Бенцони Жюльетта. Констанция. Книга четвертая

   — Констанция, я люблю тебя и поэтому ты останешься там, где я посчитаю нужным.
   — Ты даже себя не любишь, — вдруг резко бросила Констанция, — ты знаешь только, что такое власть и обладание. Власть и обладание — больше ничего тебе не известно. Я не твоя лошадь, что ты вот так можешь распоряжаться моей жизнью.
   — Ты мой дом, — спокойно сказал король Витторио и, повернув голову, посмотрел в глаза Констанции.
   — Так пусть тогда твои министры приезжают сюда, где твой дом, и они, я в этом уверена, будут уважать тебя больше. Король Витторио улыбнулся. Он слушал слова Констанции с таким видом, как взрослый мужчина слушает рассуждения ребенка. — Чем меньше они тебя будут видеть, тем больше будут уважать.
   — Нет, Констанция, ты преувеличиваешь.
   — Ничего я не преувеличиваю! — горячо заговорила Констанция. — Вот, смотри, у меня есть список твоих министров, — Констанция ловко из-под подушки достала несколько сложенных вдвое листков бумаги и устроившись поудобнее, начала читать и передавать листки королю. — А вот это список ненадежных людей.
   Король с удивлением взял список в руки и принялся просматривать, поднеся список к свече.
   — Ты знаешь, кстати, что граф Треве за твоей спиной ведет переговоры с французами. Знаешь ли ты, король, что Треве на жаловании у французов?
   Король вновь улыбнулся, и эта улыбка снова была как у взрослого, многоопытного человека, слушающего рассуждения ребенка.
   Констанцию эта улыбка обозлила.
   — Это абсурд, Констанция, Треве слабоумный.
   — Нет, Витторио, ты ничего не понимаешь. А вот это список надежных людей, — Констанция подала лист, — это твои министры и советники, которым можно доверять.
   — Не очень много, — скептично усмехнулся король.
   — Да, не очень много, но это верные тебе люди. Остальных тебе придется заменить.
   — Заменить? — король вновь улыбнулся.
   — И не улыбайся так, я говорю правду.
   — Тогда заменим Треве, если ты, дорогая, настаиваешь.
   — Нет, не только Треве, но и всех остальных, — натягивая одеяло к подбородку, бросила Констанция.
   Король Витторио отбросил листки бумаги на пол и обнял Констанцию. Женщина лежала абсолютно спокойно.
   — Хорошо-хорошо, дорогая, заменим. Что-нибудь еще? — задал свой обычный вопрос король Витторио.
   — Пока все, — так же как и раньше, ответила ему Констанция.
   Король начал стаскивать с Констанции одеяло, стараясь как можно скорее добраться губами до ее груди. Женщина схватила короля за плечи и попыталась оттолкнуть его, но силы были неравными. Тогда она прикрыла лицо руками и затрясла головой.
   — Что такое? — изумленно приподнявшись на локтях, спросил король Витторио.
   — Не надо, не хочу, я сегодня все сделала прекрасно и так.
   — Что ты сделала? — не понял король Витторио.
   — Свою работу.
   Король Витторио с изумлением посмотрел на Констанцию.
   — Я не совсем понимаю, Констанция, о чем ты говоришь?
   — Не надо, Витторио, все ты понимаешь, я выполняю свой долг, я служу королю.
   — Мы занимались любовью, — немного растерянно произнес король Витторио, забрасывая руки под голову.
   — Это ты занимался любовью, а я выполняла работу.
   Король Витторио несколько мгновений лежал, глядя на потолок, по которому бежали трепетные тени. И вдруг до него дошел смысл сказанного Констанцией. Он резко вскочил, навалился на женщину, схватил ее за плечи и стал трясти.
   — Ты! Ты, сука! Сука! — выкрикивал король прямо в лицо Констанции. — Зачем? Зачем ты это сказала? Зачем ты меня оскорбляешь?
   — Ну, говори, говори, — шептала Констанция в лицо королю, — не стесняйся, не стесняйся, не сдерживай себя, можешь сказать все, что хочешь, все, что обо мне думаешь и все это будет правдой!
   Глаза короля Витторио налились кровью, губы дергались, он продолжал трясти Констанцию за плечи.
   — Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Понимаешь?
   — Да, я все понимаю, все понимаю! — выкрикивала Констанция.
   — Кто ты? Неужели ты камень, неужели ты меня не любишь?
   Констанция затрясла головой.
   — Я королевская шлюха, шлюха, вот кто я! На несколько мгновений король Витторио замер, будто его окатили холодной водой. Затем он оттолкнул от себя Констанцию и начал хлестать ее по щекам.
   — Сука! Сука! — выкрикивал он, стаскивая с женщины одеяло. — Ты дрянь! Мерзость! Неужели в твоем сердце нет ни капли жалости? Ни капли, хотя бы вот настолько?
   Констанция испуганно вжалась в подушки и пыталась прикрываться от рук короля.
   — Вон! Вон отсюда! — король вытащил Констанцию из постели, затем схватил на руки, бросил на пол и стал толкать в спину и хлестать по плечам.
   — Уходи! Уходи отсюда, чтобы я тебя не видел! Ненавижу! Мерзость! Сука! Уходи!
   Он дотащил Констанцию до двери, широко распахнул створки и вышвырнул в холодный коридор. Обнаженная, она лежала на полу, и ее тело сотрясали рыдания.
   — Но ведь это правда, чистая правда, — шептала Констанция, скребя ногтями ворс ковра. — Правда, правда, правда! — пробовала сама себя убедить женщина. — Я не люблю короля, не люблю, я даже его ненавижу! Но так уж все сложилось, что я вынуждена стать его любовницей, вынуждена выполнять свой долг, а он требует от меня любви. Но ведь любовь так просто не дается, она приходит откуда-то оттуда, от Бога! А он, завладев мною силой, требует еще любви. Никогда! Никогда я не буду его любить и единственное, чего он добьется, это моей ненависти. В конце концов он доведет меня до того, что я покончу с собой или убью его. Ненавистный мучитель!И только сейчас Констанция почувствовала, как ей холодно. Она подошла к двери, повернула ручку и переступила порог. Король лежал, отвернувшись. Она тихо, как побитая собака, подошла к постели и забралась под одеяло. Она тяжело дышала, по щекам бежали слезы.
   Она чувствовала, насколько она унижена, чувствовала всю глубину своего падения и так же прекрасно понимала, что сейчас не в состоянии как-либо изменить свою жизнь. Она почувствовала и осознала, что ее падение будет продолжаться, она еще не достигла дна пропасти.
   » Боже, помоги мне, пусть это все кончится как можно скорее, — прошептала Констанция, понимая, что Бог давным-давно отвернулся от нее, превратив в машину для удовлетворения чувств короля. — Неужели я могла когда-нибудь подумать, что дойду до такой жизни? Но уж если все так сложилось, буду пытаться взять, воспользовавшись предоставленной мне властью все, что только возможно. Я ненавижу сама себя и страстно желаю, чтобы все вокруг ненавидели и презирали меня. И еще, я страстно желаю, чтобы меня все боялись — все «. Это была уже не та Констанция, робкая и застенчивая, это была жестокая женщина, понимавшая всему цену и знающая, как можно добиться всего, пользуясь лишь своим телом. И она понимала, что сейчас она уже ни перед чем не остановится. Она медленно повернулась набок и уткнулась в плечо Витторио. Король сбросил ее руку. Тогда Констанция прильнула к нему всем своим разгоряченным телом.
   — Витторио, Витторио… — прошептала она, покусывая плечо короля.
   Король еще попытался отстраниться, но Констанция прижалась к нему так плотно, что король едва смог пошевелиться.
   — Иди сюда, иди, я твоя, я принадлежу только тебе, — зашептала женщина.
   Король освободился от объятий Констанции и медленно перевернулся набок. Констанция увидела, что по щекам короля бегут слезы, и ее сердце сжалось от радости.
   » Да, он будет моим и выполнит все, что я пожелаю. В этом уже не может быть ни малейшего сомнения. Только сейчас надо придумать, чего же я желаю. Чего?«
   Король Витторио уже жадно целовал Констанцию в шею, в грудь, в губы. А она поглаживала его курчавые волосы, постанывала, вздыхала, негромко вскрикивала.
   Я люблю, люблю тебя, — прерывающимся голосом шептал король Витторио.
   Конечно, конечно, — отвечала Констанция. Я хочу, чтобы и ты любила меня… Да, да, — отвечала Констанция, — все будет хорошо, хорошо.
   — Люби меня! Люби! — выкрикивал король, прижимая Констанцию к себе с такой силой, что она едва дышала.
   — Да, да, — выдыхала женщина.
   Прошло еще несколько недель. Королевская чета была приглашена графом де Монферраном и его супругой в свой дворец, чтобы король и королева смогли полюбоваться коллекцией произведений искусства. Вместе с королевской четой приехала и Констанция.
   Графиня и граф Монферран даже немного растерялись, не зная, к кому обращаться, не зная, кому отдавать почести. Королева держалась немного поодаль от короля, зато Констанция была рядом с королем Витторио. Она не отходила от него ни на шаг, вернее, король то и дело обращался к Констанции, указывая глазами на то или иное произведение.
   Действительно, коллекция графа Монферрана поражала изысканностью и богатством. Здесь были картины всех великих художников, и каждый из великих мастеров был представлен одним или несколькими произведениями. Тускло поблескивало золото рам, сверкал мрамор скульптур.
   Придворные, которые тоже были приглашены на этот вернисаж, расхаживали по огромному залу, останавливаясь у картин и обмениваясь впечатлениями.
   И действительно, поговорить было о чем: Тинторетто, Караваджо, Веронезе, Рафаэль… Коллекция была собрана с огромным вкусом, стоимость картин даже невозможно было определить. Здесь были представлены первоклассные образцы живописи и скульптуры.
   — Мы так благодарны за ваше присутствие, — в низком поклоне приветствовала появление королевы и Констанции графиня де Монферран.
   — Не смущайтесь, графиня, — сказала королева. Констанция в ответ немного снисходительно поклонилась, — мы всего лишь должны поблагодарить вас, графиня, за возможность видеть и встретиться со столь замечательными произведениями искусства.
   И они принялись рассматривать картины.
   — Да, графиня, мы благодарны вам за встречу с картинами, — надменно улыбнувшись, бросила Констанция.
   Графиню передернуло от подобной наглости, но она подавила в себе желание возмутиться, ведь она прекрасно понимала, кто сейчас правит бал и что королева сейчас ничего не решает, а вся власть ужедавным-давно перешла в руки вот этой холеной прекрасной женщины, жестокой и надменной.
   К королю, стоящему возле скульптуры Микеланджело, приблизился маркиз Лоренцетти. Он склонился в поклоне и торопливо заговорил:
   — Ваше величество, по поводу нынешней политической ситуации я хотел бы внести предложение.
   Король недовольно посмотрел на маркиза Лоренцетти, на его лице было написано безразличие.
   А маркиз, заглядывая в глаза королю, попытался продолжить.
   — Дело в том, ваше величество, Франция готова получить Пьемонт…
   — Хватит, — оборвал его король Витторио, — я не хочу об этом слышать, меня это не интересует.
   — Но ваше величество, ведь…
   — Хватит, маркиз!
   Королева стояла возле большого полотна Караваджо, на котором была изображена Юдифь. Констанция подошла и стала подле ее величества.
   — Кто эта женщина, вы знаете, графиня? — обратилась королева к Констанции.
   — Да, это Юдифь.
   — Какой же она должна быть сильной, если смогла совершить подобное! — воскликнула королева, глядя на картину, изображавшую Юдифь, попирающую ногой отрубленную мужскую голову.
   Констанция долго смотрела на картину, потом на ее лице появилась надменная улыбка.
   — Да, эта женщина была очень сильна.
   — Как я ей завидую! — не удержавшись, произнесла королева.
   — Есть чему завидовать, ваше величество, — равнодушно и холодно заметила графиня де Бодуэн и отошла в сторону.
   Король стоял посреди зала, разговаривая с графиней и графом Монферраном.
   — У вас удивительная коллекция, — говорил король Витторио, — я ценю людей, собирающих произведения искусства. А ваша коллекция подобрана с большим вкусом.
   — Мы делаем, ваше величество, все что можно, — заговорила графиня Монферран.
   — Я тоже ценю ваши усилия, графиня, — сказала Констанция, останавливаясь подле короля.
   Король Пьемонта Витторио улыбнулся, увидев рядом с собой Констанцию.
   — Какую картину вы считаете лучшей? — обратился король Витторио к графу Монферрану.
   Тот задумался, а потом, переглянувшись с графиней, он произнес:
   — Я думаю, наша любимая картина, ваше величество — Караваджо.
   — И Вермеер хорош, — сказала графиня Монферран, глядя на небольшую женскую головку кисти Верме-ера Дельфтского.
   Король оглянулся. Ему нравилась картина Караваджо.
   — Никогда ранее короля Пьемонта Витторио не волновали ни картины, ни скульптуры, — глядя то в глаза графу Монферрану, то в глаза графине, продолжая надменно улыбаться, произнесла Констанция.
   Король согласно улыбнулся в ответ.
   — Я думаю, ваше величество, — Констанция взглянула на короля Витторио, — Караваджо будет вам по вкусу.
   Граф и графиня Монферран испуганно переглянулись. Но то, что сказала Констанция, было не простым намеком, это выглядело почти как приказ.
   — Я думаю, ваше величество, — дрожащим голосом промолвила графиня Монферран, — мы с мужем будем счастливы преподнести вам в дар картину Караваджо, — она чуть не задохнулась, когда закончила фразу.
   Король в ответ едва лишь кивнул головой, он уже привык к подобным выходкам Констанции и понимал, что спорить с ней бессмысленно, если уж она что-то решила, обязательно доведет до конца.
   Караваджо и Вермеер Дельфский были тут же упакованы и вынесены во двор. Король, Констанция и королева вместе с придворными покинули дворец графов Монферран.
   — Сука! Сука! Сволочь! — выкрикивала графиня Монферран, нервно расхаживая по залу и глядя в окно, как грузят картины на повозки. — Благодари Бога, — сказала графиня Монферран своему мужу, — что эта сука смогла взять только это. Если бы король дал ей волю…
   — Да у нее власти больше, чем у любого нашего министра, даже больше, чем у самого короля — сказал граф де Монферран, не зная, как остановить страшную дрожь в руках. — Если бы эта мерзавка могла, она бы забрала все, все, что мы с тобой собрали, все, что собрали наши предки.
   — Да, дорогой, да, она ужасный человек, и зачем только король связался с ней.
   — Да мы сами во всем виноваты, — произнес граф Монферран, — ведь все до единого толкали ее на этот шаг, даже муж, граф де Бодуэн и тот, надеясь получить побольше выгоды и побыстрее сделать карьеру, не противился королю и не удерживал свою жену. — А ты знаешь, дорогой, — сказала графиня Монферран, — что эта сука забрала у графини Тревер всю бронзу Челлини, а так же два прекрасных полотна Тинторетто, а у барона Леграна два полотна Тициана.
   — Да что ты говоришь, дорогая! — воскликнул граф Монферран, прикрывая ладонями лицо. — Это невозможно, этого не может быть!
   — Но я сама вчера разговаривала с графиней, и она мне сообщила.
   — Знаешь, кто она? — вдруг сказал граф де Монферран.
   — Догадываюсь. — Нет, ты даже не догадываешься. Эта Констанция — обыкновенная, самая заурядная, вульгарная воровка, пользующаяся властью над безвольным королем Витторио. Но король за этопоплатится! — Тише, тише! — попыталась успокоить мужа графиня Монферран.
   Внизу, во дворе, загрохотали колеса повозки, увозившие полотна Караваджо, Вермеера Дельфтского и одну из скульптур Лоренцо Бернини.

ГЛАВА 9

   Надежды на то, что королю Пьемонта Витторио скоро наскучит связь с графиней де Бодуэн, не оправдались. Король все больше и больше попадал под влияние Констанции, он готов был делать длянее все, что только она пожелает. Король забросил все дела, перестал встречаться с министрами. Даже бумаги первостепенной важности, которые курьеры привозили во дворец короля в Риволи, по несколько недель оказывались не прочитанными и не подписанными.
   — Господи, наш король потерял рассудок, — перешептывались придворные, — что-то надо делать!
   Но никто из придворных не мог повлиять на короля, тем более на Констанцию. Да и каждый опасался за свою карьеру, за свою судьбу, ведь перед глазами был яркий пример, как Констанция расправилась с семьей графа де Бодуэна. Все были высланы в загородное поместье, всем де Бодуэнам было запрещено появляться при дворе, асвященник был вообще отправлен за пределы Пьемонта. Констанция де Бодуэн, фаворитка короля, позволяла себе совершенно сумасбродные выходки. Появившись во дворце кого-нибудь из придворных, она тут же требовала, чтобы та или иная картина, скульптура или драгоценность, прекрасная лошадь или еще что — нибудь приглянувшееся ей, были переданы королю, вернее, не переданы, а отданы в дар.
   Король, понимая, что поведение Констанции вызывает массу кривотолков и нареканий, несколько раз пытался остановить и удержать ее. Но все это было бессмысленно. После подобных разговоров Констанция не подпускала к себе короля, не разговаривала с ним, угрюмо молчала и не отвечала на его вопросы. И это доводило короля Витторио до бешенства. Он был вне себя, придирался к слугам, мог накричать и оскорбить любого из самых уважаемых своих советников, обозвать их трусами, лжецами и казнокрадами. Все боялись попадаться на глаза королю Пьемонта Витторио.
   Одна лишь Констанция вела себя независимо. Она могла себе позволить говорить королю все, что думает, могла спорить с ним по самому незначительному поводу и даже эти споры и злые выходки Констанции доставляли королю Витторио неописуемое наслаждение. Ведь он все еще надеялся — скоро придет время и Констанция полюбит его, а даже думать о том, чтобы расстаться с этой прекрасной, дерзкой холодной женщиной, он не мог, сразу же отбрасывал подобные мысли. Он не мог себе представить и одного дня, проведенного порознь со своей возлюбленной. Ревность кипела вего душе, едва он оставлял Констанцию одну.
   » Как она там? — думал король Витторио. — Может быть, она с кем-нибудь разговаривает, вспоминает свое прошлое, вспоминает графа де Бодуэна?«
   И он, бросая государственные дела, мчался в Риволи.
   Констанция расхаживала по дворцу, изредка останавливаясь пред той или иной картиной, перевезенной в Риволи. Вермеер Дельфтский висел теперь у нее в спальне, Караваджо — в гостиной, Тинторетто и Веронезе украшали ее уборную.
   Король радостно поднимался по лестнице.
   — Констанция, ну как, ты скучала без меня? — обращался он к своей фаворитке.
   Констанция заметно передергивала плечами, морщилась.
   — А почему я должна скучать, ваше величество?
   — Да не называй ты меня, в конце концов, » ваше величество «!
   — Хорошо, — кротко говорила Констанция, отходя к окну и глядя на зеленеющие холмы и серые скалы.
   — Та ты скучала, или нет, признайся?
   — Я же говорю тебе, что я не скучала.
   — А чем ты занималась, пока меня не было?
   — Ничем не занималась.
   — А ты хоть ждала меня? — спрашивал король, обнимая Констанцию.
   Она передергивала плечами, пытаясь высвободиться из объятий
   — Ничем я не занималась. Гуляла, смотрела картины, дышала свежим воздухом.
   — Боже, да неужели ты совсем не думала обо мне? Неужели ты даже не вспомнила о моем существовании?
   — К чему эти разговоры, ваше величество, ведь вам прекрасно известно, что я принадлежу и служу вам.
   — Я не хочу, Констанция, чтобы ты мне служила, я хочу, чтобы ты меня любила.
   — Любила… какое странное слово, — поджимала губы Констанция и принималась помахивать веером или стучать пальцами по крышке стола, — любила… — это слишком сильно, ваше величество, сказано. Любовь надо заслужить.
   — Что я должен сделать, Констанция?
   — Ваше величество…
   — Да прекрати, прекрати, Констанция, называть меня так!
   — Хорошо, — соглашалась женщина, — трудно влюбиться в человека, когда он взял тебя силой.
   — Но разве я взял тебя силой? Ведь ты сама пришла ко мне, помнишь ту ночь?
   — Помню, — зло бросала Констанция, нервно расхаживая по залу, изредка останавливаясь перед какой-нибудь из картин. Действительно, я пришла сама, но стоит учесть…
   — О чем ты хочешь сказать, что я тебя вынудил?
   — Да, и тебе это прекрасно известно.
   — Да нет же, все не так!
   — Так, — говорила Констанция, глядя в глаза королю Витторио.
   А он падал в кресло и, схватив голову руками, раскачивался из стороны в сторону.
   — Ну почему ты такая холодная, как камень?
   — А что, разве я обязана кипеть? Разве я обязана бросаться в твои объятия, целовать тебя, говорить, что я люблю, если мое сердце холодно и в нем нет любви?
   — Но ведь ты можешь соврать.
   — Нет, врать я не могу и не желаю.
   — Почему?
   — Это против моих правил.
   Констанция видела в зеркале отражение короля, его лицо было хмурым, взгляд из-под сдвинутых бровей жестким и решительным.
   — Я тебя накажу.
   — Воля ваша, вы вообще можете сделать со мной все, что угодно. Вы можете запереть меня в какую-нибудь комнату, можете отослать на конюшню, можете заставить стирать ваше белье, ведь вы мойповелитель. — Но я не хочу быть повелителем, я хочу только одного…
   — Нет, этого никогда не будет.
   — Ну почему? Неужели твое холодное сердце не дрогнет, неужели ты не видишь, что я буквально сгораю от любви к тебе, что чувства переполняют мое сердце.
   — Вижу, но это ни о чем не говорит, мое сердце бьется ровно и спокойно.
   — У тебя, Констанция, не сердце, у тебя в груди камень.
   — Возможно.
   Все чаще и чаще подобные разговоры происходили между королем и его фавориткой, все чаще и чаще король выбегал из комнаты Констанции, раздосадованно бросаясь на кого-нибудь из слуг.
   — Где моя лошадь?! Я приказывал, чтобы она стояла у крыльца!
   — Сию минуту, ваше величество, приказ будет исполнен.
   — Она должна стоять! — кричал король Витторио, избивая слугу, хотя тот ни в чем не был виновен.
   А когда лошадь подводили к крыльцу, король уже был занят тем, что распекал кого-нибудь из слуг за незначительную провинность, за то, что плащ был подан не ко времени, что шляпа была черного, а некоричневого цвета, за то, что письма не были вовремя переданы в столицу. Слуги испуганно оправдывались:
   — Ваше величество, но ведь вы этого не приказывали!
   — Как я не приказывал?! — громогласно кричал король. — Я сто раз говорил тебе об этом и если еще раз ты наберешься наглости и ослушаешься своего короля, то будешь наказан самым жестоким образом! Пойдешь служить в армию, пойдешь служить простым солдатом, и там ты узнаешь, как не выполнять приказания короля!
   — Все будет исполнено, ваше величество, — оправдывался слуга, бросаясь выполнять приказание.
   — Стой! — кричал ему вслед король. Слуга оборачивался и кланялся.
   — Да что ты кланяешься как болван!
   — Я слушаю, ваше величество.
   — Пошел вон!
   Слуга пятился, покидая дворец. Констанция, слыша, как король распекает своих слуг, злорадно улыбалась.
   — Ты скоро сойдешь с ума — и дорого тебе обойдется власть надо мной. Я превращу тебя в простую марионетку.
   Но говоря и думая это, Констанция чувствовала жалость к королю, ведь она прекрасно понимала, что этот большой и сильный человек болен, и его болезнь называется любовью. Конечно, ей как всякой женщине льстило, что ее так горячо любит король, но она не могла исправить саму себя, не могла исправить свой характер и полюбить в ответ на любовь. Ее сердце оставалось холодным, хотя тело любило короля, любило
   Его страстные ласки, его неистовство. А вот душа и разум не могли с этим смириться.
   Однажды, во время чаепития, когда король Витторио и Констанция сидели на веранде загородного дворца в Риволи, король отставил чашку и ласково взглянув на Констанцию, спросил:
   — Дорогая, ты себя хорошо чувствуешь? Констанция в ответ только пожала плечами, не проронив ни слова.
   — Так ты не ответила, — более настойчиво сказал король Витторио и дал знак слуге, чтобы тот удалился.
   Когда слуга скрылся, король Витторио взял Констанцию за руку.
   — Неужели ты всегда будешь так холодна ко мне? Констанция вновь пожала плечами.
   — Не знаю, не знаю, может быть, пройдет время и что-нибудь изменится.
   — Но почему ты такая?
   — А почему ты такой? — вопросом на вопрос ответила Констанция.
   — Я — потому что люблю тебя, люблю, я уже потерял голову, обезумел от любви, неужели тебе это не ясно?
   — Возможно, и ясно, но все равно это ничего не меняет, — Констанция золотой ложечкой помешивала уже давным-давно остывший кипяток.
   — Может быть, что-нибудь еще? — перевел на другую тему разговор король и, подняв блюдо с разнообразными пирожными, предложил Констанции.
   Та посмотрела на угощение, потом в глаза Витторио и взяла пирожное.
   — Если ты еще чего-нибудь хочешь, то только попроси, — сказал король Пьемонта Витторио, глядя в глаза Констанции. Та покачала головой.
   — А мне нужен сын, — вдруг сказал король. Рука Констанции с поднесенным ко рту пирожным застыла в воздухе.
   — Сын?! — как бы не поверив, переспросила женщина.
   — Да, да, сын, — быстро заговорил король.
   — Но ведь он будет незаконнорожденным, — скептично усмехнулась женщина.
   — А мне плевать, я могу сделать его принцем, — король поставил блюдо с пирожным и опустив локти на стол, оперся на кулаки, продолжая неотрывно смотреть в глаза Констанции.
   — А если родится дочь? Король улыбнулся.
   — Я думаю, будет сын. Констанция усмехнулась.
   — Это сможет решить много проблем, — король смотрел на Констанцию, которая невозмутимо принялась есть пирожное.