Страница:
Смотрю на эту огненную стихию и думаю: сейчас немцы не могут определить, где земля, а где небо.
Не разделяю радость плясунов потому, что знаю, во время артподготовки противник переходит во вторую траншею и отсиживается там. Затем возвращается в первую траншею и встречает наступающих плотным огнем
Во время первой мировой войны артподготовку вели непрерывно сутками.. Однако, при переходе в наступление огонь обороняющихся был таким же плотным, как и до артподготовки. Обо всем этом мне довелось читать не раз. До войны военная тематика была очень распространена во всех произведениях, даже детских. Видимо, власти готовились к войне.
Но вот, артиллерия перенесла огонь в глубину немецкой обороны, и ротный подал команду: «Вперед! За Родину! За Сталина!»
С удивлением вижу, что боец, находившийся справа от меня, тот самый, который разбил бутылку с зажигательной смесью, бежит не вперед, а наискосок к центру. И другие поступают также. Все стали сбиваться к середине боевого порядка роты.
Человек стадное животное и, в данном случае, сработал стадный инстинкт. Стадо, почуяв опасность, всегда сбивается в плотную кучу. Это привело к гибели многих бойцов, так как расстрелять плотную толпу проще, чем редкую цепь.
Не буду поддаваться стадному инстинкту, а буду бежать только вперед — таково было мое решение. Надо отметить, что такое противостояние большинству, частенько было свойственно мне. Позже, после войны, на партийных или профсоюзных собраниях бывали случаи, когда автор этих строк один голосовал против. предлагаемой резолюции.
Обычная картина на партсобрании: сидит коммунист читает книгу, Вдруг слышит — прошу голосовать. Быстро окидывает взором сидящих и , увидев лес рук, поднимает руку. За что он голосует, ему все равно! Это тоже стадный инстинкт.
Немцы открыли интенсивный огонь. Сразу стало ясно, что он хорошо организован. Такой огонь существенно отличается от беспорядочной стрельбы. Преобладает пулеметно-автоматный огонь, равномерно распределенный по всему фронту наступления нашей роты.
По цепи роты, кроме огня из стрелкового оружия, велся огонь из минометов… Разрыв мины в цепи пехоты оставляет брешь. Мины все время рвались у нас в тылу, так как мы непрерывно продвигались. Полет мины продолжается десятки секунд в зависимости от расстояния. За это время цепь значительно продвигается вперед и, погибают те, кто отстал от цепи. Как только это дошло до меня, сразу же выдвинулся в первые ряды наступающих
При наборе этого текста, мне очень хочется выглядеть в глазах читателя героем. Да и причина для этого есть! Ведь был впереди всей цепи! Вспомнил, что после войны, инвалиды в вагонах электричек пели песню о герое — моряке черноморского флота. Там были такие слова:
Дальнейшие события развивались совершенно невероятным образом. Мы ожидали всего, но не того, что произошло! Противник поджег пшеницу, по которой мы двигались!.
Пожар возник сразу, на широком фронте Рота залегла. Рыжие языки пламени и густой черный дым поднимались над горящей пшеницей. Вместе с дымом в воздух взлетали черные хлопья ее недогоревших стеблей. Запахло печеным хлебом. Этот запах был сильным и приятным. Не могу забыть его до сих пор
Пламя танцевало на уровне пояса, но там, где пшеница была густой, достигало уровня груди, а временами отдельные языки пламени взметались и выше. Было совершенно ясно, что окунуться в это огненное море, означало сгореть заживо.
Командир роты снова и снова подает команду «Вперед! За Родину! За Сталина!», но рота лежит. Никто не хочет бросаться в огонь.
Ротный бегает вдоль цепи, угрожая бойцам автоматом. Он подбегает к одному бойцу, направляет на него автомат и кричит «Вперед, пристрелю!» Этот боец не хочет, чтобы его пристрелили и, бросается в огонь, но остальные лежат. Все понимают, что в огне гибель
Рядом со мной оказался Витька Ордынцев. Это меня ободрило. Все-таки не один!
— Витька — обращаюсь к нему — ты читал Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка?» Я эту книгу прочитал перед самым призывом в армию.
— Не читал, а что там?
— Медицинские комиссии признавали Швейка полным и законченным идиотом.
— Ты себя имеешь ввиду? — как всегда, сострил Витка.
В то время его острота вызвала мое недовольство. В сердцах, сказал ему:
— Дурак ты, Витька! Чтобы броситься в огонь надо быть полным и законченным идиотом. Вот, что имелось ввиду!
Если бы знать, как обернется этот бой для него, не сказал бы так.
Сейчас мои мысли были заняты тем, как бы не идти в огонь. И вдруг меня осенило.
— Витька, а ты знаешь, ротный до нас не добежит! Под таким огнем долго не набегаешься!
— Ну и что? Если его подстрелят фрицы, тотчас же командование примет один из заместителей, которых он назначил перед боем! Этот заместитель сразу же заорет — Рота, слушай мою команду!
Бросаться в огонь мне не хотелось. Усиленно ищу выход из положения, но этот выход никак не находился!
— Вот бегает ротный, угрожает автоматом, а как добежит до нас у него терпение лопнет и он нас пристрелит! — дал свой прогноз Витька.
— Так он за это получит выговор от командира полка!
Закрыв глаза, представляю себе выражение лица ротного, когда будут зачитывать этот приказ. Витька не сдавался. В этот момент он был неисправимым пессимистом.
— А тебе что от этого выговора? Тебя на свете не будет!
— То есть, как это не будет? Ну, что ты мелешь?
— Так ведь выговор ему дадут за то, что он нас пристрелит! А вот теперь подумай — кто из нас дурак!
Собираю все свои мыслительные способности в кулак, но обдумать его слова не успел. Витька встал в полный рост. Пули свистят, а он стоит, как бы бросая вызов, и огню, и пулям.
— Двум смертям не бывать, а одной не миновать!
С этими словами, последними в его жизни, он бросился в огонь. Его пример оказался настолько заразительным, что какая — то сила швырнула меня вслед за ним.
Едва подбежал к горящей пшенице, как язык пламени лизнул мое лицо. Стало нестерпимо больно, почувствовался запах горелых волос. Огонь слизнул с лица брови, ресницы, волосы с рук и ворс на шинели.
Пробежав всего несколько шагов, вижу объятого пламенем Витьку. Он бился в предсмертных конвульсиях на горящей земле. Это были последние мгновения его жизни. Видимо, в него попала пуля — подумалось мне..
. Двигаюсь вперед, почти теряя сознание от боли и удушья. В зоне горения кислорода меньше, чем в обычных условиях. Да тут еще новая напасть. Хлопья сажи залепили рот, нос, уши и глаза. Дышать нечем. Страшная тяжесть навалилась на мою грудь — мне казалось, что еще немного и, она меня раздавит.
Куда двигаюсь? Потерял ориентировку, так как уже не слышал звуки выстрелов. Возможно, изменилось направление моего движения и двигаюсь параллельно линии фронта? Двигаться вдоль линии фронта — последнее дело. Шансы погибнуть многократно возрастают. Возможно, повернул на 180 градусов и двигаюсь в тыл? Это грозило бы мне смертью, так как трусов пристреливали
И вдруг с ужасом вспоминаю, что в моем вещмешке находится целая пачка патронов — 70 штук Неприкосновенный запас или НЗ, как говорили в то время. Они же меня изрешетят! — подумалось мне. Сбрасываю вещмешок. Он дымится. Надо достать котелок и ложку — без них пропадешь. Но куда там! Патроны могут начать рваться в любой момент и тогда мне конец! Эти мысли с быстротой молнии пронеслись в моей голове.
Бросил вещмешок, сделал еще несколько шагов и понял, что силы окончательно оставили меня. Больше не смогу сделать ни одного шага. Смерть в огне пришла ко мне, как к Джордано Бруно, который сгорел на костре инквизиции Разница в том, что он сгорел за свои идеи, ну, а мне предстоит сгореть от пшеницы. Книгу о Бруно прочитал, перед призывом в армию Чтение всегда было моим любимым занятием.
Мне стало ясно, что ничего не поделаешь! От смерти не уйдешь! Вот мама будет плакать, узнав о моей гибели. И тогда собираю остатки сил. Неимоверным усилием воли поднимаю дымящуюся ногу. Делаю шаг, последний шаг в своей жизни, так представлялось мне. В этом сомнений быть не могло. И тут сознаю, что падаю, Как мало мне удалось прожить! Ведь мне нет еще и 18 лет! Но, при падении, голубое небо мелькнуло перед глазами. До этого все было черным. Упал на землю, где пшеница уже выгорела.
Пришел в себя и вижу, что полы шинели дымятся. Кое-где на шинели танцуют крохотные язычки пламени. Катаюсь по земле, сбивая пламя. И тут замечаю, что вокруг меня очень близко ложатся пули, поднимая фонтанчики земли. Немец, высунувшись по пояс из траншеи, стреляет в меня. Ведь немецкая траншея рядом! Попасть ему не удается, из-за того, что катаюсь по земле. Это был первый случай, когда меня расстреливали немцы, к сожалению не последний! Прошу читателя обратить внимание на слова: — «расстреливали немцы» потому что потом меня будут расстреливать и свои!
Впереди вижу воронку от снаряда, если заползти туда, то буду недосягаем для огня фрица. Но ползти с поднятой головой — значит получить пулю в лоб. Вжать лицо в землю — невозможно. Пшеница сгорела, но кругом маленькие огарки стеблей, которые еще дымились. Прижался к ним лицом и, взвыл от боли Жуткая боль! Ситуация! Как говорят в народе — хрен редьки не слаще! Выбрал второй вариант. Он, как ни как, давал крохотный шанс выжить. Уткнув лицо в землю, пополз, взвывая от боли. От ожогов на лице появились волдыри.
Дымящиеся огарки пшеницы, не только рвали, но и прожигали кожу лица, которое и без того, болело от ожогов. К этому еще надо добавить нестерпимо болевшие волдыри. Они появились ранее, когда находился в горящей пшенице. Возникла даже крамольная мысль: — уж лучше смерть, чем такие муки! Все же в укрытие заполз. Пытаюсь придти в себя от всего пережитого.
Откуда-то справа, по немецким позициям, открыл огонь наш пулемет. Этот огонь был очень эффективным. Огонь со стороны противника ослаб.
У нас пулеметы были системы «Максим». Те же самые, что в первой мировой и на гражданской войне. Скорострельность пулемета — 400 выстрелов в минуту. Если озвучить стрельбу пулемета, то это получиться так: — та, та,.та, …Скорострельность ППШ (Пистолет — пулемет Шпагина) 1000 выстрелов в минуту. Озвучивается так: — ррррррр
Пулеметы на войне имели очень большое значение. О них даже пели в песнях. Вот пример (все, что удалось вспомнить)
«Максим» надежный пулемет, весит 64 кг. Переносится тремя бойцами: наводчик несет тело пулемета (22 кг), помощник наводчика — станок (34 кг), подносчик патронов стальной щит весом 8 кг. Еще три бойца несут коробки с пулеметными лентами.
Ствол пулемета находится в кожухе, заполненным водой. При длительной стрельбе вода в кожухе кипит поэтому в приведенной выше песне есть такие слова: — «Клокочет в кожухе вода». Температура ствола равна температуре кипения воды.
В пулеметах других систем, с воздушным охлаждением ствола, например, Горюнова, после 250 выстрелов надо сменить ствол. Смененный ствол можно будет использовать после его остывания.
Автор этих воспоминаний, в Житомирском военно — пехотном училище, сокращенно ЖВПУ, был помощником наводчика и носил на спине станок, который своей осью давит на позвоночник в районе поясницы, что вызывает жгучую боль. Она сказывается до сих пор. Дуги станка давят на ключицы, что вызывает также сильную боль. В том возрасте, в котором мы находились, все тело парней состояло из костей и кожи. Этим и объясняется жгучая боль.
Училище называлось «Житомирским», но находилось в Казани. Во время войны очень многие училища были эвакуированы и носили старые довоенные названия.
Как бы тяжело не было, как бы не болела поясница и ключицы, никогда не подавал виду, что устал или мне больно. Мне еще отец говорил, что мужчина не должен хныкать!
Помню, чтобы уменьшить боль при переносе станка, мною, из какого — то тряпья, были сшиты мягкие валики, которые подкладывались под ось и дуги станка. Однако, они совсем не помогали, так как были слишком мягкие. Однажды, незнакомые мне офицеры, увидев эти валики, очень удивились и громко воскликнули: — «Вьюки! Вьюки!» Все это было уже в тылу после моего излечения от раны в госпитале.
Однако, вернемся к описанию боя.
Командир роты снова подал команду «Вперед!» Поднялись во весь рост, черные от сажи бойцы нашей роты и, броском оказались перед немецкой траншеей. Она была пустой!. Немцы не выдержали нашей атаки и, по ходам сообщений, перебежали во вторую траншею. Не прыгаю на дно траншеи, а падаю в нее. Рядом со мной оказался боец Зайцев
Первым делом, мы осмотрелись вокруг и, увидели, что немецкая траншея шире нашей, но менее глубокая. Кто — то из бойцов сказал ворчливо, что фрицы и траншею толком не могут отрыть, а пришли нас завоевывать Все с удивлением смотрели друг на друга. Была причина удивляться. Мы были черными!.На абсолютно черных лицах только белки глаз были белыми.
Ротный гаркнул: — «Все ко мне!» и мы столпились вокруг ротного. Он пересчитал нас и мрачно сказал: «Всего двенадцать осталось! Ты — обратился он ко мне — и Зайцев бегом по траншее влево! Петров и Пигольдин! Проверить траншею справа! Каждый поворот простреливать. Надо убедиться, что траншея действительно пуста!»
— Мой командный пункт будет здесь. Старшина роты будет со мной! Колюшенко! Тебе поручаю правый фланг и связь с пулеметом.. Остальным занять позиции справа и слева от КП с интервалом 10 метров. Исполняйте!
Бегу по траншее впереди Зайцева. Прежде, чем завернуть за следующий поворот траншеи, даю короткую очередь из автомата. Один поворот пробежали, второй, третий, сколько еще и не помню. Все идет отлично! Траншея действительно пуста!
Вдруг позади нас автоматная стрельба. Замираем на месте. В школе, в младших классах, была такая игра. Один ученик кричит: другому — «Замри!» По условиям игры тот должен замереть в той позе, в которой его застала команда. Потом следовала команда: — «Отомри!» — и можно было делать то, что ученик делал до первой команды.
Вот точно также мы с Зайцевым замерли на месте. В том положении, в котором нас застала стрельба. Было от чего замереть! Что нам делать дальше? Обоим стало ясно, что положение наше — хуже не придумаешь! Бежать вперед, даже, если там нет фрицев, оторваться от роты, а это гибель. Ведь это передовая! Бежать назад, но там идет бой и можно сразу угодить под пули. А, если наверх? Сразу же срежет пуля. Ведь немцы вели интенсивный огонь.
На лице Зайцева испуг и растерянность. Он спрашивает: — Что будем делать?
Сразу понял, что совсем растерялся. Лихорадочно соображаю — что делать?
Выхода из положения не было!
ГЛАВА ПЯТАЯ. КОНТРАТАКА
Автоматная очередь, которая заставила нас с Зайцевым замереть на месте, смолкла и мы побежали по траншее, останавливаясь перед каждым ее поворотом.
Бегу впереди. Автомат наизготовку. Палец готов нажать на спусковой крючок, но стрелять нельзя. Ведь впереди может оказаться кто либо из наших бойцов. И снова повороты траншеи. Вдруг передо мной возник Молчанов, сидящий на дне траншеи лицом в сторону противника. Чуть не спотыкнулся об него, а он сидит неподвижно, уставившись взором в одну точку. Первая мысль, что он убит, но нет глаза живые.
— Молчанов, ты чего?
Никакой реакции, никаких звуков или движений. Присел перед ним на корточки, дернул за обгоревшую шинель.
— Ты чего? Ранен?
И тут он глазами указал на противоположную стенку траншеи и немного влево. Перевожу взгляд в том направлении и вижу на стене траншеи дверь, сбитую из не ошкуренных жердей. Ее цвет сливался с цветом земли. Так вот почему мы с Зайцевым промчались мимо и не заметили ее! Кроме того, у нас все внимание было сосредоточено на следующем повороте траншеи, а зачем смотреть на стенки траншеи?
Подхожу, открываю дверь и, застываю от ужаса. В тесном блиндаже лежат друг на друге несколько окровавленных фрицев. Кровь немцев, лежащих наверху этой кучи, стекает на нижележащих.. Все это представляет собой сплошную кровавую массу.. Они еще шевелятся и слышны тихие стоны. Отвратительный запах крови заставил меня отпрянуть от блиндажа..
Прибежал командир роты.
— Твоя работа? — обратился он ко мне.
— Нет, Молчанова!
— Молчанов говори, как все было?
После короткой паузы Молчанов заговорил тихим голосом. Он рассказал, что, когда мы с Зайцевым проверили этот участок, он решил, что здесь фрицев нет. Увидел дверь, распахнул ее, а в блиндаже несколько фрицев. Его охватил панический страх. Все поплыло перед глазами. Ему сразу стало ясно, что они его сейчас убьют. Фрицы что-то кричали. Что они кричали, он не понял. Твердо, поверив в то, что они его сейчас убьют, нажал на спусковой крючок и, держал его нажатым до тех пор, пока не кончились патроны
— Что с ними делать? Ведь они еще живые! — спросил Молчанов.
— Бросить гранату в блиндаж, а самим убежать подальше! — предложил автор этих строк.
— Ты, что тут болтаешь? Гаагская конвенция запрещает убивать пленных! Это преступление!..
— Пока мы обсуждаем, они уже сами перемерли! — вставил слово Молчанов
Действительно, стоны прекратились и, фрицы перестали шевелиться..
— Значит и, проблемы нет! Все по местам! Изготовится для отражения контратаки противника. Не смирятся фрицы с потерей траншеи и перейдут в контратаку. Дозарядить оружие!
— Было бы, чем дозаряжать! — вставляю реплику..
— Ты опять болтаешь! Марш на свое место! Ох, уж мне эти грамматеи!
Все заняли позиции с интервалом 10 метров, как приказал ротный. Ждем, что будет дальше. Невероятно, как хотелось спать и есть! Какой — то внутренний голос говорил мне: — «Не дай Бог уснешь! Ведь мы во вражеской траншее, Немцы обязательно попытаются вернуть ее».
Оглядываюсь по сторонам. На земле обрывок газеты. Подбираю его и, рассматриваю. Подбегает Зайцев: — "Это что, ихняя газета?
— Ясное дело, немецкая! Не может же быть в их траншее «Правды» или «Известия».
В те годы это были практически единственные в стране газеты — источник информации.
— А ты, что, умеешь читать по ихнему?
— Ну, это слишком смело сказано! В школе мы учили немецкий язык. Да еще к нам с сестрой на дом ходил преподаватель немецкого языка. Что — то удалось запомнить из всей этой учебы. Сейчас попробую прочесть
На странице в два ряда были фотографии немецких офицеров. Такие симпатичные улыбающиеся физиономии в форменных фуражках и галстуках. Под каждой фотографией надпись гласила, что обер — лейтенант такой — то сбил такое — то количество русских самолетов
Ко мне подошел Коломицын с вопросом.
— По этой проклятой пшенице я бежал сзади тебя. Скажи, чего ты подбросил, что вдруг началась стрельба? Я перепугался до смерти! Ну, думаю, конец мне пришел!
— Коломицын! Да ничего страшного не произошло. Загорелся вещмешок, а в нем пачка патронов. Как только вспомнил об этих патронах, сразу же и сбросил этот вещмешок. Одно плохо — там остался котелок и ложка Без них пропаду.
— Не пропадешь! Я тебя буду выручать. Как только съем еду, так сразу тебе передам их.
Наш разговор прервал Зайцев..
— Ты посмотри, что делается! — закричал Зайцев.
По полю, прямо на нас, шла густая цепь фрицев. Прижав автоматы к животам, они стреляли на ходу. В цепи солдат было значительно больше, чем нас. Лица розовые. В отличие от них мы были черными, в обгорелых шинелях с волдырями на лицах и руках..
. Вражеская цепь все ближе и ближе.
— Сынок! Не отбить нам ихнюю контратаку! Ведь в огне все повыбрасывали патроны. Боялись, что начнут рваться!
Лихорадочно соображаю, что делать? Первая мысль — бежать. С тоской оглянулся на выжженное, еще дымящиеся, поле и понял. — нельзя! Свои пристрелят!
Трясущимися руками снимаю магазин и пересчитываю патроны. 22! Скорострельность ППШ 1000 выстрелов в минуту. Даже, если стрелять короткими очередями, все равно не на долго хватит патронов. Значит это конец! Неумолимо и быстро приближается моя смерть! Вот так, уже надо прощаться с жизнью!
Теперь меня занимал только один вопрос. Как они будут убивать? Сразу одним выстрелом или будут долго пытать и мучить. Страстно захотелось, чтобы сразу. Ничего так не хотелось в эти минуты, как мгновенной смерти!
А может быть их спровоцировать так, чтобы они мгновенно убили меня? Как? Да очень просто! Прикинутся мертвым, а как они только будут рядом вскочить и пристрелить одного из них. Фрицы мгновенно среагируют и пристрелят меня. Нет! Это палка о двух концах. Могут мгновенно пристрелить, а могут обезоружить и потом долго издеваться перед тем, как пристрелить, Это не выход!
По траншее бежит старшина, с перекошенным от страха лицом, кричит во весь голос: —"Стрелять только по команде ротного!"
Нервы натянуты, как струны. Дрожь в руках не унимается, а только усиливается. Голову сверлит мысль — не отобьемся!
И тут по цепи немцев ударили наши минометы. Били они отлично. Одна мина рванула в немецкой цепи, вторая, третья. Разрыв каждой мины оставлял в цепи фрицев брешь. Это вдохновляло, вселяло надежду на спасение. Но они идут! Только ускорили шаг! Поредевшая немецкая цепь уже совсем близко от нас. Все равно их много! Все равно они нас сомнут!
Откуда — то справа и немного сзади траншеи, по вражеской цепи ударил наш пулемет Фланговый огонь — смерть для наступающих..
— Огонь! Огонь! — вопит ротный. Вся наша рота открыла огонь. Фрицы залегли. Сразу наступило чувство облегчения: — контратака захлебнулась! Еще поживем! Еще повоюем! Не так легко нас смять, стереть в порошок, уничтожить! А вот уже немцы побежали!.
— Зайцев! — ору не своим голосом — они бегут!
— Без тебя вижу! Нечего орать! Выходит, мы отбились. Красота, да и только!
Те бойцы, у которых еще были патроны, еще яростнее ведут огонь. У моего автомата замок замер в крайнем переднем положении. Кончились патроны. Теперь это уже не страшно
— Зайцев, а ведь мы молодцы! Крепко всыпали фрицам!
— Кто всыпал, а кто на дне траншеи отсиживался.
— Да что ты говоришь? Неужели, не все вели огонь?
Тут Зайцев подходит ко мне совсем вплотную и шепчет.
— Пигольдин ни одного выстрела не сделал. На дне траншеи отсиживался! Опасно было вести огонь! Ведь фрицевские пули в момент могли убить!
— Ты говоришь, что —то не то! У меня это не укладывается в сознании!.
— Укладывается, не укладывается, но это так!
— Зайцев, а ведь нам два раза помог пулемет, который вел огонь по фашистам с правого фланга..Кто этот пулеметчик?
— А я знаю этого пулеметчика! Ефрейтер Сатимов — узбек.
— Откуда ты это узнал? — в недоумении спрашиваю Зайцева.
— После того, как командир полка зачитал приказ, комбат подошел к нашему ротному и сказал, что на нашем правом фланге будет действовать станковый пулемет ефрейтера Сатимова.
Постепенно все успокоилось. Сердце пришло в нормальный ритм. Сразу же во всем теле наступила слабость. Сказалось огромное психическое напряжение. Как бы отключаюсь на некоторое время. Такое состояние бывает у молодых мам. За день набегается такая мама и засыпает крепким сном. Но, как бы крепко она не спала, при малейшем звуке из детской кроватки, вскакивает и подбегает к ребенку. Какой — то центр в голове сохраняет активность и поднимает ее при необходимости. Вот также и у бойцов в бою появляется такой же центр, который заставляет их вскакивать при малейшем изменении ситуации, при малейшей угрозе.
Лежу на дне траншеи, на спине. Вдруг мне показалось, что какая — то тень, что — то темное, перелетело над траншей с немецкой стороны на нашу. С быстротой молнии в голове пронеслась мысль, что немцы опять перешли в контратаку, наши бежали и я уже в тылу у фрицев..Мгновенно вскакиваю и опять ору.
— Зайцев! Зайцев! Что произошло?
— Ничего не произошло — невозмутимо ответил он.
— А что — то черное промелькнуло с немецкой стороны на нашу. Что это?
— Ничего не мелькало! Приснилось это тебе!
— Я не спал! Просто, отключился на одну минуту.
— Ну, а вот я не отключался и, кое — что, видел.
— А, что же ты мог увидеть?
— Пигольдин все время крутится у блиндажа, где лежат убитые немцы, чего — то. выискивает.
Не разделяю радость плясунов потому, что знаю, во время артподготовки противник переходит во вторую траншею и отсиживается там. Затем возвращается в первую траншею и встречает наступающих плотным огнем
Во время первой мировой войны артподготовку вели непрерывно сутками.. Однако, при переходе в наступление огонь обороняющихся был таким же плотным, как и до артподготовки. Обо всем этом мне довелось читать не раз. До войны военная тематика была очень распространена во всех произведениях, даже детских. Видимо, власти готовились к войне.
Но вот, артиллерия перенесла огонь в глубину немецкой обороны, и ротный подал команду: «Вперед! За Родину! За Сталина!»
С удивлением вижу, что боец, находившийся справа от меня, тот самый, который разбил бутылку с зажигательной смесью, бежит не вперед, а наискосок к центру. И другие поступают также. Все стали сбиваться к середине боевого порядка роты.
Человек стадное животное и, в данном случае, сработал стадный инстинкт. Стадо, почуяв опасность, всегда сбивается в плотную кучу. Это привело к гибели многих бойцов, так как расстрелять плотную толпу проще, чем редкую цепь.
Не буду поддаваться стадному инстинкту, а буду бежать только вперед — таково было мое решение. Надо отметить, что такое противостояние большинству, частенько было свойственно мне. Позже, после войны, на партийных или профсоюзных собраниях бывали случаи, когда автор этих строк один голосовал против. предлагаемой резолюции.
Обычная картина на партсобрании: сидит коммунист читает книгу, Вдруг слышит — прошу голосовать. Быстро окидывает взором сидящих и , увидев лес рук, поднимает руку. За что он голосует, ему все равно! Это тоже стадный инстинкт.
Немцы открыли интенсивный огонь. Сразу стало ясно, что он хорошо организован. Такой огонь существенно отличается от беспорядочной стрельбы. Преобладает пулеметно-автоматный огонь, равномерно распределенный по всему фронту наступления нашей роты.
По цепи роты, кроме огня из стрелкового оружия, велся огонь из минометов… Разрыв мины в цепи пехоты оставляет брешь. Мины все время рвались у нас в тылу, так как мы непрерывно продвигались. Полет мины продолжается десятки секунд в зависимости от расстояния. За это время цепь значительно продвигается вперед и, погибают те, кто отстал от цепи. Как только это дошло до меня, сразу же выдвинулся в первые ряды наступающих
При наборе этого текста, мне очень хочется выглядеть в глазах читателя героем. Да и причина для этого есть! Ведь был впереди всей цепи! Вспомнил, что после войны, инвалиды в вагонах электричек пели песню о герое — моряке черноморского флота. Там были такие слова:
Вот и автор этих строк вроде бы шел впереди и пример всем давал…Ничего подобного! В данном случае сработало элементарное чувство самосохранения. Обещал писать правду, вот и выполняю свое обещание.
Он шел впереди и пример всем давал…
…Он шел впереди с автоматом в руках
Моряк черноморского флота...
Дальнейшие события развивались совершенно невероятным образом. Мы ожидали всего, но не того, что произошло! Противник поджег пшеницу, по которой мы двигались!.
Пожар возник сразу, на широком фронте Рота залегла. Рыжие языки пламени и густой черный дым поднимались над горящей пшеницей. Вместе с дымом в воздух взлетали черные хлопья ее недогоревших стеблей. Запахло печеным хлебом. Этот запах был сильным и приятным. Не могу забыть его до сих пор
Пламя танцевало на уровне пояса, но там, где пшеница была густой, достигало уровня груди, а временами отдельные языки пламени взметались и выше. Было совершенно ясно, что окунуться в это огненное море, означало сгореть заживо.
Командир роты снова и снова подает команду «Вперед! За Родину! За Сталина!», но рота лежит. Никто не хочет бросаться в огонь.
Ротный бегает вдоль цепи, угрожая бойцам автоматом. Он подбегает к одному бойцу, направляет на него автомат и кричит «Вперед, пристрелю!» Этот боец не хочет, чтобы его пристрелили и, бросается в огонь, но остальные лежат. Все понимают, что в огне гибель
Рядом со мной оказался Витька Ордынцев. Это меня ободрило. Все-таки не один!
— Витька — обращаюсь к нему — ты читал Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка?» Я эту книгу прочитал перед самым призывом в армию.
— Не читал, а что там?
— Медицинские комиссии признавали Швейка полным и законченным идиотом.
— Ты себя имеешь ввиду? — как всегда, сострил Витка.
В то время его острота вызвала мое недовольство. В сердцах, сказал ему:
— Дурак ты, Витька! Чтобы броситься в огонь надо быть полным и законченным идиотом. Вот, что имелось ввиду!
Если бы знать, как обернется этот бой для него, не сказал бы так.
Сейчас мои мысли были заняты тем, как бы не идти в огонь. И вдруг меня осенило.
— Витька, а ты знаешь, ротный до нас не добежит! Под таким огнем долго не набегаешься!
— Ну и что? Если его подстрелят фрицы, тотчас же командование примет один из заместителей, которых он назначил перед боем! Этот заместитель сразу же заорет — Рота, слушай мою команду!
Бросаться в огонь мне не хотелось. Усиленно ищу выход из положения, но этот выход никак не находился!
— Вот бегает ротный, угрожает автоматом, а как добежит до нас у него терпение лопнет и он нас пристрелит! — дал свой прогноз Витька.
— Так он за это получит выговор от командира полка!
Закрыв глаза, представляю себе выражение лица ротного, когда будут зачитывать этот приказ. Витька не сдавался. В этот момент он был неисправимым пессимистом.
— А тебе что от этого выговора? Тебя на свете не будет!
— То есть, как это не будет? Ну, что ты мелешь?
— Так ведь выговор ему дадут за то, что он нас пристрелит! А вот теперь подумай — кто из нас дурак!
Собираю все свои мыслительные способности в кулак, но обдумать его слова не успел. Витька встал в полный рост. Пули свистят, а он стоит, как бы бросая вызов, и огню, и пулям.
— Двум смертям не бывать, а одной не миновать!
С этими словами, последними в его жизни, он бросился в огонь. Его пример оказался настолько заразительным, что какая — то сила швырнула меня вслед за ним.
Едва подбежал к горящей пшенице, как язык пламени лизнул мое лицо. Стало нестерпимо больно, почувствовался запах горелых волос. Огонь слизнул с лица брови, ресницы, волосы с рук и ворс на шинели.
Пробежав всего несколько шагов, вижу объятого пламенем Витьку. Он бился в предсмертных конвульсиях на горящей земле. Это были последние мгновения его жизни. Видимо, в него попала пуля — подумалось мне..
. Двигаюсь вперед, почти теряя сознание от боли и удушья. В зоне горения кислорода меньше, чем в обычных условиях. Да тут еще новая напасть. Хлопья сажи залепили рот, нос, уши и глаза. Дышать нечем. Страшная тяжесть навалилась на мою грудь — мне казалось, что еще немного и, она меня раздавит.
Куда двигаюсь? Потерял ориентировку, так как уже не слышал звуки выстрелов. Возможно, изменилось направление моего движения и двигаюсь параллельно линии фронта? Двигаться вдоль линии фронта — последнее дело. Шансы погибнуть многократно возрастают. Возможно, повернул на 180 градусов и двигаюсь в тыл? Это грозило бы мне смертью, так как трусов пристреливали
И вдруг с ужасом вспоминаю, что в моем вещмешке находится целая пачка патронов — 70 штук Неприкосновенный запас или НЗ, как говорили в то время. Они же меня изрешетят! — подумалось мне. Сбрасываю вещмешок. Он дымится. Надо достать котелок и ложку — без них пропадешь. Но куда там! Патроны могут начать рваться в любой момент и тогда мне конец! Эти мысли с быстротой молнии пронеслись в моей голове.
Бросил вещмешок, сделал еще несколько шагов и понял, что силы окончательно оставили меня. Больше не смогу сделать ни одного шага. Смерть в огне пришла ко мне, как к Джордано Бруно, который сгорел на костре инквизиции Разница в том, что он сгорел за свои идеи, ну, а мне предстоит сгореть от пшеницы. Книгу о Бруно прочитал, перед призывом в армию Чтение всегда было моим любимым занятием.
Мне стало ясно, что ничего не поделаешь! От смерти не уйдешь! Вот мама будет плакать, узнав о моей гибели. И тогда собираю остатки сил. Неимоверным усилием воли поднимаю дымящуюся ногу. Делаю шаг, последний шаг в своей жизни, так представлялось мне. В этом сомнений быть не могло. И тут сознаю, что падаю, Как мало мне удалось прожить! Ведь мне нет еще и 18 лет! Но, при падении, голубое небо мелькнуло перед глазами. До этого все было черным. Упал на землю, где пшеница уже выгорела.
Пришел в себя и вижу, что полы шинели дымятся. Кое-где на шинели танцуют крохотные язычки пламени. Катаюсь по земле, сбивая пламя. И тут замечаю, что вокруг меня очень близко ложатся пули, поднимая фонтанчики земли. Немец, высунувшись по пояс из траншеи, стреляет в меня. Ведь немецкая траншея рядом! Попасть ему не удается, из-за того, что катаюсь по земле. Это был первый случай, когда меня расстреливали немцы, к сожалению не последний! Прошу читателя обратить внимание на слова: — «расстреливали немцы» потому что потом меня будут расстреливать и свои!
Впереди вижу воронку от снаряда, если заползти туда, то буду недосягаем для огня фрица. Но ползти с поднятой головой — значит получить пулю в лоб. Вжать лицо в землю — невозможно. Пшеница сгорела, но кругом маленькие огарки стеблей, которые еще дымились. Прижался к ним лицом и, взвыл от боли Жуткая боль! Ситуация! Как говорят в народе — хрен редьки не слаще! Выбрал второй вариант. Он, как ни как, давал крохотный шанс выжить. Уткнув лицо в землю, пополз, взвывая от боли. От ожогов на лице появились волдыри.
Дымящиеся огарки пшеницы, не только рвали, но и прожигали кожу лица, которое и без того, болело от ожогов. К этому еще надо добавить нестерпимо болевшие волдыри. Они появились ранее, когда находился в горящей пшенице. Возникла даже крамольная мысль: — уж лучше смерть, чем такие муки! Все же в укрытие заполз. Пытаюсь придти в себя от всего пережитого.
Откуда-то справа, по немецким позициям, открыл огонь наш пулемет. Этот огонь был очень эффективным. Огонь со стороны противника ослаб.
У нас пулеметы были системы «Максим». Те же самые, что в первой мировой и на гражданской войне. Скорострельность пулемета — 400 выстрелов в минуту. Если озвучить стрельбу пулемета, то это получиться так: — та, та,.та, …Скорострельность ППШ (Пистолет — пулемет Шпагина) 1000 выстрелов в минуту. Озвучивается так: — ррррррр
Пулеметы на войне имели очень большое значение. О них даже пели в песнях. Вот пример (все, что удалось вспомнить)
Припев:
Я пулеметчиком родился.
Я пулеметчиком возрос.
Огнем картечи окрестился
Когда патроны в бой я нес
В припеве к этой песне перечислена вся материальная часть пулемета. Для тех, кто в армии не служил, поясняю: катками у пулемета называются колеса.
Кожух, короб, рама, шатун с мотылем,
Возвратная пружина, приемник с ползуном..
А ну — ка! Раз, два, три! Максим на катки.
Подносчик дай патроны, наводчик наводи.
Не по — гражданскому на бричке,
Не первый раз нам в бой идти.
Мы в бой поедем на тачанке
И пулемет с собой возьмем.
В последнем куплете точно соврал!
«Максим» надежный пулемет, весит 64 кг. Переносится тремя бойцами: наводчик несет тело пулемета (22 кг), помощник наводчика — станок (34 кг), подносчик патронов стальной щит весом 8 кг. Еще три бойца несут коробки с пулеметными лентами.
Ствол пулемета находится в кожухе, заполненным водой. При длительной стрельбе вода в кожухе кипит поэтому в приведенной выше песне есть такие слова: — «Клокочет в кожухе вода». Температура ствола равна температуре кипения воды.
В пулеметах других систем, с воздушным охлаждением ствола, например, Горюнова, после 250 выстрелов надо сменить ствол. Смененный ствол можно будет использовать после его остывания.
Автор этих воспоминаний, в Житомирском военно — пехотном училище, сокращенно ЖВПУ, был помощником наводчика и носил на спине станок, который своей осью давит на позвоночник в районе поясницы, что вызывает жгучую боль. Она сказывается до сих пор. Дуги станка давят на ключицы, что вызывает также сильную боль. В том возрасте, в котором мы находились, все тело парней состояло из костей и кожи. Этим и объясняется жгучая боль.
Училище называлось «Житомирским», но находилось в Казани. Во время войны очень многие училища были эвакуированы и носили старые довоенные названия.
Как бы тяжело не было, как бы не болела поясница и ключицы, никогда не подавал виду, что устал или мне больно. Мне еще отец говорил, что мужчина не должен хныкать!
Помню, чтобы уменьшить боль при переносе станка, мною, из какого — то тряпья, были сшиты мягкие валики, которые подкладывались под ось и дуги станка. Однако, они совсем не помогали, так как были слишком мягкие. Однажды, незнакомые мне офицеры, увидев эти валики, очень удивились и громко воскликнули: — «Вьюки! Вьюки!» Все это было уже в тылу после моего излечения от раны в госпитале.
Однако, вернемся к описанию боя.
Командир роты снова подал команду «Вперед!» Поднялись во весь рост, черные от сажи бойцы нашей роты и, броском оказались перед немецкой траншеей. Она была пустой!. Немцы не выдержали нашей атаки и, по ходам сообщений, перебежали во вторую траншею. Не прыгаю на дно траншеи, а падаю в нее. Рядом со мной оказался боец Зайцев
Первым делом, мы осмотрелись вокруг и, увидели, что немецкая траншея шире нашей, но менее глубокая. Кто — то из бойцов сказал ворчливо, что фрицы и траншею толком не могут отрыть, а пришли нас завоевывать Все с удивлением смотрели друг на друга. Была причина удивляться. Мы были черными!.На абсолютно черных лицах только белки глаз были белыми.
Ротный гаркнул: — «Все ко мне!» и мы столпились вокруг ротного. Он пересчитал нас и мрачно сказал: «Всего двенадцать осталось! Ты — обратился он ко мне — и Зайцев бегом по траншее влево! Петров и Пигольдин! Проверить траншею справа! Каждый поворот простреливать. Надо убедиться, что траншея действительно пуста!»
— Мой командный пункт будет здесь. Старшина роты будет со мной! Колюшенко! Тебе поручаю правый фланг и связь с пулеметом.. Остальным занять позиции справа и слева от КП с интервалом 10 метров. Исполняйте!
Бегу по траншее впереди Зайцева. Прежде, чем завернуть за следующий поворот траншеи, даю короткую очередь из автомата. Один поворот пробежали, второй, третий, сколько еще и не помню. Все идет отлично! Траншея действительно пуста!
Вдруг позади нас автоматная стрельба. Замираем на месте. В школе, в младших классах, была такая игра. Один ученик кричит: другому — «Замри!» По условиям игры тот должен замереть в той позе, в которой его застала команда. Потом следовала команда: — «Отомри!» — и можно было делать то, что ученик делал до первой команды.
Вот точно также мы с Зайцевым замерли на месте. В том положении, в котором нас застала стрельба. Было от чего замереть! Что нам делать дальше? Обоим стало ясно, что положение наше — хуже не придумаешь! Бежать вперед, даже, если там нет фрицев, оторваться от роты, а это гибель. Ведь это передовая! Бежать назад, но там идет бой и можно сразу угодить под пули. А, если наверх? Сразу же срежет пуля. Ведь немцы вели интенсивный огонь.
На лице Зайцева испуг и растерянность. Он спрашивает: — Что будем делать?
Сразу понял, что совсем растерялся. Лихорадочно соображаю — что делать?
Выхода из положения не было!
ГЛАВА ПЯТАЯ. КОНТРАТАКА
Растерялись мы с Зайцевым или не растерялись, но действовать надо!
Я клянусь — не ворвется
Враг в траншею мою!
А погибнуть придется. —
Так погибну в бою.
«Клятва». поэт Владимир Лившиц.
Автоматная очередь, которая заставила нас с Зайцевым замереть на месте, смолкла и мы побежали по траншее, останавливаясь перед каждым ее поворотом.
Бегу впереди. Автомат наизготовку. Палец готов нажать на спусковой крючок, но стрелять нельзя. Ведь впереди может оказаться кто либо из наших бойцов. И снова повороты траншеи. Вдруг передо мной возник Молчанов, сидящий на дне траншеи лицом в сторону противника. Чуть не спотыкнулся об него, а он сидит неподвижно, уставившись взором в одну точку. Первая мысль, что он убит, но нет глаза живые.
— Молчанов, ты чего?
Никакой реакции, никаких звуков или движений. Присел перед ним на корточки, дернул за обгоревшую шинель.
— Ты чего? Ранен?
И тут он глазами указал на противоположную стенку траншеи и немного влево. Перевожу взгляд в том направлении и вижу на стене траншеи дверь, сбитую из не ошкуренных жердей. Ее цвет сливался с цветом земли. Так вот почему мы с Зайцевым промчались мимо и не заметили ее! Кроме того, у нас все внимание было сосредоточено на следующем повороте траншеи, а зачем смотреть на стенки траншеи?
Подхожу, открываю дверь и, застываю от ужаса. В тесном блиндаже лежат друг на друге несколько окровавленных фрицев. Кровь немцев, лежащих наверху этой кучи, стекает на нижележащих.. Все это представляет собой сплошную кровавую массу.. Они еще шевелятся и слышны тихие стоны. Отвратительный запах крови заставил меня отпрянуть от блиндажа..
Прибежал командир роты.
— Твоя работа? — обратился он ко мне.
— Нет, Молчанова!
— Молчанов говори, как все было?
После короткой паузы Молчанов заговорил тихим голосом. Он рассказал, что, когда мы с Зайцевым проверили этот участок, он решил, что здесь фрицев нет. Увидел дверь, распахнул ее, а в блиндаже несколько фрицев. Его охватил панический страх. Все поплыло перед глазами. Ему сразу стало ясно, что они его сейчас убьют. Фрицы что-то кричали. Что они кричали, он не понял. Твердо, поверив в то, что они его сейчас убьют, нажал на спусковой крючок и, держал его нажатым до тех пор, пока не кончились патроны
— Что с ними делать? Ведь они еще живые! — спросил Молчанов.
— Бросить гранату в блиндаж, а самим убежать подальше! — предложил автор этих строк.
— Ты, что тут болтаешь? Гаагская конвенция запрещает убивать пленных! Это преступление!..
— Пока мы обсуждаем, они уже сами перемерли! — вставил слово Молчанов
Действительно, стоны прекратились и, фрицы перестали шевелиться..
— Значит и, проблемы нет! Все по местам! Изготовится для отражения контратаки противника. Не смирятся фрицы с потерей траншеи и перейдут в контратаку. Дозарядить оружие!
— Было бы, чем дозаряжать! — вставляю реплику..
— Ты опять болтаешь! Марш на свое место! Ох, уж мне эти грамматеи!
Все заняли позиции с интервалом 10 метров, как приказал ротный. Ждем, что будет дальше. Невероятно, как хотелось спать и есть! Какой — то внутренний голос говорил мне: — «Не дай Бог уснешь! Ведь мы во вражеской траншее, Немцы обязательно попытаются вернуть ее».
Оглядываюсь по сторонам. На земле обрывок газеты. Подбираю его и, рассматриваю. Подбегает Зайцев: — "Это что, ихняя газета?
— Ясное дело, немецкая! Не может же быть в их траншее «Правды» или «Известия».
В те годы это были практически единственные в стране газеты — источник информации.
— А ты, что, умеешь читать по ихнему?
— Ну, это слишком смело сказано! В школе мы учили немецкий язык. Да еще к нам с сестрой на дом ходил преподаватель немецкого языка. Что — то удалось запомнить из всей этой учебы. Сейчас попробую прочесть
На странице в два ряда были фотографии немецких офицеров. Такие симпатичные улыбающиеся физиономии в форменных фуражках и галстуках. Под каждой фотографией надпись гласила, что обер — лейтенант такой — то сбил такое — то количество русских самолетов
Ко мне подошел Коломицын с вопросом.
— По этой проклятой пшенице я бежал сзади тебя. Скажи, чего ты подбросил, что вдруг началась стрельба? Я перепугался до смерти! Ну, думаю, конец мне пришел!
— Коломицын! Да ничего страшного не произошло. Загорелся вещмешок, а в нем пачка патронов. Как только вспомнил об этих патронах, сразу же и сбросил этот вещмешок. Одно плохо — там остался котелок и ложка Без них пропаду.
— Не пропадешь! Я тебя буду выручать. Как только съем еду, так сразу тебе передам их.
Наш разговор прервал Зайцев..
— Ты посмотри, что делается! — закричал Зайцев.
По полю, прямо на нас, шла густая цепь фрицев. Прижав автоматы к животам, они стреляли на ходу. В цепи солдат было значительно больше, чем нас. Лица розовые. В отличие от них мы были черными, в обгорелых шинелях с волдырями на лицах и руках..
. Вражеская цепь все ближе и ближе.
— Сынок! Не отбить нам ихнюю контратаку! Ведь в огне все повыбрасывали патроны. Боялись, что начнут рваться!
Лихорадочно соображаю, что делать? Первая мысль — бежать. С тоской оглянулся на выжженное, еще дымящиеся, поле и понял. — нельзя! Свои пристрелят!
Трясущимися руками снимаю магазин и пересчитываю патроны. 22! Скорострельность ППШ 1000 выстрелов в минуту. Даже, если стрелять короткими очередями, все равно не на долго хватит патронов. Значит это конец! Неумолимо и быстро приближается моя смерть! Вот так, уже надо прощаться с жизнью!
Теперь меня занимал только один вопрос. Как они будут убивать? Сразу одним выстрелом или будут долго пытать и мучить. Страстно захотелось, чтобы сразу. Ничего так не хотелось в эти минуты, как мгновенной смерти!
А может быть их спровоцировать так, чтобы они мгновенно убили меня? Как? Да очень просто! Прикинутся мертвым, а как они только будут рядом вскочить и пристрелить одного из них. Фрицы мгновенно среагируют и пристрелят меня. Нет! Это палка о двух концах. Могут мгновенно пристрелить, а могут обезоружить и потом долго издеваться перед тем, как пристрелить, Это не выход!
По траншее бежит старшина, с перекошенным от страха лицом, кричит во весь голос: —"Стрелять только по команде ротного!"
Нервы натянуты, как струны. Дрожь в руках не унимается, а только усиливается. Голову сверлит мысль — не отобьемся!
И тут по цепи немцев ударили наши минометы. Били они отлично. Одна мина рванула в немецкой цепи, вторая, третья. Разрыв каждой мины оставлял в цепи фрицев брешь. Это вдохновляло, вселяло надежду на спасение. Но они идут! Только ускорили шаг! Поредевшая немецкая цепь уже совсем близко от нас. Все равно их много! Все равно они нас сомнут!
Откуда — то справа и немного сзади траншеи, по вражеской цепи ударил наш пулемет Фланговый огонь — смерть для наступающих..
— Огонь! Огонь! — вопит ротный. Вся наша рота открыла огонь. Фрицы залегли. Сразу наступило чувство облегчения: — контратака захлебнулась! Еще поживем! Еще повоюем! Не так легко нас смять, стереть в порошок, уничтожить! А вот уже немцы побежали!.
— Зайцев! — ору не своим голосом — они бегут!
— Без тебя вижу! Нечего орать! Выходит, мы отбились. Красота, да и только!
Те бойцы, у которых еще были патроны, еще яростнее ведут огонь. У моего автомата замок замер в крайнем переднем положении. Кончились патроны. Теперь это уже не страшно
— Зайцев, а ведь мы молодцы! Крепко всыпали фрицам!
— Кто всыпал, а кто на дне траншеи отсиживался.
— Да что ты говоришь? Неужели, не все вели огонь?
Тут Зайцев подходит ко мне совсем вплотную и шепчет.
— Пигольдин ни одного выстрела не сделал. На дне траншеи отсиживался! Опасно было вести огонь! Ведь фрицевские пули в момент могли убить!
— Ты говоришь, что —то не то! У меня это не укладывается в сознании!.
— Укладывается, не укладывается, но это так!
— Зайцев, а ведь нам два раза помог пулемет, который вел огонь по фашистам с правого фланга..Кто этот пулеметчик?
— А я знаю этого пулеметчика! Ефрейтер Сатимов — узбек.
— Откуда ты это узнал? — в недоумении спрашиваю Зайцева.
— После того, как командир полка зачитал приказ, комбат подошел к нашему ротному и сказал, что на нашем правом фланге будет действовать станковый пулемет ефрейтера Сатимова.
Постепенно все успокоилось. Сердце пришло в нормальный ритм. Сразу же во всем теле наступила слабость. Сказалось огромное психическое напряжение. Как бы отключаюсь на некоторое время. Такое состояние бывает у молодых мам. За день набегается такая мама и засыпает крепким сном. Но, как бы крепко она не спала, при малейшем звуке из детской кроватки, вскакивает и подбегает к ребенку. Какой — то центр в голове сохраняет активность и поднимает ее при необходимости. Вот также и у бойцов в бою появляется такой же центр, который заставляет их вскакивать при малейшем изменении ситуации, при малейшей угрозе.
Лежу на дне траншеи, на спине. Вдруг мне показалось, что какая — то тень, что — то темное, перелетело над траншей с немецкой стороны на нашу. С быстротой молнии в голове пронеслась мысль, что немцы опять перешли в контратаку, наши бежали и я уже в тылу у фрицев..Мгновенно вскакиваю и опять ору.
— Зайцев! Зайцев! Что произошло?
— Ничего не произошло — невозмутимо ответил он.
— А что — то черное промелькнуло с немецкой стороны на нашу. Что это?
— Ничего не мелькало! Приснилось это тебе!
— Я не спал! Просто, отключился на одну минуту.
— Ну, а вот я не отключался и, кое — что, видел.
— А, что же ты мог увидеть?
— Пигольдин все время крутится у блиндажа, где лежат убитые немцы, чего — то. выискивает.