Барбьери Элейн. Невинность и порок

   Образ Шепчущей Женщины снова возник перед его мысленным взором, и Джек тихо застонал.
   — В чем дело, дорогой?
   Вопрос Джулии повис в воздухе. Мог ли он признаться ей, что вынужден был обманывать ее все эти годы, потому что у него не хватало смелости сказать ей правду, что эта ложь с каждым разом давалась ему все труднее? Ведь его молчание вынуждало Касса отвергать перед людьми родную мать и брата, которых он горячо любил, и от этого сильнее переживать смерть Парящего Орла. Разве можно сказать Джулии, что, если бы Шепчущая Женщина стала настаивать на своих законных правах, он мог бы бросить свою вторую жену после всех тех лет, которые она отдала ему? И как сказать ей, что даже теперь, держа ее в своих объятиях и черпая утешение в ее любви, он не решил, что делать дальше?
   — Ты не ответил на мой вопрос, дорогой. Тебя что-то беспокоит?
   Джек прильнул щекой к волосам Джулии. От седеющих прядей исходил аромат сирени, непохожий на естественный мускусный запах кожи Шепчущей Женщины. Ответ его был правдивым лишь отчасти.
   — Я тревожусь за Касса. На ранчо «Серкл-Си» возникли осложнения, которые ему очень трудно будет преодолеть.
   Джулия на миг умолкла.
   — Надо послать ему телеграмму… попросить приехать ненадолго домой и здесь еще раз все хорошенько с ним обсудить.
   — Не думаю, что он согласится.
   — Почему? Из-за той девушки, о которой ты мне рассказывал?
   — Я в этом не уверен.
   — Он бы приехал, если бы ты попросил его об этом.
   — Кассу нужно уладить там кое-какие дела, и никто, кроме него, не может с этим справиться.
   Джек почувствовал дрожь, пробежавшую по телу Джулии.
   — Джек, твои слова меня пугают. Ты о чем-то умалчиваешь. Надеюсь, Касс там в полной безопасности?
   — Пожалуй… то есть, конечно, да.
   — Джек…
   В коротком смешке Джека присутствовал налет иронии.
   — Думаю, на ранчо «Серкл-Си» нет человека, способного поверить в то, что кто-то тревожится за Касса. По-моему, они считают как раз наоборот.
   — Касс никогда не причинил бы кому-то вреда!
   — Джулия…
   — Он добрый и…
   — Чуткий. Да, я знаю.
   — Он был для меня самой большой радостью в жизни, и я горжусь тем, что принимала участие в его воспитании Я ведь так ни разу и не поблагодарила тебя, Джек, а то, что ты доверил своего сына мне. Его любовь для меня — поистине бесценное сокровище. Мне бы так хотелось видеть его дома, Джек.
   — Ты сама не заметишь, как он вернется.
   — Ни одна мать не могла бы больше гордиться своим родным сыном, чем я — Кассом.
   — Знаю.
   — Ты думаешь, он это понимает?
   — Да.
   — Как ты считаешь, молитвы будет достаточно, чтобы заставить его вернуться домой поскорее?
   — Ты больше знаешь о молитвах, чем я, дорогая.
   Смех вырвался из груди Джулии.
   — Пожалуй, ты прав.
   — Можешь попробовать, если это так много для тебя значит.
   — Да, конечно.
   Воцарилась продолжительная тишина.
   — Спокойной ночи, Джек.
   — Спокойной ночи, дорогая.
   Никогда еще его душу так не раздирали противоречите чувства. Джек прикоснулся поцелуем к ее губам.
   — Я люблю тебя, Джек.
   Какое-то время он колебался, наконец, не в силах больше сдерживаться, чуть слышно прошептал: — Я тоже люблю тебя.
 
   Дыхание Пьюрити было легким и прерывистым, когда Касс разделся и скользнул под одеяло рядом с ней. Она даже не пошевелилась. Черты ее лица во сне были озарены только слабым светом, струившимся в окно.
   Касс наслаждался ее красотой.
   Затем в нем с новой силой вспыхнула ревность. Да, если бы его соперник стал настаивать, дело могло бы кончиться кровопролитием.
   Касс нахмурился. Он не хотел причинять Пьюрити лишние страдания. Ей и так придется тяжело, когда в конце концов она будет вынуждена признать правду.
   Однако сейчас Пьюрити находилась в безопасности рядом с ним. Он коснулся ее губ, и боль исчезла, прильнул к ней поцелуем, и желание пробудилось в нем с новой силой.
   Она пошевелилась…
   Знакомое тепло охватило ее. Она почувствовала столь памятное ей прикосновение на своих губах. Ощущение: было невыразимо приятным, радость — всепоглощающей.
   Пьюрити повернулась и потянулась, прижимаясь к нему плотнее. Губы ее приоткрылись, словно в немом призыве…
   Приоткрыв глаза, она встретила взгляд Касса. Она вернулась к действительности и тут же почувствовала боль. Пьюрити отстранилась от него, мысленно укоряя себя за сожаление, которое при этом испытала.
   — Что ты здесь делаешь, Касс? — произнесла она, бросив взгляд на дверь комнаты. — Как сюда попал?
   Выражение его лица оставалось непроницаемым.
   — Тебе пора было бы знать, что даже запертая дверь не может меня остановить.
   Пьюрити вздохнула, пытаясь побороть нараставшее волнение. Перед ней был человек, которого она любила, и они вместе могли бы наслаждаться близостью в уединении спальни, которая словно скрывала их от всего мира. Однако через несколько часов им придется окунуться в жестокую действительность. С восходом солнца повседневные заботы отразятся на лицах людей, которые ей доверяли и ожидали от нее ответного доверия, а в этих зеленых глазах, которые сейчас полны страсти, загорится огонь еще не удовлетворенной жажды мести.
   Боль усилилась, охватив все ее существо.
   — Я хочу, чтобы ты ушел, Касс.
   — Ты не можешь говорить это всерьез.
   Усилием воли Пьюрити придала своему тону холодность.
   — Нет, могу. — Она едва сдерживала дрожь. — Теперь мы вернулись домой, и все изменилось. С нашей стороны это было ошибкой…
   — Ошибкой?
   — Ты появился здесь, а потом все произошло так быстро, что у меня не хватило времени на раздумья. Я была в замешательстве. Даже не помню, что заставило меня рассказать тебе о своих сестрах, и ты поверил мне, как не верил никто, помог, чего никто другой не сделал, стал моим проводником, защитником, другом, когда я совсем было пала духом. Мною овладел страх, и я отдалась на твою милость. Мне хотелось, чтобы ты держал меня в своих объятиях, передал мне часть своей силы, заставил поверить в то, в чем все остальные сомневались, разогнал страх, нараставший во мне с каждым днем пути. И ты это сделал, Касс. Ты придал мне сил и укрепил мою волю. У меня нет слов, чтобы выразить тебе свою благодарность.
   Пьюрити судорожно вздохнула.
   — Но теперь мы снова дома… — Она сделала паузу, почувствовав новый прилив боли. — Я не могу встать на твою сторону против моих людей, Касс, поверить в то, что Бак, Пит, Нэш, Бэрд или кто-либо еще из наших парней виновен в гибели твоего брата. Они этого не заслуживают.
   Пьюрити ощущала биение сердца Касса у своей щеки. Она заметила, как изменилось выражение его лица. В течение некоторого времени он молчал, однако она была совершенно застигнута врасплох, когда он прошептал:
   — Ты как-то призналась, что любишь меня.
   Слова Касса терзали ей душу.
   — Ты говорила это искренне?
   Волнение переполняло Пьюрити, встав комком в горле, не дав ей возможности что-либо произнести.
   — Ответь мне!
   — Да, я была искренна с тобой.
   — Разве твои чувства ко мне переменились?
   — Здесь и сейчас? — отозвалась она прерывистым шепотом. — Нет. Между нами больше нет никакой ненависти, никаких раздоров. Но все это кажется таким нереальным… Не важно, хорошо это или плохо…
   — Неправда. — Касс прикоснулся губами к ее лицу. — Отвечать на мои поцелуи хорошо, Пьюрити. — Он погладил ее по щеке. — Чувствовать мое прикосновение — тоже. — Он привлек ее к себе. — Наслаждаться красотой друг друга, когда наши тела соединяются, непредосудительно.
   Их губы встретились, после чего он прошептал:
   — Держать тебя в своих объятиях, зная, что, кроме нас, в мире больше никого нет, никогда не может быть дурно.
   — Нет…
   — Смотри на меня, Пьюрити, и слушай. — Его взгляд будто проникал ей в душу. — Твое дыхание — мое дыхание. Твое сердце — мое сердце. Теперь мы одно существо, Пьюрити.
   — Но завтра…
   — Завтра наступит еще не скоро.
   Голос Касса замер в темноте. Слова его эхом отдавались в ее сознании. Это была возвышенная мелодия любви, которую она не смогла заглушить, когда их губы соединились.
   Его поцелуи смутили ее, а прикосновение разожгло пламя.
   Она вздохнула, и он воспринял этот вздох всем своим существом, попыталась заговорить, и он заставил ее умолкнуть.
   Пьюрити собиралась сказать ему, что больше всего ей хотелось бы, чтобы завтра никогда не наступило, но их тела слились воедино и все слова вдруг показались лишними.
 
   Ночная тьма окутала все вокруг. Наступившая тишина предвещала грозу. Внезапно резкий шепот нарушил безмолвие:
   — Говорю тебе, он знает!
   — Не может быть.
   — Я вижу это по его глазам!
   — А чем он докажет?
   — Он не успокоится, пока не выяснит, кто это сделал!
   Ответа не последовало.
   — Мы и так уже ждали слишком долго.
   Слова повисли в воздухе.
   — Ты хотя бы слышал, что я тебе сказал?
   — Да.
   — Ну, так что же?

Глава 10

   Роджер брел по пыльной улице, покрытой деревянным настилом. Он только что вышел из парикмахерской и чувствовал себя как нельзя лучше. Его волосы и усы были аккуратно подстрижены, а лицо гладко выбрито. Роджер, никогда не переставал поражаться тому, как человек с такими грубыми манерами и ограниченным умом, как Уиллард Пратт, может столь искусно обращаться с бритвой. Именно ради хорошей стрижки и тщательного бритья он с вежливым вниманием выслушивал бестолковую болтовню цирюльника.
   Кроме того, Роджер знал, что иногда безграничная любовь этого малого к сплетням оказывалась весьма полезной, как, например, в тот раз, когда он услышал от него о том, что жена Джесси Паркера открыто выражала недовольство своим мужем. Роджер с удовлетворенным видом фыркнул себе под нос. Салли Паркер не представляла ничего особенного, но была крайне признательна ему за оказанное внимание.
   К тому же был еще Эйса Мелоун, который явился в банк с просьбой об очередном продлении срока ссуды, пообещав, что через три месяца вернет всю сумму. Болван! Неужели он в самом деле полагал, что заразная болезнь, поразившая его стадо, может остаться тайной для городского цирюльника?
   И наконец, Пратт рассказал ему о Барте Слейтере, который заходил к нему постричься несколько недель назад. По словам Уилларда, Слейтер был довольно неразборчивым в средствах типом, готовым сделать за деньги все что угодно. Роджер счел своим долгом вскоре после того как бы невзначай завести разговор со Слейтером, что в конечном итоге и привело к тому деловому соглашению, последствия которого до сих пор ощущались в «Серкл-Си».
   Роджер ухмыльнулся. На ранчо Эйсы Мелоуна был вложен штраф, Салли Паркер доставила ему много приятных минут… Очень скоро ему удастся поставить на колени и «Серкл-Си».
   А все благодаря Уилларду Пратту. Вот только не цирюльнику он был обязан своей осведомленностью о финансовых делах Джека Томаса. Роджер навел справки и узнал, что, хотя «Рокинг-Ти» приносило стабильный доход, денежные средства Томаса отнюдь не были неограниченными. Ему сразу же стало ясно, как важно владельцам, чтобы ранчо «Серкл-Си» скорее начало окупать себя. В противном случае оба хозяйства окажутся в крайне затруднительном положении. Он тешил себя надеждой, что именно ранчо Корриганов станет его первой жертвой.
   Роджер ускорил шаг, вспомнив о паническом бегстве скота в «Серкл-Си», которое он подстроил накануне. «Весьма прискорбная случайность, — ехидно подумал он, — особенно если учесть, что часть быков, без сомнения, угодила прямо в середину стада заболевших животных, сбежавших каким-то образом с ранчо Эйсы Мелоуна». Роджер улыбнулся. Пожалуй, он с тем же успехом мог приказать перегнать тех больных животных на землю «Серкл-Си». Однако он был не настолько глуп, чтобы пойти на такой риск, ведь ранчо Корриганов уже подвергалось санитарному осмотру и ветеринары признали скот здоровым.
   Улыбка померкла на лице Роджера. Его снова охватило знакомое возбуждение. По правде говоря, он уже начал терять терпение. Должно было пройти несколько месяцев, прежде чем его коварные замыслы принесут плоды, а это значит, что предстоят долгие недели ожидания, бесконечные дни и ночи в предвкушении того дня, когда на ето пороге снова возникнет высокая стройная фигура Пьюрити. Тогда уж он позаботится о том, чтобы она бросила надменного полукровку, который так неожиданно ворвался в его кабинет и в жизнь девушки.
   Мысль о Кассе Томасе привела Роджера в бешенство. Придет время, и он расправится с осточертевшим выродком! Решение уже принято. Его никто не заподозрит, а выстрел в темноте скорее всего будет встречен одобрительно, если принять во внимание, как окружающие относятся к этому малому.
   Как только впереди показалось здание банка, Роджер замедлил шаг. Гнев его усилился, когда он заметил дородного небритого мужчину, ожидавшего его у входа. Подойдя к нему, юноша прошипел:
   — Что ты здесь делаешь, Слейтер? Я тебе ясно дал понять, что нас не должны видеть вместе.
   — Да уж. — Слейтер приподнял шляпу и провел грязным платком по покрытому крупными каплями пота лбу. — Черт побери, ну и жара сегодня утром!
   — Ладно, выкладывай, болван! Что тебе нужно?
   Пожелтевшие зубы Слейтера блеснули в улыбке.
   — Тебе это вряд ли придется по вкусу.
   Роджер насторожился, почувствовав, как в нем медленно закипает ярость.
   — Я уже говорил, — продолжал тем временем Слейтер, — что после того, как мы вчера обратили быков в бегство, я и мои парни не стали долго торчать на месте, чтобы нас не заметили. Так вот, похоже, животные забрели не так далеко, как мы думали. Работникам, по-видимому, удалось быстро завернуть стадо.
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — Только то, что, когда мы вернулись, чтобы проверить обстановку, больные животные паслись там же, где мы их оставили, и рядом не было ни одной головы из стада «Серкл-Си».
   — Как же так могло получиться?
   — Мы с парнями сами были удивлены, в особенности когда осмотрели местность и убедились, что стадо «Серкл-Си» перегнано обратно на ранчо, а животные разведены по загонам. Одним словом, у нас не было никакой возможности снова обратить их в бегство и представить это дело как случайность.
   Сердце Роджера отчаянно забилось.
   — Ты лжешь. Вы нарочно все подстроили…
   — Погоди минутку…
   — Хочешь, чтобы тебе заплатили за одну работу дважды! — Роджер побагровел. — Так вот, от меня ты этого не дождешься!
   — Мне не нравится, как ты со мной разговариваешь.
   — Убирайся вон, Слейтер.
   — На твоем месте я бы следил за своим языком.
   — Убирайся, а то позову шерифа!
   Слейтер ухмыльнулся:
   — Да ну?
   — Увидишь!
   — Что ж, посмотрим, но знай: ты только что совершил большую ошибку.
   — В самом деле?
   — Вот именно. Вряд ли тебе придется по вкусу, если я пойду прямо вон к той милашке, которая как раз сейчас въезжает в город, и расскажу, что мы с парнями натворили на ранчо в ее отсутствие по твоему приказу.
   — Милашке…
   Роджер обернулся и окинул взглядом улицу. Внезапно его глаза остановились на Пьюрити, ехавшей на лошади. Возбуждение вспыхнуло в нем с новой силой, как только он узнал человека, следовавшего верхом рядом с ней.
   — Вряд ли это покажется им таким уж…
   — Заткнись!
   — Что ты сказал?
   — Что слышал. Убирайся! Ты уже получил все причитающиеся тебе деньги, и на твоем месте я бы не стал зря молоть языком, ведь обвинение падет и на тебя, а это может серьезно повредить твоему здоровью.
   — Мне не нравится то, что я слышу…
   — А мне на это наплевать!
   — Ты считаешь себя крупной шишкой?
   — У меня есть деньги, а они дают мне возможности, которые для большинства людей остаются недоступными. — Роджер усмехнулся. — Как ты полагаешь, сколько стоит твоя жизнь — сотню долларов или от силы две?
   — Ты скользкий ублюдок…
   — Убирайся отсюда сейчас же!
   Небритое лицо Слейтера побагровело. Выругавшись, он развернулся и направился прочь.
   Роджер вошел в здание банка с язвительной усмешкой на губах. Едва оказавшись в кабинете, он громко выругался, затем подошел к окну и, скрывшись за шторой, посмотрел на улицу.
   Вот она, черт бы ее побрал! Волосы посветлели, приобретя почти платиновый оттенок, кремовая кожа покрылась золотистым загаром, и глаза казались еще больше. Она осадила лошадь и соскочила с седла. Эти ее длинные ноги… крепкое стройное тело… ощущение женственной силы, исходившее от нее…
   Роджер проглотил скопившуюся во рту слюну.
   «Она заставила меня исходить слюной!» — обозлился он про себя и глубоко вздохнул.
   Томас спешился рядом с ней и взглянул на Пьюрити сверху вниз. Он смотрел на нее так, как будто она принадлежала ему.
   «Будь он трижды проклят!» — выругался про себя Роджер.
 
   Пыльная улица была залита солнечным светом. Пьюрити подняла глаза на Касса и вспомнила, как, проснувшись утром, почувствовала терпкий мужской запах на своей простыне, хотя рядом уже никого не было. Поспешно одевшись, она спустилась по лестнице и увидела, что он беседует со Стэном. В его взгляде не было и намека на то, что он помнит об их близости минувшей ночью.
   Девушка понимала, что Касс тем самым намеренно давал ей возможность, поддерживая видимость обычного порядка вещей, наладить отношения с работниками, и была крайне признательна ему за это. Сначала она под предлогом обсуждения поручений на день подошла к Баку. Ободренная тем, что напряженность между ними спала, Пьюрити по очереди поговорила с каждым работником. Особые старания она приложила, чтобы вызвать улыбку на лице Нэша. Почувствовав, что Касс при этом прямо-таки закипает от гнева, девушка подумала, что, даже если она совершает ошибку, ей надо обязательно смягчить удар, нанесенный ею Нэшу. Пьюрити хотела во что бы то ни стало помириться с людьми, которые без малейших колебаний поддерживали ее, когда она так сильно в них нуждалась.
   Вскоре после этого они с Кассом, как и было задумано, поехали к шерифу Бойлу. Отъезжая, Пьюрити почувствовала на себе пристальный взгляд Стэна.
   Как только крыши ранчо скрылись из виду, Касс, наклонившись к ней, прильнул к ее губам, и девушка поняла, с каким нетерпением она ждала этого мгновения.
   Но вот впереди показалась главная улица города. Вновь вернувшись к суровой реальности и поймав на себе взгляд Касса, Пьюрити заметила:
   — Говорить буду я. Шериф Бойл вправе ожидать этого от меня. — Короткая улыбка тронула ее губы. — По словам наших парней, он считает меня весьма своенравной особой.
   Касс даже не улыбнулся в ответ.
   — Я бы сказал, в этом есть некоторая доля правды.
   — Он заявил, будто я никогда не смогу управлять «Серкл-Си».
   — В таком случае он не так уж умен, как думает.
   Нахмурившись, Пьюрити пожала плечами.
   — К сожалению, другого шерифа у нас нет, и будь я проклята, если позволю ему сидеть сложа руки, пока кто-то, чиня пакости, ставит под удар будущее ранчо.
   — Что ж, я сумею его вразумить, — пообещал Касс.
   — Я сама с ним разберусь, — возразила Пьюрити. Не дожидаясь ответа, она направилась к дому шерифа.
 
   Джулия расхаживала по залитой солнцем кухне. Еще один приступ головной боли… более сильный, чем в прошлый раз… Она на миг прикрыла глаза. Ничего не помогало.
   Вернувшись к столу, на котором лежала аккуратно нарезанная на кубики говядина, она положила мясо в горшок, добавив мелко нашинкованные овощи и приправы. Ей нужно было потушить мясо, испечь пироги, и к ужину любимое блюдо Джека будет готово.
   «Я тоже люблю тебя», — вспомнила она слова мужа, произнесенные минувшей ночью. Они возвращались к ней снова и снова бессчетное число раз, с тех пор как этим утром она проснулась и проводила Джека вместе с остальными работниками. Для нее эти признания были тем дороже, чем с большим трудом они давались Джеку.
   Ее мучили сомнения. Догадывается ли он?
   Нет. Она покачала головой и тут же пожалела об этом: головная боль усилилась.
   Ароматный запах мяса распространился по кухне, и к ее горлу внезапно подступила тошнота. Бросившись к черному ходу, Джулия распахнула дверь и глубоко вздохнула; сердце ее учащенно билось. Нет, только не сейчас, ради всего святого!
   Наконец ощущение дурноты прошло. Джулия через силу улыбнулась.
   Нет, всемогущий Господь не лишит ее единственной возможности покаяться. Он не может обойтись с ней так немилосердно.
   Джулия подняла глаза и заметила вдали какое-то движение.
   К дому приближался всадник. Она терпеливо ждала. Наконец прибывший спешился и подал ей телеграмму.
 
   Шериф Бойл прямо пыхтел от негодования, его полные щеки раздувались почти комически, а глаза с красными прожилками бегали из стороны в сторону. Он даже не пытался скрыть раздражения.
   — Сколько раз я должен повторять вам одно и то же, Пьюрити? Какие бы трудности ни возникали у вас в «Серкл-Си», все это не более чем обычная полоса невезения, через которую пришлось пройти не одному владельцу ранчо в этих краях!
   — Невезения? — отозвалась Пьюрити сердито. — Быть может, это из-за простого невезения водопой оказался загрязненным?
   — У вас нет никаких доказательств, что это не было следствием естественного дренажа почвы.
   — Я расчищала этот водопой вместе с нашими работниками за несколько дней до случившегося.
   — Тогда, наверное, вам следовало бы лучше знать свое дело!
   Тут внезапно вмешался Касс:
   — Будь я на вашем месте, шериф, я бы следил за своими словами!
   — Я сама разберусь с этим, Касс!
   Пьюрити снова обратилась к дородному малому за столом, упорно отвергавшему все ее заявления:
   — Я не собираюсь спорить с вами по этому поводу. Знаю, что это ни к чему не приведет. Однако мне хотелось бы указать вам и на некоторые другие обстоятельства, например, на то, что у нас мало-помалу начал пропадать скот.
   — Не так уж трудно потерять пару-другую голов скота.
   — Часть инвентаря была испорчена или украдена.
   — А вы не пробовали учинить допрос вашим собственным работникам? Быть может, кто-нибудь из них просто забыл положить инструменты на место.
   — Разрушенные загоны… сломанные ограды…
   — Такие вещи часто случаются, когда животные чем-либо напуганы. Вы и сами знаете это не хуже меня!
   — А паническое бегство скота… без всякой видимой причины.
   — По-моему, вам лучше поговорить об этом с вашими работниками, спросить, как они допустили подобное.
   Пьюрити смотрела на шерифа Бойла, грудь ее вздымалась:
   — Стэн, как обычно, оказался прав. Он предупреждал меня, что я только зря потрачу время, пытаясь заставить вас поднять зад.
   — Погодите минутку!
   — Нет, это вы погодите минутку! — Выступив вперед, Касс взял Пьюрити за руку. Он лишь на мгновение задержал холодный взгляд на шерифе, после чего процедил сквозь зубы: — Я предоставил вам возможность прекратить безобразие.
   Уже на улице Касс развернул к себе все еще пылавшую гневом Пьюрити и коротко заявил:
   — Ты знала, что мы и не могли ожидать ничего другого.
   — Да, но мне от этого не легче.
   — Он об этом горько пожалеет.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Только то, что шериф сам не оставил нам выбора.
   Его решительный взгляд не допускал возражений. Касс увлек Пьюрити за собой. Стараясь не отставать от него, она шла по улице в молчании, пока они не свернули к находившемуся неподалеку почтовому отделению. Войдя в помещение, Пьюрити остановилась, а Касс подошел к конторке и обратился к служащему в пенсне:
   — Я хочу отправить телеграмму.
   Служащий кивнул и положил перед ним бланк. Пьюрити с хмурым видом наблюдала за тем, как Касс вывел на бланке крупными четкими буквами: «КАПИТАНУ ДЖО БАРНСУ ТЕХАССКИЕ РЕЙНДЖЕРЫ САН-АНТОНИО ТЕХАС».
 
   Глядя из окна своего кабинета, Джон Бойл нахмурился при виде Пьюрити Корриган и Касса Томаса. Молодые люди вышли на улицу, вскочили в седла и двинулись из города. Визит этой пары насторожил его. Пьюрити Корриган, на его взгляд, всегда была слишком высокого мнения о себе, кроме того, он никогда не доверял полукровкам. И еще его прямо-таки напугало выражение глаз Томаса, когда тот заговорил. Шериф почувствовал явную угрозу, которую не нужно было облекать в слова.
   Бойл покачал головой. Черт побери, и как только он мог ввязаться во все это? Пара-другая слов, брошенных как бы невзначай в «Пурпурной туфельке», кое-какие услуги, потребовавшие от него ответных услуг, и вот…
   Выругавшись себе под нос, Бойл вытер пот со лба, схватил шляпу и вышел на мостовую. После короткого колебания он направился к почтовому отделению. Выйдя оттуда спустя несколько минут с исказившимся лицом, шериф крупными шагами проследовал через всю улицу в сторону банка. Не останавливаясь у входа, он устремился к знакомому кабинету и громко постучал в дверь.
   — Войдите.
   По выражению лица Роджера Норриса он понял, что его ждали и что его союзник чем-то сильно раздосадован.
   — Итак, чем обязан?
   Лицо шерифа Бойла снова исказилось. Стараясь оттянуть неприятный разговор, он вынул из кармана носовой платок и вытер лоб, который опять покрылся потом.