Банч Кристофер. Король-Провидец

 
   Забрезжил серый рассвет, и холодный туман пополз вниз по реке. Карьян оседлал Лукана и Кролика и навьючил их. Когда мы с Маран вышли из дома, он тактично отъехал в сторону.
   Я поцеловал свою любимую, желая, чтобы этот поцелуй никогда не кончался. И снова на ее лице появилось знакомое выражение ребенка, ожидающего наказания. Она отвернулась.
   Я подошел к Лукану и вскочил в седло.
   Маран наблюдала за мной, сцепив руки перед собой. По ее улыбающемуся лицу текли слезы.
   Я дал шпоры Лукану и поехал по улице вместе с Карьяном. Когда мы сворачивали за угол, я обернулся и увидел ее неподвижную фигурку, едва различимую за туманом, наползавшим с реки.
   Война распахнула свою жадную пасть и поглотила нас.

Глава 23
Катастрофа на реке Имру

   Генерал Турбери реквизировал все мало-мальски пригодные для плавания суда, чтобы перевезти нас вверх по течению к Чигонару, в верхнюю часть дельты Латаны. Там армия соберется вместе и отправится маршем на восток к границе Каллио.
   Я не виделся с Тенедосом. Он находился на флагманском корабле вместе с генералом, но позднее он признался мне, как сильно его раздражала черепашья скорость нашего продвижения.
   У меня было мало времени на подобные переживания. Для перевозки уланов понадобилось восемь огромных грузовых барж, предназначавшихся для транспортировки скота. Я постоянно сновал между кораблями на маленькой парусной лодке в сопровождении своего нового адъютанта, эскадронного проводника Биканера, и шкипера-пропойцы, чьи словечки могли вогнать в краску даже закаленных сержантов.
   Но как только мы сошли на берег в Чигонаре, я тоже увидел, насколько медленным было наше продвижение. В течение трех недель не было практически ничего, кроме бесконечных совещаний офицерского состава, где рассматривался порядок движения полков, их принадлежность к различным дивизионам, и так далее. По мере того, как в город входили все новые воинские подразделения, неразбериха только возрастала.
   Отчасти это можно было понять, поскольку нумантийская армия уже несколько поколений не собиралась в такой мощный бронированный кулак. В конечном итоге в самом городе и вокруг него было расквартировано более ста тысяч солдат, и многих охватывал благоговейный трепет при одной лишь мысли о таком огромном воинстве. Сейчас это звучит смешно, поскольку уже через несколько лет я командовал значительно более многочисленной армией, которая, в свою очередь, являлась лишь частью вооруженных сил императора Тенедоса, но необходимо помнить, что нумантийская армия до сих пор не вела крупных войн и занималась лишь охраной границ и разрешением внутренних споров.
   Окончательный порядок движения был следующим. Каждый полк, усиленный до тысячи человек, соединялся с четырьмя другими, образуя дивизию. Пять дивизий образовывали корпус, или фланг армии, которых было всего три — Левый, Центральный и Правый.
   Тринадцать элитных полков, вызванных в Никею для подавления мятежа, также были усилены подкреплениями и дополнительными группами поддержки и использовались либо для обходных маневров, либо для прикрытия флангов.
   Знойным днем, в самом начале Периода Жары, мы отправились в поход на Каллио: длинная разноцветная змея извивалась по дороге, ведущей к границе. Помню, как меня сердило медленное продвижение Куррамской Легкой Пехоты, но тот шаг был стремительным марш-броском по сравнению со скоростью этого неповоротливого монстра. Меня учили, что хороший солдат должен нести все свои пожитки на спине или во вьючных сумах своей лошади. Если это так, то я маршировал на восток вместе с сотней тысяч идиотов. Я включаю в их число и себя, потому что Маран придумала и сшила для меня новый мундир, а у меня не нашлось мужества отказать ей или оставить свою обновку в Никее. Честно говоря, я даже восхищался отличной подгонкой, шелковыми лампасами, золотым и серебряным шитьем.
   Я пытался подвести под свое тщеславие логическое обоснование, рассуждая, что смогу лучше командовать полком, если меня будет легко заметить. Впрочем, я не стыдился — существует ли на свете хоть один кавалерист, ни в малейшей мере не подверженный греху гордыни и суетности?
   Мои логические рассуждения рассыпались как карточный домик после того, как Карьян осмотрел мой гардероб и бесстрастным тоном осведомился, где мы будем держать клетки с павлинами, которые понадобятся нам для запасных перьев.
   Но все равно мое личное имущество умещалось в двух объемистых кожаных саквояжах, и я пока что оставался наиболее консервативным из старших офицеров.
   У солдат были заплечные мешки, у сержантов — сундуки, у легатов — шкафы. Домициусы имели собственные повозки, а за каждым генералом тащился целый караван с добром.
   На марше у меня было занятие, отвлекавшее меня от повседневной рутины, так как уланы двигались сами, словно безупречно отлаженный часовой механизм, и не нуждались в присмотре. Маран писала минимум один раз, а иногда дважды в день, и я наслаждался ее письмами по мере их прибывания, читая и перечитывая надушенные послания любви. Меня ожидали приятные сюрпризы: ее муж не стал оспаривать расторжение брака, реакция на ее решение в аристократических кругах оказалась на удивление безразличной, и, наконец, у нее прекратились месячные.
   Она также была необычайно откровенной в описании того, что ей хотелось бы сделать со мной, когда и в какой обстановке — в постели, стоя, или в ванной, — когда я вернусь домой. Я ехал с почти постоянной выпуклостью под бриджами и всерьез задумывался о том, не найти ли подходящие кустики, чтобы там постараться избавиться от стыда.
 
   Через два дня похода, когда мы еще могли различить на горизонте невысокие здания Чигонара, я обратил внимание на молодого и очевидно богатого легата, занимавшегося утренним бритьем. У него была собственная палатка, хитроумный складной столик, рабочий стол, стулья и личный повар, готовивший завтрак на плите. Двое сержантов были готовы выполнить любое его желание, а рядом стояла брезентовая ванна. Когда он закончил бритье, из палатки вышла привлекательная молодая женщина в шелковом халате.
   Этот легат был не единственным, кто вез с собой любовницу или жену — у одного генерала их было трое. Поскольку он находился в преклонных летах, никто не знал, как он справлялся хотя бы с одной из них, не говоря об остальных.
   Прихлебатели, фургоны с провиантом, повозки квартирьеров, быки на убой... все скорее напоминало переселение народов, а не продвижение регулярной армии.
   Пока наши лошади месили копытами грязь проселочных дорог, мы с капитаном Петре, чтобы не терять времени даром, вернулись к одному из наших старых занятий, придумывая ту армию, которой нам хотелось бы командовать. Я даже завел записную книжку со схемами и замечаниями, которые нам казались особенно ценными. Это было довольно странным занятием для домициуса и капитана и скорее подобало новоиспеченному легату, но необходимо помнить, что мне было лишь двадцать три года, а Петре — на год больше. С учетом того, что произошло несколько недель спустя, наши размышления вовсе не были пустой тратой времени.
 
   Я встретился с Тенедосом, когда мы встали лагерем через неделю после выхода из Чигонара, и поинтересовался, как идут дела. Он огляделся по сторонам, убедившись, что рядом никого нет.
   — Наверное, ты уже догадываешься, что никак, — ответил он. — Никто, даже генерал Турбери, похоже, не понимает, что Период Жары не будет длиться вечно. Нам нужно перейти границу Каллио и разобраться с Чардин Шером до того, как задуют муссоны. Но вместо этого мы лениво ползем вперед, останавливаясь понюхать цветочки в одном месте или послушать птичек в другом... — он помолчал. — Дамастес, в твоей армии есть солдаты, которые знают, как нужно сражаться?
   — В моейармии, сэр?
   — Прошу прощения. Я только что вернулся с совещания с генералом Турбери, и у меня складывается впечатление, будто мы с ним говорим на разных языках, — он тяжело вздохнул. — Остается лишь надеяться, что в нужный момент все сложится как надо. Да, кстати, можешь поздравить меня. Турбери присвоил мне чин генерала.
   Я удивленно заморгал.
   — От всей души поздравляю вас, сэр, но... Однажды вы отказались от такого предложения.
   — Это было раньше, — ответил Тенедос. — В то время мне хотелось сохранить некоторую дистанцию между собою и армией. Теперь положение изменилось. Есть время наблюдать, и есть время плыть по течению.
   Я не понял, что имеет в виду Провидец, но еще раз поздравил его, отсалютовал и вернулся к своим уланам.
   Вечером я передал капитану Петре наш разговор с Тенедосом. Он издал фыркающий звук, заменявший ему смех.
   — Думаю, Генерал-Провидец прав. Но, между нами говоря, он тоже не без греха.
   — Почему?
   — Разве ты не слышал? Он взял свою леди с собой.
   Так оно и было. На следующий день я увидел баронессу Розенну, ехавшую рядом с Тенедосом. Я помахал им, и они помахали в ответ. Если бы не угроза нового, более крупного скандала... я почти жалел, что не взял с собой Маран. Но армия на марше — не лучшее место для женщин, непривычных к суровым военным будням, хотя в своем продвижении мы скорее напоминали богатых и беззаботных путешественников, чем регулярные войска.
   Затем пришла весть: Чардин Шер пересек границу и вторгся в пределы Дары. Это было уже явное объявление войны.
   С помощью разведчиков и специальных магических заклинаний обнаружено, что его армия поджидала нас на заранее подготовленных позициях за рекой Имру, неподалеку от небольшого даранского городка под названием Энтотто.
   Через четыре дня мы приблизились к ним.
 
   Мы находились в районе верхнего течения реки Имру, где ее ширина не превышала тридцати ярдов. Река течет в юго-восточном направлении и впадает в Латану. Мы двигались по пологой, открытой сельской местности, усеянной небольшими рощицами — идеальное место для военных действий.
   Армия Чардин Шера удерживала превосходную позицию — поворотный пункт, который нам предстояло преодолеть перед выходом к границе Каллио. Дорога, по которой шла наша армия, спускалась к переправе, а за переправой находились главные силы противника. К западу от них поднималась густо поросшая лесом гора Ассаб. Ниже по течению от переправы располагались резервы Чардин Шера, а дальше, к востоку, река разветвлялась, и начинались болота.
   Мы выстроились в боевом порядке и стали ждать, что будет дальше. По нашим данным, численность войск Чардин Шера не превышала пятьдесят тысяч человек. Из-за нашего превосходства в живой силе они не имели возможности атаковать первыми, а могли лишь ждать нас.
   Я был удивлен, заметив, что каллианцы не подготовили мощных укреплений, хотя и были обороняющейся стороной. Единственной линией обороны служили неглубокие траншеи, выкопанные рядом с рекой.
   Мой боевой дух взыграл как никогда. Исход такого сражения обычно решает кавалерия, а значит, я окажусь на передовой!
   Пришло очередное письмо от Маран.
 
    "О, мой дорогой!
    Я беременна. Только сегодня провидица подтвердила это. Я спросила ее, что еще она смогла узнать о ребенке, о его поле или будущей жизни, но, к сожалению, ей больше ничего не открылось.
    Но теперь я уверена, что у нас будет ребенок.
    Любимый, это превосходит все мои самые смелые мечты. Я говорила, что хочу мальчика, но если родится девочка, это тоже будет замечательно. Для меня важно лишь то, что это наш ребенок.
    Интересно, в какое время наша любовь так порадовала Ирису, что он позволил нашему будущему ребенку покинуть Колесо и спуститься ко мне? Случилось ли это, когда мы занимались любовью на балконе и ты умудрился разбить стеклянный стол? Или это случилось..."
 
   Но остальное не имеет значения.
   Итак, мне предстояло стать отцом.
   Теперь я надеялся, что кампания будет очень короткой, иначе моему первому ребенку придется нести свадебную фату своей матери.
   Затем начались неприятности.
 
   На следующее утро генерал Турбери созвал всех полковых командиров и их адъютантов на срочное совещание. Атака была назначена на завтра.
    Такой серьезный шаг требовал гораздо более длительной подготовки, чем те восемнадцать часов, которые он нам дал.
    Он не посоветовался с командирами своих дивизий и корпусов.
    Он не выслал патрули на дальний берег реки, чтобы провести детальную рекогносцировку.
    Время, отпущенное на встречу, было таким незначительным, что каждый из присутствующих мог задать только один, самый необходимый вопрос, не говоря уже о собственных предложениях.
   Полную боевую готовность предполагалось объявить в полночь и начать атаку за час до рассвета.
    Слишком много времени между объявлением боевой готовности и реальным сражением.
    Армия была совершенно не подготовлена к ночным перемещениям, не говоря уже о боевых действиях в темноте.
   Каждому корпусу предписывалось атаковать в лоб, пересекая реку одновременно.
    Не было предпринято никаких попыток выяснить, одинакова ли глубина реки по всему фронту нашего наступления.
   По достижении противоположного берега правому крылу армии было приказано повернуть направо и сковать резервные силы Чардин Шера на востоке, рядом с болотами, в то время как центральному и левому — клещами сомкнуться вокруг главных военных сил противника.
   Нумантийская армия могла бы победить, несмотря на все перечисленные ошибки, но последняя была наихудшей:
    Что находилось на другой стороне горы Ассаб?
   Я уже собирался задать этот вопрос, когда генерал вбил последний гвоздь в крышку своего гроба: кавалерия оттягивается в арьергард центрального крыла и не принимает участия в начале боевых действий. Как только левое и правое крыло сокрушат главные силы Чардин Шера, — Турбери ничуть не сомневался в этом — мы нанесем удар через Имру и разобьем каллианцев в пух и прах.
   Я наливался кровью от гнева и разочарования. Иметь в резерве сильную ударную группировку, готовую воспользоваться удобной возможностью, само по себе было неплохой идеей... но всянаша кавалерия? Я даже не знал остальных полковых командиров по именам. Как мы могли сражаться вместе, одной командой, не имея планов, порядка выдвижения? Мы уже ни разу не проводили совместные боевые учения! Ситуация выглядела абсурдно. Если генерал Турбери собирался использовать нас в таком качестве, то ему следовало отдать приказ о соответствующей подготовке еще в Чигонаре, чтобы в пути мы могли заниматься маневрами, а не бесцельно тратить отпущенное нам время. План Турбери также оставлял армию без флангового прикрытия и фронтальной разведки — короче говоря, удар наносился вслепую.
   Я взглянул на Биканера и увидел, что он тоже объят ужасом.
   Генерал Турбери продолжал рассуждать, что мы сделаем с Чардин Шером после того, как захватим его в плен, хотя фактически никто не знал, находится ли он вместе с каллианцами на другой стороне реки, или решил остаться в своей столице. Совещание закончилось вдохновляющими словами о том, что теперь Нумантия докажет свою мощь и право называться великой державой. Я был слишком рассержен, чтобы слушать.
   Сразу же после совещания я направился в палатку Тенедоса, стоявшую неподалеку от штаб-квартиры Турбери. Большая палатка была разделена на два отделения: в одном располагался кабинет Провидца, в другом — его спальня. Я не видел баронессу Розенну. Когда я начал рассказывать Тенедосу, какую идиотскую речь я только что выслушал, он поднял руку, остановив меня.
   — Ты заметил, что меня там не было?
   Разумеется, я заметил, но из-за своей обычной тупости не придал этому особенного значения.
   — Генерал проинформировал меня о своих намерениях еще вчера вечером. Я категорически возражал, но он настаивал на том, что лучше разбирается в военном деле, поэтому я отказался почтить сегодняшний фарс своим присутствием.
   Сейчас я скажу тебе две вещи, которые ты не должен сообщать никому, даже своему адъютанту, так как они рассердят тебя еще сильнее.
   Дело в том, что мы находимся на пороге возможной катастрофы, и над всем этим собралось невероятно мощное чародейство — раньше я о таком никогда не слышал.
   — Никто не говорил мне, что у каллианцев есть великий чародей, — растерянно пробормотал я. — Но, принимая во внимание пренебрежение, с которым военные относятся к волшебству, это ничего не значит. Вы можете сказать, кто творит эти чары?
   — В том-то и дело, что нет. Я не заметил... скажем, знака или подписи, указывающих на то, что эти заклинания совершаются одним человеком. Я опасаюсь, что у Чардин Шера есть волшебник, который довел до совершенства Великое Заклятье, каким-то образом заставив других чародеев работать на себя.
   — В чем заключается другая проблема? — поинтересовался я.
   — Я привез с собой полдюжины чародеев, и мы постоянно пытаемся направить через реку заклинание поиска, так как генерал Турбери отказался выслать разведчиков. Так вот, все наши заклинания отскакивают обратно, как будто мы колотим тупыми бронзовыми мечами по стальной плите. Это беспокоит меня больше всего.
   — Можно ли что-нибудь с этим поделать?
   — Очень немногое, а возможно, и вовсе ничего. Попробуй молиться, но только не Сайонджи. Меньше всего нам завтра следует обращать на себя внимание богини-разрушительницы. Возвращайся в свой полк и постарайся быть как можно более внимательным в завтрашнем сражении. Если вы пересечете реку, будь готов к неприятным сюрпризам. Я собираюсь снова попробовать проникнуть через эту завесу темноты и посмотреть, что затевает Чардин Шер.
   — Еще один вопрос, сэр. Удалось ли вам или кому-нибудь из ваших чародеев установить, что Чардин Шер лично возглавляет свою армию?
   — Мы пытались, но получили отпор. Я попробовал другой метод и послал заклятье поиска через всю страну, нацелив его на Полиситтарию. Там я не обнаружил признаков премьер-министра, но полной уверенности нет. Мое заклятье могло сработать неправильно, Чардин Шер мог переехать в другое место или выставить магическую стражу, мешающую мне обнаружить его.
   Но могу сказать тебе, что я чувствую его присутствие. Всего лишь смутное ощущение... однако готов поспорить, что он действительно находится неподалеку и выжидает, готовясь торжествовать свою победу и наслаждаться нашим позором.
   — Сэр, — сказал я. — Не хочу выказать неуважения к нашему командующему, но я полагал, что генерал Турбери обладает боевым опытом. Ведь он сражался с каллианцами.
   — Так оно и было, Дамастес, но сколько людей служило под его началом? Не более одного полка против роты-другой противника, который устраивал дерзкие вылазки. Обе стороны расходились до того, как проливалась настоящая кровь, поскольку тогда мы не были готовы к объявлению войны. Боюсь, теперешние задачи генерала Турбери намного превосходят те, с которыми он способен справиться.
   Могла возникнуть и другая проблема: пока генерал Турбери мог опираться на своего командующего, такого как генерал Протогенес, все было чудесно и замечательно. Но теперь он остался один и несет всю ответственность за то, что случится с нашей армией.
   Уже не рассерженный, но встревоженный, я торопливо вернулся в свой полк.
 
   Всем подразделениям было приказано ждать темноты до начала передислокации, и уланы подчинялись приказу. Другие же оказались не столь дисциплинированными — я видел облака пыли, клубившиеся над пехотными полками, когда они выступили «украдкой», рассчитывая выиграть время. Эти облака, хорошо заметные с другой стороны реки, служили Чардин Шеру предупреждением о готовящейся атаке.
   Наконец уланы получили приказ выступать. Если бы не близость битвы, ситуация могла бы показаться забавной. Колонны терялись, эскадроны наезжали друг на друга, смешивались с другими полками, люди падали с лошадей, въезжали в палатки, в обозы, в отхожие ямы... Список досадных недоразумений был таким же огромным, как и количество ругавшихся кавалеристов, без толку мечущихся туда-сюда.
   Но в конце концов мы заняли позицию, приблизительно соответствующую тому месту, где нам следовало быть, и стали ждать боя.
   За час до рассвета началось светопреставление.
   О битве при реке Имру справедливо говорят как об одном из нагляднейших, наиболее сокрушительном поражении в военной истории. Она могла бы стать великой победой: ведь мы вдвое превосходили противника числом, к тому же, день выдался, высокая облачность не грозила дождем, и обе стороны могли хорошо видеть друг друга.
   Большинство сражений после первой стычки превращаются в мешанину крови и воплей, где никто не имеет ясного представления о том, что творится на самом деле, и победитель зачастую не уверен в своей победе до следующего утра. На реке Имру вышло по-другому. Поскольку моя роль до самого конца заключалась в беспомощном ожидании на вершине холма — ожидании великой возможности, которая так и не предоставилась, — я могу точно и лаконично описать катастрофу.
   Ровно за час до рассвета зазвучали трубы, и три корпуса нумантийской армии стройными рядами направились к реке. Генерал Эрн возглавлял левое крыло, генерал Одоастер — правое, а генерал Турбери принял командование центром.
   Они вошли в воду сомкнутым боевым строем и начали переправу. Глубина реки у брода оказалась немного большей, чем предполагалось; люди боролись с потоком, быстрое течение ударяло в их щиты и валило с ног. Генерал Турбери и другие старшие офицеры, которые переправлялись верхом, ничего не замечали.
   В центре началась сумятица.
   Генерал Одоастер на правом фланге, по-видимому, сильнее других стремился добыть свою долю славы, поэтому его корпус выдвинулся вперед немного быстрее, чем две другие части армии.
   Таким образом, наш правый фланг оказался оголенным.
   Левый же фланг столкнулся с неожиданным препятствием. Отмели не простирались так далеко на запад, и в нескольких шагах от берега глубина реки превышала восемь футов. Люди уходили под воду с головой, размахивали руками, пытаясь плыть в доспехах, и начинали тонуть. Неумолимый пресс наступающего строя вынуждал других следовать за ними, и вскоре русло реки превратилось в кипящую массу охваченных паникой людей.
   На другом берегу каллианские солдаты поднялись из своих неглубоких траншей, и перед их строем появился Чардин Шер, — в великолепных серебряных доспехах, на кауром жеребце, с двумя знаменосцами за спиной.
   Генерал Турбери, очевидно, не отдавал себе отчета в том, что на левом фланге его армии возникли проблемы. Увидев противника перед собой, он дал сигнал к атаке, и войска центрального фланга стремительно двинулись вперед.
   Даже не ожидая, пока противник приблизится на расстояние полета стрелы, каллианцы начали отступать. Возможно, Турбери решил, что они ударились в панику, увидев решительность и неустрашимость нумантийцев. Он мог бы проявить больше наблюдательности, ибо каллианская армия отступала в строгом порядке, шеренга за шеренгой. Из нумантийских рядов донесся торжествующий боевой клич, и солдаты перешли на бег, еще глубже увязая в западне, ибо это, разумеется, была ловушка.
   Наше правое крыло стало сильно отставать, так река в месте их переправы оказалась значительно шире.
   В этот момент Чардин Шер нанес удар. Его чародеи подняли волну на реке и с огромной скоростью послали ее с запада на наши наступающие части. Высота волны не превышала двух футов, но этого было более чем достаточно. Волна подхватила солдат на левом фланге и утащила их с собой; лишь немногим удалось выбраться на противоположный берег ниже по течению.
   Та же волна застала правый фланг на середине переправы и как будто ударила по нему тяжким, смертоносным кузнечным молотом.
   Затрубили каллианские рожки. Ударные части армии Чардин Шера развернулись и перешли в наступление. Лучники противника осыпали стрелами сбившийся в кучу нумантийский центр.
   Генерал Турбери был убит первым же залпом, и я, с моего наблюдательного поста, увидел, как нумантийские штандарты начинают клониться вниз. Центр принял на себя удар первой волны атакующих и немного подался назад.
   Должно быть, солдаты Чардин Шера неоднократно отрабатывали этот боевой маневр. Времени у них было достаточно: они удерживали позицию в течение нескольких дней перед нашим поспешным и торжественным прибытием. Левое крыло каллианцев разделилось, послав половину против центральной нумантийской группировки, а другую половину — по тайному броду через реку. Быстро переправившись, они ударили по флангу нашего правого крыла.
   Затем последовал смертельный удар. С заранее подготовленных позиций, замаскированных чародейством и густыми лесами горы Ассаб, выдвинулась остальная часть армии Чардин Шера. То была в основном кавалерия и легкая пехота, которой не составило труда глубоко вклиниться в наш центральный корпус.
   Поле битвы превратилось в бурлящий хаос. Человек сражался с человеком, человек убивал человека. Ни тактики, ни великих замыслов — лишь кровавая резня.
   Я видел, как один за другим падают нумантийские стяги. Небольшие островки наших солдат продолжали отчаянно сопротивляться, а затем исчезали, поглощенные волнами каллианцев.
   Я услышал крик кавалерийского генерала. Не знаю, к кому он был обращен — наверное, к любому богу или демону, способному поддерживать нас. Но рядом не осталось никого, кто мог бы дать приказ к атаке.