Бэлоу Мэри. Бессердечный

   – Но я не сомневаюсь, что никогда не слышала имени Блэйдон. Блэйдон, – повторила она и нахмурилась. – Вы уверены, что его зовут не Блэйкли? Лоуэлл Блэйкли?
   Люк посмотрел на нее.
   – Возможно, – сказал он. – А что вы знаете о нем, мадам?
   – Он был красивым парнем, – сказала леди Стерн, – высокий, стройный, темноволосый. Так рассказывала Люси, сама я его никогда не видела. Он был влюблен в нее, и она была в юности сильно увлечена им. Она даже поклялась – когда была еще совсем девочкой – выйти за него замуж. Но еще до того как отец привез ее в Лондон, она устала от его настойчивости и постоянной ревности. Он даже умудрялся тайно писать ей довольно бесстыдные письма уже сюда. Она жаловалась мне на это. Она стала отсылать их обратно, не распечатывая. А потом она встретила Ройса, и с тех пор для нее не существовало других мужчин.
   – И больше она никогда ничего не слышала о Блэйдоне? Или о Блэйкли? – спросил Люк.
   – Насколько я знаю, только однажды, – ответила леди Стерн. – Люси и Ройс венчались в Лондоне. И она рассказывала мне, что видела его у церкви – он стоял там и смотрел, как они шли под руку с Ройсом. Я содрогнулась, когда она мне это рассказала.
   Люк почувствовал то же – и он содрогнулся.
   – Человек, который теперь называет себя полковником Генри Ломаксом, – сказал он, – стоял у церкви и смотрел, как мы с Анной выходили из нее после венчания.
   – Помилуй нас Боже! – воскликнула леди Стерн.
   – Черт побери, – сказал лорд Куинн.
   – Я полагаю, мне следует вернуться в Баден как можно быстрее, – Люк поднялся и поклонился. – Прошу меня извинить, мадам.
   – Постой, – вскочил лорд Куинн, – я тоже поеду с тобой. Я умею попасть в цель из пистолета, это я тебе гарантирую. Если этот Блэйкли-Блэндон-Ломакс, или как его там, только прикоснется к Анне, мой палец на курке не дрогнет ни на секунду. Дьявол! Я не смогу сопровождать тебя сегодня на вечер в Минден, Мадж, дорогая.
   – О конечно, Тео, поезжай с Гарндоном, – сказала она, прижав руки ко рту. – О Анна. Моя дорогая малышка Анна.
   Люк не спорил. Почти десять лет, что он провел во Франции, его шпага и пистолет были его единственными друзьями и его единственной защитой, и их было вполне достаточно. Но тогда ему не нужно было защищать любовь. Или Анну. Он чувствовал почти дурноту от беспокойства.
   Почему, во имя всего святого, он оставил ее там одну? Он видел только ее страдания. Он и не подозревал об опасности.

Глава 26

   В тот день Анна вернулась в Баденское аббатство уже почти днем. После посещения сэра Ловэтта Блэндона она заехала к жене одного из крестьян своего мужа, которая только что родила восьмого ребенка.
   Анна чувствовала себя счастливой, почти безоблачно счастливой. Люка не было уже шесть дней, и он должен был приехать со дня на день – завтра или послезавтра. Она почувствовала неприятный холодок в животе, когда подумала обо всем, что ей придется ему рассказать, когда он вернется. Но лишь на мгновение. Он, несомненно, успел узнать ее достаточно хорошо, и поймет, что она не была ни воровкой, ни убийцей, и поймет, как она оказалась вовлечена в эти грязные дела. Он все поймет, хотя она и чувствовала содрогание при мысли о том, какие подробности ей придется поведать ему. Лучше уж пусть он верит, что у нее был любовник, подумала она. Но нет, она должна рассказать всю правду. Она хотела снять весь этот груз со своей совести. Весь, полностью.
   Люк, конечно, поверит ей. И конечно, сможет защитить от всего, что сэр Ловэтт попытается сделать ей. Оглядываясь назад, Анна не могла понять, почему она не рассказала всего сразу, в то первое ужасное утро, когда он сказал, что откровенность необходима для того, чтобы их брак оказался удачным. Несомненно, он даже тогда помог бы ей.
   Но теперь ей было трудно думать о Люке и о себе самой, какими они были тогда. Тогда он еще не смотрел ей в глаза с таким внутренним светом и теплотой. В то время он еще не сказал ей, что любит ее. Напротив, он ей говорил прямо противоположное. И она видела блеск стали в его глазах.
   Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. Эти слова, произнесенные им в ночь накануне отъезда, все еще звучали у нее в ушах. Она все еше видела свет его глаз. И она почти побежала в детскую, полная счастья, несмотря на все свои тревоги. Интересно, что подумают слуги, если увидят ее бегущей? При мысли об этом Анна улыбнулась.
   Она распахнула дверь в детскую и тут же остановилась. Комната была пуста. Как неприятно! Куда это няня отправилась с Джой? Погода была прекрасной, но няня никогда не выносила Джой на улицу, не получив на то указаний. Она почему-то считала, что свежий воздух вреден младенцам, которым еще не исполнилось и года.
   Анна пересекла комнату и подергала за шнур звонка. Она решила сама погулять с Джой, если няня с ребенком была где-то в доме. Они смогут прогуляться до самых водопадов. И Эмми пошла бы с ними. Прогулка поможет скоротать время, и оно пролетит незаметно. Хотя не следует ожидать Люка прямо завтра, сказала она себе. А то он не приедет, и она расстроится.
   Впрочем, в этом случае она все равно расстроится. И она снова улыбнулась.
   В комнату няня вошла одна.
   – Где Джой? – спросила Анна. Должно быть, она с Эмми. Хотя ведь Эмми никогда не выносила Джой из детской.
   Няня улыбнулась.
   – Герцогиня взяла ее с собой на пикник, ваша светлость. Я подумала, вам будет приятно. Раньше ее светлость никогда не интересовались ребенком. Она сложила с собой сменные пеленки и еще какую-то запасную одежду. Я ей даже сказала – как будто они уезжают на неделю. – Няня рассмеялась. – И я добавила, что не стоит держать леди Джой на улице слишком долго, потому что ей ведь скоро надо есть. Я думаю, они вернутся через час, ваша светлость.
   Генриетта? Унесла Джон на пикник? Одна, без няни? Взяв с собой сменные пеленки? Анна вдруг вспомнила улыбку Генриетты, которой она наградила Анну, оставляя ее наедине с сэром Ловэттом в гостиной три дня назад. Анне стало не по себе. Она почти испугалась. Генриетта раньше никогда не интересовалась Джой.
   – Куда они пошли? – спросила она.
   – Она не сказала, ваша светлость. – Няня уже не была так спокойна. – Но герцогиня предупредила, что договорилась об этом с вами за завтраком.
   Анна, не говоря больше ни слова, вышла из комнаты побежала вниз по лестнице. На полпути она остановилась, вернулась в свою гардеробную, взяла спрятанный там нож и опустила оружие в карман.
   То, что она это сделала, испугало ее. Анна попыталась дить себя, что это глупо, и снова кинулась вниз по лестнице.
   Но где искать? И зачем она должна их искать? Через час или даже меньше Джой проголодается и будет плакать от голода. Генриетте придется возвращаться домой бегом, если она этого не сделает раньше. Анна понимала, что Генриетта сделала это намеренно. Просто назло, подумала она.
   Как сильно она теперь не любила Генриетту. И как неприятна ей была эта перемена в их отношениях. Сначала Анне казалось, что они полюбили друг друга.
   В растерянности она стояла в дверях, когда вдруг увидела Генриетту – та шла не торопясь через сад к дому. Она была одна. Она улыбнулась, увидев Анну, которая бросилась ей навстречу. Это была та же улыбка, что и в гостиной несколько дней назад.
   – Где Джой? – спросила Анна. Теперь она была по-настоящему испугана.
   – Она в безопасности, – ответила Генриетта. – Она у твоего любовника.
   – Ч-что? – с запинкой произнесла Анна. На нее накатила снова темнота.
   – Я ценю нашу дружбу несмотря ни на что. Теперь ты это видишь, – сказала Генриетта. Глаза ее светились недобрым торжеством. – Я все еще люблю тебя, Анна. Я помогла, чтобы тебе легче было уйти. Теперь ты только сама должна добраться до охотничьего домика. Малышка уже там. Тебе повезло, что твой любовник согласен принять ребенка. Многие бы отказались. Но он ее, кажется, очень любит.
   – О Боже! – Анна широко раскрытыми глазами глядела на сноху. – Что ты наделала, Генриетта? Он мне не любовник. А теперь он похитил Джой. Ты должна пойти за помощью. Пожалуйста! – Она сжала руку Генриетты. – Иди и скажи об этом Фоксу и Коутсу. Пусть они пошлют как можно больше слуг. Как можно скорее. Прошу тебя, Генриетта, пожалуйста.
   Генриетта продолжала улыбаться.
   – Конечно, – сказала она. – Разумеется, Анна. Беги. Разве я сделала что-то не так?
   Но Анна не остановилась для ответа. Она в панике бросилась бежать. Теперь она уже не сдерживалась, как только что в доме, когда она чувствовала себя такой счастливой.
   Она пыталась не думать и просто бежать, но мысли и яркие образы сами напрашивались ей. Сэр Ловэтт с Джой на руках. Сэр Ловэтт, угрожающий размозжить девочке голову о камень перед охотничьим домиком, если Анна не пообещает принести все драгоценности и держать рот на замке, когда приедет Люк.
   Она все сделает. Она продаст душу самому дьяволу ради того, чтобы вернуть ребенка домой в целости и сохранности.
   Она остановилась на мосту и прижала руку к груди, пытаясь перевести дыхание.
   О БОЖЕ, – взмолилась она, снова переходя на бег. – БОЖЕ. ГОСПОДИ, ПОЖАЛУЙСТА.
   В последнее время Бог снова показался ей другом. Сможет ли он остаться глухим к ее мольбам и слезам? Ведь сейчас она просила не за себя, а за ребенка! Беспомощного младенца. Невинного.
   ПОЖАЛУЙСТА, ГОСПОДИ, ПОЖАЛУЙСТА.
   В просвете между деревьями, у домика, стоял человек. Несомненно, это был тот самый слуга, который доставлял ей письма, оставлял под камнем счета и забирал деньги. Кажется, она его как-то раз уже видела: он ехал верхом по направлению к дому.
   Анна резко остановилась на краю леса.
   – Где она? – потребовала она ответа. – Куда он ее дел?
   Человек засунул пальцы в рот и издал резкий свист. А затем ухмыльнулся.
   Через несколько секунд на противоположную сторону поляны вышел сэр Ловэтт Блэйдон. В его руках было что-то, завернутое в одеяло. Младенец. Девочка была спокойна – мертва?
   Анна нетвердо шагнула навстречу и вытянула вперед руки.
   – Отдайте ее мне, – взмолилась она. – Пожалуйста, отдайте ее. – Она даже не пыталась приглушить рыдания, которые вырывались из ее груди вместе со словами.
   Но вдруг сзади ее обхватили две сильные руки, не дав ей сделать больше и шагу.
   – Моя дражайшая Анна, – нежно улыбаясь, произнес сэр Ловэтт, – время пришло. Здесь рядом ворота. За ними нас ждет карета. Не беспокойся, что ты не успела сложить вещи и не взяла чемоданов и сундуков. Я все приготовил для тебя. И это даже хорошо, что ты не берешь ничего из того, что он для тебя купил. Пойдем, моя дорогая.
   – Что? – Истерика прошла, уступив место ледяному ужасу. – Куда вы меня хотите увезти?
   – Домой, моя милая. – сказал он. – Я увожу тебя и ребенка в дом, который я приготовил для тебя больше года назад. В Америку, моя Анна. По другую сторону океана. Там, где мы обретем вместе мир и покой, где никто не сможет преследовать и искать нас.
   – О Господи, – только и смогла выговорить она.
   – Идем, – сказал он и кивнул слуге, который все еще крепко держал ее. – Поговорим по дороге.
   – Нет, – закричала она, – вы не можете увезти нас в Америку. Во всяком случае, не поговорив с моим мужем. И вы не можете увезти Джой. Она его дочь.
   – Она принадлежит тебе, – сказал сэр Ловэтт. Он перевел нежный взгляд с нее на малютку, мирно спящую у него на руках. – А теперь и мне. Она прелестна, моя Анна. Но идем же. Не стоит дольше задерживаться.
   Анна пыталась вырваться из рук слуги, который подталкивал ее вперед.
   – Возьмите меня, если хотите, – выговорила она сквозь рыдания, – но позвольте Джой остаться дома. Пожалуйста. Она принадлежит ему. Ее дом здесь, рядом с ним. Прошу, отошлите ее обратно домой. Я пойду с вами добровольно, только отпустите ее домой.
   Сэр Ловэтт коротко кивнул слуге, который крепче обхватил Анну и повел ее вперед к воротам, о существовании которых она даже никогда не подозревала, – туда, где стояла карета. Он втолкнул ее внутрь, и сэр Ловэтт залез следом за ней, держа на руках ребенка.
   Анна отодвинулась в угол сиденья, глядя перед собой невидящими глазами, и протянула руки к ребенку. Он отдал ей девочку и пересел ближе к ней. Анна склонилась над теплым свертком и заплакала, услышав, как снаружи плотно заперли дверь экипажа. Еще через минуту карета тронулась.
   Эмили, вцепившись в ограду, видела, как экипаж исчезал вдали. Ее охватил такой ужас, что она не могла пошевелиться. Она не знала, что ей делать – бежать следом за экипажем или в деревню, до которой было минут пять, если бежать без остановки, или обратно домой, что заняло бы больше времени.
   В отчаянии она стояла, не в силах двинуться с места. Не было смысла пешком преследовать карету. А если бежать в деревню – она же не сможет никому объяснить, что ее сестру и племянницу похитили. А если бежать домой – она потеряет много времени, а результат будет тот же.
   Эшли. О Эшли.
   От страха и своего бессилия она заплакала. А затем повернулась и пошла к дому. Кому-нибудь она сможет все объяснить. Она должна. Но не сейчас, пока ОНА – Генриетта – в доме.
   Эмили видела, как Генриетта взяла малышку из детской, и удивилась необычности происходящего. Особенно ее поразила большая сумка с вещами, которую Генриетта захватила с собой. Что за глупая няня, подумала Эмми, отдает так легко ребенка, когда Анны нет дома, а Люк в отъезде.
   Эмили осторожно последовала за Генриеттой, так, чтобы та ее не видела. И вскоре, к своему изумлению, обнаружила, что Генриетта идет знакомой дорогой к охотничьему домику.
   Эмили видела все: встречу Генриетты с сэром Ловэттом Блэндоном, передачу ребенка и то, как они улыбнулись друг другу и как счастливая Генриетта зашагала обратно к дому. Но Эмили не последовала за ней, она осталась стоять в ужасе и нерешительности. Она раздумывала, должна ли она выйти и попытаться отобрать у него девочку? Но слуга, которого Эмили уже как-то видела, тоже был здесь. Вряд ли выйдет что-либо хорошее из того, что она покажется, и поэтому она более целесообразным сочла остаться в засаде, чтобы проследить, куда они дели ребенка, и потом рассказать все Анне.
   Она так долго стояла, что уже стала отчаиваться. Сэр Ловэтт куда-то исчез, а слуга разгуливал взад и вперед перед домиком. Он ждал. Но чего? Кого? Анну? Ну, разумеется Анну! Генриетта пойдет домой, расскажет про Джой, и Анна побежит сюда. Но, конечно, не одна. Она ведь возьмет с собой слуг, которые помогут ей забрать ребенка. Но Эмили была почти уверена, что Анна придет одна. И она стояла своем укромном месте, беспомощно наблюдая борьбу Анны и то, как ее в конце концов увел слуга. Как за ней последовал сэр Ловэтт с малышкой на руках. Эмили осторожно прокралась за ними и обнаружила ворота, которые раньше никогда не видела, хотя исходила, как ей казалось, все вокруг.
   И она видела, как карета скрылась вдали. Никогда еще она с таким отчаянием не чувствовала собственную беспомощность, как теперь.
   «Как об этом рассказать?» – думала она, спеша по направлению к дому. Генриетта наверняка уже придумала какую-то правдоподобную историю, объясняющую отсутствие Анны и Джой. Пройдет много часов, прежде чем о них станут беспокоиться и начнут искать. Как ей, Эмили, рассказать то, что она знала? А даже если бы она и смогла это сделать, кто поверит ей? И как рассказать, куда он увез их?
   В Америку. Через океан. Она видела его губы и поняла, что он сказал. Она вспомнила, как Анна объясняла ей давно, когда Блэйдон уехал из Эльм-Корта после папиной смерти, что Америка – это очень, очень далеко, на другом конце света, по другую сторону широкого океана. Эмили знала: Анна была рада, что это так далеко, и надеялась, что он никогда не вернется. Эмили тоже на это надеялась.
   А теперь он увозил туда Анну и Джой. Как объяснить это кому-нибудь?
   У Эмили внутри все болело от рыданий и усталости, но она не замедляла шаг.

* * *

   – Я – ваша дочь? – Анна смотрела на сэра Ловэтта Блэйдона широко раскрытыми глазами. Она даже не обраща ла внимания на беспокойство Джой от того, что ее так крепко сжимали и к тому же не покормили вовремя. – Я – ваша дочь?
   Сэр Ловэтт засмеялся и с любовью посмотрел на нее.
   – Да. Это так, – сказал он. – Видишь теперь, какую чудесную тайну я хранил все это время, моя Анна? Ты моя дочь. Моя и моей любимой Люси.
   – Я абсолютно уверена, что это не так. – В ее глазах горело негодование. – Как вы смеете даже предполагать что-либо подобное, сэр!
   Его взгляд еще более смягчился.
   – Я понимаю, какое это потрясение для тебя, дорогая, – сказал он. – Я знаю, ты любила человека, которого считала своим отцом. Хотя он и был всего лишь жалким пьяницей. Но правда состоит в том, что ты моя дочь, Анна.
   – Лжец, – сказала она, плюнув ему в лицо.
   – Анна, – продолжал оя, будто не замечая ее ярости, – моя драгоценная Анна, ты знаешь, сколько прошло месяцев от замужества твоей матери до твоего появления на свет?
   Ее глаза снова расширились.
   – Она упала! – воскликнула она. – И поэтому я родилась на месяц раньше. Я была такой маленькой, что все думали – я не выживу. И мама тоже чудом осталась жива.
   – Ах, Анна, – сказал он. – Это ведь то, что она рассказала твоему папе, моя милая. Ей повезло, что ты родилась такой маленькой. Если бы ты была крупнее, он смог бы заподозрить правду.
   Анна внезапно похолодела. Ее охватил ужас. Это не могло быть правдой. Не могло. Ее мама и этот человек? Отец был обманут? А она дочь подлеца и преступника, который издевался над ней три долгих года? Если это правда, то ей лучше умереть.
   Постепенно она поняла, что делало ее мучения еще невыносимее. Голодный н недовольный плач Джой достиг ее ушей.
   – Что с ребенком, моя Анна? – спросил сэр Ловэтт. – Моя маленькая внучка голодна?
   – Она голодная и мокрая.
   – Ах вот в чем дело, – заметил он, – но я был достаточно предусмотрителен и захватил для нее все необходимое. – Он достал сумку с пеленками и поставил ее на сиденье.
   Анна переодела девочку, несмотря на ее непрекращающиеся протесты. Стоя в движущейся карете в неудобной позе, Анна пыталась придумать движение, которым она могла бы незаметно вытащить нож из кармана нижней юбки, чтобы затем каким-то образом размахнуться и заколоть Блэйдона. Ударить с такой силой, чтобы убить. Но в карете было слишком тесно, и к тому же в случае неудачи всякая надежда на спасение исчезнет. Да и Джой была здесь, рядом. Нет, слишком большой риск использовать нож, когда малышка лежит на том же сиденье.
   – Вот, возьми, – сказал сэр Ловэтт улыбаясь, когда она снова уселась и положила на колени кричащую девочку. – Это шаль, чтобы тебе не пришлось переступать через скромность и приличия в присутствии твоего отца.
   Он накинул ей на плечи замечательную кашемировую шаль, которая позволила Анне расстегнуть платье спереди и дать Джой грудь, не выставляя свое тело напоказ перед мужчиной, который не был ей мужем. О Люк! Малышка неожиданно замолчала. Анне казалось странным, что она ведет себя вполне естественно в этих обстоятельствах, которые вообще-то нельзя было назвать нормальными. Ей было странно от того, что она испытывает удовольствие, ощущая губы ребенка на своей груди.
   Сэр Ловэтт рассмеялся.
   – Она действительно голодна, – заметил он. – Я не хотел, чтобы ты выходила замуж, Анна. Ты это знаешь. Нам пришлось жить раздельно все то время, пока ты росла, и я думал, что нам будет лучше наконец-то остаться вдвоем, только ты и я до конца моих дней. Но в конечном счете я позволил тебе выйти замуж, чтобы у нас в доме был ребенок. Твоя дочь, моя внучка. Три поколения вместе, под одной крышей. Вы обе рядом, чтобы скрасить мою надвигающуюся старость. А после моей смерти у тебя останется утешение в лице Джой, Анна.
   – Я вам не дочь, – твердо сказала Анна. – А моя дочка – вам не внучка. Это абсурд. Смешно. Даже если предположить, что это правда, ваше поведение все равно необъяснимо. Почему вам надо было так мучить меня все эти три года? Почему вы хотите меня для себя одного? Нормальный отец был бы рад счастливому замужеству дочери, которая могла бы тогда нарожать ему еще больше внуков и внучек.
   – Ты привязалась к людям, которые не стоят тебя, Анна, объяснил он. – Сначала к этому жалкому человеку, которь бы разорил и разрушил всю семью, если бы я не пришел помощь. И к этим девчонкам и мальчишке – они ведь тебе даже не родные брат и сестры и вообще не достойны называться людьми. Мне было больно, Анна, и обидно от того, как жестоко твоя мать, моя милая Люси, была вырвана у меня рук безжалостными родителями, которые настояли на том ,чтобы она вышла замуж за Эрла. Анна, всю твою жизнь тебя держали вдали от меня. Ты даже носишь его фамилию. А ты Анна Блэйкли – это мое настоящее имя. А моя внучка – Джой Блэйкли. Хорошо, что ты назвала ее так. Джой – это значит радость. И она на самом деле моя радость. Наконец-то мы все вместе. Не вини меня за то, что я всегда хотел, чтобы мы были вместе. Я сделаю тебя счастливой, моя Анна. Более счастливой, чем ты когда-либо могла представить себе это.
   – Я уже счастлива с моим мужем, – сказала она. – Я люблю его. И этот ребенок – его. Наш.
   Анна вынула сосок у девочки изо рта и приподняла малышку. Она нежно похлопала ее по спинке, положнв к себе на плечо, чтобы та срыгнула воздух, который мог попасть в ее желудочек во время кормления.
   К счастью, он замолчал. Анна старалась оставаться спокойной. Она попыталась рассуждать холодно и логично. Она решила составить план действий. Насколько близко они были к берегу? Смогут ли уже сегодня сесть на корабль? Насколько велик шанс, что в порту уже есть корабль, направляющийся в Америку, готовый к немедленному отплытию? Где они проведут эту ночь? В какой-нибудь придорожной гостинице? Сможет ли она рассчитывать на помощь хозяина или других постояльцев? Представится ли ей возможность использовать нож и бежать вместе с Джой? Ведь был еще слуга, который затащил ее в карету. И кучер.
   Вдруг ее осенило. Ну конечно! Несомненно!
   – Я вам не дочь, – сказала Анна, – и могу доказать это.
   – Ну что ты, Анна, – тихо проговорил он.
   – У моего отца был портрет его матери, моей бабушки. Он висел у него в комнате. А сейчас он висит у меня в спальне в Баденском аббатстве. Я так на нее похожа, что это всегда было предметом обсуждения в семье. Это будто мой портрет, только на мне платье прошлого столетия. Все так говорят, кто видит этот портрет. Если бы вы видели его, вы бы ни на минуту не усомнились, что она моя родная бабушка. А значит, папа и был моим отцом.
   В первый раз лицо сэра Ловэтта Блэйдона стало почти уродливым.
   – В семье часто воображают сходство, которого нет, – сказал он. – Твоя мать, Люси, была моей. Моей! Наша любовь была из тех, что редко встретишь в этом мире. Именно любовь свела ее в могилу. А ты – плод этой любви.
   – Даже если бы у меня не было доказательства в виде портрета, – ответила Анна, – я бы никогда не поверила ни во что подобное о маме. Она была на такое не способна. Она никогда не смогла бы так обмануть папу. И уж если говорить о редкой любви, то именно такой была любовь между мамой папой. Мне стыдно, что я усомнилась в маме и чуть не поверила вам, хоть и на мгновение. Отвезите меня домой. Я не ваша дочь. Между нами нет никакого родства.
   Огонь, зажегшийся в его глазах, испугал ее. Но голос его был достаточно спокоен.
   – Потрясение часто заставляет людей с ходу отрицать факты, моя Анна, – сказал он. – В конце концов ты поверишь в то, что это правда. Когда ты увидишь, как я люблю тебя и как я позаботился обо всем для тебя и моей милой внучки, ты мне поверишь. Америка – прекрасная страна. Новая и просторная. Место для новых начинаний. Место свободы.
   Свобода! Надежда, что он поверит ее словам и отвезет обратно домой, была, конечно, очень слабой. Но теперь уверена, что его рассказ не мог быть правдой. Ее мать была совсем не такая. Она не смогла бы отдаться другому человеку за какой-нибудь месяц до свадьбы. И она была убеждена, мать горячо любила ее отца. В таком случае сэр Ловэтт Блэйдон должен знать, что она не может быть его дочерью, знал ли он сам, что заблуждается? Не был ли он безумен? Убедил ли он себя в правдивости собственного вымысла?
   При мысли о том, что он сумасшедший, у Анны перехватило дыхание. Она почувствовала себя на грани истерики. Но она не собиралась сдаваться. От этого пользы не будет. Пока была хоть тень надежды – и она не должна терять ее, – она будет соблюдать спокойствие, и ум ее останется ясным. Она просто должна ждать, пока не представится возможность убежать.
   Джой, наевшаяся и выспавшаяся, была настроена на игру. Анна улыбнулась ей и почувствовала, как сердце сжалось от любви. И она стала играть с дочкой, а захватчик, покровительственно посмеиваясь, наблюдал за ними.

Глава 27

   День был в разгаре. Ярко светило солнце. Замечательный день – синее небо с белоснежными пушистыми облаками. Все страхи, порожденные измученным воображением, казались глупыми и необоснованными. Экипаж Люка медленно спускался по склону, и из окна открывалась мирная панорама прекрасного Баденского аббатства. Люк бросил на дядю несколько виноватый взгляд.
   – Возможно, я оторвал тебя от городских удовольствий без веской на то причины, Тео, – сказал он.
   Тем не менее он стремглав взбежал по ступеням, распахнул двери в холл и немедленно потребовал сообщить ему, где он может найти ее светлость, свою жену.
   – Герцогини нет дома, ваша светлость, – сказал Коутс, поклонившись сначала Люку, а затем вошедшему следом лорду Куинну.
   – Вот как? – сказал Люк. – А куда она могла пойти, Коутс?