Фэбээровцам удалось найти их. Сначала они нашли индейца, замучили и убили. А теперь они пришли за ними. Хорошо, что у Энни очень много оружия и большой опыт владения им. Она вытаскивает из сумки гранатомет, а Юре вручает крупнокалиберный пулемет-автомат. Они обвешиваются поясами с гранатами, запасными обоймами, пистолетами и дымовыми шашками. Нужно бежать в горы. Там, за перевалом, – море. Если они доберутся до него – они спасены. Но неизвестно – возможно, что их окружили и сзади. Энни смотрит в очки – кажется, там чисто. Они бегут наверх. Поднявшись на сотню метров, Энни вдруг останавливается. В ее в голове формируется дерзкий план. Они с Юрой прячутся за камнем и наблюдают за домом через очки ночного видения. Энни видит, как фэбээровцы окружают дом, а потом, по сигналу, одновременно врываются в него через двери и окна. И тогда Энни стреляет из гранатомета по дому. Яркий, потрясающий взрыв разносит дом на мелкие кусочки. Сверху на Юру и Энни падают куски камней и дерева. Юра и Энни целуются, а потом вскакивают и, взявшись за руки, бегут к вершине горы.
Ду-ду-ду-ду-ду-ду-ду! Что это? Что это за дикие звуки?! Что это за черная птица выползает из-за горы?!
Это вертолет! Мощный луч прожектора вырывается из-под его брюха и выхватывает из темноты двух беглецов. Пулеметные очереди поднимают столбики пыли у них под ногами. Юра и Энни кидаются в разные стороны, пытаясь уйти из-под смертоносного освещения. Энни наводит на вертолет гранатомет, но вспоминает, что она из него уже выстрелила. Юра палит по вертолету из пулемета-автомата. Хвост вертолета вспыхивает и отваливается. Вертолет начинает крутиться вокруг себя, заваливается на бок и врезается в землю.
Энни и Юра забираются на вершину. Энни видит через очки, что внизу, на берегу океана, стоит еще один вертолет фэбээровцев. Они меняют свои планы – лучше уходить небом, чем морем. Они спускаются вниз. Рядом с вертолетом разговаривают два фэбээровца. Еще один сидит в кабине на месте пилота. Энни и Юра подкрадываются сзади к двоим у вертолета и одновременно бьют их прикладами по затылкам. Фэбээровцы тихо валятся на песок. С одного из них Энни снимает черную фэбээровскую куртку и черную фэбээровскую бейсболку и отдает их Юре. Юра надевает на себя форму агента и обходит вертолет сзади.
– Офицер, – говорит он, открывая дверцу кабины, – закурить не найдется?
Фэбээровец в кабине лезет в карман и в этот момент получает сзади прикладом по голове. Агент оборачивается, у него мутные удивленные глаза, он явно не понимает, что произошло, сейчас он потеряет сознание и рухнет. Энни отступает назад, чтобы, падая, агент ее не задел. Фэбээровец выкидывает вперед руки и цепляется за Энни. Пытаясь удержаться, он срывает с ее шеи цепочку с деревянным крестиком, который вырезал для нее Юра еще в России. С тех пор Энни не снимает этот крестик, он охраняет ее от бед. Но сейчас, в суматохе, она не заметила, что крестик с цепочкой остался в руке агента. Она выталкивает фэбээровца из кабины и садится за штурвал. Рядом усаживается Юра. Энни заводит мотор, лопасти вертолета бешено вращаются. По привычке рука Энни тянется к шее, чтобы потрогать на счастье крестик. Крестика на шее нет! Энни быстро соображает, куда он мог деться. Она кричит Юре:
– Я сейчас! – и выпрыгивает из кабины.
Вот он! Крестик в руке агента! Энни выпрямляется, и тут, будто злая пчела жалит ее в грудь. Энни видит, как к вертолету со всех сторон бегут черные фэбээровцы, размахивая короткими автоматами.
Шатаясь и прижимая руку к груди, Энни забирается в кабину. Еще одна пуля попадает ей в плечо. Энни вздрагивает.
– Что с тобой, милая?! – кричит перепуганный Юра.
Энни машет рукой – потом… Она захлопывает дверцу. Фэбээровцы уже рядом.
Руки Энни проносятся по панели управления, нажимая кнопки, опуская и поднимая тумблеры.
Выстрелы. Лобовое стекло покрывается трещинами.
Юра стреляет в ответ из пулемета.
Вертолет отрывается от земли. Ветер от лопастей заставляет фэбээровцев пригнуться и придерживать руками черные бейсболки. Некоторые из них пытаются стрелять по вертолету, но песок засыпает им глаза. Один фэбээровец подпрыгивает, цепляется за подножку. Он подтягивается, перехватывается рукой за дверцу. Юра замечает непрошеного пассажира. Он резко распахивает дверь, и агента ударяет дверью по голове. Юра видит, как на стекле расплющивается фэбээровская морда, а потом агент откидывается вниз головой и цепляется ногами за подножку. Он висит, его голова болтается по ветру. С головы срывается черная бейсболка и летит вниз. Ее догоняет сорвавшийся с шеи автомат. Вертолет уже очень высоко. Агент сослужил им неплохую службу – пока он висел на вертолете, фэбээровцы боялись стрелять, чтобы не попасть в своего брата.
– Спасибо, приятель, за службу! – кричит Мешалкин и бьет его пяткой по яйцам. – Лети, агент ноль семь! Джоук!
Агент ФБР летит вниз и исчезает в темноте.
Юра поворачивается к Энни. Он видит, что Энни вся в крови, у нее закрываются глаза. Юра вскрикивает.
– Тихо, – говорит Энни слабым голосом. – Тихо, Юра. Через пару минут я потеряю сознание, и некому будет вести вертолет. Я должна успеть тебя научить.
Она быстро учит Юру управлять вертолетом.
– Вот и всё. Теперь я спокойна… Я рада, что мы встретили друг друга…
– Нет! Не говори так! Ты еще поправишься! Мы заплатим врачам!
– Нет… Я чувствую, что умираю… Прощай, любимый… Я умираю счастливой… А ты счастливым живи за нас двоих… Раньше я не верила, что бывает такая любовь… а теперь я знаю… И я умираю с ней… – ее рука разжимается, и на пол кабины падает крестик.
Энни умирает на руках у Юры, высоко в небе над темным океаном. На ее губах остается счастливая улыбка…
Глава пятнадцатая
СМЕРТЬ ЛЕОНИДА СКРЕПКИНА
Мы Россия
Богоносная страна
Мы несем культуру миру
Потому что у нас ее как говна
Рашен Бразерс
1
Леня полетел вниз и ударился плечом о крышку гроба, перелетел через него и упал на спину. Он увидел, как в дыру, через которую он провалился в подвал, втискивается передняя часть Хомякова. Глаза Хомякова зажглись, красные лучи, вылетевшие из них, шарили по подвалу.
– Вот он! – Хомяков потянулся к Лене.
Скрепкин сжал зубами шкатулку. Отползать он уже не мог, сил у него не осталось. Если бы он мог проглотить шкатулку, он бы проглотил ее теперь. Но шкатулка была слишком велика и слишком тверда для этого. Такую шкатулку под силу было бы проглотить только крупному животному. А Леня был человеком со своими плюсами и минусами. Он не мог проглотить ее. Всё, что он теперь мог, это повернуть свою искалеченную руку и поднять кверху средний палец. И Леня сделал всё, что он мог. Бес Хомяков на мгновение замер, его возмутил поступок этого человеческого обрубка.
– Ты, в жопу траханный ублюдок! Пидараз! – взревел демон и оскалил свою ужасную кровавую пасть, но вцепиться клыками в шею Скрепкину ему не пришлось, вопль демона потонул в реве падающего самолета, как в композиции группы «Пинк Флойд» «Спик ту ми» с пластинки «Зе дарк сайд оф зе мун» 1972 года выпуска. Именно так показалось Лене Скрепкину в последний момент своей жизни на этой Земле, на ее темной половине… Или на ее светлой половине?.. Кто знает – какая это половина?..
2
Самолет Сухофрукта вильнул последний раз в сторону перед самой землей и воткнулся своим острым носом точно в подвальную дыру. Оглушительный взрыв потряс землю. Казалось, будто весь мир взорвался тут. Перед самым взрывом острие истребителя проткнуло беса Хомякова через задницу, вышло у него изо рта и разорвало демона.
Время изменило течение. Леня Скрепкин увидел, как острие истребителя выходит у Хомякова изо рта.
Сам ты в жопу траханный!.. – подумал он и улыбнулся с драгоценной шкатулкой в зубах…
3
Леня Скрепкин подъехал к храму, заглушил мотор и вылез из машины. Батюшка попросил ставить БМВ подальше от церкви, чтобы не было соблазна. Вот какой батюшка был мудрый. Самому Лене это едва ли пришло бы в голову. А ведь действительно получилось бы некрасиво. Ведь в церковь ходит много бабушек, ветеранов и инвалидов, и вид дорогой машины мешал бы им думать о Боге.
Была ранняя весна. Только что сошел снег, и идти до храма пришлось по грязи… Ну и что, что по грязи… Человек из грязи создан и в грязь будет закопан.
Леня подошел к высоким дубовым дверям, снял кепку и перекрестился. Рядом на ступеньках сидели бабушки и просили милостыню. Леня вытащил лопатник, положил каждой по грину.
Прошел в церковь. Служба закончилась. В церкви почти никого не было. Леня бросил в ящик «НА РЕМОНТ ХРАМА» десять гринов и купил на четыре грина свечек. Почему-то перед иконой Ильи Пророка не горела ни одна свеча. Леня повертел головой и увидел, что и у других икон свечки тоже не горят. Он огляделся – не смотрит ли кто, щелкнул ZIPPO и зажег свечку. Поставил ее перед иконой Илье и помолился.
Из-за колонны вышел отец Харитон. Леня поцеловал батюшке руку.
– Здравствуй, Леонид, – батюшка положил руку Лене на плечо.
– Здравствуйте, батюшка, – Леня опустил глаза.
– Ну, пойдем, раб Божий, – отец Харитон похлопал Леню по спине. – Пойдем ко мне в кабинет, будет у нас с тобой беседа.
Отец Харитон позвонил вчера Лене и попросил подъехать для разговора. Леня понял, что разговор будет серьезный, что отец Харитон собирается проверить Леню, насколько он, Леня, привержен православной церкви.
Проходя мимо ящика «НА РЕМОНТ…», Леня вытащил лопатник и бросил в ящик еще сколько-то гринов, не считая. Отец Харитон одобрительно кивнул:
– Не оскудеет рука дающего. И воздастся дающему еще больше, чем берущему…
Они прошли в батюшкину комнату. Это была небольшая, двенадцать квадратных метров, келья с чисто выбеленными стенами. В углу висела икона. У окна стоял черный стол. На столе – чугунная чернильница в виде храма Христа Спасителя.
Отец Харитон прошел за стол, сел на стул и жестом пригласил Леню присесть на стул перед столом. Леня выдвинул черный стул с обитым кожей сиденьем, сел, положил руки на колени.
– Чайку не желаешь? – предложил батюшка.
– Не откажусь, – Леня кивнул.
Отец Харитон поднял телефонную трубку, набрал три цифры:
– Танюша, чайку нам принеси пожалуйста, – он положил трубку на рычаг.
Телефонный аппарат у батюшки тоже был особенный, как и чернильница. Трудно сказать, что в нем такого особенного, но сразу видно – вещь необычная и качественная. Да и какая же еще могла быть вещь у батюшки? Уж кому-кому, считал Леня, а таким людям, как святые отцы, положено иметь самое лучшее, чтобы в их деятельности не случалось досадных сбоев из-за технической ерунды. Иногда недалекие люди упрекают отцов церкви за излишнюю роскошь, эти люди просто не могут понять, что в таком деле как спасение душ нельзя пользоваться некачественными средствами, – уж слишком много поставлено на кон.
Батюшка вытащил из стола листок бумаги с выдавленными по углам крестами, достал из прибора ручку MONBLAN, снял колпачок, приготовился что-то написать, но раздумал, надел колпачок и положил ручку на лист бумаги.
– Ну… Леонид… давай тогда сначала поговорим, а потом уж… не знаю, сможешь ли ты взяться за это дело…
– Да я ж… – Леня развел руками, – за ваше дело, да не взяться?.. Это ж… что?.. Я уже согласен… Всё… договорились…
Отец Харитон посмотрел на Леню внимательно.
– Ты же даже не знаешь, что я тебе буду предлагать, а уже соглашаешься…
– Да чего бы не предлагали, я того… Хотите, из окошка прыгну?!
– А вот этого я и опасаюсь, что не думаешь ты, когда увлекаешься… Больно опрометчив… А к такому делу нужно подойти с головой… И осторожно очень. Потому что можно и самому голову сложить, и делу повредить конкретно…
Леня подался вперед и положил локоть на стол, показывая, что он воспринял замечания и теперь внимательно слушает и сделает всё именно так, как отец Харитон велит.
Отец Харитон взял в руки четки.
Отворилась дверь, и в комнату прошла сестра Татьяна с подносом. На сестре была надета белая косынка и длинное темное платье с фартуком. Леня машинально отметил, что девушка молодая и симпатичная, но одевается не сексуально. И тут же устыдился своей мысли и порозовел. Лене показалось, что его греховная мысль не осталась незамеченной отцом Харитоном. Отец Харитон сдержанно улыбнулся и погладил большим пальцем четки.
Татьяна поставила на стол поднос. На подносе стояли большой пузатый керамический чайник, два стакана в подстаканниках, сахарница, блюдце с дольками лимона и сушки. Девушка налила чай в стаканы.
– Спасибо, Танюша, – отец Харитон кивнул головой.
Татьяна поклонилась и вышла, прикрыв за собой дверь. Отец Харитон положил в стакан дольку лимона и три куска сахара.
– Эх! От всего отказаться могу! А вот к чаю несладкому никак не привыкну!.. – Ложка застучала по стенкам стакана.
Леня тоже положил себе лимон и сахар. Он вообще-то пил без сахара, но после таких слов пить без сахара было как-то неправильно. Гордыня…
– Вот у меня к тебе, Леонид, какое дело, – отец Харитон отхлебнул из стакана. – Божественно! – он чмокнул, взял сушку, разломил ее в кулаке на четыре части, одну часть положил в рот и хрустнул. Леня тоже взял сушку. – Вот какое дело, – повторил еще раз отец Харитон. – М-м-м… – Леня понял, что разговор будет серьезный, потому что таких длинных предисловий отец Харитон никогда не делал. – М-м-м… – Батюшка наморщил лоб, положил себе в рот еще четверть сушки и пожевал. – Вот что… Как ты, Леонид, сам видишь… да и мы с тобой много об этом беседовали… на православие идет большое наступление… К сожалению, Россия стала местом, где укореняются сейчас самые отвратительные, самые злобные, самые антиправославные секты. Они копят силы и мечтают расправиться с верой…
Леня кивнул:
– Конечно, вижу. Больно на это смотреть, отец Харитон. Иногда, когда дела делаю… ну… приходится встречаться со всякими такими организациями… бизнес, – Леня развел руками, извиняясь перед отцом Харитоном. – Вижу, что они творят, понимаю это… Хочется иной раз по-мужски с ними поговорить, но останавливаю себя – может, это не по-христиански…
– Понимаю, – отец Харитон кивнул. – Человек ты серьезный. И к вере вовремя обратился, когда вера наша сильно нуждается… чтобы русские вернулись к ней… и она бы помогла русским выстоять, а русские люди отстояли бы веру… свою исконную веру. Человек без веры, как сосуд пустой, – отец Харитон постучал ложкой по стакану. – Вроде звучит, – он еще раз постучал, – а внутри пусто. А антихрист, он только и ждет, чтобы свободное место заполнить… А надо, – отец Харитон поднял ложку над стаканом и покрутил ее, – чтобы содержание было хорошее, Божественное, и чтобы для антихриста места там не оставалось.
Леня взял чайник и налил отцу Харитону полный стакан.
– Спасибо, Леонид, – отец Харитон опустил в чай свежую дольку лимона.
Леня налил чаю и себе тоже. Ему сильно понравилось, как сказал отец Харитон. Качество отца Харитона – говорить просто и доступно о сложном и видеть в разных обыденных вещах Божественное – восхищало Скрепкина. Отец Харитон обладал редким для священника талантом говорить проповеди как бы мимоходом, но ярко и убедительно. Недаром его приход пользовался в Москве такой популярностью.
– Вот что получилось, – продолжал отец Харитон, размешивая в стакане сахар. – Русский человек веру потерял при советской власти, а когда ему веру-то возвращать стали, он по открытости русской и доверчивости, вместе с верой истинной и всякую ересь прихватил. Все равно как если бы мы в этом стакане чай со стиральным порошком мешали. А?
Леня представил, и его затошнило.
– И первое время, когда их здесь привечать-то стали… они ж хитрые дьявольски!., говорят – Бог един, все веры одно и то же, добра-зла нет, а есть энергия позвоночников, и вообще ничего нет, а всё нам только кажется!.. Вопрос! – отец Харитон поднял палец. – Если нам это кажется, почему же нам такая дрянь-то кажется тогда? Почему бы нам не показаться чему-нибудь божественному? А? А потому, что они, эти сектанты, они не у Бога учатся, как людей направлять, а у политиков! А политики у нас чьи слуги, Леонид?
– Ясно, чьи, – Леня развел руками. – Не народа же…
– То-то и оно! – Отец Харитон хрустнул вторую сушку. – А ты посмотри, через кого они в нашу страну пролезли! Через политиков и пролезли! Потому что у них с политиками одни цели и одни средства и один хозяин, – отец Харитон хотел показать пальцем вверх, но понял, что в данном случае это неправильное направление, и показал пальцем вниз. – Вот кто у них хозяин. И понятно, почему им выгодно говорить, что этого хозяина нет. Всё же нам кажется только! Тебе кажется, что у тебя есть квартира, машина, дача, и чтобы тебя освободить от этих иллюзий, отдай их нам и станешь свободным от иллюзий, которые мешают тебе работать на нашего хозяина.
Леня кивнул и восхитился еще раз остроте ума и меткости слова отца Харитона.
– Вот, Леонид, смотри, что получается. Когда православную церковь возродить разрешили на государственном уровне, создали для этого Комитет по защите религии и свободы вероисповедания. Потому что понимали, что делать это надо, что без веры Россия не выживет. А Комитет-то – орган политический! Его политики те же и делали! А к тому времени, помнишь, наверное, сложилось такое общее мнение, что надо всё разрешать, пусть люди сами выбирают – что им больше нравится… Спроси у ребенка, что ему больше нравится – кошку повесить или в церковь с бабушкой пойти?.. Не всё, что людям нравится, им нужно! На то и церковь у нас стоит, чтобы зерна от плевел отделять!.. Налей-ка мне, Леонид, еще чайку… – Отец Харитон поднялся из-за стола, подошел к длинному узкому окну, заложил руки за спину. – Коля подметает. А ты знаешь, Леонид, сколько Коля лет в тюрьме отсидел? Поболе твоего в четыре раза…
Леня присвистнул и прикрыл рот ладонью.
– Извините, батюшка.
– Да ничего, – сказал отец Харитон, не оборачиваясь. – Всю жизнь свою убивал и грабил. А знаешь, почему он это делал? Потому что ему это нравилось! И сейчас, может, все еще нравится… Да только он к церкви обратился и в церкви понял, что не всё, что нравится, надо делать… – Отец Харитон повернулся и сел за стол. – Даже таким людям, как Коля, это становится понятно… – он сделал паузу. – Но, только не политикам! Поэтому политики легче всех находят язык с сектантами. А они, сектанты, тоже знают, как с политиками себя вести – сначала про свободу совести и вероисповедания поговорят… Придумали же такую абсурдную формулировку – свобода вероисповедания! – Отец Харитон поднял руку к потолку. – Вера, Леонид, это не свобода, а дисциплина души!.. Потом денег им пообещают! А политики до денег падкие! Деньги у них решают все проблемы. Вот они и напустили в Россию разных… Это потом уже становится известно, что тех, кого здесь с распростертыми объятиями встретили, за границей судят как воров и убийц, что они уже себя разоблачили массовыми убийствами в метро!.. А у нас они короли! Им у нас зеленый свет, телевидение, радио и стадионы! А когда выясняется, кто они такие, люди-то у политиков спрашивают: Кого ж вы, господа демократы, к нам напустили? А те им: Сво-бо-да-сло-ва-и-ве-ро-ис-по-ве-да-ни-я! Сами выбирали!.. Мы воров и убийц не выбирали!.. А ни у кого на лбу не написано, что он вор и убийца!.. – Отец Харитон облокотился на стол и подался вперед. А потом отвел одну руку с широким рукавом к окну: – Сходи посмотри на Колю! Скажешь по его виду, что он вор и убийца?! Никогда не скажешь! Скажешь, что он старец из Оптиной Пустыни, который прожил праведную жизнь!.. А теперь сектанты эти укрепились здесь основательно, и прогнать их, ох как тяжело! Но знают они, что не навсегда у нас обосновались! Чувствуют, что время их здесь скоро закончится, и поэтому стараются они нахапать побольше и разрушить посильнее! И на церковь православную наезжают со всех сторон! А церкви-то православной защиты у кого искать? Политики куплены, милиция тоже! И выходит, что надо своими силами с антихристом бороться! Силами своих прихожан! – Отец Харитон снова вылез из-за стола и походил по комнате, перебирая в руке четки. – Нужно всем миром православным навалиться на антихриста, и тогда мы его победим! – Он взял со стола сушку, повертел в руке и зажал между двух пальцев. – Вот, если захочешь так сломать эту сушку – у тебя едва ли чего-то получится. А вот если в кулаке ее сожмешь, – отец Харитон сжал сушку, и она хрустнула, – вот! И всё! – Он положил кусок сушки в рот и разжевал. – Есть такая секта сатанинская, называется «Черные Слуги». Секта эта американская, и возглавляет ее американец один, негр. А у нас они филиал открыли. Самое печальное, что действуют они вполне официально. Зарегистрировали их, и начали они сразу пакостить. Потом-то спохватились и запретили. Но они уже к тому времени корни глубоко пустили и действуют, как мафия – все знают, что они есть, и даже знают, кто всем заправляет, а сделать ничего не могут… или не хотят, потому что они всех купили, а кого не купили, того запугали… А я недавно выступил открыто против них… и теперь они готовят на меня покушение, а храм наш хотят показательно разрушить, чтобы другие против них выступать уже не осмеливались. – У Лени внутри всё закипело. – И вот, Леонид, я к тебе обращаюсь, потому что больше мне обратиться не к кому. Я точно знаю, не спрашивай откуда, что сегодня ночью они нападут на храм, чтобы меня убить, а церковь осквернить…
– Я всё понял, батюшка, – сказал Леня. – Я на пару часов отъеду, а потом вернусь. Мне надо собрать человек десять православных воинов.
Отец Харитон положил на стол четки, поднял руку и перекрестил его:
– Благословляю тебя, Леонид, на святое дело…
4
Через два с небольшим часа Леня остановил БМВ за церковью, так, чтобы машина не бросалась в глаза. С ним приехали четверо. Остальные должны были подъехать позже.
– Приехали, – Леня повернул голову. – Ваня, ты пока оставайся, погляди снаружи. Если что, на мобилу мне звони. А мы пойдем в церковь.
С Ваней Ботясовым Леонид познакомился в тюрьме. Они подружились. Не раз попадали в такие истории, что приходилось тяжело. Не раз могли погибнуть на заточке. Только крепкая мужская дружба помогла выжить там. И на воле они друг друга не потеряли. Общались не часто, но каждый знал – если что, всегда можно рассчитывать на друга.
Остальные были не такими давними друзьями, но тоже проверенными людьми. Вадик, Валера Лысый и башкир Мустафа. Все звали его, как в песне, Мустафа-Ибрагим. Он не обижался.
Ваня остался в машине. Мустафа открыл багажник, вытащил из него тяжелую сумку, закинул на плечо.
– Ваня, – Мустафа нагнулся к окошку, – у тебя, брат, ствол бар?
Ваня кивнул.
– Всё якши, – он вытащил из-под мышки Макарова. Мустафа похлопал рукой по крыше автомобиля.
– Тюбетейку сними, – сказал Леня Мустафе и перекрестился.
Вошли в церковь.
Леня вытащил лопатник и кинул в ящик «НА РЕМОНТ ХРАМА» несколько баксов. Остальные тоже бросили в ящик деньги.
Навстречу вышел отец Харитон.
– Вот, – Леня кивнул, – мои друзья… надежные люди… не подведут.
Отец Харитон посмотрел на двухметрового стриженого Вадика с бычьей шеей, на Валеру Лысого, бывшего чемпиона Европы по вольной борьбе, и немного задержался на Мустафе с тюбетейкой в руках.
– Он не христианин, – пояснил Леня, – но… за русских…
Отец Харитон кивнул.
– Славно, – он улыбнулся. – Вот, братья, какая у нас ситуация…
Отец Харитон хотел рассказать, что произошло, но Валера Лысый перебил:
– Нам Леня объяснил. Нормально всё. На то мы и русские люди, чтобы русскую церковь защищать.
– Ну! – Вадик кивнул. – Это… я… в общем, мы же не баптисты какие-то… Я… – он постучал себя кулаками в грудь, – типа… говорить не очень… но… вообще нормально… Всё будет… тыры-пыры… как надо… Сделаем, короче, их… Мы это… справки уже навели… Там говно у них крыша… Извините… – Вадик покраснел, – говорить не люблю я…
– Он, – сказал отцу Харитону Леня, – говорит не очень, но парень что надо, не подведет.
– Говорит плохо, – пошутил Мустафа, – зато пишет хорошо. Я один раз видел, как он писал… – он кивнул. – Написал «СПАРТАК-ЧЕМПИОН».
– А что… это, – Вадик вроде обиделся, – ты чего, против?
– Я не против…
– Мустафа, – сказал Леня, – ну-ка дай мне, что там у тебя.
Мустафа вытащил из сумки пистолет и протянул Лене. Леня передал пистолет отцу Харитону.
– Вот, возьмите, на всякий пожарный случай.
– Нет, – отец Харитон покачал головой. – Мне оружия касаться нельзя. Вот мое оружие, – он потрогал крест на груди.
5
К ночи прибыло еще пять человек. Леня расставил их по местам. Отец Харитон оставался в своих покоях. Леня попросил его никуда не выходить. Сам же он занял место на улице, рядом с дверью.
На небе появились первые звезды. Небо весной какое-то особенное, не как осенью или летом. Леня любил весну больше других времен года, даже больше лета. Лето, конечно, это здорово, но ждешь его, ждешь, а оно – р-раз – и прошло уже, будто и не бывало, как пела София Ротару… Леня поежился и похлопал себя по плечам. На ребра нажал пистолет под мышкой… Непонятная певица эта Ротару. Всегда для Лени была непонятная. Вроде поет плохо, голос отвратительный, песни паршивые, а столько уже времени держится на эстраде, и ее слушают… Эдита Пьеха и то лучше… Хотя тоже, конечно… Этих певиц Скрепкин считал звездами не его космоса, но мнение имел. Да и как его не иметь, когда хочешь не хочешь, а отовсюду их слышишь… Что касается женского вокала, Леня предпочитал из наших – Жанну Агузарову, Наташку Ветлицкую и Раду (и «Терновник»). Особенно ему нравилось, как Рада картавит. Это как-то свежо у нее выходило. До Рады никто не додумался картавить в серьезных песнях. У Лени было несколько друзей, которые любили по обкурке слушать Раду. А из иностранных певиц Леня уважал Донну Саммер, Аманду Лир, «Шокинг Блю», Сюзи Кватро и Кейт Буш. Особенно сильной певицей всех времен и народов он считал Кейт Буш. В офисе у Лени Кейт Буш висела на стенке. И на мониторе компьютера тоже была волпейпер с Кейт Буш на капоте «кадиллака». У Лени был старинный приятель, еще по школе, с которым они обменивались по электронной почте ссылками и картинками Кейт Буш. Кейт Буш нашел и раскрутил знаменитый гитарист из «Пинк Флойд» Дэвид Гилмор. «Пинк Флойд» Лене очень нравился. Начиная с ранних альбомов «Атоме Хер Мазер» и «Умагума». Многие меломаны не понимали этих пластинок, считали их слишком уж заумными. А Леня терпеливо давал им послушать отдельные куски. Особенно кусок с «Умагумы», где жужжат мухи. Какие там были стереоэффекты! Теперь, правда, этим никого не удивишь, и поэтому никто теперь, к сожалению, не может понять, чего такого зашибастого в этом было. Сейчас каждый дебил может купить себе аппаратуру, качественно записать муху, наложить на нее синтезатор и обработать…