– Давайте, – махнул рукой Мячиков, сидя на траве с приклеенным ко лбу пистолетом, – валите отсюда. Ключи от «пятерки» вставьте в замок зажигания.
– Пошли, – озадаченный лейтенант пожал плечами и подтолкнул сержанта к машине.
«Форд» развернулся и быстро выехал со двора.
– Не делай глупостей, Сергей Петрович, – сказал Мячиков, когда задние габаритные огни милицейской машины скрылись за углом дома. – Лучше пошли с нами. Обещаю, что наручники одевать не буду.
– Нет уж, хренушки, – Стрелков оттолкнул от себя Мячикова и поднялся, – с вами я в эти игры больше не играю.
– Ты все равно никуда не денешься, дурень, – Мячиков тоже встал, – за тобой гоняется вся милиция города, спецслужбы и еще черт знает кто. Подумай, что с тобой будет.
– Проживу как-нибудь, – гордо ответил Стрелков, устраиваясь за рулем «пятерки».
– Пистолет-то оставь, – упрашивающим голосом произнес Мячиков, – мне ж за него знаешь, что будет…
– Как-нибудь потом, – Стрелков запустил двигатель и положил оружие на соседнее сиденье.
Илья Александрович очнулся и, придерживая рукой разбитый нос, принял сидячее положение. Он непонимающе смотрел на своего начальника, стоящего рядом с пустой машиной. Та вдруг сама по себе тронулась с места и поехала.
Сергей Петрович вырулил к выезду со двора, когда в глаза ему ударил мощный свет фар. Он остановился, сдал назад и немного вправо, пропуская во двор огромный черный джип «Линкольн-Навигатор». Плавно покачиваясь, словно вагон на резиновом ходу, джип проехал мимо, и фары машины Стрелкова выхватили профиль Спирягина, сидящего на заднем сиденье «Линкольна». Тут только Петрович вспомнил, зачем он вообще сюда приехал: профессор назначил ему встречу.
Пропустив джип, Сергей Петрович выехал на улицу, припарковал машину неподалеку и, выключив огни, пешком вернулся во двор. Зачем-то он прихватил с собой пистолет Мячикова, который спрятал во внутреннем кармане пиджака. Невзрачного вида «шестерка», за рулем которой сидел помощник Мячикова – Илья, ровно урча сильным двигателем, пролетела мимо него, ослепив фарами. Похоже было, что ребята со спецотдела бросились за ним в погоню. «Пока, парни», – махнул им невидимой рукой Петрович.
«Навигатор» стоял у подъезда, в котором жил профессор. Рядом с машиной высились два качка с короткими стрижками, одетые в темные костюмы. «Двое из ларца», – определил их для себя Стрелков, подходя ближе. Он до сих пор был босиком, поэтому шел, не опасаясь, что его услышат. Эти двое, похоже, сопровождали профессора до его дома, но его самого видно не было. «Наверное, поднялся в квартиру», – решил Петрович, увидев, что дверь подъезда распахнута настежь. Он собирался было пройти мимо этих громил, чтобы последовать за Спирягиным, но что-то его насторожило в их негромкой беседе. Он остановился и стал слушать.
– Слышь, Толян, – говорил тот, что стоял ближе к дверке водителя, – думаешь, это и вправду может быть?
– Невидимка что ли? – пожал плечами второй, который держался ближе к подъезду. – Сейчас все может быть.
– Босс приказал доставить его к нему вместе с профессором, – снова сказал первый.
– Знаю, ну? – лаконично вопросил второй.
– Как же мы его будем брать, если его не видно?
– Профессор сам нам его доставит, – усмехнулся Толян, повернув голову и прислушиваясь, – кажись, топает, дурик.
– И что босс с ним будет делать?
– С невидимкой?
– Угу.
– А хрен его знает, – пожал плечами Толян.
– А если он не придет?
– Кто, невидимый?
– Ну.
– А куда он денется?
– Ну, не знаю. Ты у нас здесь главный.
– Тихо, он уже идет, – Толян приложил палец к толстым губам, – будем действовать по обстановке.
– Его еще нет, странно… – профессор появился в освещенном дверном проеме. – Я разговаривал с ним больше часа назад…
На нем был тот же фисташковый костюм, в котором Стрелков видел его в день, когда взорвали лабораторию, на носу поблескивали очки в тонкой золотой оправе.
– Садись, профессор, будем ждать, – Толян открыл перед ним заднюю дверку «Линкольна», но Спирягин остался стоять на месте.
– Я лучше на воздухе побуду, – сказал он и принялся прохаживаться взад-вперед вдоль дома.
– Профессор, – шепнул ему на ухо Петрович, когда тот отошел довольно далеко от машины, рядом с которой куковали охранники, – это я – Стрелков. Смотрите прямо перед собой, я не хочу, чтобы эти мордовороты меня вычислили.
Спирягин сперва вздрогнул от неожиданности, но потом быстро сообразил в чем дело и продолжал прогуливаться вдоль дома как ни в чем не бывало. Стрелков приноровился к его шагу и двигался рядом, склонив голову к уху профессора.
– Сейчас мы избавимся от этих придурков, – шептал он, – которые привезли вас сюда, и поедем куда-нибудь в тихое местечко. Сколько вам нужно времени, чтобы снова сделать меня нормальным человеком?
– Трудно сказать, батенька, – профессор старался не показать вида, что он и сам не знает, сколько это может занять времени, и возможно ли это в принципе, – дело в том, что без определенного оборудования, реактивов, помощников, сделать это будет довольно проблематично. Я не хочу сказать, что невозможно, – добавил он, – но…
– Все равно, Вадим Михайлович, – горячо проговорил Петрович, – вы сейчас поедете со мной.
– Но Эдуард Васильевич настаивает, чтобы мы приехали к нему, – пролепетал Спирягин, – он, знаете ли, не из тех, кто бросается словами. Эти молодчики… Как вы с ними собираетесь поступить, Сергей Петрович?
– Это мое дело, – отрезал Стрелков.
– Неужели и вправду получилось?.. – восторженно выдавил из себя Спирягин, не выдержав и все-таки посмотрев туда, откуда раздавался голос Стрелкова.
– Получилось, получилось, – осадил его Петрович, – теперь нужно сделать так, чтобы получилось все наоборот.
– Ну, батенька… – начал было профессор, но не договорил.
– Эй, профессор, – окликнул вдруг Спирягина Толян, которому движения Вадима Михайловича показались подозрительными, – ну-ка, иди сюда.
– Делайте, как он говорит, – проговорил ему в самое ухо Стрелков, – идите.
Профессор послушно двинулся в сторону «Линкольна», а Стрелков принялся на ходу соображать, как ему избавиться от этих шкафов в костюмах, пока они не забрались в свою крутую тачку; оттуда выкурить их будет не так-то просто. Он не успел придумать ничего лучше, как зарядить Толяну прямой правой в голову, когда тот почти вплотную приблизился к Спирягину.
– Ты че, придурок, охамел что ли?! – он затряс здоровенной головой на бычьей шее и схватил Спирягина за лацканы пиджака.
– В чем, собственно, дело? – возопил Спирягин, не ожидавший таких действий с его стороны. Профессор даже не понял, что Толян только что схлопотал по лбу.
– Щас ты поймешь!
Толян, держа одной рукой Спирягина за грудки, другой размахнулся для удара. Этого как раз и ждал Петрович.
Когда-то занимавшийся борьбой и немного боксом, он перехватил руку Толяна, вывернул ее за спину и толкнул верзилу вперед и вниз, сопроводив толчок сильнейшим пинком под зад. Хорошего пинка, впрочем, не получилось, так как Стрелков все еще не приспособился как следует рассчитывать свои движения, не видя конечностей. Тем не менее, и того, что было сделано, хватило, чтобы Толян упал на асфальт, пропахав его головой и мощной грудью. Он едва не сбил с ног профессора, но тому удалось удержаться на ногах.
Водитель, не понимая, что творится с его приятелем, но видя, что тот как-то странно себя ведет, бросился ему на помощь.
На этот раз Петрович рассчитал все точно. Водитель с разбега нарвался на подножку и тяжело свалился на землю, снова увлекая за собой поднявшегося было на ноги Толяна.
Жильцы дома, разбуженные непонятной возней на улице, стали включать свет в квартирах и выглядывать в открытые окна.
Во двор медленно вкатилась серая «девятка», фары которой осветили стоявшего истуканом, не знавшего что ему предпринять Спирягина.
– В машину, быстро, – скомандовал ему Стрелков, бросившись к «Линкольну».
Но тут он увидел, что из въехавшей во двор «девятки» выскочили двое и направили пистолеты с глушителями на профессора. Стрелков сразу же узнал их, хотя свет падал на них со спины. Он толкнул Спирягина в бок, повалив его на землю, и как раз во время. Несколько пуль впились в стену дома, разбрызгивая осколки кирпича. Телохранители Азарова, которые к тому моменту уже сидели на земле, увидев, что их подопечному угрожает опасность, выхватили свои стволы и открыли беглый огонь по нападавшим. Дудин и Макс принялись палить в ответ, вернее, стрелял только Игорь Васильевич, так как Макс замертво свалился наземь словно подкошенный. Дудин стрелял лучше охранников Азарова. Он завалил водителя с первого выстрела, а Толяна ранил в правое плечо, из которого фонтаном брызнула черная кровь. Игорь Васильевич даже не оглянулся на поверженного Макса, которому пуля Толяна попала в голову, а двинулся к лежавшему Спирягину, ставшему теперь его мишенью. Он почти уже праздновал победу, когда услышал позади незнакомый голос.
– Стоять, брось оружие, спецслужба.
Не глядя выстрелив несколько раз в сторону этого неприятного голоса, Дудин кинулся к арке с противоположной стороны двора. Два человека в бронежилетах и касках, с короткоствольными автоматами бросились следом за ним, но у него было преимущество – он был налегке. Два других спецназовца, одетые точно также, направились к охранникам Азарова, а к Спирягину подошел Мячиков со своим помощником.
– Вставайте, профессор, – произнес Мячиков, защелкивая на нем наручники, – поедете с нами. И вам, Стрелков, – Петр Сидорович повысил голос, обращаясь куда-то в пустоту, – предлагаю сделать тоже самое. Вы меня слышите?
Петрович ничего не ответил. С такой кучей народа ему не справиться, даже в невидимом состоянии. Не убивать же их всех в конце-то концов! Хотя и это у него вряд ли бы получилось. Оставив профессора с Мячиковым, он быстренько ретировался через арку, в которую выбежал Игорь Васильевич. Спецназовцы, попавшиеся ему навстречу, были одни, и он понял, что Дудину удалось от них скрыться. Не попытавшись даже уехать на своей машине, подозревая, что успевший вызвать подкрепление Мячиков мог и там устроить какую-нибудь ловушку, Стрелков вынул из карманов туфли, обул их, отряхнув носки от пыли, и устало поплелся по ночному городу, который только на первый взгляд казался в этот час таким тихим и спокойным.
* * *
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
* * *
Потягивая пиво, Данилыч тупо пялился в телевизор. Рядом с ним, в одних трусах, сидела мясистая молодая особа с курчавящимися светлыми волосами и непроницаемым коровьим взглядом. Она зевала, чесала комариный укус меж гигантских обмякших грудей и тоже рассеянно следила за экраном. Данилыч уже поведал Сашке о приключившемся со Стрелковым. Она вначале не могла поверить, потом перестала думать об этом, как-будто свыклась. На самом деле она не утруждала себя размышлениями на незнакомые сызмальства для ее сознания темы. Сашка обладала крепкой нервной системой и напоминала Данилычу спокойное жвачное животное. То, что могло бы оттолкнуть другого мужчину – отсутствие женственности, тупость и равнодушие к жизни, за исключением чисто животных и хозяйских надобностей, наоборот, восхищало Данилыча. Сашка была в его глазах совершенством, ибо на свой лад воплощала его идеал женщины – тихой покорной рабыни, услаждающей своего господина. Несмотря на свою раннюю тучность и дрябловатость Сашка лихо кувыркалась в постели, чем окончательно сразила Данилыча.
За пивом и в постели они посмеялись над новым качеством Стрелкова с точки зрения сексуальной жизни, разбирая вопрос «как же это он теперь трахаться будет?» и это событие – превращение нормального человека в невидимку – добавило огонька в их ласки, послужило острой приправой к раз и навсегда заведенному распорядку еженедельных встреч.
После седьмой бутылки пива Данилыч откинулся на подушку и задремал, экран под его взглядом сначала расплылся в светлое искрящееся пятно, потом и вовсе перестал существовать. Он погрузился в самую сладкую стадию забытья – стадию засыпания, когда человеку кажется, что он все еще бодр и действует в реальной жизни, а на самом деле уже тихо и неуклонно проваливается в мягкую вату сна. И тут, выгоняя его сонную мысль на поверхность, в доме зазвучала острая, как комариное жужжание, жалоба дверного звонка.
– Твою мать! – выругался Данилыч, метнув беспокойный взгляд своих осоловелых глаз на Сашку.
Та тоже напряглась, машинально схватила желтую футболку и, быстро напялив ее, подобрала под себя свои слоновьи ноги.
– Кто это? – спросила она, особенно не испугавшись – она знала, что муж на дежурстве.
– Сиди тихо, – скомандовал поднимающийся Данилыч, – я гостя спроважу.
Он немного нервничал, обратясь мысленно к жене. Но потом отбросил эту мысль, его Люська в такое время уже спала. Да если бы она и застукала его здесь сейчас, чтобы она сделала? Он ухмыльнулся, представив напускную растерянность жены. Она наверняка догадывалась, что он порой коротает вечера в своей лаборатории с бабами, но, приведись ей увидеть воочию мужнину измену, стала бы поначалу удивляться, дуться, ругаться – этого требуют приличия. Устроила бы, может быть, скандал, но дальше этого дело бы не пошло. Он кормил все семейство, а потому никто из его домашних не стал бы резко осуждать его, не стал бы вообще показывать, что ему что-либо известно об его шашнях на стороне. «Он свое отработал, оттрубил, так дайте, – восклицал мысленно Данилыч, подходя к входной двери, – спокойно пожить под старость!»
Тот, кто стоял за дверью, видимо, не хотел оставить его в покое и сжалиться над его годами, он упорно звонил, демонстрируя наглое нетерпение. Данилыч окликнул: «Кто там?» Звонок повторился, но никто ничего не сказал в ответ. Это удивило и немного обеспокоило Данилыча. Он повторил вопрос и, не дождавшись снова ответа, отпер замок и открыл дверь.
Прежде чем Данилыч успел что-то понять, он оказался втолкнутым в маленькую сумрачную прихожую, едва не упав со ступенек, которые вели к двери. Два темных молчаливых силуэта надвинулись на него и Данилыч услышал звучный агрессивный голос:
– Где Стрелков?
– Не знаю, – заикаясь, сказал Данилыч, – испуганно глядя на того, кто говорил.
– Пошли в комнату, – пихнул он Данилыча в плечо.
Второй субъект проследовал за ними в тускло освещенную залу, где в аквариумах затаились испуганные рыбы, наблюдая из клочков водной растительности за незнакомцами.
– Чем это ты тут занимаешься? – с ядовитой усмешкой спросил высокий жилистый мужчина в серых брюках и коричневой, в желтую полоску рубашке, первым из вошедших обратившийся к Данилычу.
– Рыбок разводит, – чуть более добродушно усмехнулся второй, тоже высокий, похожий на каланчу.
– Садись, Виктор Данилыч, – наплевательским тоном произнес первый, – поговорим о твоем дружке.
– А вы, собственно, кто? – захлопал глазами опускающийся на драный диван Данилыч.
– Это тебе знать не обязательно, – грубо ответил мужик в коричневой рубашке, – та-а-а-к, – он прогулочный шагом, достав из кобуры «ПМ» и, крутя его в руке, подошел к аквариуму с барбусами. – Значит, снабжаешь рыбками зажравшихся буржуев?
Он метнул в Данилыча обезоруживающе враждебный взгляд, чем поселил в душе последнего панику. Штерн не понимал, чем он не угодил этому поигрывающему пистолетом нахалу, но он четко понял, что тот прямо-таки ненавидит его и если что… Нутро Данилыча окатила волна ледяного холода, хоть он и был не особенно труслив и многое в жизни повидал.
– Я ничего противозаконного… – запинаясь, проговорил он.
– Молчи, придурок, – язвительно рассмеялся мужик в коричневой рубашке, – ты один?
Данилыч отрицательно покачал головой, чувствуя, что только правдивые ответы могут его спасти.
– С бабой? – проницательно спросил мужик.
Данилыч машинально кивнул.
– Скажи, пусть вытряхивается, ясно? – судорожно вскрикнул тот.
Данилыч задрожал всем телом, встал на подгибающихся ногах и поплелся в соседнюю комнату. Сашка по-прежнему сидела на кровати, поджав под себя ноги. Ее глаза метали искры животного страха.
– Кто это? – упавшим голосом спросила она, когда Данилыч, приблизившись к кровати, доверительно нагнулся к ней.
– Собирай вещи и сматываяся, – прошептал он, – потом все объясню.
– Я мигом, – Сашка вскочила и стала хватать разбросанное по постели белье.
Данилыч вернулся в гостиную-лабораторию.
– Где же твой друг, Виктор Данилыч? – ухмыльнулся мужик в коричневой рубашке.
– А мне как к вам обращаться? – обрел наконец способность соображать Данилыч, – и на каком основании…
– Основание мы найдем, – угрожающе усмехнулся мужик, и принялся лениво слоняться вдоль стойки с аквариумами, – что ж, зови меня Михаилом Игнатьевичем, а моего начальника – Юрием Антоновичем.
– Очень приятно, – Штерн опасливо посмотрел на Юрия Антоновича, с небрежным спокойствием наблюдавшего за происходящим, и если бы не напряженная обстановка, позволил бы себе горькую усмешку припертого к стенке человека.
– Виктор Данилович, – взял голос Юрий Антонович, казавшийся более выдержанным и вежливым, чем его напарник, – нас интересует ваш приятель. Как его найти?
– Вы за этим ко мне пришли? – у Данилыча немного отлегло от души и как только он ощутил относительное успокоение, его пронзило жгучее чувство несправедливости.
– Когда вы его видели в последний раз?
– Так меня же уже спрашивали и предупреждали, – с укоризной взглянул на Михаила Игнатьевича Данилыч, но увидев его вытаращенные, горевшие какой-то адской ненавистью глаза, умолк.
– Кто, когда? – рявкнул он, кругля зенки.
– Из органов, сегодня, вечерело уже, – озадаченно пожал плечами Данилыч, – а Петрович вчера в обед забегал…
– А сегодня? – сурово взглянул на Данилыча Михаил Игнатьевич.
– Нет.
В этот момент из спаленки вынырнула спешащая к выходу Сашка. Она испуганно покосилась на стоявшего у порога Юрия Антоновича.
– Здрасьте, – глухо произнесла она, – я пошла.
– Ага, – ответил Данилыч, снова подняв глаза на Михаила Игнатьевича.
Тот гаденько ухмыльнулся, изобразив на лице отвратительно-скользкую догадку.
– Грешим помаленьку? – посмотрел он с садистской игривостью на Данилыча, смерив его наглым изобличающим взглядом.
Данилыч промолчал. Его возмущение уступило место страху.
– Если он появится, я вас предупрежу, оставьте телефон или…
– Ты уже кому-то обещал сообщить о приятеле? – усмехнулся Михаил Игнатьевич. – Так вот, никому кроме нас. Так, сколько сейчас…
Он озабоченно посмотрел на часы.
– А мы ведь можем подождать, – на губах Михаила Игнатьевича застыла ядовитая усмешка, – а, Юрий Антонович, спешить нам некуда.
Перспектива провести с этими людьми остаток ночи нагнала ужас на Данилыча.
– Да-а, – продолжил Михаил Игнатьевич, разглядывая аквариумы, – значит, пока Володька мой в Чечне парится, ты тут рыб разводишь и всяким мудакам с толстыми кошельками продаешь?
– Так семью же кормить надо, – взмолился Данилыч, – я ж не по прихоти…
– Развелось вас, бизнесменов, выше крыши, – злобно усмехнулся Михаил Игнатьевич.
– Не имеете права, – возроптал вдруг Данилыч, – я тут не при чем…
– Я вот щас тебя тут пришибу, – Михаил Игнатьевич помахал ТТ под носом Данилыча, – и мне ничего не будет, понял?
Данилыч вытаращил глаза. Такой жестокости он не ожидал.
– Думаю, мы тут зря теряем время, – вздохнул Юрий Антонович, – полагаю, Виктор Данилыч известит нас, если господин Стрелков вдруг объявится, ведь так?
Граблин поднял на притихшего Данилыча глаза. В них таилась добродушная ирония. Приободренный этим взглядом, почти благодарный за отсутствие свирепости в нем, Штерн с готовностью кивнул.
– Обязательно, – выдавил он из себя.
Юрий Антонович достал из кармана легкого светлого пиджака блокнот, вырвал лист, и черкнув на нем номера телефонов, положил на стол.
– Пошли? – вяло посмотрел он на своего кровожадного напарника.
Тот молча встал с табурета и направился к выходу. Когда Юрий Антонович, первый прошедший в прихожую, уже открывал дверь, Михаил Игнатьевич, выхватив ловким движением положенный было в кобуру пистолет, ударил его рукояткой по стоявшему у самого окна аквариуму. Толстое, почти сантиметровой толщины оргстекло выдержало удар и не раскололось. Тогда вышедший из себя мент в штатском начал с остервенением колошматить по стеклу еще и еще. Стекло дрожало, вода в аквариуме вибрировала, рыбки бешено метались от стенки к стенке.
– Какого черта, капитан? – удивленно и недовольно крикнул вбежавший на шум Граблин.
Но капитан, казалось, не слышал его. Поняв наконец бесплодность своих попыток, Михаил Игнатьевич осмотрел комнату свирепым взглядом и схватил валявшийся в углу молоток. Данилычу показалось, что прозвучал взрыв. Разбитое стекло с оглушительным грохотом рухнуло на пол, освобожденная вода подобно вышедшей из берегов реке, хлынула в комнату, заливая помещение. Выброшенные с нею рыбы брякнулись на пол золотисто-серебристыми звездами и, хватая ртом воздух, принялись биться среди уходящей сквозь щели в полу воды. Данилыч дико взвыл, услышав в ответ издевательский смех капитана.
– Вот что будет с твоим бизнесом, если не сдашь своего приятеля!
– Ты с ума…
Горло Данилыча забил комок слез и криков. Он кинулся к рыбам, наступая на осколки, скользя и судорожно матерясь. Хлопнула входная дверь, хлопнула еще и еще, и в прихожей снова зазвучал смурной голос Михаила Игнатьевича. Истерически высокий женский голос перехлестывался с ним. До уха растерявшегося вконец Данилыча, потрясенного зрелищем невиданного варварства и остервенелой злобы, донеслись сдавленные крики, стоны и причитания.
– Ничего не случилось, – долетел до Штерна принуждено ровный голос Граблина, – успокойтесь.
– Что с моим мужем? – Галина плакала навзрыд. – Что-о-о с ним?
Ее протяжные всхлипы раскачивали тишину, хлюпающую утекающей под пол водой. С улицы донесся шум хрустящего под ногами щебня, голоса собравшихся в доме Данилыча заглушили его.
– Эй ты, – небрежно окликнул Данилыча Михаил Игнатьевич, – дай ей воды, успокой.
В данных обстоятельствах, когда пол был затоплен аквариумной водой, этот совет звучал довольно забавно. Хотя Штерн менее всего был способен сейчас оценить красоту черного юмора, которым так и сочилась эта ситуация.
– Пошли, – скомандовал Граблин.
Они не успели открыть дверь, как во дворе хлобыстнула калитка и через минуту напряженное безмолвие ночи разорвало хищное жужжание звонка.
– Тихо! – шепотом сказал Граблин, прикладывая палец к губам. – Штерн, откройте дверь.
Стоявший позади Галины Михаил Игнатьевич плотно зажал ей рот ладонью, прижав к себе словно клещами. Граблин быстро выхватил пистолет из висящей под пиджаком кобуры и прислушался. Звонок повторился. Данилыч поспешил в прихожую.
– Данилыч, мать твою! – донеслось со двора.
Галина было дернулась, но Михаил Игнатьевич был начеку – он больно сдавил ей горло, перекрывая крик. Граблин пистолетом сделал знак Данилычу открыть дверь. Как только дверь распахнулась, а Данилыч отпрянул назад, отброшенный стремительным натиском Граблина, Михаил Игнатьевич отшвырнул от себя Галину, не заботясь о том, что она могла грохнуться на пол, и на бешеной скорости подлетел к двери.
* * *
Стрелков шел, выбирая самые темные улицы, самые неосвещенные тротуары. Атавистическая привычка брала верх. Он был невидимым, но волнение и страх вытеснили память о его новом качестве, и он то и дело шарахался от фонарей, казавшихся ему теперь несносными соглядатаями. Он шел так, как смертельно пьяный – на автопилоте. Внутри него включился некий моторчик, работающий как отлаженный часовой механизм. Вначале и страха-то не было, было лишь ощущение, что выпал в какое-то другое измерение, где его, Стрелкова, благонадежного гражданина и прекрасного семьянина, ждали опасные испытания. Он не удивлялся, а только с замирающим дыханием констатировал мысленно факт этого внезапного выпадения. Все, что он обрел, став невидимым, все навыки, за которые он заплатил дорогой ценой, все его маленькие победы, одержанные над собой в том положении, в котором он оказался, теперь были сведены на нет. Из черной воды устрашающе поднялась ледяная гора айсберга, отуманенную верхушку которого он видел до сих пор.
Его смешные, как теперь ему виделось, беды, связанные, например, с плохой ориентировкой, неловкостью, невозможностью поездки в набитом общественном транспорте, его растерянность при мысли, как он предстанет перед женой, все эти бесчисленные мгновения раздражения, досады и наитий, комичных и драматичных недоразумений рухнули в пропасть, смешались с мглистым прахом, витающим в ней. За ним гонялись, но он, больше всего на свете дороживший вниманием других, своей репутацией и общественным статусом, был напуган таким проявлением людской заинтересованности. Заинтересованность преследующих его людей открыла ему нечто новое, а именно, возможность смотреть на него, на Стрелкова, как на вещь, как на мишень. В этой заинтересованности сквозило жестокое безразличие к его индивидуальной судьбе.