– Не рановато ли? Ей ведь всего 14?
– Ну, может, лучше было бы годик подождать. Но уж в пятнадцать-то для девушки нормально начинать сексуальную жизнь.
Я сидела несколько озадаченная, а Марта продолжала говорить, убеждая, как мне показалось, не только меня, но и себя:
– В молодости я была очень консервативна. Вышла замуж уже в 24 года. Месяца за три до свадьбы стала жить со своим женихом. Это был мой первый сексуальный опыт. И знаешь, я сейчас даже вспоминать не хочу, какие страдания я испытывала, начиная примерно с 16 лет. Влюблялась в каждого, кто попадется на глаза, мечтала о высокой любви и пламенной страсти. Рисовала в воображении всяческие сексуальные фантазии. И при этом свято соблюдала девственность: хотела «подарить» ее своему мужу. А он, кстати, тоже не имел большого сексуального опыта. Так что первый год жизни был сплошным разочарованием: ни он, ни я не умели удовлетворять друг друга. На этой почве начались ссоры, скандалы. Так, в конце концов, и развелись. Вот я и подумала: зачем же мешать дочери развиваться естественно? Пусть она утолит свою сексуальную потребность. Пусть получит опыт жизни вдвоем. Ей потом будет легче устраивать личную судьбу.
Насколько такое прагматичное отношение к сексу характерно для современной молодой Швеции?
Вот что об этом пишет Шарлотт Дэвитт в своей книге «Обычаи и этикет в Швеции»:
«Здесь бытует чрезвычайно либеральное отношение к сексу. К примеру, подростки приводят своих бой– и герлфрендов домой и оставляют их на ночь. Сами тинейджеры считают, что этот новый обычай лучше, чем иметь секс в припаркованных машинах или других случайных и столь же неудобных местах. Родители, правда, сначала испытывали некоторую неловкость от такого откровенного сексуального поведения своих детей. Однако, в конце концов, смирились и теперь часто позволяют им жить у себя дома».
Мне, разумеется, трудно было со стороны определить, типичны ли такие союзы «малолеток». Поэтому я заглянула в социологические таблицы и вот что там увидела.
Ранняя половая жизнь охватывает теперь вдвое больше молодых мужчин, но в четыре раза больше женщин. О причинах этого раннего взросления я скажу позже. А сейчас о том, что так потрясло президента Эйзенхауэра – об открытом эротизме и «бесстыдности» наготы. Объяснение этому феномену я нашла в книге «Швеция и шведы». Этот своеобразный справочник по стране, освещающий разные стороны ее жизни, предназначен для иностранцев. Выпускает его Государственный шведский институт, то есть приведенные ниже слова, которые я взяла из этой книги, можно считать официальным кредо: «Шведы спокойнее, чем другие народы, относятся к наготе человеческого тела и к вопросам секса».
Потому что, как здесь принято считать, секс – это нечто естественное, приятное, никому не мешающее. И потому совершенно нестыдное. Так же как не стыдно человеческое тело. Его, к сожалению, надо прикрывать одеждой – так уж принято в современном цивилизованном мире. Но там, где это только возможно и где нет удивленных посторонних глаз, там швед предпочитает сливаться с природой нагим.
Питер Берлин пытается анализировать этот феномен:
«Это правда, что сексуальная жизнь шведов не так ограничена всевозможными запретами, как в других странах. Может быть, это потому, что свободный, естественный секс – это то единственное, что помогает бороться с его неестественными формами, вроде проституции, инцеста или совращения малолетних». (Тут я в скобках замечу, что сегодня «неестественных форм» еще прибавилось. Недавно Либеральная партия в риксдаге предложила обсудить проект закона о запрете скотоложества. – А. Б.)
Затем автор «Справочника ксенофоба» переходит на свое обычное подтрунивание:
«Шведы считают, что спорт существует для отдыха, а секс для удовольствия. Впрочем, некоторые занимаются сексом как спортом, совмещая таким образом отдых и удовольствие, и тем самым экономят силы и время». (Кстати, по-английски «отдых» и «удовольствие» смешно рифмуются: «л’эже энд пл’эже».)
Кроме того, он раскрывает еще одну особенность шведского секса:
«И мужчины, и женщины весьма деловито относятся к половому акту. Каждый раз он анализируется со всеми мельчайшими деталями: „Как тебе было? Хорошо? Неважно?“ и „Как мы можем улучшить это в следующий раз?“ Для иностранца такой подход не вполне приемлем».
Замечу, что такая откровенная «аналитичность» происходит не только в постели, но и на страницах газет. Не в специальных изданиях типа нашего «СПИД-инфо» и не в желтой прессе, а во вполне респектабельных изданиях можно увидеть заголовки вроде: «Удовлетворяете ли вы свою жену в постели?»; «Как улучшить качество жизни с помощью правильного секса?»; «Требуйте от мужа оргазма!»
На тему секса в их жизни я разговаривала и со студентами. Они не смущались темы, но и не демонстрировали чрезмерной деловитости при ее обсуждении. Все сходились на том, что для первого сексуального свидания совсем не обязательно сильное чувство.
Социология подтверждает эту тенденцию. Большинство шведской молодежи считает, что для начала сексуальной связи достаточно просто симпатии, пусть и неглубокой. Если потом придет любовь, они связь сохранят. Если нет – расстанутся. А что бывает, подумала я, если сильная привязанность сохранится только у одного партнера, а у второго – нет? Но об этом социология умалчивает.
«Шведская семья»
С точки зрения науки
Семья
Самбо
– Ну, может, лучше было бы годик подождать. Но уж в пятнадцать-то для девушки нормально начинать сексуальную жизнь.
Я сидела несколько озадаченная, а Марта продолжала говорить, убеждая, как мне показалось, не только меня, но и себя:
– В молодости я была очень консервативна. Вышла замуж уже в 24 года. Месяца за три до свадьбы стала жить со своим женихом. Это был мой первый сексуальный опыт. И знаешь, я сейчас даже вспоминать не хочу, какие страдания я испытывала, начиная примерно с 16 лет. Влюблялась в каждого, кто попадется на глаза, мечтала о высокой любви и пламенной страсти. Рисовала в воображении всяческие сексуальные фантазии. И при этом свято соблюдала девственность: хотела «подарить» ее своему мужу. А он, кстати, тоже не имел большого сексуального опыта. Так что первый год жизни был сплошным разочарованием: ни он, ни я не умели удовлетворять друг друга. На этой почве начались ссоры, скандалы. Так, в конце концов, и развелись. Вот я и подумала: зачем же мешать дочери развиваться естественно? Пусть она утолит свою сексуальную потребность. Пусть получит опыт жизни вдвоем. Ей потом будет легче устраивать личную судьбу.
Насколько такое прагматичное отношение к сексу характерно для современной молодой Швеции?
Вот что об этом пишет Шарлотт Дэвитт в своей книге «Обычаи и этикет в Швеции»:
«Здесь бытует чрезвычайно либеральное отношение к сексу. К примеру, подростки приводят своих бой– и герлфрендов домой и оставляют их на ночь. Сами тинейджеры считают, что этот новый обычай лучше, чем иметь секс в припаркованных машинах или других случайных и столь же неудобных местах. Родители, правда, сначала испытывали некоторую неловкость от такого откровенного сексуального поведения своих детей. Однако, в конце концов, смирились и теперь часто позволяют им жить у себя дома».
Мне, разумеется, трудно было со стороны определить, типичны ли такие союзы «малолеток». Поэтому я заглянула в социологические таблицы и вот что там увидела.
Ранняя половая жизнь охватывает теперь вдвое больше молодых мужчин, но в четыре раза больше женщин. О причинах этого раннего взросления я скажу позже. А сейчас о том, что так потрясло президента Эйзенхауэра – об открытом эротизме и «бесстыдности» наготы. Объяснение этому феномену я нашла в книге «Швеция и шведы». Этот своеобразный справочник по стране, освещающий разные стороны ее жизни, предназначен для иностранцев. Выпускает его Государственный шведский институт, то есть приведенные ниже слова, которые я взяла из этой книги, можно считать официальным кредо: «Шведы спокойнее, чем другие народы, относятся к наготе человеческого тела и к вопросам секса».
Потому что, как здесь принято считать, секс – это нечто естественное, приятное, никому не мешающее. И потому совершенно нестыдное. Так же как не стыдно человеческое тело. Его, к сожалению, надо прикрывать одеждой – так уж принято в современном цивилизованном мире. Но там, где это только возможно и где нет удивленных посторонних глаз, там швед предпочитает сливаться с природой нагим.
Питер Берлин пытается анализировать этот феномен:
«Это правда, что сексуальная жизнь шведов не так ограничена всевозможными запретами, как в других странах. Может быть, это потому, что свободный, естественный секс – это то единственное, что помогает бороться с его неестественными формами, вроде проституции, инцеста или совращения малолетних». (Тут я в скобках замечу, что сегодня «неестественных форм» еще прибавилось. Недавно Либеральная партия в риксдаге предложила обсудить проект закона о запрете скотоложества. – А. Б.)
Затем автор «Справочника ксенофоба» переходит на свое обычное подтрунивание:
«Шведы считают, что спорт существует для отдыха, а секс для удовольствия. Впрочем, некоторые занимаются сексом как спортом, совмещая таким образом отдых и удовольствие, и тем самым экономят силы и время». (Кстати, по-английски «отдых» и «удовольствие» смешно рифмуются: «л’эже энд пл’эже».)
Кроме того, он раскрывает еще одну особенность шведского секса:
«И мужчины, и женщины весьма деловито относятся к половому акту. Каждый раз он анализируется со всеми мельчайшими деталями: „Как тебе было? Хорошо? Неважно?“ и „Как мы можем улучшить это в следующий раз?“ Для иностранца такой подход не вполне приемлем».
На тему секса в их жизни я разговаривала и со студентами. Они не смущались темы, но и не демонстрировали чрезмерной деловитости при ее обсуждении. Все сходились на том, что для первого сексуального свидания совсем не обязательно сильное чувство.
Социология подтверждает эту тенденцию. Большинство шведской молодежи считает, что для начала сексуальной связи достаточно просто симпатии, пусть и неглубокой. Если потом придет любовь, они связь сохранят. Если нет – расстанутся. А что бывает, подумала я, если сильная привязанность сохранится только у одного партнера, а у второго – нет? Но об этом социология умалчивает.
«Шведская семья»
– Узнай, наконец, что такое «шведская семья», – напутствовали меня друзья в Москве перед отъездом. – Шведы-то хорошо об этом знают.
– …Шведская семья? – переспросил Пэр Енеруд. – Я знаю, что шведы высоко ставят семейные ценности и супружескую верность. Это не значит, что двое будут жить всю жизнь вместе и умрут в один день. Измены, конечно, бывают. Но вообще-то общественное мнение осуждает двойную жизнь, обман. Не хочешь больше жить в этом браке – прекращай его. Влюбился в другую женщину – уходи к ней. Но не обманывай.
– Пэр, я вас спрашиваю не об обмане, как раз наоборот – о легализованном союзе нескольких партнеров. Так, во всяком случае, у нас понимают выражение «шведская семья».
– Первый раз слышу, – удивился Пэр.
Такой ответ на свой вопрос я слышала потом много раз. Никто из моих собеседников не только не понимал, о чем речь, но даже никогда не слышал такого словосочетания (как я, например, не подозревала, что за границей «русский салат» – это салат «оливье»).
И все-таки нашелся человек, который вспомнил:
– Да, так, кажется, иностранцы называли то, что у нас было известно как «стокгольмский брак». Было, впрочем, и еще одно словосочетание, более распространенное – «коллектив».
Это говорит 70-летний Магнус Йен, музыкант, сейчас он на пенсии.
– В середине 60-х я снял комнату в квартире, где уже жило несколько человек. И сразу окунулся в атмосферу упоительной свободы. Не нужно было думать о приличной одежде, а по дому и вовсе можно было ходить нагишом. Можно было не работать, жить на пособие, я еще немножко подрабатывал как музыкант. Но самая большая прелесть состояла в том, что можно было спать с тем, с кем хотелось. При обоюдном желании, конечно.
– У меня было три девушки: с одной я встречался в понедельник и вторник, с другой – в среду и в четверг, с третьей – в пятницу и субботу. В свою очередь каждая из них не ограничивала себя в выборе и «изменяла» мне, с кем хотела. Были и более-менее постоянные пары, но они в любой момент могли поменяться партнерами. Кроме того, популярностью пользовался и групповой брак. Дети были как бы общими: за ними ухаживали по очереди. И не очень приветствовалось, когда они слишком привязывались к своим биологическим родителям, a родители – к ним. Эта привязанность считалась проявлением «буржуазности». Особенно осуждалось такое чувство, как ревность. «Эта женщина что, твоя собственность?» – часто можно было услышать, если ты выражал недовольство, что твоя подруга провела ночь с другим. Вот на ревности я и споткнулся. Из всех женщин мне особенно приглянулась Анита. Очень уж много у нас было с ней общего, на многие вещи мы смотрели одинаково, нам нравилась одна и та же музыка. Я вдруг почувствовал, что не хочу спать, жить ни с кем другим. Но она нравилась и моему другу. И однажды она предупредила, что проведет ночь с ним, но потом обязательно вернется. И действительно вернулась. Но я не смог ее простить. Я страдал ужасно. И вдруг сразу понял, что весь этот «коллектив» – ужасная глупость.
Профессор Пэр Монсон тоже помнит то время. Правда, сам он в «коллективе» не жил, но иногда заходил туда к друзьям. Он нарисовал мне более широкую социальную картину и описал политический фон того времени:
– Это был конец 1960-х – начало 1970-х, время бурных студенческих волнений. Молодежь собиралась на манифестации против войны во Вьетнаме: здесь протест был даже более сильным, чем в самих США. Мы бастовали против империализма, против буржуазного порядка. Модно было быть коммунистом: либо сталинистом, либо маоистом, либо троцкистом. Я был коммунистом-троцкистом. И все мы выступали против буржуазности, в том числе против традиционной семьи. Отсюда и «коллектив» – как протест против устоявшихся семейных порядков. Отсюда и мода ходить нагим на глазах у других домочадцев. Между прочим, эта мода пришла из России.
– Что? – удивляюсь я. – Привычка ходить голыми? Да у нас это вроде никогда не было принято.
– Было. Движение «Долой стыд!» появилось у вас в 1920-е годы и именно по той же причине – как вызов всем традиционным нормам. Как протест против буржуазных устоев.
Я записываю то, что мне говорит Пэр, а он вдруг останавливается и уточняет:
– Только, пожалуйста, напишите, что даже в то вольное, бесшабашное время «коммуны» (то, что вы называете «шведской семьей») тоже были довольно редким явлением. А в большинстве своем общество жило по старым законам, довольно консервативным. Вот я приведу вам пример из собственной жизни.
…Это сейчас Пэр Монсон – всемирно известный ученый, политолог, профессор. А тогда он был студентом с большим запасом политического азарта, а заодно и неплохим музыкантом. Он играл на гитаре, сочинял песни.
Все его пятнадцать сочинений стали хитами, их исполняли и другие музыканты. И тогда он вместе со своим другом Бо Калстромом открыл звукозаписывающую студию. Потом, правда, они разорились, студию пришлось продать. Но то было время полета: он был популярен, активен, жизнь улыбалась. И он был влюблен.
– Это была прекрасная молодая любовь – чистая и пылкая. Сначала мы встречались на случайных квартирах, у друзей. А потом решили снять комнату и жить вместе. Но… счастье продлилось недолго. Старшая сестра подняла ужасный скандал: как это – сожительствовать, не будучи повенчанными? А ей, сестре-то, было всего 24 года: не старушка какая-нибудь, но даже и она была ограничена принятыми в то время нормами. Все эти «революционные» новшества просуществовали недолго, а уж теперь-то новые поколения даже и слышать об этом не хотят.
Вот и вся правда о «шведской семье».
– …Шведская семья? – переспросил Пэр Енеруд. – Я знаю, что шведы высоко ставят семейные ценности и супружескую верность. Это не значит, что двое будут жить всю жизнь вместе и умрут в один день. Измены, конечно, бывают. Но вообще-то общественное мнение осуждает двойную жизнь, обман. Не хочешь больше жить в этом браке – прекращай его. Влюбился в другую женщину – уходи к ней. Но не обманывай.
– Пэр, я вас спрашиваю не об обмане, как раз наоборот – о легализованном союзе нескольких партнеров. Так, во всяком случае, у нас понимают выражение «шведская семья».
– Первый раз слышу, – удивился Пэр.
Такой ответ на свой вопрос я слышала потом много раз. Никто из моих собеседников не только не понимал, о чем речь, но даже никогда не слышал такого словосочетания (как я, например, не подозревала, что за границей «русский салат» – это салат «оливье»).
И все-таки нашелся человек, который вспомнил:
– Да, так, кажется, иностранцы называли то, что у нас было известно как «стокгольмский брак». Было, впрочем, и еще одно словосочетание, более распространенное – «коллектив».
Это говорит 70-летний Магнус Йен, музыкант, сейчас он на пенсии.
– В середине 60-х я снял комнату в квартире, где уже жило несколько человек. И сразу окунулся в атмосферу упоительной свободы. Не нужно было думать о приличной одежде, а по дому и вовсе можно было ходить нагишом. Можно было не работать, жить на пособие, я еще немножко подрабатывал как музыкант. Но самая большая прелесть состояла в том, что можно было спать с тем, с кем хотелось. При обоюдном желании, конечно.
– У меня было три девушки: с одной я встречался в понедельник и вторник, с другой – в среду и в четверг, с третьей – в пятницу и субботу. В свою очередь каждая из них не ограничивала себя в выборе и «изменяла» мне, с кем хотела. Были и более-менее постоянные пары, но они в любой момент могли поменяться партнерами. Кроме того, популярностью пользовался и групповой брак. Дети были как бы общими: за ними ухаживали по очереди. И не очень приветствовалось, когда они слишком привязывались к своим биологическим родителям, a родители – к ним. Эта привязанность считалась проявлением «буржуазности». Особенно осуждалось такое чувство, как ревность. «Эта женщина что, твоя собственность?» – часто можно было услышать, если ты выражал недовольство, что твоя подруга провела ночь с другим. Вот на ревности я и споткнулся. Из всех женщин мне особенно приглянулась Анита. Очень уж много у нас было с ней общего, на многие вещи мы смотрели одинаково, нам нравилась одна и та же музыка. Я вдруг почувствовал, что не хочу спать, жить ни с кем другим. Но она нравилась и моему другу. И однажды она предупредила, что проведет ночь с ним, но потом обязательно вернется. И действительно вернулась. Но я не смог ее простить. Я страдал ужасно. И вдруг сразу понял, что весь этот «коллектив» – ужасная глупость.
Профессор Пэр Монсон тоже помнит то время. Правда, сам он в «коллективе» не жил, но иногда заходил туда к друзьям. Он нарисовал мне более широкую социальную картину и описал политический фон того времени:
– Это был конец 1960-х – начало 1970-х, время бурных студенческих волнений. Молодежь собиралась на манифестации против войны во Вьетнаме: здесь протест был даже более сильным, чем в самих США. Мы бастовали против империализма, против буржуазного порядка. Модно было быть коммунистом: либо сталинистом, либо маоистом, либо троцкистом. Я был коммунистом-троцкистом. И все мы выступали против буржуазности, в том числе против традиционной семьи. Отсюда и «коллектив» – как протест против устоявшихся семейных порядков. Отсюда и мода ходить нагим на глазах у других домочадцев. Между прочим, эта мода пришла из России.
– Что? – удивляюсь я. – Привычка ходить голыми? Да у нас это вроде никогда не было принято.
– Было. Движение «Долой стыд!» появилось у вас в 1920-е годы и именно по той же причине – как вызов всем традиционным нормам. Как протест против буржуазных устоев.
Я записываю то, что мне говорит Пэр, а он вдруг останавливается и уточняет:
– Только, пожалуйста, напишите, что даже в то вольное, бесшабашное время «коммуны» (то, что вы называете «шведской семьей») тоже были довольно редким явлением. А в большинстве своем общество жило по старым законам, довольно консервативным. Вот я приведу вам пример из собственной жизни.
…Это сейчас Пэр Монсон – всемирно известный ученый, политолог, профессор. А тогда он был студентом с большим запасом политического азарта, а заодно и неплохим музыкантом. Он играл на гитаре, сочинял песни.
Все его пятнадцать сочинений стали хитами, их исполняли и другие музыканты. И тогда он вместе со своим другом Бо Калстромом открыл звукозаписывающую студию. Потом, правда, они разорились, студию пришлось продать. Но то было время полета: он был популярен, активен, жизнь улыбалась. И он был влюблен.
– Это была прекрасная молодая любовь – чистая и пылкая. Сначала мы встречались на случайных квартирах, у друзей. А потом решили снять комнату и жить вместе. Но… счастье продлилось недолго. Старшая сестра подняла ужасный скандал: как это – сожительствовать, не будучи повенчанными? А ей, сестре-то, было всего 24 года: не старушка какая-нибудь, но даже и она была ограничена принятыми в то время нормами. Все эти «революционные» новшества просуществовали недолго, а уж теперь-то новые поколения даже и слышать об этом не хотят.
Вот и вся правда о «шведской семье».
С точки зрения науки
Скоро в Гётеборге открывается Международный съезд сексологов. Ожидаются делегаты из 30 стран. Почему такое мероприятие происходит в Швеции? Потому что, как считается, здесь сильнее всего развита наука сексология.
Мне назвали имена двух сексологов, наиболее известных в мире – Бо Левин и Ларс-Йоста Доллоф. Тут я хочу уточнить, что сексология – это наука, а сексопатология – это непосредственно коррекция нарушенных сексуальных отношений. Первая исследует наиболее распространенные явления и ведущие тенденции, а вторая использует ее выводы в своей практике.
С профессором Упсальского университета Бо Левиным я поговорить не смогла. Мы познакомились и даже встретились, но он был очень занят и вместо беседы предложил мне книгу «Секс в Швеции», изданную под его редакцией. Этот многостраничный том опубликован Национальным институтом здоровья населения Швеции, что показывает, сколь серьезное внимание уделяет проблеме государство.
Зато профессор Гётеборгского университета Ларс-Йоста Доллоф был чрезвычайно благожелателен. Мы с ним проговорили не один час, и он обобщил мои разрозненные впечатления.
Но сначала о книге «Секс в Швеции». Она дает представление об основных тенденциях в сексуальной жизни шведов, подкрепляя выводы огромным количеством цифр, диаграмм и схем. Я приведу лишь несколько таких выводов и постараюсь обойтись минимумом цифр.
Итак, главный вывод. Сегодня юноши и девушки считают сексуальные отношения нормой и идут на них легко. Как было написано в одной студенческой газете: «То, что предусмотрено природой, естественно и позволительно». Вывод второй. Я уже писала, что возраст первого сексуального контакта снизился. В предыдущей главе я показала это на примере ребят в возрасте до 15 лет. Если же говорить о старшеклассниках, то к 17 годам большинство из них уже имеют сексуальный опыт. Следующая тенденция – «темпы роста» сексуальной активности девочек. Они превосходят аналогичные показатели у мальчиков в два-три раза.
Как и следовало ожидать, количество сексуальных партнеров у современников увеличилось по сравнению с тремя десятками лет назад. При этом у мужчины число контактов увеличилось вдвое, у женщины – в три-четыре раза. Интересно, что спокойные и «холодные» шведы, оказывается, больше любят секс, чем, например, англичане: число любовников у скандинавов в полтора раза больше, чем у жителей Альбиона.
Еще одна любопытная тенденция: удлинился период сексуальной активности людей – в возрасте 71–74 лет продолжают жить «молодой» жизнью почти треть всех стариков.
А вот вывод, который сами ученые считают важным и весьма позитивным. Все большее число респондентов связывают нормальный секс с хорошим здоровьем. Три четверти тех, кто заявил, что они физически вполне здоровы, ответили также, что они удовлетворены своей сексуальной жизнью.
Еще более тесная связь между сексом и психологическим состоянием человека: у тех, кто не испытывает разочарования в постели, значительно чаще бывает хорошее настроение.
О роли секса в жизни человека мне обстоятельно и с большим энтузиазмом рассказал профессор Доллоф:
– Принято почему-то считать, что Швеция всегда была такой сексуально свободной и раскованной, как сегодня. Но это совсем не так. В основном сельское общество, скованное запретами религии, было совершенно невежественно в вопросах пола. Впервые в 1931 году врач Элис Оттенсен-Йоенсен подняла в прессе дискуссию о необходимости сексуального образования и просвещения. Она создала организацию «Шведская ассоциация сексуального просвещения», которая стала выпускать журнал «Утар». Там печатались материалы о том, как избежать венерических заболеваний, как уберечься от нежелательной беременности, как сделать секс источником радости. Эта отважная женщина писала статьи, выступала с лекциями, посещала университеты, беседовала со школьниками…
– А почему «отважная»?
– Потому что пресс представлений, существовавших тогда в обществе, давил со страшной силой. В общественном сознании укоренилось мнение, что секс – это только средство воспроизводства населения: двое, затевая связь, должны иметь в виду главную цель – зачать ребенка. Конечно, в первой трети прошлого века такое мнение не было таким уж повсеместным. Но оно все-таки доминировало.
– А мне казалось, что в Швеции задолго до других стран, а уж тем более России, было введено обязательное сексуальное образование.
– Да, наверное, вы правы. Действительно раньше, но не намного, лет на двадцать. Предмет «Жизнь вдвоем и сексуальность» был введен в 1955 году.
– Это факультатив?
– Нет, обязательный предмет.
– И что там преподают?
– Как себя вести на первом свидании. Как узнать, готова ли твоя партнерша к половому контакту. Как сделать, чтобы страсть с одной стороны не переросла в насилие. Как пользоваться контрацептивами. Как избежать беременности.
– И сегодняшние подростки все это хорошо знают?
– Надеюсь, что знают.
– Значит проблемы сексуального воспитания в основном решены?
– О, нет, совсем даже не решены. Об этом нам говорят сами школьники. На беседах с сексологами они жалуются, что не получают достаточно психологических знаний. Выяснилось, что для тинейджера человеческие отношения важнее, чем только одна специфическая их сторона – секс. А им необходимо знать, например, что такое любовь. Как понять, серьезно ли твое чувство к этой девочке, к этому мальчику. Самый частый вопрос: «Как я узнаю, что это действительно любовь?»
– В таких случаях обычно отвечают: вот придет к тебе это чувство – сам узнаешь, – замечаю я.
– Ну, а пока не пришло? Все эти знания дети должны получать еще в школе. И там же их следует готовить к тому, что секс нужен не просто для удовлетворения желаний. Это способ улучшить качество жизни, придать ей ощущение полноты, радости, счастья.
– И этому надо учить еще в школе?
– Нет, в школе уже поздно. К будущей личной жизни ребенка надо готовить с первого дня его появления на свет.
– О, теперь я верю, что действительно нахожусь в Швеции. Никогда раньше не приходилось мне слышать столь революционной концепции.
– А тут никакой революции нет. Все очень логично. Человек с первой минуты появления на свет должен чувствовать, что он любим и защищен. Его первый интимный контакт (не сексуальный, разумеется, а именно интимный) – с матерью. И с отцом. Эту родительскую любовь он потом перенесет и на свои отношения с другими людьми, особенно на отношение со своим возлюбленным (или возлюбленной). Он должен уметь быть нежным, сентиментальным, романтичным. Только так сможет он приносить радость своему партнеру (или партнерше). Только так может быть счастлив он сам.
Мне назвали имена двух сексологов, наиболее известных в мире – Бо Левин и Ларс-Йоста Доллоф. Тут я хочу уточнить, что сексология – это наука, а сексопатология – это непосредственно коррекция нарушенных сексуальных отношений. Первая исследует наиболее распространенные явления и ведущие тенденции, а вторая использует ее выводы в своей практике.
С профессором Упсальского университета Бо Левиным я поговорить не смогла. Мы познакомились и даже встретились, но он был очень занят и вместо беседы предложил мне книгу «Секс в Швеции», изданную под его редакцией. Этот многостраничный том опубликован Национальным институтом здоровья населения Швеции, что показывает, сколь серьезное внимание уделяет проблеме государство.
Зато профессор Гётеборгского университета Ларс-Йоста Доллоф был чрезвычайно благожелателен. Мы с ним проговорили не один час, и он обобщил мои разрозненные впечатления.
Но сначала о книге «Секс в Швеции». Она дает представление об основных тенденциях в сексуальной жизни шведов, подкрепляя выводы огромным количеством цифр, диаграмм и схем. Я приведу лишь несколько таких выводов и постараюсь обойтись минимумом цифр.
Итак, главный вывод. Сегодня юноши и девушки считают сексуальные отношения нормой и идут на них легко. Как было написано в одной студенческой газете: «То, что предусмотрено природой, естественно и позволительно». Вывод второй. Я уже писала, что возраст первого сексуального контакта снизился. В предыдущей главе я показала это на примере ребят в возрасте до 15 лет. Если же говорить о старшеклассниках, то к 17 годам большинство из них уже имеют сексуальный опыт. Следующая тенденция – «темпы роста» сексуальной активности девочек. Они превосходят аналогичные показатели у мальчиков в два-три раза.
Как и следовало ожидать, количество сексуальных партнеров у современников увеличилось по сравнению с тремя десятками лет назад. При этом у мужчины число контактов увеличилось вдвое, у женщины – в три-четыре раза. Интересно, что спокойные и «холодные» шведы, оказывается, больше любят секс, чем, например, англичане: число любовников у скандинавов в полтора раза больше, чем у жителей Альбиона.
Еще одна любопытная тенденция: удлинился период сексуальной активности людей – в возрасте 71–74 лет продолжают жить «молодой» жизнью почти треть всех стариков.
А вот вывод, который сами ученые считают важным и весьма позитивным. Все большее число респондентов связывают нормальный секс с хорошим здоровьем. Три четверти тех, кто заявил, что они физически вполне здоровы, ответили также, что они удовлетворены своей сексуальной жизнью.
Еще более тесная связь между сексом и психологическим состоянием человека: у тех, кто не испытывает разочарования в постели, значительно чаще бывает хорошее настроение.
О роли секса в жизни человека мне обстоятельно и с большим энтузиазмом рассказал профессор Доллоф:
– Принято почему-то считать, что Швеция всегда была такой сексуально свободной и раскованной, как сегодня. Но это совсем не так. В основном сельское общество, скованное запретами религии, было совершенно невежественно в вопросах пола. Впервые в 1931 году врач Элис Оттенсен-Йоенсен подняла в прессе дискуссию о необходимости сексуального образования и просвещения. Она создала организацию «Шведская ассоциация сексуального просвещения», которая стала выпускать журнал «Утар». Там печатались материалы о том, как избежать венерических заболеваний, как уберечься от нежелательной беременности, как сделать секс источником радости. Эта отважная женщина писала статьи, выступала с лекциями, посещала университеты, беседовала со школьниками…
– А почему «отважная»?
– Потому что пресс представлений, существовавших тогда в обществе, давил со страшной силой. В общественном сознании укоренилось мнение, что секс – это только средство воспроизводства населения: двое, затевая связь, должны иметь в виду главную цель – зачать ребенка. Конечно, в первой трети прошлого века такое мнение не было таким уж повсеместным. Но оно все-таки доминировало.
– А мне казалось, что в Швеции задолго до других стран, а уж тем более России, было введено обязательное сексуальное образование.
– Да, наверное, вы правы. Действительно раньше, но не намного, лет на двадцать. Предмет «Жизнь вдвоем и сексуальность» был введен в 1955 году.
– Это факультатив?
– Нет, обязательный предмет.
– И что там преподают?
– Как себя вести на первом свидании. Как узнать, готова ли твоя партнерша к половому контакту. Как сделать, чтобы страсть с одной стороны не переросла в насилие. Как пользоваться контрацептивами. Как избежать беременности.
– И сегодняшние подростки все это хорошо знают?
– Надеюсь, что знают.
– Значит проблемы сексуального воспитания в основном решены?
– О, нет, совсем даже не решены. Об этом нам говорят сами школьники. На беседах с сексологами они жалуются, что не получают достаточно психологических знаний. Выяснилось, что для тинейджера человеческие отношения важнее, чем только одна специфическая их сторона – секс. А им необходимо знать, например, что такое любовь. Как понять, серьезно ли твое чувство к этой девочке, к этому мальчику. Самый частый вопрос: «Как я узнаю, что это действительно любовь?»
– В таких случаях обычно отвечают: вот придет к тебе это чувство – сам узнаешь, – замечаю я.
– Ну, а пока не пришло? Все эти знания дети должны получать еще в школе. И там же их следует готовить к тому, что секс нужен не просто для удовлетворения желаний. Это способ улучшить качество жизни, придать ей ощущение полноты, радости, счастья.
– И этому надо учить еще в школе?
– Нет, в школе уже поздно. К будущей личной жизни ребенка надо готовить с первого дня его появления на свет.
– О, теперь я верю, что действительно нахожусь в Швеции. Никогда раньше не приходилось мне слышать столь революционной концепции.
– А тут никакой революции нет. Все очень логично. Человек с первой минуты появления на свет должен чувствовать, что он любим и защищен. Его первый интимный контакт (не сексуальный, разумеется, а именно интимный) – с матерью. И с отцом. Эту родительскую любовь он потом перенесет и на свои отношения с другими людьми, особенно на отношение со своим возлюбленным (или возлюбленной). Он должен уметь быть нежным, сентиментальным, романтичным. Только так сможет он приносить радость своему партнеру (или партнерше). Только так может быть счастлив он сам.
Семья
С давним моим оппонентом, писателем Александром Никоновым, мы уже не первый год ведем этот спор:
– У семьи нет будущего. Она распадается и как институт скоро исчезнет совсем, – убежден Никонов (кстати, сам он – прекрасный семьянин!).
– Нет, семья не исчезнет. Просто не может исчезнуть, – возражаю я.
– Да что тут спорить, посмотрите социологию, статистику, оглянитесь вокруг, наконец. Семейные узы все слабее и слабее. Не за горами время, когда и вовсе исчезнут.
Я просматриваю социологические данные, знакомлюсь со статистикой, оглядываюсь вокруг… Увы, ни одного доказательства в мою пользу.
– Нет, семья будет существовать всегда, – тупо повторяю я. – Ну просто потому, что я так чувствую. И, наконец, я так хочу!
– Ладно, – говорит Саша. – Поезжайте в Швецию, посмотрите, что там происходит. Убедитесь, что я прав.
Начало беседы с ведущим специалистом в области социологии семьи Уллой Бьёрнберг меня совсем не вдохновляет. Профессор Гётеборгского университета, автор многочисленных книг и статей о современном браке, она руководила несколькими национальными исследованиями. В ее данных сомневаться не приходится.
– В Швеции из всех видов сожительства женщины и мужчины брак составляет чуть больше 57 процентов, – говорит она.
Ну и как я теперь стану возражать нигилисту Никонову?
– У семьи нет будущего. Она распадается и как институт скоро исчезнет совсем, – убежден Никонов (кстати, сам он – прекрасный семьянин!).
– Нет, семья не исчезнет. Просто не может исчезнуть, – возражаю я.
– Да что тут спорить, посмотрите социологию, статистику, оглянитесь вокруг, наконец. Семейные узы все слабее и слабее. Не за горами время, когда и вовсе исчезнут.
Я просматриваю социологические данные, знакомлюсь со статистикой, оглядываюсь вокруг… Увы, ни одного доказательства в мою пользу.
– Нет, семья будет существовать всегда, – тупо повторяю я. – Ну просто потому, что я так чувствую. И, наконец, я так хочу!
– Ладно, – говорит Саша. – Поезжайте в Швецию, посмотрите, что там происходит. Убедитесь, что я прав.
Начало беседы с ведущим специалистом в области социологии семьи Уллой Бьёрнберг меня совсем не вдохновляет. Профессор Гётеборгского университета, автор многочисленных книг и статей о современном браке, она руководила несколькими национальными исследованиями. В ее данных сомневаться не приходится.
– В Швеции из всех видов сожительства женщины и мужчины брак составляет чуть больше 57 процентов, – говорит она.
Ну и как я теперь стану возражать нигилисту Никонову?
Самбо
Вы пытаетесь вспомнить, какой именно вид борьбы (или мексиканского танца) означает это слово? Не трудитесь. Самбо по-шведски – это союз двоих без брака.
– В таком небрачном сожительстве у нас живет треть всех пар, – говорит Улла. – Между прочим, самбо – уникальное шведское явление. Мне не приходилось такое встречать больше ни в одной стране.
– Что же тут уникального? Герлфренды и бойфренды давно уже существуют в Америке, да и в любой развитой стране. Вот и в России теперь не в диковинку такие незарегистрированные союзы.
– В том-то и разница: самбо – союз зарегистрированный.
Итак, если коротко. Пока вы встречаетесь, развлекаетесь, назначаете свидания в квартире отсутствующего приятеля – ну, вы знаете, как это бывает, – это ваше личное дело. Никто об этом не обязан знать, и в статистику эти данные не попадают. Но если вы решили съехаться, завести общее хозяйство и жить вместе одним домом – вы попадаете в категорию самбо. Не хотите оформлять брак законодательно? Это ваше дело. Но сообщить в налоговую инспекцию свой адрес вы обязаны, и поскольку адрес этот один, вас регистрируют в официальный союз – самбо. Теперь можно не спешить заключать брак в муниципалитете или освящать его в церкви. Потому что вы автоматически получаете все права, которые есть у законных супругов. Кроме одного – наследовать имущество после смерти одного из них. Но ведь до этого еще так далеко, правда?
Рождение ребенка, и даже не одного, никак не подтолкнет к законному браку: прав от этого у обоих родителей не прибавится и не убавится. Ваш союз распался? Вы отказываетесь платить алименты? Так ведь вы жили с этой женщиной, родили этого ребенка – обязаны его содержать. Ах, это не ваш ребенок? Она вам изменяла? Пожалуйста, пройдите тест на отцовство. Были вы в это время в браке или самбо – разницы никакой.
В первые мои дни в Швеции мне показалось, что вообще все пары вокруг неженаты и не замужем. С кем бы мне ни приходилось знакомиться, на вопрос: «Вы в браке?» отвечали: «Нет, у нас самбо». Это были люди разных возрастов, разного социального статуса.
Мари-Луиз, студентка, и ее партнер (как это здесь называется) Нильс, аспирант, живут вместе три года. Недавно они купили общую квартиру. Родители с обеих сторон помогли деньгами. Маме и папе Мари-Луиз ее выбор нравится. Они живут в другом городе, часто приглашают молодых погостить и очень радуются, когда те остаются на несколько дней. Но Мари-Луиз этими визитами тяготится:
– Понимаете, они все время спрашивают, когда мы наконец оформим наши отношения, то есть заключим брак. Но я не понимаю, зачем это нужно? У каждого есть свои цели, учеба, карьера. Самбо дает ощущение свободы, независимости от другого.
– Я – другой? – спрашивает Нильс. До сих пор он сидел молча, предоставляя девушке говорить за них двоих.
– Да, другой. Значимый другой, дорогой другой, но – другой. И пока ты будешь дорог мне, а я тебе, наши отношения будут романтичными и прекрасными. И мы будем вместе. А если…
– Если что? – я вижу, как он напрягся, и понимаю, что этот разговор не первый.
Нильс не представляет себе жизни без Мари-Луиз. Он старается быть с ней всегда, когда это только возможно. Она ходит на занятия по латиноамериканским танцам, и он ходит с ней, хотя до того не обнаруживал в себе любви к этому виду искусства. Она уехала на практику в Берлин, на три месяца. Он взял отпуск в аспирантуре и уехал с ней. «А вы когда-нибудь зарегистрируете свой брак?» – спрашиваю я. Он отвечает не задумываясь, видно, что ответ у него готов давно: «Сразу же, как только Мари-Луиз согласится».
А вот еще одна встреча, еще один разговор.
Тридцатилетние Кристен и Стефания живут вместе около года. Он работает на железной дороге, она – в магазине. Оба они объясняют мне, почему живут самбо. Они получают одинаковую зарплату и, значит, нет необходимости финансовой поддержки друг друга. До знакомства каждый снимал квартиру, могли бы это делать и сейчас, но зачем же порознь? У них любовь, они хотят жить вместе – квартиру сняли общую.
Оба говорят примерно одно и то же. Однако с разными интонациями. Кристен спокоен, уверен и, кажется, вполне доволен такой жизнью. Стефания же явно нервничает, то вспыхивает румянцем, то, наоборот, бледнеет. Голос ее то и дело срывается.
Я улучаю момент, когда Кристен выходит из комнаты, и спрашиваю:
– Стефания, тебе, кажется, не очень по душе самбо?
– Ах, это все мое католическое прошлое.
– Ты верующая?
– Нет, но я приехала из Польши, меня воспитывали дедушка с бабушкой, а они истинные католики. И мне без брака как-то… неловко, что ли.
– Перед кем неловко? Ведь общественное мнение в Швеции вполне принимает такую форму отношений. Да и права у самбо почти такие же, как у законных супругов.
– Ах, при чем тут права! – восклицает Стефания. На глаза ее навертываются слезы. – Брак ведь это нечто стабильное. Он дает уверенность в будущем. А самбо – нет. Захотел кто-то один – и, пожалуйста, уходи. Ничто не остановит. А я хочу, чтобы нас с Кристеном связывали серьезные обязательства.
Я прошу Уллу Бьёрнберг прокомментировать мои интервью. Она говорит:
– Да, это самая распространенная причина, по которой партнеры в самбо решают свой союз превратить в полноценный брак. То есть причина чисто психологическая: получить уверенность, что это не временное сожительство, а глубокие и долгие отношения, что их не так-то просто будет разорвать. И наше исследование подтверждает основу для таких опасений: союзы самбо распадаются в два-три раза чаще, чем законные браки.
– Но бывает и наоборот, – продолжает Улла. – Супруги живут долго и вполне своим союзом довольны. У них в этом внебрачном союзе рождаются дети. Они подрастают, и тут родители решают сочетаться законным браком. Тогда подросшие дети присутствуют на свадьбе родителей. Создался даже ритуал: в руках у ребенка должны быть цветы, которые он дарит жениху и невесте, то есть папе и маме. А знаете, какая в связи с этим появилась новая статистика? Средний возраст женщины, родившей первого ребенка, ниже, чем возраст ее вступления в брак.
– В таком небрачном сожительстве у нас живет треть всех пар, – говорит Улла. – Между прочим, самбо – уникальное шведское явление. Мне не приходилось такое встречать больше ни в одной стране.
– Что же тут уникального? Герлфренды и бойфренды давно уже существуют в Америке, да и в любой развитой стране. Вот и в России теперь не в диковинку такие незарегистрированные союзы.
– В том-то и разница: самбо – союз зарегистрированный.
Итак, если коротко. Пока вы встречаетесь, развлекаетесь, назначаете свидания в квартире отсутствующего приятеля – ну, вы знаете, как это бывает, – это ваше личное дело. Никто об этом не обязан знать, и в статистику эти данные не попадают. Но если вы решили съехаться, завести общее хозяйство и жить вместе одним домом – вы попадаете в категорию самбо. Не хотите оформлять брак законодательно? Это ваше дело. Но сообщить в налоговую инспекцию свой адрес вы обязаны, и поскольку адрес этот один, вас регистрируют в официальный союз – самбо. Теперь можно не спешить заключать брак в муниципалитете или освящать его в церкви. Потому что вы автоматически получаете все права, которые есть у законных супругов. Кроме одного – наследовать имущество после смерти одного из них. Но ведь до этого еще так далеко, правда?
Рождение ребенка, и даже не одного, никак не подтолкнет к законному браку: прав от этого у обоих родителей не прибавится и не убавится. Ваш союз распался? Вы отказываетесь платить алименты? Так ведь вы жили с этой женщиной, родили этого ребенка – обязаны его содержать. Ах, это не ваш ребенок? Она вам изменяла? Пожалуйста, пройдите тест на отцовство. Были вы в это время в браке или самбо – разницы никакой.
В первые мои дни в Швеции мне показалось, что вообще все пары вокруг неженаты и не замужем. С кем бы мне ни приходилось знакомиться, на вопрос: «Вы в браке?» отвечали: «Нет, у нас самбо». Это были люди разных возрастов, разного социального статуса.
Мари-Луиз, студентка, и ее партнер (как это здесь называется) Нильс, аспирант, живут вместе три года. Недавно они купили общую квартиру. Родители с обеих сторон помогли деньгами. Маме и папе Мари-Луиз ее выбор нравится. Они живут в другом городе, часто приглашают молодых погостить и очень радуются, когда те остаются на несколько дней. Но Мари-Луиз этими визитами тяготится:
– Понимаете, они все время спрашивают, когда мы наконец оформим наши отношения, то есть заключим брак. Но я не понимаю, зачем это нужно? У каждого есть свои цели, учеба, карьера. Самбо дает ощущение свободы, независимости от другого.
– Я – другой? – спрашивает Нильс. До сих пор он сидел молча, предоставляя девушке говорить за них двоих.
– Да, другой. Значимый другой, дорогой другой, но – другой. И пока ты будешь дорог мне, а я тебе, наши отношения будут романтичными и прекрасными. И мы будем вместе. А если…
– Если что? – я вижу, как он напрягся, и понимаю, что этот разговор не первый.
Нильс не представляет себе жизни без Мари-Луиз. Он старается быть с ней всегда, когда это только возможно. Она ходит на занятия по латиноамериканским танцам, и он ходит с ней, хотя до того не обнаруживал в себе любви к этому виду искусства. Она уехала на практику в Берлин, на три месяца. Он взял отпуск в аспирантуре и уехал с ней. «А вы когда-нибудь зарегистрируете свой брак?» – спрашиваю я. Он отвечает не задумываясь, видно, что ответ у него готов давно: «Сразу же, как только Мари-Луиз согласится».
А вот еще одна встреча, еще один разговор.
Тридцатилетние Кристен и Стефания живут вместе около года. Он работает на железной дороге, она – в магазине. Оба они объясняют мне, почему живут самбо. Они получают одинаковую зарплату и, значит, нет необходимости финансовой поддержки друг друга. До знакомства каждый снимал квартиру, могли бы это делать и сейчас, но зачем же порознь? У них любовь, они хотят жить вместе – квартиру сняли общую.
Оба говорят примерно одно и то же. Однако с разными интонациями. Кристен спокоен, уверен и, кажется, вполне доволен такой жизнью. Стефания же явно нервничает, то вспыхивает румянцем, то, наоборот, бледнеет. Голос ее то и дело срывается.
Я улучаю момент, когда Кристен выходит из комнаты, и спрашиваю:
– Стефания, тебе, кажется, не очень по душе самбо?
– Ах, это все мое католическое прошлое.
– Ты верующая?
– Нет, но я приехала из Польши, меня воспитывали дедушка с бабушкой, а они истинные католики. И мне без брака как-то… неловко, что ли.
– Перед кем неловко? Ведь общественное мнение в Швеции вполне принимает такую форму отношений. Да и права у самбо почти такие же, как у законных супругов.
– Ах, при чем тут права! – восклицает Стефания. На глаза ее навертываются слезы. – Брак ведь это нечто стабильное. Он дает уверенность в будущем. А самбо – нет. Захотел кто-то один – и, пожалуйста, уходи. Ничто не остановит. А я хочу, чтобы нас с Кристеном связывали серьезные обязательства.
Я прошу Уллу Бьёрнберг прокомментировать мои интервью. Она говорит:
– Да, это самая распространенная причина, по которой партнеры в самбо решают свой союз превратить в полноценный брак. То есть причина чисто психологическая: получить уверенность, что это не временное сожительство, а глубокие и долгие отношения, что их не так-то просто будет разорвать. И наше исследование подтверждает основу для таких опасений: союзы самбо распадаются в два-три раза чаще, чем законные браки.
– Но бывает и наоборот, – продолжает Улла. – Супруги живут долго и вполне своим союзом довольны. У них в этом внебрачном союзе рождаются дети. Они подрастают, и тут родители решают сочетаться законным браком. Тогда подросшие дети присутствуют на свадьбе родителей. Создался даже ритуал: в руках у ребенка должны быть цветы, которые он дарит жениху и невесте, то есть папе и маме. А знаете, какая в связи с этим появилась новая статистика? Средний возраст женщины, родившей первого ребенка, ниже, чем возраст ее вступления в брак.