Белмонд С. А.. Довольно милое наследство

   Джереми недовольно посмотрел на меня.
   – И почему ты все время встреваешь, когда дело касается моей матери? – спросил он. – Я думал, ты на моей стороне, а ты просто цирк устраиваешь! И что будешь делать?
   Внимательно посмотрев на Джереми, тетя Шейла весело засмеялась:
   – Джереми, прекрати. Она и представления не имеет, что ты пытаешься поддразнить ее.
   – О, да перестаньте! Я уже привыкла к этому, – откликнулась я.
   – Мам, – продолжал Джереми, – ты много знаешь о семье моего настоящего отца?
   – Кое-что знаю, – сказала она. – Мать Тони звали Роуз, отца Доменико. Оба они покинули Италию во время войны и жили в Америке. Отец Доменико тоже был убит на войне.
   Тут уж я не могла сдержаться:
   – А бабушка Пенелопа говорила вам имя мужчины, которого любила и который погиб на войне?
   – Нет. – Тетя Шейла покачала головой. – А что?
   – Так уж получилось, что любовника бабушки Пенелопы звали Джулио. – С этими словами я достала из сумочки схему всего моего семейства и положила на стол.
   Тетя Шейла завороженно начала изучать листок.
   – Что это за схема? – спросил Джереми, посмотрев сначала на листок, потом на меня. – Боже мой! Детектив Пенни Николс вновь начинает расследование!
   – Вот именно! – вызывающе ответила я. – И не думай, что это было просто. Как только я думала, что все указано верно, тут же появлялись какие-то новые обстоятельства.
   Джереми и тетя Шейла с интересом склонились над начертанным моею рукой семейным древом Лейдли.
   Я указала пальцем на линию, которая шла от любовника бабушки Пенелопы, Джулио, к любовнику тети Шейлы Энтони и заканчивалась на Джереми. В центре этой линии стоял Доменико, которого я считала разгадкой всей этой головоломки.
   – У любовника бабушки Пенелопы Джулио был сын Доменико, который жил в Италии, когда Джулио погиб на войне, – сказала я. – Бабушке Пенелопе удалось привезти его в Лондон, но настоящая мать Доменико забрала его к себе в Америку. Поэтому Доменико вырос там, и у него родился сын Энтони, это ваш Тони, тетя Шейла.
   – Тони, – повторила она. Лицо ее побледнело, мне показалось, она сейчас упадет в обморок. – Боже мой! – воскликнула она, отводя взгляд.
   Я же повернулась к Джереми и продолжала:
   – И этот маленький мальчик Доменико, который уехал в Америку, и есть твой настоящий дедушка.
   Ни один мускул не дрогнул на лице Джереми, будто он меня совсем не слушал.
   Повернувшись к тете Шейле, я возбужденно продолжала:
   – Бабушка Пенелопа просто обожала Доменико, потому что он был сыном Джулио. И когда она узнала о том, что сын Доменико, Тони, умер, она, конечно, захотела помочь вам, тетя Шейла. Соединив вас с ее племянником Питером, она как бы приняла вас с Джереми под опеку ее большой семьи. И моей семьи.
   Тетя Шейла молчала, внимательно слушая меня. Казалось, будто она прокручивает в памяти все, что произошло в те времена.
   – Это многое объясняет, – заключила она.
   – Что же стало с Доменико? – осторожно спросила я.
   – Доменико? Он живет в Италии, – медленно произнесла тетя Шейла, все еще погруженная в размышления.
   – Видишь, Джереми? Твой дед еще жив! Где именно он живет?
   Тетя Шейла с готовностью ответила:
   – В небольшом городке, недалеко отсюда. Время от времени мы с Тони заезжали к нему. Я до сих пор изредка его навещаю.
   Мы с Джереми удивленно посмотрели на нее.
   – Что ты делаешь? – переспросил Джереми изменившимся голосом.
   Я успела вмешаться:
   – Знаете ли вы его адрес?
   – Разумеется, дорогая моя, – кивнула тетя Шейла. – Я могу позвонить и предупредить, что ты собираешься навестить его. Если, конечно, хочешь.

Глава 34

   – Господи, – проворчал Джереми, – кто тебя просил открывать рот и спрашивать адрес? Я не помню никакого Тони, даже если это мой настоящий отец. И с какой стати я вдруг захочу встретиться с его отцом? Я совсем не знаю этих людей. И, черт побери, знать не хочу!
   – Хочешь ты этого или нет, это твои прямые родственники, – сказала я.
   Мы сидели в машине и уже отъезжали от дома тети Шейлы; Джереми вел себя так, будто внезапно разучился водить.
   – И почему женщины постоянно пытаются контролировать жизнь мужчин? – вспылил Джереми. – Сначала бабушка Пенелопа, вообразив себя Господом Богом, начала «соединять сердца». Потом мама, долгие годы хранившая секреты, вдруг решила осчастливить меня знакомством с моим, видите ли, дедом. И ты туда же!
   – Ну разве не забавно, – бросила я в ответ, – что из всех перечисленных женщин ты срываешься исключительно на мне? Тебе уже не придется грубить бабушке Пенелопе, с матерью ты вел себя исключительно вежливо, как воспитанный мальчик, но почему же ты кричишь на меня, словно с цепи сорвался?
   – Видимо, эта черта досталась мне от моих итальянских предков, – мрачно заметил Джереми. – И вообще, я не кричу. Я просто несколько повысил голос, чтобы ты наконец меня услышала.
   – Ладно, – терпеливо проговорила я. – Я поеду с тобой.
   – Именно этого я и опасался. Я просто уверен, что с тобой я наверняка попаду в какую-нибудь историю. Погоня на машине, казино, кража произведения искусства, что дальше?
   – Твоя мать, между прочим, рассказала мне еще кое-что, пока ты подгонял машину, – радостно заявила я, когда мы выехали на улицу, – и тебе лучше бы послушать, потому что это касается матери Доменико, которая живет в Америке. Ну, та, что забрала мальчика у бабушки Пенелопы. В общем, она из семьи бостонского брамина. Ее зовут Люси. Она умерла от туберкулеза вскоре после того, как привезла маленького Доменико в Бостон. После ее смерти бостонские родственники очень пренебрежительно относились к мальчику, заставляли прислуживать. Поэтому вскоре он убежал в Нью-Йорк, где встретил прекрасную итало-американскую девушку и женился на ней. Кстати, ее звали Роуз, и это твоя бабушка. У них был небольшой магазинчик. Они воспитывали сына – твоего отца – в американских традициях. Когда Тони вырос, он отправился учиться в Нью-Йоркский университет. По окончании учебы сына родители Тони вернулись в Италию, а сам он поехал в Лондон завоевывать сцену. У него была группа, с которой они играли рок-н-ролл. Ну прямо как ты, Джереми. И Тони – твой отец – поддерживал отношения с родителями, пока…
   – Не умер, – закончил за меня Джереми.
   – Да. А Роуз – твоя бабушка – умерла в Италии в восьмидесятые годы, – продолжала я, – твой дед Доменико все еще живет с ее родственниками. Ему сейчас где-то за семьдесят. Он всегда знал о твоем существовании, но они с Роуз не хотели вмешиваться, пока не умер дядя Питер. И сейчас твой дедушка очень хочет увидеть тебя. Ты, конечно, можешь не ехать, но я считаю, если откажешься, будешь жалеть об этом всю свою жизнь.
   – Ради Бога, Пенни, – отчаянно проговорил Джереми, – ты можешь замолчать на пару минут. Дай мне подумать. Представь только, сколько информации свалилось на мою голову, а ты не замолкаешь ни на минуту с тех пор, как мы пересекли границу.
   «Это неправда, – думала я. – И нечестно по отношению ко мне».
   Даже после того как мы выспались, приняли душ, поели, я все же чувствовала себя как на иголках из-за того, что мы как сумасшедшие убегали от Ролло и потому что у нас находился огромной стоимости шедевр. Я думала, Джереми хотя бы поддержит меня, даст возможность успокоиться, прийти в себя, но нет! Он снова разговаривал со мной этим своим тоном, а ведь и дня не прошло после того поцелуя. Я просто представить себе не могу, как это можно – целоваться с женщиной, а потом, практически отвернувшись от нее, допускать в разговоре сарказм, граничащий с презрением.
   Как только мы остановились на очередном светофоре, я сделала то, что сделала бы любая уважающая себя женщина.
   – Прекрасно! – выкрикнула я, вышла из машины, громко хлопнув дверью, и быстро пошла по переулку в глубь города.
   Потеряться в Италии, скажу я вам, очень просто. Так вот, я потерялась. Сначала я шла по булыжной мостовой, свернула за угол, потом еще за один, и вот. Потерялась. Я поняла, что не помню, откуда шла изначально и где, черт возьми, оказалась. Я вовсе не хотела делать то, что сделала, но Джереми просто вывел меня из себя! Я не думала, куда направляюсь, и совсем уж не обращала внимания на надписи и знаки. Жизнь города была в полном разгаре – двери магазинов распахнуты, машины шныряли в разные стороны, сигналя на разные голоса.
   Я постояла на месте, а потом свернула на самую мрачную аллею. Там мне действительно стало не по себе. Все было похоже на страшный сон, когда ты изо всех сил несешься по одинаковым улицам, стараясь приблизиться к желаемой цели, но так получается, что ты удаляешься все дальше и дальше. И вдруг ты слышишь, как кто-то зовет тебя, но никак не можешь понять, с какой стороны слышится голос. Так вы и крутитесь на одном мете, без устали крича друг другу.
   – Пенни! – услышала я голос Джереми.
   Я услышала звук его шагов и даже прерывистое дыхание. Наконец он увидел меня и подошел.
   – Какого черта, ты сделала это?
   – Хотела подальше уйти от тебя, хам, – сказала я, четко проговаривая каждое слово.
   – Ты просто невыносима! – воскликнул он, встряхивая меня за плечи. – Я уж думал, тебя украли. Господи, как мне жалко человека, который женится на тебе и получит в довесок к приданому миллион проблем на всю оставшуюся жизнь.
   Я просто ненавижу, когда мужчины говорят подобные вещи, и я выкрикнула ему в ответ:
   – А мне жаль женщину, которая выйдет за тебя! Потому что ты думаешь, что можешь повышать голос, когда тебе вздумается. И самое отвратительное то, что ты выбираешь такие слова, которые даже собаке не скажешь, не говоря уж о человеке, которого любишь.
   Я замолчала, и несколько секунд мы так и стояли, только сейчас я заметила, что Джереми все еще держит меня за плечи.
   – Ты чего? – Голос Джереми вдруг превратился в мягкий и нежный, и в то же время в нем появилась какая-то серьезность. – Разве кто-то говорил о… любви?
   Я промолчала.
   Джереми взял мою руку и проговорил:
   – Знаешь, не могу выразить словами, как мне жаль, что я наговорил тебе гадостей. Но ты и правда болтушка. Однако мне гораздо легче и приятнее слушать твою болтовню, нежели болтовню кого-то другого. А потом благодаря тебе и маме мне прямо сейчас нужно ехать к дедушке. Пожалуйста, Пенни, поехали со мной. Мне ужасно страшно появиться там одному.

Глава 35

   Дед Джереми жил в небольшом городке с аккуратными домиками, окруженными полями с бесчисленным множеством оливковых деревьев. Улица, на которую мы выехали, была утыкана высоченными соснами, похожими на зонтики. Мы подошли к симпатичному дому бледно-персикового цвета.
   – Здесь, – сказала я, еще раз взглянув на адрес, написанный тетей Шейлой.
   Мы подошли к двери, но не успели постучать, как она распахнулась и перед нами предстала девочка с прелестными черными кудряшками. На ней было закрытое бело-розовое платье, она уставилась на нас широко раскрытыми карими глазами.
   – Можно нам войти? – спросил Джереми, слегка наклонившись.
   Девочка широко улыбнулась, и ее пухлые щечки еще сильнее округлились. Она кивнула и впустила нас в темный коридор.
   Изнутри дом оказался каменным холодным зданием. Проходя гостиную, обставленную старинной мебелью, мы слышали звук своих шагов, которые эхом отдавались где-то в глубине дома. Миновав еще несколько закрытых дверей, мы вошли в кухню, где нас встретила родственница жены Доменико, тучная пожилая дама. Она что-то готовила у плиты и все же бодро и приветливо улыбнулась нам.
   Джереми заговорил с ней, удивляя меня тем, что сумел подобрать несколько вежливых итальянских слов и даже составил их в складные предложения. Женщина и Джереми обменялись понимающими взглядами, затем женщина обратилась к девочке, попросив, по-видимому, отвести нас в сад. Девочка провела нас через заднюю дверь на лужайку, где под грушевым деревом в кресле со множеством подушек сидел пожилой человек.
   Как только мы вышли, я повернулась к Джереми:
   – Не знала, что ты владеешь итальянским.
   – Я понимаю немного, особенно интонации, – ответил он. – В детстве я сильно и долго болел бронхитом, за мной ухаживала итальянка. Она учила меня, помогала с уроками. Она частенько заглядывала в словарь, а мне казалось, что она обучает меня какому-то секретному языку.
   Джереми подтянулся, когда мы подошли к пожилому мужчине, отдыхающему в саду. Доменико читал газету, но, заметив нас, отложил ее в сторону. Это был высокий, крепкий мужчина с шапкой седых волос. Он был идеально выбрит, причесан и выглядел безукоризненно. На нем были костюм из качественной шерсти и начищенные до блеска ботинки, не последний писк моды, но аккуратные и элегантные. Он выглядел так, словно собрался в церковь на воскресную службу. Он сидел прямо, уверенно, достойно, в полной боевой готовности. Подойдя ближе, я почувствовала свежий лимонный запах с легким ароматом вербены и еще чего-то очень трогательного. Очевидно, дедушка Джереми очень тщательно готовился к встрече с внуком.
   – Бонджорно, – сказала я, когда мы подошли ближе.
   Джереми внезапно замолчал, остановился, не произнеся ни слова.
   – Бонджорно, – улыбнувшись, ответил мужчина и жестом показал на два таких же, как у него, кресла с подушками, приглашая нас присесть.
   Мы сели; я бросила взгляд на Джереми, который смотрел на пожилого человека, так и не вымолвив ни слова. Я не ожидала разглядеть похожие черты в их внешности, у меня просто не было времени подумать об этом; но сейчас я прекрасно видела тот же высокий лоб, интеллигентный взлет бровей.
   Мужчины молча изучали друг друга, затем одновременно повернулись ко мне. Я поняла, что это моя задача – завязать хоть какой-то разговор между ними. Мое знание итальянского сводилось к нескольким выражениям, которые я запомнила из разговорника.
   – Вы говорите по-английски? – с сомнением спросила я на итальянском.
   – Уже не так хорошо, – ответил дед Джереми.
   «Плохо дело», – подумала я.
   Я слегка подтолкнула Джереми, и он сразу же вспомнил, какой подарок я заставила его купить. Это была небольшая бутылка хорошего бренди, бутылку с такой же этикеткой я видела у отца на полке. Джереми достал из кармана подарок в блестящей золотой оберточной бумаге и вручил деду. Он развернул подарок, посмотрел на свет и, одобрительно кивнув, поставил бутылку на столик.
   – Спасибо, – поблагодарил он по-итальянски.
   Затем он скрестил на груди руки, замолчал и стал ждать, оценивающе разглядывая Джереми; взгляд его был доброжелательный, но я бы сказала, несколько напряженный. Джереми умоляюще посмотрел на меня, будто просил помощи. Я поняла, что нужно что-то делать, иначе эти два сфинкса так и просидят до самого вечера.
   Я представила этого престарелого джентльмена маленьким мальчиком, бегающим под пристальным взглядом тети Пенелопы. Тут я вспомнила про маленького игрушечного солдатика, которого нашла на вилле и очень кстати положила в карман. Конечно, в свете последних событий я совсем забыла о нем, но сейчас он весьма пригодился, и я достала его.
   – Это ваше? – спросила я, протягивая солдатика.
   Я прекрасно понимала, что этим поступком ворошу воспоминания далекого прошлого, и, если все испорчу, Джереми просто меня убьет, и это было очевидно, потому что, как только Доменико наклонился, тщательно изучая вещицу, Джереми приподнял бровь и с паникой посмотрел на меня.
   – О! – восхищенно произнес его дед и взял солдатика за шляпу, а потом заставил его дергать руками и ногами.
   Доменико улыбнулся открытой широкой улыбкой, отчего стал похож на мальчишку. Я сразу поняла все, что хотела узнать.
   – Синьора Пенелопа. Вы знали ее? – с нескрываемым любопытством спросил Доменико.
   – Конечно, знали! – поспешила ответить я. – Пенелопа – моя двоюродная бабушка, родная сестра моей бабушки.
   Эту фразу я повторяла все дорогу. Тетя Шейла наверняка предупредила Доменико о нашем приезде с интересными новостями, так что он понимающе закивал головой. Приятные воспоминания несколько смягчили черты его лица.
   – Синьора Пенелопа была очень щедрая. – Воспоминания о бабушке Пенелопе явно доставляли ему радость.
   Разговор неплохо складывался, и я чувствовала себя победительницей. Но сейчас я посмотрела на Джереми, взглядом говоря, что настало его время поговорить с дедом.
   Джереми прокашлялся. Выражение лица, мимика – все выдавало в нем волнение, а это было совершенно ему не свойственно. Джереми достал из кармана фотографию, где он был изображен вместе с отцом, и отдал Доменико.
   Я была просто поражена. Значит, все это время он хранил фотографию, не забывая о ней!
   – А, да-да! – воскликнул Доменико, внимательно разглядывая фотографию.
   Доменико достал из кармана круглый золотой медальон на цепочке и отдал Джереми. На одной стороне была фотография женщины с бледным лицом, карими глазами и темными, аккуратно забранными кверху волосами – наверняка его жена Роуз. На другой фотографии был изображен мальчик лет шести в легкой рубашке и кепке, с широкой, во все лицо, улыбкой.
   – Тони, – с гордостью сказал Доменико, то и дело поглядывая на фотографию, что дал ему Джереми. – Хороший мальчик, – пробормотал он.
   Он пристально посмотрел на парнишку рядом со своим сыном, затем перевел взгляд на Джереми.
   – Его сын? – спросил он, прежде чем они обменялись фотографиями.
   – Я сын вашего сына, – уверенно произнес Джереми.
   Я была поражена тоном, с которым он произнес эти слова, будто именно сейчас впервые принял этот факт.
   Затаив дыхание, я ждала. Как отнесется к этой новости Доменико? Будет подозревать в Джереми мошенника, который после стольких лет решил его посетить, ожидая получить деньги или что-то еще? Или отправит Джереми запускать воздушного змея и обеспечит его на всю оставшуюся жизнь?
   Доменико в задумчивости наклонился вперед, Джереми сглотнул и застыл на месте. Доменико потянулся к Джереми и погладил его по щеке.
   – Да, точно, – сказал он, – твоя мама говорила, что ты тоже хороший мальчик.
   Джереми сидел, словно статуя, ни один мускул не дрогнул на его лице, лишь глаза отражали бурю чувств, бушевавших внутри. Он был похож на собаку, которая после долгих лет скитаний не могла поверить, что ее любят и жалеют, боялась пошевелиться, чтобы не упустить этот счастливый момент.
   Доменико, заметив напряжение Джереми, усмехнулся. Пошарив в кармане, он достал перочинный нож, как у туристов. Только этот был куда серьезнее и красивее, с рукояткой из золота и слоновой кости. Несколько ос, привлеченные ароматом спелых груш, кружили вокруг нас, я давно их заметила и не сводила с них глаз. Доменико срезал грушу с дерева, выбрав самую красивую, достал из нагрудного кармана носовой платок, тщательно обтер грушу и начал счищать кожуру, складывая ее в пустую пепельницу, стоявшую на столике. Отрезав дольку груши и не снимая ее с ножа, Доменико предложил ее Джереми.
   – Угощайся, сын моего сына, – сказал Доменико с веселой улыбкой на лице.
   В этом движении я узнала и своего отца. Он частенько кормил меня разными фруктами, отрезая один кусочек за другим. Джереми, похоже, тоже было это знакомо, потому что глаза его загорелись и он с огромным удовольствием положил кусочек в рот. Отрезав еще один кусочек, Доменико предложил его мне.
   – Угощайся, девушка сына моего сына. – Эта фраза, которую Джереми произнес в начале нашего разговора на ломаном итальянском, очевидно, пришлась по вкусу его дедушке.
   Джереми бросил на меня взгляд, чтобы понять мою реакцию. Я улыбнулась в ответ. Доменико заметил, что нам нравится такая игра, и продолжил угощать нас, предлагая кусочки спелой груши по очереди Джереми, мне и себе, пока от груши ничего не осталось. Это была самая вкусная и сладкая груша, которую я когда-либо пробовала.
   Повисла пауза, Доменико вновь ждал чего-то. Джереми проглотил последнюю дольку груши, но, видимо, не знал, что сказать. Я решила, что без моей помощи им не обойтись, и взяла инициативу в свои руки. Вспомнив все известные мне итальянские слова и надеясь, что смогу составить более или менее понятные предложения, я смело и уверенно заговорила:
   – Расскажите, каким был Тони?
   Предложение я, видимо, построила неправильно, потому что Доменико озадаченно посмотрел на меня и сказал:
   – Музыка.
   Девочка спасла положение. Она подошла к нам с подносом, на котором стояли три чашки черного кофе и небольшая розетка с сахаром. Доменико что-то сказал ей, она поставила поднос на стол и убежала обратно в дом. Доменико взял бутылку бренди и капнул несколько капель в свою чашку, затем посмотрел на нас, как бы спрашивая, хотим ли мы того же самого. Мы не отказались. Так мы и сидели, попивая кофе в полной тишине, которая для нас стала уже привычной и нисколько не угнетающей.
   Несколько минут спустя девочка вновь появилась на лужайке. Она несла что-то в руках нежно, словно ребенка. Она вручила это Доменико, который, в свою очередь, передал Джереми. Оказалось, что это мандолина.
   – Это твоего отца, – отчетливо произнес Доменико.
   Жестами Доменико дал понять Джереми, чтобы тот что-нибудь сыграл.
   – Ну, давай, – ободряюще сказала я.
   Сначала сбивчиво, потом все более уверенно Джереми начал наигрывать какую-то мелодию. Мандолина издавала красивый высокий звук, будто тоненький голосок ребенка. Где-то к середине песни мне показалось, что я узнала мелодию, и вскоре меня осенило. Ах, как мне хотелось засмеяться в полный голос! Но я умудрилась сдержаться и лишь широко улыбнулась. Я узнала знаменитую мелодию «Биттлз» «Норвежский лес».

Глава 36

   – Это единственное, что пришло мне в голову, – сказал Джереми позже, когда мы уже ехали в машине. – Сначала я вообще не мог представить, что бы такое мне сыграть.
   – А по-моему, ему понравилось. – Я посмотрела на мандолину, которая лежала на заднем сиденье.
   Доменико настоял, чтобы мы взяли ее с собой, потому что она принадлежала отцу Джереми. Джереми едва выговорил слова благодарности, и, попрощавшись, мы пошли прочь с лужайки. Все-таки Джереми повернулся еще раз посмотреть на деда, а тот помахал ему вслед с привычной для итальянцев энергичностью.
   После того как мы отъехали, Джереми моргнул несколько раз, будто пытался отогнать нахлынувшие на него чувства, и оглянулся на меня, боясь, что я заметила несвойственные ему эмоции. Я притворилась, что ищу в своей сумке карту местности, и не подняла головы, пока он не заговорил нормальным голосом:
   – Спасибо, что съездила со мной. – Похоже, он начал понимать, кто же был его настоящий отец.
   Впервые за эти недели погони, суеты, нервов он выглядел по-настоящему спокойным.
   – Он мне очень понравился, – сказала я.
   – Мне тоже, – отозвался Джереми. – Мама уехала в Лондон и сказала, что мы можем переночевать на вилле. Думаю, нам так и стоит поступить, потому что Гарольд хочет, чтобы мы приехали сразу в Лондон, – значит, нам нужно выезжать завтра с утра.
   – Хорошо, – на удивление быстро согласилась я.
   Когда мы приехали на виллу, повар готовил ужин, а горничная накрывала стол на двоих со свечами и цветами в вазах. Она распахнула двери на балкон. Все казалось таким старинным, будто эта обстановка не менялась веками.
   Наслаждаясь видом, открывающимся с балкона, я вдруг поняла, что это самый фантастический момент моего путешествия – вилла, балкон, напитки, хороший друг, с которым есть о чем поговорить. У меня даже есть с собой приличная одежда, – правда, все это время она пролежала упакованная в машине Джереми и наверняка сильно помялась.
   Мы посмотрели на сверкающий голубой бассейн позади дома. Раньше я его почему-то не замечала. В центре стоял фонтан в виде дельфина, изо рта у которого лилась вода. Я как раз недавно приобрела шикарный купальник, а Джереми говорил, что всегда берет с собой плавки, потому что любит плавать в гостиничных бассейнах. Так что мы единогласно решили искупаться. Я с радостью обнаружила, что пятна от СПА-салона исчезли, и с полной уверенностью нырнула в прозрачную холодную воду. Как же было приятно после жаркого пыльного дня оказаться в освежающей воде и поплавать в свое удовольствие.
   Я чувствовала себя стрелой, рассекая воду бассейна от одного края к другому, бок о бок с Джереми. Предвечернее солнце отражалось в воде, и наши тени на дне бассейна, не отставая, следовали за нами. Наконец мы остановились, чтобы передохнуть под дельфином, и подставили лица под струи воды. Джереми удивлялся, как это я, хрупкая девушка, плаваю быстрее, чем он, сильный мужчина. Помнится, этот же вопрос он задавал давным-давно, когда мы были детьми.
   – Ты больше весишь, – сказала я и показала ему язык.
   Джереми просто не мог поверить этой моей дерзкой выходке. Он погнался за мной, но я выскочила из бассейна и забежала в дом, так что нагнал он меня только у спальни.
   Здесь, наверху, он прижал меня к себе с уверенностью, которая словно говорила мне: «Сейчас-то я тебя точно никуда не отпущу». Джереми наклонился поцеловать меня, и я почувствовала неизбежность происходящего. Чувство томления внутри меня не проходило с того самого момента, как я положила на него глаз тогда в гостинице и пыталась сдерживаться и игнорировать его на протяжении всего путешествия в Лондон, когда мы читали завещание, осматривали виллу, вплоть до последних событий. Каждый раз, когда эмоции захватывали меня, я пыталась не замечать той бури, что бушевала внутри. И вот сейчас наступил момент, когда мне не нужно было скрывать от самой себя тот факт, что запах Джереми, тепло его рук и просто его присутствие приносили мне незабываемое чувство радости и наслаждения. Я готова была принять его.