Бэгли Десмонд. Ураган Уайетта

   Раздались три хлопка, гулко прозвучавшие в утреннем воздухе. Солдат крикнул что-то, повернулся вокруг себя и упал прямо к ногам миссис Вормингтон, извиваясь, как пойманная рыба. На его гимнастерке разлилось пятно крови.
   Эвменидес выскочил из своей норы, как чертик из шкатулки. Джули побежала вниз. Когда она оказалась на дне лощины, грек стоял, наклонившись над стонавшим солдатом и тупо смотрел на его окровавленную руку.
   – В него стреляли, – сказал он.
   – Он напал на меня! – кричала миссис Вормингтон. – Он собирался убить меня! – В ее руке был револьвер.
   Джули была охвачена яростью и отчаянием. Надо было во что бы то ни стало заставить замолчать эту истеричку. Она размахнулась и изо всех сил ударила ее по щеке. Та резко замолчала, и револьвер выпал из ее пальцев. Эвменидес подхватил его, и его глаза расширились от изумления.
   – Это мой, – выдохнул он.
   Сзади раздался крик, и Джули резко обернулась. Трое солдат быстро спускались к ним. Первый из них увидел распростертую фигуру, револьвер в руке Эвменидеса и не стал терять времени. Он вскинул винтовку и выстрелил греку в живот.
   Эвменидес застонал, согнулся вдвое и, прижав руки к животу, опустился на колени. Солдат еще раз поднял винтовку и вонзил штык в его спину. Эвменидес повалился набок, а солдат вновь и вновь колол его тело, пока оно не оказалось буквально залитым кровью.
   Росторн, видевший все это из-за кромки лощины, был охвачен ужасом, но не мог оторвать взора от жуткой картины. Теперь солдаты с криками окружили женщин. Один из них стал тыкать в них штыком, и Росторн заметил, как по руке Джули потекла кровь. Он решил, что сейчас их, видно, расстреляют, но тут появился офицер, и их вывели из лощины, в которой осталось лежать безжизненное тело Эвменидеса Папегайкоса.
   Прошло немало времени, прежде чем Росторн оправился от шока. Он стал отползать от лощины, но в какую сторону ему надо было двигаться и что теперь делать, он не имел ни малейшего представления.

III

   Уайетта с Доусоном передали младшему командиру, который был целиком погружен в решение какой-то тактической задачи и поэтому не обратил на них особого внимания. Чтобы освободиться от помехи, он отправил их куда-то вместе с одним-единственным солдатом, огорченным тем, что его отстранили от боевых действий. Доусон бросил взгляд на солдата и сказал:
   – У этих ребят высокий боевой дух.
   – Они побеждают, – бросил Уайетт. Он сгорал от нетерпения встретиться с Фавелем, но видел, что это будет не так легко. Война как бы разделилась на две части – к востоку и западу от Сен-Пьера. Сокрушительный удар Фавеля по центру расколол армию Серрюрье. Большая ее часть с боями отходила на восток, а меньшая в беспорядке бежала к западу, чтобы воссоединиться со свежими ее частями, сосредоточившимися на мысе Саррат.
   Другой командир рассмеялся в лицо Уайетту, когда тот заявил, что хочет видеть Фавеля.
   – Ты хочешь видеть Фавеля! – воскликнул он, словно не веря своим ушам. – Белый человек, я тоже хочу видеть его, все его хотят видеть. Но он все время в движении. Он человек занятой.
   – Будет ли он здесь?
   Командир вздохнул.
   – Мне это не ведомо. Он появляется там, где возникают затруднения, и я не хочу быть причиной его прибытия сюда. Но он может наведаться и ко мне, – предположил он. – Мы идем навстречу Рокамбо.
   – Можно мы останемся с вами?
   – Пожалуйста, только не мешайте.
   И они остались при батальонном штабе. Уайетт изложил Доусону суть своего разговора с командиром, и тот сказал:
   – Думаю, что у вас нет никаких шансов встретиться с Фавелем. Вы бы стали слушать в разгар боевых действий какого-то ученого?
   – Наверное, не стал бы, – понуро сказал Уайетт.
   Из разговоров, ведущихся вокруг него, он начал понимать, как складывается военная ситуация. Имя Серрюрье почти не упоминалось, зато у всех на устах был Рокамбо.
   – Кто этот Рокамбо, черт возьми? – поинтересовался Доусон.
   – Он был одним из младших генералов, – начал Уайетт. – Потом его назначили вместо убитого Дерюйе, и Фавель сразу почувствовал, что Рокамбо значительно сильнее своего предшественника. Фавель думал закончить войну одним ударом, но Рокамбо удалось провести успешную операцию по выводу войск из опасной зоны. Он отошел к востоку, и сейчас его части перегруппировываются. К тому же ему удалось опустошить арсенал Сан-Хуан. У него теперь достаточно оружия и боеприпасов, чтобы закончить войну не так, как хочется Фавелю.
   – А Фавель не сможет предупредить его, добить его, пока он еще не готов?
   Уайетт покачал головой.
   – Фавель устал. Он уже давно борется против превосходящих сил. Его люди еле стоят на ногах. Ему тоже нужна передышка.
   – Ну, и что же теперь будет?
   Уайетт поморщился.
   – Фавель остановятся в Сен-Пьере, он не может идти дальше. В городе он будет держать оборону, а потом налетит Мейбл и сметет всю его армию. Впрочем, и другую тоже. В этой войне не будет победителей.
   Доусон искоса посмотрел на Уайетта.
   – Может, нам как-нибудь удрать отсюда? – предложил он. – Мы могли бы подняться вверх по Негрито.
   – Только после того, как я повидаюсь с Фавелем, – твердо сказал Уайетт.
   – Ну, ладно, – вздохнул Доусон. – Останемся и повидаемся с Фавелем, может быть. – Он помолчал. – А где именно Рокамбо перегруппирует свои части?
   – К востоку, в стороне от прежней дороги, милях в пяти от города.
   – Святые угодники! – воскликнул Доусон. – Да ведь туда, кажется, отправились Росторн и другие?
   – Я стараюсь не думать об этом, – сухо сказал Уайетт.
   – Извините, – угрюмо сказал Доусон. – Извините меня за мой глупый поступок, ну, с автомобилем. Если б не я, мы все были бы вместе.
   Уайетт с удивлением посмотрел на него. Что случилось с Доусоном? Это был не тот человек, которого он в первый раз увидел в клубе Марака, – большой известный писатель. И не тот, который в камере послал его к черту.
   – Я как-то уже спрашивал вас об этом, – осторожно сказал Уайетт, – но вы чуть не съели меня...
   Доусон поднял глаза.
   – Вы хотите спросить, почему я пытался украсть вашу машину? Я вам скажу. Я испугался. Большой Джим Доусон испугался.
   – Вот это меня все время смущало, – задумчиво сказал Уайетт. – Это не похоже на то, что я слышал о вас.
   Доусон горько усмехнулся и ответил без тени юмора:
   – То, что вы слышали, муть. Я трус.
   Уайетт бросил взгляд на его руки.
   – Я бы так не сказал.
   – Понимаете, какая смешная вещь. Когда я столкнулся с Розо и понял, что мои слова на него не действуют, я должен был бы испугаться, но вместо этого пришел в ярость. Со мной ведь раньше ничего подобного не случалось. А что касается моей репутации, то это все подделка, грим. Да в этом не было ничего трудного – поехал в Африку, подстрелил льва, и ты уже герой. С помощью таких вещей я заработал себе репутацию, как говорят китайцы, создал бумажного тигра. А журналисты! Просто диву даешься, до чего они неразборчивы.
   – Но для чего все это? – спросил Уайетт. – Вы же хороший писатель, все критики согласны в этом, вам не нужны никакие ходули.
   – То, что думают критики и что думаю я, – разные вещи, – сказал Доусон, разглядывая пыльный носок своего ботинка. – Когда я сижу перед пишущей машинкой с чистым листом бумаги, у меня в животе появляется противное сосущее чувство. И когда я заполняю этот лист своими текстами, выпускаю книгу, это чувство усиливается. И каждый раз, когда выходит очередной роман, я предполагаю страшный провал и должен что-то придумать, чтобы читатели покупали его. Так и появился Большой Джим Доусон.
   – Вы все время стремитесь к невозможному – к совершенству.
   Доусон улыбнулся.
   – И буду стремиться снова, – сказало он бодро. – Но теперь я думаю, что не буду бояться.
   Несколько часов спустя Уайетта разбудили. Он не помнил, как заснул, и когда открыл глаза, почувствовал, что все части тела затекли, суставы ныли. Он зажмурился от яркого света фонаря.
   – Кто из вас Уайетт? Вы?
   – Я Уайетт, – сказал он. – А вы кто? – Он отбросил одеяло, которым кто-то заботливо укрыл его, и, взглянув вверх, увидел крупного бородатого человека, смотревшего на него.
   – Я Фуллер. Я искал вас по всему Сен-Пьеру. Вас хочет видеть Фавель.
   – Фавель хочет видеть меня? – воскликнул Уайетт. – Откуда ему известно о моем существовании?
   – Это целая история. Пошли.
   Уайетт с трудом поднялся на ноги и посмотрел через открытую дверь на улицу. Начало светать, и Уайетт смог различить силуэт стоявшего там джипа. Мотор его тихо урчал. Он повернулся к бородатому.
   – Фуллер? Вы – англичанин, один из тех, кто живет на Северном побережье, в Кампо-де-лас-Перлас?
   – Точно.
   – Вы и Мэннинг.
   – Да, да, – подтвердил Фуллер в нетерпении. – Пошли, у нас нет времени на болтовню.
   – Подождите, я разбужу Доусона.
   – Времени нет, – повторил Фуллер. – Пусть он останется здесь.
   Уайетт сурово посмотрел на Фуллера.
   – Послушайте, этого человека избили головорезы Серрюрье из-за вас. Мы были на волоске от расстрела. Нет, он поедет со мной.
   К чести Фуллера, он слегка смутился.
   – Ладно, давайте в темпе.
   Уайетт разбудил Доусона, быстро объяснил ему ситуацию, и Доусон встал.
   – Как же, черт возьми, он узнал о вас? – был первый его вопрос.
   – Фуллер объяснит нам это по дороге, – сказал Уайетт тоном, не оставлявшим сомнений в том, что Фуллеру и впрямь придется заняться разъяснениями.
   Они сели в джип и отъехали. Фуллер сказал:
   – Фавель со своим штабом разместился в «Империале».
   – Черт, – воскликнул Доусон. – Мы могли бы не двигаться оттуда ни на йоту. Мы там были вчера.
   – Правительственные здания подверглись бомбардировке, – сказал Фуллер, – ими какое-то время нельзя будет пользоваться.
   – Вы это говорите нам, – с чувством произнес Уайетт. – Мы все это испытали на себе.
   – Да, я слышал. Сочувствую вам.
   Уайетт посмотрел на небо, втянул в себя воздух. Было очень жарко, странно жарко для утреннего часа. «Днем будет просто пекло», – подумал он, нахмурившись.
   – Почему Фавель послал за мной?
   – Там появился один английский журналист, который произносил какие-то странные речи, что-то насчет урагана. В общем, какую-то чушь. Однако Фавеля это почему-то заинтересовало, и он распорядился отыскать вас. Вы ведь метеорологический бог, не так ли?
   – Да, – сказал Уайетт бесцветным голосом.
   – Значит, Костону удалось прорваться, – сказал Доусон. – Что ж, хорошо.
   Фуллер захихикал.
   – Но прежде ему пришлось отступать в правительственной армии. Он-то и сообщил нам, что вас посадили в кутузку в участке на площади Свободы. Но это не очень обнадеживало. Мы прилично ее расколошматили, но ваших трупов там не нашли, поэтому мы решили, что, может быть, вам удалось удрать. Я искал вас всю ночь – Фавель очень настаивал на том, чтобы вас найти. А когда он настаивает, дела делаются.
   – Когда возобновится война? – спросил Уайетт.
   – Как только Рокамбо начнет наступление. Мы сейчас будем обороняться, у нас нет сил для атаки.
   – А что делают правительственные войска на западе?
   – Они сосредоточены около базы. Серрюрье все еще боится, что янки вылезут оттуда и ударят его с тыла.
   – Пойдут ли они на это?
   – Да нет, что вы! Это местная война, американцам в ней делать нечего. Они, конечно, предпочитают Фавеля Серрюрье, а кто нет? Но вмешиваться в их борьбу не будут. Слава Богу, Серрюрье придерживается другого мнения.
   Уайетта заинтересовал Фуллер. Он говорил авторитетно, как представитель командования и человек, безусловно, близкий Фавелю. Но задавать ему много вопросов было сейчас не время, были вещи гораздо более серьезные. Самое главное – Фавель хочет его видеть. И Уайетт решил мысленно повторить то, что он скажет Фавелю.
   Фуллер остановил машину возле «Империала», и они вылезли из нее. Люди постоянно входили в отель, выходили из него, и Уайетт обратил внимание на то, что дверь-вертушка была снята, чтобы не мешать проходу. Он отметил про себя эту небольшую, но значительную деталь как знак деловитости и расторопности Фавеля. Он последовал за Фуллером в фойе и увидел, что внутри произошли изменения. Фойе было очищено от посторонних предметов, а бар превращен в помещение для стратегических карт.
   Фуллер сказал:
   – Подождите. Я пойду доложу, что вы прибыли.
   Он ушел, и Доусон заметил:
   – Здесь война мне больше нравится.
   – Вполне вероятно, вы измените свое мнение, когда Рокамбо начнет наступление.
   – Очень может быть, – сказал Доусон, – но я не собираюсь горевать по этому поводу.
   На лестнице раздался приветливый окрик, и они увидели Костона, спешащего к ним.
   – Рад вас видеть. Здорово, что вам удалось вырваться из кутузки.
   Уайетт улыбнулся.
   – Нас выбили оттуда.
   – Не верьте ему, – сказал Доусон. – Уайетт сделал большое дело. Он, собственно, вызволил нас обоих оттуда. – Он уставился на Костона. – Что это у вас на лице?
   – Сапожный крем. Никак не могу его смыть. Вы, наверное, хотите умыться и переодеться?
   – А где Джули и Росторн? – спросил Уайетт.
   Костон помрачнел.
   – Мы очень скоро потеряли друг друга из виду. Сначала мы планировали двигаться на восток.
   – Они и двинулись на восток, – сказал Уайетт. – Но там сейчас армия Серрюрье.
   Наступило неловкое молчание, потом Костон сказал:
   – Сходите оба помойтесь, пока есть время. Фавель все равно сейчас вас не примет, у него совещание. Они стараются выжать из ситуации все, что возможно.
   Он провел их в свою комнату, где их ожидали вода и мыло. Одного взгляда на руки Доусона было достаточно, чтобы появился врач и увел его к себе. Костон подал Уайетту чистую рубашку и механическую бритву. Уайетт сел на постель и, когда начал бриться, сразу почувствовал себя лучше.
   – Как вы отделились от других? – спросил он Костона.
   Костон поведал Уайетту о своих приключениях и, заканчивая, сказал:
   – В конце концов, добрался до Фавеля, и мне удалось убедить его в том, что ему нужно поговорить с вами. – Он почесал затылок. – То ли вообще его не нужно было убеждать, то ли моя сила убеждения больше, чем я думал, не знаю. Во всяком случае он быстро все схватил. Интересный парень.
   – Если не принимать во внимание ураган, как вы думаете, есть у него шанс победить в этой войне?
   Костон усмехнулся.
   – На этот вопрос невозможно ответить. Правительственная армия куда сильней, и покамест он выигрывает за счет неожиданности действий и тонкого расчета. Он планирует каждый свой шаг, основы его наступательной операции были заложены несколько месяцев тому назад. – Он помолчал. – Вы знаете, ведь главные силы правительственной артиллерии до сих пор так и не были введены в дело. Пушки стреляли в какой-то жуткой каше почти у самого устья Негрито, и Фавель захватил их. Я сначала думал, что ему так повезло, но теперь знаю, что он никогда не полагается на удачу. Он и в данном случае все организовал. Он подкупил Лескюйе, командующего правительственной артиллерией; тот издал серию противоречащих один другому приказов, и две колонны артиллерии столкнулись лоб в лоб на узкой дороге. Затем Лескюйе сбежал, и пока Дейрюйе разбирался, что к чему, все было кончено. К тому же сам Дерюйе погиб.
   – Именно тогда командующим стал Рокамбо, – сказал Уайетт.
   Костон кивнул головой.
   – Да, к сожалению. Потому что Рокамбо – чертовски умелый командир, он намного лучше Дерюйе. Он вывел правительственную армию из ловушки. И что теперь будет, Бог знает.
   – А бронетехника сильно беспокоила Фавеля, когда он вышел на равнину?
   – Да нет. Он отсортировал захваченные им пушки, безжалостно выбросил всякую рухлядь, а из оставшихся сформировал шесть мобильных колонн и начал поливать огнем бронетехнику Серрюрье. Стоило какому-нибудь танку или броневику только показаться на поле боя, как дюжина орудий начинала их обрабатывать. В общем, Фавель с самого начала держал все в своих руках, правительственные генералы плясали под его дудку до тех пор, пока не появился Рокамбо. Вот, к примеру, как Фавель расправился с третьим полком на площади Черной Свободы. Он заранее заслал в город корректировщиков огня, снабдил их рациями, и они зажали этот полк в клещи, когда он еще только формировался.
   – Я знаю, – сказал Уайетт сумрачно. – Я видел результат.
   Лицо Костона расплылось в улыбке.
   – Столь же эффективно Фавель расправился с опереточными военно-воздушными силами Серрюрье. Самолеты поднялись в воздух, провели по три боевые атаки, это верно, но затем обнаружилось, что в их баках нет горючего. Бросились открывать запасные емкости, заправили баки, и тут же выяснилось, что в горючем растворен сахар – его, как вы знаете, на Сан-Фернандесе навалом, так что все самолеты застыли на земле с заклиненными моторами.
   – Что ж, ему надо поставить пятерку за прилежание, – заметил Уайетт.
   – А какова роль Мэннинга и Фуллера во всем этом?
   – Мне еще не все до конца ясно. Я думаю, что они связаны с поставками вооружения. У Фавеля четкое представление о том, что ему нужно, – винтовки, автоматы, подвижная артиллерия, в том числе горные пушки и минометы, ну и, конечно, боеприпасы. Все это, разумеется, стоит дорого, и мне пока не удалось выяснить, кто финансировал поставки. Полиция, кажется, подозревала, что Мэннинг и Фуллер связаны с Фавелем. Они избили Доусона до полусмерти, пытаясь добыть у него информацию.
   – Я видел его руки, – сказал Костон. – И что он им сказал?
   – А что он им мог сказать? Он просто уперся и все.
   – Удивительно. У журналистов он имел репутацию мыльного пузыря. Мы знаем, к примеру, что авиакатастрофа на Аляске пару лет тому назад была срежиссирована для того, чтобы поднять тиражи его книг. Ее организовал Дон Вайсман, а исполнил один оставшийся без работы летчик.
   – А кто это Дон Вайсман?
   – Агент Доусона по прессе. Я всегда полагал, что нам приходится видеть Доусона в образе, который создает Вайсман.
   – Я думаю, что теперь Вайсман может считаться бывшим агентом Доусона, – заметил Уайетт.
   Костон поднял брови.
   – А что, с Доусоном что-нибудь не в порядке?
   – Нет, с Доусоном все в порядке. – Он отложил бритву. – Когда же я увижусь с Фавелем?
   Костон пожал плечами.
   – Когда он будет готов вас принять. У него сейчас забот по горло. Мне кажется, запас его военных хитростей подошел к концу. Его первоначальный план был хорош, но он уже выполнен, и дела могут обернуться не в пользу Фавеля. Перед ним маячит угроза прямого военного столкновения с Рокамбо, а он не в той форме, чтобы рассчитывать в нем на успех. У него всего пять тысяч человек, а у правительства – пятнадцать. Если он станет меряться силами с Рокамбо, ему конец. Уж лучше ему сразу отойти к себе в горы.
   Уайетт застегнул рубашку.
   – Ему надо принимать решение быстрее, – сказал он мрачно. – Мейбл не будет ждать.
   Костон некоторое время молчал, затем с чувством спросил:
   – Кроме ваших догадок, у вас все же есть какие-нибудь конкретные данные? Что вы можете предложить Фавелю?
   Уайетт подошел к окну и посмотрел на горячее синее небо.
   – Немного, – сказал он. – Если бы я был на базе, я бы посмотрел на свои приборы, их показания дали бы мне что-то, а так... – Он пожал плечами.
   Костон выглядел разочарованным. Уайетт сказал:
   – А знаете, сейчас погода – как раз для урагана. Эта тишина и жара неестественны. Что-то остановило отток воздуха с юго-востока, и я полагаю, это Мейбл. – Он кивнул в сторону моря. – Он там, за горизонтом. Я не могу ничем доказать, что он движется сюда, но это, безусловно, так.
   – Там внизу есть барометр. Может, взглянуть на него? – с некоторой надеждой в голосе предложил Костон.
   – Я взгляну, – сказал Уайетт. – Но думаю, это вряд ли что-нибудь даст.
   Они спустились вниз, в суматоху армейского штаба, и Костон показал Уайетту барометр, висевший на стене в кабинете метрдотеля.
   – Господи Боже мой! Барометр Торичелли! Это же музейная редкость. – Он прикоснулся к нему рукой. – Ему никак не меньше ста лет. – Вглядевшись в него внимательнее, он поправился. – Нет, чуть меньше. Вот: Адамеус Копенганс – Амстердам – 1872.
   – Ну, а им можно пользоваться? – спросил Костон.
   – Это, знаете ли, все равно, что предложить физику топор для расщепления атома. – Он постучал по стеклу рукой. – Эта штука сообщает нам о том, что происходит сейчас, а это не так важно. Важно знать, что произошло за последние двадцать четыре часа. Я бы сейчас дорого дал за анероид с барографом и с данными за последние три дня.
   – Значит, этот бесполезен?
   – Боюсь, что да. К тому же его показания, думаю, не точны. Не представляю себе, чтобы кто-нибудь здесь следил за ним, корректировал его, учитывая температуру, влажность.
   Голос Костона звучал иронически.
   – Беда с вами, учеными, состоит в том, что вы усовершенствовали ваши приборы до такой степени, что теперь не можете без них обойтись. Что же вы делали раньше без спутников и электронных устройств?
   – Полагались на опыт и инстинкт, – спокойно парировал Уайетт, – что я сейчас и делаю. Если бы вы имели дело со столькими ураганами, со сколькими я, то у вас возникло бы шестое чувство, которое без всяких приборов подсказало бы вам, как поведет себя тот или иной ураган. Глас опыта, я бы сказал.
   – Я-то вам верю, – протянул Костон задумчиво. – Но вопрос в том, сможем ли мы убедить Фавеля?
   – Меня волнует и другое. Что предпримет Фавель если мы его убедим. Он между двух огней.
   – Давайте посмотрим, закончилось ли совещание, – сказал Костон. – Как журналисту, мне интересно знать, что он делает. – Он провел рукой по лбу. – Да, вы правы, погода какая-то необычная.
   Фавель еще не освободился, и они ждали в фойе, наблюдая, как между залом ресторана, где проходило совещание, и входом в отель постоянно курсировали вестовые. Наконец, из зала вышел Фуллер и позвал их.
   – Вы следующие, – сказал он. – И постарайтесь побыстрее. – Он посмотрел на Уайетта своими чистыми голубыми глазами. – Лично я думаю, что это потеря времени. Здесь не бывает ураганов.
   – Серрюрье говорил мне то же самое и почти теми же словами, – сказал Уайетт. – Он тоже не метеоролог, знаете ли.
   Фуллер хмыкнул.
   – Ладно, входите. Поговорим, и дело с концом.
   Он проводил их в обеденный зал. Посередине его на столах, составленных вместе, были разложены карты, в дальнем углу стояла группа людей, тихо переговаривавшихся между собой. Сцена чем-то напомнила Уайетту совещание у Серрюрье, проходившее в богато орнаментированном зале дворца. Но были отличия: не было видно золотых галунов, не было атмосферы истерии.
   Костон тронул Уайетта за локоть.
   – Вон Мэннинг, – сказал он, указывая на высокого белого человека. – А рядом с ним Фавель.
   Фавель оказался худым жилистым человеком ниже среднего роста. Кожа его была светлее, чем у обыкновенного жителя Сан-Фернандеса, а глаза были неожиданно пронзительно голубыми, нечто совершенно необычное для представителя негроидной расы. Он был одет в простую полевую форму цвета хаки, открытый ворот рубашки обнажал колонну сильной жилистой шеи. Когда он повернулся, чтобы, приветствовать Уайетта, сеть морщинок вокруг глаз пришла в движение, и на его лице появилась улыбка.
   – А, мистер Уайетт, – сказал он. – А я ищу вас. Я хочу знать, что вы собираетесь мне сообщить, и, судя по словам мистера Костона, боюсь, что это мне не понравится. – Его английский язык был правильным и лишенным акцента.
   – На нас идет ураган, – выпалил Уайетт без всяких околичностей.
   Выражение лица Фавеля не изменилось. Он продолжал смотреть на Уайетта с легкой улыбкой.
   – Да ну! – сказал он иронично.
   Высокий человек, Мэннинг, подал свой голос:
   – Это слишком смелое утверждение, мистер Уайетт. Здесь не было ураганов с 1910 года.
   – Я уже устал от этих слов, – сказал Уайетт с досадой. – Что, в цифре 1910 есть что-то магическое? И не следует ли нам ожидать следующего урагана в 2010 году?
   Фавель сказал примирительным тоном:
   – Если не в 2010 году, то когда все же нам его ожидать?
   – В течение двадцати четырех часов, – объявил Уайетт, – не больше.
   Мэннинг презрительно-насмешливо присвистнул, но Фавель поднял руку.
   – Чарльз, я знаю, что ты не любишь помех в разгар войны, но давай все же выслушаем мистера Уайетта. От этого может сильно зависеть весь план наших дальнейших действий. – Он облокотился на стол и ткнул свой коричневый палец в сторону Уайетта. – Давайте вашу информацию.
   Уайетт глубоко вздохнул. Он чувствовал себя обязанным убедить этого худого черного человека, в глазах которого неожиданно появился теперь холодный металлический блеск.
   – Ураган был замечен пять дней тому назад одним из метеорологических спутников. Спустя сутки я отправился на встречу с ним на специально оборудованном самолете и обнаружил, что этот ураган чрезвычайно опасен, один из самых опасных из тех, с которыми мне приходилось сталкиваться. Я держал его под контролем, пока мне не пришлось покинуть базу, и до тех пор он шел по расчетному курсу. Но потом я не имел возможности следить за ним.
   – Этот расчетный курс, задевает он Сан-Фернандес? – спросил Фавель.
   – Нет, – сказал Уайетт. – Но ураганы часто совершенно непредсказуемо меняют траекторию.
   – Вы сообщили об этом командующему Бруксу? – спросил Мэннинг резким тоном.