“Новый день, новый доллар”, — сказал Венделл, рысцой огибая угол Дома.
   “Что это значит?” — спросил Харви.
   “Мой отец все время так говорит. Новый день, новый доллар. Он банкир, мой Папа. Венделл Гамильтон Второй. А я, я...”
   “Венделл Гамильтон Третий”.
   “Откуда ты знаешь?”
   “Случайно угадал. Я — Харви”.
   “Ага, знаю. Тебе нравятся дома на деревьях?”
   “У меня никогда такого не было”.
   Венделл указал на самое высокое дерево. Там среди ветвей была установлена платформа, на которой высился недостроенный дом.
   “Я работаю там уже несколько недель, — сказала Венделл. — Но в одиночку никак не доделаю. Ты мне не хочешь помочь?”
   “Конечно. Но сначала мне надо что-нибудь съесть”.
   “Иди и ешь. Я буду неподалеку”.
   Харви направился в Дом и обнаружил, что миссис Гриффин ставит завтрак, подобающий принцу. На полу было пролитое молоко и кошка с хвостом, изогнутым как вопросительный знак, лакала его.
   “Клю Кэт?” — спросил он.
   “Совершенно верно, — гордо ответила миссис Гриффин. — Она озорница”.
   Клю Кэт взглянула вверх так, будто знала, что говорят о ней. Затем вспрыгнула на стол и стала искать среди блюд с пирожными и вафлями, чего бы еще съесть.
   “Она может делать все, что захочет? — спросил Харви, видя, как кошка обнюхивает и то, и это. — Я имею в виду, кто-нибудь следит за ней?”
   “О, ну за всеми нами кто-то следит, не так ли? — ответила миссис Гриффин. — Нравится нам это или нет. Ешь же, у тебя впереди какое-нибудь чудесное занятие”.
   Харви не нуждался в дополнительных приглашениях. Он накинулся на свою вторую трапезу в Доме Каникул даже с большим аппетитом, чем на первую, и затем отправился наружу, чтобы встретить день.
   О, что это был за день!
   Ветерок был теплым и пах зеленым ароматом растений, идеальное небо полно ныряющих вниз птиц. Он побрел по траве, держа руки в карманах, как повелитель всего, что обозревает, и выкликивая Венделла при приближении к деревьям.
   “Можно подняться?”
   “Если у тебя голова не кружится от высоты”, — подзадорил его Венделл.
   Лестница трещала, пока он взбирался, но он поднялся на платформу, не нащупывая ни одной ступеньки. Венделл был поражен.
   “Неплохо для новичка, — сказал он. — У нас здесь было два ребенка, которые даже до половины не могли долезть”.
   “Куда они делись?”
   “Обратно домой, я полагаю. Дети приходят и уходят, знаешь?”
   Харви поглядел сквозь ветки, на которых лопалась каждая почка.
   “Много здесь не увидишь, да? — спросил он. — Я имею в виду, тут нет никаких признаков города”.
   “Какая разница? — сказал Венделл. — Он в любом случае отсюда покажется серым”.
   “А здесь солнечно, — сказал Харви, разглядывая стену из туманных камней, которая отделяла сады Дома от внешнего мира. — Как это получается?”
   Вновь ответ Венделла оказался тем же. “Какая разница? — сказал он. — Мне все равно. Ну, мы начинаем строить или как?”
   Они потратили следующих два часа, работая над древесным домом, спускаясь множество раз, чтобы втащить материалы, которые грудой валялись возле фруктового сада, отыскивали доски, чтобы закончить ремонт. К полудню они не только отыскали достаточно деревяшек, чтобы укрепить крышу, но каждый из них нашел еще и друга. Харви понравились плоские шутки Венделла, и это “какая разница?”, которое находило дорогу в каждое второе предложение. Венделл, казалось, был также счастлив в обществе Харви.
   “Ты первый по-настоящему веселый ребенок”, — сказал он.
   “А Лулу?”
   “Что Лулу?”
   “Она нисколько не веселая?”
   “Она была в порядке, когда я только прибыл, — признал Венделл. — Я имею в виду, она была здесь месяцы, поэтому была так добра, что показала мне это место. Но последние несколько дней она стала странной. Я видел, как она иногда бродит повсюду так, будто ходит во сне, с бессмысленным выражением на лице”.
   “Возможно, она сходит с ума, — сказал Харви. — Ее мозг превращается в кашу”.
   “Ты знаешь об этой дряни?” — спросил Венделл, его лицо осветилось дьявольским восторгом.
   “Конечно, знаю, — солгал Харви. — Мой Папа — хирург”.
   Больше всего Венделл был поражен этим, и в течение нескольких секунд слушал с изумленной завистью, как Харви рассказывал ему обо всех операциях, которые он видел: о распиленных черепах и отрезанных ногах, пришитых туда, где обычно бывают руки, о человеке с нарывом на спине, который вырос в говорящую голову.
   “Клянешься?” — спросил Венделл.
   “Клянусь”, — сказал Харви.
   “Вот это здорово”.
   Такие разговоры разожгли свирепый голод, и по предложению Венделла они спустились по лестнице и побрели в Дом поесть.
   “Что ты хочешь делать в полдень? — спросил Венделл, когда они уселись за стол. — Будет по-настоящему жарко. Всегда так”.
   “Мы тут где-нибудь можем поплавать?”
   Венделл нахмурился. “Ну да... — сказал он с сомнением. — Тут есть озеро с другой стороны Дома, но тебе оно не особенно понравится”.
   “Почему?”
   “Вода такая глубокая, что даже дна не увидишь”.
   “А там есть какая-нибудь рыба?”
   “О, конечно”.
   “Может, мы наловим немного. Миссис Гриффин могла бы сготовить ее для нас”.
   При этих словах миссис Гриффин, которая стояла у плиты, нагромождая на блюдо луковые кольца, издала тихий вскрик и уронила блюдо. Она с посеревшим лицом повернулась к Харви.
   “Ты не станешь этого делать”, — сказала она.
   “Почему? — ответил Харви. — Я думал, я могу делать все, что захочу”.
   “Да, конечно, можешь, — сказала она ему. — Но я не хочу, чтобы ты заболел. Рыба... ядовитая, видишь ли”.
   “Ох, — сказал Харви, — ну, может, мы ее вовсе не будем есть”.
   “Поглядите на этот беспорядок, — забормотала миссис Гриффин, суетясь, чтобы скрыть свое смущение. — Мне нужен новый фартук”.
   Она заторопилась прочь, чтобы достать его, и оставила Харви и Венделла, которые обменивались озадаченными взглядами.
   “Теперь я по-настоящему хочу посмотреть на этих рыб”, — сказал Харви.
   Пока он говорил, вечно любопытная Клю Кэт вспрыгнула на стойку возле плиты и, прежде чем мальчики смогли остановить ее, положила лапы на одну из кастрюль.
   “Эй, слезай!” — сказал ей Харви.
   Кошка и не подумала выполнить приказание. Она забралась на край кастрюли, чтобы понюхать ее содержимое, причем хвост ее мелькал туда-сюда. В следующий момент произошло несчастье. Хвост танцевал слишком близко к включенной горелке и вспыхнул ярким пламенем. Клю Кэт взвыла и опрокинулась в кастрюлю, на которой громоздилась. Волна кипящей воды смыла ее с плиты, и кошка упала дымящимся комочком. То ли утопленная, то ли обваренная, то ли сожженная — но конец был един: она ударилась об пол мертвой.
   Шум заставил миссис Гриффин заторопиться обратно.
   “Думаю, мне лучше пойти и поесть снаружи”, — сказал Венделл, когда старуха появилась в дверях. Он ухватил пару горячих сосисок и ушел.
   “О Боже! — вскричала миссис Гриффин, когда взгляд ее натолкнулся на мертвую кошку. — О... ты, глупышка”.
   “Это был несчастный случай, — сказал Харви, почувствовавший дурноту от происшедшего. — Она забралась на плиту...”
   “Глупышка, глупышка”, — казалось, все, что миссис Гриффин была способна вымолвить. Она опустилась на колени и уставилась на печальный маленький комочек опаленного меха. “Никаких больше хлопот с тобой”, — наконец пробормотала она.
   От картины горя миссис Гриффин глаза Харви стало щипать, но он терпеть не мог, чтобы кто-то видел его плачущим, а потому сдержал изо всех сил слезы.
   “Могу ли я помочь вам похоронить ее?”, — самым своим грубым голосом спросил он.
   Миссис Гриффин оглянулась. “Очень мило с твоей стороны, — мягко сказала она. — Но необходимости нет. Иди и играй”.
   “Я не хочу оставлять вас в одиночестве”, — ответил Харви.
   “Ох, посмотри на себя, дитя, — сказала миссис Гриффин. — У тебя на щеках слезы”.
   Харви вспыхнул и вытер щеки тыльной стороной ладони.
   “Не стыдись плакать, — сказала миссис Гриффин. — Это прекрасная вещь. Хотела бы я суметь пролить хоть пару слезинок”.
   “Вы печальны, — сказал Харви. — Я вижу”.
   “То, что я чувствую, не совсем печаль, — ответила миссис Гриффин. — А это, боюсь, все же не слишком большое утешение”.
   “Что такое утешение?” — спросил Харви.
   “Нечто, что смягчает, — ответила миссис Гриффин. — Нечто, что лечит боль в твоем сердце”.
   “А у вас ничего такого нет?”
   “Нет, у меня нет, — сказала миссис Гриффин. Она протянула руку и прикоснулась к щеке Харви. — Кроме, может быть, этих твоих слез. Они утешают меня”. Она вздохнула, проведя пальцами вдоль мокрых дорожек. “Твои слезы добры, дитя. И ты тоже добр. А теперь иди на свет и радуй себя. На ступенях лестницы солнце. И, поверь мне, оно будет не всегда”.
   “Вы уверены?”
   “Уверена”.
   “Тогда увидимся попозже”, — сказал Харви и направился наружу, в день.

5
Узники

   Температура поднялась, пока Харви сидел за вторым завтраком. Дымка зноя колебалась над лужайкой (которая была сочнее и еще богаче цветами, чем он помнил), и это заставляло деревья вокруг Дома мерцать.
   Он направился туда, выкликая Венделла по имени, пока шел. Ответа не было. Он оглянулся в сторону Дома, думая, что может увидеть Венделла в одном из окон, но все они отражали нетронутую голубизну. Он перевел взгляд на небеса. Не было ни облачка, куда ни посмотри.
   И подозрение подкралось к нему, а потом выросло в уверенность, когда его взгляд перешел обратно к мерцающей рощице деревьев и к цветам под ногами. В течение часа, что провел он в прохладе кухни, время года переменилось. В Дом Каникул мистера Худа пришло лето: лето, такое же волшебное, как и весна, предшествовавшая ему.
   Вот почему небо было безукоризненно синим и птицы создавали такую музыку. Увешанные листьями ветки деревьев были не менее довольны, и не менее довольно цветение в траве, не менее благостны пчелы, что жужжали, перелетая от цветка к цветку, собирая щедроты лета. Все блаженствовало.
   Это время года не будет долгим, предположил Харви. Если весна кончилась за утро, тогда более чем вероятно, что это идеальное лето не продлится дольше дня.
   Мне лучше взять побольше от него, подумал он, и заторопился искать Венделла. В конце концов он обнаружил своего друга сидящим в тени деревьев со стопкой комиксов под боком.
   “Хочешь сесть почитать?” — спросил он.
   “Может попозже, — сказал Харви. — Сначала мне бы хотелось пойти и взглянуть на озеро, о котором вы говорили. Ты собираешься пойти?”
   “К чему? Я говорил тебе, это не интересно”.
   “Ладно, я пойду один”.
   “Ты там надолго не останешься”, — заметил Венделл и вернулся к своему чтению.
   Хотя Харви неплохо представлял, где в общем находится озеро, кусты на этой стороне Дома были густые и колючие, и у него заняло несколько минут, чтобы сквозь них пробраться. К тому времени, как он увидел само озеро, пот на его лице и спине стал липким, а руки были расцарапаны в кровь колючками.
   Как и предсказывал Венделл, из-за озера беспокоиться не стоило. Оно было велико — настолько велико, что дальняя сторона его была едва видна, — но унылое и мрачное, и озеро, и темные камни вокруг него покрывала пленка зеленой слизи.
   Легион мух жужжал вокруг в поисках чего-нибудь сгнившего, чтобы покормиться, и Харви рассудил, что им не приходится особенно хлопотать, разыскивая еду. Это было место, откуда родом мертвецы.
   Он был готов уйти, когда взгляд его уловил движение в тени. Кто-то стоял дальше по берегу, почти заслоненный покровом чащи. Он подошел на несколько шагов ближе к озеру и теперь увидел, что это была Лулу. Она пристроилась на скользких камнях у самого края воды, уставившись в глубину.
   Почти шепотом, из-за страха испугать ее, Харви сказал:
   “Кажется, оно холодное”.
   Девочка подняла на него глаза, лицо ее окрасилось смущением, и затем, не сказав в ответ ни слова, она бросилась прочь через кусты.
   “Погоди!” — окликнул ее Харви, торопясь в сторону озера.
   Лулу, однако, уже исчезла, оставив сотрясающуюся чащобу. Он мог бы пуститься за ней в погоню, если бы звук лопающихся пузырей в озере не привлек его взгляда к воде и там он увидел двигавшихся прямо под пленкой пены рыб. Они были почти с него величиной, их серая чешуя испачкана и покрыта коркой, их выпученные глаза устремлены к поверхности, как глаза заключенных в водяной яме.
   Они наблюдали за ним, Харви был уверен в этом, и их испытующие взгляды заставили его содрогнуться. Были ли они голодны, размышлял он, и молились своим рыбьим богам, чтобы он поскользнулся на камнях и свалился в воду? Или они желали, чтобы он пришел с удочкой и леской, так, чтобы можно было их вытянуть из глубин и избавить от жалкого положения?
   Что за жизнь, подумал он. Без солнца, согревающего их, без цветов, чтобы нюхать, и без игр, в которые играют. Только глубина, темные воды, чтобы кружить, кружить, кружить, кружить.
   Одно только смотрение довело его до головокружения, и он испугался, что если помедлит еще немного, то потеряет равновесие и присоединится к ним. Вздохнув с облегчением, он повернулся спиной к воде и возвратился туда, где сиял солнечный свет, так быстро, как позволяли колючки.
   Венделл все еще сидел под деревом. В траве возле него лежали две бутылки холодного как лед лимонада, и когда Харви приблизился, он кинул ему одну.
   “Ну?” — спросил он.
   “Ты был прав”, — ответил Харви.
   “Никто в здравом уме никогда не пойдет туда”.
   “Я видел Лулу”.
   “Что я тебе говорил? — восторжествовал Венделл. — Никто в здравом уме”.
   “А эта рыба...”
   “Ага, знаю, — сказал Венделл, строя рожи. — Уродливые соплюшки, да?”
   “Зачем мистер Худ держит такую рыбу? Я имею в виду, все остальное так великолепно. Лужайки, Дом, фруктовый сад...”
   “Какая разница?” — сказал Венделл.
   “Мне есть разница. Я хочу знать все, что можно знать об этом месте”.
   “Зачем?”
   “Чтобы я мог рассказать о нем своим Маме и Папе, когда вернусь домой”.
   “Домой? — сказал Венделл. — Кому это надо? Все, что нам надо, есть здесь”.
   “Мне бы все-таки хотелось знать, как все это действует. Есть ли здесь какая-нибудь машина, заставляющая времена года меняться?”
   Венделл указал сквозь ветки на солнце. “Это тебе кажется механическим? — спросил он. — Не будь остолопом Харви. Это все реально. Это волшебство, но это реально”.
   “Ты так думаешь?”
   “Слишком жарко, чтобы думать, — ответил Венделл. — Теперь садись и заткнись. — Он швырнул несколько комиксов в сторону Харви. — Просмотри эти. Найди себе чудовище для сегодняшней ночи”.
   “А что произойдет ночью?”
   “Хэллоуин, конечно, — ответил Венделл. — Он происходит каждую ночь”.
   Харви плюхнулся рядом с Венделлом, открыл свою бутылку лимонада и начал листать комиксы, размышляя, пока листал и потягивал лимонад, что может Венделл прав и сейчас слишком жарко, чтобы думать. Как бы это чудесное место ни действовало, оно казалось достаточно реальным. Солнце было жарким, лимонад холодным, небо голубым, трава зеленой. Чего еще он желал знать?
   Где-то в середине этих размышлений он, должно быть, задремал, потому что проснулся, вздрогнув, и обнаружил, что солнце больше не расцвечивает землю пятнами вокруг него и Венделл больше не читает рядом.
   Он потянулся за лимонадом, но бутылка упала и сладкий запах привлек сотни муравьев. Они заползли на нее, многие утонули из-за своей жадности.
   Когда Харви поднялся на ноги, подул первый с полудня настоящий ветер и лист с увядшими краями, кружась, опустился на землю к его ногам.
   “Осень...” — пробормотал он себе под нос.
   До этого момента, когда он стоял под трещащими ветками и наблюдал, как ветер стрясает листья с деревьев, осень всегда казалась ему печальнейшим из времен года. Это означало, что лето завершилось и ночи будут становиться длиннее и холоднее. Но теперь, когда мелкий дождик листьев стал потопом, стук желудей и каштанов барабанным боем, он рассмеялся, видя и слыша ее приход. К тому времени, как он вышел из-под деревьев, у него в волосах и на спине были листья, листья лежали и под ногами и он подбрасывал их с каждым торопливым шагом.
   Когда он подошел к крыльцу, первые облака, которые он видел за весь день, наползли на солнце, и их тень делала Дом, который колебался как мираж, неожиданно расплывчатым, темным и солидным.
   “Ты реален, — сказал Харви, когда, переводя дыхание, стоял на крыльце. — Ты реален, да?”
   Он начал смеяться над глупостью разговора с Домом, но улыбка исчезла с лица, когда голос, столь мягкий, что он едва ли был уверен, что вообще слышал его, сказал:
   “О чем ты думаешь, дитя?”
   Он поискал говорившего, но на пороге никого не было, и на крыльце тоже, и на ступенях за ним.
   “Кто это сказал?” — требовательно спросил Харви.
   Ответа не было, что его обрадовало. Это вовсе не было голосом, сказал он себе. Это был треск досок под ногами или шуршание сухих листьев в траве. Но он вступил в Дом с сердцем, бьющимся немного быстрее, вспоминая, пока шел, те вопросы, которые здесь не одобряли.
   Какая разница, в любом случае, подумал он, было ли это реальным местом или сном? Оно ощущалось как реальное — и это все, что имеет значение.
   Удовлетворенный, он поспешил через Дом на кухню, где миссис Гриффин отягощала стол угощением.

6
Видимый и невидимый

   “Ну, — сказал Венделл, пока они ели, — кем ты собираешься быть сегодня ночью?”
   “Не знаю, — ответил Харви. — А кем собираешься быть ты?”
   “Палачом, — сказал тот с улыбкой, похожей на спагетти. — Я научился завязывать петли. Теперь все, что я должен сделать, — отыскать, кого бы повесить!” Он пристально посмотрел на миссис Гриффин. “Это быстро, — сказал он. — Ты просто роняешь их и — крак! — шея у них переломана!”
   “Это ужасно! — сказала миссис Гриффин. — Почему мальчики всегда любят говорить о призраках, убийствах и повешенных?”
   “Потому что это возбуждает”, — ответил Венделл.
   “Вы чудовища, — произнесла она с намеком на улыбку. — Вот вы кто. Чудовища”.
   “Харви — чудовище, — сказал Венделл. — Я видел, как он оттачивал зубы”.
   “Луна полная? — спросил Харви, размазывая кетчуп вокруг рта и судорожно растягивая рот. — Я надеюсь на это, мне нужна кровь... свежая кровь”.
   “Здорово, — сказал Венделл. — Ты можешь быть вампиром. Я повешу их, а ты можешь высосать у них кровь”.
   Возможно, Дом услышал, что Харви хотел полнолуние, потому что, когда они с Венделлом потащились наверх и выглянули из окна на лестничной площадке, там — висящая среди голых ветвей — была луна, такая широкая и белая, как улыбка мертвеца.
   “Посмотри на нее! — сказал Харви. — Я могу разглядеть каждый кратер. Она безукоризненна”.
   “О, это только начало”, — пообещал Венделл и повел Харви в большую затхлую комнату, которая была наполнена одеждой всевозможного вида. Одежда висела на крючках и плечиках. Одежда лежала в корзинках, как актерские костюмы. Еще больше было навалено кучей в дальнем конце комнаты на пыльном полу. И до тех пор, пока Венделл не расчистил дорогу, полускрытым был вид, который заставил Харви ахнуть: стена, покрытая от пола до потолка масками.
   “Откуда они все появились?” — спросил Харви, изумленно раскрыв рот от такого зрелища.
   “Мистер Худ собирает их, — объявил Венделл. — А одежда просто тот хлам, который оставляют после себя дети, которые были здесь в гостях”.
   Харви не интересовался одеждой, его загипнотизировали маски. Они были как снежинки: ни одной одинаковой. Некоторые из дерева и из пластика, некоторые из соломы, из материи и папье-маше. Некоторые яркие, как попугаи, другие бледные, как пергамент. Некоторые были так нелепы, что он был уверен, что они были вырезаны сумасшедшими, другие столь совершенны, что выглядели как посмертные маски ангелов. Тут были маски клоунов и лис, маски как черепа, украшенные настоящими зубами, а одна — пламенем, вырезанным вместо зубов.
   “Давай, выбирай, — сказал Венделл. — Тут где-то обязан быть вампир. Чего бы я ни хотел здесь отыскать, я находил рано или поздно”.
   Харви решил оставить удовольствие выбора маски на самый конец и вместо этого сосредоточился на раскапывании чего-то достаточно похожего на летучую мышь, чтобы это надеть. Когда он копался в стопках одежды, он обнаружил, что размышляет о детях, которые оставили ее здесь. Хотя он всегда ненавидел уроки истории, он знал, что некоторые куртки, туфли, рубашки и пояса вышли из моды много-много лет тому назад. Где были их владельцы теперь? Умерли, предположил он, или так стары, что это уже неважно.
   Мысль об одеяниях, принадлежавших мертвым детям, вызвала легкий озноб у него на спине. Но как иначе? В конце концов это был Хэллоуин, а что за Хэллоуин без приступа дрожи?
   После нескольких минут поиска он обнаружил длинное черное пальто с воротником, который он мог поднять, пальто, названное Венделлом вампирическим. Вполне удовлетворенный своим выбором, он пошел обратно к стене лиц и его взгляд почти немедленно упал на маску, которую он раньше не видел, — с бледностью и глубоко запавшими глазницами души, только что поднявшейся из могилы. Он взял ее и надел. Она подходила идеально.
   “На что я похож?” — спросил Харви, поворачивая лицо к Венделлу, отыскавшему маску палача, которая подошла ему так же хорошо.
   “Страшен как смертный грех”.
   “Порядок”.
   Когда они вышли наружу, на крыльце выстроилось в линию семейство поблескивающих тыквенных голов и туманный воздух пах древесным дымом.
   “Куда мы отправимся играть в “обмани-напугай”, — хотел знать Харви. — На улицу?”
   “Нет, — сказал Венделл, — в наружном мире Хэллоуина нет, помнишь? Мы собираемся идти вокруг задней части Дома”.
   “Не слишком далеко”, — разочарованно заметил Харви.
   “В такое время ночи, — вкрадчиво сказал Венделл, — Дом полон сюрпризов. Увидишь”.
   Харви посмотрел на Дом через крошечные прорези своей маски. Тот неясно вырисовывался большой, как грозовая туча, со своим флюгером, достаточно острым, чтобы оцарапать звезды.
   “Пошли, — сказал Венделл, — у нас впереди долгое путешествие”.
   Долгое путешествие? Харви подумал, как может быть долгой дорога от передней двери Дома до его задворков. Но вновь Венделл оказался прав: Дом был полон сюрпризов. Путь, при свете дня занявший бы не более двух минут, скоро превратился в петляющую дорогу, и Харви пожалел, что не взял с собой фонарь и карту. Листья шуршали под ногами так, будто в них кишели змеи, деревья, днем дававшие тень, теперь выглядели пугающе в своей голизне, мрачные и голодные.
   “Зачем я это делаю? — спрашивал он себя, пока следовал за Венделлом во тьме. — Я замерз и чувствую себя неуютно”. (Он мог бы добавить испуган, но оставил эту мысль невысказанной).
   Когда он собрался предложить повернуть обратно, Венделл указал наверх и прошипел:
   “Смотри!”
   Харви посмотрел. Прямо над головой в небе тихо двигалась фигура, как будто только что слетевшая с карниза Дома. Луна крадучись ушла за крышу и не бросала света на ночного летуна, так что Харви мог предположить его форму по звездам, которые тот затемнял, пока парил. Крылья его были широки, но лохматы — слишком лохматы, чтобы нести его, подумал Харви. Он казалось вцеплялся в темноту, пока двигался, как будто полз в самом воздухе.
   Видение было мимолетным. Затем оно пропало.
   “Что это было?” — прошептал он.
   Он не получил ответа. В то мгновение, когда он принялся разглядывать небо, Венделл исчез.
   “Венделл, — шепнул Харви. — Где ты?”
   Ответа все еще не было. Только скольжение в листьях и стон голодных веток.
   “Я знаю, что ты делаешь, — сказал Харви на этот раз громче. — Ты меня просто не испугаешь. Слышишь?”
   На этот раз пришел особый ответ. Не слова, а треск откуда-то с деревьев.
   Он забирается в дом на дереве, подумал Харви и, решив поймать Венделла и в свою очередь напугать его, направился в сторону, откуда раздался звук.
   Несмотря на обнаженность ветвей, их густота почти полностью удерживала мерцание звездного света от падения на рощу. Харви спустил маску на шею, чтобы видеть получше, но даже тогда он был почти слепым и, чтобы ориентироваться, должен был прислушиваться к тому, как Венделл взбирается на дерево. Он все еще достаточно легко мог слышать треск. И спотыкаясь пошел в ту сторону, вытянув вперед руки, чтобы схватится за лестницу, когда к ней подойдет.
   Теперь звук раздавался так громко, что Харви был уверен, что стоит под деревом. Он посмотрел вверх, надеясь хоть мельком увидеть ловкача, но когда он сделал это, что-то коснулось его лица. Он вцепился в это, но оно исчезло, по крайней мере на мгновение. Затем вновь вернулось, задев его другую бровь. Харви вцепился опять, затем, когда это вновь коснулось его, он это поймал. “Поймал тебя!” — воскликнул он.
   За его победным воплем последовало стремительное движение воздуха и звук чего-то рухнувшего рядом на землю. Он отпрыгнул, но не выпустил то, что держал. “Венделл?” — позвал он.
   В качестве ответа в темноте позади него вспыхнуло пламя, и фейерверк взорвался ливнем зеленых вспышек, и их свет высветил омертвелую рощу.
   При мерцающем свете Харви увидел, что держал, и, увидев, издал панический всхлип, подняв ворон с их постелей над его головой.
   Он слышал скрип не лестницы, это была веревка. Нет, даже не веревка, петля. И в его руке была нога человека, свисающего с петли. Он выпустил ногу и спотыкаясь двинулся назад, едва подавив второй всхлип, когда глаза его встретили взгляд мертвеца. Судя по всему, он умер ужасно. Язык свисал с покрытых пеной губ, вены были столь раздуты от крови, что голова походила на тыкву. Или так, или это и была тыква.