Страница:
Ему бы стоило пойти в актеры, он обладал врожденным даром подражания. Когда он рассказывал мне свою историю, его подвижное лицо неуловимо менялось, менялся голос – и передо мной возникали то Курце с его решительным упрямством, то мягкий Донато, то мужественный Альберто. И хотя в речи Уокера слышался легкий южноафриканский акцент, при желании он освобождался от него и легко переходил на гортанный язык африканеров или на быстрый и певучий итальянский. По-итальянски он говорил бегло, вероятно, он относился к тем людям, для которых выучить чужой язык – дело нескольких недель.
Мои сомнения в правдивости его истории постепенно таяли. Слишком уж много в ней было подробностей. А самое большое впечатление на меня произвело то место в его рассказе, где говорилось о надписи на портсигаре. Не мог я представить себе, чтобы Уокер выдумал такое. И вскоре стало совершенно ясно, что бренди здесь ни при чем, – рассказывая эту историю в очередной раз, Уокер не менял в ней ни одного эпизода, независимо от того, выпил он или нет.
Однажды я заметил:
– Единственное, чего не могу себе представить, это огромную корону.
– Альберто считал ее короной эфиопских правителей, – сказал Уокер. – Она предназначалась не для приемов, а только для обряда коронации.
Это звучало убедительно.
– А почему ты так уверен, что кто-то другой из вашей группы еще не добыл клад? Ведь есть же еще Харрисон и Паркер, а уж для итальянцев и вовсе просто – они там живут.
Уокер покачал головой:
– Нет, остались лишь Курце и я. Остальные погибли. – И он скривил рот. – Выяснилось, что приближаться к Курце небезопасно, тогда я перепугался вконец и удрал.
Я пристально посмотрел на него.
– Хочешь сказать, что Курце убил их?
– Не приписывай мне того, чего я не говорил, – парировал Уокер. – Я знаю только, что четверо погибли, когда были поблизости от Курце.
Он перечислил их по пальцам.
– Харрисон погиб первым – на третий день, после того, как закопали добычу.
Он постучал по второму пальцу.
– Следующим был Альберто, я сам видел. Здесь не подкопаешься – несчастный случай, да и только. Потом Паркер. Он был убит в стычке точно так же, как Харрисон, и опять рядом не было никого, кроме Курце.
Он держал уже три пальца и медленно разгибал четвертый.
– Последним был Донато. Его нашли недалеко от лагеря с разбитой головой. Сказали, что погиб, случайно сорвавшись со скалы, но меня-то не проведешь. С меня было довольно, я собрал пожитки и смотался на юг.
Я немного помолчал, а потом спросил:
– Что ты имел в виду, когда сказал, что видел гибель Альберто?
– Мы пошли на разведку, – начал рассказывать Уокер. – Как обычно. Но немцы опередили и заперли нас в ловушке. Оставалось одно – спускаться с отвесной скалы. Курце был в этом деле мастак, поэтому они с Альберто пошли первыми, впереди – Курце. Он сказал, что хочет найти самый безопасный путь. Дело привычное – он ведь всегда так поступал. Курце прошел по карнизу и скрылся из виду, затем вернулся и знаком показал Альберто, что все в порядке. Потом подошел к нам и сказал, что можно начинать спуск. Паркер и я двигались за Альберто, но, завернув за выступ, увидели, что он застрял. Впереди ему не за что было держаться, но и назад он вернуться не мог. Как раз в тот момент, когда мы приблизились, Альберто потерял самообладание: мы видели, как он трясется от страха. Он торчал, как муха на стене, под ногами – адская пропасть и свора немцев, готовая свалиться на голову, вот он и дрожал как студень. Паркер позвал Курце, и тот спустился. Ему едва хватило места, чтобы разойтись с нами, и он сказал, что пойдет на помощь Альберто. Только он дошел до того места, где стоял Альберто, как тот упал. Я готов поклясться, что Курце подтолкнул его.
– Ты это видел? – спросил я.
– Нет, – признался Уокер. – Я ведь не мог видеть Альберто после того, как вперед прошел Курце. Курце – малый здоровый и не стеклянный. Но зачем тогда он дал Альберто знак идти по этому карнизу?
– Может быть, он просто ошибся?
Уокер кивнул.
– Я сначала тоже так думал. Потом Курце объяснил: он не предполагал, что Альберто уйдет так далеко. Не доходя до места, где застрял Альберто, был подходящий спуск. По нему Курце и провел нас вниз.
Уокер закурил.
– Но когда на следующей неделе подстрелили Паркера, я задумался.
– А как это случилось?
Уокер пожал плечами.
– Обычное дело. Знаешь, как бывает в стычке? Когда все кончилось, мы нашли Паркера с дыркой в голове. Никто не видел, как это случилось, но ближе всех к нему был Курце.
Уокер помолчал немного.
– Дыра была в затылке.
– А пуля немецкая?
Уокер фыркнул.
– Братишка, у нас не было времени на вскрытие. Но и оно не прояснило бы ничего. Мы ведь пользовались немецким оружием и взрывчаткой – трофеи, а Курце с самого начала воевал с немецким автоматом, считал, что немецкое оружие лучше английского.
Вид у Уокера был печальный, но он продолжал:
– Случай с Паркером заставил меня задуматься всерьез. Слишком уж все как на заказ – ребята погибали так нелепо. И когда погиб Донато, я смылся. Все равно от нашего иностранного легиона почти никого не оставалось. Я дождался момента, когда Граф послал Курце куда-то с заданием, собрал свои манатки, сказал «гуд бай» и подался на юг – к союзникам. Мне повезло – я добрался до них.
– А что же Курце?
– Он оставался с Графом до прихода американцев. Встретил я его в Йоханнесбурге два года назад. Перехожу улицу, направляясь в пивную, и вдруг вижу – туда входит Курце. Я и передумал, выпить-то я выпил, но только в другом месте.
Внезапно он вздрогнул.
– Нет, лучше держаться от Курце подальше. Между Кейптауном и Йоханнесбургом тысяча миль – должно хватить.
Он резко встал.
– Пошли выпьем, ради Бога!
Мы пошли и выпили, и не по одной.
Я чувствовал – Уокер что-то хочет мне предложить. Он говорил, что ему причитаются непонятно откуда деньги, что он нуждается в человеке, на которого можно положиться. Наконец он решился.
– Слушай, – начал он, – мой старик умер в прошлом году и мне причитается две тысячи фунтов, если удастся вырвать их из лап адвокатов. Я мог бы съездить в Италию на эти две тысячи.
– Конечно, мог бы, – сказал я.
Он прикусил губу.
– Хал, я хочу, чтобы ты поехал со мной.
– За золотом?
– Да, за золотом. Поделим поровну.
– А как же Курце?
– К черту Курце! – горячась, сказал Уокер. – Я не хочу иметь с ним дело.
Его предложение заставило меня задуматься. Я был молод, настроение в те дни – паршивое, а тут такое заманчивое предложение, если, конечно, Уокер не врет. Да хотя бы и врал, почему бы мне не прокатиться в Италию за его счет? Путешествие сулило интересные приключения, но я колебался.
– А зачем я тебе?
– Не справлюсь я один, – ответил он. – Курце я бы не доверился, а тебе доверяю, честное слово.
Я решился.
– Хорошо, договорились, но при одном условии.
– Выкладывай.
– Ты перестанешь напиваться, – сказал я. – Пока ты трезвый, все хорошо, но в пьяном виде ты невыносим. К тому же, сам знаешь, ты болтаешь много, когда наберешься.
Он скорчил самую серьезную мину.
– Согласен, Хал, больше не притронусь.
– Ладно, когда отправляемся?
Теперь-то я понимаю, какими наивными дурачками мы тогда были, собираясь без всяких хлопот вытащить из-под земли несколько тонн золота. Мы и не представляли себе, сколько изворотливости ума, усилий потребуется от нас, все это ожидало нас в будущем.
Уокер вздохнул:
– Адвокат говорит, что завещание вступит в силу только через шесть недель. Тогда мы сразу можем с тобой отправляться.
Мы частенько обсуждали с ним предстоящее путешествие. Собственно, практическая сторона дела Уокера не интересовала, он и думать не хотел о том, как достать золото из шахты, как переправить его. Он находился под гипнозом каких-то призрачных миллионов.
Однажды он сказал:
– Курце подсчитал, что золота там четыре тонны. По нынешним расценкам выходит больше миллиона фунтов! Да, там ведь еще лиры – коробки просто набиты ими. Ты даже представить себе не можешь, какое количество лир только в одной такой коробке.
– О них можешь забыть, – предупредил я. – Только вынешь такую бумажку, как тут же окажешься в лапах итальянской полиции.
– Совсем необязательно тратить их в Италии, – недовольно буркнул он.
– Тогда придется иметь дело с Интерполом.
– Да ладно, – нетерпеливо отмахнулся он, – забудем про лиры. Но там еще драгоценности: кольца, браслеты, бриллианты и изумруды! – Глаза его загорелись. – Бьюсь об заклад, что эти драгоценности куда дороже золота.
– Да, но их труднее сбыть, – сказал я.
Меня все больше и больше беспокоило его явно иллюзорное представление о практической стороне задуманного дела. Ситуация осложнялась еще и тем, что Уокер не говорил, где, собственно, находится этот свинцовый рудник, так что я был лишен возможности активно участвовать в подготовке нашего путешествия.
Он вел себя словно ребенок в предвкушении рождественских подарков. Я не мог заставить его подумать о фактической стороне дела и был готов отказаться от участия в этой безумной затее. Тем более что временами передо мной маячила перспектива низкооплачиваемой работы после длительной отсидки в итальянской тюрьме.
Вечером, накануне того дня, когда Уокер должен был пойти к адвокату подписать последние бумаги и получить наконец наследство, я зашел к нему в гостиницу. Полупьяный, он лежал на постели, рядом стояла бутылка.
– Ты же обещал больше не пить, – холодно сказал я.
– А, Хал, я не пью, совсем не пью. Только пригубил чуть-чуть, чтобы отметить событие.
– Будет лучше, если ты прервешь свое ликование и почитаешь газету.
– Какую газету?!
– Вот эту, – сказал я, вынимая из кармана сложенные газетные листы. – Вот, маленькая заметка в самом низу.
Он взял газету и тупо уставился на нее.
– Что я должен читать?
– Заметку под заголовком «Приговор итальянцам вынесен».
Заметка была крошечной, такие обычно используют в газетах для подверстки.
Уокер сразу протрезвел.
– Но они же не виновны, – прошептал он.
– Это, как видишь, не спасло их от веревки, – грубо ответил я.
– О, Господи! – воскликнул он. – Они все еще ищут.
– Конечно, ищут, – нетерпеливо сказал я. – И будут продолжать поиски, пока не найдут.
Интересно, подумал я, что их больше волнует: золото или документы?
Эйфорическим грезам Уокера был нанесен серьезный удар. Теперь ему придется взглянуть в лицо действительности и понять, что охота за золотом на итальянской земле сопряжена с опасностями.
– Тогда поездка отменяется, – медленно процедил он. – Мы не можем ехать туда сейчас. Подождем, пока все уляжется.
– А ты думаешь, уляжется… когда-нибудь? – спросил я.
Он поднял на меня глаза.
– Я не поеду туда сейчас, – сказал он с решительностью напуганного человека. – Все откладывается… на неопределенное время.
В каком-то смысле я почувствовал облегчение. В Уокере все-таки была какая-то слабина, смущавшая и беспокоившая меня. Я уже давно сомневался в целесообразности поездки в Италию, а теперь все решилось само собой.
Я ушел не простившись, так как он занялся своим привычным делом: наливал себе очередную порцию.
По дороге домой мне пришло в голову, что газетный репортаж в деталях подтверждал рассказ Уокера. А это было самым главным.
– Прямо из историй Испанской армады, – сказала она, – или триллеров Хэммонда Иннеса. А золото все еще там?
Я пожал плечами:
– Не знаю. В газетах больше ничего не писали. Думаю, что там… если, конечно, Уокер или Курце не откопали его.
– А что было дальше с Уокером?
– Он получил свои две тысячи фунтов и начал потихоньку спиваться. Потерял работу и исчез с горизонта. Кто-то сказал, что он уехал в Дурбан. Во всяком случае, я его не видел с тех пор.
История с золотом захватила Джин, и вскоре мы стали играть, придумывая, каким способом можно вывезти из Италии четыре тонны золота незаметно, чисто теоретически. Джин обладала завидным воображением, и некоторые ее идеи были небезынтересными.
Собственно, проблема сводилась к тому, как практически можно вывезти четыре тонны золота не просто незаметно, а так, чтобы вообще никто не увидел груза.
В пятьдесят девятом году мы, благодаря строгой экономии, расплатились с банком. Верфь теперь целиком принадлежала нам, мы отметили это событие закладкой нового судна водоизмещением в пятнадцать тонн, которое я спроектировал для себя и Джин. Моя старая, надежная яхта «Королевский пингвин», родоначальница этого класса, идеально подходила для прибрежного плавания, но мы мечтали совершить как-нибудь путешествие по океану, а для такого плавания требовалась посудина побольше.
Яхта водоизмещением в пятнадцать тонн – самое подходящее судно для двоих: и управлять им легко, и места для запасов достаточно, чтобы не ограничивать время плавания. Предполагалось, что габариты ее будут соответствовать сорока футам длины, тридцати футам по ватерлинии и одиннадцати футам ширины. Яхта должна была быть оснащена в полном соответствии с требованиями океанского плавания и иметь в запасе большой дизель. Назвать ее мы решили «Санфорд» в честь старого Тома. После окончания строительства мы собирались взять годовой отпуск и отплыть на север, чтобы побывать на Средиземном море, возвратиться вдоль восточного побережья, совершив таким образом круиз вокруг Африки. С озорным блеском в глазах Джин сказала:
– Возможно, мы привезем с собой то самое золото.
Но два месяца спустя случилось непоправимое.
Я закончил проект судна для Билла Медоуза и отправил ему чертежи. На беду, чертежи внутреннего устройства яхты забыли вложить в пакет, и Джин вызвалась отвезти их в Фиш Хоек, где находился дом Билла. Дорога туда чудесная, вдоль мыса Чэпмена, с видом на море и горы, по красоте превосходящая все, что я видел на Ривьере. Джин отвезла чертежи, а на обратном пути в сумерках какой-то пьяный придурок на скоростной американской машине снес ее с дороги, и она упала в море с высоты трехсот футов.
С утратой Джин моя жизнь утратила всякий смысл. Мне было все равно, что водителю той машины дали только пять лет за непредумышленное убийство, какая разница – Джин ведь все равно не вернуть. Я запустил дела на верфи и, если бы не Гарри Маршалл, наверняка бы разорился. Тогда я передумал всю свою жизнь и мысленно подвел итог – мне тридцать шесть лет, я занимаюсь любимым делом, которое идет хорошо, но теперь оно уже не так увлекает меня, я здоровый и сильный – работа на верфи и хождение под парусами помогли мне сохранить хорошую форму, и у меня нет долгов, наоборот, в банке у меня скопилось столько денег, сколько никогда не было. А с другой стороны, мне ужасно не хватало Джин, и ничто не могло избавить меня от этой тоски.
Я понял, что не смогу оставаться на верфи и даже в Кейптауне, где за каждым углом меня подстерегали воспоминания о Джин. Я хотел уехать и ждал только повода.
Я был готов на любые авантюры.
Спустя две недели я сидел в баре на Эддерлей-стрит и выпивал. Не то чтобы я ударился в пьянство, но пил все-таки гораздо больше, чем раньше. И только хотел осушить третий бокал бренди, как почувствовал, что кто-то трогает меня за локоть, и чей-то голос произнес:
– Привет, не встречал тебя целую вечность.
Повернувшись, я увидел Уокера.
Годы не пощадили его. Он отощал, потерял облик смуглого красавца, черты лица заострились, волосы поредели. Одежда на нем была мятая и вытертая по краям, весь его потрепанный вид производил удручающее впечатление.
– Привет, – ответил я. – Откуда ты свалился?
Уокер не мог оторвать взгляд от моего стакана с бренди, и я предложил ему выпить.
– Спасибо, – поспешно согласился он, – мне двойную.
Я понял, в чем причина его плачевного состояния, но мне было не жаль потратиться на его выпивку, и я заказал двойную порцию бренди.
Слегка дрожащей рукой он поднес стакан к губам и одним глотком осушил две трети. Оторвавшись от стакана, он сказал:
– У тебя вид процветающего человека.
– Дела идут неплохо.
– Мне было тяжело узнать о гибели твоей жены.
Увидев мой вопросительный взгляд, он торопливо добавил:
– В газете прочитал. И подумал, что это, должно быть, твоя жена – имя и все остальное.
Видимо, он какое-то время разыскивал меня. Ведь старые друзья и приятели – самые милые люди для алкоголика. Можно растрогать и выставить их на выпивку или перехватить пятерку.
– Все было и быльем поросло, – отрезал я. Без умысла, но он задел меня за живое – напомнил о Джин. – Чем ты теперь занимаешься?
Он пожал плечами:
– Всем понемногу.
– Золото еще не откопал? – с умышленной жестокостью спросил я. Мне хотелось отплатить ему за ту боль, которую он причинил мне, спросив о Джин.
– Неужели я похож на владельца золотых россыпей? – произнес он с горечью. Потом неожиданно сказал: – Я видел Курце на прошлой неделе.
– Здесь? В Кейптауне?
– Да. Он возвращался из Италии. Наверное, сейчас он уже в Йоханнесбурге.
Я улыбнулся:
– Значит, он привез с собой золото?
Уокер покачал головой:
– Он сказал, что ничего не изменилось.
Он порывисто схватил меня за руку.
– Золото еще там – никто не нашел его. Оно еще там, в туннеле – четыре тонны золота и все драгоценности.
В его настойчивости была безумная одержимость.
– Так почему же Курце ничего не предпримет? – спросил я. – Почему он не поедет и не достанет эти сокровища? Почему бы вам вдвоем туда не поехать?
– Он меня терпеть не может, – мрачно ответил Уокер. – Едва ли он станет разговаривать со мной.
Он взял из моей пачки сигарету, и я дал ему прикурить, забавляясь всей этой сценой.
– Вывезти такой груз из страны нелегко, – продолжил Уокер. – Даже такой высокомерный и всемогущий сержант, как Курце, не может ничего придумать. – Он загадочно усмехнулся. – Нет, ты только представь себе, даже мозговитый Курце ничего не может сделать. Он загнал золото в подземную дыру, но слишком труслив, чтобы достать его оттуда.
Уокер истерически захохотал. Я взял его за руку.
– Успокойся.
Он резко оборвал смех.
– Все нормально – сказал он. – Заплати еще за одну порцию. Я забыл бумажник дома.
Я подал знак бармену, и Уокер заказал себе вторую двойную. Становилась понятной и еще одна причина его деградации. На протяжении четырнадцати лет мысль о том, что золото лежит в Италии и ждет, когда его заберут, пожирала Уокера, как тяжелая болезнь. Уже тогда, десять лет назад, я знал за ним эту пагубную страсть, очевидно, крушение надежд подкосило его. Мне было интересно: а как Курце переносит такое напряжение? По крайней мере, он, видимо, что-то предпринимает, хотя бы присматривает за ситуацией.
Я осторожно спросил:
– Если Курце возьмет тебя, готов ли ты отправиться в Италию за добычей?
Вдруг он стал совершенно спокоен.
– Что ты имеешь в виду? Ты что, говорил с Курце?
– Я его в глаза не видел.
Уокер взглядом нервно обшарил бар, потом выпрямился:
– Ну, если он… согласится, если… я буду ему нужен – готов. Он произнес эти слова с явной бравадой, но уже в следующее мгновение из него полезла злоба. – Ему без меня не обойтись. Нужен же я был ему, когда мы прятали добычу.
– И ты не будешь его опасаться?
– Что ты хочешь сказать? Почему я должен его опасаться? Я вообще никого не боюсь.
– Ты же был абсолютно уверен, что он совершил, по крайней мере, четыре убийства.
Мои слова вызвали у него раздражение.
– А, это… Так это было давно. И я никогда не говорил, что он убил кого-нибудь. Этого я никогда не говорил.
– Да, буквально так ты не говорил.
Он нервно заелозил.
– Да какая разница! Он не позовет меня с собой. Он так и сказал на прошлой неделе.
– Нет, позовет, – тихо сказал я.
Уокер вскинул на меня глаза.
– Это почему же?
Я невозмутимо ответил:
– Да потому, что я знаю, как вывезти золото из Италии и доставить в любое место земного шара просто и почти без риска.
Он вытаращил глаза.
– Что-что? Как же ты можешь это сделать?
– Я не собираюсь рассказывать тебе, – спокойно продолжал я. – Ведь ты не говоришь мне, где спрятано золото.
– Так, пожалуйста, – сказал он, – я расскажу тебе, где золото, ты достанешь его, и сам черт тебе не брат. Зачем же брать с собой Курце?
– Для такого дела потребуется больше двух человек, – возразил я. – К тому же он заслуживает своей доли: Курце приглядывал за золотом четырнадцать лет, и это значительно больше того, что сделал ты.
Я не стал говорить, что считаю Уокера самым ничтожным из всех созданий Божьих.
– Если мы договоримся, как ты будешь ладить с Курце?
Он отвернулся, надувшись.
– Ладно, я согласен, если только он оставит меня в покое. Не собираюсь я терпеть его насмешки.
Он в изумлении вдруг посмотрел на меня, как бы отмахнувшись от всего, о чем мы только что говорили.
– Так ты считаешь, что есть шанс вывезти груз? Реальный шанс?
Я кивнул и встал из-за стойки.
– Теперь извини, мне пора.
– Куда ты идешь? – поспешно спросил он.
– Звонить в контору авиалинии, – ответил я, – чтобы заказать билет на завтрашний рейс в Йоханнесбург. Хочу встретиться с Курце.
Вот он, знак судьбы, которого я ждал!
Глава II
Мои сомнения в правдивости его истории постепенно таяли. Слишком уж много в ней было подробностей. А самое большое впечатление на меня произвело то место в его рассказе, где говорилось о надписи на портсигаре. Не мог я представить себе, чтобы Уокер выдумал такое. И вскоре стало совершенно ясно, что бренди здесь ни при чем, – рассказывая эту историю в очередной раз, Уокер не менял в ней ни одного эпизода, независимо от того, выпил он или нет.
Однажды я заметил:
– Единственное, чего не могу себе представить, это огромную корону.
– Альберто считал ее короной эфиопских правителей, – сказал Уокер. – Она предназначалась не для приемов, а только для обряда коронации.
Это звучало убедительно.
– А почему ты так уверен, что кто-то другой из вашей группы еще не добыл клад? Ведь есть же еще Харрисон и Паркер, а уж для итальянцев и вовсе просто – они там живут.
Уокер покачал головой:
– Нет, остались лишь Курце и я. Остальные погибли. – И он скривил рот. – Выяснилось, что приближаться к Курце небезопасно, тогда я перепугался вконец и удрал.
Я пристально посмотрел на него.
– Хочешь сказать, что Курце убил их?
– Не приписывай мне того, чего я не говорил, – парировал Уокер. – Я знаю только, что четверо погибли, когда были поблизости от Курце.
Он перечислил их по пальцам.
– Харрисон погиб первым – на третий день, после того, как закопали добычу.
Он постучал по второму пальцу.
– Следующим был Альберто, я сам видел. Здесь не подкопаешься – несчастный случай, да и только. Потом Паркер. Он был убит в стычке точно так же, как Харрисон, и опять рядом не было никого, кроме Курце.
Он держал уже три пальца и медленно разгибал четвертый.
– Последним был Донато. Его нашли недалеко от лагеря с разбитой головой. Сказали, что погиб, случайно сорвавшись со скалы, но меня-то не проведешь. С меня было довольно, я собрал пожитки и смотался на юг.
Я немного помолчал, а потом спросил:
– Что ты имел в виду, когда сказал, что видел гибель Альберто?
– Мы пошли на разведку, – начал рассказывать Уокер. – Как обычно. Но немцы опередили и заперли нас в ловушке. Оставалось одно – спускаться с отвесной скалы. Курце был в этом деле мастак, поэтому они с Альберто пошли первыми, впереди – Курце. Он сказал, что хочет найти самый безопасный путь. Дело привычное – он ведь всегда так поступал. Курце прошел по карнизу и скрылся из виду, затем вернулся и знаком показал Альберто, что все в порядке. Потом подошел к нам и сказал, что можно начинать спуск. Паркер и я двигались за Альберто, но, завернув за выступ, увидели, что он застрял. Впереди ему не за что было держаться, но и назад он вернуться не мог. Как раз в тот момент, когда мы приблизились, Альберто потерял самообладание: мы видели, как он трясется от страха. Он торчал, как муха на стене, под ногами – адская пропасть и свора немцев, готовая свалиться на голову, вот он и дрожал как студень. Паркер позвал Курце, и тот спустился. Ему едва хватило места, чтобы разойтись с нами, и он сказал, что пойдет на помощь Альберто. Только он дошел до того места, где стоял Альберто, как тот упал. Я готов поклясться, что Курце подтолкнул его.
– Ты это видел? – спросил я.
– Нет, – признался Уокер. – Я ведь не мог видеть Альберто после того, как вперед прошел Курце. Курце – малый здоровый и не стеклянный. Но зачем тогда он дал Альберто знак идти по этому карнизу?
– Может быть, он просто ошибся?
Уокер кивнул.
– Я сначала тоже так думал. Потом Курце объяснил: он не предполагал, что Альберто уйдет так далеко. Не доходя до места, где застрял Альберто, был подходящий спуск. По нему Курце и провел нас вниз.
Уокер закурил.
– Но когда на следующей неделе подстрелили Паркера, я задумался.
– А как это случилось?
Уокер пожал плечами.
– Обычное дело. Знаешь, как бывает в стычке? Когда все кончилось, мы нашли Паркера с дыркой в голове. Никто не видел, как это случилось, но ближе всех к нему был Курце.
Уокер помолчал немного.
– Дыра была в затылке.
– А пуля немецкая?
Уокер фыркнул.
– Братишка, у нас не было времени на вскрытие. Но и оно не прояснило бы ничего. Мы ведь пользовались немецким оружием и взрывчаткой – трофеи, а Курце с самого начала воевал с немецким автоматом, считал, что немецкое оружие лучше английского.
Вид у Уокера был печальный, но он продолжал:
– Случай с Паркером заставил меня задуматься всерьез. Слишком уж все как на заказ – ребята погибали так нелепо. И когда погиб Донато, я смылся. Все равно от нашего иностранного легиона почти никого не оставалось. Я дождался момента, когда Граф послал Курце куда-то с заданием, собрал свои манатки, сказал «гуд бай» и подался на юг – к союзникам. Мне повезло – я добрался до них.
– А что же Курце?
– Он оставался с Графом до прихода американцев. Встретил я его в Йоханнесбурге два года назад. Перехожу улицу, направляясь в пивную, и вдруг вижу – туда входит Курце. Я и передумал, выпить-то я выпил, но только в другом месте.
Внезапно он вздрогнул.
– Нет, лучше держаться от Курце подальше. Между Кейптауном и Йоханнесбургом тысяча миль – должно хватить.
Он резко встал.
– Пошли выпьем, ради Бога!
Мы пошли и выпили, и не по одной.
Я чувствовал – Уокер что-то хочет мне предложить. Он говорил, что ему причитаются непонятно откуда деньги, что он нуждается в человеке, на которого можно положиться. Наконец он решился.
– Слушай, – начал он, – мой старик умер в прошлом году и мне причитается две тысячи фунтов, если удастся вырвать их из лап адвокатов. Я мог бы съездить в Италию на эти две тысячи.
– Конечно, мог бы, – сказал я.
Он прикусил губу.
– Хал, я хочу, чтобы ты поехал со мной.
– За золотом?
– Да, за золотом. Поделим поровну.
– А как же Курце?
– К черту Курце! – горячась, сказал Уокер. – Я не хочу иметь с ним дело.
Его предложение заставило меня задуматься. Я был молод, настроение в те дни – паршивое, а тут такое заманчивое предложение, если, конечно, Уокер не врет. Да хотя бы и врал, почему бы мне не прокатиться в Италию за его счет? Путешествие сулило интересные приключения, но я колебался.
– А зачем я тебе?
– Не справлюсь я один, – ответил он. – Курце я бы не доверился, а тебе доверяю, честное слово.
Я решился.
– Хорошо, договорились, но при одном условии.
– Выкладывай.
– Ты перестанешь напиваться, – сказал я. – Пока ты трезвый, все хорошо, но в пьяном виде ты невыносим. К тому же, сам знаешь, ты болтаешь много, когда наберешься.
Он скорчил самую серьезную мину.
– Согласен, Хал, больше не притронусь.
– Ладно, когда отправляемся?
Теперь-то я понимаю, какими наивными дурачками мы тогда были, собираясь без всяких хлопот вытащить из-под земли несколько тонн золота. Мы и не представляли себе, сколько изворотливости ума, усилий потребуется от нас, все это ожидало нас в будущем.
Уокер вздохнул:
– Адвокат говорит, что завещание вступит в силу только через шесть недель. Тогда мы сразу можем с тобой отправляться.
Мы частенько обсуждали с ним предстоящее путешествие. Собственно, практическая сторона дела Уокера не интересовала, он и думать не хотел о том, как достать золото из шахты, как переправить его. Он находился под гипнозом каких-то призрачных миллионов.
Однажды он сказал:
– Курце подсчитал, что золота там четыре тонны. По нынешним расценкам выходит больше миллиона фунтов! Да, там ведь еще лиры – коробки просто набиты ими. Ты даже представить себе не можешь, какое количество лир только в одной такой коробке.
– О них можешь забыть, – предупредил я. – Только вынешь такую бумажку, как тут же окажешься в лапах итальянской полиции.
– Совсем необязательно тратить их в Италии, – недовольно буркнул он.
– Тогда придется иметь дело с Интерполом.
– Да ладно, – нетерпеливо отмахнулся он, – забудем про лиры. Но там еще драгоценности: кольца, браслеты, бриллианты и изумруды! – Глаза его загорелись. – Бьюсь об заклад, что эти драгоценности куда дороже золота.
– Да, но их труднее сбыть, – сказал я.
Меня все больше и больше беспокоило его явно иллюзорное представление о практической стороне задуманного дела. Ситуация осложнялась еще и тем, что Уокер не говорил, где, собственно, находится этот свинцовый рудник, так что я был лишен возможности активно участвовать в подготовке нашего путешествия.
Он вел себя словно ребенок в предвкушении рождественских подарков. Я не мог заставить его подумать о фактической стороне дела и был готов отказаться от участия в этой безумной затее. Тем более что временами передо мной маячила перспектива низкооплачиваемой работы после длительной отсидки в итальянской тюрьме.
Вечером, накануне того дня, когда Уокер должен был пойти к адвокату подписать последние бумаги и получить наконец наследство, я зашел к нему в гостиницу. Полупьяный, он лежал на постели, рядом стояла бутылка.
– Ты же обещал больше не пить, – холодно сказал я.
– А, Хал, я не пью, совсем не пью. Только пригубил чуть-чуть, чтобы отметить событие.
– Будет лучше, если ты прервешь свое ликование и почитаешь газету.
– Какую газету?!
– Вот эту, – сказал я, вынимая из кармана сложенные газетные листы. – Вот, маленькая заметка в самом низу.
Он взял газету и тупо уставился на нее.
– Что я должен читать?
– Заметку под заголовком «Приговор итальянцам вынесен».
Заметка была крошечной, такие обычно используют в газетах для подверстки.
Уокер сразу протрезвел.
– Но они же не виновны, – прошептал он.
– Это, как видишь, не спасло их от веревки, – грубо ответил я.
– О, Господи! – воскликнул он. – Они все еще ищут.
– Конечно, ищут, – нетерпеливо сказал я. – И будут продолжать поиски, пока не найдут.
Интересно, подумал я, что их больше волнует: золото или документы?
Эйфорическим грезам Уокера был нанесен серьезный удар. Теперь ему придется взглянуть в лицо действительности и понять, что охота за золотом на итальянской земле сопряжена с опасностями.
– Тогда поездка отменяется, – медленно процедил он. – Мы не можем ехать туда сейчас. Подождем, пока все уляжется.
– А ты думаешь, уляжется… когда-нибудь? – спросил я.
Он поднял на меня глаза.
– Я не поеду туда сейчас, – сказал он с решительностью напуганного человека. – Все откладывается… на неопределенное время.
В каком-то смысле я почувствовал облегчение. В Уокере все-таки была какая-то слабина, смущавшая и беспокоившая меня. Я уже давно сомневался в целесообразности поездки в Италию, а теперь все решилось само собой.
Я ушел не простившись, так как он занялся своим привычным делом: наливал себе очередную порцию.
По дороге домой мне пришло в голову, что газетный репортаж в деталях подтверждал рассказ Уокера. А это было самым главным.
* * *
День уже клонился к вечеру, когда я закончил свой рассказ. В горле у меня пересохло, а глаза Джин стали больше и круглее.– Прямо из историй Испанской армады, – сказала она, – или триллеров Хэммонда Иннеса. А золото все еще там?
Я пожал плечами:
– Не знаю. В газетах больше ничего не писали. Думаю, что там… если, конечно, Уокер или Курце не откопали его.
– А что было дальше с Уокером?
– Он получил свои две тысячи фунтов и начал потихоньку спиваться. Потерял работу и исчез с горизонта. Кто-то сказал, что он уехал в Дурбан. Во всяком случае, я его не видел с тех пор.
История с золотом захватила Джин, и вскоре мы стали играть, придумывая, каким способом можно вывезти из Италии четыре тонны золота незаметно, чисто теоретически. Джин обладала завидным воображением, и некоторые ее идеи были небезынтересными.
Собственно, проблема сводилась к тому, как практически можно вывезти четыре тонны золота не просто незаметно, а так, чтобы вообще никто не увидел груза.
В пятьдесят девятом году мы, благодаря строгой экономии, расплатились с банком. Верфь теперь целиком принадлежала нам, мы отметили это событие закладкой нового судна водоизмещением в пятнадцать тонн, которое я спроектировал для себя и Джин. Моя старая, надежная яхта «Королевский пингвин», родоначальница этого класса, идеально подходила для прибрежного плавания, но мы мечтали совершить как-нибудь путешествие по океану, а для такого плавания требовалась посудина побольше.
Яхта водоизмещением в пятнадцать тонн – самое подходящее судно для двоих: и управлять им легко, и места для запасов достаточно, чтобы не ограничивать время плавания. Предполагалось, что габариты ее будут соответствовать сорока футам длины, тридцати футам по ватерлинии и одиннадцати футам ширины. Яхта должна была быть оснащена в полном соответствии с требованиями океанского плавания и иметь в запасе большой дизель. Назвать ее мы решили «Санфорд» в честь старого Тома. После окончания строительства мы собирались взять годовой отпуск и отплыть на север, чтобы побывать на Средиземном море, возвратиться вдоль восточного побережья, совершив таким образом круиз вокруг Африки. С озорным блеском в глазах Джин сказала:
– Возможно, мы привезем с собой то самое золото.
Но два месяца спустя случилось непоправимое.
Я закончил проект судна для Билла Медоуза и отправил ему чертежи. На беду, чертежи внутреннего устройства яхты забыли вложить в пакет, и Джин вызвалась отвезти их в Фиш Хоек, где находился дом Билла. Дорога туда чудесная, вдоль мыса Чэпмена, с видом на море и горы, по красоте превосходящая все, что я видел на Ривьере. Джин отвезла чертежи, а на обратном пути в сумерках какой-то пьяный придурок на скоростной американской машине снес ее с дороги, и она упала в море с высоты трехсот футов.
С утратой Джин моя жизнь утратила всякий смысл. Мне было все равно, что водителю той машины дали только пять лет за непредумышленное убийство, какая разница – Джин ведь все равно не вернуть. Я запустил дела на верфи и, если бы не Гарри Маршалл, наверняка бы разорился. Тогда я передумал всю свою жизнь и мысленно подвел итог – мне тридцать шесть лет, я занимаюсь любимым делом, которое идет хорошо, но теперь оно уже не так увлекает меня, я здоровый и сильный – работа на верфи и хождение под парусами помогли мне сохранить хорошую форму, и у меня нет долгов, наоборот, в банке у меня скопилось столько денег, сколько никогда не было. А с другой стороны, мне ужасно не хватало Джин, и ничто не могло избавить меня от этой тоски.
Я понял, что не смогу оставаться на верфи и даже в Кейптауне, где за каждым углом меня подстерегали воспоминания о Джин. Я хотел уехать и ждал только повода.
Я был готов на любые авантюры.
Спустя две недели я сидел в баре на Эддерлей-стрит и выпивал. Не то чтобы я ударился в пьянство, но пил все-таки гораздо больше, чем раньше. И только хотел осушить третий бокал бренди, как почувствовал, что кто-то трогает меня за локоть, и чей-то голос произнес:
– Привет, не встречал тебя целую вечность.
Повернувшись, я увидел Уокера.
Годы не пощадили его. Он отощал, потерял облик смуглого красавца, черты лица заострились, волосы поредели. Одежда на нем была мятая и вытертая по краям, весь его потрепанный вид производил удручающее впечатление.
– Привет, – ответил я. – Откуда ты свалился?
Уокер не мог оторвать взгляд от моего стакана с бренди, и я предложил ему выпить.
– Спасибо, – поспешно согласился он, – мне двойную.
Я понял, в чем причина его плачевного состояния, но мне было не жаль потратиться на его выпивку, и я заказал двойную порцию бренди.
Слегка дрожащей рукой он поднес стакан к губам и одним глотком осушил две трети. Оторвавшись от стакана, он сказал:
– У тебя вид процветающего человека.
– Дела идут неплохо.
– Мне было тяжело узнать о гибели твоей жены.
Увидев мой вопросительный взгляд, он торопливо добавил:
– В газете прочитал. И подумал, что это, должно быть, твоя жена – имя и все остальное.
Видимо, он какое-то время разыскивал меня. Ведь старые друзья и приятели – самые милые люди для алкоголика. Можно растрогать и выставить их на выпивку или перехватить пятерку.
– Все было и быльем поросло, – отрезал я. Без умысла, но он задел меня за живое – напомнил о Джин. – Чем ты теперь занимаешься?
Он пожал плечами:
– Всем понемногу.
– Золото еще не откопал? – с умышленной жестокостью спросил я. Мне хотелось отплатить ему за ту боль, которую он причинил мне, спросив о Джин.
– Неужели я похож на владельца золотых россыпей? – произнес он с горечью. Потом неожиданно сказал: – Я видел Курце на прошлой неделе.
– Здесь? В Кейптауне?
– Да. Он возвращался из Италии. Наверное, сейчас он уже в Йоханнесбурге.
Я улыбнулся:
– Значит, он привез с собой золото?
Уокер покачал головой:
– Он сказал, что ничего не изменилось.
Он порывисто схватил меня за руку.
– Золото еще там – никто не нашел его. Оно еще там, в туннеле – четыре тонны золота и все драгоценности.
В его настойчивости была безумная одержимость.
– Так почему же Курце ничего не предпримет? – спросил я. – Почему он не поедет и не достанет эти сокровища? Почему бы вам вдвоем туда не поехать?
– Он меня терпеть не может, – мрачно ответил Уокер. – Едва ли он станет разговаривать со мной.
Он взял из моей пачки сигарету, и я дал ему прикурить, забавляясь всей этой сценой.
– Вывезти такой груз из страны нелегко, – продолжил Уокер. – Даже такой высокомерный и всемогущий сержант, как Курце, не может ничего придумать. – Он загадочно усмехнулся. – Нет, ты только представь себе, даже мозговитый Курце ничего не может сделать. Он загнал золото в подземную дыру, но слишком труслив, чтобы достать его оттуда.
Уокер истерически захохотал. Я взял его за руку.
– Успокойся.
Он резко оборвал смех.
– Все нормально – сказал он. – Заплати еще за одну порцию. Я забыл бумажник дома.
Я подал знак бармену, и Уокер заказал себе вторую двойную. Становилась понятной и еще одна причина его деградации. На протяжении четырнадцати лет мысль о том, что золото лежит в Италии и ждет, когда его заберут, пожирала Уокера, как тяжелая болезнь. Уже тогда, десять лет назад, я знал за ним эту пагубную страсть, очевидно, крушение надежд подкосило его. Мне было интересно: а как Курце переносит такое напряжение? По крайней мере, он, видимо, что-то предпринимает, хотя бы присматривает за ситуацией.
Я осторожно спросил:
– Если Курце возьмет тебя, готов ли ты отправиться в Италию за добычей?
Вдруг он стал совершенно спокоен.
– Что ты имеешь в виду? Ты что, говорил с Курце?
– Я его в глаза не видел.
Уокер взглядом нервно обшарил бар, потом выпрямился:
– Ну, если он… согласится, если… я буду ему нужен – готов. Он произнес эти слова с явной бравадой, но уже в следующее мгновение из него полезла злоба. – Ему без меня не обойтись. Нужен же я был ему, когда мы прятали добычу.
– И ты не будешь его опасаться?
– Что ты хочешь сказать? Почему я должен его опасаться? Я вообще никого не боюсь.
– Ты же был абсолютно уверен, что он совершил, по крайней мере, четыре убийства.
Мои слова вызвали у него раздражение.
– А, это… Так это было давно. И я никогда не говорил, что он убил кого-нибудь. Этого я никогда не говорил.
– Да, буквально так ты не говорил.
Он нервно заелозил.
– Да какая разница! Он не позовет меня с собой. Он так и сказал на прошлой неделе.
– Нет, позовет, – тихо сказал я.
Уокер вскинул на меня глаза.
– Это почему же?
Я невозмутимо ответил:
– Да потому, что я знаю, как вывезти золото из Италии и доставить в любое место земного шара просто и почти без риска.
Он вытаращил глаза.
– Что-что? Как же ты можешь это сделать?
– Я не собираюсь рассказывать тебе, – спокойно продолжал я. – Ведь ты не говоришь мне, где спрятано золото.
– Так, пожалуйста, – сказал он, – я расскажу тебе, где золото, ты достанешь его, и сам черт тебе не брат. Зачем же брать с собой Курце?
– Для такого дела потребуется больше двух человек, – возразил я. – К тому же он заслуживает своей доли: Курце приглядывал за золотом четырнадцать лет, и это значительно больше того, что сделал ты.
Я не стал говорить, что считаю Уокера самым ничтожным из всех созданий Божьих.
– Если мы договоримся, как ты будешь ладить с Курце?
Он отвернулся, надувшись.
– Ладно, я согласен, если только он оставит меня в покое. Не собираюсь я терпеть его насмешки.
Он в изумлении вдруг посмотрел на меня, как бы отмахнувшись от всего, о чем мы только что говорили.
– Так ты считаешь, что есть шанс вывезти груз? Реальный шанс?
Я кивнул и встал из-за стойки.
– Теперь извини, мне пора.
– Куда ты идешь? – поспешно спросил он.
– Звонить в контору авиалинии, – ответил я, – чтобы заказать билет на завтрашний рейс в Йоханнесбург. Хочу встретиться с Курце.
Вот он, знак судьбы, которого я ждал!
Глава II
Курце
Воздушное путешествие – чудесная штука. В середине следующего дня я уже оформлял гостиницу в Йоханнесбурге, за тысячу миль от Кейптауна. В самолете я много размышлял о Курце. И решил, если мы с ним не договоримся, отказаться от своей затеи, потому что на Уокера положиться нельзя. Я должен придумать, как приручить Курце; по словам Уокера, у него дьявольски упрямый характер. Мне-то все равно, при случае я тоже могу проявить характер, но идти на конфликт не хотелось. Вероятно, он будет подозрителен как черт и мне понадобятся мягкие лапки.
Была еще одна проблема – финансирование экспедиции. Я решил крепко держаться за верфь на случай провала экспедиции. Но если продать часть дела Гарри Маршаллу, продать дом, автомобиль и кое-что из вещей, то наберется около двадцати пяти тысяч фунтов. Не слишком-то много для такого дела.
Однако все зависело от Курце. Я не смог удержаться от улыбки, узнав, где он работает. Это была Центральная плавильная фабрика, на которой шла очистка золота со всех шахт Рифского рудника. За последние несколько лет через его руки прошло, вероятно, золота больше, чем все военные правители стран Оси закопали в землю. Какие же танталовы муки он должен был испытывать! Во второй половине дня я позвонил на фабрику. Трубку долго не брали.
Наконец я услышал отрывистое:
– Курце.
И сразу взял быка за рога.
– Меня зовут Халлоран, – начал я, – наш общий друг, мистер Уокер из Кейптауна, говорит, что у вас трудности с транспортировкой товаров из Италии. Я из фирмы по внешнеторговым перевозкам и, думаю, мог бы вам помочь.
Молчание было таким глубоким, что давило на уши. Я продолжал:
– Моя фирма располагает всем необходимым для выполнения такого рода услуг. Кроме того, у нас никогда не было неприятностей с таможенной службой…
Казалось, я бросил камень в бездонный колодец и жду, когда раздастся всплеск.
– Почему бы вам не навестить меня, – предложил я. – Не хочу отнимать у вас время сейчас, уверен, вы занятой человек. Приходите в семь вечера, и мы за обедом все обсудим. Я остановился в гостинице «Ридженси», она находится…
– Я знаю, где она находится, – прервал меня Курце. Голос у него был низкий, с неприятным гортанным акцентом уроженца Южной Африки.
– Хорошо, буду ждать, – закончил я разговор и опустил трубку. Я был доволен нашим первым контактом. Курце подозрителен, и правильно, не дурак же он. Но, если он придет в гостиницу, считай, я его зацепил, и мне останется только не дать ему соскочить с крючка. Моя уверенность в том, что он придет, основывалась на знании природы человеческого любопытства, которое и должно было привести Курце ко мне. Если он не придет, значит, все человеческое ему чуждо или он сверхчеловек.
Курце пришел, но не в семь, и я уже начинал сомневаться в своих рассуждениях о слабости человеческой натуры. Он постучал в дверь в начале девятого и, убедившись, что именно я ему звонил, сказал:
– Про обед забудем – я только что поел.
– Ладно, а как насчет выпивки?
Я пересек комнату и взялся за бутылку бренди, не сомневаясь в его выборе – большинство южноафриканцев предпочитают этот напиток.
– Я бы выпил виски, – неожиданно сказал он и запоздало добавил: – Спасибо.
Пока я разливал, мне удалось рассмотреть его. Громоздкий и неуклюжий, с широкой грудью, с черными вьющимися волосами и весь какой-то лохматый. Я был уверен, что если его раздеть, то он будет похож на медведя гризли. Черные брови нависали над глазами неожиданно ярко-синего цвета. Вид у него был получше, чем у Уокера. Видимо, в отличие от того Курце следит за собой: живот подтянут, здоровьем так и пышет.
Была еще одна проблема – финансирование экспедиции. Я решил крепко держаться за верфь на случай провала экспедиции. Но если продать часть дела Гарри Маршаллу, продать дом, автомобиль и кое-что из вещей, то наберется около двадцати пяти тысяч фунтов. Не слишком-то много для такого дела.
Однако все зависело от Курце. Я не смог удержаться от улыбки, узнав, где он работает. Это была Центральная плавильная фабрика, на которой шла очистка золота со всех шахт Рифского рудника. За последние несколько лет через его руки прошло, вероятно, золота больше, чем все военные правители стран Оси закопали в землю. Какие же танталовы муки он должен был испытывать! Во второй половине дня я позвонил на фабрику. Трубку долго не брали.
Наконец я услышал отрывистое:
– Курце.
И сразу взял быка за рога.
– Меня зовут Халлоран, – начал я, – наш общий друг, мистер Уокер из Кейптауна, говорит, что у вас трудности с транспортировкой товаров из Италии. Я из фирмы по внешнеторговым перевозкам и, думаю, мог бы вам помочь.
Молчание было таким глубоким, что давило на уши. Я продолжал:
– Моя фирма располагает всем необходимым для выполнения такого рода услуг. Кроме того, у нас никогда не было неприятностей с таможенной службой…
Казалось, я бросил камень в бездонный колодец и жду, когда раздастся всплеск.
– Почему бы вам не навестить меня, – предложил я. – Не хочу отнимать у вас время сейчас, уверен, вы занятой человек. Приходите в семь вечера, и мы за обедом все обсудим. Я остановился в гостинице «Ридженси», она находится…
– Я знаю, где она находится, – прервал меня Курце. Голос у него был низкий, с неприятным гортанным акцентом уроженца Южной Африки.
– Хорошо, буду ждать, – закончил я разговор и опустил трубку. Я был доволен нашим первым контактом. Курце подозрителен, и правильно, не дурак же он. Но, если он придет в гостиницу, считай, я его зацепил, и мне останется только не дать ему соскочить с крючка. Моя уверенность в том, что он придет, основывалась на знании природы человеческого любопытства, которое и должно было привести Курце ко мне. Если он не придет, значит, все человеческое ему чуждо или он сверхчеловек.
Курце пришел, но не в семь, и я уже начинал сомневаться в своих рассуждениях о слабости человеческой натуры. Он постучал в дверь в начале девятого и, убедившись, что именно я ему звонил, сказал:
– Про обед забудем – я только что поел.
– Ладно, а как насчет выпивки?
Я пересек комнату и взялся за бутылку бренди, не сомневаясь в его выборе – большинство южноафриканцев предпочитают этот напиток.
– Я бы выпил виски, – неожиданно сказал он и запоздало добавил: – Спасибо.
Пока я разливал, мне удалось рассмотреть его. Громоздкий и неуклюжий, с широкой грудью, с черными вьющимися волосами и весь какой-то лохматый. Я был уверен, что если его раздеть, то он будет похож на медведя гризли. Черные брови нависали над глазами неожиданно ярко-синего цвета. Вид у него был получше, чем у Уокера. Видимо, в отличие от того Курце следит за собой: живот подтянут, здоровьем так и пышет.