Страница:
— Расскажите мне еще об этих юрейских женщинах, сэр, — пробормотал он.
Прежде чем я успел ответить, Йонг исчез. Другой хиллмен, находящийся у конца его веревки, привязал к ней свою и начал спускаться. За ним последовал один из моих уланов, Варваро, — опытный скалолаз родом с восточного горного хребта. Едва его голова исчезла за каменным карнизом, как веревка Йонга ослабла, а затем дернулась два раза: сигнал, сообщавший о том, что хиллмен достиг безопасного места.
Мы по одному перелезли через карниз и спустились на крошечное плато. Его вряд ли можно было назвать безопасным, поскольку крутизна склона здесь достигала сорока пяти градусов. Но быстрый горный ручей, не поддававшийся зимним холодам, пробил в скалах расщелину, которая в тот момент показалась мне роскошной лестницей, ведущей к дороге внизу.
Мы обмотали сапоги тряпьем, чтобы производить меньше шума при спуске. Это отнюдь не облегчало поиск надежной опоры под ногами, однако мы сумели спуститься на ровное место, ни разу не упав и не подняв тревогу в стане противника. Мы находились именно там, где я и рассчитывал, — на дальнем северном краю долины. Держа оружие наготове, мы медленно двинулись вперед.
Вскоре мы почуяли запах дыма и услышали треск горящих поленьев. Затем за снежной пеленой возникли смутные силуэты хиллменов. Это и была «пробка», запечатывавшая северный выход из долины. Всего я насчитал шестнадцать человек.
Мы приближались, растянувшись в линию. Я выждал момент, затем тявкнул, подражая шакалу, и мы одновременно обрушились на них.
Мы напали на бандитов, прежде чем они сумели что-то понять, а потом было уже слишком поздно. Они в панике хватались за оружие, но острая сталь впивалась в их тела. Через несколько секунд все было кончено. Не тратя времени, мои люди переходили от одного тела к другому, удостоверяясь, что выживших не осталось. Меньше всего мы нуждались в измене с нашеготыла, а наше милосердие умерло еще в начале жестокого пути из Сайаны.
Держась в стороне от дороги, мы направились на юг через долину, пробираясь от укрытия к укрытию, внимательно осматривая каждый овраг, каждый распадок, прежде чем пройти мимо.
Как и ожидалось, мы вышли на вторую засаду неподалеку от южного входа в долину. Хиллмены и их лошади нашли укрытие от пронизывающего ветра в устье узкого каньона. Глубина каньона не превышала пятнадцати футов, но этого было достаточно для маскировки. Имея богатый опыт нападений из засады, они никогда не стали бы занимать открытые позиции раньше срока, а их дозорные, расположенные дальше к югу, еще не дали сигнала о приближении каравана. Очевидно, заклятье Тенедоса работало, поскольку их джаки, если они там были, не ощутили нашего присутствия.
Мы выползли на скалу над ними. Наложив стрелы и натянув тетивы, мы одновременно поднялись и выстрелили вниз, в самую гущу противника. Послышалось несколько криков и даже мольбы о пощаде, на которые никто не ответил. Когда последний горец свалился со стрелой в горле и снег щедро окрасился кровью, мы спустились в каньон с мечами наголо. Во время стрельбы мы старались не попадать в их лошадей — нам были необходимы вьючные животные.
Когда мы двинулись дальше, лошади оставались единственными живыми существами, выжившими после нашей атаки.
Хиллмены поставили трех дозорных у южного входа в долину. Двоих мы убили бесшумно, но третий почуял неладное и убежал в клубящуюся снежную тьму, прежде чем мы успели остановить его.
Йонг выругался.
— Если бы мы убили всех до одного, то совершили бы великое дело, — сказал он. — Это было бы настоящей легендой, которой суждена долгая жизнь в горах.
— Она проживет дольше, если будет кому рассказывать ее, — заметил Карьян. Йонг утвердительно хмыкнул.
Мы тяжело дышали и с ног до головы были забрызганы вражеской кровью, но не чувствовали усталости, возвращаясь на трофейных лошадях к ожидавшим товарищам. Весть о нашем успехе передалась по колонне, и я услышал крики радости. Не всегда же нам быть беспомощными жертвами!
Мы вошли в долину, остановились у каньона на время, достаточное для того, чтобы забрать остальных лошадей и избавить трупы от теплой одежды, а затем двинулись дальше. Нужно было как можно быстрее покинуть это место.
Наконец, незадолго до наступления темноты, ущелье снова стало расширяться, и мы нашли большую площадку, где можно было поставить кольцо из повозок.
Я сидел, прислонившись к колесу повозки, рядом со стреноженным Луканом и точил кинжал. От меня дурно пахло, зато я почти согрелся, накинув на плечи вонючую куртку из овчины, снятую с трупа горного бандита.
Снегопад почти прекратился. Я поднял голову и увидел маленькую Эллори, протягивавшую мне чашку с дымящимся напитком. Я выпил глоток горячего чая и почувствовал, как тепло распространяется по всему телу. Эллори опустилась рядом со мной.
— Я много думала, Дамастес.
— О чем же?
— Ты сказал, что мы будем партнерами.
— Да, конечно.
— Если мы партнеры, и если я хочу открыть гостиницу, то это значит, что ты поможешь мне?
— Неплохая идея, — сказал я. — Но я солдат, поэтому мне придется проводить много времени в походах.
— Ничего страшного. Моя мама... — голос девочки на мгновение прервался, затем она овладела собой, — мама говорила, что мужчине не следует подолгу оставаться рядом с кухней, иначе он начнет слишком много о себе думать.
— Наверное, твоя мама была права.
— Может быть, Жакоба присоединится к нам, — продолжала девочка. — Я знаю, ты ей нравишься. А она тебе нравится?
— Э-ээ... думаю, да. Да, нравится.
— Она нравится тебе больше, чем я?
Я осторожно подбирал слова.
— Вы обе мне нравитесь... но по-разному, понимаешь?
— М-мм... А когда я вырасту, ты будешь любить нас обеих одинаково?
Я не стал отвечать на этот вопрос, предпочитая сменить тему.
— Ты не знаешь, есть ли у тебя родственники, с которыми ты могла бы пожить, пока не станешь достаточно взрослой и самостоятельной, чтобы открыть нашу гостиницу?
— Не думаю, — в ее голосе звучала тоска. — Я не знаю, куда мне идти.
— Зато я знаю, — неожиданно сказал я. — Я знаю место, где никогда не бывает холодно.
— Никогда-никогда? — удивленно спросила Эллори.
— Честное слово. Там тепло и зелено, а вокруг есть много разных животных, с которыми можно играть.
Я начал рассказывать ей о поместье моих родителей. Если у девочки не осталось родственников, они могут взять ее к себе — там более чем достаточно женщин, которые будут рады позаботиться о ней. Эллори слушала внимательно, с широко распахнутыми глазами. Когда иссякли похвалы, расточаемые мною в адрес Симабу, мы немного посидели в молчании.
— Может быть, я заведу себе котенка, — наконец сказала она. — У меня был один... там, но он убежал.
— У тебя будет хоть десять котят, если захочешь, — пообещал я.
— Вот здорово! — Эллори встала, затем быстро наклонилась и поцеловала меня в щеку.
— Фу! — воскликнула она. — От тебя ужасно пахнет!
Она рассмеялась и убежала в темноту.
Еще два дня мы плелись вперед, не подвергаясь новым нападениям, но люди по-прежнему умирали от холода. Пурга возобновилась едва ли не с удвоенной яростью. Мы тупо брели вперед, заставляя себя переставлять ноги, поскольку ничего иного не оставалось.
Затем, когда до конца Сулемского ущелья оставалось идти менее одного дня, Тенедос подошел ко мне.
— Заклинание уничтожено, — сообщил он. — Я чувствую, что его больше нет.
— Тхак?
— Не знаю. Я не пробовал выяснять — если это в самом деле кристаллический демон, то он почует нас и узнает, где мы находимся.
Я решил, что на следующей остановке, через два часа хода отсюда, мы перестроимся в правильный походный порядок, прежде чем возобновить движение. Если наш магический щит уничтожен, то даже потратив лишних полдня, мы не сможем ухудшить свое положение. Сейчас мы были не более чем спотыкающимся стадом двуногих животных.
Но нам так и не представилось такой возможности.
Хиллмены атаковали нас через час. Мы почти наполовину втянулись в очередную долину Сулемского ущелья, когда произошло нападение. Лишь милостью Исы мы получили заблаговременное предупреждение: одна группа горцев, лежавших в засаде, не выдержала долгого ожидания и с воплями бросилась на нас.
Нам говорили, что хиллмены никогда не атакуют единым строем — они слишком независимы, и никто из предводителей даже самого маленького отряда не пожелает поступиться своим крошечным авторитетом даже ради богатой добычи. Но, как и все остальное в Спорных Землях, это правило иногда нарушалось: сейчас хиллмены атаковали строем, плотно сомкнув ряды.
У нас осталось лишь несколько кратких мгновений, чтобы перевести штатских на дальнюю сторону дороги и заставить их лечь.
Ощутив странный прилив энергии, я сорвал с себя вонючую овчину и головную повязку, делавшую меня похожим на шута, и приказал готовиться к бою.
Другие офицеры и сержанты тоже ощутили в себе скрытые силы. Жалкие остатки Куррамской Легкой Пехоты и эскадрона Пантеры 17-го Уланского полка построились для сражения, которое могло оказаться для нас последним.
— Поджидайте их! — грозно ревел Биканер за моей спиной. — Дайте им приблизиться, иначе я сорву шкуру с любого, кто впустую потратит копье!
Первая волна орущих горцев поднялась перед нами. Запели тетивы, и стрелы нашли свою цель, в изобилии собирая кровавую жатву. Хиллмены замешкались, приняли второй залп с близкого расстояния и отступили.
Следующая волна атаковала сразу же следом за первой. Многие также упали под нашими стрелами, но инерция движения была слишком велика.
Мы отбросили луки, выхватили мечи, и мир превратился в бурлящую массу крови и стали. Я подсек ноги одному хиллмену, парировал рубящий удар в голову, пронзил грудь того человека, который нанес его, развернулся, оттолкнул в сторону брошенное копье, почувствовал, как другое копье ударило в нагрудную пластину моих доспехов, рубанул по копейщику, не увидев результата, а затем ощутил жгучую боль, когда чей-то клинок взрезался мне в верхнюю часть бедра.
Внезапно вокруг не осталось ни одного врага. Горцы торопливо отступали, на ходу издавая свой улюлюкающий военный клич.
Я взглянул на свою рану. Она была неглубокой, но сильно кровоточила. Я осмотрелся вокруг в поисках какой-нибудь тряпки для перевязки, и рядом словно по волшебству вырос Карьян с полоской грязной ткани. Он перебинтовал мне ногу поверх штанины.
Вскоре последовала новая атака, но ее мы отбили стрелами. Горцы отодвинулись на безопасное расстояние, потрясенные тяжелыми потерями, и таким образом дали нам время посовещаться.
Мы едва ли находились в лучшей форме — дорога была усеяна трупами.
Тенедос стоял рядом со мной.
— Что я могу сделать? — спросил он.
— Дайте мне заклинание, которое... Нет. Магия потом. Идите к колонне и прикажите, чтобы все штатские выдвинулись вперед.
Тенедос хотел было задать вопрос, затем вспомнил армейские правила, плотно сжал губы и торопливо отошел.
Капитан Меллет подошел ко мне. Мы окинули взглядом каменистую долину. Даже за снежной пеленой было нетрудно увидеть, что там собралось много, очень много хиллменов.
— Что ж, — произнес Меллет. — Я убил десятерых, но, похоже, не всем выпадает такая удача. По моим расчетам, сейчас их от двадцати до тридцати человек на одного нашего. Вы не устали?
Я невольно улыбнулся. Меллет оглянулся, убедившись, что вокруг нет никого, кто мог бы нас услышать.
— Я не думаю, что у вас есть хоть что-то напоминающее план... верно, легат?
— Наилучшее, что я смог придумать, — это выдвинуть штатских вперед и пытаться заставить их идти быстрее, сдерживая тем временем хиллменов с тыла.
— Всю дорогу до Ренана?
— У вас есть лучшее соображение?
— Да, — Меллет вздохнул. — Но ненамного лучше. Проблема в том, что в моем плане присутствует нежелательный элемент, который называется смертью.
Он изложил свой план, не слишком отличавшийся от моего, но действительно дававший кое-какие шансы на спасение.
— Либо погибнут некоторые, либо все, — закончил он. — Скорее всего, мы все умрем, какое бы решение не приняли. Они почему-то пока не пользуются магией, но я знаю, что они натравят на нас своих проклятых джаков, когда начнут следующую атаку.
Колонна штатских пришла в движение. Спотыкаясь, они проходили мимо нас, некоторые плакали. Я увидел Жакобу вместе с Эллори и через силу улыбнулся им.
Потом я передал Тенедосу предложение капитана КЛП.
— Мне это не нравится, — заявил он.
— Это и не должно вам нравиться, господин полномочный посол, — официальным тоном ответил ему капитан Меллет. — Сейчас мы имеем дело с проблемой, которая всецело относится к нашей компетенции. Не хочу выказать неуважение, но если у вас в рукаве имеется парочка демонов, способных разогнать противника, то сейчас самое время вызвать их. Тогда я заткнусь и буду только улыбаться.
Тенедос печально посмотрел на него.
— Я могу предложить три заклинания, — сказал он. — Ни одно из них не в силах предотвратить кровопролития; одно может ослабить воздействие той магии, которое они собираются применить. Насколько я понимаю, до сих пор они не пользовались заклинаниями лишь из-за самонадеянности их командиров, рассчитывавших на победу с помощью стали и численного перевеса. Что касается других двух заклинаний... Пожалуй, мне лучше немедленно заняться их подготовкой.
Тенедос торопливо отошел в сторону. Через несколько минут он подготовил свои магические атрибуты. Первое заклинание относилось к области погоды: оно усиливало натиск снежной бури. Это звучит нелепо, но оно могло оказаться жизненно важным для нашего спасения.
Второе заклинание было направлено против джаков. Не знаю, что оно из себя представляло, и сработало ли оно.
А вот третье...
Капитан Меллет собрал своих людей на дороге. Мы выстроили лучников по флангам на тот случай, если хиллмены решат воспользоваться моментом и напасть на нас. Думаю, они ждали заката, чтобы использовать сгущающиеся сумерки в качестве щита для своей последней атаки. Но до сумерек оставалось еще три часа.
У меня разрывалось сердце при виде того, как жалкие остатки пехотной роты пытались встать по стойке смирно. В Ренане их было сто двадцать пять человек, теперь же осталось не более пятидесяти, и многие из них были ранены.
— Солдаты Куррамской Легкой Пехоты, — начал капитан Меллет. — Принося присягу, мы поклялись служить до самой смерти. Сегодня настал наш день.
Пришло время сделать последний подарок нашим соотечественникам — мужчинам и женщинам Нумантии, за которых мы поклялись умереть. Многие слышали поговорку: «Мы умираем, чтобы жили другие». Я не могу придумать лучшего напутствия, чтобы облегчить ваше возвращение к Колесу.
Я сделал выбор и остаюсь здесь, в этой долине. Те, кто желает быть верен своей клятве, могут присоединиться ко мне.
Уоррент-офицеры и двое выживших легатов первыми шагнули к своему капитану. За ними последовали рядовые — сначала парами и тройками, затем сплошным потоком. В конце концов, по другую сторону остались лишь трое пехотинцев, стыдливо прятавших лица.
— Хорошо, — произнес капитан Меллет, и в его голосе не было гнева или презрения. — Вы сочли свои клятвы слишком тяжкими для себя, и я освобождаю вас от них. Сложите оружие, уходите вместе с штатскими и подчиняйтесь всем их приказам.
Один солдат так и поступил, но двое других переглянулись и торопливо зашагали туда, где стояли их товарищи.
— Куррамская Легкая Пехота... построиться! — крикнул капитан Меллет.
И тут произошло нечто поразительное. В повозках, проехавших мимо нас, находились тяжело раненные солдаты КЛП. Теперь я увидел, как некоторые из них бредут к нам — хромой ведет слепого, однорукий человек с изувеченной ногой, пользовавшийся своим мечом как костылем. Мы пытались спорить с ними, но никто не слушал, и нам пришлось позволить этим храбрейшим из храбрых присоединиться к своим товарищам.
Тенедос подготовил последнее заклятье и поочередно благословил каждого пехотинца.
Мы тронулись в путь как раз в тот момент, когда грянула снежная буря, усиленная волшебством Провидца. Мы двигались так быстро, как могли, в самом странном порядке, который только можно представить. Впереди ехали десять уланов, затем штатские и повозки с немощными и ранеными. Остальные уланы сомкнутым строем ехали следом, а КЛП осталась в арьергарде.
Мы прошли лишь несколько сотен ярдов, когда наше движение было замечено и хиллмены снова атаковали нас. Однако они не успели подготовиться; атака вышла беспорядочной и была легко отбита.
Они попытались еще раз, а затем мы приблизились к концу долины.
— Куррамской Легкой Пехоте... занять боевые позиции! — скомандовал капитан Меллет. Пехотинцы растянулись в линию, перекрыв проход.
— Легат а'Симабу! — крикнул он. — Расскажите о нас в Нумантии! Скажите им, что на границе еще остались люди, которые знают, как надо умирать!
Он отсалютовал нам. Я приказал своим уланам остановиться и отсалютовал в ответ, не стыдясь слез, струившихся по моим грязным щекам.
Затем мы двинулись дальше, через ущелье.
Третье заклинание, наложенное Тенедосом, притупляло чувство боли у пехотинцев, поэтому они могли сражаться, даже будучи неоднократно и тяжело раненными.
Я слышал звуки битвы, начавшейся позади, и начал молиться Исе, Паноану и даже самой Сайонджи, чтобы даровать нашим боевым товарищам легкое возвращение к Колесу и высочайшее вознесение в следующей жизни.
Последний бой Куррамской Легкой Пехоты все еще кипел в ущелье, когда мы вышли за пределы слышимости.
Вокруг бушевала метель, но мы упорно шли вперед и вперед. Потом мы остановились на несколько часов для еды и отдыха. Теперь в повозках было более чем достаточно свободного места.
Провидец Тенедос осмотрел мою рану.
— Хороший, чистый разрез, — он наложил исцеляющее заклятье и пояснил: — Оно черпает силу из внутренних резервов твоего тела. Если бы ты был стар и немощен, оно бы уподобилось вампиру, сосущему твою энергию, но у тебя более чем достаточно сил.
У нас больше не было врагов, вооруженных мечами и копьями. Теперь нашими противниками стали холод, ветер и сырость, но они убивали так же беспощадно, как и самый кровожадный хиллмен.
Я нашел Жакобу и Эллори и посадил их на Лукана. Сам я шел рядом, во главе колонны. За нами ехали Карьян с Тенедосом, и я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь из них споткнулся или выказал признаки слабости.
Дорога петляла между утесами, уходя все дальше и дальше. Мы снова остановились, поели и, кажется, немного поспали.
Я тупо брел вперед, прихрамывая и приберегая последние силы для возможной стычки у выхода из Сулемского ущелья. Сердцем я чувствовал, что мы обречены на гибель. Никому из нас не дано достигнуть равнины и плодородных земель Юрея.
Как-то раз я взглянул на Жакобу и едва узнал ее. Ее лицо было плотно замотано шарфом, на плечах мехового плаща намерзла толстая корка льда.
Эллори казалась маленьким шерстяным свертком, сидевшим впереди. Я заметил локон светлых волос, выбившийся из-под ее платка, и неловкими замерзшими пальцами заправил его обратно. Девочка что-то то сказала — наверное, поблагодарила меня, — но ветер унес ее слова.
Мы шли дальше.
Не знаю, когда закончилась метель, но внезапно я заметил, что пронизывающий ветер прекратился. Это было похоже на чудо.
Потом явилось второе чудо. Каменные стены ущелья начали смыкаться, пока ближайшие утесы не оказались на расстоянии лишь нескольких сотен футов друг от друга. Затем они исчезли, и перед нами раскинулась равнина.
Мы вышли на другую сторону Сулемского ущелья. Мы оставили Спорные Земли позади. Мы достигли Юрея. Я ощутил, как во мне возрождается жизнь... и надежда.
Я оглянулся. За мной двигалась спотыкающаяся колонна мужчин и женщин, затем повозки, а позади — живые мертвецы на истощенных лошадях. Остатки эскадрона Пантеры 17-го Уланского полка.
Я попытался улыбнуться и почувствовал, как треснула замерзшая кожа на щеках. Поравнявшись с Луканом, я проговорил:
— Мы в безопасности!
Жакоба развернула свой шарф и посмотрела на меня — сперва непонимающе, но потом смысл моих слов дошел до нее. Она обняла Эллори.
— Мы живы! — ее голос был таким же слабым и дрожащим, как мой.
Но маленькая девочка ничего не ответила. Ее голова упала на грудь, глаза были закрыты. Я остановил Лукана и поднес тыльную сторону ладони к ее ноздрям.
Одна-единственная снежника упала на мою руку и осталась там, так и не растаяв.
Эллори Парес умерла несколько минут назад, так и не осознав, что умирает.
Мой триумф превратился в развеявшийся по ветру пепел.
Глава 13
Прежде чем я успел ответить, Йонг исчез. Другой хиллмен, находящийся у конца его веревки, привязал к ней свою и начал спускаться. За ним последовал один из моих уланов, Варваро, — опытный скалолаз родом с восточного горного хребта. Едва его голова исчезла за каменным карнизом, как веревка Йонга ослабла, а затем дернулась два раза: сигнал, сообщавший о том, что хиллмен достиг безопасного места.
Мы по одному перелезли через карниз и спустились на крошечное плато. Его вряд ли можно было назвать безопасным, поскольку крутизна склона здесь достигала сорока пяти градусов. Но быстрый горный ручей, не поддававшийся зимним холодам, пробил в скалах расщелину, которая в тот момент показалась мне роскошной лестницей, ведущей к дороге внизу.
Мы обмотали сапоги тряпьем, чтобы производить меньше шума при спуске. Это отнюдь не облегчало поиск надежной опоры под ногами, однако мы сумели спуститься на ровное место, ни разу не упав и не подняв тревогу в стане противника. Мы находились именно там, где я и рассчитывал, — на дальнем северном краю долины. Держа оружие наготове, мы медленно двинулись вперед.
Вскоре мы почуяли запах дыма и услышали треск горящих поленьев. Затем за снежной пеленой возникли смутные силуэты хиллменов. Это и была «пробка», запечатывавшая северный выход из долины. Всего я насчитал шестнадцать человек.
Мы приближались, растянувшись в линию. Я выждал момент, затем тявкнул, подражая шакалу, и мы одновременно обрушились на них.
Мы напали на бандитов, прежде чем они сумели что-то понять, а потом было уже слишком поздно. Они в панике хватались за оружие, но острая сталь впивалась в их тела. Через несколько секунд все было кончено. Не тратя времени, мои люди переходили от одного тела к другому, удостоверяясь, что выживших не осталось. Меньше всего мы нуждались в измене с нашеготыла, а наше милосердие умерло еще в начале жестокого пути из Сайаны.
Держась в стороне от дороги, мы направились на юг через долину, пробираясь от укрытия к укрытию, внимательно осматривая каждый овраг, каждый распадок, прежде чем пройти мимо.
Как и ожидалось, мы вышли на вторую засаду неподалеку от южного входа в долину. Хиллмены и их лошади нашли укрытие от пронизывающего ветра в устье узкого каньона. Глубина каньона не превышала пятнадцати футов, но этого было достаточно для маскировки. Имея богатый опыт нападений из засады, они никогда не стали бы занимать открытые позиции раньше срока, а их дозорные, расположенные дальше к югу, еще не дали сигнала о приближении каравана. Очевидно, заклятье Тенедоса работало, поскольку их джаки, если они там были, не ощутили нашего присутствия.
Мы выползли на скалу над ними. Наложив стрелы и натянув тетивы, мы одновременно поднялись и выстрелили вниз, в самую гущу противника. Послышалось несколько криков и даже мольбы о пощаде, на которые никто не ответил. Когда последний горец свалился со стрелой в горле и снег щедро окрасился кровью, мы спустились в каньон с мечами наголо. Во время стрельбы мы старались не попадать в их лошадей — нам были необходимы вьючные животные.
Когда мы двинулись дальше, лошади оставались единственными живыми существами, выжившими после нашей атаки.
Хиллмены поставили трех дозорных у южного входа в долину. Двоих мы убили бесшумно, но третий почуял неладное и убежал в клубящуюся снежную тьму, прежде чем мы успели остановить его.
Йонг выругался.
— Если бы мы убили всех до одного, то совершили бы великое дело, — сказал он. — Это было бы настоящей легендой, которой суждена долгая жизнь в горах.
— Она проживет дольше, если будет кому рассказывать ее, — заметил Карьян. Йонг утвердительно хмыкнул.
Мы тяжело дышали и с ног до головы были забрызганы вражеской кровью, но не чувствовали усталости, возвращаясь на трофейных лошадях к ожидавшим товарищам. Весть о нашем успехе передалась по колонне, и я услышал крики радости. Не всегда же нам быть беспомощными жертвами!
Мы вошли в долину, остановились у каньона на время, достаточное для того, чтобы забрать остальных лошадей и избавить трупы от теплой одежды, а затем двинулись дальше. Нужно было как можно быстрее покинуть это место.
Наконец, незадолго до наступления темноты, ущелье снова стало расширяться, и мы нашли большую площадку, где можно было поставить кольцо из повозок.
Я сидел, прислонившись к колесу повозки, рядом со стреноженным Луканом и точил кинжал. От меня дурно пахло, зато я почти согрелся, накинув на плечи вонючую куртку из овчины, снятую с трупа горного бандита.
Снегопад почти прекратился. Я поднял голову и увидел маленькую Эллори, протягивавшую мне чашку с дымящимся напитком. Я выпил глоток горячего чая и почувствовал, как тепло распространяется по всему телу. Эллори опустилась рядом со мной.
— Я много думала, Дамастес.
— О чем же?
— Ты сказал, что мы будем партнерами.
— Да, конечно.
— Если мы партнеры, и если я хочу открыть гостиницу, то это значит, что ты поможешь мне?
— Неплохая идея, — сказал я. — Но я солдат, поэтому мне придется проводить много времени в походах.
— Ничего страшного. Моя мама... — голос девочки на мгновение прервался, затем она овладела собой, — мама говорила, что мужчине не следует подолгу оставаться рядом с кухней, иначе он начнет слишком много о себе думать.
— Наверное, твоя мама была права.
— Может быть, Жакоба присоединится к нам, — продолжала девочка. — Я знаю, ты ей нравишься. А она тебе нравится?
— Э-ээ... думаю, да. Да, нравится.
— Она нравится тебе больше, чем я?
Я осторожно подбирал слова.
— Вы обе мне нравитесь... но по-разному, понимаешь?
— М-мм... А когда я вырасту, ты будешь любить нас обеих одинаково?
Я не стал отвечать на этот вопрос, предпочитая сменить тему.
— Ты не знаешь, есть ли у тебя родственники, с которыми ты могла бы пожить, пока не станешь достаточно взрослой и самостоятельной, чтобы открыть нашу гостиницу?
— Не думаю, — в ее голосе звучала тоска. — Я не знаю, куда мне идти.
— Зато я знаю, — неожиданно сказал я. — Я знаю место, где никогда не бывает холодно.
— Никогда-никогда? — удивленно спросила Эллори.
— Честное слово. Там тепло и зелено, а вокруг есть много разных животных, с которыми можно играть.
Я начал рассказывать ей о поместье моих родителей. Если у девочки не осталось родственников, они могут взять ее к себе — там более чем достаточно женщин, которые будут рады позаботиться о ней. Эллори слушала внимательно, с широко распахнутыми глазами. Когда иссякли похвалы, расточаемые мною в адрес Симабу, мы немного посидели в молчании.
— Может быть, я заведу себе котенка, — наконец сказала она. — У меня был один... там, но он убежал.
— У тебя будет хоть десять котят, если захочешь, — пообещал я.
— Вот здорово! — Эллори встала, затем быстро наклонилась и поцеловала меня в щеку.
— Фу! — воскликнула она. — От тебя ужасно пахнет!
Она рассмеялась и убежала в темноту.
Еще два дня мы плелись вперед, не подвергаясь новым нападениям, но люди по-прежнему умирали от холода. Пурга возобновилась едва ли не с удвоенной яростью. Мы тупо брели вперед, заставляя себя переставлять ноги, поскольку ничего иного не оставалось.
Затем, когда до конца Сулемского ущелья оставалось идти менее одного дня, Тенедос подошел ко мне.
— Заклинание уничтожено, — сообщил он. — Я чувствую, что его больше нет.
— Тхак?
— Не знаю. Я не пробовал выяснять — если это в самом деле кристаллический демон, то он почует нас и узнает, где мы находимся.
Я решил, что на следующей остановке, через два часа хода отсюда, мы перестроимся в правильный походный порядок, прежде чем возобновить движение. Если наш магический щит уничтожен, то даже потратив лишних полдня, мы не сможем ухудшить свое положение. Сейчас мы были не более чем спотыкающимся стадом двуногих животных.
Но нам так и не представилось такой возможности.
Хиллмены атаковали нас через час. Мы почти наполовину втянулись в очередную долину Сулемского ущелья, когда произошло нападение. Лишь милостью Исы мы получили заблаговременное предупреждение: одна группа горцев, лежавших в засаде, не выдержала долгого ожидания и с воплями бросилась на нас.
Нам говорили, что хиллмены никогда не атакуют единым строем — они слишком независимы, и никто из предводителей даже самого маленького отряда не пожелает поступиться своим крошечным авторитетом даже ради богатой добычи. Но, как и все остальное в Спорных Землях, это правило иногда нарушалось: сейчас хиллмены атаковали строем, плотно сомкнув ряды.
У нас осталось лишь несколько кратких мгновений, чтобы перевести штатских на дальнюю сторону дороги и заставить их лечь.
Ощутив странный прилив энергии, я сорвал с себя вонючую овчину и головную повязку, делавшую меня похожим на шута, и приказал готовиться к бою.
Другие офицеры и сержанты тоже ощутили в себе скрытые силы. Жалкие остатки Куррамской Легкой Пехоты и эскадрона Пантеры 17-го Уланского полка построились для сражения, которое могло оказаться для нас последним.
— Поджидайте их! — грозно ревел Биканер за моей спиной. — Дайте им приблизиться, иначе я сорву шкуру с любого, кто впустую потратит копье!
Первая волна орущих горцев поднялась перед нами. Запели тетивы, и стрелы нашли свою цель, в изобилии собирая кровавую жатву. Хиллмены замешкались, приняли второй залп с близкого расстояния и отступили.
Следующая волна атаковала сразу же следом за первой. Многие также упали под нашими стрелами, но инерция движения была слишком велика.
Мы отбросили луки, выхватили мечи, и мир превратился в бурлящую массу крови и стали. Я подсек ноги одному хиллмену, парировал рубящий удар в голову, пронзил грудь того человека, который нанес его, развернулся, оттолкнул в сторону брошенное копье, почувствовал, как другое копье ударило в нагрудную пластину моих доспехов, рубанул по копейщику, не увидев результата, а затем ощутил жгучую боль, когда чей-то клинок взрезался мне в верхнюю часть бедра.
Внезапно вокруг не осталось ни одного врага. Горцы торопливо отступали, на ходу издавая свой улюлюкающий военный клич.
Я взглянул на свою рану. Она была неглубокой, но сильно кровоточила. Я осмотрелся вокруг в поисках какой-нибудь тряпки для перевязки, и рядом словно по волшебству вырос Карьян с полоской грязной ткани. Он перебинтовал мне ногу поверх штанины.
Вскоре последовала новая атака, но ее мы отбили стрелами. Горцы отодвинулись на безопасное расстояние, потрясенные тяжелыми потерями, и таким образом дали нам время посовещаться.
Мы едва ли находились в лучшей форме — дорога была усеяна трупами.
Тенедос стоял рядом со мной.
— Что я могу сделать? — спросил он.
— Дайте мне заклинание, которое... Нет. Магия потом. Идите к колонне и прикажите, чтобы все штатские выдвинулись вперед.
Тенедос хотел было задать вопрос, затем вспомнил армейские правила, плотно сжал губы и торопливо отошел.
Капитан Меллет подошел ко мне. Мы окинули взглядом каменистую долину. Даже за снежной пеленой было нетрудно увидеть, что там собралось много, очень много хиллменов.
— Что ж, — произнес Меллет. — Я убил десятерых, но, похоже, не всем выпадает такая удача. По моим расчетам, сейчас их от двадцати до тридцати человек на одного нашего. Вы не устали?
Я невольно улыбнулся. Меллет оглянулся, убедившись, что вокруг нет никого, кто мог бы нас услышать.
— Я не думаю, что у вас есть хоть что-то напоминающее план... верно, легат?
— Наилучшее, что я смог придумать, — это выдвинуть штатских вперед и пытаться заставить их идти быстрее, сдерживая тем временем хиллменов с тыла.
— Всю дорогу до Ренана?
— У вас есть лучшее соображение?
— Да, — Меллет вздохнул. — Но ненамного лучше. Проблема в том, что в моем плане присутствует нежелательный элемент, который называется смертью.
Он изложил свой план, не слишком отличавшийся от моего, но действительно дававший кое-какие шансы на спасение.
— Либо погибнут некоторые, либо все, — закончил он. — Скорее всего, мы все умрем, какое бы решение не приняли. Они почему-то пока не пользуются магией, но я знаю, что они натравят на нас своих проклятых джаков, когда начнут следующую атаку.
Колонна штатских пришла в движение. Спотыкаясь, они проходили мимо нас, некоторые плакали. Я увидел Жакобу вместе с Эллори и через силу улыбнулся им.
Потом я передал Тенедосу предложение капитана КЛП.
— Мне это не нравится, — заявил он.
— Это и не должно вам нравиться, господин полномочный посол, — официальным тоном ответил ему капитан Меллет. — Сейчас мы имеем дело с проблемой, которая всецело относится к нашей компетенции. Не хочу выказать неуважение, но если у вас в рукаве имеется парочка демонов, способных разогнать противника, то сейчас самое время вызвать их. Тогда я заткнусь и буду только улыбаться.
Тенедос печально посмотрел на него.
— Я могу предложить три заклинания, — сказал он. — Ни одно из них не в силах предотвратить кровопролития; одно может ослабить воздействие той магии, которое они собираются применить. Насколько я понимаю, до сих пор они не пользовались заклинаниями лишь из-за самонадеянности их командиров, рассчитывавших на победу с помощью стали и численного перевеса. Что касается других двух заклинаний... Пожалуй, мне лучше немедленно заняться их подготовкой.
Тенедос торопливо отошел в сторону. Через несколько минут он подготовил свои магические атрибуты. Первое заклинание относилось к области погоды: оно усиливало натиск снежной бури. Это звучит нелепо, но оно могло оказаться жизненно важным для нашего спасения.
Второе заклинание было направлено против джаков. Не знаю, что оно из себя представляло, и сработало ли оно.
А вот третье...
Капитан Меллет собрал своих людей на дороге. Мы выстроили лучников по флангам на тот случай, если хиллмены решат воспользоваться моментом и напасть на нас. Думаю, они ждали заката, чтобы использовать сгущающиеся сумерки в качестве щита для своей последней атаки. Но до сумерек оставалось еще три часа.
У меня разрывалось сердце при виде того, как жалкие остатки пехотной роты пытались встать по стойке смирно. В Ренане их было сто двадцать пять человек, теперь же осталось не более пятидесяти, и многие из них были ранены.
— Солдаты Куррамской Легкой Пехоты, — начал капитан Меллет. — Принося присягу, мы поклялись служить до самой смерти. Сегодня настал наш день.
Пришло время сделать последний подарок нашим соотечественникам — мужчинам и женщинам Нумантии, за которых мы поклялись умереть. Многие слышали поговорку: «Мы умираем, чтобы жили другие». Я не могу придумать лучшего напутствия, чтобы облегчить ваше возвращение к Колесу.
Я сделал выбор и остаюсь здесь, в этой долине. Те, кто желает быть верен своей клятве, могут присоединиться ко мне.
Уоррент-офицеры и двое выживших легатов первыми шагнули к своему капитану. За ними последовали рядовые — сначала парами и тройками, затем сплошным потоком. В конце концов, по другую сторону остались лишь трое пехотинцев, стыдливо прятавших лица.
— Хорошо, — произнес капитан Меллет, и в его голосе не было гнева или презрения. — Вы сочли свои клятвы слишком тяжкими для себя, и я освобождаю вас от них. Сложите оружие, уходите вместе с штатскими и подчиняйтесь всем их приказам.
Один солдат так и поступил, но двое других переглянулись и торопливо зашагали туда, где стояли их товарищи.
— Куррамская Легкая Пехота... построиться! — крикнул капитан Меллет.
И тут произошло нечто поразительное. В повозках, проехавших мимо нас, находились тяжело раненные солдаты КЛП. Теперь я увидел, как некоторые из них бредут к нам — хромой ведет слепого, однорукий человек с изувеченной ногой, пользовавшийся своим мечом как костылем. Мы пытались спорить с ними, но никто не слушал, и нам пришлось позволить этим храбрейшим из храбрых присоединиться к своим товарищам.
Тенедос подготовил последнее заклятье и поочередно благословил каждого пехотинца.
Мы тронулись в путь как раз в тот момент, когда грянула снежная буря, усиленная волшебством Провидца. Мы двигались так быстро, как могли, в самом странном порядке, который только можно представить. Впереди ехали десять уланов, затем штатские и повозки с немощными и ранеными. Остальные уланы сомкнутым строем ехали следом, а КЛП осталась в арьергарде.
Мы прошли лишь несколько сотен ярдов, когда наше движение было замечено и хиллмены снова атаковали нас. Однако они не успели подготовиться; атака вышла беспорядочной и была легко отбита.
Они попытались еще раз, а затем мы приблизились к концу долины.
— Куррамской Легкой Пехоте... занять боевые позиции! — скомандовал капитан Меллет. Пехотинцы растянулись в линию, перекрыв проход.
— Легат а'Симабу! — крикнул он. — Расскажите о нас в Нумантии! Скажите им, что на границе еще остались люди, которые знают, как надо умирать!
Он отсалютовал нам. Я приказал своим уланам остановиться и отсалютовал в ответ, не стыдясь слез, струившихся по моим грязным щекам.
Затем мы двинулись дальше, через ущелье.
Третье заклинание, наложенное Тенедосом, притупляло чувство боли у пехотинцев, поэтому они могли сражаться, даже будучи неоднократно и тяжело раненными.
Я слышал звуки битвы, начавшейся позади, и начал молиться Исе, Паноану и даже самой Сайонджи, чтобы даровать нашим боевым товарищам легкое возвращение к Колесу и высочайшее вознесение в следующей жизни.
Последний бой Куррамской Легкой Пехоты все еще кипел в ущелье, когда мы вышли за пределы слышимости.
Вокруг бушевала метель, но мы упорно шли вперед и вперед. Потом мы остановились на несколько часов для еды и отдыха. Теперь в повозках было более чем достаточно свободного места.
Провидец Тенедос осмотрел мою рану.
— Хороший, чистый разрез, — он наложил исцеляющее заклятье и пояснил: — Оно черпает силу из внутренних резервов твоего тела. Если бы ты был стар и немощен, оно бы уподобилось вампиру, сосущему твою энергию, но у тебя более чем достаточно сил.
У нас больше не было врагов, вооруженных мечами и копьями. Теперь нашими противниками стали холод, ветер и сырость, но они убивали так же беспощадно, как и самый кровожадный хиллмен.
Я нашел Жакобу и Эллори и посадил их на Лукана. Сам я шел рядом, во главе колонны. За нами ехали Карьян с Тенедосом, и я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь из них споткнулся или выказал признаки слабости.
Дорога петляла между утесами, уходя все дальше и дальше. Мы снова остановились, поели и, кажется, немного поспали.
Я тупо брел вперед, прихрамывая и приберегая последние силы для возможной стычки у выхода из Сулемского ущелья. Сердцем я чувствовал, что мы обречены на гибель. Никому из нас не дано достигнуть равнины и плодородных земель Юрея.
Как-то раз я взглянул на Жакобу и едва узнал ее. Ее лицо было плотно замотано шарфом, на плечах мехового плаща намерзла толстая корка льда.
Эллори казалась маленьким шерстяным свертком, сидевшим впереди. Я заметил локон светлых волос, выбившийся из-под ее платка, и неловкими замерзшими пальцами заправил его обратно. Девочка что-то то сказала — наверное, поблагодарила меня, — но ветер унес ее слова.
Мы шли дальше.
Не знаю, когда закончилась метель, но внезапно я заметил, что пронизывающий ветер прекратился. Это было похоже на чудо.
Потом явилось второе чудо. Каменные стены ущелья начали смыкаться, пока ближайшие утесы не оказались на расстоянии лишь нескольких сотен футов друг от друга. Затем они исчезли, и перед нами раскинулась равнина.
Мы вышли на другую сторону Сулемского ущелья. Мы оставили Спорные Земли позади. Мы достигли Юрея. Я ощутил, как во мне возрождается жизнь... и надежда.
Я оглянулся. За мной двигалась спотыкающаяся колонна мужчин и женщин, затем повозки, а позади — живые мертвецы на истощенных лошадях. Остатки эскадрона Пантеры 17-го Уланского полка.
Я попытался улыбнуться и почувствовал, как треснула замерзшая кожа на щеках. Поравнявшись с Луканом, я проговорил:
— Мы в безопасности!
Жакоба развернула свой шарф и посмотрела на меня — сперва непонимающе, но потом смысл моих слов дошел до нее. Она обняла Эллори.
— Мы живы! — ее голос был таким же слабым и дрожащим, как мой.
Но маленькая девочка ничего не ответила. Ее голова упала на грудь, глаза были закрыты. Я остановил Лукана и поднес тыльную сторону ладони к ее ноздрям.
Одна-единственная снежника упала на мою руку и осталась там, так и не растаяв.
Эллори Парес умерла несколько минут назад, так и не осознав, что умирает.
Мой триумф превратился в развеявшийся по ветру пепел.
Глава 13
Жакоба
Как только команда установила длинный плавучий дом на двух якорях, солнце скрылось за темными облаками и холодный дождь разбил спокойное зеркало озерных вод.
Я возлежал на шелковых подушках и меховых покрывалах в открытом павильоне на верхней палубе плавучего дома. На мне не было ничего, кроме длинного килта, завязанного свободным узлом на талии, но я не чувствовал холода: все стены павильона были обтянуты удивительной волшебной тканью — тонкой материей, прозрачной как стекло и не пропускавшей зимние морозы, а сбоку располагался небольшой очаг, где весело потрескивали дрова из благовонных пород дерева.
Время подходило к полудню. На озере не было других плавучих домов, так как самым популярным сезоном для этих судов является Период Жары, а не середина зимы. Команда в количестве двадцати пяти матросов удалилась в свои помещения на нижних палубах, удостоверившись в том, что якоря установлены надежно и мы обеспечены всем необходимым. Если бы мы пожелали чего-то еще, я мог позвонить в маленький колокольчик, лежавший на туалетном столике.
Рядом со мной стоял оловянный кубок с темным подогретым вином, сдобренным специями. Я отпил глоток, продолжая глядеть на озеро. Холод и мучения долгого исхода из Сайаны мало-помалу забывались, и тепло разливалось по моим жилам.
— Это то, что я носила в твоем сне? — спросила Жакоба.
Она была одета в длинную сорочку с высоким воротником, баюкавшим ее улыбавшееся лицо, словно ласковая рука. Но ее одеяние едва ли можно было назвать скромным, поскольку оно было скроено из просвечивающего темного материала, не скрывавшего ничего — от темных сосков ее грудей до треугольника волос на лобке.
— Не совсем, — ответил я. — В этом ты выглядишь девственницей.
— Тогда долой его, — Жакоба передернула плечами, и сорочка легкой пеной упала к ее ногам.
Грациозная как танцовщица, она пробежала пальцами своей стройной ноги по внутренней стороне моего бедра.
— Что я делала в твоем сне?
— Э-э-э... задушила меня.
— А до того?
— Честно говоря, я плохо помню, — пробормотал я.
— В моемсне, — ее голос стал хриплым, дыхание участилось, — в моем сне я делала вот что.
Она опустилась на колени, развязала пояс моего килта и распахнула его. Ее язык ласкающим движением прошелся по всей длине моего члена, а потом она взяла его в рот.
— То, что ты делаешь... сходится с моими воспоминаниями, — выдохнул я. Ее язык ласкал меня еще некоторое время.
— А потом я сделала вот что, — медленно, как в моем сне, Жакоба оседлала меня, и я вошел в нее. Ее руки ласкали мою грудь, длинные черные волосы касались моего лица, и мы поднимались и падали, подхваченные единым порывом. Ее вздохи и стоны смешивались с моим хриплым дыханием. Потом она вскрикнула — один, два, три раза — и мы упали набок, сжимая друг друга в объятиях и умирая малой смертью.
Но так было не всегда...
Мы прошли лишь несколько миль от выхода из ущелья, когда на нашу колонну наткнулся конный патруль 10-го Гусарского полка. Их командир хотел, чтобы мы оставались на месте, пока они вернутся за помощью, но мы были одержимы одним желанием: уйти как можно дальше от кошмара Сулемского ущелья и Спорных Земель. Поэтому мы продолжали идти вперед. Позже я узнал, что легат, командовавший патрулем, погнал своих людей к ближайшей гелиографической башне, и в тот же день весть о трагедии распространилась по всей Нумантии.
В тот вечер, когда мы остановились возле маленькой деревни, крестьяне высыпали из своих домов, чтобы прийти к нам на помощь. Они делали что могли: приносили горячую еду, дрова и теплые одеяла. Всю ночь прибывали повозки из Ренана и других городов Юрея. На следующее утро, когда мы тронулись в путь, никто из нас не шел пешком. Я был особенно рад снова оседлать Лукана, поскольку моя нога онемела и мучительно ныла.
Но мужчины и женщины продолжали умирать от ран, холода и истощения — еще тридцать человек вернулись к Колесу, прежде чем мы достигли Ренана.
Малая часть моего существа хотела свернуться в клубок и уснуть навеки, но я не мог себе этого позволить. Под моим командованием оставались уланы и нумантийцы, за которых я нес ответственность. Воинская дисциплина помогала мне держаться.
Нас встретила делегация старейшин города. Нам сообщили, что мы будем удостоены величайших почестей, и жители Юрея будут рады снабдить нас всем необходимым — жильем, продуктами, медицинской помощью — пока мы не восстановим силы.
Я возлежал на шелковых подушках и меховых покрывалах в открытом павильоне на верхней палубе плавучего дома. На мне не было ничего, кроме длинного килта, завязанного свободным узлом на талии, но я не чувствовал холода: все стены павильона были обтянуты удивительной волшебной тканью — тонкой материей, прозрачной как стекло и не пропускавшей зимние морозы, а сбоку располагался небольшой очаг, где весело потрескивали дрова из благовонных пород дерева.
Время подходило к полудню. На озере не было других плавучих домов, так как самым популярным сезоном для этих судов является Период Жары, а не середина зимы. Команда в количестве двадцати пяти матросов удалилась в свои помещения на нижних палубах, удостоверившись в том, что якоря установлены надежно и мы обеспечены всем необходимым. Если бы мы пожелали чего-то еще, я мог позвонить в маленький колокольчик, лежавший на туалетном столике.
Рядом со мной стоял оловянный кубок с темным подогретым вином, сдобренным специями. Я отпил глоток, продолжая глядеть на озеро. Холод и мучения долгого исхода из Сайаны мало-помалу забывались, и тепло разливалось по моим жилам.
— Это то, что я носила в твоем сне? — спросила Жакоба.
Она была одета в длинную сорочку с высоким воротником, баюкавшим ее улыбавшееся лицо, словно ласковая рука. Но ее одеяние едва ли можно было назвать скромным, поскольку оно было скроено из просвечивающего темного материала, не скрывавшего ничего — от темных сосков ее грудей до треугольника волос на лобке.
— Не совсем, — ответил я. — В этом ты выглядишь девственницей.
— Тогда долой его, — Жакоба передернула плечами, и сорочка легкой пеной упала к ее ногам.
Грациозная как танцовщица, она пробежала пальцами своей стройной ноги по внутренней стороне моего бедра.
— Что я делала в твоем сне?
— Э-э-э... задушила меня.
— А до того?
— Честно говоря, я плохо помню, — пробормотал я.
— В моемсне, — ее голос стал хриплым, дыхание участилось, — в моем сне я делала вот что.
Она опустилась на колени, развязала пояс моего килта и распахнула его. Ее язык ласкающим движением прошелся по всей длине моего члена, а потом она взяла его в рот.
— То, что ты делаешь... сходится с моими воспоминаниями, — выдохнул я. Ее язык ласкал меня еще некоторое время.
— А потом я сделала вот что, — медленно, как в моем сне, Жакоба оседлала меня, и я вошел в нее. Ее руки ласкали мою грудь, длинные черные волосы касались моего лица, и мы поднимались и падали, подхваченные единым порывом. Ее вздохи и стоны смешивались с моим хриплым дыханием. Потом она вскрикнула — один, два, три раза — и мы упали набок, сжимая друг друга в объятиях и умирая малой смертью.
Но так было не всегда...
Мы прошли лишь несколько миль от выхода из ущелья, когда на нашу колонну наткнулся конный патруль 10-го Гусарского полка. Их командир хотел, чтобы мы оставались на месте, пока они вернутся за помощью, но мы были одержимы одним желанием: уйти как можно дальше от кошмара Сулемского ущелья и Спорных Земель. Поэтому мы продолжали идти вперед. Позже я узнал, что легат, командовавший патрулем, погнал своих людей к ближайшей гелиографической башне, и в тот же день весть о трагедии распространилась по всей Нумантии.
В тот вечер, когда мы остановились возле маленькой деревни, крестьяне высыпали из своих домов, чтобы прийти к нам на помощь. Они делали что могли: приносили горячую еду, дрова и теплые одеяла. Всю ночь прибывали повозки из Ренана и других городов Юрея. На следующее утро, когда мы тронулись в путь, никто из нас не шел пешком. Я был особенно рад снова оседлать Лукана, поскольку моя нога онемела и мучительно ныла.
Но мужчины и женщины продолжали умирать от ран, холода и истощения — еще тридцать человек вернулись к Колесу, прежде чем мы достигли Ренана.
Малая часть моего существа хотела свернуться в клубок и уснуть навеки, но я не мог себе этого позволить. Под моим командованием оставались уланы и нумантийцы, за которых я нес ответственность. Воинская дисциплина помогала мне держаться.
Нас встретила делегация старейшин города. Нам сообщили, что мы будем удостоены величайших почестей, и жители Юрея будут рады снабдить нас всем необходимым — жильем, продуктами, медицинской помощью — пока мы не восстановим силы.