Бэккер Р. Скотт. Слуги Темного Властелина

   – Что же нам делать? – спросил Келлхус. Этот вопрос ее несколько разочаровал.
   «Ты же знаешь! Ты всегда знаешь! Зачем ты к нему подлизываешься?»
   Она с трудом поднялась на ноги, удивленная тем, как быстро окоченели ее конечности, и устремила взгляд к горизонту, туда же, куда смотрели они. Под розовеющим солнцем виднелся хвост пыли, тянущийся к реке, – и все.
   – Сколько их там? – спросил Найюр у Келлхуса.
   – Как и прежде – шестьдесят восемь. Только кони у них теперь другие.
   – Другие кони… – повторил Найюр сухо, словно его раздражало как то, что это сулило, так и способность Келлхуса делать подобные выводы. – Должно быть, они раздобыли их где-то по дороге.
   – А ты что, не предвидел этого?
   – Шестьдесят восемь… – повторил Найюр, пропустив его вопрос мимо ушей. – Многовато? – спросил он, глядя на Келлхуса в упор.
   – Многовато.
   – А если ночью напасть?
   Келлхус кивнул. Глаза его сделались какими-то невидящими.
   – Быть может, – ответил он наконец. – Но только если все прочие варианты будут исчерпаны.
   – Какие варианты? – спросил Найюр. – Что… что нам делать?
   Серве заметила, что его лицо исказилось непонятной мукой. «Отчего его это так раздражает? Разве он не видит, что нам суждено следовать за ним и повиноваться ему?»
   – Мы их слегка опережаем, – твердо ответил Келлхус. – Надо ехать дальше.
   Теперь впереди оказался Келлхус. Они спустились по теневому склону холма, постепенно набирая скорость. Распугали небольшую отару овец и пустили своих многострадальных коней еще более быстрым галопом, чем прежде.
   Серве скакала через пастбище и чувствовала, как от сведенных судорогой ног по телу расползается тупая боль. Они выехали из тени холма, и спину стало греть ласковое вечернее солнышко. Серве выслала коня вперед и поравнялась с Келлхусом, сверкнув яростной усмешкой. Он насмешил ее, скорчив рожу: выпучил глаза, словно потрясенный ее дерзостью, и негодующе нахмурил лоб. Скюльвенд остался позади, а они скакали бок о бок, смеясь над своими неудачливыми преследователями, пока вечер переходил в ночь и все краски дальних полей сменялись одной-единственной серой. Серве подумала, что они обогнали само солнце.
   Внезапно ее конь – ее добыча, доставшаяся ей после того, как она убила человека со шрамом, – споткнулся на скаку, вскинул голову и издал хриплый визг. Серве словно почувствовала, как разорвалось его сердце… Потом в лицо ей ударила земля, рот оказался набит травой и глиной – и гулкая тишина. Звук приближающихся копыт.
   – Оставь ее! – рявкнул скюльвенд. – Им нужны мы, а не она. Она для них всего лишь краденая вещь, красивая безделушка.
   – Не оставлю.
   – Не похоже это на тебя, дунианин. Совсем не похоже. – Быть может, – ответил Келлхус.
   Голос его теперь звучал совсем рядом и очень мягко. Он взял ее лицо в ладони.
   «Келлхус… Не надо синеньких детей!»
   «У нас не будет синеньких детей, Серве. Наш ребенок будет розовый и живой».
   – Но ей будет безопаснее…
   Тьма и сны о стремительной скачке во мраке сквозь языческие земли.
 
   Она плыла.
   «Где же кинжал?»
   Серве пробудилась, хватая ртом воздух. Весь мир под ней несся и подпрыгивал. Волосы хлестали по лицу, лезли в рот, в глаза. Пахло блевотиной.
   – Сюда! – донесся из-за топота копыт голос скюльвенда. Голос звучал нетерпеливо, словно поторапливал. – На тот холм!
   Ее груди и щека притиснуты к сильной мужской спине. Ее руки немыслимо крепко обнимают его тело, а ее кисти… Она не чувствует кистей! Зато почувствовала веревку, впивающуюся в запястья. Ее связали! Прикрутили к спине мужчины. Это Келлхус.
   Что происходит?
   Она подняла голову – в глаза точно вонзились раскаленные ножи. Мимо проносились обезглавленные колонны и пляшущая линия полуразобранной стены. Какие-то руины, а за ними – темные аллеи оливковой рощи. Оливковые рощи? Неужели они забрались уже так далеко?
   Она оглянулась назад – и удивилась: их запасные лошади куда-то делись. А потом, сквозь клубы пыли, она увидела большой отряд всадников, уже довольно близко. Кидрухили. Суровые лица напряжены, мечи выхвачены и сверкают на солнце…
   Они рассыпались лавой и въехали в развалины храма.
   Серве ощутила головокружительное чувство невесомости, потом ткнулась в спину Келлхуса. Конь принялся тяжело взбираться по крутому склону. Серве мельком увидела оставшиеся позади развалины белой как мел стены.
   – А, черт! – выругался сверху скюльвенд. Потом: – Келлхус! Ты их видишь?
   Келлхус не сказал ничего, но спина его выгнулась и правая рука напряглась – он развернул коня в другом направлении. Серве мельком увидела его бородатый профиль – он оглянулся влево.
   – Кто это? – спросил он.
   И Серве увидела вторую линию всадников, более отдаленную, но скачущую в их сторону вверх по тому же склону. Конь Келлхуса двигался вверх наискосок через склон, из-под копыт осыпались пыль и камни.
   Серве снова взглянула на кидрухилей внизу и увидела, что те неровными рядами перемахивают через разрушенную стену. Потом увидела еще одну группу, троих всадников, которые вылетели из рощи и повернули им наперерез.
   – Ке-еллхус! – завопила она, дергая веревку, чтобы привлечь его внимание.
   – Тихо, Серве! Сиди тихо!
   Один из кидрухилей кувырнулся с коня, хватаясь за стрелу, торчащую в груди. «Это скюльвенд», – поняла Серве, вспомнив, как тот подстрелил оленя. Однако оставшиеся двое проскакали мимо упавшего товарища, не останавливаясь.
   Первый поравнялся с ними и занес дротик. Склон кончился, началась ровная почва, и кони ускорили бег. Кидрухиль метнул дротик через рябившее перед глазами пространство земли и травы.
   Серве съежилась.
   Но Келлхус каким-то чудом протянул руку и взял дротик из воздуха – как будто сорвал сливу, висящую на ветке. Одним движением развернул дротик и метнул его обратно. Дротик угодил точно в изумленное лицо всадника. В течение какого-то жуткого момента Серве наблюдала, как тот покачнулся в седле, потом рухнул под копыта своего коня.
   Другой просто занял его место. Он надвигался, как будто хотел их протаранить. Его меч был занесен для удара. На миг Серве встретила взгляд его глаз, блестящих на запыленном лице, безумных от решимости убить. Он оскалил стиснутые зубы, рубанул…
   Удар Келлхуса рассек его тело, точно мощная тетива огромной осадной машины. В пространстве между двух коней мелькнул его меч. Кидрухиль опустил глаза. Кишки и их кровавое содержимое хлынули ему на колени и луку седла. Его конь шарахнулся прочь, пробежал еще немного и остановился.
   А потом они помчались вниз по другому склону холма, и земля исчезла.
   Их конь всхрапнул и остановился бок о бок с конем Найюра. Из-под копыт брызнули камешки. Впереди зияла пропасть, и стена обрыва была как минимум втрое выше макушек деревьев, которые теснились у его подножия. Склон был не то чтобы отвесный, но для коней слишком крутой. Внизу уходил в туманную даль причудливый ковер темных рощ и полей.
   – Вдоль гребня! – бросил скюльвенд, разворачивая коня. Но остановился: конь Келлхуса снова всхрапнул.
   И не успела Серве понять, что происходит, как ее руки оказались свободны и Келлхус соскочил наземь. Он выдернул ее из седла и помог устоять – она не чуяла под собой ног.
   – Сейчас будем спускаться, Серве. Выдержишь?
   В это время на вершине появился первый из кидрухилей.
   – Вперед! – бросил Келлхус и почти столкнул ее под обрыв.
   Пыльная почва осыпалась под ногами, и Серве заскользила вниз, но ее испуганные вопли заглушил визг коня. С обрыва рухнул брыкающийся конь и пролетел мимо нее в облаке пыли. Серве ухватилась за землю. Пальцев она почти не чувствовала, но ей все же удалось остановиться. А конь полетел дальше.
   – Шевелись, девка, шевелись! – крикнул сверху скюльвенд.
   Она видела, как он наполовину просеменил, наполовину проскользил мимо нее, спустив в головокружительную пустоту внизу очередной поток пыли. Серве боязливо шагнула вперед – и снова упала. Она задергалась, пытаясь падать хотя бы ногами вперед, спиной к склону, но тут ударилась обо что-то действительно твердое и подлетела в воздух в облаке песка. Ей каким-то чудом удалось приземлиться на четвереньки, и на миг показалось, будто она сумеет затормозить падение, но под левую стопу попался очередной камень, колено прижалось к груди, и она опрокинулась назад и полетела кубарем.
   Наконец она остановилась, посреди россыпи упавших камней, и подошедший скюльвенд поднял ее голову. Лицо его было озабоченным. Ее это привело в растерянность.
   – Встать можешь?
   – Н-не знаю… «Где же Келлхус?»
   Он помог ей сесть, но теперь озабоченно смотрел уже куда-то в другую сторону.
   – Сиди, – отрывисто сказал он. – Не двигайся.
   И выхватил меч.
   Серве взглянула наверх, на склон, с которого только что свалилась, и голова у нее пошла кругом. Она увидела ползущее вниз облако пыли и поняла, что это Келлхус, который спускается прыжками. Потом она ощутила боль в боку – что-то острое мешало ей дышать.
   – Сколько? – спросил Найюр, когда Келлхус очутился внизу.
   – Достаточно, – ответил тот, даже не запыхавшись. – Тут они за нами не полезут. Поскачут в обход.
   – Как и те, другие.
   – Какие другие?
   – Те собаки, которые застали нас врасплох, пока мы скакали на вершину. Они, должно быть, повернули вниз сразу, как мы свернули в сторону от них, потому что я видел только отставших – вон там, справа…
   Не успел Найюр это сказать, как Серве услышала за стволами топот копыт.
   «Но у нас же нет лошадей! Мы не сможем бежать!»
   – Что это значит? – воскликнула она и ахнула от боли, пронзившей бок.
   Келлхус опустился перед ней на колени. Его божественное лицо заслонило солнце. Она снова увидела его нимб, мерцающее золото, отличавшее его от всех прочих людей. «Он спасет нас! Не волнуйся, милый, я знаю, Он нас спасет!»
   Но он сказал:
   – Серве, я хочу, чтобы ты закрыла глаза, когда они будут здесь.
   – Но ведь ты же обещал! – всхлипнула она. Келлхус погладил ее по щеке, молча отошел и встал плечом к плечу со скюльвендом. Серве увидела за ними какое-то мелькание, услышала ржание и храп бешеных боевых коней.
   Потом из тени на солнце вылетели первые жеребцы в кольчужных попонах. Их всадники были одеты в бело-голубые накидки и тяжелые кольчуги. Когда всадники выстроились неровным полукругом, Серве увидела, что лица у них серебристые, бесстрастные, точно у богов. И она поняла, что они посланы – посланы защитить его! Сохранить обещание.
   Один подъехал ближе остальных и снял свой шлем с султаном из черного конского хвоста. Потом отстегнул два ремешка и стянул со своего широкого лица серебряную боевую маску. Всадник оказался на удивление молод. Он носил квадратную бородку, характерную для людей с востока Трех Морей. Наверно, айнон или конриец.
   – Я – Крийатес Ирисс, – представился молодой человек. По-шейски он говорил с сильным акцентом. – А эти благочестивые, но мрачные господа – рыцари Аттремпа и Люди Бивня… Вы не видели тут поблизости никаких беглых преступников?
   Ошеломленное молчание. Наконец Найюр спросил:
   – А почему вы спрашиваете?
   Рыцарь искоса взглянул на своих товарищей, потом подался вперед. Глаза его весело блеснули.
   – Потому что я до смерти соскучился по откровенному разговору!
   Скюльвенд улыбнулся.

ЧАСТЬ V
Священная война

ГЛАВА 15
МОМЕМН

   «Многие осуждали тех, кто присоединился к Священному воинству с корыстными целями, и, несомненно, если эта скромная повесть доберется до их праздных библиотек, они осудят и меня тоже. Что ж, должен признаться, я и впрямь присоединился к Священному воинству с „корыстными“ целями, если это означает, что я присоединился к нему вовсе не ради уничтожения язычников и отвоевания Шайме. Однако в войске было немало таких корыстных, как я, и они, подобно мне, немало способствовали достижению целей Священной войны, честно убив свою долю язычников. Так что в том, что Священная война претерпела крах, нашей вины нет.
   Я сказал – «крах»? Вернее было бы сказать «метаморфозу»».

Друз Ахкеймион, «Компендиум Первой Священной войны»

   «Вера есть истина страсти. Но поскольку ни одну страсть нельзя назвать более истинной, чем другая, то вера есть истина пустоты».

Айенсис, «Четвертая аналитика рода человеческого»

 
   Весна, 4111 год Бивня, Момемн
   – Помни то, что я тебе говорил, – шепнул Ксинем Ахкеймиону, пока стареющий раб вел их в огромный шатер Пройаса. – Держись официально. Будь осторожен… Он согласился увидеться с тобой только затем, чтобы заставить меня заткнуться, понимаешь? Ахкеймион нахмурился.
   – Как все-таки времена поменялись, а, Ксин?
   – Понимаешь, Акка, в детстве ты имел на него слишком большое влияние, оставил слишком глубокий след. Ревностные люди часто путают чистоту с нетерпимостью, особенно когда они еще молоды.
   Хотя Ахкеймион подозревал, что дело обстоит куда сложнее, он ответил только:
   – Ты снова читал, да?
   Они следом за рабом миновали несколько проходов, занавешенных вышитыми тканями, сворачивали налево, направо, снова налево. Несмотря на то что Пройас прибыл несколько недель тому назад, комнаты чиновников, которые они проходили, все еще пребывали в беспорядке, а некоторые ящики стояли наполовину нераспакованными. Ахкеймиона это смущало. Обычно Пройас был аккуратен до мелочности.
   – Разброд и шатания, – сказал Ксинем в качестве объяснения. – С самого его приезда… Половину своих людей разогнал цыплят считать.
   Ахкеймион вспомнил, что «считать цыплят» – это конрийское выражение, означающее бестолковую возню.
   – Что, все настолько плохо?
   – Еще хуже, Акка. Он проигрывает в той игре, которую затеял император. И про это ты тоже помни.
   – Может, мне стоит подождать пока… пока… – начал было Ахкеймион, но оказалось уже поздно.
   Старый раб остановился у входа в более просторное помещение и торжественно взмахнул рукой так, что стала видна потемневшая подмышка. На лице его читалось: «Входите на свой страх и риск!»
   Тут было прохладнее и темнее. Курильницы наполняли помещение ароматом душистого дерева. Вокруг центрального очага разбросаны ковры, так что пол превратился в уютное нагромождение айнонских пиктограмм и стилизованных сцен из конрийских легенд. С противоположной стороны смотрел на них принц, восседающий среди подушек. Ахкеймион немедленно упал на колени и поклонился. Он мельком увидел струйку дыма, поднимающуюся от отлетевшего из очага уголька.
   – Встань, адепт, – велел Пройас. – Сядь на подушку у моего очага. Я не стану требовать, чтобы ты целовал мне колено.
   На наследном принце Конрии была только льняная юбочка, расшитая гербами его династии и страны. Лицо его обрамляла коротко подстриженная бородка – такие сейчас носила вся знатная молодежь Конрии. Лицо у него было каменное, как будто он изо всех сил сдерживал себя, чтобы не выносить суждения заранее. Большие глаза смотрели враждебно, но без ненависти.
   «Я не стану требовать, чтобы ты целовал мне колено…» Не особо многообещающее начало.
   Ахкеймион перевел дыхание.
   – Мой принц, вы оказали мне неслыханную честь, даровав мне эту аудиенцию.
   – Быть может, большую, чем тебе кажется, Ахкеймион. Еще никогда в жизни вокруг меня не вертелось столько людей, требующих, чтобы я их выслушал.
   – И все по поводу Священной войны?
   – А по какому же еще?
   Ахкеймион внутренне поежился. Он понял, что не знает, как начать.
   – Это правда, что вы совершаете рейды по всей долине?
   – И за ее пределами тоже. Ахкеймион, если ты собираешься критиковать мою тактику, настоятельно советую: не делай этого.
   – Мой принц, что колдун может знать о тактике?
   – Как по мне, так чересчур много. Но, с другой стороны, нынче все и каждый считают себя великими специалистами по части тактики. Верно, маршал?
   Ксинем виновато взглянул на Ахкеймиона.
   – Ваша тактика безупречна, Пройас. Меня больше беспокоит вопрос о несоблюдении приличий…
   – Ну, а что нам жрать прикажете? Молитвенные коврики?
   – Император затворил свои амбары, только когда вы и прочие Великие Имена взялись за грабеж.
   – Да ведь то, что он нам давал, – это жалкие крохи, Ксин! Ровно столько, чтобы солдаты не подняли бунта. Ровно столько, чтобы управлять нами! И ни зернышка больше.
   – И тем не менее грабить айнрити… Пройас насупился и замахал руками.
   – Довольно, довольно! Ты всегда так отвечаешь, когда я это говорю, снова и снова. Я уж лучше Ахкеймиона послушаю! Понял, Ксин? Вот до чего ты меня довел!
   По серьезному взгляду Ксинема Ахкеймион понял, что Пройас отнюдь не шутит.
   «Так переменился… Что же с ним случилось?» Но едва подумав об этом, Ахкеймион тут же нашел ответ. Пройасу, как и всем людям, стремящимся к высокой цели, приходилось то и дело изменять своим принципам, и он страдал от этого. Ни одного триумфа без угрызений совести. Ни одной передышки без осады. Компромисс за компромиссом, и вот уже вся жизнь кажется сплошным поражением. Этот недуг был хорошо знаком всем адептам Завета.
   – Ахкеймион… – окликнул Пройас, видя, что адепт молчит. – У меня тут целый кочевой народ, который надо кормить, целая армия разбойников, которых надо приструнить, и император, которого надо перехитрить. Так что давай забудем про тонкости джнана. Просто скажи, чего ты хотел.
   На лице Пройаса боролись ожидание и раздражение. По всей видимости, ему действительно хотелось повидать своего бывшего наставника, однако он не желал этого хотеть. «Это была ошибка».
   Он невольно втянул в себя воздух.
   – Я хотел бы знать, помнит ли еще мой принц то, чему я учил его много лет тому назад.
   – Боюсь, эти воспоминания – единственная причина, почему ты здесь.
   Ахкеймион кивнул.
   – Помнит ли он, что такое просчитывать варианты развития событий?
   Раздражение взяло верх.
   – Это в смысле продумывать, «что будет, если»?
   – Да, мой принц.
   – Знаешь, Ахкеймион, ребенком я уставал от твоих игр. А теперь, когда я взрослый, у меня просто нет на это времени.
   – Это не игра.
   – Ах, вот как? Тогда почему ты именно здесь, и нигде больше, а, Ахкеймион? Какое дело Завету до Священной войны?
   В этом-то и был весь вопрос. Когда борешься с неосязаемым, неизбежно возникают сложности. Любая миссия, не имеющая конкретной цели, или та, цель которой превратилась в абстракцию, непременно рано или поздно принимает свои средства за цель, свою собственную борьбу – за то, ради чего она борется. Ахкеймион осознал, что Завет здесь затем, чтобы понять, следует ли ему быть здесь. И это было настолько важно, насколько вообще может быть важна миссия Завета, поскольку теперь все миссии Завета свелись именно к этому. Но этого он Пройасу сказать не мог. Нет, ему придется сделать то, что делает каждый посланец Завета: населить неведомое древними угрозами и засеять будущее былыми катастрофами. Мир и так уже был ужасен, Завет же сделался школой торговцев страхом.
   – Какое дело? Наше дело – узнать истину.
   – Ага, значит, ты собрался читать мне наставления не о вероятностях, а об истине… Боюсь, эти дни миновали безвозвратно, Друз Ахкеймион.
   «А когда-то ты называл меня Акка!»
   – Нет. Дни моих наставлений действительно миновали. Теперь, как мне кажется, самое большее, на что я способен, – это напоминать людям то, что они знали раньше.
   – Раньше я утверждал, будто знаю много всего, но теперь мне нет до этого дела. Говори конкретнее.
   – Я просто хотел вам напомнить, мой принц, что, когда мы наиболее уверены в чем-то, наиболее велика вероятность ошибиться.
   Пройас угрожающе улыбнулся.
   – Ага… Ты, значит, решил бросить вызов моей вере.
   – Нет, не бросить вызов – лишь слегка умерить ваш пыл.
   – Умерить, значит. Ты хочешь, чтобы я сызнова принялся задавать вопросы, обдумывать пугающие «вероятности». И что же это за пугающие вероятности? Скажи мне, будь любезен!
   Теперь принц не скрывал иронии, и она больно ранила.
   – Скажи мне, Ахкеймион, насколько я нынче глуп?
   В этот момент Ахкеймион осознал, до какой степени немощен теперь Завет. Они сделались не просто нелепыми – избитыми, привычными и нудными. Можно ли заставить, чтобы тебе поверили, когда находишься в такой пропасти?
   – Возможно, Священная война – не то, чем она кажется, – сказал Ахкеймион.
   – Ах, не то, чем она кажется! – воскликнул Пройас, изображая изумление – упрек наставнику, который совершил непоправимый промах. – Для императора Священная война – извращенный способ восстановить свою империю. Для некоторых моих соратников это корыстное орудие богатства и славы. Для Элеазара и Багряных Шпилей это средство для достижения некой таинственной цели. А для некоторых других просто дешевый способ искупить безрассудно потраченную жизнь. Так значит, Священная война – не то, чем кажется? Не было такой ночи, Ахкеймион, когда я не молился, чтобы ты оказался прав!
   Наследный принц подался вперед и налил себе чашу вина. Ни Ахкеймиону, ни Ксинему он вина не предложил.
   – Но молитв недостаточно, верно? – продолжал Пройас. – Что-то непременно случается, какое-нибудь предательство или мелкая подлость, и сердце мое восклицает: «Да тьфу на них всех! Будь они прокляты!» И знаешь, Ахкеймион, именно вероятность спасает меня, не дает мне бросить все это. «А что, если?» – спрашиваю я себя. Что, если эта Священная война на самом деле божественна, является благом сама по себе?
   На этих последних словах у него перехватило дыхание, как будто никакого дыхания не хватало, чтобы их произнести. «Что, если…»
   – Неужели так трудно – верить? Неужели это настолько невозможно – чтобы, невзирая на людей и на их скотские устремления, одна-единственная вещь, Священная война, была благой сама по себе? Если это невозможно, Ахкеймион, если в моей жизни так же мало смысла, как и в твоей…
   – Нет, – ответил Ахкеймион, не в силах сдержать собственный гнев, – в этом нет ничего невозможного.
   Жалобная ярость в глазах Пройаса затухла, размякла от чувства вины.
   – Извини, бывший наставник. Я не хотел… Он прервался, чтобы глотнуть еще вина.
   – Быть может, сейчас не самое подходящее время, чтобы трепаться о твоих вероятностях, Ахкеймион. Боюсь, Господь испытывает меня.
   – Почему? Что случилось?
   О Пройас взглянул на Ксинема. Взгляд был озабоченный. – Произошло убийство невинных людей, – сказал он. – Галеотские отряды под началом Коифуса Саубона вырезали жителей целой деревни близ Пасны.
   Ахкеймион вспомнил, что Пасна – это небольшой городок милях в сорока вверх по реке Фай, славящийся своими оливковыми рощами.
   – Майтанет знает об этом?
   Пройас скривился.
   – Узнает.
   И внезапно Ахкеймион все понял.
   – Ты поступаешь вопреки его приказу. Майтанет запретил подобные вылазки!
   Ахкеймион с трудом скрывал свое ликование. Если Пройас решился поступить наперекор своему шрайе…
   – Мне не нравится, как ты себя ведешь! – отрезал Пройас – Какое тебе дело…
   Тут он осекся, как будто его тоже вдруг осенило.
   – Это и есть та вероятность, которую ты предлагаешь мне рассмотреть? – осведомился он. В голосе его звучали изумление и гнев. – Что Майтанет… – Он внезапно угрюмо расхохотался. – Что Майтанет в сговоре с Консультом?
   – Всего лишь вероятность, как я уже сказал, – ответил Ахкеймион ровным тоном.
   – Ахкеймион, я не стану тебя оскорблять. Мне известна миссия Завета. Мне известны одинокие кошмары твоих ночей. Вы все живете внутри тех мифов, которые мы позабыли еще в детстве. Как можно не уважать такое? Однако не путай те разногласия, которые могли возникнуть у меня с Майтанетом, и почтение и преданность, которые я питаю к Святейшему Шрайе. То, что ты говоришь – «вероятность», которую ты мне предлагаешь рассмотреть, – это богохульство. Понимаешь?
   – Понимаю. Более чем.
   – Есть ли у тебя что-то большее? Что-то помимо твоих кошмаров?
   У Ахкеймиона было что-то большее, потому что у него было нечто меньшее. У него был Инрау. Он облизнул губы.
   – В Сумне убит наш агент… – он сглотнул, – мой агент.
   – Приставленный, несомненно, шпионить за Майтанетом…
   Пройас вздохнул, печально покачал головой, как бы заставляя себя произнести жестокие слова.
   – Скажи мне, Ахкеймион, какая кара назначена соглядатаям в Тысяче Храмов?
   Колдун моргнул.
   – Смерть.
   – И что? – взорвался Пройас. – И с этим ты явился ко мне? Одного из твоих шпионов казнили – за шпионаж! – и из-за этого ты заподозрил, будто Майтанет – величайший шрайя за много поколений! – в сговоре с Консультом? Только на этом основании? Поверь мне, адепт, если с агентом Завета что-то случается, это вовсе не означает…
   – Дело не только в этом! – возразил Ахкеймион.
   – Ну-ка, ну-ка! А в чем еще? Какой-нибудь пьяница нашептал тебе какую-то жуткую байку?
   – В тот день в Сумне, когда я видел, как ты целовал колено Майтанета…
   – Слушай, вот про это не надо, ладно? Ты просто не понимаешь, насколько неуместно…
   – Он увидел меня, Пройас! Он узнал во мне колдуна!
   Пройас умолк – но ненадолго.
   – И ты думаешь, я этого не знаю? Я там был, Акка! Ну да, он, как и другие великие шрайи, обладает даром видеть Немногих. И что с того?
   Ахкеймион был ошарашен. Он не нашелся, что ответить.