Ничего часики! – позавидовал Мишка.
07:30.
По всем понятиям, ночь закончилось, а с нею закончилось время сатаны и наступило время нормальных людей.
Мишка торопливо скинул засов, выскочил на улицу и побежал к кусту, на ходу расстегивая ширинку.
Постепенно, с уменьшением давления в мочевом пузыре, настроение Мишки улучшалось. Ужасы последних двух дней отступили назад и казались сейчас просто плохим сном. Мишка поднял голову и увидел, как высоко в небе летает ласточка. Ласточка описала круг над церковью и исчезла за куполом.
Эти два дня сильно его изменили. Он стал другим человеком, каким-то не таким, как раньше, гораздо, кажется, лучше…
– Вот ведь, – произнес Коновалов вслух. – Не думал я, что в таком солидном возрасте что-то может измениться. – Эта мысль ободрила его еще больше. – А я думал, что ничем меня не удивишь… Думал, что так ничего и не успею… Хрена!.. Успею еще!..
Он встряхнул конец и положил на место.
– Мишка! Ты куда ссышь, гиббона мать?! – услышал он сзади голос деда Семена. – Это же храм Божий, а не сортир!
– Так я ж не в храме, – Коновалов повернулся к церкви.
– Не в храме! – проворчал Абатуров. – А все равно подальше надо отходить. – Он отошел от крыльца к дороге, спустил штаны и присел. – Вот где надо! И не ближе!
Мишка потянулся, разминая затекшие конечности.
– Эй, Мишка! – позвал дед Семен. – Бумаги мне принеси! Бумагу забыл в церкви!
– Тебе какую? – поинтересовался Коновалов. – С крестами?
– Типун тебе!.. У тебя в кармане нет какой-нибудь?
Мишка сунул руку в карман и вытащил помятый листок. Развернул его. На листке что-то было написано не по-русски и был нарисован какой-то человек в круге. У человека росли рога и хвост. Мишка наморщился и с трудом вспомнил, что этот листок он вырвал из книги, которую нашел в доме убитых евреев. Его тогда замутило от вида трупов, и он решил покурить для успокоения нервов. Он вырвал этот листок для самокрутки, выскочил на улицу, но покурить забыл, потому что сразу побежал за народом.
– На! – Коновалов подошел к сидевшему орлом деду и протянул листок. – Подотрись, дед, литературой антихриста.
– Чего это у тебя? – дед Семен взял листок и поднес к глазам. – Мать честная! – дед закачался и чуть не сел жопой на собственную кучу.
Мишка испугался.
– Ты чего, дед?! Тебе плохо?! – он удержал Абатурова за воротник.
– Ты где это взял? – просипел Абатуров.
– Дак это… У евреев в доме… Из книги вырвал…
– Я эту книгу знаю! Я ее в замке у Троцкого видел! В Германии! Так вот откуда ноги у евреев растут!
– А ты думал, – Мишка кивнул.
– Нет, Мишка! Я таким говном жопу вытирать не стану! Неизвестно что у меня от этого с жопой случится! – он сорвал лист подорожника и подтерся им. – Вот черт! Маленький какой, зараза! – дед вытер испачканный палец о траву, поднялся и застегнул штаны.
Из церкви выглянул Мешалкин:
– Семен Абатурыч, – крикнул он, – тестя моего развязывать будем или как?..
– Надо бы развязать, – Абатуров почесал голову, – а то помереть может от занемения… Но… с испытательным сроком… Сначала ноги только развяжем, а если будет тихо себя вести, то попозже – и руки тоже…
– А я бы ему и ноги не стал развязывать, – сказал Мешалкин. – Пусть попрыгает! Это будет ему уроком на всю жизнь! Я раньше добрым был и столько натерпелся от этой семейки! А теперь понял, что зря терпел! Надо было себя сразу поставить! Тогда бы он по-другому себя вел!
– Ладно тебе, – дед Семен прошел мимо Юры. – Тут мы все должны быть заодно. Сатана только и ждет, чтобы мы все перессорились. – Он повернулся. – Мишка, на тебе листок этот, прибери его куда-нибудь, может пригодиться еще.
3
Выехали на БМВ Скрепкина. Впереди сидели Скрепкин за рулем и Коновалов, сзади – Мешалкин, Хомяков и Углов с дедом Семеном на коленках.
– Больно у тебя, дед, жопа костлявая, – шутил Петька. – Как у гомосека!
Вместо ответа Абатуров дернул затылком и разбил Петьке нос.
– Ты чё делаешь?! Я тебя сейчас в окошко выброшу!
– Я тебя втрое старше, а ты мне, щенок, такое говоришь! Такие, ёксель-моксель, слова пакостные!
Завтракали в доме Мешалкина. Своей картошкой, малосольными огурцами, помидорами и баночной тушенкой. Вампиров в доме не оказалось, хотя Юра ожидал и боялся встретить здесь свою бывшую жену с детьми. Он не представлял, как он сможет проколоть супругу и детей заточенным колом.
Хомякову под честное слово развязали руки. Он сидел, тихий, в углу и механически тыкал вилкой в яичницу с луком.
Мешалкин посмотрел на тестя и вздохнул. Ему показалось, что тесть от горя и побоев помутился рассудком. И хотя Мешалкин не любил его всю жизнь и терпел только из-за жены, сейчас ему стало жаль этого старого глупого человека. Но в то же время, вид тестя заставлял Юру быть бодрым. Если бы тесть был в работоспособном состоянии, можно было бы переложить на него часть горя и забот. Но тесть был никакой, и Юра чувствовал на себе двойную ответственность.
– Дед Семен, – обратился он к Абатурову. – Ты среди нас самый мудрый и старый человек. К тому же ты один разговариваешь с Богом и у тебя есть понимание сути вещей.
Дед Семен оторвался от яичницы, положил гнутую вилку на стол и утер рот. На его рукаве остался след от желтка, который он счистил ногтем.
– Ну?
– Подскажи мне такую вещь… Я уже почти смирился с мыслью, что потерял жену и детей… Но… чувствую, что еще не выполнил свой долг перед ними… – Юра скосил глаза на стоявшие в углу колья. – Но как я могу его выполнить, когда я даже не знаю, где они теперь находятся… Я чувствую, что я обязательно должен их похоронить… А как же я могу их похоронить, когда я даже не знаю, где их тела…
– Ты, – Абатуров положил локти на стол, – из-за слабости человеческой не договариваешь… Ты, Юрка, думаешь теперь про то, как ты сможешь свою жену и детей проткнуть заточенным колышком! Вот чего ты думаешь! А не то, как ты их потом закопаешь! – Юру передернуло. Дед Семен кивнул головой. – Не волнуйся. Если чего, мы вон с Мишкой сами их проткнем, чтобы тебя избавить от страсти Господней… На себя возьмем с Мишкой… А тебе только закопать останется.
– Пузырь будешь должен, – сказал Коновалов.
Дед Семен повернулся и жесткой стариковской рукой дал Коновалову подзатыльник.
– Чего несешь, дурень?!
– А чего я? – Мишка покраснел. – Так говорят…
– Умные говорят к месту, а дураки, вроде тебя… Ну ладно… Доедаем яичницу – и за дело… Время идет, а мы лясы точим! – он вздохнул.
Абатуров был уже старый, и ему было нелегко выступать в роли главнокомандующего этим партизанским отрядом. Ему страшно хотелось переложить ответственность на кого-нибудь еще, а самому залезть на печку и пить там самогон, ни о чем не думая. Но Абатуров понимал, что это дьявол его искушает. И он, Абатуров, мысленно плюнул дьяволу на хвост. А все-таки хорошо бы сейчас хотя бы посоветоваться с кем-то, кто мог дать дельный совет – как победить дьявола с наименьшими потерями. – Эх… Старый я уже, – он опустил голову и посмотрел на свои залатанные выцветшие штаны. – Хоть бы советом кто помог… Жалко, что нет с нами настоящего батюшки. Он бы подсказал нам, как действовать…
Скрепкин встрепенулся.
– А чего же я сижу-то! – воскликнул он и вытащил из кармана сотовый телефон. – Вот! Сейчас позвоню своему духовнику, отцу Харитону, и мы с ним посоветуемся. – Леня уже нажал одну кнопку, но тут подумал, что может еще рановато, и отец Харитон спит. Но следующей была мысль, что не спит. Во-первых, служители культа встают рано для молитвы, а во-вторых, отец Харитон лежит в больнице и, скорее всего, выспался.
Скрепкин набрал номер. Послышались длинные гудки. После четвертого Скрепкин хотел уже отключиться, когда в трубке щелкнуло, и он услышал:
– Абонент недоступен. Перезвоните, пожалуйста, позже.
Леня выключил телефон и посмотрел на него с сожалением.
– Не отвечает, – сказал он. – Отключил батюшка…
Дед Семен вздохнул:
– Кому бы позвонить тогда?..
– Давайте в милицию позвоним! – предложил молчавший до сих пор Петька Углов. – А то что – мы рыжие, что ли?! Пусть менты приезжают вампиров протыкать!
Коновалов захохотал. За ним засмеялись и все остальные, кроме Хомякова. Всем стало вдруг смешно от такой картины: Битва ментов с вампирами.
– Нам никто не поверит, – сказал дед. – Какие ж менты поедут хрен знает откуда из Моршанска, чтобы посмотреть, есть ли здесь вампиры!
Все опять захохотали.
– А мы их обдурим, – Петька щелкнул пальцем. – Мы скажем, что Пачкин убил свою маму! Или скажем, что самолет гвозданулся! Вот они и приедут!
– Кстати сказать, – произнес Юра. – Странно как-то… Самолет упал уже сутки назад, а никто не чухнулся. Как будто ничего и не падало.
– Это я знаю почему, – Абатуров поднял палец. – Это дьявол окутал деревню непроницаемым облаком, через которое никто ничего не видит и не слышит!
Все переглянулись.
– А вот давайте это сейчас и проверим, – предложил Углов. – Звони, Леня, в ментуру!
Скрепкин набрал 02.
– Алё! Милиция? С вами говорят из деревни Красный Бубен. У нас тут ЧП… А вы разве не в курсе?.. Хмы… Самолет тут упал… не знаю какой!.. Да точно… Откуда я знаю почему?!. Сами вы шутите!.. Приезжайте и разбирайтесь!.. Тьфу! – он оторвал ухо от трубки. – Трубку повесили, сволочи!.. Сказали, что если и упал, то это не их дело…
– А чье же дело? – спросил Мишка.
– Того ведомства, чей самолет…
– Откуда же мы можем знать, какого ведомства?!
– Надо пойти черный ящик поискать, – предложил Углов.
– Раскурочить его на хер – может быть, там какая-то документация осталась.
– Хе-хе!
– Хе-хе-хе!
– Ха-ха-ха!
Только Хомяков не смеялся. Он так и сидел, опустив глаза в тарелку, и ничего не ел.
Мешалкин нагнулся вперед и подтолкнул тестя за локоть.
– Игорь Степаныч, поешь! Тебе надо покушать для восстановления функции.
Хомяков медленно поднял глаза, медленно поворочал головой, взял в руку вилку, наколол яичницу и снова замер.
Мешалкин аккуратно подхватил тестя под локоть и поднес руку с вилкой к его рту.
– Жуй!
Хомяков открыл рот, щелкнул зубами и начал жевать.
– Вот, молодец, – Юра опустил руку тестя обратно в тарелку и помог ему наколоть еще кусок пищи. – Игорь Степаныч, грех говорить, но я первое время даже почувствовал облегчение какое-то, когда понял, что нас с вами ничего больше не связывает. Но я был не прав. Нас связывает общее горе. Мы должны быть вместе, чтобы… нам нужно их похоронить, чтобы выполнить долг до конца!
Хомяков, казалось, не слушал. Но в этом месте он дернулся, и из его глаз покатились слезы. Щеки Хомякова задрожали, и несколько капель упало в тарелку с яичницей.
– Горе-то какое, – простонал он. – Что же я теперь жене расскажу?! Как я ей скажу, почему я один вернулся?! И где наша дочь и внуки?!
Мешалкин схватился за лоб и тоже заплакал.
– Ничего, Игорь Степаныч, как-нибудь… это… всё проходит… да… – говорил он сквозь слезы.
– Пусть поплачут, – тихо сказал дед Семен, – это им на пользу. Поплачут – и полегче им будет… Мишка, обеспечь колы Хомякову, Петьке и Леониду.
Коновалов пошел за кольями.
Выплакавшись, Хомякову и правда стало лучше, как и предполагал дед Семен.
Прибежал Коновалов с кольями.
– Дождь собирается, – сообщил он.
4
Через несколько минут по стеклам забарабанили первые капли дождя. А еще через минуту дождь лил вовсю. Выходить из дома совершенно не хотелось.
– Ливень, – сказал Углов. – Скоро кончится.
– Переждем, – кивнул Мишка.
– А вдруг надолго? – засомневался Мешалкин. – Теряем светлое время.
– Ненадолго, – Коновалов прильнул к стеклу. – Видишь, он косой. Косой долго не идет.
– Ладно, погодим пока, – согласился Абатуров.
Через пятнадцать минут дождь стал утихать и вскоре закончился.
Все вышли на крыльцо. Вдалеке, над лесом, защебетали птицы. Радужная подкова пересекала посветлевшее небо, уходя одним концом за церковь.
– Добрый знак, – сказал, глядя на радугу, Абатуров.
– Рейнбоу райзинг, – Мешалкин вспомнил песни своей молодости. – Ричи Блэкмор и друзья.
Скрепкин кивнул и улыбнулся. Они с Юрой были примерно одного возраста и слушали в юности одних исполнителей.
– Дорогу развезло – абздац! – сказал Коновалов.
– А мы не машины – мы по травке можем, – Углов усмехнулся.
– Жаль, – сказал Скрепкин, – а могли бы на тачке. На тачке быстрее.
– Ладно, – махнул Абатуров, – хрен с ней. Значит, так надо Богу, чтобы мы победили дьявола без помощи механизмов. Ручным способом.
Они двинулись вперед. Грязь чавкала под ногами. Черноземные земли Тамбовщины превращались после каждого дождя в густой кисель. Такой кисель был очень хорош для растений, но не для пешеходов.
Они подходили к дому пенсионера Зверюгина, когда Мешалкин вдруг остановился, прищурился и вскрикнул удивленно:
– Смотрите! Идет кто-то! – он показал пальцем в сторону холма, по которому спускалась какая-то фигура.
Дед Семен приложил ладонь ко лбу.
Человек медленно спускался и поворачивал к церкви.
– Эй! Эй! – закричал Коновалов и замахал руками. – Эй! Эй!
Фигура остановилась, постояла и направилась к ним.
– Эх! – выдохнул Юра. – Это же Ирина! Ирина вернулась!
– Видно, совесть ее замучила, – сказал Абатуров.
– Постойте! – Скрепкин прищурился. – Это же та самая девушка, которую я на дороге сбил! Вчера ночью!
– Да? – Абатуров нахмурился.
Ирина остановилась. Она растерянно улыбалась. Вся ее одежда вымокла до нитки.
– Ирина! – Мешалкин хотел броситься к ней и обнять, но вовремя вспомнил про Хомякова, и не стал.
– Привет, – сказала Ирина.
Услышав приветствие, Коновалов почувствовал, что у него встает. Встает, как на немецкий акцент.
– Мать честная! – он развел руки для объятия.
– Погоди, – дед Семен удержал его и тихо прошептал Мишке почти в самое ухо: – Неизвестно еще, где она шаталась!
5
Ирина рассказала близко к тексту, как она села в грузовик, как уснула и как он неожиданно привез ее назад, как ее потом сбила какая-то машина – и дальше она ничего не помнила. А очнулась вон на том холме, с которого спустилась.
– Это Бог тебя вернул, – объявил Абатуров. – Теперь нас семь. Святое число, – он перекрестился. – И день сегодня святой – воскресенье. А значит, сегодня днем или ночью будет решающая битва!
6
Юра предложил отправить Ирину пока что в церковь, потому что та была вся мокрая и могла простудиться.
– Пусть отдохнет, обсохнет и придет в себя, – сказал он.
– Так-то оно так, – Абатуров снял кепку и почесал за ухом, – но тогда нас не семь получается, а шесть. Шесть – дьявольское число. Нельзя, я считаю, Ирину в церковь отпускать. Пусть с нами ходит.
– Если она с нами ходить будет, один фиг, мы ей, как мужчины, делать ничего не разрешим… Поэтому все равно считай, что нас шесть.
– Возражаю, – Абатуров провел по воздуху ребром ладони. – Ирина будет с нами как число, и делать ей что-то – не обязательно.
– Как число, – сказал Мешалкин, – она может и в церкви сидеть.
Абатуров задумался.
– Согласен, – наконец сказал он. – Это, как на войне получается. Америка, например, в войну еще не вступила, а уже считалась нашим союзником.
– На войне как на войне! – Мишка потряс колом.
7
Ирину отпустили в церковь. Шестеро дождались, пока ее фигура скроется за поворотом, и одновременно повернулись к дому Зверюгина. Ставни на окнах были плотно закрыты. Верный признак скрывающейся нечистой силы.
Шестеро взяли колы наизготовку и двинулись к крыльцу.
В сенях вампиров не было. Мешалкин ногой толкнул дверь в избу и замер на пороге, оглядываясь по сторонам.
В помещении тоже никого не оказалось. Оставались чердак и подпол.
Мешалкин прошел к окну, распахнул его и открыл ставни. Обстановка комнаты была, как и везде, скромная. Старый шкаф, крашеный стол с клеенкой, железная кровать. Внимание Юры привлекли картинки на стене. На одной был изображен солдат петровских времен, на другой – портрет Петра Первого, на третьей – какая-то старинная грамота в стеклянной рамке.
Юра подошел и прочитал на пожелтевшем листке бумаги:
Инвалиду Зверюгину за доблесть и честь жалую три лошади, отрез на платье и бочонок вина. Государь-Император Петр Алексеевич.
Мешалкин удивился.
– Старенький же у вас пенсионер!
– Это предок его, – подошел дед Семен, – инвалид Зверюгин. Исторический герой. Охерительной храбрости был человек. Наш Зверюгин про него рассказывал, что он Измаил взял и в Полтавской битве прикрыл Петра собой… как Гиммлер Гитлера… Он и сам у нас человек героический. В войну партизанил. Пошел в деревню фашистский штаб взрывать, подложил взрывчатку, бикфордов шнур поджег и хотел бежать, но зацепился телогрейкой за колючую проволоку. Ему бы скинуть ее, да куда ж зимой без телогрейки. Зимы-то у нас о-го-го какие морозные! Начал Зверюгин дергаться и еще больше застрял. А тут к-а-ак жахнет! Его аж вон куды отбросило. С тех пор контуженный маленько. Когда трезвый-то – ничего, а как выпьет, так круглый идиот! Надевает на голову кастрюлю и вокруг дома марширует.
– Во-ка, – поразился Мешалкин, – такой интересный человек, а закончил жизнь вампиром. Несправедливо.
– Ничего, сейчас мы справедливость восстановим, – пообещал Мишка.
– Кто пойдет? – спросил дед.
– У нас, – сказал Мешалкин, – три новых члена бригады, которые еще не принимали участия в зачистках. Наши, так сказать, ученики. Мы сейчас у них на глазах проделаем всё что надо, а они пусть пока наблюдают, набираются опыта.
– У них испытательный срок, – добавил Мишка.
Новые не возражали.
8
С вампиром Зверюгиным разобрались быстро. Сказывался накопившийся опыт. Вампир сидел в маленьком погребе, где ему некуда было спрятаться от солнечного зайчика, пущенного Коноваловым. Зверюгин задымился и дико закричал, а Мешалкин сбегал тем временем за водой, и когда на дне погреба остались одни кости, он залил их из ведра, чтобы не было пожара.
– Если не солнцем, – пояснил Абатуров новеньким, – то колом. Эффект самопроизвольного возгорания трупа.
– А не проще из ружья? – поинтересовался Хомяков.
– Нужны серебряные пули, а у нас их нет.
Они пошли к следующему дому.
9
Ирина закрыла за собой дверь и задвинула ее на засов. В церкви было сумеречно. Горели несколько свечек и одна лампада под иконой Ильи Пророка.
Ты-то мне и нужен, – пронеслось в голове у шпионки.
Она подошла к иконе, задула лампаду и отодвинула икону в сторону. За ней была металлическая дверца.
Этот доктор, — думала Ирина, вынимая из кармана свой многофункциональный ножик, – никакой не доктор и никакая не ФСБ. Я не круглая дура, чтобы ловиться на эти дешевые спектакли. И все-таки, быть завербованной ФСБ лучше, чем быть завербованной самим сатаной. И поэтому… я эти мысли думать лучше вообще не буду. — На кончике носа выступили капельки холодного пота. – Я попалась в ловушку и мне надо из нее вырываться. И всё. Остальное меня не интересует!
Она подергала дверцу. Та не поддалась. Ирина вытащила из ножа тонкую отвертку и медленно начала заводить ее в замочную скважину. В ЦРУ их учили и этому. Разведчик должен чувствовать себя свободно в любой ситуации и в любой шкуре.
Открою, возьму, передам и забуду!.. Никто мне не напомнит!.. Сразу же уезжаю в Америку!..
Она прощупывала отверткой каждый бугорок замка. Замок был простой, и возни с ним не много.
Замок щелкнул и открылся.
Ирина распахнула дверцу и пошарила рукой внутри.
Вот она!
Ирина вытащила руку. Шкатулка тускло поблескивала у нее на ладони в отражении света лампад.
Ирина захлопнула дверцу, передвинула на место икону Ильи, сунула шкатулку в карман и быстро направилась к выходу. Отодвинула засов, распахнула дверь и замерла.
К церкви бежал Юра Мешалкин.
Ирина отступила назад, захлопнула дверь, быстро пересекла церковь, отодвинула икону, раскрыла дверцу, положила на место шкатулку, закрыла дверцу, задвинула иконой и села на пол.
Дверь церкви распахнулась, вбежал запыхавшийся Юра.
– Привет! – крикнул он с порога. – А я за колом! У меня кол сломался! Как вы себя чувствуете, Ирина? Не простудились?
– Да нет вроде…
– А мы колья в церковь перепрятали на всякий пожарный, – Мешалкин прошел мимо Ирины в дальний угол, где лежала куча кольев. – Дед Семен сначала сомневался, можно ли из церкви склад устраивать, но потом решил, что всё правильно, по-божески. – Юра нагнулся и выбрал себе кол подлиннее, погладил его, потрогал, как он заточен, несколько раз взмахнул им.
– Этот подойдет. – Он вытащил из кармана резец, чтобы отрезать пару лишних сучков, но в последний момент остановился. – Нет, в церкви нельзя. На улицу пойду строгать. Пойдемте, Ирина, со мной посидите. Заодно просохнете.
10
Они вышли из церкви и уселись на лавочку, недалеко от нее. Юра срезал мешавшие сучья и начал вырезать на коре какие-то буквы.
– Что это вы пишете, Юрий? – спросила Ирина.
– Хочу вырезать – За жену и детей, — ответил Мешалкин, не поднимая головы. – Ирина… – Юра замялся, – можно вас спросить кое о чем?..
– Спрашивайте, – Ирина кивнула и почему-то покраснела. Почему-то сердце у нее заколотилось сильнее.
– Ирина… вы замужем?..
– Нет, не замужем… А почему вы спросили?
– Ну… Знаете… как иногда бывает… спросишь и не знаешь почему…
– А…
– Конечно, такая ситуация, что как-то, наверное, не очень спрашивать такие вещи… но… тут уж ничего не поделаешь… раз мы с вами встретились в такой момент…
– Что вы, Юра, такое говорите?.. Я не понимаю… – Ирина покраснела сильнее.
– Ну… это… понимаете… я, когда вас впервые увидел, там, на пруду… когда вы фонариком на себя посветили… Даже нет! Еще до того! Еще когда я вас не увидел, а только услышал… Я подумал, что… м-м-м… что вы именно такая, какой я вас потом увидел, когда вы посветили фонариком… Ну… в общем, вы именно такая, какую я себе всегда представлял… Вы не поверите, но у меня дома есть скульптура, которую я вырезал из дерева, руководствуясь только воображением. Я назвал ее почему-то Аня. – Ирина вздрогнула. – Наверное, потому, что в имени Аня есть какая-то загадка. Ну… вроде как Аня – это Эн… Город Эн, человек Эн… Знаете, как говорят… И всё такое… Обнаженная девушка лежит на берегу реки и о чем-то мечтает… Так вот, эта скульптура – вылитая вы! Копия! И если бы я знал это, я назвал бы ее не Аней, а Ириной!.. Ирина, я вас люблю! – Юра уронил кол, быстро обнял Ирину и поцеловал в губы.
Ирина дернулась, но тут же обмякла и обвила голову Мешалкина своими руками.
Что я делаю? — промелькнуло у нее в голове. – Что я делаю? Это не профессионально!.. Но он мне нравится! Я не чувствовала себя так ни с одним мужчиной! Ни с одним?.. Да, ни с одним!.. Ах!.. И мне наплевать на всё! Н-е-ет, ты не можешь плевать! У тебя есть чувство ответственности профессионального разведчика, и не считаться с ним ты не можешь! А что я такого делаю?! Ничего такого я и не делаю! Я просто отвлекаю его внимание! В целях конспирации! Вот и всё! — Сердце бешено колотилось.
Ирина крепче прижала к себе Юру, и они повалились с лавки на землю.
11
Юра поднял кол и поцеловал Ирину в губы.
– Пора… Я пошел драться…
– Будь осторожен…
– Ага, – Мешалкин рассеянно кивнул. – Что со мной?.. Я думал, что после трагедии, которую пережил, я никогда не смогу полюбить снова… Но… Господь Бог дает успокоение тем, кто ищет…
Ирина прикрыла ладошкой Юрин рот.
– Тихо… Не нужно об этом говорить… Поговорим после…
– Ага… Я пошел, – он снова притянул девушку к себе и поцеловал. – Я люблю тебя…
– Я отдала тебе сердце навсегда, – Ирина смутилась. Она процитировала строчку из песни Синатры, которую считала пошлостью.
Юра отошел на шаг, отставил руку и открыл рот. Ему захотелось тоже сказать что-нибудь такое… Но он ничего не мог вспомнить. В голову лезли только какие-то неуместные строчки, типа Ты жива еще, моя старушка…
Он опустил руку и сказал:
– Если я не вернусь, не вспоминай обо мне… Так будет правильно.
– Нет, – ответила американка, – я никогда не смогу позабыть тебя больше, – она подошла к русскому и поцеловала в губы. Она не понимала, что с ней творится, что она говорит и что делает. Слова сами вылетали у нее из груди и выстраивались в синтаксически нерусские фразы. Она чувствовала опасную грань, но сделать ничего не могла. О, мой Боже! Я потеряла свой контроль!
Ирина отодвинула Мешалкина от себя.
– Иди! Иди и возвращайся! – у нее на глазах навернулись слезы.
Юра повернулся и зашагал прочь, не оглядываясь.
Ирина смотрела ему вслед до тех пор, пока спина Мешалкина не исчезла за поворотом.
Тогда она повернулась и пошла в церковь.
Глава вторая
ЗАТМЕНИЕ
Тогда Игорь възрђ
на свђтлое солнце
и видђ от него тьмою
вся своя воя прикрыты.
Слово о полку Игореве
1
Дед Семен и друзья успели заколоть еще троих соседей-вампиров.
Теперь они сидели на лавочке и курили.
– Ты где так долго ходишь? – спросил дед Семен.
– Да это… – Юра присел на корточки перед лавкой. – Живот прихватило…