Страница:
Шары над тундрой
Начавшая проясняться к обеду погода вернулась к утренней своей пасмурности. Серое утро, с мелким дождём, висевшем в воздухе водяной пылью, между скалами земли и низкими, скребущими по крышам пятиэтажек на сопках, облаками, было разбито в полдень солнцем. Обрывки тяжёлых облаков неслись по небу вглубь материка. Между ними были видны пятна синего неба. Лучи солнца сквозь эти окна скользили по земле и грели отсыревшую местность. В общем погода налаживалась. В надеждах на то, что солнце выглянуло навсегда, я собрался на прогулку по окрестностям города. Куртка, походные ботинки, банка консервированной гречневой каши для перекуса, в пакете две вкусных пиццы местной выпечки, фотоаппарат на поясе, для фотографирования местных красот, и нож в деревянных, самодельных ножнах составляли моё снаряжение. Было ещё прохладно и на голову я одел вязаную шапку, но к скорому улучшению погоды прихватил бейсболку. Она болталась на ремне маленькой сумки через плечо. Закрыв номер гостиницы и сдав ключ администратору я покинул свой приют, рассчитывая снова вернуться в него к семи-восьми часам вечера.
Дождя уже не было. Бетонная лента дороги петляла между береговых расщелин, уходивших в глубь материка и по которым к морю бежали ручьи. Изредка по дороге проезжали автомашины, да автобус курсировал по расписанию между двумя микрорайонами города. На этом автобусе я и проехал часть своего намеченного пути от одного микрорайона до второго и далее отправился пешком. Улица, спускавшаяся от остановки перед одноэтажным магазином на площадь перед администрацией города, шла прямой линией за город и упиралась в расщелину. Здесь заканчивалась улица и начиналась дорога, которая, повернув вправо, обходила расщелину сверху по сопке, там где расщелина начиналась и в неё сбегал ручей от расположенного чуть выше болотистого озерца. Здесь на повороте располагалась котельная, которая снабжала теплом весь город. К моей цели мне надо было идти прямо. Но это было сложно. Целый ряд расщелин, лежало на моём пути в этом случае. Часть из них вдавалась в материк узкими бухтами. В этом случае мне пришлось бы их пересекать в плавь, что не входило в мои планы на сегодня, хотя и было самое начало июня. Дорога, после того как она обходила по верху расщелину и там поворачивала влево, шла по пологому склону сопки постепенно поднимаясь и параллельно берегу. Так она вела почти до самого гребня сопки, затем она поворачивала вправо и переваливала через этот гребень, на котором стояли здания и ангары складов. От них она спускалась в небольшую долину по которой тёк ручей впадавший в питьевое озеро. Спустившись с сопки, дорога поворачивала влево и шла по северному склону долины, постепенно поднимаясь и поворачивая к югу, следуя изгибу долины, которая выше становилась ущельем.
Оставив позади и слева от себя кладбище, расположенное на склоне той же сопки, что и склады, пройдя низину между двух сопок, по которой ответвляясь от ручья в долине, прямиком к морю убегал другой ручей, я поднялся на сопку в покинутое расположение воинской части. От ворот покинутого городка, дорога и ущелье поворачивали вправо и вверх, окончательно уходя в глубь материка, мне же надо было идти дальше параллельно берегу. Пройдя мимо заброшенных казарм, гаражей, складов, внутри которых царил хаос и разгром, я пришёл к тропинке, которая начиналась за поваленной оградой части.
Дальше ни дорог ни жилых поселений не было. Тропа поднялась на небольшой пригорок над казармами, на котором были старые орудийные дворики, и пройдя мимо них спускалась в низину. В середине этой низины лежало озерцо с болотистыми берегами. С юга над озером нависали скалы невысокой сопки. Тропа же проходила с севера от озера, закрытая от дующих с моря ветров обратными скатами прибрежных высот. Из озера вытекал ещё один ручей, который стекал к морю по теснине между сопок, заросшей лесом. Тропа, петляя среди тонких и кривых, невысоких деревьев, вывела к переправе через ручей. Ручей был глубок и широк. Не менее двух метров в ширину. Его русло петляло между деревьев, а берега были отвесные. Вода прорыла себе неширокий, но глубокий канал. Над чистейшей водой ручья, с берега на берег был перекинут неширокий и крепкий брус, служивший мостом. За много лет и ног, прошедших по нему, концы бруса вросли в землю на берегов.
Переправившись по этой переправе, я стал подниматься из леса на сопку, следуя изгибам тропы. Интересно было то, что к востоку от города местность была сильнее изрезана, чем к западу и здесь были леса. На запад, там где сопки полого поднимались от моря, не было никаких растений выше колена. Всё сдувал ветер. Там было царство камней и ягеля. Здесь же, к востоку, берег прикрытый и островами, и полуостровом, был ниже и сильнее изрезан. По сравнению с западной окраиной города здесь, на востоке, были настоящие джунгли. Тропа обходила вершину сопки, на которой стояли остатки деревянной конструкции непонятного мне назначений. То ли створ, толи ворот какой-то. У моря, у самого уреза воды располагалась подобная же конструкция. Осмотрев ту, что стояла на вершине сопки, я пошёл дальше по тропе.
Чем дальше я уходил, тем менее нахоженной становилась тропа. Погода тоже переменилась. Ещё на переправе через ручей выглядывало из-за облаков солнце. А теперь, когда я взбирался на следующую сопку, небо совсем затянули серые облака. И как бы проверяя мою решимость, в тот самый момент, когда с перевала открылся вид на цель моего путешествия, заморосил дождь. Было бы просто обидно повернуть обратно, а потому оставалось идти только вперёд. Всего-то оставалось пройти километра два максимум по прямой. Надо было перейти небольшую седловину на склоне сопки, на которой находился, и перейти на её голову ближнюю к морю, огибая болото в этой седловине. А далее уже спускаться идя косо к берегу моря.
На соседнюю голову сопки, бугор, перешёл нормально, но обойти болото оказалось затруднительно – заросли кустарника оказались столь густые, что прорываться через них было чрезвычайно трудно. Едва доходившие до плеч заросли оказалось проще форсировать пригнувшись под их крону. Здесь чувствуешь себя Гулливером – смотришь поверх леса, а присел и ты в волшебном, игрушечном лесу. Морось прекратилась. Надо сказать, что тропа закончилась у последней головы сопки и далее шёл я по целине. Висевший всю ночь и утро, дождь сделал и местность и все предметы, растения на ней совершенно мокрыми и скользкими. Всё вокруг было пропитано влагой. Но начав спуск к морю я шёл легко. Здесь было больше камней и меньше растений. Вода только в щелях скал. И мне оставалось только аккуратнее выбирать путь по скалам, чтобы не подскользнуться и цепляясь каблуками ботинок за выступы на камнях, чтобы не скользить. Скоро я был на берегу. Был отлив, и прибрежные камни были завалены жёлто-зелёными, бурыми и чёрными массами водорослей.
Моей целью в этом месте были выброшенные на берег списанные корабли. В том месте, к которому я подошёл на камнях берега стояли два буксира и тральщик. От сюда же я увидел, что чтобы подобраться к лежавшему чуть далее по берегу сторожевику, мне необходимо обойти небольшую бухту, клином вдававшуюся в берег и невидимую из дали.
Было любопытно стоять под форштевнем тральщика, возвышавшимся над головой в небо. Поборов в себе желание забраться на палубу тральщика по свисавшему канату, я двинулся к сторожевику. В самом конце бухточки, которую я обходил, лежал и плавал весь тот мусор, который обычно скапливается в подобных местах. Брёвна, коряги, пенопласт, буи от рыбачьих сетей, стебли трав, вынесенные в море реками, грязная пена, куски досок, пластиковые ёмкости, просто предметы непонятного происхождения и назначения.
Сторожевик стоял на камнях на оконечности небольшого мыса разделявшего бухточку, которую я обошёл, и пролив между берегом и островком. Пролив был не широкий, метров десять в отлив и будь потеплее, наверно, вполне можно было бы в брод перебраться на остров. Но было холодно. На берегу моря и так всегда ветер. А сейчас, когда я приближался к корпусу сторожевика, ветер начал усиливаться. На севере, за островами появилась полоса тёмно-серых облаков. Надвигался шторм. Но сторожевик был рядом. У его левого борта плескались волны, а справа, под мостиком была скала. В борту у этой скалы зиял лац-порт. С палубы свисал канат, по которому, наверняка, лазили такие же любопытные. От борта до скалы всего-то было полтора метра. Но в этих полутора метрах уже не плескались, а бушевали волны. Пошёл дождь. Ветер сдувал со скалы и к каплям дождя добавлял брызги волн, которые он срывал с их вершин и бросал на берег. Шквал налетел. Руки без перчаток быстро замерзали. Верхняя одежда быстро сделалась мокрой. Кое-как сфотографировав остов я поспешил ретироваться с берега подальше в глубь континента. Меня просто сдуло с берега, так быстро я покинул его.
Остановился я только когда укрылся от ветра под небольшой скалой, с обратного ската вершины хребта в который выростал мыс со сторожевиком. Дождь продолжал моросить. Шквал прошёл. Между туч появились светлые пятна, в которые скоро должно было проглянуть солнце. В этом укрытии я перекусил пиццей и подумал стоит ли возвращаться обратно. Дождь перестал, а в просветы между туч выглянуло солнце. В памяти всплыла карта пятикилометровка, на которой был обозначен населённый пункт. На карте это было очень близко. Моё воображение его разместило за сопкой. Усомниться в правильности этого почему-то не пришла мысль. Выглянувшее солнце внушило неоправданный оптимизм. На горизонте пока нового шквала не наблюдалось, хотя погода оставалась пасмурной с переменной облачностью. Сколько времени было я не знал.
Покончив с пиццей, я двинулся к следующей своей цели. Но дойти до неё по берегу снова оказалось совершенно невозможно. Дорогу преграждала весьма замечательная бухта. Это была трещина в литосферной плите, разлом. Отвесные скалы берегов при небольшой ширине. Бухта далеко вдавалась сушу. Узкий проход отделял канал трещины, впадавший в море, от сравнительно широкого бассейна в который впадал ручей стекавший по трещине. В поисках места, где можно перейти эту трещину я шёл вглубь суши. Берега бассейна были крутые и обрывистые. Только в том месте, где ручей впадал в бухту удалось мне спуститься. Здесь было необычайно тихо, по сравнению с продуваемыми ветрами сопками. Только звон ручья впадавшего в бухту и пение птиц. Прямо передо мной был бассейн бухты-трещины. Красные гранитные скалы, обрывистые берега и узкие, отвесные ворота прохода в которых был виден противоположный берег залива. Слева я спустился на дно трещины, справа скала под которой ручей впадал в бухту. Сзади, поднимавшееся от воды и заваленное замшевшими камнями, продолжение трещины, которая на много километров уходила вглубь сопок. Ручей тёк под камнями, его не было видно до самого устья. Среди камней выросли деревья. Узость трещины, её глубина и крутые склоны давали отличное укрытие от хозяйничавших в этой местности ветров. Выбравшись из трещины я направился к старой линии электропередачи, которая была рядом. Линия шла по прямой и вдоль её столбов была тропа. Тропа эта проявлялась на мягком грунте, пропадала на скале и проявлялась на ягеле тем, что ягель на неё был стоптан до камней под ним. Линия электропередачи была проложена сравнительно высоко на сопках, там где рельеф был не такой изрезанный как у побережья. Склон на который я поднялся был выше, чем тот с которого спустился и с гребня сопки открывался вид до самого города. Дома, трубы котельной, кран на пирсе, острова образующие гавань. Посмотрев на всё это я повернулся и пошёл дальше. Скоро город скрылся из вида за сопкой.
Насколько я помнил по карте и понимал, линия электропередачи шла до посёлка в который я собрался. И как оказалось я был слишком оптимистичен. В разрывы облаков светило солнце, дождя больше пока не намечалось. Но с сопки, через которую я переваливал, посёлка не было видно. Местность плавно понижалась к низине вокруг бухты на берегу губы. Да и как выглядел этот посёлок я не знал. На картах он обозначался как жилой.
Я шёл по тропе вдоль старой линии электропередачи. Некоторые её столбы были повалены. Местами её провода, по которым более не бежал ток, лежали на земле. До начала спуска с сопки было ещё далеко, но человеческого жилья уже не было видно. Почти. Далеко-далеко на горизонте еле просматривалась антенна располагавшегося там аэродрома. Он тоже уже не использовался. А сзади справа от меня, выше по сопками вглубь тундры, на высоте, господствовавшей над окрестностями, стоял большой белый шар обтекателя антенны. Рядом с ним была решётка радиолокационной станции, которая время от времени поворачивалась, меняя направление обзора. Там уже были люди. Но они были далеко. Как только эта точка скроется из виду, я стану совсем оторванным от человеческого общества. Мне на пути мог попасться разве что случайный рыбак. Но их я за всю свою прогулку так и не встретил.
И так я шёл по тропе вдоль старой линии электропередачи. Солнце проглядывало в щель между сопками и облаками. Наверно дело было уже к вечеру. На это я не обратил внимания выбирая себе путь между камней и кочек, которые тоже были камнями, но заросшими. Что-то заставило меня обернуться. Что-то, что воспринимает не осознаваемую информацию об окружающем мире. Я обернулся. Вдоль линии столбов и проводов электропередачи в мою сторону по воздуху двигался светящийся шар. Метра два в диаметре, напоминающий круглый плафон лампы, он летел над столбами чуть южнее их. Я был по другую сторону от линии проводов. Это было чертовски интересное зрелище, особенно если учесть, что я ни разу не встречал упоминания о шаровых молниях в полярных краях. А вот о неопознанных летающих и плавающих объектах встречал. Это было жутко и первой, здоровой моей реакцией было спрятаться. Что я и проделал, метнувшись в сторону, в ближайшую ложбинку, да даже скорее ямку, где и упал на землю за камнем. Кругом были только камни да вот максимум такие вот ложбинки. Ни деревьев, ни кустов. Фактически открытое, место по которому оставалось только в ужасе мчаться куда глаза глядят, подгоняемому ужасом первобытного человека перед тем, что выше его понимания. Но лежать за камнем и трястись было всё-таки скучно и я аккуратно выглянул из-за него. Шар, вроде, не обращал на меня никакого внимания продолжая двигаться вдоль линии электропередачи. Он почти достиг того места где был я. Я снова спрятался за камень. И когда мой взгляд скользнул далее по линии проводов, туда, куда я до этого намеревался идти, я увидел второй такой же шар. Второй шар летел на встречу первому, так же вдоль линии электропередачи. Пока он был далеко. Я достал фотоаппарат и сфотографировал его, движущегося на фоне мокрых сопок и зелёной растительности низины из которой он поднимался. Решив снять первый шар я снова выглянул из-за камня с фотоаппаратом наготове. К моему счастью, или несчастью, время покажет, шар больше никуда не двигался, зависнув над линией электропередачи прямо рядом с моим укрытием. Он явно дожидался своего товарища. Можно было предположить, что они вдвоём собираются устроить на меня охоту. Для чего я не знал. Может вручить сокровенные знания о мироустройстве и смысле бытия. А может и чтобы просто расчленить во время опыта и потом съесть на пикнике, поджарив на плазменной горелке. Как бы там не было я щёлкнул затвором фотоаппарата сняв зависший на месте первый шар, и приготовился к дальнейшему развитию событий. То есть остался на месте. Ноги дрожали от возбуждения. Зависший шар весьма красиво смотрелся на фоне серо-голубого неба и красной полосы на горизонте. Второй шар бесшумно приближался.
Дул лишь слабый ветер. Джинсы от сидения в яме промокли. О присутствии рядом шаров можно было узнать только увидев их. Они не издавали никаких звуков. Свечение было неинтенсивным, достаточным только чтобы сказать про них что они светятся. Но твёрдой основы их свечения было не разглядеть, только свет. Из-за этого я беспокоился, что фотоплёнка на которую я снимал будет засвечена. Найдёт ли кто-нибудь мои следы если я сгину сейчас здесь? Несмотря на кажущуюся открытость и полное безлесие сопок, на монотонный пейзаж, здесь можно пропасть без следа в паре шагов от жилья. Однообразный пейзаж, одинаковые очертания сопок неузнаваемо меняют свой вид при взгляде с разных точек. Множество неприметных ложбин и озёр, спрятавшихся в неровностях рельефа, сливающихся с поверхностью на которой стоишь и не заметных до тех пор пока в них не упрёшься. Не говоря уже о целых полях камней, на которых можно сломать себе ногу и упасть в щель между валунами.
Второй шар приблизился к первому и завис рядом с ним.
В первом шаре открылась «дверь», и к моему удивлению я увидел вполне человеческие лица. То, что сидело у двери, а это была именно дверь и ни что иное, было среднего возраста с густой чёрной бородой и такой же чёрной шевелюрой. Лицо было вполне упитано и одето в свитер с оленями. Сидевший за ней, на месте пассажира, субъект был пожилым и тощим с седой редкой причёской и козлиной бородой. Серая шляпа на голове ему ничуть не мешала сидеть в шаре. Я не видел кто сидел во втором шаре. Дверь в нём отрылась с противоположной от меня стороны.
– Я же говорил вам, что здесь всё порвано, – раздался голос из второго шара, – Мы слишком глубоко забрались.
– Хм. Разрушения вовсе не такие уж и большие. Главное восстановить целостность проводки, –ответил пожилой из первого шара.
– А как столбы? Мне сдаётся, что это даже не используемый участок. И повреждение нужно искать выше.
– Используемый или нет, но его можно отремонтировать и использовать, – примирительно вступил в беседу бородач, – В этом времени со свободными проводами ещё туго и мы не можем упустить такую возможность. Так нам не придётся тащить свои.
Козлобородый подёргал себя за бороду в задумчивости и тут же поделился плодом своего мышления;
– Судя по заброшенности участка, мы очень глубоко в прошлом. Надо раздобыть артефакт настоящей эпохи, чтобы установить её расположение на временной шкале.
– Да зачем артефакт? – ответил ему до сих пор невидимый пассажир второго шара, – Если вам столбов – мало, то тут рядом я заметил аборигена. Его и расспросим!
Может они видели и другого аборигена, но я никого не видел и не встречал, а потому, естественно, сообразил, что речь идёт обо мне, и прятаться более не имеет смысла.
– Мы, наверное, его тоже видели, – ответил второму шару козлобородый, – При нашем приближении что-то спрыгнуло с тропы и скрылось.
– Оно здесь рядом.
Возмутительное отношение. Я встал, намереваясь внести ясность в вопрос о том кто из нас среднего рода.
– Вот он! Какой замечательный экземпляр! Не упустите его! – пронзительно закричал седобородый,
увидев меня.
Бородатый с оленями засуетился руками в районе своего пояса, а второй шар резко сдал в мою сторону. Я отскочил, чтобы не быть им задавленным и выбраться за одно из ямы в которой прятался. Но едва я сделал шаг, в сторону, как меня треснуло током и тысячи иголок впились в моё тело по всей поверхности. Парализованный, я рухнул обратно в свою ямку.
Шары зависли надо мной. Пассажиры первого шара высунулись каждый из своей «двери» разглядывая меня сверху. Из второго же шара на землю выпрыгнул его водитель.
– Анатолий! Осторожнее! Не заразитесь! Здесь много изжитых в наше время болезней! Вы неоправданно рискуете! Вернитесь в капсулу! – снова заверещал козлобородый.
– А! – махнул рукой на него, Анатолий и подхватив меня за подмышки поставил на ноги. Он был рыжий, здоровый и очень сильный, потому и проделал это очень легко. В отличие от своих коллег он был без бороды и моложе их.
– Какой замечательный экземпляр, – восхищался козлобородый, – Анатолий, дайте ему шоколадку. Пусть он поймёт что у нас добрые намерения. Кирилл Владимирович, вы у нас специалист, попробуйте с ним поговорить.
Кириллом Владимировичем, я так понял был индивид в свитере с оленями. Анатолий покопался в своей капсуле и из влёк оттуда небольшую плитку шоколада.
– Непременно разверните её, – снова подал голос козлобородый, наставляя Анатолия, – Не хватало ещё, чтобы несчастный экземпляр подавился упаковкой. Ну же Кирилл Владимирович, что вы медлите? Время не резиновое!
– Я жду когда будет готов шоколад, чтобы совместить первый контакт с поднесением дара.
– Так сами ему и давайте шоколад! – Анатолий развернул плитку и откусил от неё, – А мне значит теперь отчитываться за НЗ?
Покалывание в теле почти прошло, и я понемногу шевелился, разминаясь.
– Будьте осторожны, Анатолий. Он может на вас наброситься! – снова наставлял козлобородый.
– А, – снова отмахнулся Анатолий и протянул мне надкусанную плитку шоколада, давая понять, что угощает и она не отравленная. То есть съедобная. Кирилл Владимирович прокашлялся и начал свою речь:
– Мы друг. Мы не делать тебе зла.
Я взял шоколадку из рук Анатолия и откусил.
– Спасибо, – поблагодарил я его.
Хочешь не хочешь, а если хорошо воспитан, то поблагодаришь. Я не знаю, что за правила приличия там, откуда явились эти шаролётчики, но надеялся, что уж это волшебное слово им знакомо. Особенно если учесть, что я их прекрасно понимал, то есть они вполне сносно говорили по-русски. Мой ответ произвёл на них впечатление.
– Вы понимать нас? Вы говорить с нами?
– Угу. И очень даже хорошо. Вкусная шоколадка. Можете со мной говорить вполне нормально. А то так будет тяжело вас понять.
– Кирилл Владимирович, хватит примитивничать, – снова заговорил козлобородый, – Этот экземпляр, прошу прощения, индивид разумный.
– Да уж. Вы тоже занятные кадры. Летаете в светящихся шарах, бьётесь током. От куда будете?
– Ты уж извини нас, – ответил Анатолий, – Перестраховались. Многие пугаются шаров…
– Иногда до сумасшествия, – вставил слово козлобородый. –… вот и пришлось тебя парализовать, на всякий случай.
– Да ладно. Чего уж там. Нормально. Бывает, – отвечал я на это, – Вы кажется хотели знать какой сегодня год? Потерялись во времени? А это капсулы для перемещения во времени и пространстве?
Они переглянулись. Если не ошибаюсь, то они телепатически обменялись мыслью: «Какой шустрый экземпляр!» Во всяком случае это так выглядело.
– Не то, чтобы потерялись, но у нас здесь не работают часы, – отвечал козлобородый,
разглядывая потолок своей капсулы.
– Скажи, пожалуйста, какая сейчас дата, – прямо спросил Анатолий.
– Десятое июня две тысячи шестого года.
– Это по какой системе? – снова спросил козлобородый, – Кирилл Владимирович, вы у нас специалист. Переведите.
Кирилл Владимирович подумал, рассматривая небо и поглаживая свою бороду, и ответил:
– Мы переуглубились на две сотни лет точно.
На небе снова побежали тяжёлые и сырые тучки. Вот так вот благодаря унификации нравов и правил приличия, без лишних расшаркиваний, просто шарахнув молнией в нужного человека, был налажен диалог. Но в нём возникла пауза. Мне были интересно. Пришельцы то же не знали, что дальше делать. Интересующую информацию они получили. Но не ответили ни на один мой вопрос.
– Скажите, а зачем вам нужна эта линия электропередачи? – спросил я в лоб.
– Это времяпровод, – ответил Анатолий, – А мы ремонтная бригада. Где-то он прорвался и у нас утечка времени.
– Анатолий? – возник козлобородый.
– А смысл? Всё равно ему ни кто не поверит.
– Ладно.
Действительно. Вот я расскажу об этом своём приключении. И кто мне поверит?
– Для тебя мы из будущего, – снова обратился ко мне Анатолий, – Времяпровод служит для перемещения во времени и для перемещения времени. Ведь времени часто не хватает для важных дел. В то время как у кого-то его много и он не знает, куда его деть. Есть целые эпохи потерянного времени.
Любопытно.
– Хочешь с нами полететь? – спросил Анатолий.
Он задал сокровенный вопрос, который безумно соблазнял.
– Посмотришь на будущее, как мы там живём. Тебе понравится.
– А вы там не вымрете от бацилл, которые я с собой притащу? – вопрос совсем не соответствовал моменту, но это была первая пришедшая в голову мысль.
– Да нет. Тебя там подлечим. Будешь здоровым.
Что там в их будущем? И что я там буду делать? Только съезжу посмотрю, как турист? Редкий шанс перенестись во времени. Только зачем? И вернусь ли я обратно?
– Ладно. Как хочешь. Пока. Приятно было познакомиться, – Анатолий забрался обратно в свою капсулу.
– Быть может ещё увидимся, – сказал на прощание Кирилл Владимирович и отсалютовал левой рукой.
Козлобородый профессор ограничился кивком.
Двери в шарах закрылись и оба шара полетели на восток по линии электропередачи. Подальше от человеческого жилья.
Дождя уже не было. Бетонная лента дороги петляла между береговых расщелин, уходивших в глубь материка и по которым к морю бежали ручьи. Изредка по дороге проезжали автомашины, да автобус курсировал по расписанию между двумя микрорайонами города. На этом автобусе я и проехал часть своего намеченного пути от одного микрорайона до второго и далее отправился пешком. Улица, спускавшаяся от остановки перед одноэтажным магазином на площадь перед администрацией города, шла прямой линией за город и упиралась в расщелину. Здесь заканчивалась улица и начиналась дорога, которая, повернув вправо, обходила расщелину сверху по сопке, там где расщелина начиналась и в неё сбегал ручей от расположенного чуть выше болотистого озерца. Здесь на повороте располагалась котельная, которая снабжала теплом весь город. К моей цели мне надо было идти прямо. Но это было сложно. Целый ряд расщелин, лежало на моём пути в этом случае. Часть из них вдавалась в материк узкими бухтами. В этом случае мне пришлось бы их пересекать в плавь, что не входило в мои планы на сегодня, хотя и было самое начало июня. Дорога, после того как она обходила по верху расщелину и там поворачивала влево, шла по пологому склону сопки постепенно поднимаясь и параллельно берегу. Так она вела почти до самого гребня сопки, затем она поворачивала вправо и переваливала через этот гребень, на котором стояли здания и ангары складов. От них она спускалась в небольшую долину по которой тёк ручей впадавший в питьевое озеро. Спустившись с сопки, дорога поворачивала влево и шла по северному склону долины, постепенно поднимаясь и поворачивая к югу, следуя изгибу долины, которая выше становилась ущельем.
Оставив позади и слева от себя кладбище, расположенное на склоне той же сопки, что и склады, пройдя низину между двух сопок, по которой ответвляясь от ручья в долине, прямиком к морю убегал другой ручей, я поднялся на сопку в покинутое расположение воинской части. От ворот покинутого городка, дорога и ущелье поворачивали вправо и вверх, окончательно уходя в глубь материка, мне же надо было идти дальше параллельно берегу. Пройдя мимо заброшенных казарм, гаражей, складов, внутри которых царил хаос и разгром, я пришёл к тропинке, которая начиналась за поваленной оградой части.
Дальше ни дорог ни жилых поселений не было. Тропа поднялась на небольшой пригорок над казармами, на котором были старые орудийные дворики, и пройдя мимо них спускалась в низину. В середине этой низины лежало озерцо с болотистыми берегами. С юга над озером нависали скалы невысокой сопки. Тропа же проходила с севера от озера, закрытая от дующих с моря ветров обратными скатами прибрежных высот. Из озера вытекал ещё один ручей, который стекал к морю по теснине между сопок, заросшей лесом. Тропа, петляя среди тонких и кривых, невысоких деревьев, вывела к переправе через ручей. Ручей был глубок и широк. Не менее двух метров в ширину. Его русло петляло между деревьев, а берега были отвесные. Вода прорыла себе неширокий, но глубокий канал. Над чистейшей водой ручья, с берега на берег был перекинут неширокий и крепкий брус, служивший мостом. За много лет и ног, прошедших по нему, концы бруса вросли в землю на берегов.
Переправившись по этой переправе, я стал подниматься из леса на сопку, следуя изгибам тропы. Интересно было то, что к востоку от города местность была сильнее изрезана, чем к западу и здесь были леса. На запад, там где сопки полого поднимались от моря, не было никаких растений выше колена. Всё сдувал ветер. Там было царство камней и ягеля. Здесь же, к востоку, берег прикрытый и островами, и полуостровом, был ниже и сильнее изрезан. По сравнению с западной окраиной города здесь, на востоке, были настоящие джунгли. Тропа обходила вершину сопки, на которой стояли остатки деревянной конструкции непонятного мне назначений. То ли створ, толи ворот какой-то. У моря, у самого уреза воды располагалась подобная же конструкция. Осмотрев ту, что стояла на вершине сопки, я пошёл дальше по тропе.
Чем дальше я уходил, тем менее нахоженной становилась тропа. Погода тоже переменилась. Ещё на переправе через ручей выглядывало из-за облаков солнце. А теперь, когда я взбирался на следующую сопку, небо совсем затянули серые облака. И как бы проверяя мою решимость, в тот самый момент, когда с перевала открылся вид на цель моего путешествия, заморосил дождь. Было бы просто обидно повернуть обратно, а потому оставалось идти только вперёд. Всего-то оставалось пройти километра два максимум по прямой. Надо было перейти небольшую седловину на склоне сопки, на которой находился, и перейти на её голову ближнюю к морю, огибая болото в этой седловине. А далее уже спускаться идя косо к берегу моря.
На соседнюю голову сопки, бугор, перешёл нормально, но обойти болото оказалось затруднительно – заросли кустарника оказались столь густые, что прорываться через них было чрезвычайно трудно. Едва доходившие до плеч заросли оказалось проще форсировать пригнувшись под их крону. Здесь чувствуешь себя Гулливером – смотришь поверх леса, а присел и ты в волшебном, игрушечном лесу. Морось прекратилась. Надо сказать, что тропа закончилась у последней головы сопки и далее шёл я по целине. Висевший всю ночь и утро, дождь сделал и местность и все предметы, растения на ней совершенно мокрыми и скользкими. Всё вокруг было пропитано влагой. Но начав спуск к морю я шёл легко. Здесь было больше камней и меньше растений. Вода только в щелях скал. И мне оставалось только аккуратнее выбирать путь по скалам, чтобы не подскользнуться и цепляясь каблуками ботинок за выступы на камнях, чтобы не скользить. Скоро я был на берегу. Был отлив, и прибрежные камни были завалены жёлто-зелёными, бурыми и чёрными массами водорослей.
Моей целью в этом месте были выброшенные на берег списанные корабли. В том месте, к которому я подошёл на камнях берега стояли два буксира и тральщик. От сюда же я увидел, что чтобы подобраться к лежавшему чуть далее по берегу сторожевику, мне необходимо обойти небольшую бухту, клином вдававшуюся в берег и невидимую из дали.
Было любопытно стоять под форштевнем тральщика, возвышавшимся над головой в небо. Поборов в себе желание забраться на палубу тральщика по свисавшему канату, я двинулся к сторожевику. В самом конце бухточки, которую я обходил, лежал и плавал весь тот мусор, который обычно скапливается в подобных местах. Брёвна, коряги, пенопласт, буи от рыбачьих сетей, стебли трав, вынесенные в море реками, грязная пена, куски досок, пластиковые ёмкости, просто предметы непонятного происхождения и назначения.
Сторожевик стоял на камнях на оконечности небольшого мыса разделявшего бухточку, которую я обошёл, и пролив между берегом и островком. Пролив был не широкий, метров десять в отлив и будь потеплее, наверно, вполне можно было бы в брод перебраться на остров. Но было холодно. На берегу моря и так всегда ветер. А сейчас, когда я приближался к корпусу сторожевика, ветер начал усиливаться. На севере, за островами появилась полоса тёмно-серых облаков. Надвигался шторм. Но сторожевик был рядом. У его левого борта плескались волны, а справа, под мостиком была скала. В борту у этой скалы зиял лац-порт. С палубы свисал канат, по которому, наверняка, лазили такие же любопытные. От борта до скалы всего-то было полтора метра. Но в этих полутора метрах уже не плескались, а бушевали волны. Пошёл дождь. Ветер сдувал со скалы и к каплям дождя добавлял брызги волн, которые он срывал с их вершин и бросал на берег. Шквал налетел. Руки без перчаток быстро замерзали. Верхняя одежда быстро сделалась мокрой. Кое-как сфотографировав остов я поспешил ретироваться с берега подальше в глубь континента. Меня просто сдуло с берега, так быстро я покинул его.
Остановился я только когда укрылся от ветра под небольшой скалой, с обратного ската вершины хребта в который выростал мыс со сторожевиком. Дождь продолжал моросить. Шквал прошёл. Между туч появились светлые пятна, в которые скоро должно было проглянуть солнце. В этом укрытии я перекусил пиццей и подумал стоит ли возвращаться обратно. Дождь перестал, а в просветы между туч выглянуло солнце. В памяти всплыла карта пятикилометровка, на которой был обозначен населённый пункт. На карте это было очень близко. Моё воображение его разместило за сопкой. Усомниться в правильности этого почему-то не пришла мысль. Выглянувшее солнце внушило неоправданный оптимизм. На горизонте пока нового шквала не наблюдалось, хотя погода оставалась пасмурной с переменной облачностью. Сколько времени было я не знал.
Покончив с пиццей, я двинулся к следующей своей цели. Но дойти до неё по берегу снова оказалось совершенно невозможно. Дорогу преграждала весьма замечательная бухта. Это была трещина в литосферной плите, разлом. Отвесные скалы берегов при небольшой ширине. Бухта далеко вдавалась сушу. Узкий проход отделял канал трещины, впадавший в море, от сравнительно широкого бассейна в который впадал ручей стекавший по трещине. В поисках места, где можно перейти эту трещину я шёл вглубь суши. Берега бассейна были крутые и обрывистые. Только в том месте, где ручей впадал в бухту удалось мне спуститься. Здесь было необычайно тихо, по сравнению с продуваемыми ветрами сопками. Только звон ручья впадавшего в бухту и пение птиц. Прямо передо мной был бассейн бухты-трещины. Красные гранитные скалы, обрывистые берега и узкие, отвесные ворота прохода в которых был виден противоположный берег залива. Слева я спустился на дно трещины, справа скала под которой ручей впадал в бухту. Сзади, поднимавшееся от воды и заваленное замшевшими камнями, продолжение трещины, которая на много километров уходила вглубь сопок. Ручей тёк под камнями, его не было видно до самого устья. Среди камней выросли деревья. Узость трещины, её глубина и крутые склоны давали отличное укрытие от хозяйничавших в этой местности ветров. Выбравшись из трещины я направился к старой линии электропередачи, которая была рядом. Линия шла по прямой и вдоль её столбов была тропа. Тропа эта проявлялась на мягком грунте, пропадала на скале и проявлялась на ягеле тем, что ягель на неё был стоптан до камней под ним. Линия электропередачи была проложена сравнительно высоко на сопках, там где рельеф был не такой изрезанный как у побережья. Склон на который я поднялся был выше, чем тот с которого спустился и с гребня сопки открывался вид до самого города. Дома, трубы котельной, кран на пирсе, острова образующие гавань. Посмотрев на всё это я повернулся и пошёл дальше. Скоро город скрылся из вида за сопкой.
Насколько я помнил по карте и понимал, линия электропередачи шла до посёлка в который я собрался. И как оказалось я был слишком оптимистичен. В разрывы облаков светило солнце, дождя больше пока не намечалось. Но с сопки, через которую я переваливал, посёлка не было видно. Местность плавно понижалась к низине вокруг бухты на берегу губы. Да и как выглядел этот посёлок я не знал. На картах он обозначался как жилой.
Я шёл по тропе вдоль старой линии электропередачи. Некоторые её столбы были повалены. Местами её провода, по которым более не бежал ток, лежали на земле. До начала спуска с сопки было ещё далеко, но человеческого жилья уже не было видно. Почти. Далеко-далеко на горизонте еле просматривалась антенна располагавшегося там аэродрома. Он тоже уже не использовался. А сзади справа от меня, выше по сопками вглубь тундры, на высоте, господствовавшей над окрестностями, стоял большой белый шар обтекателя антенны. Рядом с ним была решётка радиолокационной станции, которая время от времени поворачивалась, меняя направление обзора. Там уже были люди. Но они были далеко. Как только эта точка скроется из виду, я стану совсем оторванным от человеческого общества. Мне на пути мог попасться разве что случайный рыбак. Но их я за всю свою прогулку так и не встретил.
И так я шёл по тропе вдоль старой линии электропередачи. Солнце проглядывало в щель между сопками и облаками. Наверно дело было уже к вечеру. На это я не обратил внимания выбирая себе путь между камней и кочек, которые тоже были камнями, но заросшими. Что-то заставило меня обернуться. Что-то, что воспринимает не осознаваемую информацию об окружающем мире. Я обернулся. Вдоль линии столбов и проводов электропередачи в мою сторону по воздуху двигался светящийся шар. Метра два в диаметре, напоминающий круглый плафон лампы, он летел над столбами чуть южнее их. Я был по другую сторону от линии проводов. Это было чертовски интересное зрелище, особенно если учесть, что я ни разу не встречал упоминания о шаровых молниях в полярных краях. А вот о неопознанных летающих и плавающих объектах встречал. Это было жутко и первой, здоровой моей реакцией было спрятаться. Что я и проделал, метнувшись в сторону, в ближайшую ложбинку, да даже скорее ямку, где и упал на землю за камнем. Кругом были только камни да вот максимум такие вот ложбинки. Ни деревьев, ни кустов. Фактически открытое, место по которому оставалось только в ужасе мчаться куда глаза глядят, подгоняемому ужасом первобытного человека перед тем, что выше его понимания. Но лежать за камнем и трястись было всё-таки скучно и я аккуратно выглянул из-за него. Шар, вроде, не обращал на меня никакого внимания продолжая двигаться вдоль линии электропередачи. Он почти достиг того места где был я. Я снова спрятался за камень. И когда мой взгляд скользнул далее по линии проводов, туда, куда я до этого намеревался идти, я увидел второй такой же шар. Второй шар летел на встречу первому, так же вдоль линии электропередачи. Пока он был далеко. Я достал фотоаппарат и сфотографировал его, движущегося на фоне мокрых сопок и зелёной растительности низины из которой он поднимался. Решив снять первый шар я снова выглянул из-за камня с фотоаппаратом наготове. К моему счастью, или несчастью, время покажет, шар больше никуда не двигался, зависнув над линией электропередачи прямо рядом с моим укрытием. Он явно дожидался своего товарища. Можно было предположить, что они вдвоём собираются устроить на меня охоту. Для чего я не знал. Может вручить сокровенные знания о мироустройстве и смысле бытия. А может и чтобы просто расчленить во время опыта и потом съесть на пикнике, поджарив на плазменной горелке. Как бы там не было я щёлкнул затвором фотоаппарата сняв зависший на месте первый шар, и приготовился к дальнейшему развитию событий. То есть остался на месте. Ноги дрожали от возбуждения. Зависший шар весьма красиво смотрелся на фоне серо-голубого неба и красной полосы на горизонте. Второй шар бесшумно приближался.
Дул лишь слабый ветер. Джинсы от сидения в яме промокли. О присутствии рядом шаров можно было узнать только увидев их. Они не издавали никаких звуков. Свечение было неинтенсивным, достаточным только чтобы сказать про них что они светятся. Но твёрдой основы их свечения было не разглядеть, только свет. Из-за этого я беспокоился, что фотоплёнка на которую я снимал будет засвечена. Найдёт ли кто-нибудь мои следы если я сгину сейчас здесь? Несмотря на кажущуюся открытость и полное безлесие сопок, на монотонный пейзаж, здесь можно пропасть без следа в паре шагов от жилья. Однообразный пейзаж, одинаковые очертания сопок неузнаваемо меняют свой вид при взгляде с разных точек. Множество неприметных ложбин и озёр, спрятавшихся в неровностях рельефа, сливающихся с поверхностью на которой стоишь и не заметных до тех пор пока в них не упрёшься. Не говоря уже о целых полях камней, на которых можно сломать себе ногу и упасть в щель между валунами.
Второй шар приблизился к первому и завис рядом с ним.
В первом шаре открылась «дверь», и к моему удивлению я увидел вполне человеческие лица. То, что сидело у двери, а это была именно дверь и ни что иное, было среднего возраста с густой чёрной бородой и такой же чёрной шевелюрой. Лицо было вполне упитано и одето в свитер с оленями. Сидевший за ней, на месте пассажира, субъект был пожилым и тощим с седой редкой причёской и козлиной бородой. Серая шляпа на голове ему ничуть не мешала сидеть в шаре. Я не видел кто сидел во втором шаре. Дверь в нём отрылась с противоположной от меня стороны.
– Я же говорил вам, что здесь всё порвано, – раздался голос из второго шара, – Мы слишком глубоко забрались.
– Хм. Разрушения вовсе не такие уж и большие. Главное восстановить целостность проводки, –ответил пожилой из первого шара.
– А как столбы? Мне сдаётся, что это даже не используемый участок. И повреждение нужно искать выше.
– Используемый или нет, но его можно отремонтировать и использовать, – примирительно вступил в беседу бородач, – В этом времени со свободными проводами ещё туго и мы не можем упустить такую возможность. Так нам не придётся тащить свои.
Козлобородый подёргал себя за бороду в задумчивости и тут же поделился плодом своего мышления;
– Судя по заброшенности участка, мы очень глубоко в прошлом. Надо раздобыть артефакт настоящей эпохи, чтобы установить её расположение на временной шкале.
– Да зачем артефакт? – ответил ему до сих пор невидимый пассажир второго шара, – Если вам столбов – мало, то тут рядом я заметил аборигена. Его и расспросим!
Может они видели и другого аборигена, но я никого не видел и не встречал, а потому, естественно, сообразил, что речь идёт обо мне, и прятаться более не имеет смысла.
– Мы, наверное, его тоже видели, – ответил второму шару козлобородый, – При нашем приближении что-то спрыгнуло с тропы и скрылось.
– Оно здесь рядом.
Возмутительное отношение. Я встал, намереваясь внести ясность в вопрос о том кто из нас среднего рода.
– Вот он! Какой замечательный экземпляр! Не упустите его! – пронзительно закричал седобородый,
увидев меня.
Бородатый с оленями засуетился руками в районе своего пояса, а второй шар резко сдал в мою сторону. Я отскочил, чтобы не быть им задавленным и выбраться за одно из ямы в которой прятался. Но едва я сделал шаг, в сторону, как меня треснуло током и тысячи иголок впились в моё тело по всей поверхности. Парализованный, я рухнул обратно в свою ямку.
Шары зависли надо мной. Пассажиры первого шара высунулись каждый из своей «двери» разглядывая меня сверху. Из второго же шара на землю выпрыгнул его водитель.
– Анатолий! Осторожнее! Не заразитесь! Здесь много изжитых в наше время болезней! Вы неоправданно рискуете! Вернитесь в капсулу! – снова заверещал козлобородый.
– А! – махнул рукой на него, Анатолий и подхватив меня за подмышки поставил на ноги. Он был рыжий, здоровый и очень сильный, потому и проделал это очень легко. В отличие от своих коллег он был без бороды и моложе их.
– Какой замечательный экземпляр, – восхищался козлобородый, – Анатолий, дайте ему шоколадку. Пусть он поймёт что у нас добрые намерения. Кирилл Владимирович, вы у нас специалист, попробуйте с ним поговорить.
Кириллом Владимировичем, я так понял был индивид в свитере с оленями. Анатолий покопался в своей капсуле и из влёк оттуда небольшую плитку шоколада.
– Непременно разверните её, – снова подал голос козлобородый, наставляя Анатолия, – Не хватало ещё, чтобы несчастный экземпляр подавился упаковкой. Ну же Кирилл Владимирович, что вы медлите? Время не резиновое!
– Я жду когда будет готов шоколад, чтобы совместить первый контакт с поднесением дара.
– Так сами ему и давайте шоколад! – Анатолий развернул плитку и откусил от неё, – А мне значит теперь отчитываться за НЗ?
Покалывание в теле почти прошло, и я понемногу шевелился, разминаясь.
– Будьте осторожны, Анатолий. Он может на вас наброситься! – снова наставлял козлобородый.
– А, – снова отмахнулся Анатолий и протянул мне надкусанную плитку шоколада, давая понять, что угощает и она не отравленная. То есть съедобная. Кирилл Владимирович прокашлялся и начал свою речь:
– Мы друг. Мы не делать тебе зла.
Я взял шоколадку из рук Анатолия и откусил.
– Спасибо, – поблагодарил я его.
Хочешь не хочешь, а если хорошо воспитан, то поблагодаришь. Я не знаю, что за правила приличия там, откуда явились эти шаролётчики, но надеялся, что уж это волшебное слово им знакомо. Особенно если учесть, что я их прекрасно понимал, то есть они вполне сносно говорили по-русски. Мой ответ произвёл на них впечатление.
– Вы понимать нас? Вы говорить с нами?
– Угу. И очень даже хорошо. Вкусная шоколадка. Можете со мной говорить вполне нормально. А то так будет тяжело вас понять.
– Кирилл Владимирович, хватит примитивничать, – снова заговорил козлобородый, – Этот экземпляр, прошу прощения, индивид разумный.
– Да уж. Вы тоже занятные кадры. Летаете в светящихся шарах, бьётесь током. От куда будете?
– Ты уж извини нас, – ответил Анатолий, – Перестраховались. Многие пугаются шаров…
– Иногда до сумасшествия, – вставил слово козлобородый. –… вот и пришлось тебя парализовать, на всякий случай.
– Да ладно. Чего уж там. Нормально. Бывает, – отвечал я на это, – Вы кажется хотели знать какой сегодня год? Потерялись во времени? А это капсулы для перемещения во времени и пространстве?
Они переглянулись. Если не ошибаюсь, то они телепатически обменялись мыслью: «Какой шустрый экземпляр!» Во всяком случае это так выглядело.
– Не то, чтобы потерялись, но у нас здесь не работают часы, – отвечал козлобородый,
разглядывая потолок своей капсулы.
– Скажи, пожалуйста, какая сейчас дата, – прямо спросил Анатолий.
– Десятое июня две тысячи шестого года.
– Это по какой системе? – снова спросил козлобородый, – Кирилл Владимирович, вы у нас специалист. Переведите.
Кирилл Владимирович подумал, рассматривая небо и поглаживая свою бороду, и ответил:
– Мы переуглубились на две сотни лет точно.
На небе снова побежали тяжёлые и сырые тучки. Вот так вот благодаря унификации нравов и правил приличия, без лишних расшаркиваний, просто шарахнув молнией в нужного человека, был налажен диалог. Но в нём возникла пауза. Мне были интересно. Пришельцы то же не знали, что дальше делать. Интересующую информацию они получили. Но не ответили ни на один мой вопрос.
– Скажите, а зачем вам нужна эта линия электропередачи? – спросил я в лоб.
– Это времяпровод, – ответил Анатолий, – А мы ремонтная бригада. Где-то он прорвался и у нас утечка времени.
– Анатолий? – возник козлобородый.
– А смысл? Всё равно ему ни кто не поверит.
– Ладно.
Действительно. Вот я расскажу об этом своём приключении. И кто мне поверит?
– Для тебя мы из будущего, – снова обратился ко мне Анатолий, – Времяпровод служит для перемещения во времени и для перемещения времени. Ведь времени часто не хватает для важных дел. В то время как у кого-то его много и он не знает, куда его деть. Есть целые эпохи потерянного времени.
Любопытно.
– Хочешь с нами полететь? – спросил Анатолий.
Он задал сокровенный вопрос, который безумно соблазнял.
– Посмотришь на будущее, как мы там живём. Тебе понравится.
– А вы там не вымрете от бацилл, которые я с собой притащу? – вопрос совсем не соответствовал моменту, но это была первая пришедшая в голову мысль.
– Да нет. Тебя там подлечим. Будешь здоровым.
Что там в их будущем? И что я там буду делать? Только съезжу посмотрю, как турист? Редкий шанс перенестись во времени. Только зачем? И вернусь ли я обратно?
– Ладно. Как хочешь. Пока. Приятно было познакомиться, – Анатолий забрался обратно в свою капсулу.
– Быть может ещё увидимся, – сказал на прощание Кирилл Владимирович и отсалютовал левой рукой.
Козлобородый профессор ограничился кивком.
Двери в шарах закрылись и оба шара полетели на восток по линии электропередачи. Подальше от человеческого жилья.
То, чего нет
Этой ночью прожектора тоже рассекали тёмное, ночное небо лучами. Это красиво и загадочно. И мне нравится засыпать глядя на эти лучи. Эти лучи ищут в бездонном чёрном небе объект, который от них всё время ускользает. Иногда случается, что они зацепят его. Высветят хвост с оперением, или нос, или скользнут по стёклам окон его гондолы. И тогда все прожектора, которые заняты поиском, впиваются в этот объект, хватают его в перекрестие своих лучей, целиком его освещая. И тогда наблюдатели с земли видят громадный дирижабль жёсткой конструкции, плывущий в ночном небе над городом. Но не долго. Он исчезает из перекрестия лучей. Вот он был. И вот его нет. Он уходит. И снова прожектора прочёсывают ночное небо в его поисках. Ни кто не может сказать, как он ускользает. Но очень многих это интересует. Ведь не может же быть это массовой, повторяющейся из ночи в ночь, галлюцинацией. Многие тысячи людей видели этот материальный объект. Но вот радары его не видят. Радиолучи проходят сквозь него беспрепятственно.