Бенцони Жюльетта. Констанция. Книга четвертая

   «Зачем я ее отпустил? Ведь я же сам дал согласие, ведь я же чувствовал, что она может убежать! Почему она никак не может ко мне привыкнуть? Почему я должен держать ее рядом с собой силой?Ведь я же люблю ее, и она это знает, почему же она так неблагодарна? Дьявол, она любит своего мужа, графа де Бодуэна. Лучше бы он погиб тогда, когда взрывал мост через проклятую реку, тогда, когда я получил известие о том, что Констанция заразилась оспой. Но бог милостив к таким, как граф де Бодуэн…» Король Витторио подошел к окну и посмотрел на темные, низко висящие тучи. Они вот-вот готовы были разразиться проливнымдождем.«Скорее, скорее, почему я ни о чем не знаю? Где они все? Где мои верные люди? Скорее бы они появились и привезли хоть какие-нибудь известия!» Король был вне себя, он сгорал от ярости и нетерпения. Он то и дело хватался за рукоять шпаги.
   «Убью графа де Бодуэна! Убью! Кто дал ему право стать между мной, королем Пьемонта, и Констанцией?! Она должна принадлежать мне и только мне! Ведь если бы не я, она бы умерла, а если бы бог ее помиловал, она была бы ужасна и безобразна! Только я спас ее, почти лишившись за это короны. Тысячи людей погибли из-за этой любви, а она так меня предала!» Король готов был выхватить клинок и вонзить себе в сердце, но он хотел увидеть Констанцию, хотел взглянуть ей в глаза, чтобы там прочесть ответ на все вопросы, которые мучили его душу. — Ну где же вы все?! — шептал Витторио, бросаясь из одного угла зала в другой. — Скорее! Скорее!.. Почему не начинается дождь? И вдруг раздался раскат грома, глухой и дальний. Сердце короля бешено заколотилось и, выглянув в окно, он увидел, как ведут по площади к дворцу связанного графа де Бодуэна.

ГЛАВА 14

   В пустом заброшенным дворце гулко раздавались шаги. Король Пьемонта Витторио стоял, прижавшись к стене. Он прислушивался к тяжелым шагам, слышал детский пронзительный плач.
   Наконец, дверь со скрипом отворилась и вооруженные люди из охраны короля втолкнули в зал графа де Бодуэна. Король взглянул на своего соперника.
   Граф де Бодуэн имел желкий вид: лицо его было разбито, одежда перепачкана грязью, волнистые волосы спутались и слиплись. Из разбитой губы сочилась кровь, а на руках и лице было несколько ссадин.
   Король долго смотрел на своего подданного, не проронив ни слова. Наконец, он, будто пришел в себя, сорвался с места, подбежал к графу де Бодуэну, схватил его за отвороты камзола и, резко дернув, повалил на пол. Затем выхватил из-за пояса одного из охранников шпагу и кинжал и швырнул лежащему на полу графу де Бодуэну. Тот, явно не понимая, чего же хочет король, приподнялся на локтях и тряхнул головой, пытаясь поскорее прийти в себя.
   А король, сбросив камзол и оставшись в одной белой рубахе, выхватил из-за пояса второго охранника еще одну шпагу и кинжал.
   — Подождите там за дверью, — резко бросил король своим людям. Те, поспешно поклонившись, удалились.
   Граф де Бодуэн поднялся на ноги, но к кинжалу и шпаге не прикоснулся.
   Король выжидающе смотрел на своего подданного.
   — Я не буду сражаться со своим королем, — отрицательно покачал головой граф де Бодуэн и слизнул кровь с разбитой губы. — Вы, ваше величество, мой король. Нельзя сражаться со своим монархом.
   — Можно и необходимо, граф. Тем более, что вы, граф, украли у меня женщину.
   — Я? Украл у вас?
   Король хотел вспылить, но до него дошел смысл вопроса.
   — Да-да, граф, ты прав. Не все так просто. Я украл у тебя жену. Извини. Но это все равно не меняет сути дела. — Король подошел вплотную к своему подданному и, резко размахнувшись, ударил графа де Бодуэна по щеке. Звук пощечины гулким эхом разлетелся по пустынному залу, задрожал под высокими сводами. Граф де Бодуэн вновь тряхнул головой и слизнул кровь, текущую с губы.
   — Защищайся, граф! В конце концов, ты мужчина.
   — Нет, ваше величество, я не могу сражаться против короля.
   — Сможешь, если у тебя есть хоть капля гордости. И король, размахнувшись, хлестнул графа по щеке еще раз.
   — Сражайся! Не трусь!
   Граф де Бодуэн переминался с ноги на ногу, не зная, какое принять решение.
   Тогда король подошел к двери и, распахнув ее, позвал своих людей. Он прекрасно понимал, что при свидетелях, граф де Бодуэн не станет терпеть его издевательства.
   Но свидетели не очень волновали графа де Бодуэна, он смотрел на своего сына, на двухлетнего Мишеля, который стоял среди мужчин, испуганно поглядывая на своего окровавленного отца.Глаза мальчика расширились от ужаса, губы нервно подергивались. Казалось, вот-вот он расплачется.
   А король Пьемонта Витторио подошел к графу де Бодуэну и принялся хлестать его по лицу.
   — Ну! Ну же, граф, решайтесь! Все видят, как я вас оскорбляю. Примите вызов!
   От каждого удара мальчик вздрагивал, но, не отводя взгляда, следил за отцом. Наконец, ребенок резко вскрикнул и заплакал.
   Шрам на лице графа де Бодуэна побагровел, налившись кровью. Он поднял руку в кожаной перчатке, вытер кровь, сочащуюся из разбитой губы, затем нагнулся и поднял с пола шпагу и кинжал.
   — Пойдем за мной! — воскликнул король Витторио, резко развернулся и направился к выходу из зала.
   Граф де Бодуэн последовал за своим королем. Они торопливо спустились по широкой мраморной лестнице во двор. Граф хотел еще раз попытаться отказаться от этого боя. Он приблизился к королю и чуть слышно прошептал, что этот бой не нужен.
   Но король, зло тряхнув головой, вновь нанес графу де Бодуэну пощечину.
   — Защищайтесь, граф! — сказал король, отошел на несколько шагов и резко взмахнул шпагой.
   Она со свистом рассекла воздух, и графу де Бодуэну не оставалось ничего, как приготовиться к бою. Он поднял свою шпагу и сжал в левой руке кинжал.
   — Ты трус, граф!
   С этими словами король бросился в атаку. Но граф Арман де Бодуэн легко парировал эти первые сильные выпады короля. Он защищался, не переходя к атаке. Король злился, ведь все его усилия оставались тщетными. Он пробовал и так, и этак достать своей шпагой или кинжалом графа де Бодуэна.
   Но тот ловко изворачивался, отбивая удары и перехватывая руку короля Витторио.
   Король негодовал.
   — Трус! Трус! Нападай! Что же ты?1 Боишься пролить кровь? Я так и знал, что ты, граф, трус!
   И мужчины продолжали сражаться. В какой-то момент граф де Бодуэн, поскользнувшись, опустилсяна колено. Король взмахнул шпагой, целясь в горло графу, но тот в самый последний момент успел уклониться от удара и острие королевской шпаги лишь оцарапало его щеку.
   — Ну как, граф? У вас, наконец, появилось желание напасть на меня? Или вы все еще будете только защищаться? — прокричал довольный король, отходя на несколько шагов для подготовки к новой атаке.
   Король несколько раз взмахнул шпагой, рассекая воздух, и рванулся вновь вперед.
   Но граф де Бодуэн был готов к атаке. И король, промахнувшись, с силой ударил своим клинком в каменную стену. Удар был настолько силен, что лезвие шпаги сломалось.
   Граф де Бодуэн в этот момент, конечно же, мог нанести смертельный удар. Но он опустил свое оружие.
   — Шпагу королю! — закричал граф.
   Один из охранников, выхватив из-за пояса шпагу, бросил к ногам короля. Тот поднял ее и посмотрел на графа де Бодуэна. Лицо короля было искажено гримасой ненависти.
   — Вы, граф, еще пытаетесь выглядеть благородным?! Защищайтесь! Я вас убью! — кричал король, бросаясь на графа.Вдруг раздался оглушительный раскат грома и хлынул проливной дождь.
   Но ни король Пьемонта Витторио, ни граф Арман де Бодуэн не обратили внимания на холодные струи. Они продолжали драться и, если король Пьемонта все еще стремился убить своего соперника, то граф де Бодуэн
   Продолжал лишь защищаться, отражая атаки короля.
   Мужчины поскальзывались на мокрых плитах, ругались, посылали друг другу проклятия. Граф де Бодуэн хрипел и, прижавшись к стене, отбивал одну за другой яростные атаки короля Витторио. А тот, чувствуя, что победа близка, вкладывал в свои удары всю силу.
   — Ну же, граф! Ну! — выкрикивал король. Граф де Бодуэн изворачивался, отбивал удары. Внезапно король резко бросился на графа в надежде поразить своей шпагой сердце Армана, но промахнулся. Вернее, граф де Бодуэн, изловчившись, отбил удар, и его шпага рассекла рубаху на спине короля. Белая мокрая ткань сразустала красной. Король пришел еще в большую ярость.
   — Да ты, трус, граф! Нападай! Я думаю, что тебе уже надоело защищаться!
   — Нет, ваше величество.
   Из окон дворца за схваткой короля и графа следили придворные, затаив дыхание. Все знали, что граф де Бодуэн — один из лучших фехтовальщиков в Пьемонте.
   Никто из дерущихся не желал уступить другому. Каждый из них — граф де Бодуэн и король Витторио — чувствовали себя униженными и оскорбленными. И считал другого виноватым во всех своих бедах и несчастьях. Поэтому они яростно сражались, забыв обо всем.
   Король физически был немного сильнее графа де Бодуэна, но Арман был проворнее и искуснее, поэтому бой проходил с переменным успехом — то король одолевал Армана, то чаша весов склонялась в сторону графа де Бодуэна. Королю удалось отбить резкий удар и, когда кинжалы скрестились, он резко ударил головой в лицо графа де Бодуэна. Тот пошатнулся, поскользнулся и рухнул на плиты. Король злорадно закричал:
   — Ну все, тебе конец, граф!
   И ударил шпагой в грудь. Но Арман успел увернуться, и шпага прошла мимо, задев лишь плечо и распоров ткань камзола.
   Граф де Бодуэн вскочил на ноги, бросился на короля и выбил шпагу из рук своего монарха.
   Вдобавок король поскользнулся, и граф де Бодуэн, навалившись на него, приставил клинок кинжала к его горлу.Король захрипел:
   — Граф, я твой король. Твой монарх, — негромко прошептал он. Граф де Бодуэн отбросил шпагу, тяжело поднялся и, пошатываясь, отошел на несколько шагов от короля.
   Король вскочил, подхватил свою шпагу и бросился вслед графу, но тот отбил удар. А король, вновь поскользнувшись, упал к ногам Армана. Арман уже, не глядя на лежащего короля, медленнопошатываясь, под холодными струями дождя, направился к колонне, у которой стоял плачущий двухлетний Мишель.
   — Малыш! Мой малыш! — шептал граф де Бодуэн. А король вновь бросился на графа и вонзил свой кинжал…
   Некоторое время мужчины стояли, пошатываясь, пока граф де Бодуэн не начал медленно оседать, выскальзывая из объятий короля.
   Но когда они вместе рухнули на холодные мокрые плиты, кинжал графа де Бодуэна пронзил короля. Однако король еще вскочил на ноги и радостно воскликнул:
   — Я победил! Победа!
   Но, почувствовав нестерпимую боль, опустился вначале на колени, а потом рухнул лицом в воду…
   Подбежавшие придворные подняли его. Король стонал…
   А Мишель смотрел на бездыханное тело своего отца, из груди которого торчала рукоять кинжала…
   — Во дворец! Несите короля во дворец!
   — Носилки!
   — Скорее!
   Доктора! — засуетились придворные. Доктор Тибальти появился через час. Он осмотрел короля и покачал головой.
   — Что с ним? Что? — спросил маркиз Лоренцетти старого придворного лекаря.
   Плохи дела нашего короля, — негромко произнес лекарь.
   — Что с ним? Он будет жить?
   — Да. Жить, возможно, он и будет, но его позвоночник сильно поврежден, и король навсегда останется калекой.
   — Как?! Калекой?!
   — Да, маркиз, он не сможет самостоятельно передвигаться. Каждое движение будет причинять ему неимоверную боль. Он обречен быть калекой.
   — Не может быть! Неужели ничего нельзя сделать?
   — Ничего сделать невозможно. Кинжал графа де Бодуэна повредил позвоночник, и тут бессильны все врачи. Нет средства, чтобы срастить позвоночник.
   — О, дьявол! — воскликнул маркиз Лоренцетти. — Наш король будет калекой.
   — Да, он будет калекой, — прошептал доктор Тибальти, перевязывая раны.
   Король Пьемонта Витторио открыл глаза.
   — Где я? Что со мной? — чуть слышно спросил он.
   — Все в порядке, ваше величество, — склонясь над королем, ответил придворный лекарь.
   Что со мной? Я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой…
   — Это рана, ваше величество. Кинжал повредил ваш позвоночник, вам придется привыкать к нестерпимой боли.
   — О, боже, это ужасно, — простонал король Витторио. — Никогда не думал, что я стану калекой.
   — Все в руках божьих, ваше величество, — глубокомысленно заметил старый придворный доктор.
   — Я не смогу ходить? — тихо спросил король. Лекарь наклонился и зашептал на ухо.
   — Ваше величество, конечно же, есть способ при помощи которого вы сможете передвигаться. Но до этого еще далеко. Вначале вы должны немного поправиться. Позже я скажу мастерам, что надо изготовить для вас.
   — Неужели я навсегда останусь калекой?
   — Да, ваше величество. Скорее всего, так и будет. Еще не придумано средство и никто не знает, как вылечить подобное увечье. Король застонал и потерял сознание.
   А старый придворный доктор подошел к маркизу Лоренцетти и принялся объяснять тому, что надо сделать, чтобы король смог самостоятельно передвигаться в будущем.
   Маркиз скептично качал головой, изредка кивая в ответ. Но слушал он лекаря невнимательно, его мысли были заняты другим. Его мозг лихорадочно просчитывал варианты, что нужно сделать, чтобы на престол взошел наследник, четырнадцатилетний сын короля.
   — Вот так… Так, — показывал на пальцах старый лекарь.
   — Да, я все понял и отдам распоряжение. А когда король придет в себя? Лекарь пожал плечами.
   — Все в руках божьих. Может быть, завтра, может быть, через неделю. Но это рана несмертельная.
   — Лучше бы она была смертельной, — прошептал маркиз Лоренцетти, направляясь к королеве.
   Через два месяца короля Пьемонта Витторио перевезли в Турин, в разграбленный и разоренный французами королевский дворец. Умельцы Пьемонта сделали для своего короля довольно странное сооружение. Король находился в нем в вертикальном положении, привязанный ремнями. Его ноги не касались земли, адвигаться он мог только при помощи рук. Он должен был двигать рычаги, и тогда все это странное сооружение медленно катилось, передвигаясь от одной стены к другой.
   Король Витторио морщился от нестерпимой боли, на лбу высыпали крупные капли пота. Но он никому не жаловался, хранил в себе свои страдания. Лишь изредка, когда никого не было рядом, когда никто не мог видеть и слышать его, от тяжело вздыхал. В центральном зале дворца, где строители занимались реставрацией, обновляя лепнину, смывая со стен копоть, собрались придворные и наследник.
   Король висел в своем странном сооружении и смотрел на собравшихся. Его губы вздрагивали, в уголках рта образовались две глубокие горькие складки.
   Наследник подошел к королю и остановился.
   — Ты калека, — сказал он. — Такой же калека, как вся наша страна, наш Пьемонт. Тебе было все равно, когда мы проигрывали войну. Сейчас в казне нет ни гроша. А ты, король, полон жалости к самому себе.
   Наследник замолчал, опустив голову.Король положил руки на рычаги и сделал несколько резких движений. Все сооружение судорожно дернулось и продвинулось вперед.
   — А ты, мой сын, хотел, наверное, чтобы граф де Бодуэн убил меня?
   — Да, так, может быть, было бы и лучше, — сказал четырнадцатилетний Витторио.
   — Знаешь, сын, я бы тоже хотел этого. Так было бы лучше для всех нас, и для меня, и для тебя и для них, — король взглянул на молчаливо стоящую толпу придворных сановников, министров и военачальников.
   — Возьми, Витторио, вот это, — король протянул руку.
   На указательном пальце короля сверкнул массивный перстень с королевской печатью.
   — Возьми эту печать и будь королем, — по лицу короля Пьемонта Витторио катились крупные капли пота.
   Ему было тяжело говорить эти слова. Но он знал, что только так он и может поступить.
   Четырнадцатилетний наследник переминался с ноги на ногу, не зная, какое же решение принять. Он испуганно оглянулся, но королевы рядом не было. И некому было посоветовать, что делать…
   — Ты хочешь, чтобы я стал королем? — неуверенно спросил он.
   — Да, теперь пришла твоя очередь стать королем. И король приподнял руку, протягивая перстень сыну. Но тот все еще не решался взять его, не решался прикоснуться к этому символу королевской власти.
   — Бери же, бери, — приказывал наследнику король Пьемонта.
   Министры смотрели за всем, что происходит, молча, боясь проронить звук. Ведь все мечтали только о том, чтобы наследник стал королем и как можно скорее. Их устраивал четырнадцатилетний король, которым можно манипулировать, через которого можно будет управлять королевством.
   Вдруг дверь распахнулась и слуга, стоявший у порога, громко объявил:
   — Графиня де Бодуэн, ваше величество!
   Графиня стремительно вошла в зал. Она была поразительно хороша собою, даже не взирая на то, чтона ней был мужской костюм. Высокие сапоги, широкополая шляпа, длинный камзол.
   — Графиня… — прошептал король Витторио. Наследник вздрогнул при виде женщины, вошедшей в зал.
   — Да, это я, ваше величество, — поклонилась графиня де Бодуэн и сняла шляпу.
   Ее волосы были коротко острижены.
   — Графиня?! — повторил король, не веря своим глазам.
   — Да, Витторио, это я, — негромко прошептала Констанция.
   — Мадам, если вы успели заметить, Пьемонту более не нужны ваши услуги. Мы в них не нуждаемся! — воскликнул наследник, оглянувшись на придворных, как бы ища у них поддержки. Те согласно закивали головами.
   Лицо короля передернулось.
   — Убирайся! Убирайся прочь! Я сам решу, что нужно Пьемонту! Наследник вздрогнул, услышав столь властный окрик отца. Он сделал несколько шагов в сторону.
   — Убирайся! — еще громче закричал король Витторио, опуская руки на рычаги своего сооружения.
   — Так значит, королевская шлюха вновь будет нами управлять?! — негромко произнес наследник.
   — Боже! Замолчи, мерзавец!
   Король судорожно дернул рычаги своего сооружения, оно качнулось и опрокинулось. Король застонал от нестерпимой боли. Графиня де Бодуэн бросилась к королю.
   — Помогите же, помогите! Поднимите же эту дьявольскую машину!
   Слуги и кое-кто из придворных бросились и подняли короля. Его лицо было бледным, по щекам катились слезы, смешанные с каплями пота. Констанция смотрела на короля, в ее глазах тоже блестели слезы.Казалось, эта сильная женщина вот-вот заплачет. Но она сдержалась и только прошептала.
   — Помогите королю.
   Король, оказавшись в вертикальном положении и превозмогая нечеловеческую боль, произнес, обращаясь к сыну и придворным:
   — Оставьте нас.
   Все переглянувшись, суетливо и поспешно удалились из зала. Король Пьемонта Витторио и графиня де Бодуэн остались вдвоем. Они долго смотрели друг другу в глаза, ища ответа, почему судьба так безжалостна к ним, почему она так жестоко наказывает их. — Констанция, Констанция… Зачем, зачем ты приехала сюда? — горько и обреченно сказал король.
   — Так было угодно судьбе, — ответила женщина, глядя на бледное лицо короля, на горькие складки в уголках его губ.
   — Видишь, какой я?
   — Да, вижу, король.
   — Я виноват перед тобой, — сказал Витторио.
   — Нет, дорогой, это я во всем виновата, — Констанция вытащила белоснежный накрахмаленный платок и промокнула кровь, сочащуюся из рассеченной губы короля. — Я и только я во всем виновна. И все страдают
   Из-за меня.
   — Нет, ты не права, Констанция, не думай так. Я не хочу, чтобы ты винила себя.
   — Так пусто все, — оглядевшись по сторонам, сказала Констанция, — но ты сам, Витторио, создал вокруг себя эту пустыню. Сам.
   — Да, я знаю, — кивнул головой король, — это ужасные слова. Король тяжело вздохнул.
   Констанция сокрушенно покачала головой и, отойдя на несколько шагов от короля, прошлась по пустынному гулкому залу. Она посмотрела на закопченные стены, которые ранее украшали прекрасные картины, на разбитые окна, расколотые рамы, на выщербленный, взорванный паркет.
   Она вспомнила, как когда-то, давно, вот здесь во время маскарада танцевала с королем Пьемонта Витто-рио. На ее лице и на лице короля были маски, которые прятали выражения их лиц. Констанция вспомнила взгляд короля, полный любви и желания, и на ее губах появилась улыбка.
   «Вот она плата за ту любовь. Ужасная расплата судьбы. Ужаснее не бывает». Она посмотрела вверх, туда, где когда-то висела огромная хрустальная люстра, звенящая тысячами отполированных камешков. Сейчас сверху свисала лишь цепь. Лепнина была разбита и почернела от дыма.
   — Все здесь ужасно и совсем не похоже на то, что было когда-то, — сказал король, с трудом запрокидывая голову, чтобы посмотреть на потолок…
   — Да, когда-то здесь было так хорошо… — мечтательно произнесла Констанция. — Звучала музыка, прекрасные женщины и мужчины танцевали, сжимали друг другу руки, заглядывали в глаза, улыбались, кокетничали… Но кто же во всем виноват? «Неужели я? Нет-нет, я держалась до последнего, все вынудилименя пойти на подобный шаг». — Не вини себя, — вдруг услышала Констанция голос короля, — ты ни в чем не виновна.
   — Я виновна, — Констанция опустила голову. Потом она резко обернулась и долго, очень долго смотрела на короля. Ее губы дрогнули, и она, превозмогая самую себя, произнесла:
   — Я люблю тебя, очень люблю, Витторио.
   — Ты любишь меня? — не веря своим ушам, повторил король.
   — Да, я люблю тебя, — Констанция подошла к нему и ладонью провела по щеке.
   На глазах короля появились две большие слезинки. Констанция ладонью смахнула их и улыбнулась.
   — Поздно. Как поздно. Но ничего не поделаешь, Витторио. Ты победил, дорогой. Я смогла полюбить тебя. Смогла. — Но почему сейчас?.. Только сейчас?.. — каким-то совершенно незнакомым голосом сказал король, не глядя на Констанцию.
   — Не знаю, дорогой. Так получилось… Я все время боролась сама с собой. А теперь любовь меня победила, и я признаюсь тебе в этом, хотя понимаю, что это мое поражение.
   — Но почему, Констанция, не раньше, а сейчас, когда я беспомощен, прикован вот к этому ужасному сооружению?! Почему сейчас?!
   — Не знаю, Витторио. Это неведомо никому, кроме… — Констанция приподняла голову, показав глазами в потолок.
   Боже мой, почему только сейчас?!
   Констанция встала перед королем и приблизила свое лицо к лицу короля.
   — Я люблю тебя, — повторила она.
   — Слишком поздно, Констанция, для этих слов. Мы потеряли свое время, оно как песок сквозь пальцы просочилось, не оставив следа.
   — Нет, Витторио, я люблю тебя.
   — Ни к чему эти слова, Констанция. У нас было с тобой время, много было времени, и мы не смогли им воспользоваться. А сейчас поздно…
   Король качнулся, показывая свое бедственное положение. Сооружение заскрипело и дрогнуло, Констанция едва могла удержать его.
   — Ты считаешь, что мы не могли воспользоваться тем временем?
   — Да, — бросил король.
   — Но почему же тогда я так тебя боялась?
   Мы все боимся боли. И ты, Констанция, боялась ее.
   — Боли? — женщина задумалась, — Да, наверное, и боли тоже. Но скорее всего, я боялась чего-то другого.
   — Чего же?
   — Не знаю, наверное, я боялась потерять себя. Боялась преступить через свою гордость, боялась отказаться от себя, чтобы принадлежать тебе, чтобы любить тебя.
   — А теперь?
   — Теперь я уже ничего не боюсь. Я все потеряла, кроме любви.
   — Знаешь, дорогая, в жизни многое происходит лишь потому, что мы боимся боли.
   — Почему ты так думаешь?
   — Потому что я знаю, что такое боль. Потому что только сейчас я понял это, испив до дна всю чашу. Только сейчас я научился принимать боль.
   — Боже, как я жалею тебя, Витторио. Жалею и люблю. Констанция потянулась, чтобы поцеловать короля. Но он отрицательно качнул головой.
   — Нет-нет, не надо. Уже поздно. Этот поцелуй ничего не изменит. Ничего, ровным счетом.
   — Я люблю тебя, — в который раз повторила Констанция.
   — Не говори об этом.
   — АО чем я должна говорить?
   — Твой сын Мишель здесь. Ты должна спасти его. Ты должна уехать, забрать его и бежать из Пьемонта.
   — Куда? Куда я могу убежать от своей любви?! — воскликнула Констанция.
   — Уезжай во Францию. И как можно скорее. Я уже не смогу защитить ни тебя, ни твоего сына, Констанция.
   — Я люблю тебя, король, и не брошу тебя такого, — Констанция прикоснулась рукой к сооружению.
   — Оставь. Спасайся.
   — Но ты же, Витторио, не оставил меня тогда…
   — Да, — король кивнул головой, — но там была другая ситуация. Я любил тебя, Констанция, и не мог бросить.
   И я люблю тебя, Витторио, и останусь с тобой до конца.
   — Не надо. Ты причинишь мне боль, ты причинишь боль себе и своему сыну. Лучше уезжай, Констанция. Убегай, пока не поздно, пока я еще как-то владею ситуацией и могу хоть немного защитить вас. Я прошу тебя, Констанция, умоляю, уезжай, хотя говорить эти слова мне тяжелее, чем признать себя мертвым. Я страстно желаю, чтобы ты была рядом, подле меня, но я понимаю, что из этого получится. Поэтому заклинаю тебя, уезжай. Бери своего сына и уезжай.
   — Витторио, что ты говоришь? Одумайся. Ты не бросил меня в самый тяжелый момент моей жизни. Ты был рядом, ухаживал за мной. Помнишь? Как ты снимал и накладывал повязки, как смазывал мое зудящее тело? Помнишь, как ты заботился обо мне, носил на руках, как ребенка, в ванную и в постель? Помнишь, как ты привязывал меня к спинке кровати, чтобы я не чесалась? Помнишь?! — страстно спрашивала Констанция, заглядывая в глаза короля.