Страница:
4. Душа грустила и, грустя, веселилась… И, грустя, вырастала до неба!..
5…И вот сверкнула на голове ее диадема из двенадцати звезд… И она, оторвавшись от морозного окна, продолжала собираться на бал…
6. И в синих очах ее была такая ясность и такая сила, что две звезды скатились с лунного неба, трепеща от дружеского сочувствия…
1. Уже на извозчике ехал теософ, везущий с собою таинственную особу из Индии…
2. Таинственная особа из Индии равнодушно зевала. А теософ нравоучительно толковал:
3. «Все это вздор… Они идут против здравого смысла…
4. Здравый смысл научает терпению: только через пять лет возможны неожиданности…
5. Еще пять лет… Еще пока ни о чем нельзя говорить утвердительно, ранее 1906-го года».
6. Таинственная особа из Индии равнодушно внимала голосу здравого смысла…
7. Она зевала.
1. Уже отец Иоанн, надев широкие калоши, окутанный шубой, выходил на лунную ночь.
2…Он думал: «Игрушки… Но опасные игрушки».
3. Был морозец. Снег поскрипывал под ногами.
4. Одинокие дворы пели от затаенной грезы: «Возвращается… Опять возвращается». И батюшка плотней закутался в свою шубу.
5. Он многое знал, но до времени молчал.
1. Ночью спали. Кто-то видел сон.
2. Стоял индус на берегу Ганга с цветком лотоса в руках.
3. Индус поучал: «Наши знания не мишура, а чистое золото…
4. И у нас был свой Кант, свой Шеллинг, свой Гегель, свои позитивисты…
5. Вот еще!.. Нашли чем удивлять!..
6. Поучитесь-ка мудрости у Шри-Шанкара-Ачарии и у Потангали!.. Что вы знаете о брахмане Веданты и о пурушах Самкхии…»
7. Так поучал индус спящего и отражался в волнах вверх ногами с цветком лотоса в руках.
1. Пришла масленица. Москвичам напекли жирных блинов.
2. Дни были снежные. Звенящие тройки утопали в столбах мятели.
3. Ждали объявления священного младенца. Не знали того, кто младенец, ни того, кто облечена в солнце.
4. Возлагали знание на аскета.
5. Слишком много тот учился, слишком тосковал, слишком много снял покровов, слишком полюбил Вечность.
6. Вечность зажгла новую звезду для баловника и любимца своего, и теперь весь мир любовался диковинкой.
7. Вечность указала запечатленного младенца и жену, облеченную в солнце.
8. И пока он так думал и не думал, поднимались и укрощались вьюги.
9. Тройки, звеня бубенцами, утопали в снежной пыли.
10. Что-то, ласковое, шептало: «Я не забыла вас, милые мои… Скоро увидимся!..»
1. Один сидел у другого. Оба спускались в теософскую глубину.
2. Один говорил другому: «Белый свет — свет утешительный, представляющий собою гармоничное смешение всех цветов…
3. Пурпурный свет — ветхозаветный и священный, а красный — символ мученичества.
4. Нельзя путать красное с пурпурным. Здесь срываются.
5. Пурпурный цвет нуменален, а красный феноменален».
6. Оба сидели в теософской глубине. Один врал другому.
1. Сквозь густой белый дым разгоралась заря, заливаясь розовым смехом; аскет проснулся и, зевая, потянулся к ночному столику за часами.
2. Вскочил с постели и, вспоминая предстоящее свидание, послал воздушный поцелуй морозной зорьке.
3. Смеялся, как малое дитё.
4. Тут ему подали письмо с севера Франции. Он разорвал конверт и читал, протирая сонные очи.
1. Ему писали, что Зверя постигло желудочное расстройство и он отдал Богу душу, не достигши пяти лет, испугавшись своего страшного назначения.
2. В смущении теребил аскет свою золотую бородку, шептал: «А Апокалипсис?»
3. Надевши пенсне, перечитывал письмо.
4. Наконец он быстро стал одеваться, и руки его дрожали от волнения.
5. А в окне над белыми снегами хохотала пунцовая зорька, безумная, взбалмошная, как малое дитё.
1. Белым деньком некто разговаривал со старушкой Мертваго, слушая интимные песни вьюги.
2. В окне был виден двор, занесенный снегом, и с края крыш свешивались массивные, ледяные сосульки.
3. Это был ни старый, ни молодой, но пассивный и знающий, и в разговоре со старушкой он выражал неудовольствие по поводу образа действий московских мистиков.
4. Он говорил, что их ждет разочарование, потому что они избрали неверный путь.
5. Он жалел и тосковал, следя отуманенным взором, как бледные вихри снегов, виясь, застилали от взора его ледяные сосульки.
6. Казалось, он говорил себе: «Так, Господи! Они не видят себя!»
7. Но старушка Мертваго не хотела понять его интимной сказки и советовала обратиться с жалобой.
1. В гостиной стояла сказка. Посмотрев на карточку, она сказала: «Проси…»
2. Машинально поправила свои рыжеватые волосы, машинально пошла навстречу золотобородому пророку, очаровательно улыбнувшись!
3. Глава неохристиан был бледен. Черные бриллианты не сверкали из-под опущенных ресниц.
4. Пушистое золото волос пало на задумчивое чело. В длиннополом сюртуке он казался повитым тайной.
5. Он воскликнул про себя: «Жена, облеченная в солнце». Он воздевал про себя свои руки, совершая мистерию.
6. А перед ним стояла сказка и вопросительно улыбалась; удивлялась появлению аскета, любезно приглашала садиться.
7. Аскет сообщал, что он явился с отказом от лекции, которую кентавр предложил ему прочесть о мистицизме на благотворительном вечере в пользу вдов и старух.
8. Время у него было занято, и он никак не мог обременять себя лишним трудом.
9. Небрежно слушала сказка его сообщение, желая поскорее его спровадить.
1. «А теперь мы поставим этот валик», — сказал жилистый генерал и, счистив с валика пыль мягкой кисточкой, вставил его и пустил в ход граммофон.
2. Из трубы вылетали гортанные звуки: «О ее-сли бы выы-скаа-заа-аать мооо-жнооо всю сии-луу стра-даааний моо-их…»
1. Вечерняя заря хохотала над Москвой, и Мусатов сказал в волнении: «Не удивляйтесь… Я имею сообщить вам нечто важное… Когда я могу к вам явиться…»
2. Он покраснел, и удивленная сказка нетерпеливо ему заметила: «Но ведь у нас приемный час ежедневно от двух до четырех!..»
3. В эту минуту раздвинулась портьера. Вбежал хорошенький мальчик с синими очами и кудрями по плечами.
4. Это, конечно, был младенец мужеского пола, которому надлежало пасти народы жезлом железным.
5. «Милый мальчик, — сказал Сергей Мусатов, сделав нечеловеческое усилие, чтобы не выдать себя. — Как его зовут?»
6. Но смеялась сказка, обратила запечатленное лицо свое к малютке, поправила его локоны и с напускной строгостью заметила: «Нина, сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не входила сюда без спросу».
7. Нина надула губки, а сказка весело заметила аскету: «Мы с мужем одеваем ее мальчиком».
8. Смеялась зорька, как малое дитё, вся красная, вся безумная.
9. Провалилось здание, построенное на шатком фундаменте; рухнули стены, поднимая пыль.
10. Вонзился нож в любящее сердце, и алая кровь потекла в скорбную чашу.
11. Свернулись небеса ненужным свитком, а сказка с очаровательной любезностью поддерживала светский разговор.
12. Вся кровь бросилась в голову обманутому пророку, и, еле держась на ногах, он поспешил проститься с недоумевающей сказкой.
1. «А вот если я поставлю этот валик, то вы услышите Петра Невского, веселого гармониста и песенника», — выкрикивал генерал, восторженный и жилистый.
2. И уже из трубы неслись гортанные звуки, слова, полные плоскости, а после каждого куплета Петр Невский приговаривал под звуки гармоники: «Ккарраашшооо-оо, ккарраа-шшооо-оо, иеттаа очень ккар-рааа-шшооо-оо…»
1. «Первый блин, да комом», — сказал повар в белом колпаке, глядя на неудавшийся блин.
2. «Ну ничего, авось другие выйдут…» И с этими словами он бросил блин жадному псу.
1. В булочной Савостьянова осведомились, имелись ли дрожжи в запасе и, когда узнали, что дрожжи израсходованы, распорядились о закупке новых дрожжей.
1. Оканчивалось денное представление Художественно-общедоступного театра… За туманным пологом седой мечтатель вел свою белую женщину к ледникам, чтобы облечь ее в солнце.
2. Сорвалась лавина с пылью и грохотом, унесла их в вечный покой.
3. А сама Вечность стояла на скале в своих черных ризах, и голос ее звучал, как чересчур натянутая струна.
4. Это не было действительностью, но представлением… И они быстро задернули занавес, потому что нечего было представлять.
1. Один сидел у другого. Оба говорили умные вещи.
2. Один говорил другому: «Если красный свет — синоним Бога Отца, красный и белый — синоним Христа, Бога Сына, то белый — синоним чего?..»
3. «Мы уже прожили красный свет, видели Пришедшего не водою только, но и кровью… Теперь мы увидим третье царство, царство белое, слово новое…»
4. Один восторженно махал пальцем перед носом другого… Другой верил первому.
1. У Поповского болели зубы…
1. На углу стоял бродяга и указывал прохожим на свою наготу, распахнувшись перед ними.
2. Слева шел студент, а справа аскет… И обоим бродяга указал перстом свою наготу.
3. Студент презирал частную благотворительность, а Мусатов не заметил бродяги.
4. Вечность шептала баловнику и любимцу своему: «Я пошутила… Ну и ты пошути… Все мы шутим…»
5. На заигрыванья Вечности обманутый пророк горделиво отмалчивался. Поднимал бобровый воротник.
6. Это не была жена, облеченная в солнце; это была обманная сказка. Но отчего ее образ жег огнем Сергея Мусатова?..
7. Он шептал: «Не надо, не надо!..» А за ним тащился бродяга и, затаив смрадное дыхание свое, старался запустить руку в карман Мусатова.
8. Десять лет боролся бродяга с капиталом, регулировал собственность и неоднократно побывал в кутузке.
1. А уже был вечер. Москвичи безобразничали вовсю.
2. В ночлежных домах толклись хитровцы и золоторотцы.
3. В балаганах бряцали бубны, и размалеванный паяц выбегал на холод корячиться перед собравшимся людом, зазывая в притон ломанья.
4. Это веселье отличалось от истинного, которое гармонично, как настроенный оркестр… Здесь же попались сухие щепки.
5. Кто-то бил в турецкий барабан, и карусель дико вертелась, сверкая огненными полосами кумача, мишурным золотом и цветными лампочками.
6. Деревянные львы раздирали свои рты, а на них сидели верхом картузники, грызущие подсолнухи.
7. Загородные рестораны мерцали зловещими огнями, стараясь газом и электричеством прикрыть свою мертвенность.
8. В театре Омона обнаженные певицы выкрикивали непристойности.
1. Ужасное омертвение повисло над городом. Факелы ужаса и бреда мерцали по обеим сторонам тротуаров.
2. Лихорадочное движение не закрывало ужаса, еще более обнаруживая язвы.
3. Казалось, мстители шумели над городом своими невидимыми крыльями.
1. Ждали утешителя, а надвигался мститель…
1. Озаренный фонарными огнями пророк все еще шатался по улицам.
2. Он зашел в ресторан, чтобы потопить в вине сосущее горе.
3. Это он делал в первый раз. Вспоминал брата Павла.
4. Глотая замороженное шампанское, он восклицал в отдельном кабинете: «Не надо… Не надо… Куда мы летим?..
5. Не пора ли остановиться?..»
1. Был концерт. Пел Шляпин. Он спел о судьбе, как она грозит.
2. Вызывали Шляпина. Говорили о Шляпине. Выходил Шляпин на вызовы.
3. Закручивая каштановые бакенбарды, выступал в антрактах багровый Небаринов, раскланиваясь с присутствующими, припоминая отсутствующих.
4. Аристократическому старичку улыбалась очаровательная сказка, словно была она ангелом, а зала — царствием небесным.
5. Там стоял высокий седой Кандиславский, с черными усами, а здесь толстый кентавр вел под руку изящного брюнета с закрученными усами сквозь культурные толпы, а кругом шептали: «Смотрите, вот идет известный писатель Дрожжиковский!..»
6. Шелестили шелковые платья.
1. Но все уселись по местам, и вышла певунья, осыпанная бриллиантами.
2. Слушала сказка певунью, утомлялась жизненной суетой.
3. Сегодня был официальный обед, а вчера приемное утро, а вот сейчас она могла не улыбаться, но фантазировать.
4. Певица, сверкая бриллиантами, в пении вытягивала шею и выводила: «Гдее жее тыы, раа-даасть быы-лаааа-аа-ааа-аа-аая?.. Ах, иистаа-мии-лааась устааа-лаа-яя».
1. Неподвижная, как изваяние, она стояла в черном клобуке, и в воздетых руках виднелись вечные четки.
2. Бледно-мраморное личико застыло в бесслезном рыданье. Как и сказка, она скучала под безлунным небом.
3. Обе томились, обе скучали, обе тянулись к безмирному.
4. У обеих было одно горе.
5. Ветер, проносясь над тихой обителью, колыхал металлические венки на засыпанных снегом могилах… И венки шелестили: «Гдее жее тыы, раа-даасть быы-лааа-аа-ааа-аа-яяя?.. Ах, иистаа-мии-лааась устааа-лаа-яя!..»
1. Пьяный и красный, он уплатил по счету и, слегка пошатываясь, вышел из ресторана.
2. Образ жены, облеченной в солнце, смеялся ему в лицо. Он слышал знакомые слова: «Мы с мужем одеваем ее мальчиком…»
3. Тут поскользнулся пьяный Мусатов и полетел вверх пятами, пародируя европейскую цивилизацию.
4. Поднимаясь, отряхивался от снега и шептал: «Куда мы летим… Не надо, не надо!»
5. Поднимал бобровый воротник.
6. А над ним нависала мертвенность, раздавался шум невидимых крыльев.
7. Раздавались мстительные крики.
1. Они указали ему на открытую дверь. Он внял их совету.
2. Не вините его, почтеннейшие! Они сами ему нашептывали: «Здесь разрешишь свое недоразумение».
3. И он вошел в проклятое место, и задремавший швейцар не осведомился, что ему нужно.
4. Они указали на дверь, а на двери они приколотили дощечку с надписью.
1. Над столом спускалась висячая лампа, какие бывают во всяком казенном заведении.
2. На столе стоял графин и стакан.
3. На полу сидел красноносый, рыжий толстяк в белом колпаке и нижнем белье.
4. Он поднимал указательный палец и внятно читал лекцию невидимым.
1. «Положим, у меня в распоряжении металлическая труба.
2. Я вбиваю ее в землю, покрыв печной заслонкой отверстие. Я привожу болванов и, сняв перед их носом печную заслонку, обнаруживаю дыру».
3. Безбровый толстяк, окончив свою лекцию, самодовольно осматривался. Но тут с шумом распахнулась дверь. Оттуда выскочил худой кривляка с нависшими черными бровями, грозовым взором и всклокоченной шевелюрой.
4. Он был в нижнем белье и на босу ногу. Он закашлялся как чахоточный, увидав вошедшего Мусатова. Он подскочил к кряхтящему толстячку и шепотом велел ему молчать.
5. На что босоногий лектор возопил гласом велиим: «Петруша, разреши мне выкрикнуть еще один только ужасик!»
1. «Вы, вероятно, явились выведывать тайны, милейший мой: я к вашим услугам». С этими словами он усадил Мусатова и сам уселся перед ним, прижимая руку к груди, чтобы сдержать свой сухой кашель…
2. «Сюда редко заходят. Я нахожу это непростительным легкомыслием: то обстоятельство, что вы видите нас, делает вам, сударь, честь…
3. Ну-с?.. Что скажете?..»
4. К тому времени оторопелый Мусатов, понявший, в чем суть, вопросил: «Какие величайшие истины в мире?»
5. «Все утончается, дифференцируясь…»
6. «Я это сам хорошо знаю», — заметил разочарованный Мусатов, отчего кривляка вдруг пришел в неописанный восторг.
7. «Неужели? — кричал он, — вы дошли до этого!»
8. «Конечно: у нас это знает любой гимназист четвертого класса…»
9. «Уж не знаете ли вы и того, что все возвращается?» — вопил ломака с пояснительными жестами.
10. «Как же, знаю и это, — досадовал Мусатов, — и не за этим пришел…»
11. «В таком случае мне больше нечему учить вас, ученейший», — визжал Петенька, корча злорадную гримасу, всплеснув руками в притворном изумлении…
12. «Пожалуй, сообщу вам тайну тайн, чтобы вы успокоились: тайн нет».
13. Висячая лампа коптила, как во всяком казенном заведении. Смрадная копоть заставляла чихать Мусатова.
14. Мусатов окончательно огорчился ломакиной ложью и, ударив по столу кулаком, неожиданно для себя громыхнул: «Не проведете, голубчики!»
15. Пьяный и наглый, он напоминал теперь своего брата, Павла.
1. «Ты не смеешь не верить, — зашелестел Петр, как осенний ветер, наклоняя грозовое лицо свое к лицу Мусатова, обрызгивая его слюной, как дождем, — потому что я — сущность, вещь сама по себе!»
2. Залпом выпил Мусатов несколько стаканов воды, схватил себя за голову и горел, как в лихорадке; в ушах его раздавались слова заговорившего толстячка: «Положим — стоит африканская жара… Я раздеваюсь донага и валяюсь на муравьиной куче… Множество маленьких насекомых впиваются в мое тело!..»
3. Толстяк ползал по полу и хохотал, хохотал до упаду.
1. «Неужели мне открылся мир четвертого измерения?» — думал Мусатов, ужасаясь устройством этого мира, а сущность вещей в образе Петрушки подсказывала: «Да, да, да, да, да! Миллион раз да! Это — так называемый мир четвертого измерения!.. Дело в том, что его не существует вовсе… Люди исколесили три измерения; вдоль и поперек. Они все узнали, но не угомонились, узнавши. Подобно горьким пьяницам, им нужно все больше и больше водки, хотя водка-то вышла и бутылка пуста… Ну, вот они и придумали у себя за стеной какое-то четвертое измерение… Ну, вот они и колотят в стену, желая пробить брешь в это четвертое измерение… Пусть поберегутся! — орал он так, что стены дрогнули, и при этом блеснули белые зубы его и белки глаз. — Пусть поберегутся, потому что Мститель жив… Чу! Над нами шум зловещих крыльев, точно над Гоморрой в день ее гибели!..»
2. «Но за стеной есть что-нибудь?» — шептал Мусатов, помертвев.
3. «Такая же комната, с такими же обоями, как во всяком казенном заведении, с таким же чудаком, который, бия кулаком в стену, воображает, что за стеной есть что-то иное… Пусть побережется, потому что Мучитель, как огромный, мохнатый паук, расставляет сети безумцу, чтобы насладиться воспламененной кровью его!..»
4. Так сказав, Петр нахмурил свои нависшие брови, и зеленые молнии с ужасающей яростью заблистали в диких очах. Но он быстро погасил эти огоньки, закатил глаза и казался потухшим вулканом.
5. Мертвенно-бледный, сидел в глубоком безмолвии.
1. «Ну, а смерть?» — вопрошал Мусатов.
2. «Смерть — это перевод жильца из комнаты № 10000 в комнату № 10001, если на то имеются надлежащие бумаги», — сказал грозовой Петр, очнувшись, восстав из мертвых.
3. Висячая лампа медленно потухала, когда лакей во фраке принес господам по стакану чаю с баранками.
1. «Может быть соединение между Западом и Востоком?»
2. И ему в ответ Петр-Гроза: «Какое тут соединение: ведь Запад смердит разложением, а Восток не смердит только потому, что уже давным-давно разложился!»
3. «Но кому же улыбается будущее?»
4. Тут произошло маленькое затруднение: сущность вещей схватилась руками за свои сползающие кальсоны и присела от изумления; потом, стуча рукой по высокому лбу, качала укоризненно головой: «Эхма!.. Что ж ты, батенька?.. Проник в наши тайны, а не знаешь азбучной истины!..»
5. Потом она вылила графин холодной воды на голову Мусатову, приговаривая: «А негр?.. А негр?»
6. «Так негр», — сказал пророк совершенно упавшим голосом, оправляя волосы, мокрые от воды.
7. «Негр, негр! Конечно, негр!.. Черномазый, красногубый негр — вот грядущий владыка мира!»
8. Тут Мусатов уронил голову на стол и замер в порыве пьяного отчаяния.
1. Забавный толстяк читал новую лекцию невидимым.
2. «Я разрезаю живот… Вытаскиваю и прочищаю кишки… Отрезав нужный мне кусок кишки, я сшиваю отрезанные концы,
3. и дело в шляпе», — восторженно закончил он свою лекцию, а уже его попирал босоногий Петр, шепча лихорадочно: «Опять за старое, седой греховодник!»
4. Но толстяк жалобно умолял: «Голубчик Pierre, разрешите мне выкрикнуть еще только один ужасик!»
5. На что Петр сказал в каком-то буревом затишье, не предвещающем ничего хорошего: «Молчи, и не обнаруживай старые язвы!»
6. Но этого уже не слышал Мусатов, сбегая с лестницы.
7. Он шептал: «Что это, Господи? Что же это такое?»
8. Он чуть не сшиб с ног черномазого негра, который гордо шел вдоль освещенной улицы в изящном цилиндре и с иголочки одетый.
9. Любопытный негр посмотрел по сторонам и нагло думал: «Где же Москве до Чикаго!»
10. Под влиянием этой гнусной мысли губастая рожа улыбалась.
11. И над этим Содомом слетались грозные коршуны на смрадную падаль, радуясь желанному омертвению.
1. А босоногие чудаки после ухода Мусатова мирно сидели за столом. Каждый помешивал ложечкой в стакане с чаем.
2. Над их головами образовалась странная особенность: это была пара настоящих рожек, выросших Бог весть почему и откуда…
3. Толстый говорил худому: «А ты искусник, а ты обманщик, а ты лгун, Петенька?»
4. При этом он хихикал.
5. Но его веселья не разделял Петр, ворча: «Пожалуй, он догадается, в чем сила… Ведь они — хитрые…»
1. Мне кажется, что вы увидели бы, господа, двух, которые сидели на могилах.
2. Оба были высоки, худы и сутулы; борода одного развевалась по ветру, а из-под черных, точно углем обведенных ресниц грустно смотрели серые глаза.
3. Другой был в зимнем картузе и золотых очках.
4. Один сказал другому: «Мне, Барс Иванович, все-таки жаль Мусатова, несмотря на его гордыню и самонадеянность!»
5. А другой закричал: «Ээ! Да нельзя же, Вла-ди-мир Сер-ге-е-вич, спускать им всякую нелепость!
6. Ведь мусатовские выводы — это выводы сапожника!»
7. Быть может, это мне показалось, господа, и среди могил стояла только тоскующая красавица в бесслезных рыданьях, с вечными четками и в черном клобуке…
1. Ночью все спали. Бедные и богатые. Глупые и умные.
2. Все спали.
3. Иные спали скорчившись. Иные — разинув рты. Иные казались мертвыми.
4. Все спали.
5. И уже белый день сердито просился в окна. Казалось, что это был новый призыв к переутомленным.
6. Побуждение к новому ломанью.
1. Утром звонил колокол, потому что окончилось веселье и надвигалось великое уныние.
2. На рынках продавались сушеные грибы, и была мягкая слякоть.
3. С крыш капала сырость. Зловещее небо грозилось туманной весной.
1. В кабинете сидел знаменитый ученый, развалясь в кожаном кресле, и чинил карандаш.
2. Белые волосы небрежно падали на высокий лоб, прославленный многими замечательными открытиями в области наук.
3. А перед ним молодой профессор словесных наук, стоя в изящной позе, курил дорогую сигару.
4. Знаменитый ученый говорил: «Нет, я не доволен молодежью!.. Я нахожу ее нечестной, и вот почему:
5. Во всеоружии точных знаний они могли бы дать отпор всевозможным выдумкам мистицизма, оккультизма, демонизма и т. д… Но они предпочитают кокетничать с мраком…
6. В их душе поселилась любовь ко лжи. Прямолинейный свет истины режет их слабые глаза.
7. Все это было бы извинительно, если бы они верили в эти нелепости… Но ведь они им не верят…
8. Им нужны только пряные несообразности…»
9. Молодой профессор словесных наук, облокотясь на спинку кресла, почтительно выслушивал седую знаменитость, хотя его уста кривила чуть видная улыбка.
10. Он возражал самодовольно: «Все это так, но вы согласитесь, что эта реакция против научного формализма чисто временная.
11. Отметая крайности и несообразности, в корне здесь видим все то же стремление к истине.
12. Ведь дифференциация и интеграция Спенсера обнимает лишь формальную сторону явлений жизни, допуская иные толкования…
13. Ведь никто же не имеет сказать против эволюционной непрерывности. Дело идет лишь об искании смысла этой эволюции…
14. Молодежь ищет этот смысл!»
15. Знаменитый ученый грустно вздохнул, сложил перочинный ножик и заметил внушительно: «Но зачем же все они ломаются! Какое отсутствие честности и благородства в этом кривлянье…»
16. Оба они были не правы.
1. В чистенькой комнатке протоиерея, отца Благосклонского, золотобородый пророк разливался в жалобах.
2. Сюда он прибежал бледный и растерянный, и батюшка Иван держал его холодные руки.
3. «Что это, батюшка, что это такое? Это не было ни сном, ни действительностью?
4. Сердце мое кровью обливается, и я весь горю огнем!»
5. Тихо склонялся белый священник над головой ужаснувшегося. Ласкал своим синим взором, взором ребенка.
6. Молча гладил его золотые кудри. Сердце аскета болезненно сжималось от этой старческой ласки.
7. А ласковый батюшка вопрошал шепотом: «Сильно ли ты любишь ее?»
8. И — растерянный ребенок — он поверял батюшке свои обманные грезы, как другому ребенку, старому и невинному.
9. На дворе была тающая слякоть, и от пасмурных туч лицо священника казалось морщинистым и желто-зеленым.
1. «Но что же это такое было вчера? Кто они? Неужели наяву происходят такие ужасы?»
2. Тут батюшка весь понурился, точно уличенный в провинности. Казалось, он был обвит чуть видным, туманным флером.
3. Наконец он сказал, тряхнув кудрями, безнадежно махнув старенькой рукой: «Не пытайся углубляться, вопрошая, что сие.
4. Все бывает… Но об этом нужно молчать…
5. Разве я не вижу, что все мы летим куда-то с головокружительной быстротой!
6. Разве я не понимаю, что это означает!
7. Вот и сейчас: разве ты не видишь, что между нами есть что-то наносное, вредное, ужасающее!»
8. Аскет посмотрел на понурый образ старика, подернутого туманным флером; старик тревожно схватился за шейный крест.
5…И вот сверкнула на голове ее диадема из двенадцати звезд… И она, оторвавшись от морозного окна, продолжала собираться на бал…
6. И в синих очах ее была такая ясность и такая сила, что две звезды скатились с лунного неба, трепеща от дружеского сочувствия…
1. Уже на извозчике ехал теософ, везущий с собою таинственную особу из Индии…
2. Таинственная особа из Индии равнодушно зевала. А теософ нравоучительно толковал:
3. «Все это вздор… Они идут против здравого смысла…
4. Здравый смысл научает терпению: только через пять лет возможны неожиданности…
5. Еще пять лет… Еще пока ни о чем нельзя говорить утвердительно, ранее 1906-го года».
6. Таинственная особа из Индии равнодушно внимала голосу здравого смысла…
7. Она зевала.
1. Уже отец Иоанн, надев широкие калоши, окутанный шубой, выходил на лунную ночь.
2…Он думал: «Игрушки… Но опасные игрушки».
3. Был морозец. Снег поскрипывал под ногами.
4. Одинокие дворы пели от затаенной грезы: «Возвращается… Опять возвращается». И батюшка плотней закутался в свою шубу.
5. Он многое знал, но до времени молчал.
1. Ночью спали. Кто-то видел сон.
2. Стоял индус на берегу Ганга с цветком лотоса в руках.
3. Индус поучал: «Наши знания не мишура, а чистое золото…
4. И у нас был свой Кант, свой Шеллинг, свой Гегель, свои позитивисты…
5. Вот еще!.. Нашли чем удивлять!..
6. Поучитесь-ка мудрости у Шри-Шанкара-Ачарии и у Потангали!.. Что вы знаете о брахмане Веданты и о пурушах Самкхии…»
7. Так поучал индус спящего и отражался в волнах вверх ногами с цветком лотоса в руках.
1. Пришла масленица. Москвичам напекли жирных блинов.
2. Дни были снежные. Звенящие тройки утопали в столбах мятели.
3. Ждали объявления священного младенца. Не знали того, кто младенец, ни того, кто облечена в солнце.
4. Возлагали знание на аскета.
5. Слишком много тот учился, слишком тосковал, слишком много снял покровов, слишком полюбил Вечность.
6. Вечность зажгла новую звезду для баловника и любимца своего, и теперь весь мир любовался диковинкой.
7. Вечность указала запечатленного младенца и жену, облеченную в солнце.
8. И пока он так думал и не думал, поднимались и укрощались вьюги.
9. Тройки, звеня бубенцами, утопали в снежной пыли.
10. Что-то, ласковое, шептало: «Я не забыла вас, милые мои… Скоро увидимся!..»
1. Один сидел у другого. Оба спускались в теософскую глубину.
2. Один говорил другому: «Белый свет — свет утешительный, представляющий собою гармоничное смешение всех цветов…
3. Пурпурный свет — ветхозаветный и священный, а красный — символ мученичества.
4. Нельзя путать красное с пурпурным. Здесь срываются.
5. Пурпурный цвет нуменален, а красный феноменален».
6. Оба сидели в теософской глубине. Один врал другому.
1. Сквозь густой белый дым разгоралась заря, заливаясь розовым смехом; аскет проснулся и, зевая, потянулся к ночному столику за часами.
2. Вскочил с постели и, вспоминая предстоящее свидание, послал воздушный поцелуй морозной зорьке.
3. Смеялся, как малое дитё.
4. Тут ему подали письмо с севера Франции. Он разорвал конверт и читал, протирая сонные очи.
1. Ему писали, что Зверя постигло желудочное расстройство и он отдал Богу душу, не достигши пяти лет, испугавшись своего страшного назначения.
2. В смущении теребил аскет свою золотую бородку, шептал: «А Апокалипсис?»
3. Надевши пенсне, перечитывал письмо.
4. Наконец он быстро стал одеваться, и руки его дрожали от волнения.
5. А в окне над белыми снегами хохотала пунцовая зорька, безумная, взбалмошная, как малое дитё.
1. Белым деньком некто разговаривал со старушкой Мертваго, слушая интимные песни вьюги.
2. В окне был виден двор, занесенный снегом, и с края крыш свешивались массивные, ледяные сосульки.
3. Это был ни старый, ни молодой, но пассивный и знающий, и в разговоре со старушкой он выражал неудовольствие по поводу образа действий московских мистиков.
4. Он говорил, что их ждет разочарование, потому что они избрали неверный путь.
5. Он жалел и тосковал, следя отуманенным взором, как бледные вихри снегов, виясь, застилали от взора его ледяные сосульки.
6. Казалось, он говорил себе: «Так, Господи! Они не видят себя!»
7. Но старушка Мертваго не хотела понять его интимной сказки и советовала обратиться с жалобой.
1. В гостиной стояла сказка. Посмотрев на карточку, она сказала: «Проси…»
2. Машинально поправила свои рыжеватые волосы, машинально пошла навстречу золотобородому пророку, очаровательно улыбнувшись!
3. Глава неохристиан был бледен. Черные бриллианты не сверкали из-под опущенных ресниц.
4. Пушистое золото волос пало на задумчивое чело. В длиннополом сюртуке он казался повитым тайной.
5. Он воскликнул про себя: «Жена, облеченная в солнце». Он воздевал про себя свои руки, совершая мистерию.
6. А перед ним стояла сказка и вопросительно улыбалась; удивлялась появлению аскета, любезно приглашала садиться.
7. Аскет сообщал, что он явился с отказом от лекции, которую кентавр предложил ему прочесть о мистицизме на благотворительном вечере в пользу вдов и старух.
8. Время у него было занято, и он никак не мог обременять себя лишним трудом.
9. Небрежно слушала сказка его сообщение, желая поскорее его спровадить.
1. «А теперь мы поставим этот валик», — сказал жилистый генерал и, счистив с валика пыль мягкой кисточкой, вставил его и пустил в ход граммофон.
2. Из трубы вылетали гортанные звуки: «О ее-сли бы выы-скаа-заа-аать мооо-жнооо всю сии-луу стра-даааний моо-их…»
1. Вечерняя заря хохотала над Москвой, и Мусатов сказал в волнении: «Не удивляйтесь… Я имею сообщить вам нечто важное… Когда я могу к вам явиться…»
2. Он покраснел, и удивленная сказка нетерпеливо ему заметила: «Но ведь у нас приемный час ежедневно от двух до четырех!..»
3. В эту минуту раздвинулась портьера. Вбежал хорошенький мальчик с синими очами и кудрями по плечами.
4. Это, конечно, был младенец мужеского пола, которому надлежало пасти народы жезлом железным.
5. «Милый мальчик, — сказал Сергей Мусатов, сделав нечеловеческое усилие, чтобы не выдать себя. — Как его зовут?»
6. Но смеялась сказка, обратила запечатленное лицо свое к малютке, поправила его локоны и с напускной строгостью заметила: «Нина, сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не входила сюда без спросу».
7. Нина надула губки, а сказка весело заметила аскету: «Мы с мужем одеваем ее мальчиком».
8. Смеялась зорька, как малое дитё, вся красная, вся безумная.
9. Провалилось здание, построенное на шатком фундаменте; рухнули стены, поднимая пыль.
10. Вонзился нож в любящее сердце, и алая кровь потекла в скорбную чашу.
11. Свернулись небеса ненужным свитком, а сказка с очаровательной любезностью поддерживала светский разговор.
12. Вся кровь бросилась в голову обманутому пророку, и, еле держась на ногах, он поспешил проститься с недоумевающей сказкой.
1. «А вот если я поставлю этот валик, то вы услышите Петра Невского, веселого гармониста и песенника», — выкрикивал генерал, восторженный и жилистый.
2. И уже из трубы неслись гортанные звуки, слова, полные плоскости, а после каждого куплета Петр Невский приговаривал под звуки гармоники: «Ккарраашшооо-оо, ккарраа-шшооо-оо, иеттаа очень ккар-рааа-шшооо-оо…»
1. «Первый блин, да комом», — сказал повар в белом колпаке, глядя на неудавшийся блин.
2. «Ну ничего, авось другие выйдут…» И с этими словами он бросил блин жадному псу.
1. В булочной Савостьянова осведомились, имелись ли дрожжи в запасе и, когда узнали, что дрожжи израсходованы, распорядились о закупке новых дрожжей.
1. Оканчивалось денное представление Художественно-общедоступного театра… За туманным пологом седой мечтатель вел свою белую женщину к ледникам, чтобы облечь ее в солнце.
2. Сорвалась лавина с пылью и грохотом, унесла их в вечный покой.
3. А сама Вечность стояла на скале в своих черных ризах, и голос ее звучал, как чересчур натянутая струна.
4. Это не было действительностью, но представлением… И они быстро задернули занавес, потому что нечего было представлять.
1. Один сидел у другого. Оба говорили умные вещи.
2. Один говорил другому: «Если красный свет — синоним Бога Отца, красный и белый — синоним Христа, Бога Сына, то белый — синоним чего?..»
3. «Мы уже прожили красный свет, видели Пришедшего не водою только, но и кровью… Теперь мы увидим третье царство, царство белое, слово новое…»
4. Один восторженно махал пальцем перед носом другого… Другой верил первому.
1. У Поповского болели зубы…
1. На углу стоял бродяга и указывал прохожим на свою наготу, распахнувшись перед ними.
2. Слева шел студент, а справа аскет… И обоим бродяга указал перстом свою наготу.
3. Студент презирал частную благотворительность, а Мусатов не заметил бродяги.
4. Вечность шептала баловнику и любимцу своему: «Я пошутила… Ну и ты пошути… Все мы шутим…»
5. На заигрыванья Вечности обманутый пророк горделиво отмалчивался. Поднимал бобровый воротник.
6. Это не была жена, облеченная в солнце; это была обманная сказка. Но отчего ее образ жег огнем Сергея Мусатова?..
7. Он шептал: «Не надо, не надо!..» А за ним тащился бродяга и, затаив смрадное дыхание свое, старался запустить руку в карман Мусатова.
8. Десять лет боролся бродяга с капиталом, регулировал собственность и неоднократно побывал в кутузке.
1. А уже был вечер. Москвичи безобразничали вовсю.
2. В ночлежных домах толклись хитровцы и золоторотцы.
3. В балаганах бряцали бубны, и размалеванный паяц выбегал на холод корячиться перед собравшимся людом, зазывая в притон ломанья.
4. Это веселье отличалось от истинного, которое гармонично, как настроенный оркестр… Здесь же попались сухие щепки.
5. Кто-то бил в турецкий барабан, и карусель дико вертелась, сверкая огненными полосами кумача, мишурным золотом и цветными лампочками.
6. Деревянные львы раздирали свои рты, а на них сидели верхом картузники, грызущие подсолнухи.
7. Загородные рестораны мерцали зловещими огнями, стараясь газом и электричеством прикрыть свою мертвенность.
8. В театре Омона обнаженные певицы выкрикивали непристойности.
1. Ужасное омертвение повисло над городом. Факелы ужаса и бреда мерцали по обеим сторонам тротуаров.
2. Лихорадочное движение не закрывало ужаса, еще более обнаруживая язвы.
3. Казалось, мстители шумели над городом своими невидимыми крыльями.
1. Ждали утешителя, а надвигался мститель…
1. Озаренный фонарными огнями пророк все еще шатался по улицам.
2. Он зашел в ресторан, чтобы потопить в вине сосущее горе.
3. Это он делал в первый раз. Вспоминал брата Павла.
4. Глотая замороженное шампанское, он восклицал в отдельном кабинете: «Не надо… Не надо… Куда мы летим?..
5. Не пора ли остановиться?..»
1. Был концерт. Пел Шляпин. Он спел о судьбе, как она грозит.
2. Вызывали Шляпина. Говорили о Шляпине. Выходил Шляпин на вызовы.
3. Закручивая каштановые бакенбарды, выступал в антрактах багровый Небаринов, раскланиваясь с присутствующими, припоминая отсутствующих.
4. Аристократическому старичку улыбалась очаровательная сказка, словно была она ангелом, а зала — царствием небесным.
5. Там стоял высокий седой Кандиславский, с черными усами, а здесь толстый кентавр вел под руку изящного брюнета с закрученными усами сквозь культурные толпы, а кругом шептали: «Смотрите, вот идет известный писатель Дрожжиковский!..»
6. Шелестили шелковые платья.
1. Но все уселись по местам, и вышла певунья, осыпанная бриллиантами.
2. Слушала сказка певунью, утомлялась жизненной суетой.
3. Сегодня был официальный обед, а вчера приемное утро, а вот сейчас она могла не улыбаться, но фантазировать.
4. Певица, сверкая бриллиантами, в пении вытягивала шею и выводила: «Гдее жее тыы, раа-даасть быы-лаааа-аа-ааа-аа-аая?.. Ах, иистаа-мии-лааась устааа-лаа-яя».
1. Неподвижная, как изваяние, она стояла в черном клобуке, и в воздетых руках виднелись вечные четки.
2. Бледно-мраморное личико застыло в бесслезном рыданье. Как и сказка, она скучала под безлунным небом.
3. Обе томились, обе скучали, обе тянулись к безмирному.
4. У обеих было одно горе.
5. Ветер, проносясь над тихой обителью, колыхал металлические венки на засыпанных снегом могилах… И венки шелестили: «Гдее жее тыы, раа-даасть быы-лааа-аа-ааа-аа-яяя?.. Ах, иистаа-мии-лааась устааа-лаа-яя!..»
1. Пьяный и красный, он уплатил по счету и, слегка пошатываясь, вышел из ресторана.
2. Образ жены, облеченной в солнце, смеялся ему в лицо. Он слышал знакомые слова: «Мы с мужем одеваем ее мальчиком…»
3. Тут поскользнулся пьяный Мусатов и полетел вверх пятами, пародируя европейскую цивилизацию.
4. Поднимаясь, отряхивался от снега и шептал: «Куда мы летим… Не надо, не надо!»
5. Поднимал бобровый воротник.
6. А над ним нависала мертвенность, раздавался шум невидимых крыльев.
7. Раздавались мстительные крики.
1. Они указали ему на открытую дверь. Он внял их совету.
2. Не вините его, почтеннейшие! Они сами ему нашептывали: «Здесь разрешишь свое недоразумение».
3. И он вошел в проклятое место, и задремавший швейцар не осведомился, что ему нужно.
4. Они указали на дверь, а на двери они приколотили дощечку с надписью.
1. Над столом спускалась висячая лампа, какие бывают во всяком казенном заведении.
2. На столе стоял графин и стакан.
3. На полу сидел красноносый, рыжий толстяк в белом колпаке и нижнем белье.
4. Он поднимал указательный палец и внятно читал лекцию невидимым.
1. «Положим, у меня в распоряжении металлическая труба.
2. Я вбиваю ее в землю, покрыв печной заслонкой отверстие. Я привожу болванов и, сняв перед их носом печную заслонку, обнаруживаю дыру».
3. Безбровый толстяк, окончив свою лекцию, самодовольно осматривался. Но тут с шумом распахнулась дверь. Оттуда выскочил худой кривляка с нависшими черными бровями, грозовым взором и всклокоченной шевелюрой.
4. Он был в нижнем белье и на босу ногу. Он закашлялся как чахоточный, увидав вошедшего Мусатова. Он подскочил к кряхтящему толстячку и шепотом велел ему молчать.
5. На что босоногий лектор возопил гласом велиим: «Петруша, разреши мне выкрикнуть еще один только ужасик!»
1. «Вы, вероятно, явились выведывать тайны, милейший мой: я к вашим услугам». С этими словами он усадил Мусатова и сам уселся перед ним, прижимая руку к груди, чтобы сдержать свой сухой кашель…
2. «Сюда редко заходят. Я нахожу это непростительным легкомыслием: то обстоятельство, что вы видите нас, делает вам, сударь, честь…
3. Ну-с?.. Что скажете?..»
4. К тому времени оторопелый Мусатов, понявший, в чем суть, вопросил: «Какие величайшие истины в мире?»
5. «Все утончается, дифференцируясь…»
6. «Я это сам хорошо знаю», — заметил разочарованный Мусатов, отчего кривляка вдруг пришел в неописанный восторг.
7. «Неужели? — кричал он, — вы дошли до этого!»
8. «Конечно: у нас это знает любой гимназист четвертого класса…»
9. «Уж не знаете ли вы и того, что все возвращается?» — вопил ломака с пояснительными жестами.
10. «Как же, знаю и это, — досадовал Мусатов, — и не за этим пришел…»
11. «В таком случае мне больше нечему учить вас, ученейший», — визжал Петенька, корча злорадную гримасу, всплеснув руками в притворном изумлении…
12. «Пожалуй, сообщу вам тайну тайн, чтобы вы успокоились: тайн нет».
13. Висячая лампа коптила, как во всяком казенном заведении. Смрадная копоть заставляла чихать Мусатова.
14. Мусатов окончательно огорчился ломакиной ложью и, ударив по столу кулаком, неожиданно для себя громыхнул: «Не проведете, голубчики!»
15. Пьяный и наглый, он напоминал теперь своего брата, Павла.
1. «Ты не смеешь не верить, — зашелестел Петр, как осенний ветер, наклоняя грозовое лицо свое к лицу Мусатова, обрызгивая его слюной, как дождем, — потому что я — сущность, вещь сама по себе!»
2. Залпом выпил Мусатов несколько стаканов воды, схватил себя за голову и горел, как в лихорадке; в ушах его раздавались слова заговорившего толстячка: «Положим — стоит африканская жара… Я раздеваюсь донага и валяюсь на муравьиной куче… Множество маленьких насекомых впиваются в мое тело!..»
3. Толстяк ползал по полу и хохотал, хохотал до упаду.
1. «Неужели мне открылся мир четвертого измерения?» — думал Мусатов, ужасаясь устройством этого мира, а сущность вещей в образе Петрушки подсказывала: «Да, да, да, да, да! Миллион раз да! Это — так называемый мир четвертого измерения!.. Дело в том, что его не существует вовсе… Люди исколесили три измерения; вдоль и поперек. Они все узнали, но не угомонились, узнавши. Подобно горьким пьяницам, им нужно все больше и больше водки, хотя водка-то вышла и бутылка пуста… Ну, вот они и придумали у себя за стеной какое-то четвертое измерение… Ну, вот они и колотят в стену, желая пробить брешь в это четвертое измерение… Пусть поберегутся! — орал он так, что стены дрогнули, и при этом блеснули белые зубы его и белки глаз. — Пусть поберегутся, потому что Мститель жив… Чу! Над нами шум зловещих крыльев, точно над Гоморрой в день ее гибели!..»
2. «Но за стеной есть что-нибудь?» — шептал Мусатов, помертвев.
3. «Такая же комната, с такими же обоями, как во всяком казенном заведении, с таким же чудаком, который, бия кулаком в стену, воображает, что за стеной есть что-то иное… Пусть побережется, потому что Мучитель, как огромный, мохнатый паук, расставляет сети безумцу, чтобы насладиться воспламененной кровью его!..»
4. Так сказав, Петр нахмурил свои нависшие брови, и зеленые молнии с ужасающей яростью заблистали в диких очах. Но он быстро погасил эти огоньки, закатил глаза и казался потухшим вулканом.
5. Мертвенно-бледный, сидел в глубоком безмолвии.
1. «Ну, а смерть?» — вопрошал Мусатов.
2. «Смерть — это перевод жильца из комнаты № 10000 в комнату № 10001, если на то имеются надлежащие бумаги», — сказал грозовой Петр, очнувшись, восстав из мертвых.
3. Висячая лампа медленно потухала, когда лакей во фраке принес господам по стакану чаю с баранками.
1. «Может быть соединение между Западом и Востоком?»
2. И ему в ответ Петр-Гроза: «Какое тут соединение: ведь Запад смердит разложением, а Восток не смердит только потому, что уже давным-давно разложился!»
3. «Но кому же улыбается будущее?»
4. Тут произошло маленькое затруднение: сущность вещей схватилась руками за свои сползающие кальсоны и присела от изумления; потом, стуча рукой по высокому лбу, качала укоризненно головой: «Эхма!.. Что ж ты, батенька?.. Проник в наши тайны, а не знаешь азбучной истины!..»
5. Потом она вылила графин холодной воды на голову Мусатову, приговаривая: «А негр?.. А негр?»
6. «Так негр», — сказал пророк совершенно упавшим голосом, оправляя волосы, мокрые от воды.
7. «Негр, негр! Конечно, негр!.. Черномазый, красногубый негр — вот грядущий владыка мира!»
8. Тут Мусатов уронил голову на стол и замер в порыве пьяного отчаяния.
1. Забавный толстяк читал новую лекцию невидимым.
2. «Я разрезаю живот… Вытаскиваю и прочищаю кишки… Отрезав нужный мне кусок кишки, я сшиваю отрезанные концы,
3. и дело в шляпе», — восторженно закончил он свою лекцию, а уже его попирал босоногий Петр, шепча лихорадочно: «Опять за старое, седой греховодник!»
4. Но толстяк жалобно умолял: «Голубчик Pierre, разрешите мне выкрикнуть еще только один ужасик!»
5. На что Петр сказал в каком-то буревом затишье, не предвещающем ничего хорошего: «Молчи, и не обнаруживай старые язвы!»
6. Но этого уже не слышал Мусатов, сбегая с лестницы.
7. Он шептал: «Что это, Господи? Что же это такое?»
8. Он чуть не сшиб с ног черномазого негра, который гордо шел вдоль освещенной улицы в изящном цилиндре и с иголочки одетый.
9. Любопытный негр посмотрел по сторонам и нагло думал: «Где же Москве до Чикаго!»
10. Под влиянием этой гнусной мысли губастая рожа улыбалась.
11. И над этим Содомом слетались грозные коршуны на смрадную падаль, радуясь желанному омертвению.
1. А босоногие чудаки после ухода Мусатова мирно сидели за столом. Каждый помешивал ложечкой в стакане с чаем.
2. Над их головами образовалась странная особенность: это была пара настоящих рожек, выросших Бог весть почему и откуда…
3. Толстый говорил худому: «А ты искусник, а ты обманщик, а ты лгун, Петенька?»
4. При этом он хихикал.
5. Но его веселья не разделял Петр, ворча: «Пожалуй, он догадается, в чем сила… Ведь они — хитрые…»
1. Мне кажется, что вы увидели бы, господа, двух, которые сидели на могилах.
2. Оба были высоки, худы и сутулы; борода одного развевалась по ветру, а из-под черных, точно углем обведенных ресниц грустно смотрели серые глаза.
3. Другой был в зимнем картузе и золотых очках.
4. Один сказал другому: «Мне, Барс Иванович, все-таки жаль Мусатова, несмотря на его гордыню и самонадеянность!»
5. А другой закричал: «Ээ! Да нельзя же, Вла-ди-мир Сер-ге-е-вич, спускать им всякую нелепость!
6. Ведь мусатовские выводы — это выводы сапожника!»
7. Быть может, это мне показалось, господа, и среди могил стояла только тоскующая красавица в бесслезных рыданьях, с вечными четками и в черном клобуке…
1. Ночью все спали. Бедные и богатые. Глупые и умные.
2. Все спали.
3. Иные спали скорчившись. Иные — разинув рты. Иные казались мертвыми.
4. Все спали.
5. И уже белый день сердито просился в окна. Казалось, что это был новый призыв к переутомленным.
6. Побуждение к новому ломанью.
1. Утром звонил колокол, потому что окончилось веселье и надвигалось великое уныние.
2. На рынках продавались сушеные грибы, и была мягкая слякоть.
3. С крыш капала сырость. Зловещее небо грозилось туманной весной.
1. В кабинете сидел знаменитый ученый, развалясь в кожаном кресле, и чинил карандаш.
2. Белые волосы небрежно падали на высокий лоб, прославленный многими замечательными открытиями в области наук.
3. А перед ним молодой профессор словесных наук, стоя в изящной позе, курил дорогую сигару.
4. Знаменитый ученый говорил: «Нет, я не доволен молодежью!.. Я нахожу ее нечестной, и вот почему:
5. Во всеоружии точных знаний они могли бы дать отпор всевозможным выдумкам мистицизма, оккультизма, демонизма и т. д… Но они предпочитают кокетничать с мраком…
6. В их душе поселилась любовь ко лжи. Прямолинейный свет истины режет их слабые глаза.
7. Все это было бы извинительно, если бы они верили в эти нелепости… Но ведь они им не верят…
8. Им нужны только пряные несообразности…»
9. Молодой профессор словесных наук, облокотясь на спинку кресла, почтительно выслушивал седую знаменитость, хотя его уста кривила чуть видная улыбка.
10. Он возражал самодовольно: «Все это так, но вы согласитесь, что эта реакция против научного формализма чисто временная.
11. Отметая крайности и несообразности, в корне здесь видим все то же стремление к истине.
12. Ведь дифференциация и интеграция Спенсера обнимает лишь формальную сторону явлений жизни, допуская иные толкования…
13. Ведь никто же не имеет сказать против эволюционной непрерывности. Дело идет лишь об искании смысла этой эволюции…
14. Молодежь ищет этот смысл!»
15. Знаменитый ученый грустно вздохнул, сложил перочинный ножик и заметил внушительно: «Но зачем же все они ломаются! Какое отсутствие честности и благородства в этом кривлянье…»
16. Оба они были не правы.
1. В чистенькой комнатке протоиерея, отца Благосклонского, золотобородый пророк разливался в жалобах.
2. Сюда он прибежал бледный и растерянный, и батюшка Иван держал его холодные руки.
3. «Что это, батюшка, что это такое? Это не было ни сном, ни действительностью?
4. Сердце мое кровью обливается, и я весь горю огнем!»
5. Тихо склонялся белый священник над головой ужаснувшегося. Ласкал своим синим взором, взором ребенка.
6. Молча гладил его золотые кудри. Сердце аскета болезненно сжималось от этой старческой ласки.
7. А ласковый батюшка вопрошал шепотом: «Сильно ли ты любишь ее?»
8. И — растерянный ребенок — он поверял батюшке свои обманные грезы, как другому ребенку, старому и невинному.
9. На дворе была тающая слякоть, и от пасмурных туч лицо священника казалось морщинистым и желто-зеленым.
1. «Но что же это такое было вчера? Кто они? Неужели наяву происходят такие ужасы?»
2. Тут батюшка весь понурился, точно уличенный в провинности. Казалось, он был обвит чуть видным, туманным флером.
3. Наконец он сказал, тряхнув кудрями, безнадежно махнув старенькой рукой: «Не пытайся углубляться, вопрошая, что сие.
4. Все бывает… Но об этом нужно молчать…
5. Разве я не вижу, что все мы летим куда-то с головокружительной быстротой!
6. Разве я не понимаю, что это означает!
7. Вот и сейчас: разве ты не видишь, что между нами есть что-то наносное, вредное, ужасающее!»
8. Аскет посмотрел на понурый образ старика, подернутого туманным флером; старик тревожно схватился за шейный крест.