Байкалов Дмитрий. Закон Дальнего космоса

   - Какие концы? - совсем растерялся гронец. - С какими еще концами?
   - Нас либо собираются надуть, либо хотят использовать. - Чейт окинул взглядом отсек, не заметил ничего вызывающего подозрения и снова посмотрел на кейс, - Ты знаешь, что в нем?
   - Конечно, - кивнул Архенбах.
   - Ты в него заглядывал?
   - Само собой. Я видел, как упаковывали оборудование.
   - И после этого кейс все время был у тебя на глазах?
   - Ну, не все время…
   - Открой его, - потребовал Чейт.
   - Зачем?
   - Открой немедленно!
   - Да ты не нервничай. - Архенбах взял кейс за ручку, положил себе на колени и, щелкнув запорами, откинул крышку. - Доволен?
   Чейт внимательно осмотрел странного вида детали, аккуратно уложенные в ячейки из амортизирующего пластика, и не стал скрывать своих подозрений.
   - Ты знаешь, что это такое?
   - Естественно, - тяжело вздохнул Архенбах. - Мне объяснили, как пользоваться этим прибором. Нам нужно только собрать его, установить, сориентировать должным образом и снять показания.
   - Не нравится мне все это, - удрученно покачал головой Чейт. - Похоже, дружище, мы ввязались в очень нехорошую историю.
   Архенбах раздраженно щелкнул запорами и поставил кейс к стене.
   - Что именно тебе не нравится?
   - То, что за пустяковую, по сути, работу нам платят, не скажу, безумные, но все же весьма приличные деньги.
   - Ах вот оно что! - откинув голову назад, Архенбах рассмеялся, да так, что раз пять щелкнул челюстями.
   - Почему бы твоим креативистам самим не прочесть это фантастическое послание? - возмущенно взмахнул руками Чейт.
   По его мнению, смех друга был совершенно неуместен в сложившейся ситуации.
   - Все очень просто. - Архенбах перестал смеяться и вытер выступившую из глазных желез слизь. - Я, должно быть, забыл сказать, что основным требованием руководства “Истока” было строжайшее соблюдение тайны. Никто не должен знать, куда и зачем мы летим, и уж тем более никому не должно стать известно содержание полученного нами послания. Ну, ты же понимаешь, бог весть что там может оказаться. У креативи-стов имеется немало идейных противников, которые, понятное дело, не упустят возможности выставить их на посмешище.
   - А что, если там ничего нет?
   - Еще одна причина для того, чтобы сохранить все в тайне. “Исток” имеет неплохие… очень неплохие источники финансирования. Арендовать корабль, нанять команду и оплатить наше молчание им ничего не стоит. Деньги уже переведены на счет, который ты проверил. Карточка будет активирована сразу после выполнения работы.
   Чейт задумчиво постучал пальцами по краю приборной консоли. Затем без всякой надобности переключил пару тумблеров на пульте.
   - То есть ты можешь поручиться, что во всем этом нет никакого подвоха?
   - Абсолютно, - заверил Архенбах.
   - Что ж, тебе, в отличие от креативистов, я готов поверить. - Чейт улыбнулся. - Уже хотя бы потому, что в свое время у тебя была возможность меня съесть, которой ты почему-то не воспользовался.
   - Не хотел заработать изжогу, - оскалился Архенбах.
   Путь через одиннадцатое измерение до выбранной креативистами точки пространства занял четыре дня, восемь часов и двенадцать минут. Корабль без каких-либо проблем вышел в обычное пространство, блеснул тормозными выбросами, остановился и повис в кромешной космической тьме, издалека похожий на зернышко, брошенное на черную скатерть. Сориентировавшись на месте, Чейт определил, что до ближайшей пересадочной станции Мнемос-12, расположенной неподалеку от одноименного звездного скопления, двенадцать дней полета в обычном пространстве. Через одиннадцатое измерение тот же путь можно проделать примерно за четыре часа. Но кому придет в голову ввести в бортовой компьютер координаты абстрактной точки, вблизи которой никогда не было, да и вряд ли когда появится что-то интересное?
   Надев скафандр, адаптированный под весьма специфическую анатомию гронца, Архенбах выбрался на обшивку, чтобы установить считывающий реликтовое излучение прибор.
   Сославшись на необходимость провести профилактическое тестирование внутреннего контура теплоизоляции, Чейт остался внутри корабля. Сидя в кресле, он хрустел чипсами, не понравившимися Архенбаху, и недовольно морщился всякий раз, когда что-то бухало у него над головой.
   Признаться честно, Чейт полагал, что вся эта затея с посланием Бога, зашифрованным в реликтовом излучении, яйца выеденного не стоит. Но ежели кто-то готов платить за эту глупость деньги, так почему бы ни повалять дурака? Главное, чтобы конечный расчет был произведен в полном соответствии с начальной договоренностью. По собственному опыту Чейт знал, что представители любых религиозных конфессий становятся крайне расчетливыми, когда дело касается денег, и весьма несговорчивыми, если что-то начинает идти не так, как они задумывали. Как-то раз Чейт даже дал себе зарок - больше никаких дел, связанных с религией. Ни за что и никогда! И, право слово, если бы не Архенбах, с которым его связывало очень многое в прошлом и которому он безгранично доверял, Чейт не взялся бы за работу, предложенную креативистами.
   Архенбах вернулся через полтора часа.
   - Что-то ты долго, - ворчливо заметил Чейт.
   - Разъемы нестандартные, - ответил Архенбах.
   - Все готово?
   - Готово. - Гронец прикусил коготь на указательном пальце. - Включай.
   Чейт запустил программу тестирования внешних устройств наблюдения.
   - Работает, - как будто с удивлением сказал он, сняв контрольные показания.
   - Подключай накопитель.
   Чейт запустил цилиндр накопителя в приемное устройство.
   - Есть контакт… Пошла обработка данных.
   Чейт откинулся на спинку кресла и сцепил руки на затылке.
   На дисплее загорелась надпись: “До завершения операции осталось 00:21:15”.
   - И что? - Чейт посмотрел на гронца. - Через двадцать одну минуту мы увидим на дисплее послание, оставленное покинувшим нас Богом?
   - Откуда мне знать? - удивился Архенбах.
   - Разве в “Истоке” тебе не сказали, что должно произойти?
   - Мы должны скопировать полученные данные в накопитель. И все.
   - И все?
   - Остальное нас не касается.
   - Это не честно, - обиженно насупился Чейт.
   - Почему?
   - Быть может, для меня это единственная возможность обрести веру в Создателя.
   - Я думаю, Создатель проживет и без твоей веры.
   - Конечно, ему нет до меня никакого дела. - Чейт с независимым видом сложил руки на груди. - Так же, как и до тебя, Архенбах. И креативисты ему безразличны. И все-все, кто появился на свет в результате устроенного им фейерверка.
   - Почему ты так думаешь?
   - А как же иначе? Он ведь сбежал, едва… - Чейт неожиданно умолк. - Слушай, - произнес он уже совершенно иным, таинственным голосом, - в свете того, что я узнал за последние несколько дней, акт творения, если он, конечно, имел место быть, кажется мне похожим на случайную половую связь с незапланированным зачатием. Будущий папаша побаловался да и сбежал, не оставив адреса. Только детей в результате получилось о-о-очень много.
   - Ну что ты несешь? - Архенбах болезненно щелкнул зубами.
   - А чем тебе не нравится моя теория?
   - Тем, что она бредовая.
   - Да? В таком случае попытайся ее опровергнуть!
   - Не стану.
   - Почему?
   - Потому что это глупо.
   - Потому что не можешь.
   - Потому что не хочу заниматься ерундой.
   - Потому что…
   - Хватит! - отрубил Архенбах. - Не хватало только нам поссориться из-за религиозных догматов.
   - А кто говорит о религии? - пожал плечами Чейт. - Я наконец понял, почему каждое разумное существо - а может быть, и неразумное тоже, в конце концов, что мы знаем о братьях наших меньших? - порой испытывает беспричинную тоску. Это подсознательное, закрепленное в генетической памяти предков, воспоминание о бросившем нас родителе. - Заметив, что Архенбах собирается что-то сказать, Чейт протестующе взмахнул руками. - И не надо говорить, что я ерничаю! Я серьезен как никогда!
   - С чего бы вдруг? - недоверчиво буркнул Архенбах.
   - Под сомнение поставлено все мое мировоззрение. Все, чем я жил, во что верил и к чему стремился, может в один миг превратиться в прах. - Чейт дунул на открытую ладонь. - И что мне после этого делать?
   Архенбах устало вздохнул.
   - До переоценки ценностей осталось еще около пятнадцати минут. Можно успеть выпить по чашке кофе.
   Чейт озадаченно наморщил лоб.
   - Намекаешь, что я должен пойти и сварить?
   - Именно, - наклонил голову Архенбах. - Меня кофеварка не слушается.
   Тут Архенбах был прав. Целиком и полностью. Движок “Глейзера” оказался надежнее имевшейся на борту кофеварки. И за четыре дня полета пользоваться ею научился только Чейт.
   - Ладно. - Опершись о подлокотники, Чейт поднялся из кресла. - Не буду вспоминать, кто выпил мой квас…
   - И правильно! - Архенбах замахал на него руками. - Не напоминай!
   Должно быть, чувствуя приближение момента истины, кофеварка работала лучше, чем обычно. За десять минут Чейту удалось приготовить две большие кружки кофе. Черный, без сахара - себе, со сливками и двойным сахаром - Архенбаху.
   - Держи. - Чейт вручил кружку Архенбаху и уселся в кресло. - Осталось чуть больше четырех минут. - Он отпил кофе. - Тебе не надоело ждать?
   - Это работа. - Гронец сделал движение, как будто хотел пожать плечами, которых у него не было.
   - Ты считаешь, что твое мировоззрение, твой внутренний мир, твое восприятие окружающей действительности не претерпят никаких изменений после того, как мы узнаем, что хотел сказать нам на прощанье Создатель?
   - Пока еще неизвестно, получим ли мы вообще какую-то осмысленную информацию. - Архенбах запрокинул голову, разинул пасть и влил в глотку сразу полкружки горячего кофе. - А если и получим… - Гронец почесал когтем затылочную шишку. - Все это было так давно. Я имею в виду Большой Взрыв, акт творения… Сейчас к этому можно проявлять только познавательный интерес. И мне, несомненно, любопытно, чем закончится расшифровка реликтового излучения. Но изменится ли после этого что-то в моей жизни?.. Очень сомневаюсь.
   - Ты рассуждаешь, как прагматик, - заметил Чейт.
   - Как реалист, - уточнил Архенбах. - Вспомни историю, Чейт. Сильно ли изменило жизнь обычных людей или гронцев открытие теории относительности? Да большинство из них даже сейчас плохо представляет, что это такое. И ничего, живут себе, как жили. А открытие темной материи? Эпохальное открытие, которое перевернуло наше представление о космогонии! Кто, помимо специалистов, обратил на него внимание? Сколько величайших событий проходит мимо внимания обывателей! Они не знают даже о том, что происходит на их родной планете, не говоря уже о масштабах Вселенной! И ты думаешь, кого-то повергнет в экстаз, трепет или ужас записка, оставленная кем-то сразу после Большого Взрыва? Чейт, это сенсация на один день!
   Архенбах разинул пасть, влил туда остатки кофе, наклонился и поставил пустую кружку на пол рядом с креслом. Выбежавший из открывшейся в стене ячейки маленький робот-уборщик подхватил кружку и потащил ее в мойку.
   - Время. - Гронец взглядом указал на дисплей.
   - Так. - Чейт поставил свою кружку на откидной столик. - Даю обратный отсчет. Шесть… Пять… Четыре…
   - Кончай. - Архенбах недовольно скрипнул зубами.
   - Готово! - Чейт жестом фокусника указал на дисплей.
   Пятисекундная пауза.
   - Ну-у-у… - только и смог произнести Архенбах, увидев появившуюся на дисплее надпись.
   - Ты знаешь, - откинувшись на спинку кресла, Чейт почесал затылок, - а я ожидал чего-то подобного.
   - Врешь, - уверенно заявил гронец.
   - Нет, честно! - Чейт приложил руку к груди. - Поэтому я и не стал с тобой спорить по поводу сенсации.
   - Да. - Архенбах уныло покачал вытянутой мордой. - Сенсации из этого не сделаешь.
   - Но мы ведь честно выполнили свою работу!
   - Конечно.
   - И нам за нее заплатят?
   - Непременно.
   - Ну и славно. - Чейт нажал кнопку записи, дождался, когда погас индикатор, вытащил накопитель из приемника и передал его Архенбаху. - Домой?
   - Домой, - кивнул гронец.
   Чейт ввел в бортовую навигационную систему координаты пересадочной станции Умбога-5.
   - Вернем дахутам корабль, а до “Истока” доберемся рейсовым. - Чейт бросил взгляд на дисплей. - И мы никому не должны говорить об этом?
   - Нам за это платят, - напомнил Архенбах.
   - Ну и ладно, - улыбнулся Чейт. - Расскажешь кому, так все равно ведь не поверят.
   Старенький “Глейзер” начал разгон, готовясь нырнуть в одиннадцатое измерение.
   - Ты знаешь, - обратился Чейт к гронцу, - а я стал лучше относиться к Создателю. Серьезно. Он действительно был велик, если сразу после Большого Взрыва смог просчитать, к чему все это приведет. И понял: самое лучшее, что он может сделать, - это убраться отсюда.
   Архенбах ничего не ответил. Гронец думал о чем-то своем.
   Чейт взял в руку кружку, сделал глоток и еще раз прочитал самые первые слова, сложившиеся в первую осмысленную фразу в новорожденной Вселенной.
   КАК ВЫ ВСЕ МЕНЯ ДОСТАЛИ!

Борис Руденко
 
СЛАБОЕ ЗВЕНО

   - У Бартоло тестовая программа не прошла, - ни с того ни с сего сказала мне Ольга, выбираясь из бассейна.
   - Не прошла, значит, не пустили, - автоматически пробормотал я, вытирая лицо. - Ас какой стати он вообще ее запустил?
   - Ты же знаешь, как он относится к Коммуникатору. Это же его дитя.
   - Приемное дитя, - поправил я ее. - И к тому же прекрасно воспитанное родными родителями.
   Ольга улыбнулась и принялась растираться полотенцем.
   - Но программа все же не прошла. Бартоло обеспокоен. Честно говоря, и я бы обеспокоилась.
   Я хотел ответить ей какой-нибудь шуткой, но увидел, что с противоположного бортика меня зовет Сурдин.
   - Передай ему, чтобы больше не мучил ни программы, ни Коммуникатор. И сама не переживай по пустякам. Бартоло придется немного потерпеть. Настанет время, и у него будет возможность показать свою квалификацию… Ты в оранжерею? Тогда встретимся после обеда… - Я бросил полотенце в утилизатор и пошел к Сурдину.
   Мы герои, всем известно. Некоторые, правда, считают нас идиотами, но это их личное дело. Хотя иногда я был готов согласиться с этими некоторыми. Теперь - нет. Такие мысли обычно приходят в первом полете примерно спустя год после старта. Каждый из нас рано или поздно начинает задумываться о том, во что он, собственно, ввязался, когда скорость Обломка переваливает за световой порог и возвращение возможно лишь теоретически.
   Мы прокладываем путь тем, кто последует за нами. У них будут свои трудности, на новой планете их ждут опасности и проблемы, о которых мы, возможно, никогда не узнаем, но от самой мучительной - шестилетнего заточения в замкнутом пространстве межзвездного корабля - мы их избавим.
   Тот разговор с Ольгой я выбросил из памяти уже через несколько минут, но, как оказалось, напрасно. Спустя несколько дней тема всплыла вновь.
   - Командир, извините!
   Доктор Кольцов остановил меня у двери каюты. Маленький, плотный и густоволосатый (растительность занимала всю площадь его лица, кроме полоски лба и очков), Кольцов сейчас выглядел словно взъерошенный и очень взволнованный воробей.
   - Извините, командир. - Он засмущался, будто готовился произнести очевидную глупость. - Я случайно услышал, что с Вратами возникли какие-то проблемы.
   - Я тоже слышал подобное, - хмыкнул я.
   - И что вы скажете? - Кольцов от волнения приоткрыл рот, но сквозь густую растительность на губах и подбородке это было не очень заметно.
   - Мне часто приходится слушать всякие нелепости, - пожаловался я. - Большая часть из них связана с кажущимися проблемами.
   - Но Коммуникатор, он…
   - Я еще не все сказал, доктор. Проблемы с Коммуникатором на сегодняшний момент - это и есть нелепости. Кстати, кто вам о них сообщил?
   - Просто… случайно услышал… не помню даже где и от кого. - Кольцов явно устыдился, но сквозь его волосяной покров краски лица были неразличимы. Он взмахнул пухлой рукой и быстро убежал.
   Я озадаченно глядел ему вслед. Откуда эти разговоры? С какой стати Бартоло вообще вздумал гонять тесты, которые заведомо не могут показать результат? В этом следовало разобраться.
   Герои - так говорят о нас, когда хотят сделать приятное. По сути же мы просто дальнобойщики, обыкновенные водители. Наша работа - доставить Коммуникатор к планете, намеченной для колонизации. И только. Ко всему остальному мы никакого отношения не имеем. Если полет занимает пять-шесть лет, то подготовка к нему - примерно столько же, но этим занимаются другие. Нужно отыскать в поясе астероидов подходящий обломок и перетащить на него в разобранном виде, а потом смонтировать Коммуникатор - Врата в новый мир. Для этого требуются огромные средства, колоссальные усилия тысяч людей. И только после этого на Обломок забрасывается полетная команда. Достигнув цели, мы откроем Врата и вернемся через них на Землю, а в построенный межзвездный туннель устремятся многочисленные отряды колонистов.
   Пройдут годы - и очередной Обломок отправится в путь теперь уже с нового, освоенного человечеством плацдарма.
   А мы просто водители…
   Через три недели мы отметим первую годовщину полета. Это серьезная дата. Думаю, год прошел успешно. У нас не случалось серьезных происшествий, экипаж был здоров и вообще внешне все шло нормально, хотя в последние дни я начал испытывать неясное беспокойство, пока что не понимая его причины…
   Набирая салат из судка, я ощутил толчок в плечо.
   - Извините, командир, - сказал Войцех.
   Я посмотрел на него. Неуверенными движениями Войцех тыкал перед собой вилкой, пытаясь подцепить кусок жаркого. Лицо его было багровым, взгляд замутнен.
   - Что с тобой? - спросил я.
   - Все нормально, - побормотал он, избегая смотреть мне в глаза. Изловчившись, наколол-таки кусок, положил на тарелку и удалился к дальнему столику, шагая с чрезмерной тщательностью.
   У нас не было специальных запретов или ограничений на потребление спиртного. Да это и невозможно: синтез этилового спирта в наших условиях - задача для первоклассников. Но ни один из членов экипажа не имеет вредных привычек. Их тестировали десятки раз. В полет не попадают ни потенциальные алкоголики, ни наркоманы. У всех нас иногда возникает потребность немного расслабиться, и я отношусь к этому снисходительно. Однако Войцеху через два часа заступать на вахту. И хотя его задача вахтенного пока сводилась всего лишь к наблюдению за показаниями приборов (дай бог, чтобы так продолжалось и дальше), все это мне очень не понравилось.
   Сегодня в кают-компании на обед собралось человек пятнадцать. Каждый из присутствующих все прекрасно понимал, однако старательно делал вид, что ничего не замечает. И это не понравилось мне еще больше. Они явно были информированы лучше меня. Я отставил свою тарелку, пошел за Войцехом и сел напротив.
   - Что случилось?
   - Все нормально, командир. - Он попытался изобразить беззаботную улыбку, однако получилось неважно.
   - Скоро начинается твоя смена.
   - Ну и что? - Теперь Войцех решил, что нужно показать искреннее удивление, и снова вышло неудачно.
   - Мне не нравится твое состояние.
   - Я же говорю, что все в порядке.
   - А я так не думаю.
   - Ничего не произойдет, командир. - Раздражение в его голосе прозвучало вполне натурально. - Точно так же, как ничего не произошло вчера, позавчера и полгода назад. И через полгода ничего не будет. Здесь вообще больше ничего никогда не произойдет! А когда что-нибудь случится, будет слишком поздно.
   В сущности, он почти прав. Земля сделала все возможное, чтобы во время полета свести к минимуму человеческий фактор. Вот только его последняя фраза меня насторожила.
   Наш Обломок - крохотный островок в межзвездной пустоте, неправильной формы вытянутая глыба длиной около километра и немного более того в обхвате “по талии”. Мы вгрызаемся в его недра, словно черви в яблочную мякоть, постепенно съедаем его изнутри, преобразуя материю в движение. Понемногу уменьшается его объем, смещается центр массы. Компьютер тщательно следит за этими изменениями, корректируя работу двухсот тридцати основных и резервных двигательных установок, сохраняя постоянными ускорение и ориентацию Обломка. Если компьютер выйдет из строя, автоматически включится дублирующий управляющий блок, а если скиснет и он, заработает третья резервная система. Но в кресле Центра двигательного контроля все равно должен сидеть человек, готовый к немедленному решению. Войцех к этому готов не был.
   Я встал из-за стола и повернулся к кают-компании.
   - Старший механик Сурдин, - громко сказал я, - проводите второго механика Сливу в его каюту. Обеспечьте замену на вахте. Все остальное мы обсудим позже.
   Избегая смотреть на меня, Сурдин подошел и дернул Войцеха за плечо.
   - Пошли!
   Тот попытался сопротивляться, но внезапно передумал, поднялся и, втянув голову в плечи, покорно поплелся за Сурдиным. Тогда я вернулся к своей тарелке и вновь принялся за еду. В кают-компании стояла тишина, нарушаемая лишь позвякиванием столовых приборов. Минут через пять Сурдин вернулся.
   - В чем дело, Якоб? - спросил я. - Что с ним?
   - Проблемы с Еленой, - вяло ответил он. - Разве тебе Ольга не рассказала?
   Честно говоря, мы с Ольгой не виделись уже дня три. То есть виделись, конечно, но мельком - у нас обоих было немало дел. Ольга давно уже сутками пропадала в оранжерее и лаборатории, зачем-то пытаясь оживить мертвую почву Обломка, а у меня как у командира забот хватало всегда.
   - Найдите доктора, Якоб, и пошлите к Войцеху, - попросил я стармеха. - Кстати, никто не знает, почему сегодня с нами нет Лозовского?
   - У него какие-то рабочие вопросы во втором туннеле, - откликнулся Сурдин. - Он задержится примерно на полчаса.
   Странно, что Лозовский сообщил это Сурдину, а не мне. Лозовский отвечает за оборудование шахтного комплекса. В последнее время он избегал меня. С чего бы это? Кстати, и с его подругой Ириной я не разговаривал достаточно давно, даже по меркам нашего неспешного времени. С ними что-то происходило, и я хотел выяснить, что именно. Сегодня мы с ним договорились встретиться именно за обедом, и его отсутствие добавило мне беспокойства.
   - Надеюсь, он не разбудил реликта? - неуклюже пошутил я.
   Реакцией был чей-то одинокий смешок, после чего в столовой воцарилось молчание, которое отчего-то показалось мне несколько напряженным. Надеюсь, потому что шутка про реликта была уже слишком затаскана, а не по какой-либо иной причине. Впрочем, сегодня я слишком подозрителен. Что же касается Войцеха, то маленькие трагедии личного характера в полетах случались - это неизбежно. Первоначальные пары расходились, образовывались новые. Я никогда не придавал этому большого значения: члены экипажа обладали немалым запасом психической устойчивости, чтобы пережить любовные разочарования достойно. Пройдет несколько недель, и Войцех полностью придет в норму. Нам нужно только немного ему помочь…
   Я закончил обед раньше остальных. Загрузив посуду в мойку, напомнил Сурдину:
   - Вахта Сливы начинается через полтора часа. Мне кажется, Якоб, вам придется выйти вместо него.
   - Мне тоже так кажется. - Он обреченно наклонил голову. - Все будет в порядке, командир… Кстати, что вы думаете о проблемах с Коммуникатором?
   Я удивленно замер и тут же понял, что в кают-компании установилась звенящая тишина.
   - Какие проблемы могут быть с Коммуникатором, Якоб? Это тебе Бартоло сказал?
   - Нет, - немедленно ответил Сурдин, и я почувствовал, что он говорит неправду.
   - Тогда кто?
   - Я не помню… Теперь это обсуждают многие.
   - И что же именно они говорят?
   Якоб замялся, и вместо него отозвался Григорьев:
   - Отказ Коммуникатора означает, что мы никогда не вернемся, командир.
   Григорьев - один из инженеров по шахтному оборудованию. Прекрасный специалист в своей области, но обслуживание Коммуникатора в его компетенцию не входит.
   - Отказа не может быть в принципе! - раздраженно воскликнул я. - Неужели вы этого не знаете?
   - Я не специалист по перебросу, но…
   - Вот именно! - перебил я его. - Вы не специалист!
   - Но вы тоже, командир, - тихо произнес он.
   - Хорошо, - сказал я холодно. - Пусть на ваши вопросы ответят специалисты. Кстати, Бартоло не единственный из них. Сегодня вечером мы соберемся и поговорим.
   У меня это третий рейс, я командир, самый старый и самый опытный член экипажа. Возможно, этот рейс будет для меня последним. Потом отставка, неплохо обеспеченное безделье или непыльная должность капитана-инструктора - это мне еще предстояло решить, однако сейчас я больше склонялся к первому варианту.
   Вместе со мной на Обломке живут сорок семь человек. Нечетное число - редкость для команды Трейлера, поскольку экипажи в длительные полеты обычно формируются из пар, предпочтительно супружеских. Но один из нас в спутнице жизни не нуждался. Мой старший помощник Альбрехт состоял из живой плоти только на шестьдесят процентов. Нижнюю часть тела ему заменял протез - следствие локальной аварии во время нашего прошлого рейса. Впрочем, это не сделало его менее полезным. Альбрехт был для меня не просто помощником и коллегой. Я ощущал его как правую руку, как надежнейшую опору и именно поэтому стоял насмерть, добиваясь его включения в команду.
   Кроме меня и Альбрехта в рейсы на Обломках ходили только двое: корабельный врач Кольцов и его жена Нина, специалист по наносистемам. Остальные тоже были отнюдь не новичками. За плечами у каждого годы работы в Ближнем Космосе и высочайшая профессиональная квалификация, хотя я знаю, что для полета на Обломке этого иногда оказывается недостаточно.