Это первое прикосновение только подхлестнуло его жажду, и он обхватил руками округлые бедра Пьюрити. Не замечая короткого протеста, вырвавшегося у нее, он снова прикоснулся к ней, после чего погрузился языком в глубину ее драгоценного лона. Страсть туманом заволокла его глаза, когда он нашел источник ее наслаждения и принялся ласкать его. Мягкое и теплое естество Пьюрити принадлежало лишь ему одному.
   Чуть слышные стоны и трепет восторга, пробежавший по телу Пьюрити, разожгли в нем огонь. Касс развел ее бедра шире и не дал ей передышки, пока она не задрожала сильнее.
   — Касс, прошу тебя…
   Мольба девушки заставила его посмотреть ей в глаза. В ее взгляде причудливо сочетались тревога и страстное предчувствие, и его охватил новый прилив нежности.
   — Я хочу, чтобы ты принадлежала мне полностью, Пьюрити. Отдайся мне, дорогая.
   После секундного колебания Касс снова прильнул к ней губами, черпая наслаждение из источника ее страсти. Почувствовав стремительно нараставшее в ней возбуждение, он ощутил прилив почти неземного восторга. Теперь он мог насладиться всей прелестью ее тела. Глаза Пьюрити были закрыты, дыхание стало прерывистым, и тут Касс отстранился от нее и сорвал с себя одежду.
   Полностью накрыв ее своим телом, Касс выждал еще мгновение и стремительно проник в нее. Услышав, как Пьюрити слабо вскрикнула от боли, он закрыл глаза, охваченный невыразимым волнением. Ее плоть сомкнулась вокруг него, такая нежная и горячая, что у него перехватило дыхание.
   Ритм их любовной близости, вначале медленный, участился. По мере того как взаимный восторг нарастал, Касс становился все более страстным. Руки Пьюрити обвили его шею. Чувствуя, что сердце забилось сильнее в предвкушении быстро приближавшегося сладостного восторга, он взглянул сверху вниз на Пьюрити и увидел, что ее лицо покрылось румянцем, а глаза сияют радостным изумлением. Ее губы приоткрылись, шепча его имя, и он в ответ, назвав ее по имени, одним последним рывком достиг наивысшей точки наслаждения.
 
   Тишина в палатке нарушалась только стуком капель дождя и потрескиванием уже почти потухшего костра, когда Касс наконец отстранился от Пьюрити. Он приложил ладонь к щеке девушки и ждал с неожиданной тревогой, пока ее глаза откроются. Наконец она посмотрела на него, и свет, струившийся из глаз, согрел ему сердце.
   Слова пришли как бы сами собой:
   — Теперь ты моя.
 
   Крик совы пронзил тишину ночи. Подняв глаза к отверстию дымохода в центре крыши вигвама, сквозь которое можно было видеть пасмурное, беззвездное небо, Джек нахмурился. Надвигалась гроза.
   Не в силах заснуть, он перевел взгляд на Шепчущую Женщину, спавшую рядом с ним. Один ее вид мог служить ему утешением. Его мысли вновь и вновь возвращались к «Серкл-Си». Джек понимал, что сделал правильный шаг, приняв предложенное Стэном партнерство. У него тогда не было другого выхода, но в то же время он был уверен, что ранчо в финансовом отношении скоро снова твердо встанет на ноги. Касс сумеет справиться со своей задачей.
   Всеобщая неприязнь к Кассу волновала Джека, но он почти не сомневался, что его сын справится и с этим. В жизни юноши было немало суровых испытаний, однако он сумел выйти из них с честью, закалив дух и тело.
   Отцовская гордость пробудилась в душе Джека, и он с нежностью подумал о сыне. Касс, хотя и часто сердил его, никогда не приносил ему разочарований. Он всегда радовал мать, звавшую его Бледнолицым Волком.
   Пошевелившись во сне, Шепчущая Женщина прильнула к мужу обнаженным телом, выражая любовь и доверие, и Джек невольно улыбнулся. Он все больше ценил те мгновения, которые они проводили вместе. Это были бесценные жемчужины, озарявшие своим светом его путь, придававшие жизни богатство и полноту.
   Джек не отрывал глаз от спокойного лица жены. Изящные очертания щек, дивная красота правильных черт ее лица не переставали поражать его, и тем не менее одна только внешняя прелесть никогда не могла бы так глубоко тронуть его душу. Мудрость и умение радоваться каждому новому дню жили во всех ее словах и поступках, очаровав его, как только она впервые назвала ему свое имя.
   Джек обнял Шепчущую Женщину за плечи. Она опять пошевелилась, и он прошептал, тотчас пожалев о своем поступке:
   — Спи, дорогая. — Джек прикоснулся к ее губам поцелуем. — Все в порядке.
   Шепчущая Женщина медленно открыла глаза. Проникая в его мысли так глубоко, как только она одна была способна, индианка отозвалась чуть слышно:
   — Да, все прекрасно. Я лежу в твоих объятиях, и радость этого мига принадлежит только нам. Она останется с нами навсегда.
   Джек кивнул, высказав вслух мысль, которую больше не мог от нее скрывать:
   — Это наша последняя ночь вместе. Завтра я уезжаю.
   По лицу Шепчущей Женщины пробежала тень.
   — Завтрашний день пролетит незаметно, как и те, что придут за ним, а потом ты снова вернешься ко мне.
   — Но до тех пор, дорогая…
   В темных глазах Шепчущей Женщины блеснули слезы.
   — Наши души всегда вместе.
   Слова истины… слова любви. Джек воспринял их всем сердцем, заключив жену в объятия.
 
   Какой-то отдаленный рев, показавшийся ей пугающе знакомым, нарушил ночное безмолвие.
   Она знала, что это такое!
   Звук становился все громче, все отчетливее. Стена воды надвигалась, чтобы обрушиться на их застрявший фургон!
   Честити плакала. Онести звала ее по имени. Мама карабкалась к ним, протягивая руки… но тут между ними встала река.
   Весь мир вокруг рушился. Влажная тьма окутала ее, заглушив стоны. Здесь не было ни света, ни звука… ни жизни.
   Нет!
   — Пьюрити! Проснись… тебе приснился страшный сон.
   Пьюрити очнулась, едва до нее донесся знакомый голос. Вся дрожа, еще не придя в себя, она услышала, как дождевые капли стучат по брезентовому навесу над головой. Девушка почувствовала, как чья-то сильная рука обняла ее за плечи. Напрягая зрение, она разглядела в полутьме, слегка рассеиваемой светом тлеющего костра, резкие черты лица, темные волосы, ниспадающие на широкие мускулистые плечи. Человек, лежавший рядом с ней, приподнялся на локте, и тогда она увидела его глаза, до странности светлые глаза зеленого цвета.
   Бледнолицый Волк.
   Это имя уже не вызывало у нее страха. Напротив, когда его теплые губы коснулись ее, пальцы нежно погладили ее по щеке, сильные руки крепче прижали к груди, дрожь в теле девушки утихла.
   — Спи, — нежно прошептал ей на ухо Касс. — Ты в безопасности. Теперь тебе ничто не может причинить вреда.
   Да, она ничего не боялась в объятиях Касса. Когда Пьюрити лежала, прильнув к нему всем телом, ни дождь, ни что-либо еще в целом мире уже не имело для нее значения.
   Она закрыла глаза, согретая его теплом…
 
   Чуть слышный отрывистый разговор поблизости… случайные шаги, раздававшиеся в тишине… отдаленный лай собаки…
   Поселок за стенами вигвама Шепчущей Женщины медленно пробуждался к жизни.
   Подняв глаза к отверстию дымохода, индианка заметила проблески рассвета. Она перевела взгляд на мужа, который как раз приторачивал тюк с вещами к седлу, и с усилием поднялась на ноги. Он обернулся к ней, выражение его лица было угрюмым. Пора…
   Без малейших признаков волнения на лице, хотя в груди ее бушевала буря, Шепчущая Женщина приникла к мужу и тут же оказалась в его объятиях. Она не решалась сказать ему, что боль в ее сердце с каждой новой разлукой становится сильнее, не смела признаться, что мечтает о том времени, когда им никогда больше не придется расставаться, потому что знала: этим она причинит ему лишние страдания.
   Отстранившись от него, Шепчущая Женщина коротко улыбнулась и прошептала:
   — Скоро мы снова будем вместе.
   Муж поцеловал ее. Он отправлялся домой, где его ждала другая женщина, любившая его не меньше, чем она… Индианка понимала всю ценность этой любви, несмотря на то, что она стояла между ней и человеком, которому было отдано ее сердце.
   — Я люблю тебя, дорогая. — Слова Джека были подобны ярко раскрашенным четкам, подвешенным на тонкой нити, которой представлялась ей вся ее жизнь. — Я постараюсь вернуться, как только смогу.
   Его губы слегка коснулись ее, словно он в порыве любви хотел передать ей долю своей внутренней силы.
   Провожая мужа, Шепчущая Женщина произнесла простые слова, идущие из глубины ее сердца:
   — Муж мой… в мыслях ты всегда со мной.
   Боль резанула ее как ножом, как только Джек вскочил в седло.
   Она помахала ему на прощание, и кровь незаметно отхлынула от раны.
 
   Утренний свет разбудил Пьюрити. Тишина, царившая вокруг, свидетельствовала о том, что гроза кончилась, а близость Касса снова вызвала к жизни воспоминания о бурной страсти. Она всем телом ощущала рядом его обнаженное теплое тело.
   Не в состоянии больше избегать его взгляда, Пьюрити подняла голову. У нее перехватило дыхание, едва их глаза встретились…
   Касс запустил пальцы в ее волосы, и сердце девушки забилось сильнее, прошептал ее имя, и рот Пьюрити приоткрылся. Он поцеловал ее в губы, и сладкая истома поглотила все прочие чувства. Она ахнула, когда он глубоко проник в нее…
 
   Утреннее небо было ясным и чистым, когда Пьюрити наконец вышла прогуляться. Одежда ее была влажной, все тело ныло. Ею как будто овладело какое-то странное оцепенение, и она прикрыла рот рукой, чтобы подавить зевок. Их палатка была уже разобрана и упакована, костер потушен, лошади навьючены. Ночь их близости осталась позади.
   Искоса взглянув на Касса, стоявшего рядом со своим мерином, Пьюрити вспомнила любовные признания, хриплым шепотом срывавшиеся с его губ, когда их тела соединились и пик наслаждения был близок. В памяти всплыло выражение глаз Касса, после того как все осталось позади, но мгновения взаимной страсти все еще были живы в их сознании. Она никогда еще не чувствовала в себе столько силы, жизни и огня, как в те минуты, когда находилась в егo объятиях.
   Но как только они оделись и позавтракали при ярком свете утреннего солнца, между ними воцарилось странное молчание.
   Касс, снова одетый по-индейски, резко обернулся к ней. Не останавливая на девушке взгляда, он проговорил:
   — Поселок кайова уже недалеко. Мы доберемся до него через день, самое большее два.
   Пьюрити молча кивнула.
   — Тогда давай поторопимся.
   Девушка еще раз кивнула. Действительность снова обрушилась на нее, а вместе с ней вернулась и тревога. В сущности, ничего не изменилось. Касс по-прежнему оставался Бледнолицым Волком, и главной целью его была месть. Она заключила с ним сделку, на которую никак не могло повлиять то обстоятельство, что они занимались любовью. Впереди ее ждала встреча с индейским шаманом, а потом ей придется выполнить свою часть соглашения.
   Пьюрити стало грустно.
   — Нам пора в путь, — неожиданно раздался голос Касса.
   Оторвавшись на миг от своих мыслей, она заметила, что он стоит возле нее. Неожиданно Касс подхватил ее, усадил в седло, а сам занял место позади. Девушка оглянулась и увидела, что ее кобыла прочно привязана кожаным ремешком к седлу вьючной лошади.
   В ответ на безмолвный вопрос в ее глазах Касс произнес:
   — У тебя сегодня усталый вид. Так тебе будет удобнее.
   Пьюрити нахмурилась.
   — Я устала не больше, чем ты.
   Когда взгляд Касса метнулся к ее губам, она с удивлением почувствовала, что щеки ее залил румянец.
   — Сделай мне одолжение, Пьюрити, — нежно прошептал он. — По правде говоря, я просто хочу, чтобы ты подольше оставалась со мной рядом.
   В ее горле вдруг встал комок, и Пьюрити закрыла глаза, ощутив прикосновение его губ. Он пустил коня вперед, а она все еще была не в силах произнести ни слова. Когда же его руки сомкнулись вокруг нее, она решительно отбросила только что мучившие ее мысли.

Глава 8

   Фургон мерно двигался вперед, Джулия оправила шаль и слегка сдвинула капор, чтобы защитить глаза от ослепительного солнечного света. Головная боль, мучившая ее вот уже несколько дней, до сих пор не проходила. Всевозможные попытки избавиться от нее ни к чему не привели, и поэтому Джулия для своего так долго откладывавшегося визита в город выбрала ранний час. Больше ждать она не могла.
   Глядя с рассеянным видом на особняки вдоль дороги, свидетельствовавшие о том, что фургон уже достиг городских предместий, женщина облегченно вздохнула. Скоро она должна выехать на главную улицу. Нужно постараться как можно скорее покончить с делами и возвращаться домой.
   Джулия подавила грусть, которая внезапно пробудилась при мысли о доме. «Рокинг-Ти» — процветающее, благоустроенное ранчо, и дом, который Джек построил на своей земле, считался одним из лучших в округе, однако без мужа и Касса он казался пустым. Она понимала, что ее тревога объяснялась еще и тем, что она со дня на день ожидала их возвращения и хотела быть дома, когда они приедут. Джулия утешала себя мыслью, что, если все пройдет благополучно, она еще до полудня вернется назад. За долгие годы она уже привыкла к периодическим отлучкам мужа и пасынка и знала, что время их отъезда и приезда редко менялось. Они никогда не возвращались раньше полудня.
   Терзаемая мыслью, которой она упорно избегала все утро, Джулия взглянула на сумочку, лежавшую на сиденье рядом с ней, и тут же отвела взгляд, благодарная судьбе за то, что, как только она въехала в город, ее внимание отвлекли знакомые голоса.
   — Доброе утро, миссис Томас!
   Улыбнувшись, Джулия кивнула в сторону светловолосого круглолицего румяного подростка, который брел по улице, волоча за собой младшего брата.
   — Доброе утро, Уильям, — ответила она. — Надеюсь, твоя мама чувствует себя хорошо?
   — Она здорова, миссис Томас, — крикнул Уильям вслед быстро опередившему его фургону. — Вы не собираетесь в ближайшее воскресенье принести в церковь мятные леденцы, как на прошлой неделе?
   Джулия весело бросила ему через плечо:
   — Только не забудь прийти вовремя, тогда узнаешь сам!
   Движение становилось все более оживленным, и Джулия слегка отпустила поводья. Ее упавшее было настроение снова поднималось по мере того, как вокруг нее раздавались все новые и новые приветствия:
   — Доброе утро, Джулия. Какой чудесный денек, не правда ли?
   — Доброе утро, Джон. — Городской кузнец был ее добрым старым другом. — Да, погода отличная.
   — Как поживаете, миссис Томас? До чего же приятно вас видеть!
   — Доброе утро, Джейкоб. — Она сердечно улыбнулась дородному лавочнику. — Я тоже рада с вами встретиться.
   — Джулия, дорогая, какой сюрприз! Что вы делаете в городе в такое время? Непременно зайдите ко мне на чашку чая, прежде чем вернуться домой, слышите?
   — Обязательно зайду, если только будет не слишком поздно. — Ей всегда нравилась жена священника. — Благодарю вас, Джорджина.
   Да, она обеспечила себе счастливую жизнь рядом с Джеком, такую, какую она даже представить себе не могла до того солнечного октябрьского дня, когда они познакомились.
   Едва Джулия окинула взглядом пестрые вывески, пульсирующая головная боль усилилась, и она почувствовала, как настроение, поднявшееся было несколько минут назад, сразу упало. Дернув за поводья, Джулия замедлила ход фургона: впереди показалось то самое здание, какое ей было нужно.
   Человек предполагает, а Бог располагает, — всплыла у нее в голове фраза.
   Кто это сказал? Не ее ли отец? Джулия остановила фургон и слезла с козел.
 
   Они были в пути с самого рассвета. После восхода солнца становилось все жарче, и наконец дневной зной превратился в почти невыносимое бремя. Пьюрити изнывала от жары и усталости, у нее болела спина. Протянув руку к фляге, девушка открутила крышку и поднесла губы к горлышку. Ей казалось, она никогда не сможет утолить жажду.
   Снова подвесив фляжку к луке седла, Пьюрити перевела взгляд на Касса, который, по-видимому, не испытывал подобных мучений. В отличие от нее он без видимых усилий держался в седле, более того, чувствовал себя увереннее с каждым часом пути.
   Внезапно девушка догадалась: Касс был из племени кайова и возвращался к себе домой.
   Пьюрити сделала над собой усилие, чтобы побороть дрожь в теле. По какой-то непонятной причине в последние дни она упорно избегала этой мысли. Лежать в объятиях Касса, ища его поддержки, казалось ей столь же естественным, как и дышать. Но мир, порожденный их взаимной страстью, с каждой пройденной милей представлялся все более зыбким. В той новой среде, куда они должны были попасть, она чужая, и невозможно закрывать на это глаза.
   Неужели она совершила ошибку? Мог ли шаман по имени Пятнистый Медведь, человек, в самом существовании которого она не была уверена, помочь ей узнать о судьбе сестер? И если да, то хватит ли у нее сил принять истину, если он сообщит ей, что их больше нет в живых?
   Слезы подступили к глазам, но она подавила их.
   — Пьюрити…
   Услышав голос Касса, Пьюрити обернулась. Не догадываясь о своей бледности и явственно проступавшей на лице тревоге, она была удивлена, когда он неожиданно наклонился к ней, положил ладонь ей на затылок и поцеловал.
   Поцелуй Касса был легким, мимолетным. Он отстранился от нее с явной неохотой.
   — Не пройдет и часа, как мы доберемся до поселка, — сообщил он и неожиданно добавил: — Расскажи мне о своих сестрах.
   Нет, она не хотела говорить о них. Для нее это был слишком тяжело.
   Пьюрити переложила поводья в другую руку, затем пожала плечами:
   — Я была ребенком, когда произошел тот несчастный случай, и помню очень мало.
   — Когда погибли твои родители?
   Она кивнула, добавив против воли:
   — Мама с папой утонули, иначе непременно нашли бы нас.
   — Но твои сестры…
   — Они живы.
   В ответ на столь твердое заявление глаза Касса сузились.
   — Почему ты так в этом уверена?
   — Просто уверена, и все.
   — Расскажи мне.
   Девушка вздохнула. До сих пор никто не требовал у нее объяснений. Как бы сильно Стэн ни любил ее, он никогда не придавал ее словам достаточно значения, чтобы обращаться к ней с расспросами. Что же до Бака и остальных, то они всегда избегали этой темы, не желая лишний раз ее расстраивать.
   Когда Пьюрити вновь заговорила, казалось, что она оправдывается:
   — Дело в том, что я иногда как будто вижу их перед собой. Онести очень красива. У нее темные волосы, а глаза, когда она сердится, становятся темно-голубыми. — Девушка коротко рассмеялась. — Онести никогда не позволила бы кому-либо взять над собой верх. — Улыбка на губах Пьюрити погасла. — Честити совсем другая. Она всегда была более чуткой к переживаниям других людей и выглядела такой трогательной со своими рыжими кудряшками и нежным голоском.
   Касс заглянул в ее глаза.
   — Тебе их не хватает. Ты должна так или иначе выяснить, что с ними сталось, чтобы наконец успокоиться. К чему бы ни привели твои поиски, это все же лучше, чем неизвестность.
   Пьюрити закрыла глаза, внезапно осознав, что, заглянув в самую их глубь, Касс сумел проникнуть прямо в ее душу.
   — Пьюрити, послушай меня. — Шепот Касса заставил ее приподнять дрожащие веки. — Еще немного, и тебе не придется больше ждать.
 
   Шепчущая Женщина возвращалась от родника по узкой тропинке. Вода, выплескивавшаяся из ведерка, оставляла за ее спиной мокрый след. Мысли индианки блуждали где-то далеко. Она проснулась в тот день рано, гораздо раньше обычного. Бессонница так измучила ее, что Шепчущая Женщина решила не оставаться в постели, где ее осаждали думы, от которых никак нельзя было отделаться.
   С каждым разом ей все труднее было переносить одиночество. Ей не хватало тепла объятий мужа и звука его голоса, а пустота в сердце казалась бездонной. Парящий Орел, ее красавец сын, помогал хотя бы отчасти заполнить эту пустоту, и та радость, которую он ей приносил, позволяла отвлечься от тяжелых мыслей.
   Шаги Шепчущей Женщины замедлились. Бледнелицый Волк и Парящий Орел, два ее сына…
   Бледнолицый Волк, ее первенец, являлся прямой противоположностью своему брату. Высокий и сильный, он был очень хорош собой. Кровь его отца, так явно заметная в глазах, всегда привлекала к нему всеобщее внимание. Парящий Орел, напротив, был невысокий и хрупкий. Он ничем не выделялся, если не считать доброты, отражавшейся в улыбке, которая с такой легкостью вспыхивала у него на губах.
   Только сейчас Шепчущей Женщине пришло на ум, что она сама точно не помнит, когда эта улыбка начал меркнуть. В разговорах с Бледнолицым Волком она не раз обсуждала перемену, происшедшую в его брате, и хорошо помнила, что старший сын так же тревожился за Парящего Орла, как и она сама. Сблизились братья с первого же дня их знакомства, с годами братские узы становились все более прочными. После смерти Бегущей Бизона Бледнолицый Волк взялся за воспитание младшего брата. И ей даже в голову не приходило, что любовь его к Парящему Орлу в один ужасный день может стоить ему жизни.
   Она так и не узнала, почему огонек радости в глазах Парящего Орла потух. Когда Бледнолицего Волка принесли к ней чуть живого, с кровоточащей раной в груди, индианка решила, что, если и его сердце перестанет биться, она уйдет из жизни вместе с ним. К счастью, сын поправился, постепенно окреп. Тогда он и произнес клятву мести, и она всем своим существом разделяла его стремление.
   Только после того как Бледнолицый Волк окончательно поправился и вернулся на ранчо к отцу, она позволила себе оплакать погибшего сына. Приподняв подбородок, Шепчущая Женщина старалась не смотреть на рубцы от страшных ран на руках и ногах, которые она нанесла себе в порыве скорби. У Парящего Орла отняли жизнь, и единственным способом облегчить беспрестанную муку сердца было страдать подобно ему — пролить свою собственную кровь, так же как была пролита кровь ее сына. В знак траура она обрезала волосы и каждый день приходила на вершину холма, где безутешно рыдала, прося его душу успокоиться.
   Шепчущая Женщина на миг прикрыла глаза. Ее единственным утешением стала любовь к оставшемуся в живых сыну и к мужу, которому было навеки отдано ее сердце.
   Слезы грусти навернулись на глаза Шепчущей Женщины, едва она приблизилась к своему вигваму. Бросив вгляд на разведенный костер, индианка перелила только что принесенную воду в стоявший наготове котелок. Щедрость мужа позволяла ей жить с большими удобствами, чем большинству других ее соплеменников. Она щедро делилась с соседями всем, что имела, однако предпочитала держаться в стороне. Шепчущая Женщина была еще достаточно молода, впереди у нее оставалось немало лет жизни. Серая Лиса и Смеющийся Медведь не раз пытались приблизиться к ней, предлагая утешение, однако она отвергла их обоих. Хотя она и заверяла мужа, чтобы облегчить его душу, что дни без него пролетят незаметно, каждый раз, когда он уезжал, в ее сердце воцарялась пустота.
   Вдруг какое-то неясное чувство побудило Шепчущую Женщину поднять глаза. Она устремила взгляд вдаль, туда, где на фоне безоблачного неба ярко светило солнце.
   На горизонте не было заметно никакого движения, но в ней все вдруг словно запело от радости.
 
   Касс тоже всматривался вдаль, надеясь разглядеть вдали индейский поселок. Беспокойство Пьюрити, переросшее в тревогу, с каждой милей пути становилось все сильнее и в конце концов передалось и ему.
   Пьюрити вздохнула, и Касс обернулся к ней. Не обращая на него внимания, она провела рукавом рубашки по влажному лбу, откинула с лица непокорную прядь. Он заметил, что девушка стала бледной, веки ее отяжелели, а плечи поникли. Пышная коса, уложенная на затылке, отливала на солнце золотом, так же как и локоны, свившиеся от жары в тугие колечки. Он ощутил прилив нежности. Ему хотелось прикоснуться губами к этим необыкновенным волосам, прижать Пьюрити к себе, передать ей свою силу, сказать, что опасаться нечего, потому что он будет рядом, но у него не хватило смелости.
   С приближением к поселку Касса начали одолевать сомнения, с которыми он тщетно пытался справиться. Пьюрити уступила порыву, вспыхнувшему в нем ярким пламенем… Не угаснет ли это пламя в самое ближайшее время?
   Ему предстоит отомстить за смерть брата. И он не остановится ни перед чем, чтобы сделать это. Никто, даже Пьюрити, не заставит его свернуть с пути. Внезапно Касс заметил впереди то, что искал, — очертания вигвамов, гордо возвышавшихся в лучах солнца. Неудержимый прилив тепла охватил его сердце, и Касс перевел взгляд на Пьюрити.
   Она тоже заметила впереди силуэты.
   Однако она не улыбалась.
 
   Расправив плечи и отбросив беспокойство, Пьюрити окинула взглядом поселок кайова, к которому они медленно приближались Она думала, что он гораздо больше. Тридцать или сорок вигвамов стояли ровными рядами на некотором расстоянии друг от друга. Рядом с некоторыми них женщины под яркими лучами утреннего солнца готовили завтрак. В отдалении от вигвамов стояли несколько молодых индейцев, они искоса смотрели на подъезжавших. Женщины, работавшие под навесом в другой части поселка, и полуголые дети, игравшие поблизости, тоже подняли головы и глядели в ту же сторону.
   Вдруг какой-то беспризорный пес с угрожающим видом бросился вперед, чуть не напугав лошадь Пьюрити. Касс что-то крикнул ему на языке кайова, и пес остановился.
   Наблюдая за тем, как собака медленно поплелась обратно в сторону поселка, Пьюрити испытывала неловкость из-за повышенного внимания к себе. Это чувство усилилось, когда Касс осадил своего коня и спешился. Она последовала его примеру и тут же заметила немолодую индианку, выступившую вперед. Это была хрупкая, очень маленькая женщина с тонкими, изящными чертами лица. Она выглядела очень привлекательной, несмотря грубо остриженные волосы и шрамы на руках.