Басов Николай Владленович. Главный противник (Мир Вечного Полдня - 5)

   - Продолжай. - Рост попробовал улыбнуться, чтобы подбодрить начавшего, кажется, дрейфить тестя, но это было уже не в его силах.
   Тот кивнул, и прижал Ростикову голову к изголовью мягким, но и очень прочным ремнем, на случай, если он будет биться в припадке. На столик рядом с креслом, уже за кругом света, ломившего Ростику в глаза, положили что-то непонятное... Рост сосредоточился, совсем чуть-чуть, и вдруг понял, что это кляп, который вставляют больным падучей, чтобы они во время припадка не откусили себе язык. Он решил запротестовать:
   - Как же я смогу говорить, если вы прижмете мне язык к небу? - Только тогда он понял, что бормочет слишком быстро, визгливо и совсем-совсем не по-русски, а на какой-то странной, почти страшной смеси русского, Единого и грузинского языков.
   Откуда взялось вдруг знание грузинского, он не понимал, может, от тещи Тамары, ведь, когда они с Любаней были еще совсем детьми, они часто говорили не совсем на том языке, к которому привык Рост, на котором говорили остальные люди в Боловске... А он и забыл такую подробность своего детства... Значит, и Любаня пусть в каком-то неявном виде, но знает грузинскую речь, подумал он мельком... Это было неважно, эти мысли следовало гнать - он их и погнал. Прочь из сознания, прочь! И его сознание подчинилось.
   Он вообще становился каким-то совершенным мыслителем теперь, хотя не очень-то и рвался, но вот ведь - получалось!.. Или таким его сделало Полдневье? Эти мысли тоже следовало гнать, хотя размышления на эту тему были ему интересны, и именно сейчас. Но он был дисциплинированным мыслителем, вернее "мышленником"... Хотя откуда взялось это словцо, он уже точно не знал.
   - Начинай, - прошептал ему на ухо Сатклихо, - мы готовы.
   Рост заговорил, но собственный голос показался слишком уж мощным для этого помещения.
   Итак, корабли, они идут на человечество, чтобы уничтожить его окончательно, чтобы даже память о странном для Полдневья племени, называющем себя русскими людьми, испарилась, исчезла под грузом тысяч лет, которые уже как бы смотрели Ростику в лицо, даже не ожидая своей очереди, а явившись сюда, как толпа гигантских гатаумов, которых когда-то против людей использовали насекомые... Слишком много воспоминаний, слишком сложные ассоциации, слишком много пространства вокруг, а следовало сосредоточиться на одном плавающем городе и вызвать знание о том, как его отогнать, желательно так, чтобы он больше никогда уже не вернулся покорять человечество.
   На каждом корабле на мощном, круговом вороте, вынесенном далеко за борта, находится платформа, шестиугольная, способная соединяться с другими такими же платформами. Узел, которым они пристегивались между собой, чем-то напоминал дверную петлю, только их было много, по каждому из краев шестиугольника чуть не четыре десятка... Рост вдруг увидел этот мощный, сделанный из прочного металла узел, с толстыми, в четверть метра, осями, с проушинами, которые закрывались какими-то рычагами. И почти сразу понял, что он знает, как их отстегивать. Вот и первое, что он мог бы сообщить после этого сеанса, - пять-семь кораблей неплохо бы выдрать из плавающего города-острова и пригнать в Одессу, они будут людям очень полезны, потому что там хранилища и мастерские, позволяющие изготавливать черные треугольные крейсеры, оборудование для них, оружие, какие-то довольно сложные электрические машины, дающие возможность плавать по морю, что-то вроде гидропонных ферм, где произрастают злаки и травы, из которых можно выращивать какую-то белково-грибную смесь... Из одного чана, вырабатывающего эту пастообразную массу, можно получить такое количество пищи, что прокормится почти весь город...
   - Ты думаешь не о том, - всплыли перед Ростом глаза Сатклихо.
   Да, следует думать, как этот плавающий город разрушить, может быть, причинить ему такой ущерб, чтобы он вообще разошелся на корабли, спасающиеся бегством, потеряв единство и свою главную силу, - желание подчинить человечество... Итак, их нужно разрушать.
   Но разве можно разрушать такое совершенное, такое изящное строение, хотелось спросить Ростику, но не у кого было спрашивать, следовало лишь подчиниться каким-то слабым, но вполне ощутимым и даже действенным токам, приходящим от сознания более дисциплинированных, которые находились рядом... Да, это старцы аймихо накачивают его, чтобы он не сбился, решил основную задачу.
   Синхронность во всех маневрах, во всех эволюцийх этого сверхкорабля обеспечивалась путем подчинения рулевых некоему центру, навигаторам и механикам, находящимся на совсем особом корабле, который не несет ни ферм, ни заводов, но весь состоит из громоздких и очень сложных блоков управления... Сознание Роста опять чуть уплыло в сторону, где находится главный навигатор, он уже видел - в надстройке этого корабля, в чем-то подобном башне, которая весьма уязвима, для...
   На этом корабле даже нет навеса из плотной ткани на специальных ажурных фермах, в которых под действием солнышка вырабатывается электрический ток... Как же все просто - эта ткань переложена тоненькими проводами, они переправляют заряды в какие-то машины, те вырабатывают ток и раскручивают огромные маховики, установленные в центре кораблей, у самого днища... Эти маховики, которые никогда не останавливаются, способны за счет инерции неделями вырабатывать энергию, даже если солнце не светит, например по ночам, или в каких-то сумеречных, плохих зонах Полдневной сферы, которые тут существуют...
   И вдруг сверху или сбоку пришел печальный вопрос: - Что такое "плохие зоны"?
   - Где-то недалеко от нас, где не светит солдце...
   - Сейчас не думай о них. Лучше скажи - сколько таких плавающих островов пурпурных ходит по ок рестным морям?
   - В нашем районе океана - девять. Главный... Да, главный называется Валламахиси, он-то и идет к нам.
   - Тоже неважно, как он называется... Сколько на нем солдат?
   - Много, почти тридцать тысяч, там же существует рабство... Но солдатам потребуется время, если мы правильно все разыграем... - Вот об этом и попытайся рассказать
   Вдруг Рост понял, как воевать против Валламахиси. Только испугался, что его не поймут либо не поверят, что так и только так следует поступить. И он начал очень тяжело прорываться через "путы" чужих образови видений, которые, как оказалось, лежали на нем. И заговорил, хотя учащенное дыхание, шум крови в висках и биение сердца во всем теле очень мешали:
   - Следует ударить мощной бомбой по центру, там у них находятся те, кто распоряжается всем. - У нас нет такой бомбы. - Изготовим из латекса. Диктую рецептуру... Сознание на миг уплывает. Оно теперь существует как бы отдельно от него, он даже мог бы наблюдать за ним со стороны, если бы захотел. Но он не должен так делать. Ему необходимо снова слиться с ним и дальше диктовать, как следует воевать против кораблей пурпурных. Ростик делает усилие, ему все удается, он снова един с телом и своими знаниями, но он также знает - это первый звонок, это первый накат усталости, ведь его тело не очень выносливое, скоро этот удивительный сеанс всезнания закончится, и будет большой удачей, если у него, словно электрическая лампочка, не перегорят мозги... Нужно диктовать.
   - Два, нет, лучше три смертника. Хоть один, но прорвет их воздушную оборону, удар следует наносить под видом их летающих лодок, они будут запраши вать - кто это? Отвечать следует...
   Он не понимает того, что произнес, но знает, что это поможет, их подпустят к кораблю, и тогда они ударят... Только бы успеть сделать латексовые бомбы, найти стеарин, который нужен для их изготовления, магний... Стоп, рецептуру он уже продиктовал, следует двигаться дальше.
   - У них превосходство в воздухе раз в сто, - слышит он чей-то голос, это скорее всего Ева
   Ах, милая Ева, девушка, ставшая его второй любовью, немного ветреная, очень храбрая и любящая, - как же ты мне сейчас мешаешь! И все-таки он не мог ей не ответить. Потому что ей это было очень важно сказать. Так же, как он сейчас видел все ее милые девичьи пороки, мог по именам назвать всех ее любовников, в чем она сама никогда и ни за что Ростику не призналась бы... И все равно она должна знать.
   - Их превосходство больше, - проговорил он. - Поэтому следует сделать еще вот что.
   Снова сознание ушло куда-то вверх, он уже не может его удерживать при себе, но, если он не будет цепляться за необходимость контроля, а просто попытается не отрубиться, не впасть в кому, не позволит мозгам перегореть, тогда все получится?..
   Нет, все-таки получается какая-то невнятица, он даже сам уже не понимает, что говорит. Но, кажется, понимают аймихо, которые запоминают каждый оттенок его мысли, которые и через много лет воспроизведут каждое его слово, дадут единственно верный и толковый комментарий, а значит, следует двигаться дальше, дальше...
   Как к словам постороннего он прислушался к тому, что у него получалось:
   - Перед этим следует обрубить углы... Выбить воз дух... Дальше все просто.
   Вдруг, словно он плывет на большой глубине, звучит вопрос: - Почему ты думаешь, что?..
   Рост снова говорит в каком-то автоматическом режиме, хотя уже догадывается, - что-то все-таки получается, какие-то его идеи внушают надежду. Даже больше чем надежду, теперь люди начинают верить, что могут справиться.
   Вопросы следуют один за другим, он отвечает легко. Впрочем, это не он отвечает, кто-то более мудрый и сильный отвечает за него. А он, он... внутри основных, внешних мыслей Ростик знает, что на этом ничего не кончится. Потому что они должны привлечь пернатых, которые поверят людям, еще обязательно должны помочь викрамы... Рост вдруг осознает, что конструирует будущее, почти как детские кубики, переставляет события, которые еще не случились, которые еще несколько часов назад не мог увидеть, о которых не мог сказать ни одного разумного слова... Конструирует будущее, обладая для этого силой, и властью, и возможностью привести эту войну к такому результату, чтобы человечество выжило... Вот только, несмотря на его всемогущество, он. не уверен, что у него получится.
   - Да, десяток незаметно атакующих лодок, "бабуринки" на их аэродромы. Это он отвечает кому-то из аймихо. - Потом атака снизу, из воды.
   Снова вопрос, Рост его не очень-то проследил, но это неважно. Он говорит, потому что знает - ясно и безошибочно:
   - Если взрывать основание крутящихся маховиков через оболочку, то их перекосит, и они сорвутся со своих подшипников скольжения, на которых висят, пойдут вразнос и уничтожат корабль вернее, чем так тическая атомная бомба. Следующий вопрос:
   - Но ты же сказал, снизу корабли охраняют океанические викрамы...
   - Их придется блокировать, и решительно, - это снова он.
   Господи, как же он устал, как тяжело теперь словами передать то, о чем он уже давно все передумал, что ему яснее ясного, хотя - он знает это наверняка - очень скоро это будет для него таким же туманным будущим, как для всех остальных, даже для аймихо. - Чем их блокировать? - Нужно договариваться, вербовать и обещать...
   Потом он понял, что находится в каком-то оцепенении и молчит. Люди вокруг него уже измотаны куда больше, чем он, они просто подавлены той ментальной атакой, которую он на них, оказывается, произвел. И старцы аймихо больще не поддерживают его своими хлипкими, но необходимыми силами. Значит, все. Все?
   Тогда Рост говорит очень отчетливо, словно бы еще отвечая на предыдущий вопрос:
   - Я ничего не знаю.
   Это сигнал. Он действительно истощился, он выложился до предела, он больше не способен работать так, как его заставляют И тогда, почти с той же легкостью, с какой он совсем еще недавно выстраивал будущее, он позволяет себе рассыпаться в прах, превратиться в мелкий ручей, который направляется к морю, туда, куда текут все ручейки
   Последнее, что он вспомнил, прежде чем сознание уплыло окончательно, что он забыл выстроить собственное будущее. Но может быть, как иногда говорил Сатклихо, - это неважно?
   Часть VI
   ВОЙНА БЕЗ НАДЕЖДЫ (Стойкость обреченных)
   Глава 31
   Когда Ростах пришел в себя, ему показалось, что подобное с ним уже когда-то происходило. В палате было тихо, из окна на него вполне дружелюбно смотрел земной тополь, он бы, конечно, нашел зрелище получше, если бы сам выбирал место, где произрастать. А впрочем, все было объяснимо, это была палата для очень тяжелых больных, как на послеэффекте понял Рост, прочитав мысли мамы, которая неподалеку сидела в раскладном кресле, вроде шезлонга. Так что тополь привык и не к такому.
   Как в детстве, Рост потянулся к этой женщине, которая была его мамой, она тут же вскочила, ему даже говорить ничего не пришлось... И тут же у Ростика возникло темное, завистливое и тяжелое чувство, потому что еще как минимум двое - Машка и Пашка - могли претендовать на этот жест с большим основанием, ведь они были совсем маленькими... Но потом он вспомнил, что его маме тоже нужно кого-то любить, о ком-то заботиться - так уж устроены женщины, с этим ничего не поделаешь, - и попытался себя устыдить. То, что мама нашла себе другого мужа, достойного и умного, кого в больнице за глаза величали "богом", конечно, с маленькой буквы, должно было бы ему нравиться... Но почему-то не нравилось.
   И все-таки зачем она так поступила?.. Он попытался вспомнить своих жен, которых было две, причем из странного племени аймихо, вспомнил свою первую жену, Любаню... Потом Еву... У них был разный вкус поцелуев, разный запах, каждая ему нравилась наособицу, и он не знал, как это перевести в слова. У него еще осталась прежняя потребность переводить в слова то, что он чувствовал, хотя он уже смутно ощущал, что это неправильно. Вдруг он затосковал о дочке, которая бы понимала его, подавала ему воду и была справедливой по женскому счету, то есть никуда не хотела уходить... Но ее тоже пришлось бы отдавать замуж, ей пришлось бы подыскивать мужа... Ростик уже знал, что теперь у него будут дочери, которых он будет очень ревновать к их мужьям. Это сделало его более покладистым по отношению ко всем женщинам мира. Он даже расстроился из-за этой своей уступчивости, но знал - это правильно, более честно, чем накладывать собственнические ощущения даже на маму.
   А потом случилось почти чудо - в поле его зрения попали сразу две его девушки, Ева и Любаня. Между ними было что-то странное, какое-то соперничество, каждая из них считала, что имеет больше прав. на то, что лежало перед ними. Каждая считала, что Рост еще годен на какое-то особенное ощущение их женственности... Если бы они понимали его в достаточной мере, они бы знали, что он их понимает, но ни на что не годен.
   Рост был пустой, словно ему стало лет пятьдесят. Но, как это всегда и бывает, мир возвращался к нему с молчаливым требованием женщин подниматься, чтобы они не испытывали боли... Это было почти эгоистично, если бы не было так привычно для женщин, с их тайным смыслом, с их всегда заряженной, приведенной в боевое дежурство страстью. Ева сказала ему, потому что была более здравая, более обстрелянная и более поздняя его подруга: - Рост, ты ни на что не годен.
   Мама, которая помнила его все-таки еще раньше, когда он только учился ходить и говорить, почти нежно произнесла:
   - Наоборот, он у нас умница... Такого наплел, что мне даже удивительно стало - неужели это мой сын?
   - Ты... - ему стоило большого труда, чтобы разле пить ссохшиеся губы, ты ведь ничего не понимала?
   Лишь после этого он осознал, что фраза может показаться грубой. Ева, которая все-таки была воинственной девицей, пояснила, обращаясь не столько к нему, сколько к себе:
   - Слабоват ты оказался... И почему все решили, что ты со своими прозрениями - единственный?
   - Так и есть... Понимаешь, я не предсказывал и не советовал. - Росту стало проще говорить, но ему не нравилось, что они смотрят на него с сомнением. - Я выстраивал будущее.
   Мама тут же оказалась рядом, по-врачебному отвела веки на глазах, оповестила: - Не бредит, пожалуй, почти нормален.
   - Рост, - решительно спросила Ева, - много на роду погибнет? - Из наших - почти все.
   - Вот уж не уверена, - железным голосом произ несла Ева, посмотрела на Любаню и вдруг, внутренне сдавшись, ушла из палаты. Она его по-прежнему любила, хотя Рост теперь знал, много чего у нее было и с другими, но его она рассматривала как бы в особом свете, если так можно сказать, - из другой оптики.
   А вот мама понимала, что он еще почти в том же странном состоянии, которое на него навели аймихо, поэтому ласково, даже подлизываясь, спросила: - Ростик, ты уверен в том, что говорил... тогда? Он понял ее, хотя ему уже пришлось сосредоточиться, чтобы понять, она спрашивает не о себе и не о нем даже, а о других своих детях, о том, каким будет мир, в котором им предстоит жить.
   - Они идут не разрушать. - Язык у него плохо ворочался во рту, Любаня сразу же поднесла к нему боль шую, плоскую, как блюдечко, плошку с водой. Он глотнул тепловатой воды, продолжил: - Раньше они хотели просто подчинить нас, влить в свою систему. Теперь, после гибели пауков, они собираются только убивать. Понимаешь, они нас боятся... - Все-таки говорить было больно, его голос как-то неправильно отдавался в голове и груди. - Очень боятся. Интересно - почему?
   Он попытался ответить на вопрос, который сам себе и задал, но сознание по-прежнему оставалось каким-то отмороженным, словно он заледенел в снежной пустыне, и эти женщины не выходили его, как могли бы... После напитка аймихо ничего не помогало, или дело было не в напитке, а в том, что он увидел и понял с его помощью.
   - Как оказалось, очень уж вы здорово тут сражались, - почти увещевательно пояснила мама и тоже ушла. Она спешила передать кому-то, что Рост постепенно возвращается, что он не впал в маразм, как некогда Антон. Все-таки медицинского в ней слишком много, решил Рост, но не стал это мнение озвучивать, потому что рядом осталась еще и Любаня, тоже во врачебном халате.
   А она вдруг показалась очень красивой... Незнакомой, таинственной, могущественной, искренней, повелительной и взрослой. Это заставляло робеть и любить ее еще больше, чем прежде. Рост протянул к ней руку.
   - Я скучал.
   - Привык к многоженству, вот и строишь глазки.
   Она отвернулась. Тогда он попытался уснуть, а ког да проснулся, стал подниматься. Нужно было торопиться, уж очень мало осталось времени, чтобы подготовиться к этой безнадежной войне.
   Но еще, прежде чем проснуться, Рост понял, люди и без него работают, Причем правильно, делают то самое, что и следовало сделать.
   Его выздоровление оказалось не очень-то быстрым, но уже к полудню следующего дня он приказал Ладе перенести себя в Одессу, которая становилась в этих условиях новым центром сопротивления. Лада подняла тот маленький гравилет, в котором Ростик уже привык летать и где решился занять место второго пилота, а когда одолели больше половины пути, вдруг завздыхала:
   - Эх, возила я тебя, командир, по-разному... Но так возить, как сейчас, еще не приходилось... Ты бы на себя в зеркало посмотрел. - И достала из полетного планшета зеркальце величиной с ладошку, изготовлен ное на Земле.
   Ростик посмотрел: да, видок был еще тот - круги под глазами, словно он только что вышел из боксерского поединка... Но его глаза так горели, что, случись ему увидеть это у другого, он бы обращался с таким человеком самым аккуратным образом. А Рост и не знал, что стал таким... маловразумительным. Он проворчал:
   - Лада, ты бы вместо зеркала лишнюю обойму патронов с собой носила.
   - Тебя забыла спросить, - буркнула девица в своем привычном духе, и оба разом успокоились.
   Теперь Ростик очень отчетливо, уже не на прежнем своем всезнании, а просто по-человечески понял: эта девушка готовится к чему-то такому, чего ему не осознать никогда, выпей он хоть целое озеро пойла аймихо. С этим оставалось только примириться.
   - Знаешь, Лада, - проговорил он вдруг, - когда я вернусь, ты по-прежнему будешь здесь. - Куда ты собрался, командир?- Не знаю, но я... (как тяжело было Ростику это произнести!), - я вернусь.
   - Уверена, что ты уцелеешь, - сказала Лада, и Рост понял: она думает, что он поведет за собой бойцов на новую войну и все равно вернется.
   Но Рост почему-то был уверен, что все обернется иначе, не так, как думала эта вполне честная и искренняя девушка. А Лада налегла на рычаги в полную силу и вдруг совсем не к месту небрежно оповестила: - Такая работа головой - не полезна.
   В общем, она везла Ростика, словно мешок с сеном, он даже задремал немного, хотя и понимал, где и почему находится.
   В Одессе на площади перед фонтаном, где от гравилетов стало тесно, его встретил Ким. Он посмотрел на Роста и до противности трезво сказал: - Я тебя предупреждал. Тогда Рост вспылил в меру имеющихся у него сил: - Нюни-то не распускай. Ким тут же ухмыльнулся, старый хрыч. - Уверен, что слова "нюни" в Едином не существует.
   От этого Рост оттаял, он вообще был склонен теперь к всепрощению, должно быть, потому что знал - это не во вред, если все идет, как идет. Скорее наоборот, без некоторой дозы зубоскальства им не выстоять. Но слишком явно показывать свое состояние не хотел и спросил:
   - Ким, ты помнишь, что я говорил, когда они меня опоили? - Ты много чего говорил, Председатель. - А конкретнее?
   - Ты не беспокойся, пришлые старцы все запомнили, потом записали для нас. И все работают как черти, чтобы соответствовать твоим... прогнозам.
   Осознав, что подробности он вот так, с ходу, не выяснит, Рост принялся бродить по Одессе. А посмотреть тут было на что. Везде, куда он только ни поворачивал голову, взгляд натыкался на вооруженные отряды, причем главным образом это были строевые, совершенно неустрашимые ребята, в глухих кованых доспехах, что в условиях Полдневья значило многое. Прямо на улицах лежали горы оружия, причем самого лучшего, которое только можно было найти. Боеприпасов тоже было очень много, и, хотя каждый из вояк, как видел Рост, запасался "под завязку", их оставалось столько, что и складывать порой было некуда, просто распихивали, чтобы ходить не мешали.
   И что было совсем удивительно, в городе было полно пернатых. Если бы они вдруг вздумали захватить Одессу, им бы это удалось без труда - таково было их численное превосходство. Но становиться захватчиками они не собирались, их гораздо больше занимали какие-то тренировки, которые проходили за городом, в степи.
   А совсем далеко от города тренировались гравилеты, которые в количестве чуть ли не сорока штук, построившись красивым ромбом, разом садились на землю, причем если кто-то опаздывал, пилоту доставалось на орехи весьма крепко.
   Еще Рост обратил внимание, что на пляже теперь стояло два десятка очень мощных экранопланов. Каждый из них был способен взять на борт чуть ли не полсотни солдат. Как и когда одесситы создали такие машины - оставалось загадкой. Но для Дондика это было в порядке вещей, так что чрезмерно удивляться не приходилось. Скорее наоборот, было бы удивительно, если б он подобного сюрприза не подготовил.
   В целом выходило, что Рост единственный ходил среди всего этого великолепия, всей этой подготовки к войне, которая пока походила на праздничный розыгрыш, как с дуба рухнувший. Хотя глубоко внутри отлично понимал - он-то все это и придумал, только не мог объяснить, как у него такое вышло и почему ему все сразу поверили.
   Глава 32
   На совещание ребята, как и в первичные для Одессы времена, о которых среди молодняка уже рассказывали легенды, собрались в нижней, самой большой комнате главного здания города. Командовал, тоже как прежде, Дондик. Он был хмур, чувствовалось, что сегодня ему придется говорить много такого, в чем он был не уверен, а кое с чем и не хотел соглашаться.
   Ростик сидел через стол от него, почти на том же месте, на котором привык ужинать, когда жил тут. Слева от него находилось море, только теперь оно было недобрым и несло к Боловску врагов.
   Ким расположился рядом, прямо подпер Роста правым плечом, а с другой стороны бочком примостилась Ева. Еще неподалеку застыл прямой, как стрела, Сатклихо, а с пяток других аймихо расселись вдоль стеночки, от них на Роста накатывала волна мягкой, почти спокойной обреченности. Только Сатклихо еще что-то пытался придумать в ситуации, в которой они оказались. Но покидать человечество, бежать куда-нибудь они не думали, и на том спасибо.
   Дондик хмуро обвел взглядом собравшихся, главным образом, конечно, одесситов, и вздохнул.
   - По последним данным, - Дондик быстро по смотрел на Ростика, - которые мы проверить не можем, входить в залив плавающий город пурпурных не намерен. От выхода из залива до нас чуть меньше тысячи километров, для их основных сил расстояние не значительное, но все же заметное. Поэтому...
   - Откуда известно, что они не войдут в залив? - выкрикнул кто-то из присутствующих тут одесских командиров.
   Ростик поежился, слишком уж легко Дондика прервали, тут явно царила неуставная "демократия".
   - Вот он сказал, - кивнул на Ростика Дондик, и странная усмешка покривила его губы.
   - Я? - удивился Рост, он подобного не помнил. Дондик кивнул и продолжил:
   - Это в самом деле для них невыгодная позиция, в заливе они лишатся маневра, кроме того... Зачем драться в чужих водах, если можно этого избежать? Вдруг мы что-нибудь придумаем, например, расставим подводные мины, которые сумеем замаскировать так, что да же сопровождающие их викрамы не заметят?
   - Если это для нас выгодно, может, именно в залив их как-то и заманить? - негромко спросил Казаринов.
   - Нет. - Дондик вполне по-деревенски почесал лоб под редеющими волосами, посмотрел на девушку, которая тихонько сидела у ступенек, ведущих на второй этаж. Она не сводила с бывшего капитана госбез опасности поддерживающего, может быть, даже повелительного взгляда. Так женщины смотрят, когда хотят придать кому-то сил. Дондик продолжил: - На такой оборот событий рассчитывать не будем. Удар придется наносить с берега пернатых.