Страница:
– Ах, Чарли, я не могу! – Эллен огорченно посмотрела на мужа. – За все эти годы он ничего не сделал для вас. Не проявлял никакой заботы и о Дженнифер.
– Он ее дед, – осторожно заметил капитан Симпсон. – И ваш свекор. Если вы обратитесь к нему, он не отвернется от вас. Мы оба с ним были слишком упрямы. Никто не хотел сделать первый шаг.
– Вот и повидаетесь с ним наконец, когда мы вернемся в Лондон, – вышла из положения Эллен.
– Прошу вас, дорогая!
Она бросила взгляд на дорожку.
– Если только ради Дженнифер? – сдалась она. – Ради нес – обещаю.
– Спасибо. – Он сжал ее руку. – Когда я был мальчишкой, у нас были хорошие отношения и детство у меня было счастливое. Но поскольку я был старшим сыном, он ждал от меня очень многого. Когда я вступил в армию, вместо того чтобы отправиться в университет, как он хотел, отношения наши стали напряженными… Но разрыв произошел не раньше, чем я женился на матери Дженнифер.
Он никогда не рассказывал о ней. И Эллен обратилась в слух.
– Я не стал бы и теперь рассказывать, но придется. В разговоре с моим отцом или братом они могут сказать, что Дженнифер не моя дочь. Дело в том, что ее мать была танцовщицей. Хорошенькая, но недалекая барышня не могла заработать на жизнь только танцами… После того как я на ней женился, она ни с кем не встречалась, и Дженнифер родилась через девять с лишним месяцев после нашей свадьбы. Это моя дочь, Эллен. Но даже если это было бы не так, я все равно любил бы ее, ведь девочка не виновата в своем рождении, верно? Но она – моя дочь, и мой отец должен ее признать.
– Я постараюсь, чтобы это случилось… – В горле у Эллен застрял комок. – Чарли, вы поэтому полюбили меня… потому, что я не виновата в своем рождении?
Он засмеялся и сжал ее руку.
– Мое сердце тронула хорошенькая девчушка, плачущая из-за поломанного гребешка. Потом девчушка эта превратилась в сокровище моей жизни. Вот что такое вы для меня, девочка. И надеюсь, вы не позволите этим старым сплетницам отравить себе жизнь, верно?
– Я пережила все страдания по этому поводу много лет назад. А теперь у меня есть вы, есть Дженнифер, наши друзья. Я очень счастливый человек, Чарли.
Хотя граф Эмберли с семьей, слугами и мисс Дженнифер Симпсон и уехали в Антверпен лишь в первых числах июня, они отъезжали в спокойной обстановке, но, задержись граф в Брюсселе хотя бы на несколько дней, паники не избежать.
Мэдлин, остававшаяся непреклонной в своем решении находиться в Брюсселе с братом-близнецом до последнего дня, договорилась переехать к своей подруге, леди Андрее Поттс, столь же бесстрашной особе; эта леди заявляла своим решительным контральто, что скажет пару теплых слов этим французам, если они посмеют вступить в Брюссель ц попытаются разграбить дом полковника лорда Поттса.
Лорду Идену пришлось переехать на постой туда, где квартировал капитан Нортон. Прощание было трогательным.
– Спасибо, что приехали, Александра, – сказал лорд Иден. – Не могу даже выразить, как много значило для меня обрести здесь родных. Желаю вам благополучно добраться до дома. Передайте от меня поклоны матушке, тете Виоле и дяде Уильяму. И конечно, Анне. Полагаю, лондонский сезон проходит для нее удачно. Я увижу всех вас очень скоро.
– Да, – улыбнулась она. – Ваша матушка будет счастлива снова увидеть вас, Доминик. Берегите себя. Вдруг они обнялись, крепко зажмурив глаза.
– Доминик, – сказала графиня, – мы очень, очень вас любим.
– Вот вернусь домой и потребую в доказательство всевозможных проявлений вашего расположения. – Он поднял голову и усмехнулся. – Но если вы меня очень, очень любите, почему вы предпочли мне Эдмунда? Если вы помните, я тоже делал вам предложение.
– О, – сказала она, вспыхнув, – наверное, потому, что я очень, очень, очень люблю его.
И она повернулась к мужу, чтобы взять у него почти заснувшую малышку.
Лорд Эмберли тут же встал и горячо обнял брата. Некоторое время они молча стояли обнявшись. Сказать нужно было так много. А слов не было.
– Я горжусь вами, Доминик, – проговорил лорд Эмберли. – Вы это знаете.
– Вы скажете матушке?.. Вы скажете все, что нужно.
– Конечно. Вы знаете, она тоже вами гордится и ждет, что бы ни случилось.
– да – Лорд Иден высвободился из объятий брата и улыбнулся. – Пожалуй, я откланяюсь. Перед отъездом у вас будет много хлопот с багажом и детьми. И с мисс Симпсон. Спасибо, Эдмунд, что берете ее с собой.
Лорд Эбмерли пожал плечами.
– Это приятная молодая леди. Она много для тебя значит?
Лорд Иден насторожился.
– Это дочь Чарли Симпсона, – уклонился он от прямого ответа.
Лорд Эмберли усмехнулся.
– Она вас не подцепила, а, Доминик? – спросил он. – Но не волнуйтесь. Мы с Алекс позаботимся о ней и доставим ее к тетке в целости и сохранности. Ступайте же. Долгие проводы – лишние слезы, верно?
Лорд Иден повернулся к своей сестре-двойняшке, которая в течение всей этой сцены хранила гробовое молчание.
– Проводите меня до дверей, Мэд? – спросил он, Та поднялась и вышла вслед за братом.
– Вы не передумаете? – спросил он, когда дверь за ними закрылась. – Нет, конечно, нет. Вы замечательно храбрая женщина, Мэд, и я вас уважаю за это. Я буду навещать вас каждый день, хорошо?
– В противном случае, – ответила она, – я приду в полк и отыщу вас сама.
– Ни в коем случае! А вы поладите с леди Андреа? Она почему-то вызывает у меня ассоциации с полковой лошадью.
– Мне всегда нравились лошади, – парировала леди Мэдлин. – Домми, а вы навестите меня перед тем, как вам нужно будет выступать?
– Если представится малейшая возможность. А если нет – не нужно ненавидеть меня до конца ваших дней. У меня может просто не оказаться времени.
– Я вас люблю, Домми, – сказала она, обвивая руками его шею на глазах у лакея, который ждал, когда можно открыть дверь лорду Идену. – Если вы не сумеете зайти, я хочу, чтобы вы знали и унесли это с собой: я вас люблю.
– Я это знаю, глупышка моя, – отозвался он, на мгновение крепко прижав ее к себе. – Вы не поверите, но я тоже отношусь к вам неплохо. – Он улыбнулся ей и вышел.
Мэдлин так хотелось швырнуть что-нибудь потяжелее ему в спину, но, увы, под рукой не оказалось ничего подходящего. Вздохнув, она вернулась в гостиную.
В тот же вечер лорд Иден направился на квартиру капитана Симпсона на улице Монтень, хотя и не был уверен, что хозяева дома. Еще до приезда мисс Симпсон он убедился, что Чарли с женой предпочитают по вечерам сидеть дома. Но с приездом юной леди все, конечно, изменилось.
Ему хотелось с ней проститься. И сделать это немедленно, не дожидаясь завтрашнего утра – утра отъезда с Эдмундом и Александрой. В глубине души он ухе хотел, чтобы это свершилось поскорее. Прощания всегда казались лорду Идену мучительной процедурой. А прощаться, если знаешь, что, быть может, прощаешься навеки, – мука мученическая.
Ему хотелось быть свободным от всяких нежных привязанностей. И сосредоточить все свои помыслы и чувства на том, что ему предстоит. Жаль, что Мэдлин все-таки отказалась возвращаться домой. Но с этим уже ничего не поделаешь…
В такие моменты, как нынешний, он радовался, что не женат, да и не испытывает глубокой привязанности ни к одной женщине. Из прошлого опыта он уже знал: перед крупным сражением нужно выбросить из головы всех, кто тебе дорог, и жить так, словно их вообще не существует. Его семья – это его подчиненные, и заботиться он должен только об их безопасности и благополучии. А офицеры, старшие его по званию, – те, кому он обязан хранить верность, подчиняться и доверять.
В такие моменты он не завидовал Чарли. Просто не понимал: как возможно – проститься с женой и тут же идти в бой? А если ход сражения окажется неблагоприятным? Что станет с ней? И он содрогнулся.
Однажды он видел их прощание. Минута, когда они молча припали друг к другу; лица у обоих были бледные, отрешенные. Он отвернулся, чтобы не видеть всего этого, ощутив скорее боль, чем смущение из-за того, что оказался невольным свидетелем прощальных объятий мужа и жены. И лишь минут через десять Чарли вышел из оцепенения и снова стал самим собой – бодрым, решительным, даже безрассудным человеком, готовым броситься в бой.
Когда лорд Иден пришел к Чарли, все трое были дома, разговор шел с трудом. Да и как можно говорить свободно в такой обстановке? Выпив со всеми чаю, он поднялся, чтобы уйти. Протянул руку Дженнифер и с улыбкой сказал:
– Пожелаю вам bon voyage [1] и надеюсь, что на обратном пути у вас не будет морской болезни.
Он заметил, что Чарли увлек жену в соседнюю комнату, оставив дверь открытой.
– Уверена, что ее не будет, – отвечала Дженнифер, – ведь я теперь закаленный путешественник. – И она подала ему руку.
– Я был счастлив познакомиться с вами.
– И я тоже, – ответила она. – Надеюсь, эта ужасная война в конце концов кончится благополучно. То есть не начнется.
– Солдаты в большинстве своем мечтают совсем о другом, – сказал он. – Многие хотели бы одержать крупную победу над Бонапартом.
– А вы? – спросила она. – Вы рветесь в бой? Как мог он объяснить ей, что это особенность его натуры – сражаться за свою страну и за все, что она отстаивает, а если потребуется, отдать и свою жизнь?
– Не ради того, чтобы убивать, – пояснил он. – Но я хотел бы внести свою лепту в борьбу с тиранией.
– В таком случае до свидания, милорд. Я буду молиться, чтобы с вами ничего не случилось, – сказала она без смущения.
– Вот как? А можно мне зайти к вам, когда я вернусь в Англию?
Вспыхнув, она взглянула ему в глаза.
– Если хотите. Буду рада.
Он поднес к губам ее руку, все еще лежавшую в его руке, и поцеловал.
– Очень хочу, – сказал он. – Я рад, что вы едете с моим братом. Уверен, что с вами ничего не случится.
– Он очень добр, – сказала она, – и ее милость тоже. Они мне нравятся.
– Значит, до свидания, – сказал он. И так сжал ее руку, что она вздрогнула. Заметив это, он тут же выпустил ее. Глаза ее наполнились слезами.
– Прошу вас, берегите себя, – проговорила она. – Прошу вас! – И она на мгновение прикоснулась к его лицу кончиками пальцев. И тут же резко повернула голову. – Папа! – позвала она. – Папа, лорд Иден хочет с вами проститься.
И не успел Чарли войти, как она стремительно вышла.
Черт побери! Он только что едва удержался, чтобы не заключить ее в объятия и не излить перед ней свою душу – сказать, что хотел бы избавить ее от всех тревог до конца дней. Неужели он никогда ничему не научится?
А вдруг он ее любит? В данный момент он этого не знает и знать не желает. Сколько времени до выступления армии? Неделя? Две? Он готов. А потом, если это «потом» будет, можно думать и о любви. Но не сейчас!
Он обрадовался, найдя своего друга дома в скупо обставленных комнатах – настоящее жилище мужчины! – которые отныне будут и его домом. Капитан Нортон, положив ноги в не слишком чистых сапогах на стол и закинув руки за голову, созерцал трещины на потолке. На столе стояла полупустая бутылка коньяка и стакан.
– Старина Пиктон должен прибыть в Брюссель со дня надень, – сказал лорд Иден, швырнув головной убор в кресло которое уже было завалено сброшенной одеждой. – Это только что назначенный командир Пятой, если вы не забыли, дружище Нортон. И если вы себе не враг, то не стоит попадаться ему на глаза в таких сапогах.
– А чего их чистить раньше времени? – с веселой беззаботностью осведомился друг. – Найдите стакан, Иден, и налейте себе коньяку. Терпеть не могу пить в одиночку. Он, наверное, на стуле, под ворохом бумажек. Это письма от матушки и девиц. Пишут не письма, а целые книги. Когда-нибудь я их прочту. Вы мне напомните.
Лорд Иден отыскал стакан, стараясь не исследовать его на предмет чистоты, уселся на стол, водрузив свои начищенные до блеска сапоги рядом с сапогами друга, и протянул руку к бутылке.
В среду четырнадцатого июня стал распространяться слух, что французская армия сосредоточивается у Мобержа в южном направлении и что неприятельские части даже перешли бельгийскую границу. Говорили, что во главе армии стоит сам Бонапарт. Старина Бони снова застал врасплох своих приятелей – европейских генералов.
Конечно, смешно утверждать это, если в течение всей весны ждали именно такого поворота событий. И все же, когда каждый день рождает дюжину толков, правда застает всех врасплох. Конечно, у герцога есть свои шпионы, и ему нет нужды полагаться на слухи, как всем остальным. Но ведь герцог ожидал нападения с запада и севера, а не с юга. Будь он Бонапартом, напал бы именно оттуда, попытавшись отрезать союзные войска от побережья Ла-Манша.
Впрочем, когда Бонапарт вел себя предсказуемо, в соответствии со здравым смыслом? Его тактику называли проявлением то жестокости, то блестящего, ума – в зависимости от того, чего у говорившего было больше: страха или восхищения. У тех, кто находился в Брюсселе в июне 1815 года, больше было страха.
И уж конечно, никто не думал, что этот слух верен, за исключением, пожалуй, самого герцога; но все знали, как тот умеет порой молчать. Чем больше он улыбался и чем спокойнее казался, тем вероятнее было приближение беды. А в эти дни герцог казался очень спокойным. Поэтому многие начали нервно складывать чемоданы и выбирать, какой дорогой отправиться к побережью – в Остенде или в Антверпен.
В четыре часа герцог получил депешу лично от генерала Цитена, в которой сообщалось, что Тюин взят в плен. Но герцог не любил действовать опрометчиво. Хотя он и не сомневался, что оба сообщения правдивы, однако не был уверен, что атаки французов не военная хитрость, имевшая целью отвлечь внимание главной части армии к югу, в то время как сам Бонапарт появится, как и ожидалось, с западного направления.
Герцог пока что выжидал – терпеливо или нетерпеливо, этого никто не мог сказать наверняка, – более точных сведений от Гранта, офицера разведки в Монсе.
Каким образом сведения об атаке просочились на улицы и в гостиные Брюсселя – Бог знает. Но они просочились, вызвав волнение, возбуждение и отчаяние. Естественно, особенно это коснулось женщин.
Женщины же в основном пришли в отчаяние. Одни в слезах припадали к своим мужчинам. Другие требовали, чтобы их увезли от опасности немедленно. Третьи, в особенности те, кто уже побывал в подобных ситуациях, деловито готовились к последствиям битвы – свертывали бинты, купленные в аптечных лавках либо сделанные из разорванных на полосы простыней и рубашек. Были такие, кто продолжал жить, будто ничего особенного не происходит. Ведь вся эта весна была полна ложных тревог.
Состоялся и большой бал в доме герцогини Ричмонд на улице Бланшиссери. Приглашены были все, кто принадлежал к высшему свету. Говорили, что герцог Веллингтон и весь его штаб намерены посетить бал, даже если французы уже вошли в Бельгию и часть прусской армии разгромлена.
Эллен и капитан Симпсон, тоже приглашенные, решили не ходить. Сидя рядом – рука в руке, – пока он не обнял ее за плечи и не привлек к себе, они болтали о всякой чепухе, что взбредет в голову.
Потом она положила голову мужу на плечо и закрыла глаза. Они не ласкали друг друга. Время для близости прошло. Они будут ждать. Чарли могут вызвать еще до наступления утра. Герцог приказал Второй и Пятой дивизиям собраться у Анта в состоянии полной готовности. Лучше не ложиться, чтобы быть готовым в любую минуту.
Когда лорд Иден постучал в дверь, оба встали. Они ждали этого. И час настал.
Глава 7
– Он ее дед, – осторожно заметил капитан Симпсон. – И ваш свекор. Если вы обратитесь к нему, он не отвернется от вас. Мы оба с ним были слишком упрямы. Никто не хотел сделать первый шаг.
– Вот и повидаетесь с ним наконец, когда мы вернемся в Лондон, – вышла из положения Эллен.
– Прошу вас, дорогая!
Она бросила взгляд на дорожку.
– Если только ради Дженнифер? – сдалась она. – Ради нес – обещаю.
– Спасибо. – Он сжал ее руку. – Когда я был мальчишкой, у нас были хорошие отношения и детство у меня было счастливое. Но поскольку я был старшим сыном, он ждал от меня очень многого. Когда я вступил в армию, вместо того чтобы отправиться в университет, как он хотел, отношения наши стали напряженными… Но разрыв произошел не раньше, чем я женился на матери Дженнифер.
Он никогда не рассказывал о ней. И Эллен обратилась в слух.
– Я не стал бы и теперь рассказывать, но придется. В разговоре с моим отцом или братом они могут сказать, что Дженнифер не моя дочь. Дело в том, что ее мать была танцовщицей. Хорошенькая, но недалекая барышня не могла заработать на жизнь только танцами… После того как я на ней женился, она ни с кем не встречалась, и Дженнифер родилась через девять с лишним месяцев после нашей свадьбы. Это моя дочь, Эллен. Но даже если это было бы не так, я все равно любил бы ее, ведь девочка не виновата в своем рождении, верно? Но она – моя дочь, и мой отец должен ее признать.
– Я постараюсь, чтобы это случилось… – В горле у Эллен застрял комок. – Чарли, вы поэтому полюбили меня… потому, что я не виновата в своем рождении?
Он засмеялся и сжал ее руку.
– Мое сердце тронула хорошенькая девчушка, плачущая из-за поломанного гребешка. Потом девчушка эта превратилась в сокровище моей жизни. Вот что такое вы для меня, девочка. И надеюсь, вы не позволите этим старым сплетницам отравить себе жизнь, верно?
– Я пережила все страдания по этому поводу много лет назад. А теперь у меня есть вы, есть Дженнифер, наши друзья. Я очень счастливый человек, Чарли.
* * *
Шел июнь, ширились слухи, нарастали тревога и паника. В Бельгию прибывало все больше войск – пехоты и артиллерии, что уже само по себе оправдывало слухи о масштабах сражения. Но как ни странно, из Брюсселя почти никто не уезжал. Казалось, мирные британцы не желали верить, что опасность может серьезно грозить им. Имя герцога Веллингтона тоже играло свою роль – в их глазах он имел статус непобедимого божества.Хотя граф Эмберли с семьей, слугами и мисс Дженнифер Симпсон и уехали в Антверпен лишь в первых числах июня, они отъезжали в спокойной обстановке, но, задержись граф в Брюсселе хотя бы на несколько дней, паники не избежать.
Мэдлин, остававшаяся непреклонной в своем решении находиться в Брюсселе с братом-близнецом до последнего дня, договорилась переехать к своей подруге, леди Андрее Поттс, столь же бесстрашной особе; эта леди заявляла своим решительным контральто, что скажет пару теплых слов этим французам, если они посмеют вступить в Брюссель ц попытаются разграбить дом полковника лорда Поттса.
Лорду Идену пришлось переехать на постой туда, где квартировал капитан Нортон. Прощание было трогательным.
– Спасибо, что приехали, Александра, – сказал лорд Иден. – Не могу даже выразить, как много значило для меня обрести здесь родных. Желаю вам благополучно добраться до дома. Передайте от меня поклоны матушке, тете Виоле и дяде Уильяму. И конечно, Анне. Полагаю, лондонский сезон проходит для нее удачно. Я увижу всех вас очень скоро.
– Да, – улыбнулась она. – Ваша матушка будет счастлива снова увидеть вас, Доминик. Берегите себя. Вдруг они обнялись, крепко зажмурив глаза.
– Доминик, – сказала графиня, – мы очень, очень вас любим.
– Вот вернусь домой и потребую в доказательство всевозможных проявлений вашего расположения. – Он поднял голову и усмехнулся. – Но если вы меня очень, очень любите, почему вы предпочли мне Эдмунда? Если вы помните, я тоже делал вам предложение.
– О, – сказала она, вспыхнув, – наверное, потому, что я очень, очень, очень люблю его.
И она повернулась к мужу, чтобы взять у него почти заснувшую малышку.
Лорд Эмберли тут же встал и горячо обнял брата. Некоторое время они молча стояли обнявшись. Сказать нужно было так много. А слов не было.
– Я горжусь вами, Доминик, – проговорил лорд Эмберли. – Вы это знаете.
– Вы скажете матушке?.. Вы скажете все, что нужно.
– Конечно. Вы знаете, она тоже вами гордится и ждет, что бы ни случилось.
– да – Лорд Иден высвободился из объятий брата и улыбнулся. – Пожалуй, я откланяюсь. Перед отъездом у вас будет много хлопот с багажом и детьми. И с мисс Симпсон. Спасибо, Эдмунд, что берете ее с собой.
Лорд Эбмерли пожал плечами.
– Это приятная молодая леди. Она много для тебя значит?
Лорд Иден насторожился.
– Это дочь Чарли Симпсона, – уклонился он от прямого ответа.
Лорд Эмберли усмехнулся.
– Она вас не подцепила, а, Доминик? – спросил он. – Но не волнуйтесь. Мы с Алекс позаботимся о ней и доставим ее к тетке в целости и сохранности. Ступайте же. Долгие проводы – лишние слезы, верно?
Лорд Иден повернулся к своей сестре-двойняшке, которая в течение всей этой сцены хранила гробовое молчание.
– Проводите меня до дверей, Мэд? – спросил он, Та поднялась и вышла вслед за братом.
– Вы не передумаете? – спросил он, когда дверь за ними закрылась. – Нет, конечно, нет. Вы замечательно храбрая женщина, Мэд, и я вас уважаю за это. Я буду навещать вас каждый день, хорошо?
– В противном случае, – ответила она, – я приду в полк и отыщу вас сама.
– Ни в коем случае! А вы поладите с леди Андреа? Она почему-то вызывает у меня ассоциации с полковой лошадью.
– Мне всегда нравились лошади, – парировала леди Мэдлин. – Домми, а вы навестите меня перед тем, как вам нужно будет выступать?
– Если представится малейшая возможность. А если нет – не нужно ненавидеть меня до конца ваших дней. У меня может просто не оказаться времени.
– Я вас люблю, Домми, – сказала она, обвивая руками его шею на глазах у лакея, который ждал, когда можно открыть дверь лорду Идену. – Если вы не сумеете зайти, я хочу, чтобы вы знали и унесли это с собой: я вас люблю.
– Я это знаю, глупышка моя, – отозвался он, на мгновение крепко прижав ее к себе. – Вы не поверите, но я тоже отношусь к вам неплохо. – Он улыбнулся ей и вышел.
Мэдлин так хотелось швырнуть что-нибудь потяжелее ему в спину, но, увы, под рукой не оказалось ничего подходящего. Вздохнув, она вернулась в гостиную.
В тот же вечер лорд Иден направился на квартиру капитана Симпсона на улице Монтень, хотя и не был уверен, что хозяева дома. Еще до приезда мисс Симпсон он убедился, что Чарли с женой предпочитают по вечерам сидеть дома. Но с приездом юной леди все, конечно, изменилось.
Ему хотелось с ней проститься. И сделать это немедленно, не дожидаясь завтрашнего утра – утра отъезда с Эдмундом и Александрой. В глубине души он ухе хотел, чтобы это свершилось поскорее. Прощания всегда казались лорду Идену мучительной процедурой. А прощаться, если знаешь, что, быть может, прощаешься навеки, – мука мученическая.
Ему хотелось быть свободным от всяких нежных привязанностей. И сосредоточить все свои помыслы и чувства на том, что ему предстоит. Жаль, что Мэдлин все-таки отказалась возвращаться домой. Но с этим уже ничего не поделаешь…
В такие моменты, как нынешний, он радовался, что не женат, да и не испытывает глубокой привязанности ни к одной женщине. Из прошлого опыта он уже знал: перед крупным сражением нужно выбросить из головы всех, кто тебе дорог, и жить так, словно их вообще не существует. Его семья – это его подчиненные, и заботиться он должен только об их безопасности и благополучии. А офицеры, старшие его по званию, – те, кому он обязан хранить верность, подчиняться и доверять.
В такие моменты он не завидовал Чарли. Просто не понимал: как возможно – проститься с женой и тут же идти в бой? А если ход сражения окажется неблагоприятным? Что станет с ней? И он содрогнулся.
Однажды он видел их прощание. Минута, когда они молча припали друг к другу; лица у обоих были бледные, отрешенные. Он отвернулся, чтобы не видеть всего этого, ощутив скорее боль, чем смущение из-за того, что оказался невольным свидетелем прощальных объятий мужа и жены. И лишь минут через десять Чарли вышел из оцепенения и снова стал самим собой – бодрым, решительным, даже безрассудным человеком, готовым броситься в бой.
Когда лорд Иден пришел к Чарли, все трое были дома, разговор шел с трудом. Да и как можно говорить свободно в такой обстановке? Выпив со всеми чаю, он поднялся, чтобы уйти. Протянул руку Дженнифер и с улыбкой сказал:
– Пожелаю вам bon voyage [1] и надеюсь, что на обратном пути у вас не будет морской болезни.
Он заметил, что Чарли увлек жену в соседнюю комнату, оставив дверь открытой.
– Уверена, что ее не будет, – отвечала Дженнифер, – ведь я теперь закаленный путешественник. – И она подала ему руку.
– Я был счастлив познакомиться с вами.
– И я тоже, – ответила она. – Надеюсь, эта ужасная война в конце концов кончится благополучно. То есть не начнется.
– Солдаты в большинстве своем мечтают совсем о другом, – сказал он. – Многие хотели бы одержать крупную победу над Бонапартом.
– А вы? – спросила она. – Вы рветесь в бой? Как мог он объяснить ей, что это особенность его натуры – сражаться за свою страну и за все, что она отстаивает, а если потребуется, отдать и свою жизнь?
– Не ради того, чтобы убивать, – пояснил он. – Но я хотел бы внести свою лепту в борьбу с тиранией.
– В таком случае до свидания, милорд. Я буду молиться, чтобы с вами ничего не случилось, – сказала она без смущения.
– Вот как? А можно мне зайти к вам, когда я вернусь в Англию?
Вспыхнув, она взглянула ему в глаза.
– Если хотите. Буду рада.
Он поднес к губам ее руку, все еще лежавшую в его руке, и поцеловал.
– Очень хочу, – сказал он. – Я рад, что вы едете с моим братом. Уверен, что с вами ничего не случится.
– Он очень добр, – сказала она, – и ее милость тоже. Они мне нравятся.
– Значит, до свидания, – сказал он. И так сжал ее руку, что она вздрогнула. Заметив это, он тут же выпустил ее. Глаза ее наполнились слезами.
– Прошу вас, берегите себя, – проговорила она. – Прошу вас! – И она на мгновение прикоснулась к его лицу кончиками пальцев. И тут же резко повернула голову. – Папа! – позвала она. – Папа, лорд Иден хочет с вами проститься.
И не успел Чарли войти, как она стремительно вышла.
* * *
Будь прокляты все эти прощания, думал лорд Иден спустя несколько минут, направляясь к своей новой квартире. Что он наделал? Заронил какие-то надежды? Обязан ли он теперь сделать ей предложение, когда вернется в Англию? Хочется ли ему этого? Он вовсе не уверен. И он не желает, чтобы его терзали подобные мысли, все эти сложности и сомнения. Он хочет быть свободным от всех чувств и обязательств.Черт побери! Он только что едва удержался, чтобы не заключить ее в объятия и не излить перед ней свою душу – сказать, что хотел бы избавить ее от всех тревог до конца дней. Неужели он никогда ничему не научится?
А вдруг он ее любит? В данный момент он этого не знает и знать не желает. Сколько времени до выступления армии? Неделя? Две? Он готов. А потом, если это «потом» будет, можно думать и о любви. Но не сейчас!
Он обрадовался, найдя своего друга дома в скупо обставленных комнатах – настоящее жилище мужчины! – которые отныне будут и его домом. Капитан Нортон, положив ноги в не слишком чистых сапогах на стол и закинув руки за голову, созерцал трещины на потолке. На столе стояла полупустая бутылка коньяка и стакан.
– Старина Пиктон должен прибыть в Брюссель со дня надень, – сказал лорд Иден, швырнув головной убор в кресло которое уже было завалено сброшенной одеждой. – Это только что назначенный командир Пятой, если вы не забыли, дружище Нортон. И если вы себе не враг, то не стоит попадаться ему на глаза в таких сапогах.
– А чего их чистить раньше времени? – с веселой беззаботностью осведомился друг. – Найдите стакан, Иден, и налейте себе коньяку. Терпеть не могу пить в одиночку. Он, наверное, на стуле, под ворохом бумажек. Это письма от матушки и девиц. Пишут не письма, а целые книги. Когда-нибудь я их прочту. Вы мне напомните.
Лорд Иден отыскал стакан, стараясь не исследовать его на предмет чистоты, уселся на стол, водрузив свои начищенные до блеска сапоги рядом с сапогами друга, и протянул руку к бутылке.
В среду четырнадцатого июня стал распространяться слух, что французская армия сосредоточивается у Мобержа в южном направлении и что неприятельские части даже перешли бельгийскую границу. Говорили, что во главе армии стоит сам Бонапарт. Старина Бони снова застал врасплох своих приятелей – европейских генералов.
Конечно, смешно утверждать это, если в течение всей весны ждали именно такого поворота событий. И все же, когда каждый день рождает дюжину толков, правда застает всех врасплох. Конечно, у герцога есть свои шпионы, и ему нет нужды полагаться на слухи, как всем остальным. Но ведь герцог ожидал нападения с запада и севера, а не с юга. Будь он Бонапартом, напал бы именно оттуда, попытавшись отрезать союзные войска от побережья Ла-Манша.
Впрочем, когда Бонапарт вел себя предсказуемо, в соответствии со здравым смыслом? Его тактику называли проявлением то жестокости, то блестящего, ума – в зависимости от того, чего у говорившего было больше: страха или восхищения. У тех, кто находился в Брюсселе в июне 1815 года, больше было страха.
И уж конечно, никто не думал, что этот слух верен, за исключением, пожалуй, самого герцога; но все знали, как тот умеет порой молчать. Чем больше он улыбался и чем спокойнее казался, тем вероятнее было приближение беды. А в эти дни герцог казался очень спокойным. Поэтому многие начали нервно складывать чемоданы и выбирать, какой дорогой отправиться к побережью – в Остенде или в Антверпен.
* * *
В три часа пополудни пятнадцатого июня принцу Оранскому сообщили во время обеда с герцогом Веллингтоном, что Вторая прусская бригада из Первого корпуса генерала Цитена была атакована французской армией рано утром – в атаку войска поднял Шарлеруа.В четыре часа герцог получил депешу лично от генерала Цитена, в которой сообщалось, что Тюин взят в плен. Но герцог не любил действовать опрометчиво. Хотя он и не сомневался, что оба сообщения правдивы, однако не был уверен, что атаки французов не военная хитрость, имевшая целью отвлечь внимание главной части армии к югу, в то время как сам Бонапарт появится, как и ожидалось, с западного направления.
Герцог пока что выжидал – терпеливо или нетерпеливо, этого никто не мог сказать наверняка, – более точных сведений от Гранта, офицера разведки в Монсе.
Каким образом сведения об атаке просочились на улицы и в гостиные Брюсселя – Бог знает. Но они просочились, вызвав волнение, возбуждение и отчаяние. Естественно, особенно это коснулось женщин.
Женщины же в основном пришли в отчаяние. Одни в слезах припадали к своим мужчинам. Другие требовали, чтобы их увезли от опасности немедленно. Третьи, в особенности те, кто уже побывал в подобных ситуациях, деловито готовились к последствиям битвы – свертывали бинты, купленные в аптечных лавках либо сделанные из разорванных на полосы простыней и рубашек. Были такие, кто продолжал жить, будто ничего особенного не происходит. Ведь вся эта весна была полна ложных тревог.
Состоялся и большой бал в доме герцогини Ричмонд на улице Бланшиссери. Приглашены были все, кто принадлежал к высшему свету. Говорили, что герцог Веллингтон и весь его штаб намерены посетить бал, даже если французы уже вошли в Бельгию и часть прусской армии разгромлена.
Эллен и капитан Симпсон, тоже приглашенные, решили не ходить. Сидя рядом – рука в руке, – пока он не обнял ее за плечи и не привлек к себе, они болтали о всякой чепухе, что взбредет в голову.
Потом она положила голову мужу на плечо и закрыла глаза. Они не ласкали друг друга. Время для близости прошло. Они будут ждать. Чарли могут вызвать еще до наступления утра. Герцог приказал Второй и Пятой дивизиям собраться у Анта в состоянии полной готовности. Лучше не ложиться, чтобы быть готовым в любую минуту.
Когда лорд Иден постучал в дверь, оба встали. Они ждали этого. И час настал.
Глава 7
Лорд Иден решил пойти на бал к герцогине Ричмонд, хотя его дивизион был уже под ружьем и было совершенно ясно, что он к утру выступит. Особняк на улице Бланшиссери был заполнен офицерами. Возможность развлечься давала выход той нервной энергии, которую было трудно – да просто невозможно – сдержать.
Лорд Иден танцевал, улыбался, разговаривал с дамами и слушал многочисленные противоречивые сообщения о том, что происходит, и догадки о том, что будет происходить на границе Франции и Бельгии. Он, как и все, искал глазами герцога и недоумевал, что может означать его отсутствие.
Он как раз держал под руку Сьюзен Дженнингс, отводя на место после танца, когда шотландские солдаты, одетые в костюмы шотландских горцев, вошли строем в бальный зал под музыку волынок, развлекая собравшихся народными мелодиями. Трудно было представить себе, что вот эти солдаты пойдут в бой еще до наступления следующего дня. Впрочем, и в их бравурных мелодиях чуткое ухо уловило бы почти осязаемое напряжение, как и во всем бальном зале.
– Они просто чудо! – воскликнула Сьюзен. – Всякий раз, когда я вижу их, жалею, что я не шотландка.
– Что, Сьюзен, ваш муж уже уехал? Я что-то его не вижу, – спросил лорд Иден и тут же пожалел о своем вопросе.
– Он еще здесь, – ответила она. – И пожалуйста, не нужно говорить ни о каких отъездах. Я могу упасть в обморок при одной мысли об этом.
– Вы, Сьюзен? – улыбнулся он. – Дорогая, у вас гораздо больше храбрости, чем вы хотите показать. Вы были в Испании. И вы остались здесь.
– Я стараюсь быть храброй, милорд, но я всего лишь бедное робкое создание, как вы знаете. Для своих близких я просто бремя. – По ее щеке скатилась слезинка. – Благодарю вас. Мой муж временами бывает со мной резковат. Хотя я не верю, что он хочет быть со мной недобрым.
Лорд Иден улыбнулся и с облегчением увидел, что оркестр готов заиграть следующий танец. На этот танец он пригласил Мэдлин.
Герцог Веллингтон прибыл на бал после полуночи. Его появление, которого все ждали с надеждой, внесло неутешительную ясность. Он признался в конце концов, что войска выступают завтра.
Позже, во время ужина, доставили депешу принцу Оранскому, сообщавшую о том, что Шарлеруа разбит и французы уже углубились в бельгийскую территорию почти на двадцать миль. Большая часть офицеров тут же ушли, чтобы присоединиться к своим полкам.
Лорд Иден, прежде чем уйти, отыскал Мэдлин. Он увлек сестру в коридор за бальным залом, но побыть наедине не было почти никакой возможности. Впрочем теперь два человека могли побыть наедине, просто глядя друг другу в глаза.
Она припала к его рукам.
– Вы идете, Домми? – спросила она. – Я всегда терпеть вас не могла за бессмысленные поступки. Но, прожив здесь некоторое время, увидела, что ваше намерение вполне обоснованно. Вы нашли героическое применение вашей жизни. Я горжусь, что мы с вами близнецы.
Он был бледен.
– Мэд, – сказал он, сглотнув, – я всегда терпеть не мог этого. Вы знаете. Что я могу сказать, что имело бы какой-то смысл?
Она улыбнулась.
– Ничего, – ответила она. – Нам с вами не нужны слова. Просто идите, Домми. Да, дорогой мой.
Он так стиснул ее ладонь, что она закусила от боли губу. Целуя ее, он держал ее за руки.
– Я вернусь, – сказал он и вдруг улыбнулся, как улыбался в детстве, а потом повернулся и сбежал вниз по лестнице.
Она тоже улыбалась, глядя ему вслед, пока он не исчез из виду. И тогда веер в ее руках сломался напополам.
– Ступайте, не ждите меня, – сказал лорд Иден, подумав, что капитан решил его подождать. – Я обещал зайти за Симпсоном в случае чего. Мы где-нибудь встретимся с вами.
– Не задерживайтесь. Иначе пропустите всю потеху, – хмыкнул Нортон.
– Ни в коем случае! – в тон ему отозвался лорд Иден, швыряя на пол шелковую рубашку и тут же наступая на нее, устремившись за сапогами.
Как выяснилось спустя полчаса, Чарли не спал, когда лорд Иден постучал в дверь его квартиры. Там горел свет. Когда Чарли открыл дверь, Доминик увидел, что его друг, как и следовало ожидать, полностью готов.
– Пора, – сказал Чарли, но миссис Симпсон все стояла и смотрела на мужа. Затем ее взгляд обратился на лорда Идена.
Она протянула ему обе руки и прошептала:
– Берегите себя.
– Да. – Он улыбнулся и взял ее руки. – И вы тоже, сударыня.
В ее присутствии он ощущал удивительный покой. Он никогда не мог понять, откуда бралось это ощущение. Пожалуй, все-таки Чарли можно позавидовать. И он сжал ее руки.
– Возвращайтесь обратно, – ровным голосом проговорила она. – Пожалуйста, возвращайтесь.
– Хорошо, – сказал он.
А когда он отпустил ее руки, она обняла его и подняла к нему лицо, ища его поцелуя. И он не почувствовал ни тени того ужасного страха, который охватывал его при прощании с остальными – с Эдмундом и Александрой, с их детьми, с Мэдлин. Только некий покой, когда он поцеловал ее, а потом прижал к себе и втянул аромат ее волос, преследовавший его потом несколько дней. И еще – прилив энергии, которая уже не была нервной энергией, но целеустремленным желанием пойти и сделать дело, которому его обучили.
Он улыбнулся Эллен Симпсон, и она отодвинулась от него.
– Благодарю вас, сударыня, – сказал он и бодро взглянул на Чарли, спокойно стоявшего в той же комнате. – Я подожду вас на улице, – обратился он к своему другу.
Эллен повернулась к мужу и посмотрела на него так, словно видела его с другого берега реки. Он протянул к ней руки.
– Ну, девочка моя, – сказал он.
– Чарли! – Она приникла к нему, уткнувшись лицом в его плечо.
А он побаюкал ее в своих объятиях. Они говорили друг с другом без слов, слыша то, чего не слышали остальные. Наконец он отстранил ее от себя и сжал лицо в ладонях.
– Мое драгоценное, драгоценное мое сокровище! – прошептал он и поцеловал легким поцелуем в губы. – Любовь моя.
– Теперь идите, – сказала она, как всегда говорила в таких случаях.
И когда дверь за ним тихо затворилась, она расправила плечи и подняла подбородок. Двигаться она не могла.
Пока что.
Ну вот. Дело сделано. Она послала мужчин идти своим путем, и оставалось только ждать, вернутся ли они оба – или один из них.
Чарли, ее любовь. Свет ее жизни. Драгоценный, единственный свет. Единственный человек на всем свете, ради которого она с радостью, да, с радостью умерла бы. Единственный человек, о жизни без которого она не могла бы – не смела даже – думать.
А лорд Иден… Доминик. Друг мужа. Ее друг. Красивый, очаровательный лорд Иден, в котором в последнее время она против собственного желания увидела мужчину. Очень привлекательного мужчину, сверстника. И теперь он ушел вместе с Чарли на бойню, на войну. Может быть, она никогда больше его не увидит.
Она с любовью отпустила его идти своим путем. Поцеловала его, как это сделала бы мать. Или сестра. Пожалуй, немного иначе.
И Чарли ушел.
Чарли ушел…
Она все еще смотрела на дверь, пока в конце концов та не расплылась у нее перед глазами.
Выяснилось, что им предстоит провести день, запасаясь всем, чем можно, освобождая комнаты от ненужной мебели и собирая множество простыней, одеял и подушек.
– Скоро станет не важно, кто мы – служанки из таверны, королевы Англии или нечто среднее, – сказала леди Андреа. – Сюда будут приносить раненых, и мы опомниться не успеем, как для них не будет хватать места даже на улице.
Мысленно представив себе раненых, Мэдлин побелела – это будут те же самые офицеры, которых она видела в блестящей толпе на прогулках и танцующими на балу у герцогини Ричмонд.
– А хирурги будут? – спросила она.
– Наверное, но они будут там, на поле сражения, – сказала ее подруга, на которую, кажется, ужасный смысл ее слов не произвел никакого впечатления. – Раненые, которых будут привозить сюда, окажутся на нашем попечении. Будьте к этому готовы.
– У меня нет никакого опыта. Я не знаю, как поступать. – И Мэдлин смущенно покраснела.
Леди Андреа засмеялась своим лающим смехом.
– Вы все поймете, дорогая моя девочка. Уже завтра в это время или послезавтра вы все будете знать. Беда научит.
Лорд Иден танцевал, улыбался, разговаривал с дамами и слушал многочисленные противоречивые сообщения о том, что происходит, и догадки о том, что будет происходить на границе Франции и Бельгии. Он, как и все, искал глазами герцога и недоумевал, что может означать его отсутствие.
Он как раз держал под руку Сьюзен Дженнингс, отводя на место после танца, когда шотландские солдаты, одетые в костюмы шотландских горцев, вошли строем в бальный зал под музыку волынок, развлекая собравшихся народными мелодиями. Трудно было представить себе, что вот эти солдаты пойдут в бой еще до наступления следующего дня. Впрочем, и в их бравурных мелодиях чуткое ухо уловило бы почти осязаемое напряжение, как и во всем бальном зале.
– Они просто чудо! – воскликнула Сьюзен. – Всякий раз, когда я вижу их, жалею, что я не шотландка.
– Что, Сьюзен, ваш муж уже уехал? Я что-то его не вижу, – спросил лорд Иден и тут же пожалел о своем вопросе.
– Он еще здесь, – ответила она. – И пожалуйста, не нужно говорить ни о каких отъездах. Я могу упасть в обморок при одной мысли об этом.
– Вы, Сьюзен? – улыбнулся он. – Дорогая, у вас гораздо больше храбрости, чем вы хотите показать. Вы были в Испании. И вы остались здесь.
– Я стараюсь быть храброй, милорд, но я всего лишь бедное робкое создание, как вы знаете. Для своих близких я просто бремя. – По ее щеке скатилась слезинка. – Благодарю вас. Мой муж временами бывает со мной резковат. Хотя я не верю, что он хочет быть со мной недобрым.
Лорд Иден улыбнулся и с облегчением увидел, что оркестр готов заиграть следующий танец. На этот танец он пригласил Мэдлин.
Герцог Веллингтон прибыл на бал после полуночи. Его появление, которого все ждали с надеждой, внесло неутешительную ясность. Он признался в конце концов, что войска выступают завтра.
Позже, во время ужина, доставили депешу принцу Оранскому, сообщавшую о том, что Шарлеруа разбит и французы уже углубились в бельгийскую территорию почти на двадцать миль. Большая часть офицеров тут же ушли, чтобы присоединиться к своим полкам.
Лорд Иден, прежде чем уйти, отыскал Мэдлин. Он увлек сестру в коридор за бальным залом, но побыть наедине не было почти никакой возможности. Впрочем теперь два человека могли побыть наедине, просто глядя друг другу в глаза.
Она припала к его рукам.
– Вы идете, Домми? – спросила она. – Я всегда терпеть вас не могла за бессмысленные поступки. Но, прожив здесь некоторое время, увидела, что ваше намерение вполне обоснованно. Вы нашли героическое применение вашей жизни. Я горжусь, что мы с вами близнецы.
Он был бледен.
– Мэд, – сказал он, сглотнув, – я всегда терпеть не мог этого. Вы знаете. Что я могу сказать, что имело бы какой-то смысл?
Она улыбнулась.
– Ничего, – ответила она. – Нам с вами не нужны слова. Просто идите, Домми. Да, дорогой мой.
Он так стиснул ее ладонь, что она закусила от боли губу. Целуя ее, он держал ее за руки.
– Я вернусь, – сказал он и вдруг улыбнулся, как улыбался в детстве, а потом повернулся и сбежал вниз по лестнице.
Она тоже улыбалась, глядя ему вслед, пока он не исчез из виду. И тогда веер в ее руках сломался напополам.
* * *
Лорд Иден, когда зашел переодеться, нашел капитана Нортона уже готовым, оживленным и подтянутым, ибо настала пора действовать.– Ступайте, не ждите меня, – сказал лорд Иден, подумав, что капитан решил его подождать. – Я обещал зайти за Симпсоном в случае чего. Мы где-нибудь встретимся с вами.
– Не задерживайтесь. Иначе пропустите всю потеху, – хмыкнул Нортон.
– Ни в коем случае! – в тон ему отозвался лорд Иден, швыряя на пол шелковую рубашку и тут же наступая на нее, устремившись за сапогами.
Как выяснилось спустя полчаса, Чарли не спал, когда лорд Иден постучал в дверь его квартиры. Там горел свет. Когда Чарли открыл дверь, Доминик увидел, что его друг, как и следовало ожидать, полностью готов.
– Пора, – сказал Чарли, но миссис Симпсон все стояла и смотрела на мужа. Затем ее взгляд обратился на лорда Идена.
Она протянула ему обе руки и прошептала:
– Берегите себя.
– Да. – Он улыбнулся и взял ее руки. – И вы тоже, сударыня.
В ее присутствии он ощущал удивительный покой. Он никогда не мог понять, откуда бралось это ощущение. Пожалуй, все-таки Чарли можно позавидовать. И он сжал ее руки.
– Возвращайтесь обратно, – ровным голосом проговорила она. – Пожалуйста, возвращайтесь.
– Хорошо, – сказал он.
А когда он отпустил ее руки, она обняла его и подняла к нему лицо, ища его поцелуя. И он не почувствовал ни тени того ужасного страха, который охватывал его при прощании с остальными – с Эдмундом и Александрой, с их детьми, с Мэдлин. Только некий покой, когда он поцеловал ее, а потом прижал к себе и втянул аромат ее волос, преследовавший его потом несколько дней. И еще – прилив энергии, которая уже не была нервной энергией, но целеустремленным желанием пойти и сделать дело, которому его обучили.
Он улыбнулся Эллен Симпсон, и она отодвинулась от него.
– Благодарю вас, сударыня, – сказал он и бодро взглянул на Чарли, спокойно стоявшего в той же комнате. – Я подожду вас на улице, – обратился он к своему другу.
Эллен повернулась к мужу и посмотрела на него так, словно видела его с другого берега реки. Он протянул к ней руки.
– Ну, девочка моя, – сказал он.
– Чарли! – Она приникла к нему, уткнувшись лицом в его плечо.
А он побаюкал ее в своих объятиях. Они говорили друг с другом без слов, слыша то, чего не слышали остальные. Наконец он отстранил ее от себя и сжал лицо в ладонях.
– Мое драгоценное, драгоценное мое сокровище! – прошептал он и поцеловал легким поцелуем в губы. – Любовь моя.
– Теперь идите, – сказала она, как всегда говорила в таких случаях.
И когда дверь за ним тихо затворилась, она расправила плечи и подняла подбородок. Двигаться она не могла.
Пока что.
Ну вот. Дело сделано. Она послала мужчин идти своим путем, и оставалось только ждать, вернутся ли они оба – или один из них.
Чарли, ее любовь. Свет ее жизни. Драгоценный, единственный свет. Единственный человек на всем свете, ради которого она с радостью, да, с радостью умерла бы. Единственный человек, о жизни без которого она не могла бы – не смела даже – думать.
А лорд Иден… Доминик. Друг мужа. Ее друг. Красивый, очаровательный лорд Иден, в котором в последнее время она против собственного желания увидела мужчину. Очень привлекательного мужчину, сверстника. И теперь он ушел вместе с Чарли на бойню, на войну. Может быть, она никогда больше его не увидит.
Она с любовью отпустила его идти своим путем. Поцеловала его, как это сделала бы мать. Или сестра. Пожалуй, немного иначе.
И Чарли ушел.
Чарли ушел…
Она все еще смотрела на дверь, пока в конце концов та не расплылась у нее перед глазами.
* * *
Никогда еще утреннее пробуждение не было для Мэдлин таким кошмаром. День она начала плохо, встала к раннему завтраку, хотя почти не спала. Леди Андреа держалась в своей обычной манере – бодро и сердечно, хотя полковник, покинув бал, даже не вернулся домой, чтобы переодеться в форму. Исключая слуг, дамы были в доме одни. Мистер Мейсон, отец леди Андреа, отправился разузнать о последних новостях.Выяснилось, что им предстоит провести день, запасаясь всем, чем можно, освобождая комнаты от ненужной мебели и собирая множество простыней, одеял и подушек.
– Скоро станет не важно, кто мы – служанки из таверны, королевы Англии или нечто среднее, – сказала леди Андреа. – Сюда будут приносить раненых, и мы опомниться не успеем, как для них не будет хватать места даже на улице.
Мысленно представив себе раненых, Мэдлин побелела – это будут те же самые офицеры, которых она видела в блестящей толпе на прогулках и танцующими на балу у герцогини Ричмонд.
– А хирурги будут? – спросила она.
– Наверное, но они будут там, на поле сражения, – сказала ее подруга, на которую, кажется, ужасный смысл ее слов не произвел никакого впечатления. – Раненые, которых будут привозить сюда, окажутся на нашем попечении. Будьте к этому готовы.
– У меня нет никакого опыта. Я не знаю, как поступать. – И Мэдлин смущенно покраснела.
Леди Андреа засмеялась своим лающим смехом.
– Вы все поймете, дорогая моя девочка. Уже завтра в это время или послезавтра вы все будете знать. Беда научит.