Баркер Клайв. The Thief of Always

   “Теперь ты — убийца, мой маленький, — сказал он. — Тебе нравится чувствовать кровь Марр на своих руках?”
   “Он ее не убивал, — сказала миссис Гриффин. — Она никогда не жила. Ни один из вас никогда не жил”.
   “Тогда что мы такое?” — спросил Риктус.
   “Иллюзии, — заявил Харви, подталкивая миссис Гриффин с кошкой на руках мимо Риктуса к парадной двери. — Это все иллюзии”.
   Риктус следовал за ними, безумно подхихикивая.
   “Чего такого забавного?” — спросил Харви, открывая дверь, чтобы выпустить миссис Гриффин на солнце.
   “Ты! — ответил Риктус. — Ты думаешь, что знаешь все, но ты не знаешь мистера Худа”.
   “Узнаю немного позже, — сказал Харви. — Идите, погрейтесь, — обратился он к миссис Гриффин. — Я вернусь”.
   “Будь осторожен, дитя”, — попросила она.
   “Буду”, — пообещал он ей и закрыл дверь.
   “Ты странный”, — сказал Риктус с немного угасшей улыбкой. Его лицо, когда не ослепляли зубы, походило на маску из теста. Две проковырянные пальцами дыры вместо глаз и катышек вместо носа.
   “Я могу высосать твой мозг через уши”, — сказал он, вся музыкальность ушла из его голоса.
   “Наверное, можешь, — ответил Харви. — Но не собираешься”.
   “Почему ты так думаешь?”
   “Потому что я приглашен твоим хозяином”.
   Он направился к лестнице, но до того как ее достиг, к нему метнулась темная фигура. Это был Джайв, и он нес блюдо с яблочным пирогом и мороженым.
   “Идти долго, — сказал он. — Сначала закинь что-нибудь в желудок”.
   Харви посмотрел на блюдо. Золотисто-коричневый пирог был присыпан сахаром, мороженое подтаяло и лежало в сладком белом озерке. Вид очень заманчивый.
   “Давай, — сказал Джайв. — Ты заслужил угощение”.
   “Нет, спасибо”, — ответил ему Харви.
   “Почему нет? — хотел знать Джайв, повернувшись на каблуке вокруг своей оси. — Он легче, чем я”.
   “А из чего сделан этот пирог?” — спросил Харви.
   “Из яблок, корицы и...”
   “Нет, — возразил Харви. — Я знаю, из чего он сделан на самом деле”.
   Он опять взглянул на пирог, и на миг ему показалось, что он увидел самую суть — увидел серую пыль и прах, из которых была сотворена иллюзия.
   “Ты думаешь, он отравлен? — спросил Джайв. — Так?”
   “Возможно”, — ответил Харви, все еще глядя на пирог.
   “А вот и нет! — сказал Джайв. — Я тебе докажу!”
   Харви услышал за спиной предупреждение Риктуса, которое не услышал Джайв. Он окунул пальцы в пирог и мороженое, а затем опустил их в рот одним быстрым движением. Когда он закрыл рот, Риктус сказал:
   “Не глотай!”
   И снова слишком поздно. Джайв сглотнул. Через мгновение Джайв выронил тарелку и начал бить себя кулаками по животу, словно собираясь выгнать еду обратно. Но вместо полупережеванного пирога изо рта его вырвалась туча пыли. Затем еще одна, затем еще одна.
   Почти ослепленный, Джайв вцепился в горло Харви.
   “Что... ты... сделал?” — прокашлял он.
   Харви не представляло труда сбросить его с себя.
   “Это все пыль, — сказал он. — Грязь, пыль и прах! Вся еда! Все подарки! Все!”
   “Помогите мне! — пробормотал Джайв, царапая ногтями щеки и губы. — Кто-нибудь, помогите мне!”
   “Теперь тебе не помочь!” — раздался торжественный голос.
   Харви оглянулся. Говорил Риктус. Он пятился по коридору с руками, прижатыми к лицу. Он глядел сквозь пальцы на Джайва, и зубы его клацали, когда он объявил ужасную правду. “Тебе не следовало есть этого пирога, — сказал он. — Пирог напомнил твоему животу, из чего ты сделан”.
   “Из чего?” — спросил Джайв.
   “Из того, из чего сказал мальчик! Из грязи и праха!”
   Джайв откинул голову назад при этом завывая: “Нееет!” Но даже тогда, когда он раскрыл рот, чтобы отрицать очевидное, правда вышла наружу. Сухая пыль потоком бежала из его глотки и текла ему на пальцы. Это было подобно роковому сообщению, отправленному одной частью тела другой. Прикоснувшись к пыли, пальцы его тоже начали крошиться, а когда они упали, шорох разложения распространился на его бедра, колени и ступни.
   Джайв стал падать на землю, но в финальном пируэте повернулся кругом и схватился за перила.
   “Спасите меня! — вопил он, глядя на верх лестницы. — Мистер Худ, вы меня слышите? Пожалуйста! Пожалуйста, спасите меня!”
   Теперь под ним крошились ноги, но он не собирался сдаваться. Он потащил свое тело вверх по ступенькам, все еще вопя, чтобы мистер Худ исцелил его. Однако с высот Дома не было ответа, не долетало теперь ни звука и от Риктуса. Только мольбы и хриплое дыхание Джайва, и шорох пыли, когда она сбегала вниз по ступеням из опустошающегося мешка его тела.
   “Что происходит?” — спросил Венделл, появляясь из кухни с кетчупом, размазанным вокруг рта.
   Он уставился на облако пыли, висевшее над ступенями, не имея возможности разглядеть создание в ее сердцевине. Харви, однако, находился ближе к облаку и потому был свидетелем последних ужасных мгновений Джайва. Умирающее создание потянулось к верху лестницы рукой с почти отсутствующими пальцами, все еще надеясь — даже когда его жизнь медленно уплывала прочь, — что его создатель придет его спасти. Затем Джайв опустился на ступени и его последние жалкие кусочки рассыпались.
   “Кто-нибудь выбивал ковры?” — спросил Венделл, когда пыль осела.
   “Двумя меньше”, — пробормотал себе под нос Харви.
   “Что ты говоришь?” — хотел знать Венделл.
   Прежде чем ответить, Харви оглянулся на коридор, ища Риктуса. Но третий слуга Худа исчез. “Не важно, — сказал Харви. — Ты закончил есть?”
   “Ага”. “Еда была хорошей?”
   Венделл ухмыльнулся.
   “Ага”.
   Харви покачал головой.
   “Что это значит?” — хотел знать Венделл.
   Харви готов был сказать: это значит, что ты не можешь помочь мне, это значит, что я должен пойти наверх и сам встретить Худа. Но какая в том была польза? Дом совершенно поглотил Венделла. Он будет скорее помехой, чем помощью в предстоящей битве. И вместо всего этого Харви сказал:
   “Миссис Гриффин снаружи!”
   “Значит, мы найдем ее?”
   “Мы ее нашли”.
   “Я пойду и поздороваюсь”, — произнес Венделл с радостной улыбкой.
   “Хорошая мысль”.
   Венделл взялся за ручку двери, потом повернулся и спросил:
   “А где будешь ты?”
   Но Харви не ответил. Он уже перешагнул кучу пыли, которая отмечала место кончины Джайва, и приближался к вершине первого на своем пути лестничного пролета, чтобы встретить силу, которая поджидала во тьме чердака.

20
Встреча воров

   На ходу вглядываться в пыльную правду, притворяющуюся пирогом и мороженым, — одно, но совсем иное — процарапать внешний лоск, которым покрыл себя Дом и который он отполировал до такого совершенства. Когда Харви взбирался по ступеням лестницы, он продолжал надеяться, что отыщет какую-нибудь деталь в стенах или в коврах, которая позволила бы ему засунуть пальцы разума под крышку иллюзий и приподнять ее, чтобы увидеть, какая неприглядная штука лежит внутри. Если Марр была сделана из засохшей грязи и слюны, а Джайв из пыли, то из чью сделан сам Дом? Однако, как Харви ни глядел, он не мог пробиться сквозь ложь. Дом восхищал чувства теплом, красками и запахами лета, он мягко нашептывал в ухо и ласкал своими нежными ветерками лицо.
   Даже тогда, когда он достиг темной площадки в конце последнего лестничного пролета, Дом продолжал делать вид, что это просто еще одна невинная игра в прятки, подобно бесчисленным играм, которые он видел под своей сенью.
   Впереди было пять дверей, каждая из них приоткрыта на несколько дюймов, будто бы говора:
   Здесь нет секретов от мальчика, который хочет правды. Зайди и посмотри! Зайди и посмотри! Если осмелишься.
   Он осмелился, но не так, как планировал Дом. Потратив несколько мгновений на разглядывание дверей, Харви в конце концов проигнорировал их все, а вместо этого спустился на пролет ниже, выбрал в одной из спален крепкое кресло, принес наверх, встал на него и выбил вентиляционную дверь, ведущую на чердак.
   Втащить себя было тяжело, но он знал, когда вполз и лежал запыхавшись на полу чердака, что преследование Худа почти завершено. Король Вампиров был рядом. Кто еще, кроме владыки иллюзий, стал бы жить в месте, настолько лишенном их? Чердак был таким, каким не был Дом: грязным, темным и затянутым паутиной.
   “Где ты?” — спросил он. Бесполезно было думать, что он может удивить врага. Худ наблюдал за его восхождением от самого первого этажа. “Выходи, — заорал Харви. — Я хочу видеть, как выглядит вор”.
   Сначала ответа не было, затем — откуда-то с другого конца чердака — Харви услышал низкое гортанное ворчание. Не дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте, он пошел туда, откуда раздавался звук, и пока он шел доски скрипели у него под ногами.
   Дважды он останавливался, чтобы посмотреть наверх, потому что шум откуда-то из тьмы над головой привлекал его внимание. Была ли это пойманная птица, в панике мечущаяся вслепую туда-сюда? Или, может быть, тараканы, собравшиеся кучей на балках над ним?
   Он приказал себе выбросить подобные фантазии из головы и сконцентрироваться на поисках Худа. Здесь хватало подлинных причин для испуга, чтобы выдумывать новые. В отличие от пространства вокруг вентиляционной двери этот конец чердака служил чем-то вроде кладовой, и его враг определенно таился в лабиринте истлевающих картин и покрытой плесенью мебели.
   Действительно, не он ли источник этого порхающего движения, которое Харви заметил краем глаза?
   “Худ? — спросил он, сощурившись, чтобы попытаться получше разглядеть фигуру в темноте. — Зачем ты здесь прячешься?”
   Он шагнул вперед и, сделав это, понял свою ошибку. Это был не таинственный мистер Худ. Он узнал эту фигуру, как исковеркана она ни была: полусгнившие крылья, крохотные черные глаза, зубы, бесчисленные зубы.
   Это был Карна!
   Тварь приподнялась в своем грязном гнезде, одновременно огрызаясь на Харви. Он отступил, спотыкаясь, и Карна мог бы схватить его, сделав всего три шага, если бы так не хромал из-за своих ран и если бы ему не мешал окружающий хаос.
   Он ударялся о груды хлама слева и справа от себя, раскидывал кресла и переворачивал ящики, отправившись в болезненную погоню за своей добычей. Пятясь, Харви не спускал глаз со зверя, а в голове у него копошились вопросы. Где был Худ? Это оставалось главной тайной. Миссис Гриффин уверена, что он где-то наверху, но Харви прошел чердак из конца в конец, а единственным здешним обитателем было создание, которое гнало его к выходу.
   Отходя, Харви еще раз внимательно посмотрел в темноту, на случай, если не разглядел кого-то, прячущегося здесь. Но глаза его обнаружили не человеческую фигуру, а шар размером с теннисный мяч, блестевший так, будто был заполнен светом звезд, — он появился из досок, словно пузырь, и поднимался к крыше. Мгновенно забыв об опасности, Харви наблюдал, как шар поднимается, затем к шару присоединился второй, третий и четвертый.
   Изумленный этим зрелищем, Харви мало заботился о том, где шел. Он споткнулся, упал и теперь лежал, растянувшись на жестких досках. Сквозь красную дымку боли он глядел на крышу.
   А там, над ним, находился Худ во всем своем величии.
   Его лицо простиралось по всей крыше, черты его были ужасающе искажены. Глаза его были темными ямами, выдолбленными в балках, нос его выступал наружу и нелепо уплощался, как нос огромной летучей мыши, рот был безгубой щелью не меньше десяти футов шириной, из которой раздавался голос, подобный скрипу дверей, завыванию каминов и грохотанию окон.
   “Дитя! — произнес он. — Ты принес боль в мой рай. Стыдись!”
   “Какую боль? — закричал в ответ Харви. Его до мозга костей пронзала дрожь, но он знал, что не время показывать свой страх. Он поучаствует в иллюзии, станет действовать тем же способом, что и его враг, изобразит отвагу, даже когда не чувствует ее. — Я пришел забрать свое, вот и все”.
   Худ всосал одну из сияющих сфер в рот. Свет ее мгновенно потух.
   “Марр мертва, — сказал он. — Джайв мертв. Превратился в грязь и пыль из-за тебя!”
   “Они никогда не были живыми”, — ответил Харви.
   “Ты слышал их всхлипы и жалобы? — вопросил Худ, жилы у него на лбу вспухли. — Тебе их не жалко?”
   “Нет”, — заявил Харви.
   “Тогда я не пожалею тебя, — пришел режущий ухо ответ. — Я погляжу, как мой бедный Карна сожрет тебя от пяток до макушки и получит от этого удовольствие”.
   Харви взглянул в сторону Карны. Зверь приостановил движение, но был готов ударить, его сочащиеся челюсти находились в нескольких дюймах от ног Харви. Теперь, когда зверь стоял неподвижно, Харви мог ясно разглядеть, насколько сильно тот изранен, тело его было столь излохмачено, что походило на заплесневелую тряпку, огромная голова свисала, будто каждый вдох был бременем.
   Когда Харви поглядел на него, он вспомнил нечто, что говорила ему миссис Гриффин.
   “Сейчас я бы призвала Смерть, — сказала она, — как друга, которого я прогнала от своей двери”.
   Может, то, что ожидало Карну, и не было путешествием к звездам, может, это было просто возвращением в ничто, из которого Худ вызвал его. Но создание тем не менее желало этого дара. Оно было изношенное и израненное и оставалось в живых не из-за собственного желания, а потому что Худ требовал его службы.
   “Такая жалость...” — прошептал голос с крыши.
   “Что?” — спросил Харви, поглядев опять на Худа, у которого на губах стало на два шара больше. “Терять тебя таким образом, — продолжал тот. — Может, попробовать убедить тебя подумать еще раз? Кроме того, я не причинил тебе вреда. Почему бы не вернуться обратно и не жить здесь в мире?”
   “Ты похитил тридцать лет моего времени с Мамой и Папой, — сказал Харви. — Если я останусь здесь, ты украдешь много больше”.
   “Я только взял дни, которые не хотел ты, — запротестовал Худ. — Дождливые дни. Серые дни. Дни, когда ты желал быть далеко. Где здесь преступление?”
   “Я не знал, что теряю”, — запротестовал Харви.
   “А, — мягко сказал Худ, — но разве это не обычное дело? Вещи ускользают из твоих пальцев, а когда они исчезают, ты сожалеешь о них. Но что ушло, то ушло, Харви Свик!”
   “Нет! — воскликнул Харви. — То, что ты украл, я могу украсть обратно”.
   При этом в двойных ямах глаз Худа возникло свечение.
   “Но ты горишь ярко, Харви Свик, — сказал он. — Я никогда не встречал души, которая горела бы так ярко, как твоя”. Он нахмурился, изучая мальчика внизу. “Теперь я понимаю”, — сказал он.
   “Что понимаешь?”
   “Почему ты вернулся обратно?”
   Харви начал говорить: “Я пришел за тем, что ты забрал...”, но Худ поправил его до того, как он выговорил два слова.
   “Ты пришел потому, что знал: найдешь здесь дом, — сказал Худ. — Мы оба воры, Харви Свик. Я забираю время. Ты забираешь жизни. Но в конечном счете мы одинаковы: оба Вечные Похитители”.
   Как ни отвратительно было думать о себе нечто подобное, Харви испугался, ибо в нем таился страх, вдруг слова чудовища — правда. Эта мысль заставила его замолчать.
   “Возможно, нам нет необходимости быть врагами, — сказал Худ. — Возможно, мне следует взять тебя под свое крыло”. Он без радости улыбнулся собственной шутке. “Я могу воспитать тебя. Помочь тебе лучше понимать Темные Пути”
   “Значит, я закончу, кормясь детьми, как ты? — спросил Харви. — Нет, спасибо”.
   “Я думаю, тебе бы это понравилось, Харви Свик, — сказал Худ. — В тебе есть задатки вампира”.
   Отрицать было невозможно. Само слово вампир напомнило ему полет в Хэллоуин, парение под полной луной — с горящими красными глазами и зубами, острыми как лезвия.
   “Я вижу, ты вспоминаешь”, — сказал Худ, уловив отблеск удовольствия на лице Харви.
   Харви мгновенно сменил удовольствие хмуростью. “Я не хочу оставаться здесь, — сказал он. — Я только хочу получить свое и уйти”.
   Худ вздохнул. “Печально, — произнес он. — Даже очень печально. Но если ты желаешь того, что принадлежит тебе, бери смерть. Карна! — Зверь поднял свою жалкую голову. — Сожри мальчишку!”
   Прежде чем изувеченный зверь смог двинуться с места, Харви вскочил на ноги. По дороге к вентиляционной двери он понял, что шансы перегнать Карну малы, но вдруг существует другой способ уложить зверя? Если он был Вечным Похитителем, как сказал Худ, возможно, пришло время доказать это. Не пылью, не похищенными заклинаниями, а силой собственных мускулов.
   Карна сделал в его сторону угрожающий шаг, но вместо того, чтобы отойти, Харви протянул руку к твари, будто для того, чтобы погладить его по разлагающейся голове. Зверь заколебался, в нем созревало сомнение.
   “Сожри его...” — зарычал Король Вампиров.
   Зверь опустил голову, ожидая наказания свыше. Но именно Харви положил на него руку и мягкое прикосновение повергло в дрожь тело зверя. Он поднял морду, чтобы прижаться к ладони Харви, и, сделав так, он издал долгий низкий стон.
   В этом звуке не было ни боли, ни жалобы. В нем слышалась благодарность за то, что единственный раз его не встретили ударами и воплями ужаса. Он уставился глазами в лицо Харви, и дрожь удовольствия прошла по его телу. Казалось, он знал, чем все кончится, потому что мгновением позже он отошел от утешителя, и когда сделал это, дрожь усилилась и тело его внезапно разлетелось на тысячу кусочков.
   Его зубы, которые мгновением прежде выглядели столь устрашающими, откатились во тьму, массивный череп вдребезги разбился, позвоночник скрючился. За несколько секунд он стал лишь грудой костей, столь сухих и столь старых, что даже самый отчаявшийся пес пробежал бы мимо них.
   Харви взглянул на лицо на крыше. Выражение лица Худа было выражением совершеннейшего замешательства. Челюсть отвисла, глаза вылезли из своих ям.
   Харви не стал ждать, пока тот нарушит молчание. Он просто повернулся спиной к останкам Карны и устремился к вентиляционной двери, почти ожидая, что создание на крыше захлопнет ее. Однако ответа от Худа не было до тех пор, пока Харви не опустился в кресло, стоявшее на площадке. Только затем, когда Харви бросил последний взгляд на чердак, Худ заговорил.
   “О мой маленький вор... — прошептал он. — Что нам теперь делать?”

21
Фокусы и соблазны

   “Ты хорошо сделал”, — сказала с улыбкой личность, ожидающая его у верха лестницы.
   “А я думал, куда ты делся”, — ответил Харви Риктусу.
   “Всегда готов служить”, — раздался елейный ответ.
   “На самом деле?” — поинтересовался Харви, поднимаясь с кресла и подходя поближе.
   “Конечно, — сказал Риктус. — Всегда”.
   Теперь, когда он был рядом, Харви заметил трещины во внешнем лоске Риктуса. Тот загипсовал улыбку и умащивал свои слова маслом и медом, но через его болезненную кожу просачивался кислый запах страха.
   “Ты боишься меня, не так ли?” — спросил Харви.
   “Нет, нет, — настаивал Риктус. — Я полон уважения, вот и все. Мистер Худ считает, что ты смышленый мальчик. Он уполномочил меня предложить тебе все, чего бы ты ни пожелал, чтобы заставить тебя остаться. — Он развел руки. — Предел — небо”.
   “Ты знаешь, чего я хочу”.
   “Все, что угодно, вор, кроме лет. Ты не можешь обладать ими. Тебе они даже не понадобятся, если ты останешься и станешь подмастерьем мистера Худа. Ты будешь жить вечно, так же как он”. Риктус пошлепал по капелькам пота на своей верхней губе пожелтевшим платком. “Подумай об этом, — сказал он. — Ты, может быть, и способен убить подобных Карне... или мне, но ты никогда не сможешь причинить вреда Худу. Он слишком стар, слишком мудр, слишком мертв”.
   “Если я останусь...” — сказал Харви.
   Ухмылка Риктуса стала шире. “Да?” — промурлыкал он.
   “Дети в озере станут свободны?”
   “К чему беспокоиться о них?”
   “Один из них мой друг”, — напомнил ему Харви.
   “Ты думаешь о маленькой Лулу, не так ли? — сказал Риктус. — Так вот, позволь мне сказать тебе, она очень счастлива там внизу. Все они счастливы”.
   “Нет, не счастливы! — разъярился Харви. — Озеро отвратительно и ты это знаешь”. Он шагнул к Риктусу, который отступил будто бы в страхе за свою жизнь. По всей вероятности так и было. “Тебе бы это понравилось? — спросил Харви, тыча пальцем в сторону Риктуса. — Жить в холоде и темноте?”
   “Ты прав, — сказал Риктус, сдаваясь и поднимая руки. — Что бы ты ни говорил”.
   “Я говорю, сейчас же освободи их! — ответил Харви. — И если не освободишь ты, тогда освобожу я!”
   Он оттолкнул Риктуса в сторону и побежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Он и понятия не имел, что собирается делать, когда спустится к озеру, — рыбы в конечном счете были рыбами, пусть даже некогда они и были детьми, если он попытается вытащить их из озера, они явно погибнут на воздухе. Но он решил спасти их каким-нибудь образом от Худа.
   Риктус шел за ним по лестнице, болтая как заводной.
   “Чего тебе хочется? — говорил он. — Только представь, и это твое! Как насчет собственного мотоцикла?” Он еще не закончил фразу, а что-то уже заблестело на площадке нижнего этажа и вкатился самый превосходный мотоцикл, который когда-либо представал перед человеческими глазами. “Он твой, мой мальчик!” — сказал Риктус.
   “Нет, спасибо”, — ответил Харви.
   “Я не виню тебя! — сказал Риктус, пиная мотоцикл, когда тот проплывал мимо него. — Как насчет книг? Ты любишь книги?”
   Прежде чем Харви смог ответить, стена поднялась перед ним, словно огромный коричневый занавес, являя громоздившиеся полка на полке переплетенные в кожу тома.
   “Мировые шедевры! — воскликнул Риктус. — От Аристотеля до Золя! Нет?”
   “Нет!” — отверг Харви, продолжая торопиться.
   “Здесь должно быть нечто, чего ты хочешь”, — сказал Риктус.
   Они теперь направлялись к последнему пролету лестницы, и Риктус знал, что через короткое время его добыча будет на открытом воздухе.
   “Ты любишь собак? — спросил Риктус, когда свора тявкающих щенков быстро побежала вверх по ступеням. — Выбирай одного! Ах, черт, бери их всех!”
   Харви подвергался искушению, но он перешагнул через щенков и продолжил путь.
   “Может быть, чего-то поэкзотичнее?” — спросил Риктус, и стая попугаев в блистающем оперении спустилась с потолка. Харви взмахом руки отогнал их.
   “Слишком шумно, уф? — вздохнул Риктус. — Ты хочешь чего-то спокойного и мощного? Тигры! Вот чего ты хочешь! Тигры!”
   Не успел он это сказать, как те мягко ступали по коридору внизу, два белых тигра, с глазами цвета полированного золота.
   “Негде их держать!” — сказал Харви.
   “Это практично! — признал Риктус. — Мне нравятся практичные дети”.
   Когда тигры удалились, телефон на столе возле кухонной двери начал звонить. Риктус в два прыжка преодолел лестничный пролет и еще в два прыжка оказался у стола.
   “Послушай! — позвал он. — Это Президент Соединенных Штатов. Он хочет дать тебе медаль!”
   “Ничего он не хочет”, — сказал Харви, уставший от болтовни. Он находился на нижней площадке лестницы и двигался к передней двери.
   “Ты прав, — отозвался Риктус, опять прислушиваясь к телефонному бормотанию. — Он хочет дать тебе месторождение нефти на Аляске”.
   “Слишком холодно”.
   “Он говорит — как насчет Флориды?”
   “Слишком жарко”.
   “Мальчик! Ты человек, которому трудно угодить!”
   Харви проигнорировал его замечание и нажал ручку входной двери. Риктус бросил трубку и устремился к нему.
   “Погоди! — кричал он. — Погоди! Мы еще не закончили”.
   “У тебя нет ничего, что я хочу, — сказал Харви, распахивая входную дверь. — Это все подделки”.
   “А что, если и так? — спросил Риктус, внезапно притихнув. — Вот солнце снаружи. Ты все еще можешь наслаждаться им. И позволь мне заметить, требуется много волшебства, чтобы наколдовать все эти подделки и мистификации. Мистер Худ крепко попотел, отыскивая то, что тебе понравится”.
   Не обращая на него внимания, Харви вышел на крыльцо. Миссис Гриффин стояла посреди лужайки со Стью Кэт на руках и прищурившись глядела на Дом. Она улыбнулась, когда увидела Харви.
   “Я слышала весь этот шум, — сказала она. — Что случилось?”
   “Я расскажу вам позже, — ответил Харви. — Где Венделл?”
   “Он куда-то ушел”, — сказала она.
   Харви сложил ладони рупором, приставил ко рту и завопил:
   “Венделл! Венделл!”
   Голос его вернулся обратно, отраженный фасадом Дома. Но ответа от Венделла не было.
   “Теплый полдень, — промурлыкал Риктус, развалившись на крыльце. — Может, Венделл отправился... поплавать”.
   “О, нет, — прошептал Харви. — Нет. Только не Венделл. Пожалуйста, только не Венделл...”
   Риктус пожал плечами. “В любом случае этот твой Венделл жирноват для малыша, — сказал он. — Возможно, ребенок будет лучше выглядеть в виде рыбы!”
   “Нет! — закричал Харви Дому. — Это нечестно! Ты не можешь этого сделать! Не можешь!”
   Слезы затуманили его глаза. Он вытер их кулаками. Все было бесполезно — и слезы, и кулаки. Он не мог смягчить сердца Дома всхлипами и не мог повергнуть Дом ударами. У него не было другого оружия против врага, кроме смекалки, да и та почти истощилась.

22
Аппетит

   О, стать бы опять вампиром, подумал Харви. Заиметь бы когти, клыки и жажду крови, подобную той, которой он обладал в тот далекий Хэллоуин, жажда, от которой он с отвращением отказался. Теперь бы не отказался. О, нет. Он позволил бы ей превратить его в зверя, так, чтобы он мог полететь в лицо Худу с ненавистью, острой как бритва.
   Но он не был зверем, он был мальчиком. Сила была у Короля Вампиров, не у него.
   И тут, когда он поглядел на Дом, он вспомнил нечто, что Риктус говорил возле двери: