиновником управления Юго-Западных железных дорог, обязан был своей головокружительной карьерой дальнозоркости императора Александра III, который, назначив его товарищем министра, сразу же признал его талант.
Назначение Гирса, тонко воспитанного, но лишенного всякой инициативы человека, на пост министра иностранных дел вызвало немалое удивление как в России, так и за границей. Но Александр III только усмехался. Охотнее всего он предпочел бы быть самолично русским министром иностранных дел, но так как он нуждался в подставном лице, то выбор его пал на послушного чиновника, который должен был следовать намеченному им, монархом, пути, смягчая резкие выражения русского царя изысканным стилем дипломатических нот. Последующие годы показали и несомненный ум Гирса. Ни один международный властитель дум и сердец, ни один кумир европейских столиц не мог смутить Гирса в его точном исполнении приказаний императора».
Созданием нового Комитета министров Александр III начал дело перевода России с пути реформ на путь контрреформ. Правда, первые законодательные акты по проведению нового курса появились через год, но общество почувствовало перемену политики сразу же.
Обеспечивая свою собственную безопасность и безопасность своей семьи, Александр III переехал в Гатчину и оставался там около двух лет, пока не было покончено с «Народной волей». Переселение в Гатчину избавляло императора и от нелюбимого им дворцового церемониала, и от пустых бесед с многочисленными родственниками, что позволяло царю все время проводить за работой, в чем он был подобен своему деду – Николаю I.
Впоследствии он стал одним из столпов администрации Александра II (входил в различные комитеты, комиссии и ведомства по подготовке реформ), а 6 декабря 1862 года был назначен министром финансов, реорганизовав министерство за время своего руководства по самым высоким мировым стандартам. Рейтерн считал, что благосостояние государства зиждется на богатстве народа и увеличении его производительных сил. Когда начались приготовления к войне с Турцией, он заявил себя решительным ее противником, полагая, что все достигнутое реформами погибнет из-за того, что России не на что будет вести эту войну. А если она все же случится, то дефицит бюджета растянется не менее чем на 20 лет. Когда война началась, Рейтерн подал в отставку, но Александр II попросил его остаться на своем посту хотя бы до ее окончания. Чувство гражданского долга взяло в Рейтерне верх, и он остался. Однако, как только война кончилась, Михаил Христофорович вышел в отставку, хотя продолжал входить в Государственный совет и разные другие административные структуры. Рейтерн вошел в историю как отец российских железных дорог, выдающийся организатор банковского и кредитного дела, добившийся того, что к 1874 году у России был бездефицитный бюджет.
Александр III снова призвал его на службу государству и 4 октября 1881 года возвел в должность Председателя Комитета министров. Рейтерн с согласия царя составил Комитет из неординарных людей, которые в своей деятельности часто были далеки от двора и бюрократии. Впоследствии это правительство очень умный и прекрасно образованный человек великий князь Александр Михайлович охарактеризовал так: «Князь Хилков, назначенный министром путей сообщения, провел свою полную приключений молодость в Соединенных Штатах, работая в качестве простого рабочего на рудниках Пенсильвании. Профессор Вышнеградский – министр финансов – пользовался широкой известностью за свои оригинальные экономические теории. Ему удалось привести в блестящее состояние финансы империи и немало содействовать повышению промышленности страны. Заслуженный герой русско-турецкой войны генерал Ванновский был назначен военным министром. Адмирал Шестаков, высланный Александром II за границу за беспощадную критику нашего военного флота, был вызван в Петербург и назначен морским министром. Новый министр внутренних дел граф Толстой был первым русским администратором, сознававшим, что забота о благосостоянии сельского населения России должна быть первой задачей государственной власти.
Сергей Юльевич Витте, бывший чиновником управления Юго-Западных железных дорог, обязан был своей головокружительной карьерой дальнозоркости императора Александра III, который, назначив его товарищем министра, сразу же признал его талант.
Назначение Гирса, тонко воспитанного, но лишенного всякой инициативы человека, на пост министра иностранных дел вызвало немалое удивление как в России, так и за границей. Но Александр III только усмехался. Охотнее всего он предпочел бы быть самолично русским министром иностранных дел, но так как он нуждался в подставном лице, то выбор его пал на послушного чиновника, который должен был следовать намеченному им, монархом, пути, смягчая резкие выражения русского царя изысканным стилем дипломатических нот. Последующие годы показали и несомненный ум Гирса. Ни один международный властитель дум и сердец, ни один кумир европейских столиц не мог смутить Гирса в его точном исполнении приказаний императора».
Созданием нового Комитета министров Александр III начал дело перевода России с пути реформ на путь контрреформ. Правда, первые законодательные акты по проведению нового курса появились через год, но общество почувствовало перемену политики сразу же.
Обеспечивая свою собственную безопасность и безопасность своей семьи, Александр III переехал в Гатчину и оставался там около двух лет, пока не было покончено с «Народной волей». Переселение в Гатчину избавляло императора и от нелюбимого им дворцового церемониала, и от пустых бесед с многочисленными родственниками, что позволяло царю все время проводить за работой, в чем он был подобен своему деду – Николаю I.
Казнь народовольцев
Во время этих событий готовился и суд над террористами. Вслед за Желябовым и Рысаковым арестовали Гесю Гельфман, Тимофея Михайлова, Кибальчича и, наконец, Перовскую. Кроме них отыскали и схватили еще многих, кто знал о готовившемся покушении, готовил его, но не принимал в нем непосредственного участия. Все русское общество было взбудоражено предстоящим процессом, и судьба арестованных убийц волновала тысячи граждан России. Среди них были два ее гения – писатель Лев Толстой и философ Владимир Соловьев.
Толстой, промучившись много дней от мысли, что из-за его бездеятельности могут погибнуть несколько человек, вдруг увидел сон, в котором он сам был палачом и держал петлю, собираясь вешать осужденных. Очнувшись от ужасного сна, он тут же сел к столу и начал: «Я, ничтожный, не призванный и слабый человек, пишу русскому императору и советую ему, что ему делать в самых сложных трудных обстоятельствах, которые когда-либо бывали...». Исписав много листов, в конце концов давал совет простить их, исходя из идеала любви, прощения и воздаяния добром за зло. Он передал это письмо своему старому корреспонденту философу и критику Н. Н. Страхову (давнему противнику Чернышевского, Салтыкова-Щедрина, Некрасова и прочих нигилистов и социалистов, близкому другу Достоевского), чтобы оно было вручено обер-прокурору Синода Победоносцеву, а тот, в свою очередь, положил бы его на стол своему воспитаннику, коему оно и предназначалось.
Технический расчет Толстого был правилен, но стратегический – совершенно неверен. Победоносцев, получив и прочитав письмо, отказался передавать его царю, потому что буквально накануне сам вступил в переписку с Александром, заняв совершенно противоположную позицию. Победоносцев писал: «Если будут Вам петь прежние сирены о том, что надо успокоиться, надо продолжать в прежнем направлении, – о, ради Бога, не верьте... Злодеи, погубившие родителя Вашего, не удовлетворятся никакой уступкой и только рассвирепеют. Их можно унять, злое семя вырвать только борьбой с ними не на живот, а на смерть – железом и кровью».
28 марта, когда уже шел суд, с призывом помиловать убийц обратился великий русский философ Владимир Соловьев. Он сделал это открыто, во время публичной лекции, попросив царя простить безоружных, и Александру тотчас же о том сообщили. Испугавшись, что призыв Соловьева хоть немного повлияет на царя, Победоносцев тут же написал ему новое письмо: «Уже распространяется между русскими людьми страх, что могут представить Вашему величеству извращенные мысли и убедить Вас в помиловании преступников. Может ли это случиться? Нет, нет, и тысячу раз нет – этого быть не может, чтобы Вы перед лицом всего народа русского в такую минуту простили убийц отца Вашего, русского государя, за кровь которого вся земля (кроме немногих, ослабевших умом и сердцем) требует лишения и громко ропщет, что оно замедляется». Император Александр, прочитав письмо, подписал вверху: «Будьте покойны, с подобными предложениями ко мне не посмеет прийти никто, и что все шестеро будут повешены, за что я ручаюсь».
К смертной казни приговорили все же пятерых – Желябова, Перовскую, Михайлова, Кибальчича и Рысакова. Гесю Гельфман оставили в живых, так как она была беременна; приведение приговора отложили до рождения ребенка.
Их повезли на казнь ранним утром 3 апреля. С высоких позорных черных колесниц они увидели запруженный народом огромный Семеновский плац, высокий черный эшафот и 5 виселиц. Кругом стояли войска, гремели барабаны, и хотя Михайлов что-то кричал, ничего слышно не было. Под виселицами, переминаясь с ноги на ногу, стоял единственный в России палач – Иван Фролов, казнивший впоследствии чуть ли не всех приговоренных к повешению. На всех преступников надели саваны и первым вздернули Кибальчича. Потом наступил черед Михайлова, который дважды сорвался с перекладины и был повешен только с третьего раза. После Михайлова наступила пауза – палач и его помощники стали осматривать веревки, усиливать их прочность, крепить узлы, а трое приговоренных ждали, когда наступит их очередь.
Софья Перовская была первой женщиной в России, казненной по политическим мотивам, а вся экзекуция 3 апреля была последней публичной казнью. Законом от 26 мая 1881 года предписывалось совершать казни скрытно, преимущественно в тюрьмах, но и этот закон потом неоднократно нарушался, обрастая дополнениями, поправками и особыми, им не предусмотренными обстоятельствами.
Толстой, промучившись много дней от мысли, что из-за его бездеятельности могут погибнуть несколько человек, вдруг увидел сон, в котором он сам был палачом и держал петлю, собираясь вешать осужденных. Очнувшись от ужасного сна, он тут же сел к столу и начал: «Я, ничтожный, не призванный и слабый человек, пишу русскому императору и советую ему, что ему делать в самых сложных трудных обстоятельствах, которые когда-либо бывали...». Исписав много листов, в конце концов давал совет простить их, исходя из идеала любви, прощения и воздаяния добром за зло. Он передал это письмо своему старому корреспонденту философу и критику Н. Н. Страхову (давнему противнику Чернышевского, Салтыкова-Щедрина, Некрасова и прочих нигилистов и социалистов, близкому другу Достоевского), чтобы оно было вручено обер-прокурору Синода Победоносцеву, а тот, в свою очередь, положил бы его на стол своему воспитаннику, коему оно и предназначалось.
Технический расчет Толстого был правилен, но стратегический – совершенно неверен. Победоносцев, получив и прочитав письмо, отказался передавать его царю, потому что буквально накануне сам вступил в переписку с Александром, заняв совершенно противоположную позицию. Победоносцев писал: «Если будут Вам петь прежние сирены о том, что надо успокоиться, надо продолжать в прежнем направлении, – о, ради Бога, не верьте... Злодеи, погубившие родителя Вашего, не удовлетворятся никакой уступкой и только рассвирепеют. Их можно унять, злое семя вырвать только борьбой с ними не на живот, а на смерть – железом и кровью».
28 марта, когда уже шел суд, с призывом помиловать убийц обратился великий русский философ Владимир Соловьев. Он сделал это открыто, во время публичной лекции, попросив царя простить безоружных, и Александру тотчас же о том сообщили. Испугавшись, что призыв Соловьева хоть немного повлияет на царя, Победоносцев тут же написал ему новое письмо: «Уже распространяется между русскими людьми страх, что могут представить Вашему величеству извращенные мысли и убедить Вас в помиловании преступников. Может ли это случиться? Нет, нет, и тысячу раз нет – этого быть не может, чтобы Вы перед лицом всего народа русского в такую минуту простили убийц отца Вашего, русского государя, за кровь которого вся земля (кроме немногих, ослабевших умом и сердцем) требует лишения и громко ропщет, что оно замедляется». Император Александр, прочитав письмо, подписал вверху: «Будьте покойны, с подобными предложениями ко мне не посмеет прийти никто, и что все шестеро будут повешены, за что я ручаюсь».
К смертной казни приговорили все же пятерых – Желябова, Перовскую, Михайлова, Кибальчича и Рысакова. Гесю Гельфман оставили в живых, так как она была беременна; приведение приговора отложили до рождения ребенка.
Их повезли на казнь ранним утром 3 апреля. С высоких позорных черных колесниц они увидели запруженный народом огромный Семеновский плац, высокий черный эшафот и 5 виселиц. Кругом стояли войска, гремели барабаны, и хотя Михайлов что-то кричал, ничего слышно не было. Под виселицами, переминаясь с ноги на ногу, стоял единственный в России палач – Иван Фролов, казнивший впоследствии чуть ли не всех приговоренных к повешению. На всех преступников надели саваны и первым вздернули Кибальчича. Потом наступил черед Михайлова, который дважды сорвался с перекладины и был повешен только с третьего раза. После Михайлова наступила пауза – палач и его помощники стали осматривать веревки, усиливать их прочность, крепить узлы, а трое приговоренных ждали, когда наступит их очередь.
Софья Перовская была первой женщиной в России, казненной по политическим мотивам, а вся экзекуция 3 апреля была последней публичной казнью. Законом от 26 мая 1881 года предписывалось совершать казни скрытно, преимущественно в тюрьмах, но и этот закон потом неоднократно нарушался, обрастая дополнениями, поправками и особыми, им не предусмотренными обстоятельствами.
«Священная дружина»
Казнь Желябова и его сообщников не означала, что террористы разгромлены. Они оставались в подполье и готовились к продолжению борьбы. Однако к борьбе готовились и их противники – сторонники самодержавия. К лету 1881 года в монархических слоях общества возникло новое для России движение. Изверившись в возможностях жандармов и полиции до конца уничтожить радикалов и террористов, группа энтузиастов-добровольцев из числа наиболее последовательных монархистов (преимущественно офицеров гвардии и аристократов) создала тайную, глубоко законспирированную антиреволюционную организацию «Священная дружина».
Активный народоволец Н. А. Тихомиров, глубоко и искренне разуверившийся в терроре и ушедший из политической жизни, писал в 1894 году: «Полиция еще до графа Лорис-Меликова, заявившая себя крайне неудовлетворительно, была при нем окончательно скомпрометирована в общественном мнении.
Патриотическое чувство, глубоко пораженное злодейством 1 марта, возбудило мысль общественной охраны государя императора. Государь ввиду общего разочарования в полиции не счел нужным пресекать это выражение заботливости преданных ему верноподданных».
К октябрю 1881 года «Священная дружина» как всероссийская организация приняла следующее устройство: во главе ее стоял Совет первых старших членов, деятельностью же управлял Центральный комитет. Исполнительными органами были Организационный комитет и Исполнительный комитет. Во многих городах России были созданы филиалы «Священной дружины». Особенно крупными (кроме Петербурга и Москвы) они были в Нижнем Новгороде, Харькове, Киеве и Земле Войска Донского. Общее число всех членов тайного общества превышало 15 000 человек. Наибольшее число добровольцев было в составе «Добровольней охраны» и «Добровольной железнодорожной охраны», которые оберегали царя, его приближенных и его семью при переездах с места на место и при остановках на любое время.
В «Добровольной железнодорожной охране» вскоре обратил на себя внимание молодой начальник службы эксплуатации Юго-Западной железной дороги Сергей Юльевич Витте – будущий министр, выдающийся государственный деятель. Он был одним из первых, кому пришла идея создать «Священную дружину». ЦК возглавлял генерал-адъютант граф И. И. Воронцов-Дашков, Исполнительный комитет – генерал-адъютант И. Н. Дурново, Организационный комитет – генерал-адъютант Н. В. Левашов. Во главе Петербургского совета «Добровольной охраны» стоял генерал-адъютант П. П. Шувалов, Московскую местную организацию возглавлял генерал-адъютант князь В. А. Долгоруков. Из дошедшего до нас списка членов «Священной дружины» известно, что из 709 человек 326 были офицерами, 245 – отслужившими казаками, 115 – землевладельцами-домовладельцами. А вот священников и крестьян было всего по одному. Во главе же всей организации, как предполагают, стояли Н. П. Игнатьев, М. Н. Островский и К. П. Победоносцев.
Граф Николай Павлович Игнатьев – выпускник Пажеского корпуса, офицер лейб-гвардии гусарского полка, военный атташе в Лондоне и Париже – в 27 лет стал генералом и послом в Китае, а в 1860 году и генерал-адъютантом Александра II. В 1864 году он был послом в Константинополе, заявив себя решительным сторонником активной политики России на Балканах и в Болгарии. Возвратившись в Россию после победы в русско-турецкой войне и заключения Сан-Стефанского договора, Берлинский трактат он воспринял, как национальное унижение и позор России и в мае 1878 года вышел в отставку. После 1 марта 1881 года он стал министром государственных имуществ, а с мая 1881 по май 1882 года – министром внутренних дел. Именно в это время и существовала «Священная дружина». Покинув пост министра государственных имуществ, Игнатьев передал его Михаилу Николаевичу Островскому – младшему брату драматурга А. Н. Островского. М. Н. Островский занимал министерский пост до 1893 года, когда получил новое повышение, став председателем департамента законов Государственного совета.
«Священная дружина», помимо надежной охраны царя, должна была с помощью своих агентов разрушить остатки «Народной воли», проникнув в ее ряды, а против ее руководителей применить их же собственные методы – террор и убийство – как в России, так и за границей.
Активный народоволец Н. А. Тихомиров, глубоко и искренне разуверившийся в терроре и ушедший из политической жизни, писал в 1894 году: «Полиция еще до графа Лорис-Меликова, заявившая себя крайне неудовлетворительно, была при нем окончательно скомпрометирована в общественном мнении.
Патриотическое чувство, глубоко пораженное злодейством 1 марта, возбудило мысль общественной охраны государя императора. Государь ввиду общего разочарования в полиции не счел нужным пресекать это выражение заботливости преданных ему верноподданных».
К октябрю 1881 года «Священная дружина» как всероссийская организация приняла следующее устройство: во главе ее стоял Совет первых старших членов, деятельностью же управлял Центральный комитет. Исполнительными органами были Организационный комитет и Исполнительный комитет. Во многих городах России были созданы филиалы «Священной дружины». Особенно крупными (кроме Петербурга и Москвы) они были в Нижнем Новгороде, Харькове, Киеве и Земле Войска Донского. Общее число всех членов тайного общества превышало 15 000 человек. Наибольшее число добровольцев было в составе «Добровольней охраны» и «Добровольной железнодорожной охраны», которые оберегали царя, его приближенных и его семью при переездах с места на место и при остановках на любое время.
В «Добровольной железнодорожной охране» вскоре обратил на себя внимание молодой начальник службы эксплуатации Юго-Западной железной дороги Сергей Юльевич Витте – будущий министр, выдающийся государственный деятель. Он был одним из первых, кому пришла идея создать «Священную дружину». ЦК возглавлял генерал-адъютант граф И. И. Воронцов-Дашков, Исполнительный комитет – генерал-адъютант И. Н. Дурново, Организационный комитет – генерал-адъютант Н. В. Левашов. Во главе Петербургского совета «Добровольной охраны» стоял генерал-адъютант П. П. Шувалов, Московскую местную организацию возглавлял генерал-адъютант князь В. А. Долгоруков. Из дошедшего до нас списка членов «Священной дружины» известно, что из 709 человек 326 были офицерами, 245 – отслужившими казаками, 115 – землевладельцами-домовладельцами. А вот священников и крестьян было всего по одному. Во главе же всей организации, как предполагают, стояли Н. П. Игнатьев, М. Н. Островский и К. П. Победоносцев.
Граф Николай Павлович Игнатьев – выпускник Пажеского корпуса, офицер лейб-гвардии гусарского полка, военный атташе в Лондоне и Париже – в 27 лет стал генералом и послом в Китае, а в 1860 году и генерал-адъютантом Александра II. В 1864 году он был послом в Константинополе, заявив себя решительным сторонником активной политики России на Балканах и в Болгарии. Возвратившись в Россию после победы в русско-турецкой войне и заключения Сан-Стефанского договора, Берлинский трактат он воспринял, как национальное унижение и позор России и в мае 1878 года вышел в отставку. После 1 марта 1881 года он стал министром государственных имуществ, а с мая 1881 по май 1882 года – министром внутренних дел. Именно в это время и существовала «Священная дружина». Покинув пост министра государственных имуществ, Игнатьев передал его Михаилу Николаевичу Островскому – младшему брату драматурга А. Н. Островского. М. Н. Островский занимал министерский пост до 1893 года, когда получил новое повышение, став председателем департамента законов Государственного совета.
«Священная дружина», помимо надежной охраны царя, должна была с помощью своих агентов разрушить остатки «Народной воли», проникнув в ее ряды, а против ее руководителей применить их же собственные методы – террор и убийство – как в России, так и за границей.
Гибель «Народной воли»
Однако этим планам не дано было осуществиться, так как к началу 1883 года «Народная воля» практически прекратила существование. Она погибла под натиском превосходящих сил жандармерии и полиции, к тому же изнутри ее взор-вали собственные провокаторы и перебежчики. Прежде всего это И. Ф. Окладский и особенно С. П. Дегаев – бывший офицер, ставший осенью 1882 года членом Исполнительного комитета «Народной воли» и тогда же завербованный жандармами. После 1 марта 1881 года Исполнительный комитет был полностью арестован. На свободе из его членов оставалась лишь Вера Фигнер. Она пыталась воссоздать партию, но ее попытки оказались безрезультатными. По доносу Дегаева ее арестовали, приговорили к смертной казни, но царь заменил казнь пожизненным заключением.
В 1884–1889 годах «Народную волю» попытались возвратить к жизни Герман Лопатин, Владимир Тан-Богораз и Александр Ульянов, но для них самих и немногочисленных последователей эти попытки закончились бегством за границу, каторгой или казнью.
В 1884–1889 годах «Народную волю» попытались возвратить к жизни Герман Лопатин, Владимир Тан-Богораз и Александр Ульянов, но для них самих и немногочисленных последователей эти попытки закончились бегством за границу, каторгой или казнью.
ЦАРЬ – ЧЕЛОВЕК И САМОДЕРЖЕЦ
Каким был новый император
В момент вступления на престол Александру III шел 37-й год. Когда он после смерти старшего брата стал наследником престола, его занятия и вся жизнь сильно изменились. С 1865 года, его целенаправленно готовили к предстоящей миссии – стать самодержцем, сосредоточив в собственных руках все нити управления великой империей. Воспитанием Александра главным образом занимались три человека – профессор-правовед Московского университета Победоносцев, его коллега профессор-экономист Чивилев и главный воспитатель, названный «попечителем», генерал-адъютант граф Перовский. Цесаревич прослушал курсы политических наук и правоведения в объеме университета, что позволило ему не выглядеть одиозно в должности канцлера Гельсингфорсского университета.
Хорошая военная подготовка, соответствовавшая программе Академии Генерального штаба, делала Александра профессионалом, когда он занимал различные армейские должности – от командира полка до атамана казачьих войск и командующего Петербургским военным округом. Ему довелось участвовать в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов, что придавало новому императору заслуженный авторитет боевого генерала. В исторической литературе, публицистике и беллетристике широко бытует мнение, что Александр III был не более чем солдафон, невежа и обскурант. Такого рода характеристики исходили от тех редких интеллектуалов-прогрессистов, которые оказались в ближайшем окружении императора и встречали противодействие своим собственным концепциям и взглядам, считая их единственно верными и возможными для развития России. С. Ю. Витте, хорошо знавший Александра III, отзывался о нем так: «Император Александр III был совершенно обыденного ума, пожалуй, можно сказать, ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования, по наружности походил на большого русского мужика из центральных губерний, к нему больше всего подошел бы костюм: полушубок, поддевка и лапти, и тем не менее он своей наружностью, в которой отражался его громадный характер, прекрасное сердце, благодушие, справедливость и вместе с тем твердость, несомненно, импонировал и если бы не знали, что он император и он бы вошел в комнату в каком угодно костюме, – несомненно все бы обратили на него внимание. Фигура императора была очень импозантна: он не был красив, по манерам был, скорее, более или менее медвежатый. Он был очень большого роста, причем, при всей своей комплекции он не был особенно силен и мускулист, а скорее был несколько толст и жирен». В этой характеристике не все справедливо. О полученном императором образовании нельзя сказать «ниже среднего», а что касается того, что «он не был особенно силен», то это уже совершеннейшая ложь: Александр пальцами гнул монету и легко ломал подковы. Это был настоящий русский богатырь, который, хорошо зная свои качества, не только не скрывал их, но при случае, бывало, и проявлял. При всем этом он был глубоко русским человеком, у которого любовь ко всему отечественному – в изначальном смысле слова, от «отцов» и «отчизны», – переходила весьма нередко в матерый национализм.
Хорошая военная подготовка, соответствовавшая программе Академии Генерального штаба, делала Александра профессионалом, когда он занимал различные армейские должности – от командира полка до атамана казачьих войск и командующего Петербургским военным округом. Ему довелось участвовать в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов, что придавало новому императору заслуженный авторитет боевого генерала. В исторической литературе, публицистике и беллетристике широко бытует мнение, что Александр III был не более чем солдафон, невежа и обскурант. Такого рода характеристики исходили от тех редких интеллектуалов-прогрессистов, которые оказались в ближайшем окружении императора и встречали противодействие своим собственным концепциям и взглядам, считая их единственно верными и возможными для развития России. С. Ю. Витте, хорошо знавший Александра III, отзывался о нем так: «Император Александр III был совершенно обыденного ума, пожалуй, можно сказать, ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования, по наружности походил на большого русского мужика из центральных губерний, к нему больше всего подошел бы костюм: полушубок, поддевка и лапти, и тем не менее он своей наружностью, в которой отражался его громадный характер, прекрасное сердце, благодушие, справедливость и вместе с тем твердость, несомненно, импонировал и если бы не знали, что он император и он бы вошел в комнату в каком угодно костюме, – несомненно все бы обратили на него внимание. Фигура императора была очень импозантна: он не был красив, по манерам был, скорее, более или менее медвежатый. Он был очень большого роста, причем, при всей своей комплекции он не был особенно силен и мускулист, а скорее был несколько толст и жирен». В этой характеристике не все справедливо. О полученном императором образовании нельзя сказать «ниже среднего», а что касается того, что «он не был особенно силен», то это уже совершеннейшая ложь: Александр пальцами гнул монету и легко ломал подковы. Это был настоящий русский богатырь, который, хорошо зная свои качества, не только не скрывал их, но при случае, бывало, и проявлял. При всем этом он был глубоко русским человеком, у которого любовь ко всему отечественному – в изначальном смысле слова, от «отцов» и «отчизны», – переходила весьма нередко в матерый национализм.