Страница:
“Требуется много волшебства, чтобы наколдовать все эти подделки и мистификации, — сказал он. — Мистер Худ крепко попотел, отыскивая то, что тебе понравится”.
Может мне не нужны клыки, чтобы высосать его насухо, подумал Харви, может, все, что мне нужно, — желания.
“Я хочу поговорить с Худом”, — сказал он Риктусу.
“Зачем?”
“Ну... может, и есть какие-то вещи, которые мне понравятся. Только я хочу поговорить с ним лично”.
“Он слушает”, — заявил Риктус, оглядываясь на Дом.
Харви внимательно изучил и окна, и карнизы, и крыльцо, но не заметил и следа какого-то присутствия. “Я его не вижу”, — сказал он.
“Видишь”, — ответил Риктус.
“Он в Доме?” — спросил Харви, вглядываясь в открытую дверь.
“Ты еще не понял? — сказал Риктус. — Он и есть Дом”.
Пока он говорил на солнце набежало облако. Крыша и стены потемнели, и весь Дом, казалось, раздулся как чудовищный гриб. Он был живой! От карнизов до фундамента — живой!
“Давай же! — подбодрил Риктус. — Говори с ним. Он слушает”.
Харви сделал шаг к Дому. “Ты меня слышишь?” — спросил он.
Передняя дверь раскрылась чуточку шире и вздох вынес со ступеней на крыльцо облако пыли, оставшейся от Джайва.
“Он слышит тебя”, — сказал Риктус.
“Если я останусь...” — начал Харви.
“Дааа...” — откликнулся Дом, составляя слово из скрипов и треска.
“...ты мне дашь все, чего я пожелаю?”
“Для такого смышленого мальчика, как ты... — раздалось в ответ, — что угодно”.
“Ты клянешься? Своим волшебством?”
“Я клянусь. Клянусь. Только скажи слово...”
“Ну, для начала...”
“Дааа”.
“Я потерял свой ковчег”.
“Значит, ты должен иметь другой, моя Полярная звезда, — сказал Худ. — Больше. Лучше”. И доски крыльца прогнулись, когда возник ковчег в три раза больший, чем первый.
“Я не хочу деревянных животных”, — сказал Харви, направляясь к крыльцу.
“А каких? — спросил Худ. — Свинцовых? Серебряных? Золотых?”
“Из плоти и крови, — ответил Харви. — Настоящих маленьких животных”.
“Мне нравится твой вызов”, — сказал Худ, и пока он говорил, слабые мычание и рев донеслись с ковчега, маленькие окна распахнулись настежь, двери широко раскрылись и появилось несколько десятков животных, идеальные миниатюрные копии: слоны, жирафы, гиены, муравьеды и голуби.
“Доволен?” — спросил Худ.
Харви пожал плечами. “Нормально, мне кажется”, — сказал он.
“Нормально? — переспросил Худ. — Это маленькое чудо”.
“Так сделай и другое”.
“Другой ковчег?”
“Другое чудо!”
“Чего бы тебе хотелось?”
Харви повернулся спиной к Худу-Дому и обозрел лужайку. Вид миссис Гриффин, которая с изумлением смотрела на происходящее, вдохновил на новое требование. “Я хочу цветы, — сказал он. — Повсюду! И чтобы не было двух похожих”.
“Зачем?” — спросил Худ-Дом.
“Ты говорил, что я получу все, чего пожелаю, — ответил Харви. — И ты не говорил, что я должен буду объяснять тебе причины. Если я должен буду это делать, все удовольствие пропадет”.
“О, я понял свою ошибку, — сказал Худ-Дом. — Ты должен получать удовольствие, чего бы это ни стоило”.
“Значит, дай мне цветы”, — настаивал Харви.
Лужайка начала дрожать, как будто под нею происходило небольшое землетрясение, и в следующий миг бесчисленные побеги раздвинули зелень травы. Миссис Гриффин засмеялась от восторга.
“Погляди на них! — сказала она. — Только погляди!”
Это было достойное зрелище, десятки тысяч цветов одновременно взорвались цветением. Харви смог бы назвать некоторые из них, если бы попробовали провести экзамен: тюльпаны, нарциссы, розы. Но большая часть их была ему неизвестна: сорта, которые распускались ночью в Верхних Гималаях или на продуваемых ветрами плато Терра дель Фуего, цветы с бутоном таким большим, как его голова, или таким маленьким, как ноготь его большого пальца, цветы, производившие зловоние, напоминающее запах тухлого мяса, и пахнувшие, как ветерок из самого Рая.
Даже зная, что все это лишь иллюзия, он был поражен и заявил об этом.
“Выглядит неплохо”, — сказал он Худу-Дому.
“Доволен?” — хотел знать тот.
Был ли голос его немного слабее чем прежде, размышлял Харви. Он подозревал, что да. Однако он ни единым знаком не выдал своего подозрения. Он просто сказал:
“Мы направляемся туда...”
“Направляемся куда?” — спросил Худ-Дом.
“Ну, — сказал Харви, — думаю, мы узнаем, когда придем на место”.
Негромкое раздраженное ворчание долетело со стороны Дома. Окна задребезжали. Одна или две черепицы соскользнули с крыши и разбились вдребезги о землю.
Мне надо быть осторожным, подумал Харви, Худ начнет сердиться. Риктус эхом отозвался на эту мысль.
“Я надеюсь, ты не играешь с мистером Худом, — предупредил он, — потому что он не любит таких игр”.
“Он хочет, чтобы я был счастлив, не так ли?” — спросил Харви.
“Конечно”.
“А как насчет того, чтобы что-нибудь поесть?”
“Кухня полна”, — сказал Риктус.
“Я не хочу пирогов и горячих сосисок. Я хочу... — он замолк, тщательно роясь в своей памяти и вспоминая названия деликатесов, о которых он когда-либо слышал — жареного лебедя и устриц и эти маленькие черные яйца...”
“Икру?” — спросил Риктус.
“Ага! Я хочу икру!”
“На самом деле? Она омерзительна”.
“И все же я ее хочу! — сказал Харви. — И лягушачьи ножки с хреном и гранатовым соком”.
Еда уже появилась в коридоре, одна дымящаяся тарелка на другой. Запахи сначала изводили танталовыми муками, но чем больше блюд добавлял к списку Харви, тем более тошнотворной становилась смесь. Однако его меню, состоящее из настоящей еды, быстро подошло к концу, поэтому вместо того, чтобы давать Дому простые рецепты вроде фрикаделек и пиццы, он начал изобретать блюда.
“Я хочу омаров, приготовленных в лимонаде, и бифштексы из конины с соусом — желе, и сыр из прессованного творога, и суп — пепперони...”
“Погоди! Погоди! — воскликнул Риктус. — Ты слишком спешишь”.
Но Харви не останавливался.
“...и жаркое из брюссельской капусты с улиточьей помадкой и со свиными ножками...”
“Погоди!” — взвыл Дом.
На этот раз Харви остановился.
В пылу своего открытия он даже не глянул, продолжает ли Худ снабжать его всем этим съестным, но теперь он увидел, что блюда, которые он потребовал, громоздились в коридоре столь высокими грудами, что угрожали снести ковчег и отправить его в плаванье по омерзительному морю сластей и жаркого.
“Я знаю, что ты делаешь”, — сказал Худ-Дом.
Ое-ей, подумал Харви, он разгадал меня.
Он перевел взгляд с еды у двери на фасад и увидел, что его план истощить волшебство Дома и вправду действует. Теперь многие окна треснули или разбились, двери облупились и свисали с петель, доски крыльца, покрытые плесенью, вспучились.
“Ты испытываешь меня, да?” — сказал Худ. Его голос никогда не был мелодичным, но теперь он был еще безобразнее, чем обычно: как бурчание в животе у Дьявола. “Признайся, вор!” — сказал он.
Харви глубоко вздохнул, затем сказал:
“Если я собираюсь стать твоим подмастерьем, мне необходимо знать, насколько ты силен”.
“Ты удовлетворен?” — требовательно спросил разрушающийся Дом.
“Почти”, — сказал Харви.
“Чего же еще ты хочешь?” — спросил Дом.
Действительно, чего же еще, подумал Харви. Его мысли крутились среди нелепых перечислений, у него мало что оставалось по части требований.
“Ты можешь получить последний подарок, — сказал Худ-Дом, — одно, последнее, доказательство моей мощи. Потом ты должен навеки веков признать меня своим Повелителем. Согласен?”
Харви почувствовал, как струйка холодного пота сбегает по спине вдоль позвоночника. Он уставился на пошатывающийся Дом, и мысли у него в голове завертелись. Чего еще потребовать?
“Согласен?” — прогудел Дом.
“Согласен”, — ответил Харви.
“Итак, говори, — продолжал Дом, — чего же ты хочешь?”
Харви посмотрел на крошечных животных вокруг ковчега и на цветы, и на еду, выползавшую через дверь, подобно блевоте. Что же он должен потребовать? Одно, последнее требование, чтобы сломать Худу хребет. Но что? Что?
Порыв ледяного ветра прилетел со стороны озера. Осень была неподалеку. Пора умирания.
“Знаю!” — внезапно воскликнул он.
“Скажи мне, — ответил Дом. — Скажи, и закончим эту игру раз и навсегда. Я хочу, чтобы твоя смышленая душа была под моим крылом, маленький вор”.
“И я хочу... Хочу разные времена года, — сказал Харви. — Все времена года одновременно”.
“Одновременно?”
“Да, одновременно!”
“Это бессмысленно!”
“Это то, чего я хочу”.
“Глупость! Идиотизм!”
“Но это то, чего я хочу! Ты говорил еще об одном желании. Вот оно!”
“Что же, ладно, — сказал Дом. — Я даю это тебе. И когда ты это получишь, маленький вор, твоя душа будет моей!”
23
24
25
Может мне не нужны клыки, чтобы высосать его насухо, подумал Харви, может, все, что мне нужно, — желания.
“Я хочу поговорить с Худом”, — сказал он Риктусу.
“Зачем?”
“Ну... может, и есть какие-то вещи, которые мне понравятся. Только я хочу поговорить с ним лично”.
“Он слушает”, — заявил Риктус, оглядываясь на Дом.
Харви внимательно изучил и окна, и карнизы, и крыльцо, но не заметил и следа какого-то присутствия. “Я его не вижу”, — сказал он.
“Видишь”, — ответил Риктус.
“Он в Доме?” — спросил Харви, вглядываясь в открытую дверь.
“Ты еще не понял? — сказал Риктус. — Он и есть Дом”.
Пока он говорил на солнце набежало облако. Крыша и стены потемнели, и весь Дом, казалось, раздулся как чудовищный гриб. Он был живой! От карнизов до фундамента — живой!
“Давай же! — подбодрил Риктус. — Говори с ним. Он слушает”.
Харви сделал шаг к Дому. “Ты меня слышишь?” — спросил он.
Передняя дверь раскрылась чуточку шире и вздох вынес со ступеней на крыльцо облако пыли, оставшейся от Джайва.
“Он слышит тебя”, — сказал Риктус.
“Если я останусь...” — начал Харви.
“Дааа...” — откликнулся Дом, составляя слово из скрипов и треска.
“...ты мне дашь все, чего я пожелаю?”
“Для такого смышленого мальчика, как ты... — раздалось в ответ, — что угодно”.
“Ты клянешься? Своим волшебством?”
“Я клянусь. Клянусь. Только скажи слово...”
“Ну, для начала...”
“Дааа”.
“Я потерял свой ковчег”.
“Значит, ты должен иметь другой, моя Полярная звезда, — сказал Худ. — Больше. Лучше”. И доски крыльца прогнулись, когда возник ковчег в три раза больший, чем первый.
“Я не хочу деревянных животных”, — сказал Харви, направляясь к крыльцу.
“А каких? — спросил Худ. — Свинцовых? Серебряных? Золотых?”
“Из плоти и крови, — ответил Харви. — Настоящих маленьких животных”.
“Мне нравится твой вызов”, — сказал Худ, и пока он говорил, слабые мычание и рев донеслись с ковчега, маленькие окна распахнулись настежь, двери широко раскрылись и появилось несколько десятков животных, идеальные миниатюрные копии: слоны, жирафы, гиены, муравьеды и голуби.
“Доволен?” — спросил Худ.
Харви пожал плечами. “Нормально, мне кажется”, — сказал он.
“Нормально? — переспросил Худ. — Это маленькое чудо”.
“Так сделай и другое”.
“Другой ковчег?”
“Другое чудо!”
“Чего бы тебе хотелось?”
Харви повернулся спиной к Худу-Дому и обозрел лужайку. Вид миссис Гриффин, которая с изумлением смотрела на происходящее, вдохновил на новое требование. “Я хочу цветы, — сказал он. — Повсюду! И чтобы не было двух похожих”.
“Зачем?” — спросил Худ-Дом.
“Ты говорил, что я получу все, чего пожелаю, — ответил Харви. — И ты не говорил, что я должен буду объяснять тебе причины. Если я должен буду это делать, все удовольствие пропадет”.
“О, я понял свою ошибку, — сказал Худ-Дом. — Ты должен получать удовольствие, чего бы это ни стоило”.
“Значит, дай мне цветы”, — настаивал Харви.
Лужайка начала дрожать, как будто под нею происходило небольшое землетрясение, и в следующий миг бесчисленные побеги раздвинули зелень травы. Миссис Гриффин засмеялась от восторга.
“Погляди на них! — сказала она. — Только погляди!”
Это было достойное зрелище, десятки тысяч цветов одновременно взорвались цветением. Харви смог бы назвать некоторые из них, если бы попробовали провести экзамен: тюльпаны, нарциссы, розы. Но большая часть их была ему неизвестна: сорта, которые распускались ночью в Верхних Гималаях или на продуваемых ветрами плато Терра дель Фуего, цветы с бутоном таким большим, как его голова, или таким маленьким, как ноготь его большого пальца, цветы, производившие зловоние, напоминающее запах тухлого мяса, и пахнувшие, как ветерок из самого Рая.
Даже зная, что все это лишь иллюзия, он был поражен и заявил об этом.
“Выглядит неплохо”, — сказал он Худу-Дому.
“Доволен?” — хотел знать тот.
Был ли голос его немного слабее чем прежде, размышлял Харви. Он подозревал, что да. Однако он ни единым знаком не выдал своего подозрения. Он просто сказал:
“Мы направляемся туда...”
“Направляемся куда?” — спросил Худ-Дом.
“Ну, — сказал Харви, — думаю, мы узнаем, когда придем на место”.
Негромкое раздраженное ворчание долетело со стороны Дома. Окна задребезжали. Одна или две черепицы соскользнули с крыши и разбились вдребезги о землю.
Мне надо быть осторожным, подумал Харви, Худ начнет сердиться. Риктус эхом отозвался на эту мысль.
“Я надеюсь, ты не играешь с мистером Худом, — предупредил он, — потому что он не любит таких игр”.
“Он хочет, чтобы я был счастлив, не так ли?” — спросил Харви.
“Конечно”.
“А как насчет того, чтобы что-нибудь поесть?”
“Кухня полна”, — сказал Риктус.
“Я не хочу пирогов и горячих сосисок. Я хочу... — он замолк, тщательно роясь в своей памяти и вспоминая названия деликатесов, о которых он когда-либо слышал — жареного лебедя и устриц и эти маленькие черные яйца...”
“Икру?” — спросил Риктус.
“Ага! Я хочу икру!”
“На самом деле? Она омерзительна”.
“И все же я ее хочу! — сказал Харви. — И лягушачьи ножки с хреном и гранатовым соком”.
Еда уже появилась в коридоре, одна дымящаяся тарелка на другой. Запахи сначала изводили танталовыми муками, но чем больше блюд добавлял к списку Харви, тем более тошнотворной становилась смесь. Однако его меню, состоящее из настоящей еды, быстро подошло к концу, поэтому вместо того, чтобы давать Дому простые рецепты вроде фрикаделек и пиццы, он начал изобретать блюда.
“Я хочу омаров, приготовленных в лимонаде, и бифштексы из конины с соусом — желе, и сыр из прессованного творога, и суп — пепперони...”
“Погоди! Погоди! — воскликнул Риктус. — Ты слишком спешишь”.
Но Харви не останавливался.
“...и жаркое из брюссельской капусты с улиточьей помадкой и со свиными ножками...”
“Погоди!” — взвыл Дом.
На этот раз Харви остановился.
В пылу своего открытия он даже не глянул, продолжает ли Худ снабжать его всем этим съестным, но теперь он увидел, что блюда, которые он потребовал, громоздились в коридоре столь высокими грудами, что угрожали снести ковчег и отправить его в плаванье по омерзительному морю сластей и жаркого.
“Я знаю, что ты делаешь”, — сказал Худ-Дом.
Ое-ей, подумал Харви, он разгадал меня.
Он перевел взгляд с еды у двери на фасад и увидел, что его план истощить волшебство Дома и вправду действует. Теперь многие окна треснули или разбились, двери облупились и свисали с петель, доски крыльца, покрытые плесенью, вспучились.
“Ты испытываешь меня, да?” — сказал Худ. Его голос никогда не был мелодичным, но теперь он был еще безобразнее, чем обычно: как бурчание в животе у Дьявола. “Признайся, вор!” — сказал он.
Харви глубоко вздохнул, затем сказал:
“Если я собираюсь стать твоим подмастерьем, мне необходимо знать, насколько ты силен”.
“Ты удовлетворен?” — требовательно спросил разрушающийся Дом.
“Почти”, — сказал Харви.
“Чего же еще ты хочешь?” — спросил Дом.
Действительно, чего же еще, подумал Харви. Его мысли крутились среди нелепых перечислений, у него мало что оставалось по части требований.
“Ты можешь получить последний подарок, — сказал Худ-Дом, — одно, последнее, доказательство моей мощи. Потом ты должен навеки веков признать меня своим Повелителем. Согласен?”
Харви почувствовал, как струйка холодного пота сбегает по спине вдоль позвоночника. Он уставился на пошатывающийся Дом, и мысли у него в голове завертелись. Чего еще потребовать?
“Согласен?” — прогудел Дом.
“Согласен”, — ответил Харви.
“Итак, говори, — продолжал Дом, — чего же ты хочешь?”
Харви посмотрел на крошечных животных вокруг ковчега и на цветы, и на еду, выползавшую через дверь, подобно блевоте. Что же он должен потребовать? Одно, последнее требование, чтобы сломать Худу хребет. Но что? Что?
Порыв ледяного ветра прилетел со стороны озера. Осень была неподалеку. Пора умирания.
“Знаю!” — внезапно воскликнул он.
“Скажи мне, — ответил Дом. — Скажи, и закончим эту игру раз и навсегда. Я хочу, чтобы твоя смышленая душа была под моим крылом, маленький вор”.
“И я хочу... Хочу разные времена года, — сказал Харви. — Все времена года одновременно”.
“Одновременно?”
“Да, одновременно!”
“Это бессмысленно!”
“Это то, чего я хочу”.
“Глупость! Идиотизм!”
“Но это то, чего я хочу! Ты говорил еще об одном желании. Вот оно!”
“Что же, ладно, — сказал Дом. — Я даю это тебе. И когда ты это получишь, маленький вор, твоя душа будет моей!”
23
Война времен года
Худ не терял больше времени. Как только он сделал Харви свое последнее предложение, душистый ветер стал порывистым, унес облака ягнячьей шерсти, проплывавшие по летнему небу. Их место занял джаггернаут: дождевая туча величиной с гору, которая нависла над Домом как тень, отбрасываемая на Небеса.
В ее темной сердцевине была не просто молния. В ней были светлые дожди, которые приходят рано утром, чтобы уговорить проклюнуться семена еще одной весны, в ней были нависающие осенние туманы и кружащиеся снега, что приносили в Дом так много полуночных Рождеств. Теперь все они явились одновременно — дожди, снега и туманы — в виде леденящего дождя со снегом, почти скрывшего солнце. Он бы погубил холодом цветы на холме, если бы ветер не достиг их первым и не стал обрывать с такой жестокостью, что каждый лепесток или лист взлетал в воздух.
Находясь между благоуханным приливом и нависшей пеленой льда и туч, Харви едва был в силах стоять прямо. Но он широко расставил ноги и сопротивлялся любому удару или порыву, решив не уходить в укрытие. Возможно, перед ним разыгрывался последний спектакль, на котором он мог присутствовать как свободная душа. Да, как живая душа. И Харви намеревался насладиться им.
Это достойное зрелище, битва, подобную которой планета никогда не видела.
Слева от него лучи солнца пронизывали облака во имя Лета, и только для того, чтобы быть смазанными туманами Осени, а справа от него Весна выстраивала свои легионы ветвей, затем он видел почки, убитые морозами Зимы до того, как показались листья.
Атака за атакой приходили и были отбиты, побудка и отбой звучали сотни раз, но ни одно время года не могло одержать верх. Скоро стало уже невозможно отличить поражение от победы. Сборы и ложные атаки, отвлекающие маневры и окружения стали единым целым. Снега во время своего падения превращались в дожди, дожди перекипали в пар, новые побеги с трудом пробивались сквозь гниль своих собратьев.
И где-то посреди хаоса сила, которая вызвала все это, в ярости подняла голос, требуя, чтобы это прекратилось.
“Довольно! — вопил Худ-Дом. — Довольно!”
Но его голос — который некогда имел столь ужасную власть — стал слабым. Его приказы проходили незамеченными, а если и замечались, то их не выполняли.
На стены, которые стали пошатываться, когда уменьшилось могущество Худа, набрасывался разъяренный ветер. Каминные трубы были изуродованы и повалены, по громоотводам молния ударила столько раз, что они расплавились и упали сквозь крышу с ободранной черепицей пылающим дождем, поджигая доски, перила и мебель — любой предмет, оказавшийся поблизости. Крыльцо, иссеченное градом, было разбито в щепки. Лестница, раскачанная у основания волной прихлынувшей грязи, рухнула словно карточный домик.
Сощурив глаза перед лицом бури, Харви был всему этому свидетелем и он был в восторге. Он пришел в Дом, надеясь похитить обратно годы, которые Худ выманил у него, но никогда бы он не осмелился поверить, что сможет повергнуть все сооружение. Тем не менее оно падало прямо на глазах. Каким бы сильным ни был шум ветра и грома, он не мог заглушить вопль Дома, пока тот погибал и превращался в пыль. Каждый гвоздь, каждый брус и кирпич, казалось, одновременно пронзительно вскрикнули от боли, которую могло утолить только забвение.
Харви не смог увидеть последние мгновения Худа. Облако грязи поднялось и пеленой закрыло обзор. Но он понял, в какой момент завершилась его битва с Королем Вампиров, потому что война времен года внезапно перешла в мир. Грозовая туча смягчила свою ярость и рассеялась, ветер сник до ленивого ветерка, свирепое солнце подернулось дымкой тумана и побледнело.
Конечно, в воздухе летали обломки, лепестки и листья, пыль и пепел. Они падали как фантастический дождь, хотя их падение отмечало конец сна.
“О, дитя...” — сказала миссис Гриффин.
Харви повернулся к ней. Миссис Гриффин стояла всего в нескольких ярдах от него, глядя на небо. Над их головами был небольшой голубой клочок, первое явление настоящего неба над этими несколькими акрами земли видели с тех пор, когда Худ основал свою империю иллюзий. Но миссис Гриффин смотрела не на голубой лоскут, а на скопление парящих огней — тех самых, которыми, как видел Харви, кормился Худ на чердаке: они были освобождены разрушением Дома. Теперь они двигались непреклонным потоком в сторону озера.
“Души детей, — сказала миссис Гриффин, ее голос становился тоньше, пока она выговаривала слова. — Превосходно”.
Тело ее больше не было плотным, увидел Харви, она исчезала на глазах.
“О, нет”, — прошептал он.
Миссис Гриффин оторвала взгляд от неба и поглядела на свои руки и на кошку, которую держала в них. Та тоже становилась бесплотной.
“Посмотри на нас, — сказала миссис Гриффин с улыбкой на усталом лице. — Какое изумительное ощущение”.
“Но вы исчезаете”.
“Я задержалась здесь слишком надолго, милый мальчик, — сказала она. На лице ее блестели слезы, но это были слезы радости, а не печали. — Время уходить...” Миссис Гриффин продолжала поглаживать Стью Кэт, пока обе они исчезали. “Ты самая светлая душа, какую я когда-либо встречала, Харви Свик, — сказала она. — Продолжай светить. Будешь?”
Харви хотел подыскать какие-нибудь слова, чтобы убедить миссис Гриффин остаться еще ненадолго. Но даже если бы у него были подобные слова, он знал, что произнести их будет слишком эгоистично. У миссис Гриффин была другая жизнь, в которую она направлялась, — там каждая душа сияет.
“Прощай, дитя, — сказала она. — Куда бы я ни ушла, я буду говорить о тебе с любовью”.
Затем ее призрачная фигура перестала мерцать, оставив Харви одного среди руин.
В ее темной сердцевине была не просто молния. В ней были светлые дожди, которые приходят рано утром, чтобы уговорить проклюнуться семена еще одной весны, в ней были нависающие осенние туманы и кружащиеся снега, что приносили в Дом так много полуночных Рождеств. Теперь все они явились одновременно — дожди, снега и туманы — в виде леденящего дождя со снегом, почти скрывшего солнце. Он бы погубил холодом цветы на холме, если бы ветер не достиг их первым и не стал обрывать с такой жестокостью, что каждый лепесток или лист взлетал в воздух.
Находясь между благоуханным приливом и нависшей пеленой льда и туч, Харви едва был в силах стоять прямо. Но он широко расставил ноги и сопротивлялся любому удару или порыву, решив не уходить в укрытие. Возможно, перед ним разыгрывался последний спектакль, на котором он мог присутствовать как свободная душа. Да, как живая душа. И Харви намеревался насладиться им.
Это достойное зрелище, битва, подобную которой планета никогда не видела.
Слева от него лучи солнца пронизывали облака во имя Лета, и только для того, чтобы быть смазанными туманами Осени, а справа от него Весна выстраивала свои легионы ветвей, затем он видел почки, убитые морозами Зимы до того, как показались листья.
Атака за атакой приходили и были отбиты, побудка и отбой звучали сотни раз, но ни одно время года не могло одержать верх. Скоро стало уже невозможно отличить поражение от победы. Сборы и ложные атаки, отвлекающие маневры и окружения стали единым целым. Снега во время своего падения превращались в дожди, дожди перекипали в пар, новые побеги с трудом пробивались сквозь гниль своих собратьев.
И где-то посреди хаоса сила, которая вызвала все это, в ярости подняла голос, требуя, чтобы это прекратилось.
“Довольно! — вопил Худ-Дом. — Довольно!”
Но его голос — который некогда имел столь ужасную власть — стал слабым. Его приказы проходили незамеченными, а если и замечались, то их не выполняли.
На стены, которые стали пошатываться, когда уменьшилось могущество Худа, набрасывался разъяренный ветер. Каминные трубы были изуродованы и повалены, по громоотводам молния ударила столько раз, что они расплавились и упали сквозь крышу с ободранной черепицей пылающим дождем, поджигая доски, перила и мебель — любой предмет, оказавшийся поблизости. Крыльцо, иссеченное градом, было разбито в щепки. Лестница, раскачанная у основания волной прихлынувшей грязи, рухнула словно карточный домик.
Сощурив глаза перед лицом бури, Харви был всему этому свидетелем и он был в восторге. Он пришел в Дом, надеясь похитить обратно годы, которые Худ выманил у него, но никогда бы он не осмелился поверить, что сможет повергнуть все сооружение. Тем не менее оно падало прямо на глазах. Каким бы сильным ни был шум ветра и грома, он не мог заглушить вопль Дома, пока тот погибал и превращался в пыль. Каждый гвоздь, каждый брус и кирпич, казалось, одновременно пронзительно вскрикнули от боли, которую могло утолить только забвение.
Харви не смог увидеть последние мгновения Худа. Облако грязи поднялось и пеленой закрыло обзор. Но он понял, в какой момент завершилась его битва с Королем Вампиров, потому что война времен года внезапно перешла в мир. Грозовая туча смягчила свою ярость и рассеялась, ветер сник до ленивого ветерка, свирепое солнце подернулось дымкой тумана и побледнело.
Конечно, в воздухе летали обломки, лепестки и листья, пыль и пепел. Они падали как фантастический дождь, хотя их падение отмечало конец сна.
“О, дитя...” — сказала миссис Гриффин.
Харви повернулся к ней. Миссис Гриффин стояла всего в нескольких ярдах от него, глядя на небо. Над их головами был небольшой голубой клочок, первое явление настоящего неба над этими несколькими акрами земли видели с тех пор, когда Худ основал свою империю иллюзий. Но миссис Гриффин смотрела не на голубой лоскут, а на скопление парящих огней — тех самых, которыми, как видел Харви, кормился Худ на чердаке: они были освобождены разрушением Дома. Теперь они двигались непреклонным потоком в сторону озера.
“Души детей, — сказала миссис Гриффин, ее голос становился тоньше, пока она выговаривала слова. — Превосходно”.
Тело ее больше не было плотным, увидел Харви, она исчезала на глазах.
“О, нет”, — прошептал он.
Миссис Гриффин оторвала взгляд от неба и поглядела на свои руки и на кошку, которую держала в них. Та тоже становилась бесплотной.
“Посмотри на нас, — сказала миссис Гриффин с улыбкой на усталом лице. — Какое изумительное ощущение”.
“Но вы исчезаете”.
“Я задержалась здесь слишком надолго, милый мальчик, — сказала она. На лице ее блестели слезы, но это были слезы радости, а не печали. — Время уходить...” Миссис Гриффин продолжала поглаживать Стью Кэт, пока обе они исчезали. “Ты самая светлая душа, какую я когда-либо встречала, Харви Свик, — сказала она. — Продолжай светить. Будешь?”
Харви хотел подыскать какие-нибудь слова, чтобы убедить миссис Гриффин остаться еще ненадолго. Но даже если бы у него были подобные слова, он знал, что произнести их будет слишком эгоистично. У миссис Гриффин была другая жизнь, в которую она направлялась, — там каждая душа сияет.
“Прощай, дитя, — сказала она. — Куда бы я ни ушла, я буду говорить о тебе с любовью”.
Затем ее призрачная фигура перестала мерцать, оставив Харви одного среди руин.
24
Неопытный вор
Он не долго оставался в одиночестве. Как только миссис Гриффин со Стью Кэт исчезли, Харви услышал голос, выкликающий его имя. Воздух был все еще густым от пыли, и ему пришлось долго искать взглядом говорившего. Но немного погодя он увидел девочку, идущую спотыкаясь в его сторону.
“Лулу?”
“А кто же?” — сказала она с легким вздохом.
Темная вода озера все еще пропитывала ее с головы до ног, но когда сбегала с ее тела на землю, последние серебряные чешуйки уходили с нею. Когда Лулу раскрыла ему свои руки, это были человеческие руки.
“Ты свободна! — воскликнул он, подбегая к ней и крепко ее обнимая. — Не могу поверить, что ты свободна!”
“Мы все свободны”, — ответила она и посмотрела в сторону озера.
Необычайное зрелище предстало глазам Харви: шествие смеющихся детей, идущих к нему через туман. Ближайшие к нему почти полностью возвратились к своему человеческому виду, те, что были позади, все еще стряхивали свою рыбообразность, шаг за шагом.
“Мы все должны выбираться отсюда, — сказал Харви, глядя на стену. — Я не думаю, что у нас теперь будут какие-либо сложности с прохождением через туман”.
Один из детей позади Лулу увидел ящик с одеждой в развалинах Дома и оповестил о своей находке остальных, которые спотыкались среди руин, пытаясь отыскать что-нибудь из вещей. Лулу отошла от Харви, чтобы присоединиться к поискам, но прежде она оставила поцелуй на его щеке.
“Не жди, что я начну тебя целовать!” — раздался из пыли голос, и Венделл шагнул в поле зрения, улыбаясь от уха до уха. “Что ты сделал, Харви? — захотел он узнать, когда обозрел хаос. — Ты разнес Дом по кирпичику?”
“Что-то вроде того”, — сказал Харви, не в силах скрыть своей гордости.
Со стороны озера раздался рев. “Что это?” — спросил Харви. “Вода исчезает”, — ответил Венделл. “Куда?”
Венделл пожал плечами. “Какая разница? — сказал он. — Может, отсасывается в Ад!”
Страстно желая стать тому свидетелем, Харви пошел к озеру и сквозь тучи грязи, плавающие в воздухе, увидел, что озеро действительно стало водоворотом, его некогда безмятежные воды теперь превратились в бушующую воронку.
“Кстати, что случилось с Худом?” — хотел знать Венделл.
“Он исчез, — сказал Харви, почти загипнотизированный видом воронки. — Все они исчезли”.
Как только слова слетели с его губ, голос сказал:
“Не совсем”.
Харви отвернулся от воды и увидел — среди развалин стоял Риктус. Его прекрасный пиджак был разорван, а лицо белело от пыли. Он выглядел, как клоун. Смеющийся клоун.
“И почему мне надо было убираться? — спросил он. — Мы вовсе не прощались”.
Харви глядел на него озадаченный. Худ исчез, его волшебство тоже. Как мог пережить Риктус исчезновение своего Повелителя?
“Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Риктус, засовывая руку в карман. — Ты размышляешь, почему я не умер и не исчез. Хорошо, я скажу тебе. Я кое-что спланировал наперед”. Он вытащил из кармана стеклянный шар, который мерцал так, будто в нем содержался огонь дюжины свечек. “Я украл маленький кусочек волшебства у старика, как раз на тот случай, если он когда-нибудь устанет от меня и попытается повергнуть меня в прах”. Риктус поднес шар к своему злобному лицу. “У меня есть сила, чтобы поддерживать себя многие-многие годы, — сказал он. — Достаточно долго, чтобы построить новый Дом и занять место, покинутое Худом. Ох, не надо так отчаиваться, малыш. У меня есть место для тебя, прямо здесь...” Он шлепнул себя по бедру. “Ты можешь стать моей посыльной птичкой. Я буду посылать тебя отыскивать малышей-глупышей, чтобы доставить их в дом Дядюшки Риктуса”. Он шлепнул себя по бедру второй раз. “Что ж! — сказал он. — Теперь не будем терять мое время! Я не...”
Тут он остановился, взгляд его упал на щебень у ног.
Испуганный шепот раздался из его горла. “О нет... — прошептал он. — Я умоляю...”
Прежде чем он смог завершить свою жалобу, рука с пальцами в фут длиной вытянулась из развалин, схватила его за горло и утащила в грязь одним резким движением.
“Мое! — сказал голос из-под земли. — Мое!”
Харви знал, это был Худ. На земле не было другого такого же низкого голоса.
Риктус боролся с хваткой своего создателя, шаря среди развалин в поисках какого-нибудь оружия. Но под руку ничего не попадалось. Все, что у него было, — это его искусство убеждения.
“Волшебство ваше, — прохрипел он. — Я хранил его для вас!”
“Лжец!” — сказал подымающийся из руин голос.
“Для вас! Я клянусь!”
“Тогда отдай его мне!” — потребовал Худ.
“Куда же я положил его?” — пробормотал Риктус, голос его был сдавленным кваканьем.
Рука Худа немного ослабила хватку, и Риктус попытался подняться на колени.
“Прямо здесь... — сказал Худ, мизинцем держа Риктуса за воротник, одновременно упираясь указательным пальцем в развалины, — лей его в землю”.
“Но...”
“В землю!”
Риктус сжал шар ладонями, тот внезапно хрустнул, и его яркое содержимое заструилось между пальцев на землю.
Это был момент молчания, затем по развалинам пробежала дрожь.
Палец Худа позволил захваченному ускользнуть, и Риктус торопливо вскочил на ноги. Однако у него не было возможности сбежать. Обломки дерева и камня мгновенно помчались к тому месту, где он пролил волшебство, некоторые поднялись высоко в воздух. Все, что мог сделать Риктус, — прикрыть себе голову, когда град усилился.
Харви держался в стороне от летающих обломков, возможно, на эти несколько мгновений лучше было вообще удалиться. Но он был мудрее. Он знал, что если убежать сейчас, его дела с Худом никогда не закончатся. Это стало бы кошмаром, который не вытрясти из головы в течение всей жизни. Что бы ни случилось затем и как бы странно ни выглядело, лучше увидеть и понять это, чем повернуться спиной — иначе видения будут посещать его до самого смертного часа.
Ему не пришлось долго ждать следующего движения Худа. Рука, державшая горло Риктуса внезапно убралась с глаз долой. В следующий момент земля разверзлась, и из своей могилы в развалинах появилась скрючившаяся фигура.
Риктус издал вопль ужаса, но вопль был коротким. Прежде чем Риктус смог отойти хоть на шаг, фигура потянулась к нему и, повернувшись лицом к Харви, высоко подняла своего слугу-предателя.
Наконец зло, которое выстроило Дом Каникул, приняло более или менее человеческие формы. Однако Худ не был сотворен из плоти, крови и костей. Он использовал волшебство, которым его невольно снабдил Риктус, чтобы создать другое тело.
В лучшие времена своего зла Худ был Домом. Теперь предстоял другой путь. Дом, вернее, то, что осталось от него, стало мистером Худом.
“Лулу?”
“А кто же?” — сказала она с легким вздохом.
Темная вода озера все еще пропитывала ее с головы до ног, но когда сбегала с ее тела на землю, последние серебряные чешуйки уходили с нею. Когда Лулу раскрыла ему свои руки, это были человеческие руки.
“Ты свободна! — воскликнул он, подбегая к ней и крепко ее обнимая. — Не могу поверить, что ты свободна!”
“Мы все свободны”, — ответила она и посмотрела в сторону озера.
Необычайное зрелище предстало глазам Харви: шествие смеющихся детей, идущих к нему через туман. Ближайшие к нему почти полностью возвратились к своему человеческому виду, те, что были позади, все еще стряхивали свою рыбообразность, шаг за шагом.
“Мы все должны выбираться отсюда, — сказал Харви, глядя на стену. — Я не думаю, что у нас теперь будут какие-либо сложности с прохождением через туман”.
Один из детей позади Лулу увидел ящик с одеждой в развалинах Дома и оповестил о своей находке остальных, которые спотыкались среди руин, пытаясь отыскать что-нибудь из вещей. Лулу отошла от Харви, чтобы присоединиться к поискам, но прежде она оставила поцелуй на его щеке.
“Не жди, что я начну тебя целовать!” — раздался из пыли голос, и Венделл шагнул в поле зрения, улыбаясь от уха до уха. “Что ты сделал, Харви? — захотел он узнать, когда обозрел хаос. — Ты разнес Дом по кирпичику?”
“Что-то вроде того”, — сказал Харви, не в силах скрыть своей гордости.
Со стороны озера раздался рев. “Что это?” — спросил Харви. “Вода исчезает”, — ответил Венделл. “Куда?”
Венделл пожал плечами. “Какая разница? — сказал он. — Может, отсасывается в Ад!”
Страстно желая стать тому свидетелем, Харви пошел к озеру и сквозь тучи грязи, плавающие в воздухе, увидел, что озеро действительно стало водоворотом, его некогда безмятежные воды теперь превратились в бушующую воронку.
“Кстати, что случилось с Худом?” — хотел знать Венделл.
“Он исчез, — сказал Харви, почти загипнотизированный видом воронки. — Все они исчезли”.
Как только слова слетели с его губ, голос сказал:
“Не совсем”.
Харви отвернулся от воды и увидел — среди развалин стоял Риктус. Его прекрасный пиджак был разорван, а лицо белело от пыли. Он выглядел, как клоун. Смеющийся клоун.
“И почему мне надо было убираться? — спросил он. — Мы вовсе не прощались”.
Харви глядел на него озадаченный. Худ исчез, его волшебство тоже. Как мог пережить Риктус исчезновение своего Повелителя?
“Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Риктус, засовывая руку в карман. — Ты размышляешь, почему я не умер и не исчез. Хорошо, я скажу тебе. Я кое-что спланировал наперед”. Он вытащил из кармана стеклянный шар, который мерцал так, будто в нем содержался огонь дюжины свечек. “Я украл маленький кусочек волшебства у старика, как раз на тот случай, если он когда-нибудь устанет от меня и попытается повергнуть меня в прах”. Риктус поднес шар к своему злобному лицу. “У меня есть сила, чтобы поддерживать себя многие-многие годы, — сказал он. — Достаточно долго, чтобы построить новый Дом и занять место, покинутое Худом. Ох, не надо так отчаиваться, малыш. У меня есть место для тебя, прямо здесь...” Он шлепнул себя по бедру. “Ты можешь стать моей посыльной птичкой. Я буду посылать тебя отыскивать малышей-глупышей, чтобы доставить их в дом Дядюшки Риктуса”. Он шлепнул себя по бедру второй раз. “Что ж! — сказал он. — Теперь не будем терять мое время! Я не...”
Тут он остановился, взгляд его упал на щебень у ног.
Испуганный шепот раздался из его горла. “О нет... — прошептал он. — Я умоляю...”
Прежде чем он смог завершить свою жалобу, рука с пальцами в фут длиной вытянулась из развалин, схватила его за горло и утащила в грязь одним резким движением.
“Мое! — сказал голос из-под земли. — Мое!”
Харви знал, это был Худ. На земле не было другого такого же низкого голоса.
Риктус боролся с хваткой своего создателя, шаря среди развалин в поисках какого-нибудь оружия. Но под руку ничего не попадалось. Все, что у него было, — это его искусство убеждения.
“Волшебство ваше, — прохрипел он. — Я хранил его для вас!”
“Лжец!” — сказал подымающийся из руин голос.
“Для вас! Я клянусь!”
“Тогда отдай его мне!” — потребовал Худ.
“Куда же я положил его?” — пробормотал Риктус, голос его был сдавленным кваканьем.
Рука Худа немного ослабила хватку, и Риктус попытался подняться на колени.
“Прямо здесь... — сказал Худ, мизинцем держа Риктуса за воротник, одновременно упираясь указательным пальцем в развалины, — лей его в землю”.
“Но...”
“В землю!”
Риктус сжал шар ладонями, тот внезапно хрустнул, и его яркое содержимое заструилось между пальцев на землю.
Это был момент молчания, затем по развалинам пробежала дрожь.
Палец Худа позволил захваченному ускользнуть, и Риктус торопливо вскочил на ноги. Однако у него не было возможности сбежать. Обломки дерева и камня мгновенно помчались к тому месту, где он пролил волшебство, некоторые поднялись высоко в воздух. Все, что мог сделать Риктус, — прикрыть себе голову, когда град усилился.
Харви держался в стороне от летающих обломков, возможно, на эти несколько мгновений лучше было вообще удалиться. Но он был мудрее. Он знал, что если убежать сейчас, его дела с Худом никогда не закончатся. Это стало бы кошмаром, который не вытрясти из головы в течение всей жизни. Что бы ни случилось затем и как бы странно ни выглядело, лучше увидеть и понять это, чем повернуться спиной — иначе видения будут посещать его до самого смертного часа.
Ему не пришлось долго ждать следующего движения Худа. Рука, державшая горло Риктуса внезапно убралась с глаз долой. В следующий момент земля разверзлась, и из своей могилы в развалинах появилась скрючившаяся фигура.
Риктус издал вопль ужаса, но вопль был коротким. Прежде чем Риктус смог отойти хоть на шаг, фигура потянулась к нему и, повернувшись лицом к Харви, высоко подняла своего слугу-предателя.
Наконец зло, которое выстроило Дом Каникул, приняло более или менее человеческие формы. Однако Худ не был сотворен из плоти, крови и костей. Он использовал волшебство, которым его невольно снабдил Риктус, чтобы создать другое тело.
В лучшие времена своего зла Худ был Домом. Теперь предстоял другой путь. Дом, вернее, то, что осталось от него, стало мистером Худом.
25
Вихрь
Глаза его были сделаны из разбитых зеркал, а лицо из щербатого камня. Грива его была из щепок, а конечности из балок. Вместо зубов торчала битая черепица, и ржавые болты вместо когтей, а мантия из сгнивших портьер едва прикрывала черноту его сердца.
“Итак, вор... — сказал он, игнорируя жалкие усилия Риктуса, — ты видишь меня настолько человеком, насколько я им являюсь. Или скорее копией этого человека. То ли это, чего ты ожидал увидеть?”
“Да, — ответил Харви. — Это в точности то, чего я ждал”.
“О?”
“Ты — грязь и мерзость, куски и обломки, — произнес Харви. — Ты ничто!”
“Я — ничто? — сказал Худ. — Ничто? Ха! Я покажу тебе, вор! Я покажу тебе, что я такое”.
“Позвольте мне убить его за вас, — ухитрился разинуть рот Риктус. — Вам нет необходимости беспокоиться. Я это сделаю!”
“Ты привел его сюда, — сказал Худ, поворачивая потресканные глаза на своего слугу. — С тебя и нужно спрашивать!”
“Он просто мальчик. Я могу сторговаться с ним. Просто позвольте мне это! Позвольте...”
Прежде чем Риктус сумел закончить, Худ схватил голову своего слуги и одним коротким движением попросту отвинтил ее. Желтоватое облако зловонного воздуха поднялось из едкого горла, и Риктус — последний из отвратительного худовского квартета — погиб в мгновение ока. Худ выпустил голову из рук. Она взлетела в воздух, будто незавязанный воздушный шар, испуская громкий треск выходящих газов, пока выписывала петли, и наконец упала опустошенная на землю.
Худ небрежно отбросил тело, которое в итоге сморщилось до полного исчезновения, и направил свой зеркальный взор опять на Харви.
“Теперь, вор, — сказал он, — ты увидишь силу!”
Его грива из щепок встала дыбом, словно каждая из них была готова пронзить сердце Харви. Его рот стал широким как тоннель, и порыв кислого ледяного ветра поднялся из его живота.
“Подойди поближе!” — проревел он, раскрывая объятия.
Лохмотья, что прежде прилипали, теперь развевались. Они раскинулись как крылья какого-то древнего вампира, вампира, который питался кровью птеродактилей и Tyranosaurus Rex.
“Подойди! — повторил он. — Или я должен подойти к тебе?”
Харви не стал тратить дыхания на ответ. Он нуждался в каждом глотке воздуха, так, словно должен был опередить этот ужас. Не будучи даже уверен, правильное ли направление он выбрал, он повернулся на каблуках и побежал, словно еще один порыв леденящего душу воздуха ударил в него. Почва была предательски скользкой и усеянной щебнем. Он упал через шесть шагов и, оглянувшись, увидел, что Худ мчится за ним с мстительным криком. Он с трудом поднялся на ноги проржавевшие когти Худа просвистели, промахнувшись на дюйм, и Харви, спотыкаясь, удалился еще на три шага от тени Худа, когда услышал голос Лулу, звавший его по имени.
Он повернул в сторону этого голоса, но Худ схватил его за воротник куртки.
“Поймал тебя, маленький вор!” — проревел он, таща Харви обратно в свои разломанные объятия.
Однако прежде чем Худ смог вцепиться покрепче, Харви отбросил его руки и рванулся вперед. Куртка слетела, и он сделал третий рывок к свободе, взгляд его был устремлен на Лулу, которая звала его к себе.
Она стояла на берегу озера, осознал он, в считанных дюймах от кружащейся воды. Не считала же она на самом деле, что они смогут убежать в озеро? Водоворот разорвал бы их на куски.
“Мы не можем...” — проорал он Лулу.
“Мы должны! — крикнула она в ответ. — Это единственный путь!”
Теперь Харви был в трех шагах от нее. Он видел, как ее босые ноги скользят и срываются на скользких камнях, хотя она старается сохранить равновесие. Харви потянулся к ней, надеясь увести ее с этого шаткого места, до того как она упадет, но Лулу смотрела не на него. Она смотрела на чудовище за его спиной.
“Лулу! — кричал он ей. — Не гляди!”
Однако взгляд ее точно прирос к Худу, рот открылся, и Харви не смог удержаться, чтобы не взглянуть назад, пытаясь увидеть, что же ее так заворожило.
Погоня привела облачение Худа, состоящее из лохмотьев, в беспорядок, и между складками Харви увидел нечто более темное, чем ночное небо или неосвещенный погреб. Что это было? Суть его волшебства, возможно, охраняющее его безлюбое сердце?
“Итак, вор... — сказал он, игнорируя жалкие усилия Риктуса, — ты видишь меня настолько человеком, насколько я им являюсь. Или скорее копией этого человека. То ли это, чего ты ожидал увидеть?”
“Да, — ответил Харви. — Это в точности то, чего я ждал”.
“О?”
“Ты — грязь и мерзость, куски и обломки, — произнес Харви. — Ты ничто!”
“Я — ничто? — сказал Худ. — Ничто? Ха! Я покажу тебе, вор! Я покажу тебе, что я такое”.
“Позвольте мне убить его за вас, — ухитрился разинуть рот Риктус. — Вам нет необходимости беспокоиться. Я это сделаю!”
“Ты привел его сюда, — сказал Худ, поворачивая потресканные глаза на своего слугу. — С тебя и нужно спрашивать!”
“Он просто мальчик. Я могу сторговаться с ним. Просто позвольте мне это! Позвольте...”
Прежде чем Риктус сумел закончить, Худ схватил голову своего слуги и одним коротким движением попросту отвинтил ее. Желтоватое облако зловонного воздуха поднялось из едкого горла, и Риктус — последний из отвратительного худовского квартета — погиб в мгновение ока. Худ выпустил голову из рук. Она взлетела в воздух, будто незавязанный воздушный шар, испуская громкий треск выходящих газов, пока выписывала петли, и наконец упала опустошенная на землю.
Худ небрежно отбросил тело, которое в итоге сморщилось до полного исчезновения, и направил свой зеркальный взор опять на Харви.
“Теперь, вор, — сказал он, — ты увидишь силу!”
Его грива из щепок встала дыбом, словно каждая из них была готова пронзить сердце Харви. Его рот стал широким как тоннель, и порыв кислого ледяного ветра поднялся из его живота.
“Подойди поближе!” — проревел он, раскрывая объятия.
Лохмотья, что прежде прилипали, теперь развевались. Они раскинулись как крылья какого-то древнего вампира, вампира, который питался кровью птеродактилей и Tyranosaurus Rex.
“Подойди! — повторил он. — Или я должен подойти к тебе?”
Харви не стал тратить дыхания на ответ. Он нуждался в каждом глотке воздуха, так, словно должен был опередить этот ужас. Не будучи даже уверен, правильное ли направление он выбрал, он повернулся на каблуках и побежал, словно еще один порыв леденящего душу воздуха ударил в него. Почва была предательски скользкой и усеянной щебнем. Он упал через шесть шагов и, оглянувшись, увидел, что Худ мчится за ним с мстительным криком. Он с трудом поднялся на ноги проржавевшие когти Худа просвистели, промахнувшись на дюйм, и Харви, спотыкаясь, удалился еще на три шага от тени Худа, когда услышал голос Лулу, звавший его по имени.
Он повернул в сторону этого голоса, но Худ схватил его за воротник куртки.
“Поймал тебя, маленький вор!” — проревел он, таща Харви обратно в свои разломанные объятия.
Однако прежде чем Худ смог вцепиться покрепче, Харви отбросил его руки и рванулся вперед. Куртка слетела, и он сделал третий рывок к свободе, взгляд его был устремлен на Лулу, которая звала его к себе.
Она стояла на берегу озера, осознал он, в считанных дюймах от кружащейся воды. Не считала же она на самом деле, что они смогут убежать в озеро? Водоворот разорвал бы их на куски.
“Мы не можем...” — проорал он Лулу.
“Мы должны! — крикнула она в ответ. — Это единственный путь!”
Теперь Харви был в трех шагах от нее. Он видел, как ее босые ноги скользят и срываются на скользких камнях, хотя она старается сохранить равновесие. Харви потянулся к ней, надеясь увести ее с этого шаткого места, до того как она упадет, но Лулу смотрела не на него. Она смотрела на чудовище за его спиной.
“Лулу! — кричал он ей. — Не гляди!”
Однако взгляд ее точно прирос к Худу, рот открылся, и Харви не смог удержаться, чтобы не взглянуть назад, пытаясь увидеть, что же ее так заворожило.
Погоня привела облачение Худа, состоящее из лохмотьев, в беспорядок, и между складками Харви увидел нечто более темное, чем ночное небо или неосвещенный погреб. Что это было? Суть его волшебства, возможно, охраняющее его безлюбое сердце?