Страница:
Костон ездил по городу в одолженном у кого-то автомобиле и, наконец, повернул в долину Негрито. Сверяясь по карте, он нашел кратчайший путь к зоне, обозначенной красной линией. Он свернул на какой-то проселок, приведший его к основной магистрали недалеко от того места, где Фавель захватил артиллерию Серрюрье. Там поток беженцев соприкасался с отрядом фавельских войск человек в двести. Они занимались тем, что выводили из колонны дееспособных мужчин, разбивали их на взводы и уводили в разных направлениях. Заинтересованный этим, Костон последовал за одним из них и увидел, как людям вручали лопаты и под дулом винтовок заставляли рыть землю.
Фавель оборудовал линию обороны по восьмидесятифутовому контуру.
Когда Костон вернулся в машину, он стал свидетелем жуткой сцены: на обочине дороги солдаты кидали в кучу трупы людей – тех, кто наотрез отказался копать землю для победы Фавеля.
Подавленный картиной смерти, он решил было подняться по долине Негрито в безопасный район, но заставил себя повернуть машину обратно в город, – работа была для него важнее всего на свете. Он добрался до «Империала» и стал разыскивать Уайетта. Он нашел его на крыше отеля, Уайетт смотрел на небо. Костон тоже взглянул вверх и увидел, что солнце было слегка завуалировано легким слоем перистых облаков.
– Что нового? – спросил он.
Уайетт повернулся к нему.
– Вон, видите, облака? Мейбл в пути, – сказал он. Костон спросил:
– А что в них особенного? В Англии часто бывают такие облака.
– Скоро увидите разницу.
Костон искоса посмотрел на него.
– Ну, как настроение, получше?
– Ничего, – мрачно ответил Уайетт.
– Мне пришла в голову мысль, которая, может быть, утешит вас. Люди, на которых должен обрушиться ураган, – солдаты Серрюрье. А солдатам полагается умирать, им за это деньги платят, в отличие от женщин и детей Сен-Пьера.
– Как там в городе?
– Напряженно. Были попытки мародерства, но люди Фавеля быстро положили этому конец. – Костон умышленно умолчал о том, какими методами производилась эвакуация населения. – Самое ужасное то, что из города ведет практически одна дорога. А вы представляете себе, какая часть дороги вместит все население города?
– У меня не было возможности заниматься этим, – колко сказал Уайетт.
– А я вот подсчитал, и получилось – примерно двенадцать миль. Поскольку они движутся со скоростью не более, чем две мили в час, всей колонне потребуется шесть часов, чтобы пройти любую точку на дороге.
– А я тут битый час изучал карты, – сказал Уайетт. – Фавель попросил меня определить безопасные для людей районы. Я с превеликим тщанием рассматривал абсолютно все эти линии, но, – он стукнул кулаком по ладони, – определить абсолютно безопасное пространство не смог. Городским войскам надо было разработать план немедленной эвакуации населения на случай урагана, – сердито закончил он.
– Ну, Фавель тут не при чем, – справедливо заметил Костон. – Это вина Серрюрье. – Он взглянул на часы. – Уже час, а Рокамбо еще не предпринимал никаких действий. Вероятно, его потрепали серьезнее, чем мы думаем. Вы поели?
Уайетт помотал головой, и Костон предложил:
– Давайте перекусим. Может, долго еще не придется думать о еде.
Они спустились вниз и сразу же столкнулись с Мэннингом.
– Когда должен начаться ураган? – спросил он.
– Я пока еще не могу точно сказать, – ответил Уайетт. – Дайте мне еще пару часов, и тогда будет ясно.
Мэннинг был явно разочарован, но промолчал. Костон спросил его:
– Можем мы где-нибудь поесть? У меня урчит в животе?
Мэннинг улыбнулся.
– Мы тут нашли несколько цыплят. Пошли.
Он провел их в комнату метрдотеля, которая была превращена в подобие офицерского клуба. Там они застали Фавеля, заканчивавшего еду. Он тоже расспросил Уайетта об урагане, несколько более подробно, чем Мэннинг, затем встал и отправился в свой зал с картами.
Костон, расправляясь с куриной косточкой, спросил Мэннинга:
– Как вы оказались втянутым во все это дело с Фавелем?
– Это моя работа, – лаконично ответил Мэннинг.
– Вы имеете в виду советы по организации военных действий?
Мэннинг усмехнулся.
– Фавель в этом не нуждается.
Костон напустил на себя глубокомысленный вид.
– Ага. И словно на него внезапно нашло озарение, воскликнул. – Вы, наверное, имеете дело с АФК?
– Это что такое? – спросил Уайетт.
– Антильская Фруктовая Корпорация – крупнейший бизнес в этой части земного шара. Меня всегда интересовало, кто финансирует Фавеля, – сказал Костон.
Мэннинг положил в тарелку куриную кость.
– Я не обязан вам отвечать и не стану трепаться перед всякими репортерами.
– В общем, это правильно, – согласился Костон. – Но если репортер нащупал что-то и настолько хорошо сработал, что сумел подкрепить свои догадки фактами, то почему бы ему не предоставить полной картины дела? Под вашим углом зрения, конечно.
Мэннинг рассмеялся.
– А вы мне нравитесь, Костон. В самом деле, нравитесь. Ну, что ж, я могу вам обрисовать картину, но, разумеется, неофициально, так что не ссылайтесь на меня. Скажем, я разговариваю с Уайеттом, а вы тут случайно оказались и все подслушали. – Он посмотрел на Уайетта. – Ну вот. Предположим, жила-была некая американская компания, которая однажды инвестировала кучу денег на Сан-Фернандесе, но все ее акции были экспроприированы Серрюрье.
– АФК, – вставил Костон.
– Может быть, – сказал Мэннинг. – Но я этого не говорил. Хозяева этой компании, естественно, пришли в бешенство. Они потеряли больше двадцать пяти миллионов долларов, ну и держатели акций, конечно, тоже не были обрадованы. Это одна сторона дела. Другая сторона – Фавель. Этот парень может что-то сделать в данной ситуации по своим собственным причинам. Но у него нет денег на закупку оружия. Итак, обе стороны вполне логично сходятся.
– А почему вас-то выбрали посредником? – спросил Костон.
Мэннинг пожал плечами.
– Я занимаюсь такими делами профессионально. Меня можно нанять. Они не хотели, чтобы был американец. Это может создать ненужные осложнения. Как бы то ни было, я занялся закупками на деньги компании. Есть у меня один знакомый парень в Швейцарии, американец, кстати, у него достаточно стволов, чтобы вооружить всю британскую армию. А уж о наших скромных задачах говорить не приходится. Фавель хорошо знал, что ему нужно – винтовки, автоматы, минометы, чтобы создавать плотный огонь, не теряя мобильности, несколько горных пушек. Он отобрал людей и организовал за пределами острова учебный лагерь, я вам, разумеется, не скажу, где. Он нанял нескольких инструкторов-артиллеристов, а потом, уже на острове, постепенно начал собирать отряды. Когда под его началом собралось немало людей, мы привезли ему оружие.
Уайетт спросил с недоверием:
– Вы что хотите сказать, что все делалось ради того, чтобы фруктовая компания смогла получить немного больше долларов в качестве прибыли?
Мэннинг бросил на него пронзительный взгляд и сжал руку в кулак.
– Нет, – сказал он сухо. – Откуда у вас такие, мысли?
– Ради Бога, простите моего друга, – вмешался Костон. – У него в некотором смысле молоко на губах не обсохло. Он не всегда понимает факты жизни, на что я недавно имел случай ему указать.
Мэннинг ткнул пальцем во Уайетта.
– Повторите то, что вы сказали, Фавелю, и ваша голова слетит с плеч. Кто-то должен, в конце концов, вышибить Серрюрье, и Фавель – единственный человек, у которого достает сил и мужества решиться на это. Причем конституционным путем этого сделать нельзя, – конституцию, как вы знаете, Серрюрье ликвидировал. Значит, остается хирургическая операция и кровь. Увы, но это так.
Он успокоился и с улыбкой обратился к Костону.
– Не исключено, что наша гипотетическая фруктовая компания поймала за хвост тигра. Фавель – далеко не марионетка. Он по духу реформатор, знаете ли, и будет выступать за улучшение условий работы на плантациях, за повышение заработной платы. – Он пожал плечами. – Впрочем, меня это не касается. Я в этой компании не состою, и мне все рано, будет Фавель кусать кормящую его руку или нет.
Уайетт нахмурился. Выходило, что Костон опять прав. В этом странном мире политики все было перевернуто с ног на голову, черное и белое смешались в какую-то серую пелену, а люди из лучших побуждений совершали предосудительные поступки и настороженно относились к поступкам благим. Это был чуждый ему мир, и он страстно захотел поскорее покинуть его и вернуться к себе, в область формул и цифр, в которой его могло тревожить только то, как поведет себя очередной ураган.
Он решил извиниться перед Мэннингом, но тот продолжал что-то увлеченно толковать Костону.
– ... будет лучше, если Сан-Фернандес предоставит место свободному капиталу. Все дело в наличии здесь свободных денег. Тогда это будет славное место.
– А можно доверять Фавелю? – поинтересовался Костон.
– Думаю, что да. Он по натуре либерал, но не хлюпик и не захочет, чтобы им вертели так же, как, скажем, русские Кастро. Он и американцам будет сопротивляться. – Мэннинг улыбнулся. – За базу на мысе Саррат он заставит их заплатить кругленькую сумму. – Он внезапно посерьезнел. – Фавель, конечно, будет диктатором, другого выхода у него нет. Местный народ, искореженный Серрюрье, к самоуправлению не готов. Но я думаю, он будет совсем не плохим диктатором, особенно по сравнению с Серрюрье.
– Угу, – промычал Костон. – И его, конечно, будут костерить благие дураки, которые не понимают сути происходящего здесь.
– Это его не затронет, – сказал Мэннинг. – Ему плевать, что о нем говорят, хотя он может и отомстить.
Столик, за которым они сидели, вдруг затрясся, и с востока донесся глухой рокот. Мэннинг встрепенулся.
– Партия начинается. Рокамбо сделал первый ход, – сказал он.
III
Фавель оборудовал линию обороны по восьмидесятифутовому контуру.
Когда Костон вернулся в машину, он стал свидетелем жуткой сцены: на обочине дороги солдаты кидали в кучу трупы людей – тех, кто наотрез отказался копать землю для победы Фавеля.
Подавленный картиной смерти, он решил было подняться по долине Негрито в безопасный район, но заставил себя повернуть машину обратно в город, – работа была для него важнее всего на свете. Он добрался до «Империала» и стал разыскивать Уайетта. Он нашел его на крыше отеля, Уайетт смотрел на небо. Костон тоже взглянул вверх и увидел, что солнце было слегка завуалировано легким слоем перистых облаков.
– Что нового? – спросил он.
Уайетт повернулся к нему.
– Вон, видите, облака? Мейбл в пути, – сказал он. Костон спросил:
– А что в них особенного? В Англии часто бывают такие облака.
– Скоро увидите разницу.
Костон искоса посмотрел на него.
– Ну, как настроение, получше?
– Ничего, – мрачно ответил Уайетт.
– Мне пришла в голову мысль, которая, может быть, утешит вас. Люди, на которых должен обрушиться ураган, – солдаты Серрюрье. А солдатам полагается умирать, им за это деньги платят, в отличие от женщин и детей Сен-Пьера.
– Как там в городе?
– Напряженно. Были попытки мародерства, но люди Фавеля быстро положили этому конец. – Костон умышленно умолчал о том, какими методами производилась эвакуация населения. – Самое ужасное то, что из города ведет практически одна дорога. А вы представляете себе, какая часть дороги вместит все население города?
– У меня не было возможности заниматься этим, – колко сказал Уайетт.
– А я вот подсчитал, и получилось – примерно двенадцать миль. Поскольку они движутся со скоростью не более, чем две мили в час, всей колонне потребуется шесть часов, чтобы пройти любую точку на дороге.
– А я тут битый час изучал карты, – сказал Уайетт. – Фавель попросил меня определить безопасные для людей районы. Я с превеликим тщанием рассматривал абсолютно все эти линии, но, – он стукнул кулаком по ладони, – определить абсолютно безопасное пространство не смог. Городским войскам надо было разработать план немедленной эвакуации населения на случай урагана, – сердито закончил он.
– Ну, Фавель тут не при чем, – справедливо заметил Костон. – Это вина Серрюрье. – Он взглянул на часы. – Уже час, а Рокамбо еще не предпринимал никаких действий. Вероятно, его потрепали серьезнее, чем мы думаем. Вы поели?
Уайетт помотал головой, и Костон предложил:
– Давайте перекусим. Может, долго еще не придется думать о еде.
Они спустились вниз и сразу же столкнулись с Мэннингом.
– Когда должен начаться ураган? – спросил он.
– Я пока еще не могу точно сказать, – ответил Уайетт. – Дайте мне еще пару часов, и тогда будет ясно.
Мэннинг был явно разочарован, но промолчал. Костон спросил его:
– Можем мы где-нибудь поесть? У меня урчит в животе?
Мэннинг улыбнулся.
– Мы тут нашли несколько цыплят. Пошли.
Он провел их в комнату метрдотеля, которая была превращена в подобие офицерского клуба. Там они застали Фавеля, заканчивавшего еду. Он тоже расспросил Уайетта об урагане, несколько более подробно, чем Мэннинг, затем встал и отправился в свой зал с картами.
Костон, расправляясь с куриной косточкой, спросил Мэннинга:
– Как вы оказались втянутым во все это дело с Фавелем?
– Это моя работа, – лаконично ответил Мэннинг.
– Вы имеете в виду советы по организации военных действий?
Мэннинг усмехнулся.
– Фавель в этом не нуждается.
Костон напустил на себя глубокомысленный вид.
– Ага. И словно на него внезапно нашло озарение, воскликнул. – Вы, наверное, имеете дело с АФК?
– Это что такое? – спросил Уайетт.
– Антильская Фруктовая Корпорация – крупнейший бизнес в этой части земного шара. Меня всегда интересовало, кто финансирует Фавеля, – сказал Костон.
Мэннинг положил в тарелку куриную кость.
– Я не обязан вам отвечать и не стану трепаться перед всякими репортерами.
– В общем, это правильно, – согласился Костон. – Но если репортер нащупал что-то и настолько хорошо сработал, что сумел подкрепить свои догадки фактами, то почему бы ему не предоставить полной картины дела? Под вашим углом зрения, конечно.
Мэннинг рассмеялся.
– А вы мне нравитесь, Костон. В самом деле, нравитесь. Ну, что ж, я могу вам обрисовать картину, но, разумеется, неофициально, так что не ссылайтесь на меня. Скажем, я разговариваю с Уайеттом, а вы тут случайно оказались и все подслушали. – Он посмотрел на Уайетта. – Ну вот. Предположим, жила-была некая американская компания, которая однажды инвестировала кучу денег на Сан-Фернандесе, но все ее акции были экспроприированы Серрюрье.
– АФК, – вставил Костон.
– Может быть, – сказал Мэннинг. – Но я этого не говорил. Хозяева этой компании, естественно, пришли в бешенство. Они потеряли больше двадцать пяти миллионов долларов, ну и держатели акций, конечно, тоже не были обрадованы. Это одна сторона дела. Другая сторона – Фавель. Этот парень может что-то сделать в данной ситуации по своим собственным причинам. Но у него нет денег на закупку оружия. Итак, обе стороны вполне логично сходятся.
– А почему вас-то выбрали посредником? – спросил Костон.
Мэннинг пожал плечами.
– Я занимаюсь такими делами профессионально. Меня можно нанять. Они не хотели, чтобы был американец. Это может создать ненужные осложнения. Как бы то ни было, я занялся закупками на деньги компании. Есть у меня один знакомый парень в Швейцарии, американец, кстати, у него достаточно стволов, чтобы вооружить всю британскую армию. А уж о наших скромных задачах говорить не приходится. Фавель хорошо знал, что ему нужно – винтовки, автоматы, минометы, чтобы создавать плотный огонь, не теряя мобильности, несколько горных пушек. Он отобрал людей и организовал за пределами острова учебный лагерь, я вам, разумеется, не скажу, где. Он нанял нескольких инструкторов-артиллеристов, а потом, уже на острове, постепенно начал собирать отряды. Когда под его началом собралось немало людей, мы привезли ему оружие.
Уайетт спросил с недоверием:
– Вы что хотите сказать, что все делалось ради того, чтобы фруктовая компания смогла получить немного больше долларов в качестве прибыли?
Мэннинг бросил на него пронзительный взгляд и сжал руку в кулак.
– Нет, – сказал он сухо. – Откуда у вас такие, мысли?
– Ради Бога, простите моего друга, – вмешался Костон. – У него в некотором смысле молоко на губах не обсохло. Он не всегда понимает факты жизни, на что я недавно имел случай ему указать.
Мэннинг ткнул пальцем во Уайетта.
– Повторите то, что вы сказали, Фавелю, и ваша голова слетит с плеч. Кто-то должен, в конце концов, вышибить Серрюрье, и Фавель – единственный человек, у которого достает сил и мужества решиться на это. Причем конституционным путем этого сделать нельзя, – конституцию, как вы знаете, Серрюрье ликвидировал. Значит, остается хирургическая операция и кровь. Увы, но это так.
Он успокоился и с улыбкой обратился к Костону.
– Не исключено, что наша гипотетическая фруктовая компания поймала за хвост тигра. Фавель – далеко не марионетка. Он по духу реформатор, знаете ли, и будет выступать за улучшение условий работы на плантациях, за повышение заработной платы. – Он пожал плечами. – Впрочем, меня это не касается. Я в этой компании не состою, и мне все рано, будет Фавель кусать кормящую его руку или нет.
Уайетт нахмурился. Выходило, что Костон опять прав. В этом странном мире политики все было перевернуто с ног на голову, черное и белое смешались в какую-то серую пелену, а люди из лучших побуждений совершали предосудительные поступки и настороженно относились к поступкам благим. Это был чуждый ему мир, и он страстно захотел поскорее покинуть его и вернуться к себе, в область формул и цифр, в которой его могло тревожить только то, как поведет себя очередной ураган.
Он решил извиниться перед Мэннингом, но тот продолжал что-то увлеченно толковать Костону.
– ... будет лучше, если Сан-Фернандес предоставит место свободному капиталу. Все дело в наличии здесь свободных денег. Тогда это будет славное место.
– А можно доверять Фавелю? – поинтересовался Костон.
– Думаю, что да. Он по натуре либерал, но не хлюпик и не захочет, чтобы им вертели так же, как, скажем, русские Кастро. Он и американцам будет сопротивляться. – Мэннинг улыбнулся. – За базу на мысе Саррат он заставит их заплатить кругленькую сумму. – Он внезапно посерьезнел. – Фавель, конечно, будет диктатором, другого выхода у него нет. Местный народ, искореженный Серрюрье, к самоуправлению не готов. Но я думаю, он будет совсем не плохим диктатором, особенно по сравнению с Серрюрье.
– Угу, – промычал Костон. – И его, конечно, будут костерить благие дураки, которые не понимают сути происходящего здесь.
– Это его не затронет, – сказал Мэннинг. – Ему плевать, что о нем говорят, хотя он может и отомстить.
Столик, за которым они сидели, вдруг затрясся, и с востока донесся глухой рокот. Мэннинг встрепенулся.
– Партия начинается. Рокамбо сделал первый ход, – сказал он.
III
Джули смотрела в щелку двери хижины, сделанной из кусков ржавого железа, не обращая внимания на вопли миссис Вормингтон, сидевшей на ящике позади нее. В карьере все еще было много грузовиков, хотя, судя по звукам, многие уже уехали. И вокруг все еще было много солдат. Некоторые стояли небольшими группами, разговаривали и курили, некоторые ходили туда-сюда с озабоченными лицами.
Офицер, который втиснул их в хижину, к счастью, не оставил около нее часового, ограничившись осмотром наружной щеколды. Когда их схватили и повели к карьеру, миссис Вормингтон говорила без умолку, стараясь воздействовать на военных словами. Она заявляла повышенным тоном, что она американка, что с ней нельзя обращаться, как с преступницей, что она защищала свои честь и достоинство, и тому подобное. Но сколько она ни кричала, ее все равно никто не понимал, так как ни офицер, ни солдаты не знали ни слова по-английски. Их довели до хижины, заперли в ней и, как надеялась Джули, забыли о них.
Не в силах больше выносить монотонный монолог миссис Вормингтон, Джули повернула голову:
– Господи, когда же вы замолчите? – сказала она усталым голосом. – Вы что хотите, чтобы они сюда пришли и заткнули вам рот пулей? Они это сделают, будьте уверены, когда им надоест, как и мне, слушать ваши вопли.
Миссис Вормингтон мгновенно захлопнула рот, но не надолго.
– Это невыносимо, – заявила она со страдающим лицом. – Госдепартамент узнает обо всем, когда я вернусь домой.
– Если вернетесь, – жестоко поправила ее Джули. – Вы застрелили человека, и это им не понравится, знаете ли.
– Но они же этого не знают, – возразила миссис Вормингтон. – Они думают, что это сделал грек.
Джули бросила на нее долгий презрительный взгляд. – Не знают, – согласилась она. – Но узнают, если я им скажу.
Миссис Вормингтон в изумлении уставилась на нее.
– Но вы же не будете говорить... нет... правда? – Она осеклась, увидев выражение лица Джули.
– Скажу, если вы не заткнетесь, – угрожающим тоном проговорила Джули. – Это вы убили Эвменидеса. Вы, можно сказать, застрелили его и закололи его штыком. Он был хорошим человеком. Может, не очень смелым, да много ли смелых, но хорошим. Он этого не заслужил. Я вам этого не прощу, так что поберегитесь. Имейте в виду, что если я вас здесь пристукну, это будет не убийство, а справедливое возмездие. – Она говорила тихим и ровным голосом, но смысл ее слов заставил миссис Вормингтон похолодеть и с ужасом в глазах забиться в угол. – Так что не выводите меня из себя, пустомеля. Я могу вас убить, мне это ничего не стоит. – Говоря это Джули держала себя в руках, но кончики ее пальцев дрожали от гнева.
Она удивлялась сама себе. Никогда прежде она ни на кого не набрасывалась с такой яростью и с такой решимостью, с таким желанием причинить боль. Слишком долго выучка стюардессы заставляла ее сдерживать свои чувства, и сейчас она с наслаждением выплескивала их на эту негодную и опасную женщину. Она чувствовала себя сильной и уверенной в том, что делает.
Она вновь посмотрела в щелку. Снаружи по-прежнему наблюдалось большое движение, но никто не обращал на хижину никакого внимания. Джули отошла от двери и решила обработать раны на бедрах от солдатских штыков. Она взяла сумочку, которую каким-то чудом сохранила при себе миссис Вормингтон, и вытряхнула ее содержимое на пол. В ней было обычное женское барахло – помада, гребень, пудреница с зеркальцем, ручка с записной книжкой, деньги – банкноты и монеты в довольно большом количестве, чеки, пузырек с аспирином, пакет марлевых салфеток, небольшая фляжка с виски, набор булавок и заколок, несколько листов бумаги. Ото всего шел запах застарелой пудры.
Пошевелив кучу рукой, Джули сказала с издевкой:
– Вы, кажется, утеряли ваши бриллианты.
Штыковые порезы были неглубокими, но кровь шла довольно сильно. Она вытерла их марлей и обвязала отодранной от рубашки лентой. Затем, вновь надев джинсы, она взяла пузырек, высыпала на ладонь две таблетки аспирина и проглотила их без воды.
– Приведите себя в порядок, – приказала она, бросая миссис Вормингтон оставшиеся салфетки, и подошла к двери.
Джули довольно долго смотрела, что происходит снаружи. Карьер превратился в своего рода автопарк, расположенный в удобной близости от главной дороги, но в стороне от движения. Грузовики постоянно приезжали и уезжали и, судя по всему, на приколе не оставался ни один из них. Она сильно надеялась, хотя и понимала, что оснований для этого мало, на то, что о двух белых женщинах, находившихся в лачуге, благополучно забудут.
Спустя некоторое время ей надоел этот вид, который постоянно менялся, оставаясь, однако, тем же самым, и она решила обследовать внутренность хижины. Миссис Вормингтон молча сидела в своем углу, глядя на Джули выпученными от страха глазами. Не обращая на нее внимания, Джули начала осмотр. В хижине громоздились какие-то ящики, все пустые. Но за шкафом, набитым всякой трухой, она обнаружила кузнечный молот и кирку, и то и другое во вполне приличном состоянии.
Она тщательно осмотрела стены. Деревянный каркас лачуги был сделан из досок, скрепленных гвоздями. Дерево было трухлявым, гвозди ржавыми, и Джули почувствовала уверенность в том, что стены легко удастся сокрушить – при условии, что никто не услышит ударов, что было маловероятно. Она поставила инструменты у двери так, чтобы они не были видны тому, кто войдет в нее, и села на один из ящиков.
По мере того, как солнце поднималось выше, железные стены лачуги нагревались, и скоро к ним нельзя было уже прикоснуться. Женщины сидели и, обливаясь потом, прислушивались к реву моторов и скрежету рычагов. Судя по всему, карьер постепенно пустел.
Джули думала о том, что могло случиться с Росторном. Может быть, его тоже взяли в плен, а может, убили. В конце концов, их самих спасло неожиданное и счастливое появление черного офицера. Но теперь она прекрасно осознавала тот факт, что если ей не удастся выбраться из этой лачуги, ее уже никто не спасет. Она помнила слова Росторна о том, что карьер – опасное во время урагана место.
Она вспомнила о Уайетте. Как жалко, что они, едва успев встретиться, вынуждены были расстаться и теперь будут умирать порознь. Она не строила никаких иллюзий относительно своего ближайшего будущего и сомневалась в том, что Уайетту удалось пережить вал гражданской войны, захлестнувший Сен-Пьер.
Ее мысли были прерваны голосом миссис Вормингтон.
– Я хочу пить.
– И я, – сказала Джули. – Помолчите.
Снаружи что-то происходило или, точнее, не происходило, и Джули, обратясь к миссис Вормингтон, приложила палец к губам. Наступила тишина. Издали, с прибрежной дороги доносился глухой шум, но вблизи движение грузовиков прекратилось. Джули посмотрела в щелку и увидела, что карьер пуст, а ярдах в десяти от хижины сидит на корточках солдат. Он устроился в тени и, казалось, дремал. К ним все же приставили часового.
Джули подбежала к миссис Вормингтон, вырвала из ее рук сумочку и вынула из нее деньги. Миссис Вормингтон всполошилась.
– Что вы делаете? Это мои.
– Вы ведь хотите пить? Мы сейчас купим немного воды. – Она посмотрела на толстую пачку банкнот. – А может, и освобождение, если вы будете молчать. – Миссис Вормингтон закрыла рот. – Хотя я не знаю местного языка, но постараюсь как-нибудь объясниться. Язык денег понятен всем, в конце концов.
Она подошла к двери и крикнула сквозь щелку.
– Эй, ты!
Солдат лениво повернул голову и уставился на дверь. Перед его глазами возникла бумажка, сильно напоминавшая крупную купюру, двигавшаяся вниз и вверх вдоль щелки. Он нехотя поднялся, взял винтовку и стал приближаться, настороженно и вместе с тем заинтересованно глядя на дверь. Только он протянул руку к купюре, она исчезла, и женский голос произнес:
– Вода... аква... принеси немного.
Солдат в недоумении стоял перед дверью.
– Принеси воды. Вода... аква... – настойчиво повторяла Джули.
Солдат почесал в затылке, затем его лицо прояснилось.
– О, аква!
– Да, да, – подтвердила Джули, – за деньги. Деньги – тебе. После воды.
Солдат разразился речью на непонятном языке, затем закивал головой и отошел. Джули с облегчением вздохнула. Мысль о холодной воде чуть не Вскружила ей голову, в горле у нее пересохло, язык превратился в наждак. Но прежде, чем солдат вернулся, требовалось кое-что сделать. Едва ли он будет открывать дверь, – у него и ключа-то, наверное, не было, но тогда как же он сможет передать bм воду?
Она взяла молот и, держа его наподобие клюшки для гольфа, стукнула наугад по одной из дверных планок. Гнилое дерево подалось, и от доски отломился кусок, образуя небольшую дыру. Она не решилась ударить во второй раз, не зная, как далеко отошел солдат.
Он возвратился, неся в одной руке бутылку, в другой – металлическую кружку. Джули потрясла дверь. Солдат что-то сказал и пожал плечами. Стало ясно, что ключа у него не было, и она, наклонившись, просунула руку в проделанное ею отверстие.
– Давай! – сказала она, надеясь, что он не заметит свежего отщепа.
Он присел на корточки, но держал бутылку и кружку вне досягаемости ее руки.
– Л'аржан, – сказал он.
Джули чертыхнулась и просунула купюру сквозь отверстие. Он жадно схватил ее и, наполнив водой кружку, пододвинул ее. Джули бережно взяла кружку и, стараясь не расплескать воду, втянула ее внутрь и передала миссис Вормингтон. Снова высунув руку, она попыталась достать бутылку. Но та находилась поодаль. Солдат захихикал и повторил:
– Л'аржан.
Джули пришлось дать ему еще купюру, и бутылка оказалась в ее распоряжении. Хотя вода была теплой, она принесла ей большое облегчение. Она залпом опустошила половину бутылки и посмотрела на миссис Вормингтон, которая слизывала последние капли с ободка кружки.
– Дорогая вещь, – сказала она. – Каждая кружка обходится вам примерно в четыре доллара. – Она поставила бутылку на пол и посмотрела на часы. Была половина первого.
Солдат отошел на свое место и принял прежнюю позу, но не спускал теперь глаз с лачуги, надеясь на новую легкую добычу.
– Хоть бы он сгинул куда-нибудь к черту! – в сердцах сказала Джули.
В это время сзади нее раздалось легкое постукивание. Она оглянулась и увидела миссис Вормингтон, уныло смотрящую в дно кружки, словно ожидая, что она каким-нибудь чудом наполнится снова. Постукивание повторилось, и стало ясно, что оно идет со стороны задней стенки. Джули подошла ближе и стала вслушиваться. Она различила знакомый с детства ритм считалки.
– Кто это? – спросила она.
– Росторн. Тише.
Сердце подскочило у нее в груди.
– Как вы здесь оказались?
– Я пошел за вами, когда вас схватили. Я следил за вашей лачугой с верхней части карьера. Я смог спуститься только, когда солдат отошел.
– А куда он отошел? – нетерпеливо спросила Джули.
– Пошел по дороге и скрылся из вида. Вероятно, направился к магистрали.
– Отлично! – воскликнула Джули. – Я думаю, мы сможем выбраться отсюда. Можете там подождать?
– Да, – сказал Росторн. – Я подожду. – Голос его звучал по-стариковски, словно он безумно устал.
Направляясь к двери, Джули бросила взгляд на миссис Вормингтон и увидела, что та допивает последние капли воды из бутылки.
– А что? – вызывающе спросила миссис Вормингтон, – мои деньги, моя вода.
Джули вырвала у нее бутылку.
– Ладно. Сейчас это не имеет значения. Мы уходим отсюда. Приготовьтесь и – ни звука.
Она взяла молот и, напрягая все свои силы, ударила им по двери. Одна из планок треснула вдоль, а второй удар выбил ее прочь. Росторн крикнул сзади:
– Бейте около замка.
Джули снова приподняла молот и нанесла удар посередине двери. Петли щеколды вылетели из трухлявого дерева, и дверь приоткрылась.
– Давайте, – бросила она назад. – Быстро! – И выбежала из лачуги, не оглядываясь и не проверяя, следует ли за ней миссис Вормингтон.
– Сюда, – позвал Росторн, и она побежала за ним.
Они завернули за скалу, и лачуга исчезла из вида.
– Мы пока в ловушке, – сказал Росторн. – Этот карьер – тупик, а если мы пойдем по дороге, то наткнемся на часового.
– Как вы спустились?
Росторн показал наверх.
– Я спускался вон там и чуть не сломал себе шею. Но сейчас мы не можем подняться туда. Часовой нас может увидеть и перестреляет как уток в тире. – Он оглянулся по сторонам. – Лучше всего нам пока спрятаться.
– Где?
– Чуть повыше есть небольшое возвышение. Нечто вроде бруствера. Если мы ляжем за ним, снизу нас видно не будет. Давайте, миссис Вормингтон.
Подъем был труден. Сначала Джули и Росторн подпихнули к брустверу неуклюжую миссис Вормингтон, затем поднялся Росторн и подал руку Джули. Разбивая в кровь колени, она перекатилась через бруствер и легла. Хотя она не поднимала голову, ей все же был виден угол лачуги. Она прошептала:
– Предположим, мы очутимся на верху карьера. Что дальше?
– Там уже нет войск, – сказал Росторн. – Все двинулись в сторону Сен-Пьера. Думаю, что скоро генерал Рокамбо перейдет в наступление. Мы можем двигаться позади армии, по холмистой гряде, пока не доберемся до Негрито. Там мы окажемся в безопасности. – Он помолчал. – Но мы можем и не успеть. Посмотрите на небо.
Джули вывернула шею и, щуря глаза, посмотрела на солнце.
– Ничего не вижу. Небольшие перистые облака и только.
– Вокруг солнца появилось гало, – сказал Росторн. – Наверное, урагана осталось ждать не долго.
Джули заметила движение у лачуги.
– Тише. Он возвратился.
Им было видно, как солдат в недоумении смотрел на хижину. Он выронил из рук бутылку с кружкой, и струйка воды потекла по пыльной земле. Затем он снял с плеча винтовку, и до них донесся металлический щелчок – он нажал рычажок предохранителя. Джули сжалась, когда он стал обводить взглядом карьер. Если она видела его, значит, и он, присмотревшись, мог увидеть ее.
Солдат начал обходить сарай с винтовкой наготове. Он шел медленно, постоянно оглядываясь, готовый в любую секунду стрелять. Подойдя к въезду в карьер, он остановился и стал разглядывать оставшиеся после взрыва воронки и кучи камней. Затем он сделал несколько шагов вперед, исчез из вида и очутился в непосредственной близости от беглецов. Джули затаила дыхание и молила Бога, чтобы миссис Вормингтон не пришло в голову заговорить. Солдат стоял в каких-то двух метрах ниже их, и было Хорошо слышно, как он дышит.
Стоял он долго и неподвижно. Джули казалось, что он внимательно разглядывает каменный бруствер, за которым они лежали, и размышляет, стоит ли лезть к нему. Раздалось звяканье и царапанье металла о камень, – он поставил винтовку. Значит, собрался лезть, решила Джули.
И в этот момент вдали раздался оглушительный взрыв, потом еще один и еще. Затем она услышала, как затопали по камням ботинки солдата, и он сам тут же появился у въезда в карьер. Он стоял, защищая глаза рукой от солнца и смотрел вдаль. Взрывы следовали один за другим. Это был звук, который был уже знаком Джули, – артиллерийская канонада. Рокамбо атаковал Фавеля, и тот начал вести заградительный огонь.
Солдат был в нерешительности. Он несколько раз оглянулся на карьер, затем забросил на плечо винтовку и побежал в сторону прибрежной дороги.
– По-моему, он ушел, – сказала Джули, выждав некоторое время.
Росторн приподнялся на руках и осмотрелся.
Офицер, который втиснул их в хижину, к счастью, не оставил около нее часового, ограничившись осмотром наружной щеколды. Когда их схватили и повели к карьеру, миссис Вормингтон говорила без умолку, стараясь воздействовать на военных словами. Она заявляла повышенным тоном, что она американка, что с ней нельзя обращаться, как с преступницей, что она защищала свои честь и достоинство, и тому подобное. Но сколько она ни кричала, ее все равно никто не понимал, так как ни офицер, ни солдаты не знали ни слова по-английски. Их довели до хижины, заперли в ней и, как надеялась Джули, забыли о них.
Не в силах больше выносить монотонный монолог миссис Вормингтон, Джули повернула голову:
– Господи, когда же вы замолчите? – сказала она усталым голосом. – Вы что хотите, чтобы они сюда пришли и заткнули вам рот пулей? Они это сделают, будьте уверены, когда им надоест, как и мне, слушать ваши вопли.
Миссис Вормингтон мгновенно захлопнула рот, но не надолго.
– Это невыносимо, – заявила она со страдающим лицом. – Госдепартамент узнает обо всем, когда я вернусь домой.
– Если вернетесь, – жестоко поправила ее Джули. – Вы застрелили человека, и это им не понравится, знаете ли.
– Но они же этого не знают, – возразила миссис Вормингтон. – Они думают, что это сделал грек.
Джули бросила на нее долгий презрительный взгляд. – Не знают, – согласилась она. – Но узнают, если я им скажу.
Миссис Вормингтон в изумлении уставилась на нее.
– Но вы же не будете говорить... нет... правда? – Она осеклась, увидев выражение лица Джули.
– Скажу, если вы не заткнетесь, – угрожающим тоном проговорила Джули. – Это вы убили Эвменидеса. Вы, можно сказать, застрелили его и закололи его штыком. Он был хорошим человеком. Может, не очень смелым, да много ли смелых, но хорошим. Он этого не заслужил. Я вам этого не прощу, так что поберегитесь. Имейте в виду, что если я вас здесь пристукну, это будет не убийство, а справедливое возмездие. – Она говорила тихим и ровным голосом, но смысл ее слов заставил миссис Вормингтон похолодеть и с ужасом в глазах забиться в угол. – Так что не выводите меня из себя, пустомеля. Я могу вас убить, мне это ничего не стоит. – Говоря это Джули держала себя в руках, но кончики ее пальцев дрожали от гнева.
Она удивлялась сама себе. Никогда прежде она ни на кого не набрасывалась с такой яростью и с такой решимостью, с таким желанием причинить боль. Слишком долго выучка стюардессы заставляла ее сдерживать свои чувства, и сейчас она с наслаждением выплескивала их на эту негодную и опасную женщину. Она чувствовала себя сильной и уверенной в том, что делает.
Она вновь посмотрела в щелку. Снаружи по-прежнему наблюдалось большое движение, но никто не обращал на хижину никакого внимания. Джули отошла от двери и решила обработать раны на бедрах от солдатских штыков. Она взяла сумочку, которую каким-то чудом сохранила при себе миссис Вормингтон, и вытряхнула ее содержимое на пол. В ней было обычное женское барахло – помада, гребень, пудреница с зеркальцем, ручка с записной книжкой, деньги – банкноты и монеты в довольно большом количестве, чеки, пузырек с аспирином, пакет марлевых салфеток, небольшая фляжка с виски, набор булавок и заколок, несколько листов бумаги. Ото всего шел запах застарелой пудры.
Пошевелив кучу рукой, Джули сказала с издевкой:
– Вы, кажется, утеряли ваши бриллианты.
Штыковые порезы были неглубокими, но кровь шла довольно сильно. Она вытерла их марлей и обвязала отодранной от рубашки лентой. Затем, вновь надев джинсы, она взяла пузырек, высыпала на ладонь две таблетки аспирина и проглотила их без воды.
– Приведите себя в порядок, – приказала она, бросая миссис Вормингтон оставшиеся салфетки, и подошла к двери.
Джули довольно долго смотрела, что происходит снаружи. Карьер превратился в своего рода автопарк, расположенный в удобной близости от главной дороги, но в стороне от движения. Грузовики постоянно приезжали и уезжали и, судя по всему, на приколе не оставался ни один из них. Она сильно надеялась, хотя и понимала, что оснований для этого мало, на то, что о двух белых женщинах, находившихся в лачуге, благополучно забудут.
Спустя некоторое время ей надоел этот вид, который постоянно менялся, оставаясь, однако, тем же самым, и она решила обследовать внутренность хижины. Миссис Вормингтон молча сидела в своем углу, глядя на Джули выпученными от страха глазами. Не обращая на нее внимания, Джули начала осмотр. В хижине громоздились какие-то ящики, все пустые. Но за шкафом, набитым всякой трухой, она обнаружила кузнечный молот и кирку, и то и другое во вполне приличном состоянии.
Она тщательно осмотрела стены. Деревянный каркас лачуги был сделан из досок, скрепленных гвоздями. Дерево было трухлявым, гвозди ржавыми, и Джули почувствовала уверенность в том, что стены легко удастся сокрушить – при условии, что никто не услышит ударов, что было маловероятно. Она поставила инструменты у двери так, чтобы они не были видны тому, кто войдет в нее, и села на один из ящиков.
По мере того, как солнце поднималось выше, железные стены лачуги нагревались, и скоро к ним нельзя было уже прикоснуться. Женщины сидели и, обливаясь потом, прислушивались к реву моторов и скрежету рычагов. Судя по всему, карьер постепенно пустел.
Джули думала о том, что могло случиться с Росторном. Может быть, его тоже взяли в плен, а может, убили. В конце концов, их самих спасло неожиданное и счастливое появление черного офицера. Но теперь она прекрасно осознавала тот факт, что если ей не удастся выбраться из этой лачуги, ее уже никто не спасет. Она помнила слова Росторна о том, что карьер – опасное во время урагана место.
Она вспомнила о Уайетте. Как жалко, что они, едва успев встретиться, вынуждены были расстаться и теперь будут умирать порознь. Она не строила никаких иллюзий относительно своего ближайшего будущего и сомневалась в том, что Уайетту удалось пережить вал гражданской войны, захлестнувший Сен-Пьер.
Ее мысли были прерваны голосом миссис Вормингтон.
– Я хочу пить.
– И я, – сказала Джули. – Помолчите.
Снаружи что-то происходило или, точнее, не происходило, и Джули, обратясь к миссис Вормингтон, приложила палец к губам. Наступила тишина. Издали, с прибрежной дороги доносился глухой шум, но вблизи движение грузовиков прекратилось. Джули посмотрела в щелку и увидела, что карьер пуст, а ярдах в десяти от хижины сидит на корточках солдат. Он устроился в тени и, казалось, дремал. К ним все же приставили часового.
Джули подбежала к миссис Вормингтон, вырвала из ее рук сумочку и вынула из нее деньги. Миссис Вормингтон всполошилась.
– Что вы делаете? Это мои.
– Вы ведь хотите пить? Мы сейчас купим немного воды. – Она посмотрела на толстую пачку банкнот. – А может, и освобождение, если вы будете молчать. – Миссис Вормингтон закрыла рот. – Хотя я не знаю местного языка, но постараюсь как-нибудь объясниться. Язык денег понятен всем, в конце концов.
Она подошла к двери и крикнула сквозь щелку.
– Эй, ты!
Солдат лениво повернул голову и уставился на дверь. Перед его глазами возникла бумажка, сильно напоминавшая крупную купюру, двигавшаяся вниз и вверх вдоль щелки. Он нехотя поднялся, взял винтовку и стал приближаться, настороженно и вместе с тем заинтересованно глядя на дверь. Только он протянул руку к купюре, она исчезла, и женский голос произнес:
– Вода... аква... принеси немного.
Солдат в недоумении стоял перед дверью.
– Принеси воды. Вода... аква... – настойчиво повторяла Джули.
Солдат почесал в затылке, затем его лицо прояснилось.
– О, аква!
– Да, да, – подтвердила Джули, – за деньги. Деньги – тебе. После воды.
Солдат разразился речью на непонятном языке, затем закивал головой и отошел. Джули с облегчением вздохнула. Мысль о холодной воде чуть не Вскружила ей голову, в горле у нее пересохло, язык превратился в наждак. Но прежде, чем солдат вернулся, требовалось кое-что сделать. Едва ли он будет открывать дверь, – у него и ключа-то, наверное, не было, но тогда как же он сможет передать bм воду?
Она взяла молот и, держа его наподобие клюшки для гольфа, стукнула наугад по одной из дверных планок. Гнилое дерево подалось, и от доски отломился кусок, образуя небольшую дыру. Она не решилась ударить во второй раз, не зная, как далеко отошел солдат.
Он возвратился, неся в одной руке бутылку, в другой – металлическую кружку. Джули потрясла дверь. Солдат что-то сказал и пожал плечами. Стало ясно, что ключа у него не было, и она, наклонившись, просунула руку в проделанное ею отверстие.
– Давай! – сказала она, надеясь, что он не заметит свежего отщепа.
Он присел на корточки, но держал бутылку и кружку вне досягаемости ее руки.
– Л'аржан, – сказал он.
Джули чертыхнулась и просунула купюру сквозь отверстие. Он жадно схватил ее и, наполнив водой кружку, пододвинул ее. Джули бережно взяла кружку и, стараясь не расплескать воду, втянула ее внутрь и передала миссис Вормингтон. Снова высунув руку, она попыталась достать бутылку. Но та находилась поодаль. Солдат захихикал и повторил:
– Л'аржан.
Джули пришлось дать ему еще купюру, и бутылка оказалась в ее распоряжении. Хотя вода была теплой, она принесла ей большое облегчение. Она залпом опустошила половину бутылки и посмотрела на миссис Вормингтон, которая слизывала последние капли с ободка кружки.
– Дорогая вещь, – сказала она. – Каждая кружка обходится вам примерно в четыре доллара. – Она поставила бутылку на пол и посмотрела на часы. Была половина первого.
Солдат отошел на свое место и принял прежнюю позу, но не спускал теперь глаз с лачуги, надеясь на новую легкую добычу.
– Хоть бы он сгинул куда-нибудь к черту! – в сердцах сказала Джули.
В это время сзади нее раздалось легкое постукивание. Она оглянулась и увидела миссис Вормингтон, уныло смотрящую в дно кружки, словно ожидая, что она каким-нибудь чудом наполнится снова. Постукивание повторилось, и стало ясно, что оно идет со стороны задней стенки. Джули подошла ближе и стала вслушиваться. Она различила знакомый с детства ритм считалки.
– Кто это? – спросила она.
– Росторн. Тише.
Сердце подскочило у нее в груди.
– Как вы здесь оказались?
– Я пошел за вами, когда вас схватили. Я следил за вашей лачугой с верхней части карьера. Я смог спуститься только, когда солдат отошел.
– А куда он отошел? – нетерпеливо спросила Джули.
– Пошел по дороге и скрылся из вида. Вероятно, направился к магистрали.
– Отлично! – воскликнула Джули. – Я думаю, мы сможем выбраться отсюда. Можете там подождать?
– Да, – сказал Росторн. – Я подожду. – Голос его звучал по-стариковски, словно он безумно устал.
Направляясь к двери, Джули бросила взгляд на миссис Вормингтон и увидела, что та допивает последние капли воды из бутылки.
– А что? – вызывающе спросила миссис Вормингтон, – мои деньги, моя вода.
Джули вырвала у нее бутылку.
– Ладно. Сейчас это не имеет значения. Мы уходим отсюда. Приготовьтесь и – ни звука.
Она взяла молот и, напрягая все свои силы, ударила им по двери. Одна из планок треснула вдоль, а второй удар выбил ее прочь. Росторн крикнул сзади:
– Бейте около замка.
Джули снова приподняла молот и нанесла удар посередине двери. Петли щеколды вылетели из трухлявого дерева, и дверь приоткрылась.
– Давайте, – бросила она назад. – Быстро! – И выбежала из лачуги, не оглядываясь и не проверяя, следует ли за ней миссис Вормингтон.
– Сюда, – позвал Росторн, и она побежала за ним.
Они завернули за скалу, и лачуга исчезла из вида.
– Мы пока в ловушке, – сказал Росторн. – Этот карьер – тупик, а если мы пойдем по дороге, то наткнемся на часового.
– Как вы спустились?
Росторн показал наверх.
– Я спускался вон там и чуть не сломал себе шею. Но сейчас мы не можем подняться туда. Часовой нас может увидеть и перестреляет как уток в тире. – Он оглянулся по сторонам. – Лучше всего нам пока спрятаться.
– Где?
– Чуть повыше есть небольшое возвышение. Нечто вроде бруствера. Если мы ляжем за ним, снизу нас видно не будет. Давайте, миссис Вормингтон.
Подъем был труден. Сначала Джули и Росторн подпихнули к брустверу неуклюжую миссис Вормингтон, затем поднялся Росторн и подал руку Джули. Разбивая в кровь колени, она перекатилась через бруствер и легла. Хотя она не поднимала голову, ей все же был виден угол лачуги. Она прошептала:
– Предположим, мы очутимся на верху карьера. Что дальше?
– Там уже нет войск, – сказал Росторн. – Все двинулись в сторону Сен-Пьера. Думаю, что скоро генерал Рокамбо перейдет в наступление. Мы можем двигаться позади армии, по холмистой гряде, пока не доберемся до Негрито. Там мы окажемся в безопасности. – Он помолчал. – Но мы можем и не успеть. Посмотрите на небо.
Джули вывернула шею и, щуря глаза, посмотрела на солнце.
– Ничего не вижу. Небольшие перистые облака и только.
– Вокруг солнца появилось гало, – сказал Росторн. – Наверное, урагана осталось ждать не долго.
Джули заметила движение у лачуги.
– Тише. Он возвратился.
Им было видно, как солдат в недоумении смотрел на хижину. Он выронил из рук бутылку с кружкой, и струйка воды потекла по пыльной земле. Затем он снял с плеча винтовку, и до них донесся металлический щелчок – он нажал рычажок предохранителя. Джули сжалась, когда он стал обводить взглядом карьер. Если она видела его, значит, и он, присмотревшись, мог увидеть ее.
Солдат начал обходить сарай с винтовкой наготове. Он шел медленно, постоянно оглядываясь, готовый в любую секунду стрелять. Подойдя к въезду в карьер, он остановился и стал разглядывать оставшиеся после взрыва воронки и кучи камней. Затем он сделал несколько шагов вперед, исчез из вида и очутился в непосредственной близости от беглецов. Джули затаила дыхание и молила Бога, чтобы миссис Вормингтон не пришло в голову заговорить. Солдат стоял в каких-то двух метрах ниже их, и было Хорошо слышно, как он дышит.
Стоял он долго и неподвижно. Джули казалось, что он внимательно разглядывает каменный бруствер, за которым они лежали, и размышляет, стоит ли лезть к нему. Раздалось звяканье и царапанье металла о камень, – он поставил винтовку. Значит, собрался лезть, решила Джули.
И в этот момент вдали раздался оглушительный взрыв, потом еще один и еще. Затем она услышала, как затопали по камням ботинки солдата, и он сам тут же появился у въезда в карьер. Он стоял, защищая глаза рукой от солнца и смотрел вдаль. Взрывы следовали один за другим. Это был звук, который был уже знаком Джули, – артиллерийская канонада. Рокамбо атаковал Фавеля, и тот начал вести заградительный огонь.
Солдат был в нерешительности. Он несколько раз оглянулся на карьер, затем забросил на плечо винтовку и побежал в сторону прибрежной дороги.
– По-моему, он ушел, – сказала Джули, выждав некоторое время.
Росторн приподнялся на руках и осмотрелся.