Страница:
Я пошел прямо к входу в дом. Открыв дверь, я сделал два шага внутрь и постарался придать своему облику внушительность и величие. В качестве образцов я вызвал в памяти изображения божеств индуистского пантеона. Не знаю, что из этого вышло, ведь со стороны я себя не видел, но, судя по реакции воинов, мое появление оказалось довольно эффектным.
Спецназовцы застыли на своих местах с поднесенными ко ртам ложками. Только теперь я заметил, что трое из них были боблины, а двое — люди.
— Я иду во гневе своем! — мой голос прогремел грозно и сурово.
Эти слова произвели на боблинов несравнимо более сильное впечатление, чем на людей. Глаза боблинов от ужаса вылезли из орбит, а волосы встали дыбом и приподняли шлемы так, что натянулись ремешки под подбородками. Люди же, наоборот, вышли из оцепенения и потянулись за автоматами. Конечно, слово «потянулись» не совсем верно отражает быстроту движений воинов. Только теперь я увидел, на что способны тренированные истребители магов. Автоматы в их руках оказались быстрее, чем я успел открыть рот и издать хотя бы звук. Я понял, что сейчас мое тело прошьют пули, и закрыл глаза…
Взглянув в черные дула автоматов, я избавился от страха и сомнений. И глаза я закрыл не из-за ужаса. Местоположение истребителей магов отпечаталось в моем сознании. Раздался резкий хлопок, послышалось несколько коротких вскриков, затем пол под моими ногами слегка дрогнул от одновременного падения тяжелых тел.
Я открыл глаза и полюбовался делом своих рук, вернее, своей магии. Хлопок издал диск циркулярной пилы, перешедший звуковой барьер. Он описал в комнате полукруг, и от его отточенных зубьев из легированной стали спецназовцев не спасли ни шлемы, не бронежилеты. Всего лишь доля секунды — и истребители магов лишились своих голов. Теперь вокруг стола лежали их бездыханные тела, а вращающийся диск висел справа от меня, готовы исполнить любое мое приказание. Я протянул руку, и диск послушно лег в ладонь. Он даже не был испачкан в крови — настолько быстро все произошло.
Я отодвинул подальше от стола стул и сел на него, так как мои ноги внезапно ослабели. Я старался смотреть выше лежащих тел, но все равно растекавшиеся лужи крови попадали в мое поле зрения.
— Уважаемые домовые, мне нужна ваша помощь! — громко позвал я.
То, что в доме остались его волшебные обитатели, я понял еще тогда, когда осматривал его снаружи. Домовые прятались в дальних углах подвала и чердака. Полуматериальная сущность позволяла им сжиматься до размеров мышей и даже находиться в одном месте нескольким домовым одновременно.
— Домовые, пожалуйста, не бойтесь! Это же я — Калки, друг Отшельника!
Первым в комнату проникло небольшое создание, похожее на ушастого и пушистого кролика на шести паучьих лапках. Следом за ним потянулись и остальные.
— Извините, что я испачкал пол, — сказал я. — Не могли бы вы убрать все ЭТО?
Домовые с готовностью выполнили мою просьбу. Не прошло из нескольких минут, как тела и головы воинов унесли, а кровавые потеки отмыли (хотя пятна все-таки остались).
— Расскажите мне, что здесь произошло? Куда ушли Отшельник и тетя Вика? Что здесь делали солдаты?
Ответы домовых были неразборчивыми и маловразумительными. Эти создания в большинстве своем не владели человеческой речью и общение с ними происходило на уровне эмоций, которые они очень тонко чувствовали. Но имелись и такие домовые, которые односложно сумели ответить на интересующие меня вопросы.
Я узнал, что спецназовцы — «истребители магов» появились почти сразу же после моего ухода в Детский мир. Они прилетели на нескольких махолетах. К счастью, Отшельник издалека почувствовал приближение теллургических машин, и потому они с тетей Викой сумели скрыться магическим путем. Истребители магов устроили засаду в доме и вокруг него. В состав отряда входили оборотни, люди и боблины. Магов среди них не было. Поэтому, хотя спецназовцы обыскали весь дом, домовых они не обнаружили. Когда я появился в доме Отшельника и, распознав оборотней, сумел убежать, истребители магов улетели, забрав с собой все ценности и мои вещи. Для охраны дома остался экипаж одного махолета — те самые уничтоженные мной люди и боблины.
— Куда направились Отшельник и тетя Вика? — спросил я.
Не слишком уверенно домовые ответили:
— К другу хозяина, к Наулу Назелю.
Судя по имени, это был боблин.
— Где он живет?
— В Мураве.
— Где-где?
— В Мураве — столице Колоссии.
Вот, значит, как… По созвучию я мог бы и сам догадаться.
— Точный адрес Наула Назеля кто-нибудь знает? — я с надеждой посмотрел на домовых.
— Улица Орешниковая, дом шесть, квартира восемнадцать, — четко ответил один из них.
— Спасибо! — от души поблагодарил я. — А откуда ты знаешь адрес?
— Хозяин назвал его Валерии Виктрикс перед тем, как они ушли.
— Отлично… — обрадовался я и тотчас же осекся. Что толку в адресе, если я не могу добраться до столицы Колоссии? Если мы находимся где-то в районе земного Тибета, то нас разделяет почти полмира. Потом мне в голову пришла мысль:
— Где махолет истребителей магов?
— Здесь, совсем рядом, — домовые указали мне направление.
Чтобы проветриться и хорошенько все обдумать, я вышел на улицу и, действительно, с другой стороны дома на ровной поляне увидел летательный аппарат. Он был похож на земной вертолет, но вместо лопастей над его кабиной находились четыре больших крыла, расходившиеся попарно в разные стороны — в точности, как у стрекозы.
Я подошел поближе и заглянул в кабину. Приборов, кнопок и тумблеров в ней было не меньше, чем в земном вертолете. Значит, я не мог покинуть Тассисудун на махолете — я не то, что не поднял бы его в воздух, я даже не сумел бы завести двигатель.
Домовые держались в отдалении от теллургической машины. Я не знал, почему они так боятся этого металла. Он чем-то напоминал дюралюминий или титан — был легким и прочным. Правда, если верить легендам и мифам Земли, оборотни и вампиры боялись серебра, а эльфы и гномы — железа. Возможно, теллургий каким-то образом воздействовал на волшебную сущность домовых, хотя к другим металлам они были совершенно равнодушны.
Я вернулся в дом и снова сел на стул. Мой мозг напряженно работал, генерируя идею за идеей. Одна из идей была настолько сумасшедшей, что я решил попытаться воплотить ее в жизнь.
— Прукс, пожалуйста, принеси телевизор!
Знакомый мне домовой, который был похож на двуного краба с шестью руками-клешнями, прикатил подставку с подвешенным к ней круглым экраном.
— Прукс, будь добр, включи какой-нибудь из колосских каналов.
Шарик начал свое быстрое движение по ободу экрана. Экран засветился, и на нем я увидел судию, оформленную, как медицинский кабинет. За столом сидел пожилой толстый лысый боблин в белоснежном медицинском халате. Корреспондента не было видно, слышался только приятный женский голос, задававший вопросы.
— Скажите, профессор Мортус, почему, несмотря на некоторую опасность для здоровья, все современные молодые люди обязательно хотя бы раз в жизни попробовали наркотики?
— Видите ли, таково свойство человеческой натуры. Долгое время наркотики считались прерогативой и составной частью исключительно западной, недоступной колоссиянам культуры. Теперь же, когда наша страна вошла в свободное мировое сообщество, у людей возникло естественное желание приобщиться ко всем доселе недоступным западным ценностям.
— Но ведь у нас, как и в западных странах, ведется активная борьба с наркоманией.
— Конечно, борьба ведется. Но учтите, что наши правоохранительные органы слишком слабы, и наркоторговцы ведут свой бизнес совершенно безнаказанно. Наркотики можно купить в любом ночном клубе, на любом вокзале, в любом подземном переходе. Сеть наркокурьеров широка и хорошо организована. Новые синтетические препараты поступают на наш рынок почти одновременно со странами Еропки и Империки.
— Как же решить эту проблему? Ведь вся продвинутая молодежь хочет быть свободной, раскрепощенной, незакомплексованной.
— Нужно объяснять молодым людям, что систематическое употребление наркотических препаратов может нанести вред их здоровью. Мы ведем активную пропаганду здорового образа жизни. Правда, молодежь редко прислушивается к советам старших. Вы правильно заметили, что молодые юноши и девушки живут в свободной Колоссии, не то что их деды и отцы. Если раньше в нашем распоряжении имелись запрещающие репрессивные механизмы, то теперь мы можем воздействовать на граждан лишь убеждением и предупреждением…
Хотя я попросил включить телевизор совсем с другой целью, эта передача поразила меня настолько, что я не стал переключаться на другой канал. Беседа невидимой корреспондентки и профессора Мортуса на первый взгляд была посвящена борьбе с наркоманией. Но только на первый взгляд. На самом деле построение фраз и выделение ключевых слов — «вся», «продвинутая», «молодежь», «употребляет», «наркотики» — способствовали не борьбе с наркотиками, а их рекламе и пропаганде. Подсознательно зрителям внушалось, что они должны, просто обязаны хотя бы раз попробовать наркотики, чтобы не отстать от моды, чтобы быть современными, раскрепощенными и свободными людьми.
— Прукс, пожалуйста, переключи на другую программу! — попросил я.
Весь экран закрыло перекошенное окровавленное лицо с вытекшими глазами. Я невольно вздрогнул.
Раздался мужественный голос:
— Умри, мерзкое отродье!
Лицо исчезло, и на экране возникла фигура мускулистого мужчины в разодранной майке и в светло-голубых джинсах. В обеих руках он держал по автомату, которые непрерывно извергали огонь. Бесконечные очереди косили десятки врагов неопределенной национальности и половой принадлежности. По несовпадению артикуляции губ со звучащими криками я понял, что по телевизору показывают типичный зарубежный боевик, судя по всему, Империканский.
— Прукс, пожалуйста, давай дальше!
На следующем канале демонстрировался мультипликационный фильм. Его трудно было назвать «детским», так как на экране под медленную музыку танцевала, вихляя бедрами, вполне человекоподобная белочка. Дело происходило на маленькой сцене в клубе, где за столиками сидели зайцы, еноты, суслики и прочие представители животного царства.
Когда белочка стала сбрасывать с себя одежду, я сказал:
— Прукс, будь любезен, переключи!
Следующий канал, к моему огромному удивлению, не пропагандировал ни наркотиков, ни насилия, ни разврата. На экране я увидел большое здание, размеры и архитектура которого почти в точности повторяли знаменитый Московский Университет. Заунывный голос за кадром вещал:
— …В этом гнезде науки он провел свои лучшие годы. Здесь он жил и учился, любил и творил, закладывал основы своей будущей блестящей карьеры…
Я не стал слушать, о ком шла речь, и постарался выбросить из головы все посторонние мысли. Времени у меня было мало, ведь изображение на экране в любой момент могло поменяться. Пришло время воплотить в жизнь мою сумасшедшую идею. Я внимательно вгляделся в экран, впитывая каждую трещинку в стене здания. Затем я представил себе, что стою между двумя колоннами. Какой вид тогда открывался бы передо мной? Я перевел взгляд на межкомнатный дверной проем и постарался воспроизвести его.
У меня получилось! План сработал! За дверью я увидел участок стены здания, которое показывали по телевизору.
— До свидания, дорогие мои домовые! — крикнул я, торопясь проскочить через магический проход, пока он не исчез.
Я подхватил свой рюкзак и выбежал за дверь…
Я оглянулся. Широкая площадь вдоль стены здания была запружена народом. Мне повело, что я выбрал место для открытия двери возле самой стены, иначе я возник бы из воздуха прямо посреди толпы. Впрочем, скорее всего, и тогда на мое внезапное появление никто не обратил бы внимания.
Толпа состояла из одной молодежи. Самым старшим было не более двадцати пяти лет, младшим — около двенадцати. Многие носили на лацканах курток, пиджаков или жакетов большие значки с надписью «Марширующие».
Внезапно прямо передо мной выросла рослая мясистая девица чуть постарше меня:
— Ты случайно не Никифор Недозвонов?
— Нет. Я Калки… То есть Фил… Филипп Калкин.
— Чего ты стоишь в стороне? Где твоя пятерка?
— Пятерка? — я растерялся под напористым взглядом девицы. — Не знаю… Я вот пришел…
— А-а-а, новичок! — девица заметно обрадовалась. — Это хорошо. В моей пятерке как раз одного не хватает. Хочешь, я тебя запишу? Только учти, обещанные деньги на пиво получишь по окончании акции.
— Записывай, — согласился я. Местные деньги мне бы не помешали. Правда, потратил бы я их не на пиво, а на что-нибудь более полезное.
Девица достала из кармана блокнот и ручку:
— Так, записываю. Филипп Калкин, новый член молодежного движения «Марширующие». А я — Прасковья Пубертатная, ответственная за пятерку. Иди за мной.
Прасковья бесцеремонно ухватила меня за рукав и потащила вглубь толпы. Я не сопротивлялся. Только теперь я заметил, что вся масса молодых людей — юношей и девушек, людей и боблинов — была разбита на группы по шесть человек (пятерка плюс ответственный), которые, хотя и общались с соседями, старались не отдаляться от своих товарищей.
Девица подвела меня к четырем людям — трем парням и одной девушке:
— Это Филипп Калкин. Он заменит Недозвонова.
— А где Недозвонов? — весьма миловидная девушка неприязненно посмотрела на меня, словно я был виноват в том, что ее Недозвонов не пришел.
— Не знаю! — отрезала Прасковья и по очереди показала пальцем на членов своей пятерки, называя мне их имена и фамилии: — Гаврила Пустоглазов, Степан Твердолобов, Никодим Болванкин и Ефросинья Безголовко.
— Очень приятно, — соврал я, вынужденно пожав протянутые мне руки.
— Ну вот, вся моя пятерка в сборе, — облегченно вздохнула Прасковья. — А то старший сказал, что лишит меня премии, если хотя бы одного не досчитается.
Честно говоря, мне было неприятно находиться в обществе «Марширующих». Их интеллектуальный уровень был весьма невысок. Происходили они из небогатых семей и вступили в движение только ради денег, которые выплачивали им за участие в мероприятиях. Все разговоры «Марширующих» сводились к одному: сколько денег заплатят за сегодняшнее мероприятие, сколько пива на них можно купить и когда произойдет следующая оплаченная акция.
Я уж было пожалел, что позволил втянуть себя в эту толпу, так как понял, что придется задержаться тут на довольно продолжительное время. Я-то рассчитывал подзаработать немного денег, чтобы доехать до дома Наула Назеля. Конечно, в моих карманах лежала немалая сумма… но в рублях, а не в местной валюте… Стоп! Зачем мне деньги, если я могу воздействовать на людей? Ведь мне достаточно будет внушить кондуктору или кассиру, что я заплатил им за проезд.
Я начал медленно отходить от своей пятерки, рассчитывая исчезнуть по-английски, не попрощавшись.
Остановил меня строгий голос:
— Не кажется ли вам, что ваше место у Параши?
Это произнес начальник соседней пятерки. Похоже, у «Марширующих» была строгая внутренняя дисциплина, все следили друг за другом. Не в моих интересах было привлекать к себе внимание, ведь у меня в кармане лежал нож, в рюкзаке — три диска от циркулярки, а документов не было никаких. Поэтому я сделал вид, что увидел вдалеке кого-то знакомого, помахал рукой и вернулся к пятерке Прасковьи Пубертатной.
Через некоторое время по толпе прошелестела информация:
— Акивуменко приехал.
Неподалеку притормозили три больших черных автомобиля. Автомобили в Изначальном мире чем-то напоминали больших жуков, они были круглобокие, обтекаемые, с большими выпуклыми фарами. Из автомобилей вышли молодые люди и боблины в хороших дорогих костюмах. Толпа приветствовала их радостными криками.
Один из боблинов поднес ко рту мегафон и сказал:
— Приветствую вас, молодая надежда Колоссии!
Толпа ответила новыми воплями:
— Да здравствует Акивуменко! Когда деньги дадут?!
Молодой боблин оскалил клыки в широкой улыбке:
— Не волнуйтесь! Каждый из вас будет вознагражден за участие в мероприятии движения «Марширующие». Но сначала о деле. Все вы знаете, зачем мы здесь собрались. Сегодня в Главном Учебном Заведении Колоссии будет выступать знаменитый режиссер Микита Нахалков. Наша задача — выразить свое восхищение его талантом и поддержать его гражданскую позицию. Аплодировать будете по моему приказу. Крики «браво» — по особому распоряжению. Да, и еще одно: все вы знаете, что среди отдельных студентов ГУЗКа имеются недоброжелательные и инакомыслящие элементы, которые не поддерживают курс Колоссии на свободу и счастье. До нас дошли сведения, что эти выродки готовят какую-то провокацию против Микиты Нахалкова. Поэтому будьте особенно внимательными, не покидайте свои пятерки. О любом чужаке немедленно сообщайте своему непосредственному начальнику, и далее — по цепочке. Всем все ясно!?
— Ясно! Ясно! — завопили люди и болины.
Я забеспокоился, что Прасковья Пубертатная выдаст меня — самого настоящего инакомыслящего чужака. Но, скорее всего, девица была больше озабочена тем, чтобы собрать пятерку и выполнить распоряжение вышестоящего руководства, так что не собиралась лишаться одного из членов группы.
— Стройтесь! — скомандовал боблин Акивуменко.
Его хорошо одетые помощники распределились по толпе, окликая начальников пятерок и отдавая им распоряжения. Толпа быстро принимала организованную форму.
— Стройтесь по двое! — приказала Прасковья нам, своим подчиненным.
Подобно остальным «Марширующим», мы встали попарно, причем рядом со мной оказалась Ефросинья Безголовко. Она демонстративно смотрела прямо вперед и не обращала на меня ни малейшего внимания. Помощники Акивуменко быстро прошлись вдоль строя, подсчитывая количество собравшихся. Начальники пятерок заискивающе смотрели на своих начальников и покрикивали на замешкавшихся подчиненных.
— Пошли! — отдал команду Акивуменко.
Длинная вереница «Марширующих» потянулась к главному входу в ГУЗК. Так же организованно нас провели через огромный холл, потом мы прошли по длинному коридору и оказались в большом актовом зале. «Марширующие» заняли все первые ряды. Обернувшись, я увидел, что на задних рядах рассаживаются немногочисленные «вольные» зрители — студенты Главного Учебного Заведения.
Сразу же после нас прибыли телевизионщики и начали устанавливать камеры, прокладывать кабели, проверять микрофоны. Телекамеры представляли собой короткие толстые цилиндры. Мне было интересно, какой принцип используется в их работе — то же «яблочко на блюдечке»? — но спрашивать я, разумеется, не стал. Одна камера была расположена прямо перед сценой, чтобы снимать крупные планы, две другие разместились в зале.
За порядком в помещении следили охранники в синих форменных костюмах, «вооруженные» резиновыми дубинками и газовыми баллончиками. Охранники распределились по залу, заняв боковые места возле проходов.
К приезду Микиты Нахалкова все было готово, но известный кинорежиссер, очевидно, задерживался. Акивуменко, сидевший в первом ряду в окружении своих помощников, постоянно перезванивался с кем-то по мобильному телефону. Наконец, руководители «Марширующих» вскочили и быстрым шагом покинули актовый зал. Я не сомневался, то они отправились встречать прибывшего гостя. И действительно, вскоре все вернулись обратно, сопровождая долгожданного кинорежиссера.
Микита Нахалков был высок, подтянут и, несмотря на давно уже не юношеский возраст, двигался легко и живо. Загорелое лицо и заметные даже под дорогим, идеально сидевшим костюмом, мускулы свидетельствовали о том, что он дружит со спортом и следит за своим здоровьем. Облик преуспевающего мужчины-лидера подчеркивали золотые часы, массивный золотой перстень и золотой зажим для галстука, все выполненные в одном стиле и усыпанные бриллиантами.
Легко взбежав по ступенькам на сцену, Микита Нахалков одарил зал белозубой улыбкой, сверкнувшей из-под пышных ухоженных усов:
— Здравствуйте, мои юные друзья и поклонники. Я рад видеть вас в этом зале.
Один из помощников Акивуменко поднял плакат с надписью «Аплодисменты». «Марширующие» дружно захлопали в ладоши. Бархатные глаза Микиты Нахалкова засияли радостью, как будто он не понимал, что приветствия зрителей оплачиваются и не являются искренними.
— Спасибо, спасибо! — растроганно проговорил Микита Нахалков.
Плакат «Аплодисменты» опустили, и хлопки смолкли.
Кинорежиссер, лучась самодовольством, произнес:
— Для вас небезынтересно будет узнать, что сегодня утром я имел честь в очередной раз общаться с Венценосцем Колоссии Вессарионом Вессарионовичем Статиным.
Поднялся плакат с надписью «Овация». Все «Марширующие» захлопали в ладоши с удвоенной энергией, начальники пятерок закричали: «Браво!» и «Слава великому Статину!» Телевизионщики крупным планом снимали особенно восторженные лица.
После того, как плакат убрали, и шум затих, Микита Нахалков продолжил:
— Каждая личная встреча с нашим великим Венценосцем вдохновляет меня на новые труды на благо Колосии. Даже видя его по телевизору, я чувствую мощную энергетику, исходящую от его могущественной личности. Никогда еще за всю историю нашей страны у нас не было такого мудрого и справедливого правителя. Я, как патриот Колоссии, каждый день благодарю Бога за то, что он позволил мне жить в это замечательное время, когда гениальный Венценосец Вессарион Вессарионович Статин ведет мою страну и мой народ по пути счастья и процветания.
По команде боблина Акивуменко «Марширующие» вновь устроили продолжительную овацию с прославлениями Венценосца Колоссии.
Когда хлопки и крики смолкли, Микита Нахалков патетически воздел руки вверх:
— Чем мы можем отблагодарить Вессариона Вессарионовича Статина за его заботу о нас, простых смертных? Как мы можем выразить ему нашу любовь, преданность и восхищение? В нашей демократической Конституции записаны лишь требования почитать вставанием такие атрибуты государства, как гимн, флаг и герб. Но ведь Венценосец — это и есть сама Колоссия. Значит, почитать и любить его надо так же, как свою Родину. Поэтому я решил предложить на рассмотрение Государственной Мысли Колоссии следующий законопроект: встречать Венценосца при непосредственном лицезрении преклонением обоих колен, а при созерцании его светлого облика по телевидению — преклонением одного колена! Я уверен, что это мое предложение поддержат все истинные патриоты, беззаветно любящие Колоссию и великого Вессариона Вессарионовича Статина!
И опять Акивуменко распорядился организовать овацию. Телевизионные камеры старательно фиксировали все происходящее.
Микита Нахалков оглядел зал:
— Спасибо, спасибо! Считаю ваши аплодисменты согласием с моими словами. По окончании нашей встречи я предлагаю всем присутствующим поставить свои подписи под обращением к Государственной Мысли Колоссии, чтобы ускорить прохождение столь важного для страны законопроекта…
В этот момент откуда-то сзади послышался молодой, срывающийся от волнения голосок:
— Позор предателю колосского народа!
Вдоль прохода между креслами по направлению к сцене пролетел какой-то предмет. Несмотря на дальность расстояния, бросок оказался точны. Метательный снаряд, оказавшийся яйцом, попал точно в грудь Микиты Нахалкова и растекся по дорогому костюму бело-желтым пятном.
Я, как и все, кто сидел в первых рядах, быстро обернулся. Охранники уже повисли на худощавом юноше, не давая ему совершить второй бросок. Юноша быстро затих, поняв, что сопротивляться рослым стражам порядка бесполезно.
Побледневший Акивуменко бросился на сцену и начал своим носовым платком стирать остатки яйца с пиджака кинорежиссера, горестно восклицая:
— Как же это? Простите, ради Бога, не доглядели! Сейчас я все подчищу!
Помощники боблина также суетились вокруг Микиты Нахалкова, не столько помогая, сколько мешая друг другу.
Юношу-яйцеметателя два охранника вели к выходу из зала, завернув руки за спину. Остальные люди в форме, размахивая дубинками, бегали по верхним рядам, должно быть, выискивали сообщников среди студентов.
Когда юношу проводили мимо сцены, Микита Нахалков вскричал:
— Ну-ка, подайте его сюда!
Его лицо, совсем недавно улыбающееся и доброжелательное, теперь было перекошено гримасой безудержной ярости. Кинорежиссер сбежал вниз по ступенькам и с размаха ударил юношу кулаком в живот. Шум в зале моментально стих, все напряженно следили за происходящим. Юноша согнулся от боли, но охранники, завернув ему руки еще сильнее, вновь распрямили его. Микита Нахалков нанес еще несколько ударов по тщедушному беззащитному телу. Делал он это с видимым наслаждением, лицо кинорежиссера раскраснелось от удовольствия.
— На, получай, получай! — приговаривал он после каждого удара.
Охранники уже не знали, продолжать ли держать юношу, или защищать его от сыпавшихся ударов. Наконец, в происходящее вмешался Акивуменко со своей командой.
— Довольно, довольно! — умоляющим тоном обратился боблин к Миките Нахалкову. — Тут же люди, тут же камеры…
Спецназовцы застыли на своих местах с поднесенными ко ртам ложками. Только теперь я заметил, что трое из них были боблины, а двое — люди.
— Я иду во гневе своем! — мой голос прогремел грозно и сурово.
Эти слова произвели на боблинов несравнимо более сильное впечатление, чем на людей. Глаза боблинов от ужаса вылезли из орбит, а волосы встали дыбом и приподняли шлемы так, что натянулись ремешки под подбородками. Люди же, наоборот, вышли из оцепенения и потянулись за автоматами. Конечно, слово «потянулись» не совсем верно отражает быстроту движений воинов. Только теперь я увидел, на что способны тренированные истребители магов. Автоматы в их руках оказались быстрее, чем я успел открыть рот и издать хотя бы звук. Я понял, что сейчас мое тело прошьют пули, и закрыл глаза…
Взглянув в черные дула автоматов, я избавился от страха и сомнений. И глаза я закрыл не из-за ужаса. Местоположение истребителей магов отпечаталось в моем сознании. Раздался резкий хлопок, послышалось несколько коротких вскриков, затем пол под моими ногами слегка дрогнул от одновременного падения тяжелых тел.
Я открыл глаза и полюбовался делом своих рук, вернее, своей магии. Хлопок издал диск циркулярной пилы, перешедший звуковой барьер. Он описал в комнате полукруг, и от его отточенных зубьев из легированной стали спецназовцев не спасли ни шлемы, не бронежилеты. Всего лишь доля секунды — и истребители магов лишились своих голов. Теперь вокруг стола лежали их бездыханные тела, а вращающийся диск висел справа от меня, готовы исполнить любое мое приказание. Я протянул руку, и диск послушно лег в ладонь. Он даже не был испачкан в крови — настолько быстро все произошло.
Я отодвинул подальше от стола стул и сел на него, так как мои ноги внезапно ослабели. Я старался смотреть выше лежащих тел, но все равно растекавшиеся лужи крови попадали в мое поле зрения.
— Уважаемые домовые, мне нужна ваша помощь! — громко позвал я.
То, что в доме остались его волшебные обитатели, я понял еще тогда, когда осматривал его снаружи. Домовые прятались в дальних углах подвала и чердака. Полуматериальная сущность позволяла им сжиматься до размеров мышей и даже находиться в одном месте нескольким домовым одновременно.
— Домовые, пожалуйста, не бойтесь! Это же я — Калки, друг Отшельника!
Первым в комнату проникло небольшое создание, похожее на ушастого и пушистого кролика на шести паучьих лапках. Следом за ним потянулись и остальные.
— Извините, что я испачкал пол, — сказал я. — Не могли бы вы убрать все ЭТО?
Домовые с готовностью выполнили мою просьбу. Не прошло из нескольких минут, как тела и головы воинов унесли, а кровавые потеки отмыли (хотя пятна все-таки остались).
— Расскажите мне, что здесь произошло? Куда ушли Отшельник и тетя Вика? Что здесь делали солдаты?
Ответы домовых были неразборчивыми и маловразумительными. Эти создания в большинстве своем не владели человеческой речью и общение с ними происходило на уровне эмоций, которые они очень тонко чувствовали. Но имелись и такие домовые, которые односложно сумели ответить на интересующие меня вопросы.
Я узнал, что спецназовцы — «истребители магов» появились почти сразу же после моего ухода в Детский мир. Они прилетели на нескольких махолетах. К счастью, Отшельник издалека почувствовал приближение теллургических машин, и потому они с тетей Викой сумели скрыться магическим путем. Истребители магов устроили засаду в доме и вокруг него. В состав отряда входили оборотни, люди и боблины. Магов среди них не было. Поэтому, хотя спецназовцы обыскали весь дом, домовых они не обнаружили. Когда я появился в доме Отшельника и, распознав оборотней, сумел убежать, истребители магов улетели, забрав с собой все ценности и мои вещи. Для охраны дома остался экипаж одного махолета — те самые уничтоженные мной люди и боблины.
— Куда направились Отшельник и тетя Вика? — спросил я.
Не слишком уверенно домовые ответили:
— К другу хозяина, к Наулу Назелю.
Судя по имени, это был боблин.
— Где он живет?
— В Мураве.
— Где-где?
— В Мураве — столице Колоссии.
Вот, значит, как… По созвучию я мог бы и сам догадаться.
— Точный адрес Наула Назеля кто-нибудь знает? — я с надеждой посмотрел на домовых.
— Улица Орешниковая, дом шесть, квартира восемнадцать, — четко ответил один из них.
— Спасибо! — от души поблагодарил я. — А откуда ты знаешь адрес?
— Хозяин назвал его Валерии Виктрикс перед тем, как они ушли.
— Отлично… — обрадовался я и тотчас же осекся. Что толку в адресе, если я не могу добраться до столицы Колоссии? Если мы находимся где-то в районе земного Тибета, то нас разделяет почти полмира. Потом мне в голову пришла мысль:
— Где махолет истребителей магов?
— Здесь, совсем рядом, — домовые указали мне направление.
Чтобы проветриться и хорошенько все обдумать, я вышел на улицу и, действительно, с другой стороны дома на ровной поляне увидел летательный аппарат. Он был похож на земной вертолет, но вместо лопастей над его кабиной находились четыре больших крыла, расходившиеся попарно в разные стороны — в точности, как у стрекозы.
Я подошел поближе и заглянул в кабину. Приборов, кнопок и тумблеров в ней было не меньше, чем в земном вертолете. Значит, я не мог покинуть Тассисудун на махолете — я не то, что не поднял бы его в воздух, я даже не сумел бы завести двигатель.
Домовые держались в отдалении от теллургической машины. Я не знал, почему они так боятся этого металла. Он чем-то напоминал дюралюминий или титан — был легким и прочным. Правда, если верить легендам и мифам Земли, оборотни и вампиры боялись серебра, а эльфы и гномы — железа. Возможно, теллургий каким-то образом воздействовал на волшебную сущность домовых, хотя к другим металлам они были совершенно равнодушны.
Я вернулся в дом и снова сел на стул. Мой мозг напряженно работал, генерируя идею за идеей. Одна из идей была настолько сумасшедшей, что я решил попытаться воплотить ее в жизнь.
— Прукс, пожалуйста, принеси телевизор!
Знакомый мне домовой, который был похож на двуного краба с шестью руками-клешнями, прикатил подставку с подвешенным к ней круглым экраном.
— Прукс, будь добр, включи какой-нибудь из колосских каналов.
Шарик начал свое быстрое движение по ободу экрана. Экран засветился, и на нем я увидел судию, оформленную, как медицинский кабинет. За столом сидел пожилой толстый лысый боблин в белоснежном медицинском халате. Корреспондента не было видно, слышался только приятный женский голос, задававший вопросы.
— Скажите, профессор Мортус, почему, несмотря на некоторую опасность для здоровья, все современные молодые люди обязательно хотя бы раз в жизни попробовали наркотики?
— Видите ли, таково свойство человеческой натуры. Долгое время наркотики считались прерогативой и составной частью исключительно западной, недоступной колоссиянам культуры. Теперь же, когда наша страна вошла в свободное мировое сообщество, у людей возникло естественное желание приобщиться ко всем доселе недоступным западным ценностям.
— Но ведь у нас, как и в западных странах, ведется активная борьба с наркоманией.
— Конечно, борьба ведется. Но учтите, что наши правоохранительные органы слишком слабы, и наркоторговцы ведут свой бизнес совершенно безнаказанно. Наркотики можно купить в любом ночном клубе, на любом вокзале, в любом подземном переходе. Сеть наркокурьеров широка и хорошо организована. Новые синтетические препараты поступают на наш рынок почти одновременно со странами Еропки и Империки.
— Как же решить эту проблему? Ведь вся продвинутая молодежь хочет быть свободной, раскрепощенной, незакомплексованной.
— Нужно объяснять молодым людям, что систематическое употребление наркотических препаратов может нанести вред их здоровью. Мы ведем активную пропаганду здорового образа жизни. Правда, молодежь редко прислушивается к советам старших. Вы правильно заметили, что молодые юноши и девушки живут в свободной Колоссии, не то что их деды и отцы. Если раньше в нашем распоряжении имелись запрещающие репрессивные механизмы, то теперь мы можем воздействовать на граждан лишь убеждением и предупреждением…
Хотя я попросил включить телевизор совсем с другой целью, эта передача поразила меня настолько, что я не стал переключаться на другой канал. Беседа невидимой корреспондентки и профессора Мортуса на первый взгляд была посвящена борьбе с наркоманией. Но только на первый взгляд. На самом деле построение фраз и выделение ключевых слов — «вся», «продвинутая», «молодежь», «употребляет», «наркотики» — способствовали не борьбе с наркотиками, а их рекламе и пропаганде. Подсознательно зрителям внушалось, что они должны, просто обязаны хотя бы раз попробовать наркотики, чтобы не отстать от моды, чтобы быть современными, раскрепощенными и свободными людьми.
— Прукс, пожалуйста, переключи на другую программу! — попросил я.
Весь экран закрыло перекошенное окровавленное лицо с вытекшими глазами. Я невольно вздрогнул.
Раздался мужественный голос:
— Умри, мерзкое отродье!
Лицо исчезло, и на экране возникла фигура мускулистого мужчины в разодранной майке и в светло-голубых джинсах. В обеих руках он держал по автомату, которые непрерывно извергали огонь. Бесконечные очереди косили десятки врагов неопределенной национальности и половой принадлежности. По несовпадению артикуляции губ со звучащими криками я понял, что по телевизору показывают типичный зарубежный боевик, судя по всему, Империканский.
— Прукс, пожалуйста, давай дальше!
На следующем канале демонстрировался мультипликационный фильм. Его трудно было назвать «детским», так как на экране под медленную музыку танцевала, вихляя бедрами, вполне человекоподобная белочка. Дело происходило на маленькой сцене в клубе, где за столиками сидели зайцы, еноты, суслики и прочие представители животного царства.
Когда белочка стала сбрасывать с себя одежду, я сказал:
— Прукс, будь любезен, переключи!
Следующий канал, к моему огромному удивлению, не пропагандировал ни наркотиков, ни насилия, ни разврата. На экране я увидел большое здание, размеры и архитектура которого почти в точности повторяли знаменитый Московский Университет. Заунывный голос за кадром вещал:
— …В этом гнезде науки он провел свои лучшие годы. Здесь он жил и учился, любил и творил, закладывал основы своей будущей блестящей карьеры…
Я не стал слушать, о ком шла речь, и постарался выбросить из головы все посторонние мысли. Времени у меня было мало, ведь изображение на экране в любой момент могло поменяться. Пришло время воплотить в жизнь мою сумасшедшую идею. Я внимательно вгляделся в экран, впитывая каждую трещинку в стене здания. Затем я представил себе, что стою между двумя колоннами. Какой вид тогда открывался бы передо мной? Я перевел взгляд на межкомнатный дверной проем и постарался воспроизвести его.
У меня получилось! План сработал! За дверью я увидел участок стены здания, которое показывали по телевизору.
— До свидания, дорогие мои домовые! — крикнул я, торопясь проскочить через магический проход, пока он не исчез.
Я подхватил свой рюкзак и выбежал за дверь…
* * *
— Поосторожней! Не толкайся! — раздался голос у меня за спиной.Я оглянулся. Широкая площадь вдоль стены здания была запружена народом. Мне повело, что я выбрал место для открытия двери возле самой стены, иначе я возник бы из воздуха прямо посреди толпы. Впрочем, скорее всего, и тогда на мое внезапное появление никто не обратил бы внимания.
Толпа состояла из одной молодежи. Самым старшим было не более двадцати пяти лет, младшим — около двенадцати. Многие носили на лацканах курток, пиджаков или жакетов большие значки с надписью «Марширующие».
Внезапно прямо передо мной выросла рослая мясистая девица чуть постарше меня:
— Ты случайно не Никифор Недозвонов?
— Нет. Я Калки… То есть Фил… Филипп Калкин.
— Чего ты стоишь в стороне? Где твоя пятерка?
— Пятерка? — я растерялся под напористым взглядом девицы. — Не знаю… Я вот пришел…
— А-а-а, новичок! — девица заметно обрадовалась. — Это хорошо. В моей пятерке как раз одного не хватает. Хочешь, я тебя запишу? Только учти, обещанные деньги на пиво получишь по окончании акции.
— Записывай, — согласился я. Местные деньги мне бы не помешали. Правда, потратил бы я их не на пиво, а на что-нибудь более полезное.
Девица достала из кармана блокнот и ручку:
— Так, записываю. Филипп Калкин, новый член молодежного движения «Марширующие». А я — Прасковья Пубертатная, ответственная за пятерку. Иди за мной.
Прасковья бесцеремонно ухватила меня за рукав и потащила вглубь толпы. Я не сопротивлялся. Только теперь я заметил, что вся масса молодых людей — юношей и девушек, людей и боблинов — была разбита на группы по шесть человек (пятерка плюс ответственный), которые, хотя и общались с соседями, старались не отдаляться от своих товарищей.
Девица подвела меня к четырем людям — трем парням и одной девушке:
— Это Филипп Калкин. Он заменит Недозвонова.
— А где Недозвонов? — весьма миловидная девушка неприязненно посмотрела на меня, словно я был виноват в том, что ее Недозвонов не пришел.
— Не знаю! — отрезала Прасковья и по очереди показала пальцем на членов своей пятерки, называя мне их имена и фамилии: — Гаврила Пустоглазов, Степан Твердолобов, Никодим Болванкин и Ефросинья Безголовко.
— Очень приятно, — соврал я, вынужденно пожав протянутые мне руки.
— Ну вот, вся моя пятерка в сборе, — облегченно вздохнула Прасковья. — А то старший сказал, что лишит меня премии, если хотя бы одного не досчитается.
Честно говоря, мне было неприятно находиться в обществе «Марширующих». Их интеллектуальный уровень был весьма невысок. Происходили они из небогатых семей и вступили в движение только ради денег, которые выплачивали им за участие в мероприятиях. Все разговоры «Марширующих» сводились к одному: сколько денег заплатят за сегодняшнее мероприятие, сколько пива на них можно купить и когда произойдет следующая оплаченная акция.
Я уж было пожалел, что позволил втянуть себя в эту толпу, так как понял, что придется задержаться тут на довольно продолжительное время. Я-то рассчитывал подзаработать немного денег, чтобы доехать до дома Наула Назеля. Конечно, в моих карманах лежала немалая сумма… но в рублях, а не в местной валюте… Стоп! Зачем мне деньги, если я могу воздействовать на людей? Ведь мне достаточно будет внушить кондуктору или кассиру, что я заплатил им за проезд.
Я начал медленно отходить от своей пятерки, рассчитывая исчезнуть по-английски, не попрощавшись.
Остановил меня строгий голос:
— Не кажется ли вам, что ваше место у Параши?
Это произнес начальник соседней пятерки. Похоже, у «Марширующих» была строгая внутренняя дисциплина, все следили друг за другом. Не в моих интересах было привлекать к себе внимание, ведь у меня в кармане лежал нож, в рюкзаке — три диска от циркулярки, а документов не было никаких. Поэтому я сделал вид, что увидел вдалеке кого-то знакомого, помахал рукой и вернулся к пятерке Прасковьи Пубертатной.
Через некоторое время по толпе прошелестела информация:
— Акивуменко приехал.
Неподалеку притормозили три больших черных автомобиля. Автомобили в Изначальном мире чем-то напоминали больших жуков, они были круглобокие, обтекаемые, с большими выпуклыми фарами. Из автомобилей вышли молодые люди и боблины в хороших дорогих костюмах. Толпа приветствовала их радостными криками.
Один из боблинов поднес ко рту мегафон и сказал:
— Приветствую вас, молодая надежда Колоссии!
Толпа ответила новыми воплями:
— Да здравствует Акивуменко! Когда деньги дадут?!
Молодой боблин оскалил клыки в широкой улыбке:
— Не волнуйтесь! Каждый из вас будет вознагражден за участие в мероприятии движения «Марширующие». Но сначала о деле. Все вы знаете, зачем мы здесь собрались. Сегодня в Главном Учебном Заведении Колоссии будет выступать знаменитый режиссер Микита Нахалков. Наша задача — выразить свое восхищение его талантом и поддержать его гражданскую позицию. Аплодировать будете по моему приказу. Крики «браво» — по особому распоряжению. Да, и еще одно: все вы знаете, что среди отдельных студентов ГУЗКа имеются недоброжелательные и инакомыслящие элементы, которые не поддерживают курс Колоссии на свободу и счастье. До нас дошли сведения, что эти выродки готовят какую-то провокацию против Микиты Нахалкова. Поэтому будьте особенно внимательными, не покидайте свои пятерки. О любом чужаке немедленно сообщайте своему непосредственному начальнику, и далее — по цепочке. Всем все ясно!?
— Ясно! Ясно! — завопили люди и болины.
Я забеспокоился, что Прасковья Пубертатная выдаст меня — самого настоящего инакомыслящего чужака. Но, скорее всего, девица была больше озабочена тем, чтобы собрать пятерку и выполнить распоряжение вышестоящего руководства, так что не собиралась лишаться одного из членов группы.
— Стройтесь! — скомандовал боблин Акивуменко.
Его хорошо одетые помощники распределились по толпе, окликая начальников пятерок и отдавая им распоряжения. Толпа быстро принимала организованную форму.
— Стройтесь по двое! — приказала Прасковья нам, своим подчиненным.
Подобно остальным «Марширующим», мы встали попарно, причем рядом со мной оказалась Ефросинья Безголовко. Она демонстративно смотрела прямо вперед и не обращала на меня ни малейшего внимания. Помощники Акивуменко быстро прошлись вдоль строя, подсчитывая количество собравшихся. Начальники пятерок заискивающе смотрели на своих начальников и покрикивали на замешкавшихся подчиненных.
— Пошли! — отдал команду Акивуменко.
Длинная вереница «Марширующих» потянулась к главному входу в ГУЗК. Так же организованно нас провели через огромный холл, потом мы прошли по длинному коридору и оказались в большом актовом зале. «Марширующие» заняли все первые ряды. Обернувшись, я увидел, что на задних рядах рассаживаются немногочисленные «вольные» зрители — студенты Главного Учебного Заведения.
Сразу же после нас прибыли телевизионщики и начали устанавливать камеры, прокладывать кабели, проверять микрофоны. Телекамеры представляли собой короткие толстые цилиндры. Мне было интересно, какой принцип используется в их работе — то же «яблочко на блюдечке»? — но спрашивать я, разумеется, не стал. Одна камера была расположена прямо перед сценой, чтобы снимать крупные планы, две другие разместились в зале.
За порядком в помещении следили охранники в синих форменных костюмах, «вооруженные» резиновыми дубинками и газовыми баллончиками. Охранники распределились по залу, заняв боковые места возле проходов.
К приезду Микиты Нахалкова все было готово, но известный кинорежиссер, очевидно, задерживался. Акивуменко, сидевший в первом ряду в окружении своих помощников, постоянно перезванивался с кем-то по мобильному телефону. Наконец, руководители «Марширующих» вскочили и быстрым шагом покинули актовый зал. Я не сомневался, то они отправились встречать прибывшего гостя. И действительно, вскоре все вернулись обратно, сопровождая долгожданного кинорежиссера.
Микита Нахалков был высок, подтянут и, несмотря на давно уже не юношеский возраст, двигался легко и живо. Загорелое лицо и заметные даже под дорогим, идеально сидевшим костюмом, мускулы свидетельствовали о том, что он дружит со спортом и следит за своим здоровьем. Облик преуспевающего мужчины-лидера подчеркивали золотые часы, массивный золотой перстень и золотой зажим для галстука, все выполненные в одном стиле и усыпанные бриллиантами.
Легко взбежав по ступенькам на сцену, Микита Нахалков одарил зал белозубой улыбкой, сверкнувшей из-под пышных ухоженных усов:
— Здравствуйте, мои юные друзья и поклонники. Я рад видеть вас в этом зале.
Один из помощников Акивуменко поднял плакат с надписью «Аплодисменты». «Марширующие» дружно захлопали в ладоши. Бархатные глаза Микиты Нахалкова засияли радостью, как будто он не понимал, что приветствия зрителей оплачиваются и не являются искренними.
— Спасибо, спасибо! — растроганно проговорил Микита Нахалков.
Плакат «Аплодисменты» опустили, и хлопки смолкли.
Кинорежиссер, лучась самодовольством, произнес:
— Для вас небезынтересно будет узнать, что сегодня утром я имел честь в очередной раз общаться с Венценосцем Колоссии Вессарионом Вессарионовичем Статиным.
Поднялся плакат с надписью «Овация». Все «Марширующие» захлопали в ладоши с удвоенной энергией, начальники пятерок закричали: «Браво!» и «Слава великому Статину!» Телевизионщики крупным планом снимали особенно восторженные лица.
После того, как плакат убрали, и шум затих, Микита Нахалков продолжил:
— Каждая личная встреча с нашим великим Венценосцем вдохновляет меня на новые труды на благо Колосии. Даже видя его по телевизору, я чувствую мощную энергетику, исходящую от его могущественной личности. Никогда еще за всю историю нашей страны у нас не было такого мудрого и справедливого правителя. Я, как патриот Колоссии, каждый день благодарю Бога за то, что он позволил мне жить в это замечательное время, когда гениальный Венценосец Вессарион Вессарионович Статин ведет мою страну и мой народ по пути счастья и процветания.
По команде боблина Акивуменко «Марширующие» вновь устроили продолжительную овацию с прославлениями Венценосца Колоссии.
Когда хлопки и крики смолкли, Микита Нахалков патетически воздел руки вверх:
— Чем мы можем отблагодарить Вессариона Вессарионовича Статина за его заботу о нас, простых смертных? Как мы можем выразить ему нашу любовь, преданность и восхищение? В нашей демократической Конституции записаны лишь требования почитать вставанием такие атрибуты государства, как гимн, флаг и герб. Но ведь Венценосец — это и есть сама Колоссия. Значит, почитать и любить его надо так же, как свою Родину. Поэтому я решил предложить на рассмотрение Государственной Мысли Колоссии следующий законопроект: встречать Венценосца при непосредственном лицезрении преклонением обоих колен, а при созерцании его светлого облика по телевидению — преклонением одного колена! Я уверен, что это мое предложение поддержат все истинные патриоты, беззаветно любящие Колоссию и великого Вессариона Вессарионовича Статина!
И опять Акивуменко распорядился организовать овацию. Телевизионные камеры старательно фиксировали все происходящее.
Микита Нахалков оглядел зал:
— Спасибо, спасибо! Считаю ваши аплодисменты согласием с моими словами. По окончании нашей встречи я предлагаю всем присутствующим поставить свои подписи под обращением к Государственной Мысли Колоссии, чтобы ускорить прохождение столь важного для страны законопроекта…
В этот момент откуда-то сзади послышался молодой, срывающийся от волнения голосок:
— Позор предателю колосского народа!
Вдоль прохода между креслами по направлению к сцене пролетел какой-то предмет. Несмотря на дальность расстояния, бросок оказался точны. Метательный снаряд, оказавшийся яйцом, попал точно в грудь Микиты Нахалкова и растекся по дорогому костюму бело-желтым пятном.
Я, как и все, кто сидел в первых рядах, быстро обернулся. Охранники уже повисли на худощавом юноше, не давая ему совершить второй бросок. Юноша быстро затих, поняв, что сопротивляться рослым стражам порядка бесполезно.
Побледневший Акивуменко бросился на сцену и начал своим носовым платком стирать остатки яйца с пиджака кинорежиссера, горестно восклицая:
— Как же это? Простите, ради Бога, не доглядели! Сейчас я все подчищу!
Помощники боблина также суетились вокруг Микиты Нахалкова, не столько помогая, сколько мешая друг другу.
Юношу-яйцеметателя два охранника вели к выходу из зала, завернув руки за спину. Остальные люди в форме, размахивая дубинками, бегали по верхним рядам, должно быть, выискивали сообщников среди студентов.
Когда юношу проводили мимо сцены, Микита Нахалков вскричал:
— Ну-ка, подайте его сюда!
Его лицо, совсем недавно улыбающееся и доброжелательное, теперь было перекошено гримасой безудержной ярости. Кинорежиссер сбежал вниз по ступенькам и с размаха ударил юношу кулаком в живот. Шум в зале моментально стих, все напряженно следили за происходящим. Юноша согнулся от боли, но охранники, завернув ему руки еще сильнее, вновь распрямили его. Микита Нахалков нанес еще несколько ударов по тщедушному беззащитному телу. Делал он это с видимым наслаждением, лицо кинорежиссера раскраснелось от удовольствия.
— На, получай, получай! — приговаривал он после каждого удара.
Охранники уже не знали, продолжать ли держать юношу, или защищать его от сыпавшихся ударов. Наконец, в происходящее вмешался Акивуменко со своей командой.
— Довольно, довольно! — умоляющим тоном обратился боблин к Миките Нахалкову. — Тут же люди, тут же камеры…