* * *

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

* * *

– Он испарился, шеф, – пытаясь скрыть недоумение, сказал в трубку Игорь Васильевич.

Стоявший рядом Макс все еще находился под впечатлением увиденного «исчезновения» Стрелкова.

– Что за порожняк ты мне гонишь? – раздраженно буркнул глухой, сипловатый голос.

– Он стал невидимым… Я выстрелил в него, бейсболка слетела у него с головы, а под ней – пусто, – Игорь Васильевич, хладнокровный прагматик и материалист, чувствовал, что попал в некую ловушку – ему самому меньше всего хотелось трепаться о какой-то там невидимке, – без базара…

– Ты аванс получил? – разгневанно спросил абонент Игоря.

– Шеф, ты же знаешь, я работаю без проколов…

– Так докажи! Че ты мне пургу несешь? – рявкнул собеседник.

– Он – невидимка… – с тревогой в голосе произнес Игорь Васильевич, – если бы не так, мы бы с Максом его раз десять уже уложили.

Макс встретился взглядом с Игорем и отвел глаза. Ему было не по себе видеть своего начальника таким растерянным, кипящим досадой и бессильной злобой.

– Ну все, – презрительно бросил абонент, – чтоб завтра я о нем забыл. Ты меня понял?

– Понял, но…

– Никаких но! – трубка отключилась.

Пару минут Игорь Васильевич стоял с мобильником в руках, молчаливо, словно что-то обдумывая.

– Хрен с ней, с невидимкой, – пренебрежительно сказал он, – и на нее можно сеть накинуть…

– Ты о чем? – удивился Макс.

– Будем следить, – вздохнул Игорь Васильевич, – а если ничего не получится, скажем, что грохнули этого Стрелка…

Он мрачно усмехнулся.

– Если он и вправду невидимка, – ответил Игорь на немой вопросительный взгляд Макса, – то пусть себя бродит…

– А он невидимка? – раскрыл широко глаза Макс.

– Выясним, – уверенным тоном закончил диспут Игорь Васильевич, снова зауважав себя – его ошеломленная растерянность уступила место твердому решению.

– А по башке нам не настучат, если мы его упустим?

– Не упустим… Чудес в природе не бывает, – ухмыльнулся Игорь Васильевич, стараясь смыть из памяти неприятный холодок «очевидного-невероятного».

* * *

Покинув жилище своей новой знакомой, Стрелков медленно брел по улицам, стараясь не столкнуться ни с кем из прохожих. На душе было ощущение пустоты, словно и там, внутри все стало вдруг невидимым. Он пытался думать о своем новом состоянии, о связанном с этим состоянием отношением к нему других людей, но мысли путались и рвались, как клубки ниток у столетней старухи с трясущимися руками, вздумавшей вдруг заняться вязанием. Да собственно и отношений-то никаких не было, если не считать вчерашнего вечера у Данилыча, который так до конца и не поверил своему приятелю, и сегодняшнего общения с Натой, вообще принявшей его за паука. Нужно было идти домой и как-то объясняться с женой. Вспомнив о Галине и ее шашнях с Виталиком, Петрович вздохнул и едва не столкнулся с толстым мужиком, вперевалку двигающимся навстречу. Он отшатнулся в сторону, чтобы избежать ненужного инцидента, но толстяк все-таки зацепил его портфелем. Стрелков ехидно усмехнулся и, не обращая на недоумевающего толстяка внимания, двинулся дальше. Ноги сами несли его к дому, хотя мысль о том, что он скажет Галине все никак не хотела складываться.

Сергей пробовал поставить себя на место жены и представить, что она может подумать о муже-невидимке, но получалось у него это плохо. Он и сам-то, пребывая в этом новом для себя качестве, никак не мог понять, что же все-таки с ним произошло. Нет, тот факт, что каким-то старанным образом он стал невидимым для окружающих, да и для самого себя, он воспринимал, но вот понять каким образом это произошло, не мог никак. Даже пытаясь припомнить что-то из области физики, которой когда-то серьезно занимался. В конце концов, – решил Петрович, – есть же в жизни такие вещи, которых человеческий разум не в состоянии не только объяснить, но и понять. Например, все мы как-будто знаем, что такое электрический ток, но вот представить себе это в виде какого-то наглядного процесса не может никто. Да, электроны вроде бы колеблются в проводах, передавая энергию друг другу, но почему они это делают? Ни один физик никогда еще этого не растолковал, хотя все делают вид, что прекрасно понимают как это происходит.

Стрелков пытался понять, что же должно было случиться, чтобы человек стал невидимым? Человеческий глаз воспринимает световую волну определенной длины, отраженную от поверхности предмета. Если меня не видно, – пытался он мыслить логически, – значит, поверхность моего тела не отражает свет? Возможность такого явления даже в качестве предположения не укладывалась в его практическом мозгу. Я же материален, в конце-то концов! – твердил он себе, в который раз ощупывая руками свое тело. Эти спецы из засекреченной лаборатории изобрели что-то такое, – размышлял Петрович, на ходу, – но их всех покоцали, поэтому помочь ему вернуть свое первоначальное состояние они не могли. Оставался профессор Спирягин, который скрылся вчера прямо у него из-под носа. Нужно найти его и заставить вернуть мне человеческий облик, – определился наконец Стрелков, – но сначала нужно предпринять еще кое-что. Он ускорил шаг и, думая, что же он все-таки скажет жене, подошел к дому.

Здесь он снова пошел медленнее, решая, как ему проникнуть в дом. Можно было, конечно, подождать, пока кто-нибудь не откроет дверь подъезда и прошмыгнуть следом, но Петровичу было невтерпеж. Он набрал код, оглянулся, чтобы убедиться, что никто не видит, как сама по себе открывается и закрывается дверь подъезда и быстро скользнул внутрь. На лифте он подниматься не стал, боясь столкнуться с кем-нибудь из соседей при выходе из него. Поднявшись на свой этаж пешком, он нащупал в кармане пиджака связку ключей и, выбрав нужный, сунул его в замочную скважину. Почти бесшумно лязгнул хорошо смазанный механизм, отодвигая засовы, и дверь открылась.

Заперев за собой, Стрелков прислушался – кажется, в квартире он был один. Это было немного странным, ведь Галина, насколько помнил Петрович, собиралась домой. Он обошел все комнаты и кухню, проверил туалет с ванной и даже заглянул в кладовку. «Ну и черт с тобой», – вслух произнес он, устало опускаясь на диван, стоявший в гостиной. Посидев пару минут, снова встал и подошел к бару. Достав оттуда бутылку «Столичной», прямо из горлышка сделал несколько глотков. Водка приятно обожгла полость рта и, раздражая по пути каждую жилку, легко легла на желудок.

– Путная штука, – удовлетворенно крякнул Петрович, держа бутылку за горлышко.

Голова почти сразу прояснилась и Сергей вспомнил, чем он собирался заняться – поисками Спирягина. Но сначала нужно привести себя в порядок. Он снял с себя невидимую одежду и, бросив ее на диван, отправился в ванную. Полежав немного в теплой воде, Петрович как следует намылил мочалку и принялся скрести ей свое невидимое тело. «Вот блин, умора!» – рассмеялся он, посмотрев в большое зеркало, вделанное в стену над ванной. На него смотрел, если так можно выразиться, большой кусок белой пены, очертаниями напоминающий фигуру человека. Белая вата лохмотьями капала с рук и лица, которые, как впрочем и остальные части тела, как бы читались под ее слоем. Это было даже похлеще Терминатора, пролезавшего сквозь металлическую решетку.

– Я есть, я есть, – уже в который раз произнес Петрович и быстренько закончил водные процедуры.

Вытеревшись насухо большим банным полотенцем, он вышел из ванной комнаты и направился в спальню, по дороге сделав еще пару глотков водки.

Устроившись перед туалетным столиком жены, Стрелков стал наносить на лицо грим, делая это более аккуратно, чем в доме Наты. Он не стал замазывать тональным кремом все лицо, а наложил его только на нижнюю часть. Глаза он закрыл большими темными очками, а на голову нацепил бейсболку с длинным козырьком. Получилось не так аляписто, как в первый раз, но узнать в этом лице Стрелкова можно было только при большой доле воображения. Впрочем, сейчас это беспокоило Петровича не так сильно, нужно было лишь, чтобы его видели.

Закончив с макияжем, он надел новую белую рубашку, брюки и пиджак, а на ноги нацепил летние туфли. Включив свет, он встал перед зеркалом и начал придирчиво себя осматривать.

– Сойдет, – подытожил он, надев на руки тонкие хлопчатобумажные перчатки, которые иногда использовал при ремонте холодильников.

Когда его воплощение была завершено, Петрович принес из прихожей телефонный справочник и принялся разыскивать телефонный номер Спирягина. Ему повезло: людей с такой фамилией в Тарасове было всего двое. Одного из них – с инициалами Н.Г. – он отбросил, а номер Спирягина В.М. набрал.

– Да, – ответил на том конце провода глубокий женский голос, владелица которого показалась Стрелкову чем-то расстроенной.

– Мне бы Вадима Михайловича услышать, – попросил Сергей, еще не до конца уверенный, что попал именно туда куда нужно.

– Его нет дома, а кто его спрашивает?

– Я работал с профессором, – уже более уверенно произнес Петрович.

– Я вам не верю, – ответила женщина с дрожью в голосе, – все кто работал с моим мужем, погибли вчера в результате несчастного случая.

– Знаю, знаю, – торопливо сказал Стрелков, боясь, что абонент положит трубку, – я, как бы это сказать, был приходящим работником, ремонтировал холодильное оборудование. У меня высшая квалификация, поэтому ваш муж и обращался при необходимости ко мне.

– Вот как? – ноток недоверия в голосе жены Спирягина несколько поубавилось. – И что же вы хотите от моего мужа?

– Со мной, знаете ли, приключилось нечто необычное, – начал объяснять Стрелков, не зная как бы ему подобраться к сути проблемы, – если бы я смог встретиться с Вадимом Михайловичем, думаю, он помог бы мне.

– Боюсь, что в данный момент это невозможно, – ответили на том конце провода.

– Но почему?! – едва не вскричал Сергей Петрович. – Поймите, это очень важно!

– Я все понимаю, – вздохнула жена профессора, – но Вадима Михайловича дома нет.

– Тогда я приду к вам и подожду его, – предложил Петрович.

– Не уверена, что вы его дождетесь.

– То есть как? – в голосе Стрелкова было столько недоумения и мольбы, что женщина сжалилась над ним.

– Хорошо, – сказала она, – перезвоните мне попозже, – возможно, я что-нибудь придумаю.

Стрелков собирался еще о многом расспросить ее, но в это время в прихожей раздался звонок.

– Я скоро вам перезвоню, – пообещал Петрович и опустил трубку.

«Кого еще там черт несет?» – с неудовольствием подумал он, выходя в прихожую.

– Кто? – раздраженно спросил Петрович, пытаясь рассмотреть что-нибудь через дверной глазок.

Козырек бейсболки мешал это сделать, да еще эти темные очки… Впрочем, чем-то стоявший за дверью мужчина показался Стрелкову знакомым. Кроме того, он сказал, что от Ивана Васильевича. Вполне возможно, что шеф прислал заказчика к нему домой, что не раз делал и раньше. Но обычно, все приходившие к Петровичу люди набирали номер квартиры и общались с ним через переговорное устройство, этот же каким-то образом попал в подъезд. Это обстоятельство показалось Петровичу странным. Его начальник дома у Стрелкова ни разу не был и код, которым отпиралась входная дверь, не знал. Но Стрелкову за последние два дня столько уже приходилось удивляться, да и потом, он был немного не в себе, так что не стал разговаривать через дверь, а решил отпереть и спустить всех собак на непрошенного визитера. Не успел он распахнуть дверь, как в грудь ему уперся длинный пистолетный ствол.

В это самое мгновение словно молния пронзила мозг Петровича – в незваном госте он узнал того самого человека, который расстреливал оставшихся в живых после взрыва сотрудников лаборатории. Петрович действовал скорее интуитивно, чем подчиняясь разуму. Левой рукой он отвел ствол пистолета от своей груди, а правой что было сил толкнул стальную дверь и бросился в гостиную.

Он слышал, как вскрикнув от боли, упал киллер и принялся лихорадочно соображать, что же можно предпринять в данной ситуации. «Бежать, бежать!» – решил он, мгновенно перебрав несколько вариантов. У него не было ни тени сомнения, зачем этот человек пришел в его дом – чтобы укокошить его (Стрелкова), как ненужного свидетеля. «Как только они узнали про меня?» – мелькнула еще одна мысль. «Может быть, – успел подумать Петрович о своей невидимости, – мне стоит быстренько раздеться?..» Но на это не оставалось времени, сейчас он не может рисковать. Пока это он скинет пиджак, брюки, рубашку!.. Бесшумно сделать это не удастся, а этот парень, видно, не первый раз берется за такую «работу». Да еще этот чертов макияж! «Нет, нужно бежать!»

Петрович осторожно выглянул в прихожую и увидел, что гость прихрамывая направился на кухню. Петрович на цыпочках прокрался к выходу и, уже не осторожничая, бросился вниз по лестнице. Все происходило так быстро, что опомнился он только на дне оврага, рядом с подгнившим тополем и принялся торопливо стягивать с себя брюки и рубашку. Вспомнив про накрашенное лицо, стянул с головы бейсболку и начал ожесточенно тереть лицо.

– Стоять, сука! – от этого окрика, который раздался так неожиданно, Петрович вздрогнул всем телом и машинально поднял руки вверх.

Бейсболка вдруг вылетела у него из руки, и только миг спустя, Сергей уловил несколько почти неслышных щелчков. Одна из пуль обожгла ему палец. Петрович пригнулся и бросился за ствол дерева. Теперь его было не видно, нужно только притаиться и его никто не найдет. Даже если на лице и осталось небольшое количество крема, в такой темноте это не имело никакого значения.

* * *

– Макс, мать твою, какого черта ты не стрелял? – прошипел Дудин и, припадая на одну ногу, подошел к месту, где только что стоял Стрелков.

Стараясь не дышать, Петрович просто врос в шершавый ствол тополя. Он не видел как Игорь Васильевич поднял бейсболку дулом пистолета и, расправив ее, посмотрел сквозь отверстия от пуль на луну.

– Чего это с ним, Игорь, а? – выдавил из себя, молчавший до этого Макс.

– Не видишь что ли, – пожал плечами Дудин, бросая бейсболку в сторону.

– Вот именно, не вижу, – кивнул Макс, перекладывая оружие в правую руку.

– Ты лучше послушай, – недовольно поморщился Игорь Васильевич, замерев на месте, – может он шуметь будет. Тогда бей наверняка эту падлу.

– Да кого бить-то? – Макс сделал несколько шагов вперед.

– Это прямо телепортация какая-то…

– Не мели чепуху, Макс, – Игорь Васильевич начинал нервничать, что с ним бывало крайне редко, – говорю тебе, послушай.

Макс навострил уши, но ничего подозрительного не услышал.

– Ничего, – он спрятал пистолет в кобуру. – Что будем делать?

Потирая время от времени ушибленную ногу, Дудин сделал полтора десятка шагов по дну оврага и вернулся назад.

– Нужно звонить Полкану, – вздохнул он, – предполагаю, что он будет очень недоволен.

* * *

– Мамед Мамедович, – раздался в поднятой трубке исколотый визгливыми нотками голос секретарши, – Кушнарь Олег Николаевич, соединить?

– Валяй, – с оттенком обреченности произнес Магомедов, мешая сахар в чашке. – Слушаю, Олег Николаевич.

– Привет, Мамед, – раздался в трубке звучный густой баритон, – у меня к тебе просьба есть.

Кушнарь не любил говорить обиняками, как, впрочем, не любил и разного рода преамбулы.

– Чем могу, как говорится… – замешкался от неожиданности Магомедов.

Его короткопалая рука беспокойно заерзала по листкам бумаги.

– Разговор есть…

– Мне подъехать, Олег Николаевич? – с восточным подобострастием спросил Магомедов.

– Не беспокойся. Я тут в трех шагах от тебя, так что сам заеду.

– Хорошо.

Магомедов повесил трубку и, тяжело вздохнув, встал с кресла. Его рассеянный взгляд скользнул по портрету Путина, как показалось сейчас Мамеду Мамедовичу, смотрящему на него с некоторой ехидцей и затаенным неодобрением. Магомедов принялся ходить по кабинету взад-вперед, пытаясь одолеть неприятное волнение, вызванное ожиданием визита Кушнаря. Он не симпатизировал этому резковатому и прямолинейному человеку, привыкшему называть вещи своими именами. Магомедов диву давался, как будучи лишенным склонности угождать и идти на компромисс, можно достичь высокого чина. «А может, он в тайне и прислуживает кому?» – закралась у него мерзкая мыслишка. От этого на душе у него стало спокойней. Сознание того, что присущее ему угодничество и лицемерие могут быть свойственны и другим людям, приятно согревало Мамеда Мамедовича. Ничто так не ранит душу самовлюбленного человека, как чужое моральное превосходство.

Магомедову нелегко пришлось в жизни. Маленького роста, полный, похожий на шарик, с неуклюжими движениями и неловкой походкой, обделенный чувством юмора, плохо усваивавший школьные дисциплины, он не внушал бы людям ничего, кроме жалости или брезгливого отвращения, если бы не перешагнул через свое происхождение, не позаботился о себе и не сделал карьеры. Теперь он волен был распоряжаться судьбами многих людей, но это завоеванное могущество не избавило его от застарелых комплексов и обид. А тут этот несгибаемый, улыбчивый красавец!

Кушнарь в свои пятьдесят с небольшим был мужчиной хоть куда. Он коротко стриг свои густые, начавшие седеть волосы, но ничто не властно было над упрямством его волнистых прядей. Орлиный профиль, жесткая линия подбородка, светлые проницательные глаза, глядевшие с иронией на собеседника, высокий рост и ладная фигура, а главное, чин Кушнаря, его профессиональные успехи – все это больно било по самолюбию Магомедова.

Мамед Мамедович кашлянул, пробуя отогнать от себя неприятные мысли. Он догадывался, что Кушнарь будет что-то требовать от него, вернее, просить. Просьба всегда была приказом, мягким, но настойчивым призывом к повиновению. И это тоже не нравилось честолюбивому полковнику.

В этот момент заскрипел селектор. Магомедов поспешил нажать кнопку.

– Мамед Мамедович, – проклюнулся в селекторе голос Маши, – к вам Олег Николаевич.

– Ага, – он сел за стол, взял в руки ручку и стал озабоченно постукивать ею о стол.

Обитая черной кожей высокая дверь распахнулась и в кабинет стремительной размашистой походкой вошел статный мужчина в штатском. На его губах была улыбка.

– Ну и жарища, – Кушнарь без приглашения сел в кресло. – Как жизнь? – без особого интереса спросил он.

Магомедов ограничился пожиманием плеч и выпячиванием нижней губы, на которой блестела слюна.

– А ты хорошо выглядишь, – скрепя сердце произнес Магомедов, – можно подумать, что целый день на воздухе.

– На воздухе, – усмехнулся, качнув крупной головой Кушнарь, – нет, брат, я все больше по кабинетам.

– Хочешь чего-нибудь выпить? – предложил Магомедов, пытаясь понять, что же привело к нему начальника местной спецслужбы.

– Можно, – согласился Олег Николаевич, – только я ведь ненадолго. Мне сообщили, что ты все-таки ищешь организаторов вчерашнего взрыва.

Магомедов внутренне напрягся. Он, конечно, мог бы предположить нечто подобное, но то, что это произойдет так быстро…

– Я должен, Олег Николаевич, – чтобы не выдать своего раздражения, Мамед Мамедович поднялся и подошел к шкафу, в котором стояла бутылка армянского коньяка.

Разлив его по рюмкам, Магомедов поставил одну перед подполковником.

– Не думаю, что ты кому-то что-то должен, – Кушнарь поднял рюмку и принялся согревать ее в ладонях.

Было видно, что он разбирается в качественных напитках. Он покрутил коньяк в рюмке, понюхал его и сделал небольшой глоток. Так как Магомедов молчал, а Кушнарю хотелось поскорее покончить с этим разговором, он продолжил:

– В Москве считают, что милиции необязательно лезть в это расследование, тем более, что у вас все равно нет никаких наработок. Да и на кой черт тебе это нужно, Мамед Мамедыч?

Магомедов тяжело вздохнул, давая понять, что несмотря на чин, человек он подневольный.

– Я не получал никакого распоряжения, – все же решил он посопротивляться, дабы придать себе значительности, – никакого письменного или устного приказа.

– Да и здешние чиновники… высокие чиновники, – Кушнарь выразительно взглянул на полковника, – не хотят, чтобы этим занималась милиция.

– Намек понял, – усмехнулся Магомедов, – но у меня есть свое начальство.

– С твоим начальством все будет улажено, – не обращая внимание на гримасы и вздохи Магомедова, лукаво улыбнулся Кушнарь, – так что я, можно сказать, избавляю тебя от необходимости взваливать расследование на себя. Разве тебе больше нечем заняться?

– Мы все же кое-что узнали, – не унимался Магомедов, – еще немного и выйдем на след преступников.

– Ты о взрыве? – вяло поинтересовался Кушнарь. – Думаю, это конкуренты Азарова. Да, ты бы мог заняться сбором информации, поиском доказательств, но мы решили сами во всем разобраться. И люди там, – Кушнарь ткнул оттопыренным большим пальцем вверх, – заинтересованы в том, чтобы именно наша структура этим занялась.

Последняя реплика прозвучала сухо и отрывисто.

«Значит, и он все же кому-то задницу лижет, – злорадно усмехнулся про себя Магомедов, – шишке какой-нибудь московской. Что-то он говорил о здешних чинушах… Да, и тут кого-нибудь обхаживает». Это предположение наполнило легко уязвимую душу полковника гаденьким ликованием. Не такой он чистый, этот Кушнарь. Да и как можно оставаться незапятнанным, когда занимаешься такой работой?

– Уголовщиной? – недоверчиво посмотрел на Кушнаря Магомедов.

– Речь идет о взрыве в секретной лаборатории, – подчеркнул Кушнарь, сделав очередной глоток коньяка, – а все что секретно – дело секретных служб.

Он громко рассмеялся. Последняя фраза вызвала в полковнике подозрение, что, возможно, спецслужбы имели в работе этой секретной лаборатории свой интерес. Это заставило Магомедова еще больше усомниться в легендарной порядочности сидящего перед ним человека.

– Насколько я понял, – хитро, с оттенком подобострастия, улыбнулся Магомедов, – там производились наркотики. У меня тоже были кое-какие наводки.

– Что ж ты раньше этими наркодельцами не занялся? – с веселым упреком глянул на Магомедова Кушнарь.

– Мы хотели поглядеть, как все это будет развиваться, – Магомедов хлебнул коньяку и зажмурился, пытаясь такой гримасой стереть с лица напряженное выражение, – выявить связи, поставщиков, участников, организаторов процесса… И потом, мы же не камикадзе! Если такое дело кто-то начал, прямо под носом у администрации, значит, это выгодно кому-то из верхов. Надо было сначала все уточнить, чтобы действовать наверняка.

Пока Магомедов упражнялся в уклончивом восточном красноречии, Кушнарь со спокойным интересом разглядывал его. Он платил Магомедову за его нелюбовь стойкой антипатией, наслышанный о продажности и угодничестве полковника. Кушнарь тоже был не без греха, но полагал, что и в пороках, и в рабском служении нужно знать меру.

– Понятно, Мамед Мамедович, – снисходительно улыбнулся он, устав слушать, – в любом случае это теперь не твоя компетенция. Нас интересует местонахождение Спирягина, начальника лаборатории. Как ты думаешь, где он может быть?

Значит, не наркотики производили в лаборатории Азарова, а что-то такое, что имело важное стратегическое значение. Невидимки? А почему бы и нет? Мы живем в эпоху генной инженерии, невиданных научных перспектив и открытий. Лазер, ядерное топливо, ядерное и химическое оружие, ракеты, космические аппараты-челноки… – Магомедов мысленно перечислял приметы эпохи, стараясь заставить себя поверить в то, что в лаборатории Азарова могли заниматься разработкой модели нового человека. В голове Магомедова созрел тщеславный и смелый план. На первое место в нем вышло не разоблачения преступников, взорвавших лабораторию, а поимка невидимки.

– А что, дома его нет?

– Перестать, – раздраженно качнул головой Кушнарь, – думаешь, я поверю, что вы не побывали дома у профессора?

Кушнарь пронзил недовольного полковника острым как игла взглядом.

– Значит, у Азарова, – стараясь напустить на себя беспечный вид, ответил Магомедов.

– Проверяли. Там его нет, – коротко сказал Кушнарь.

– Тогда не знаю, – пожал плечами Магомедов.

– Ну вот, – раздраженно повысил голос Кушнарь, – не знаешь и не лезь!

– Ладно, – пошел на попятную Магомедов, – договорились.

Кушнарь довольно крякнул, допив коньяк и, не протягивая руки, простился.

– Маша, – Магомедов нажал кнопку на селекторе, – давай ко мне Граблина.

Через минуту в кабинет вошел Юрий Антонович.

– Садись, – бросил Магомедов, сведя на переносице свои кустистые черные брови.

Граблин сел на стул и приготовился слушать.

– Взрывом в лаборатории заниматься будут спецслужбы, – Мамед Мамедович сурово глянул на Граблина, – но ты это дело не бросай. Только давай поконспиративней. Меня интересует любая информация о невидимке. Похоже, он на самом деле существует, если к расследованию подключились люди Кушнаря.