Бенцони Жюльетта. Констанция. Книга вторая

   Колетта и ее учитель музыки Александр Шенье усердствовали всвоих занятиях. Колетта напевала тихим проникновенным голосом душещипательную песенку о пастушке и принце.Шевалье, полуприкрыв глаза, помахивал в воздухе рукой, изображая из себя метроном, исправно отбивающий такт. За спиной у девушки стояла ее служанка, и ее лицо светилось восторженной улыбкой. Она была очень рада за свою молодой хозяйку.
   Зато баронесса Дюамель сидела с каменным лицом. Рядом с ней, в кресле, восседала Констанция и давилась смехом, правда, при этом лицо ее оставалось непроницаемым. Жизнь при дворе научила ее скрывать свои эмоции.
   Дворецкий стоял в дверях и машинально кивал головой в такт песни. Баронесса строго посмотрела на него, и он, спохватившись, замер, как каменное изваяние.
   А песня лилась и лилась, казалось, ей не будет конца. Пальцы девушки перебирали струны, и она даже не смотрела на них.
   Баронесса занервничала. Веер чуть не хрустнул в ее пальцах.Констанция подсела поближе к баронессе и шепнула ей на ухо:
   — Осторожнее, Франсуаза, не спугни их.
   Наконец, прозвучали последние аккорды и в наступившей тишине пронзительно зазвенела случайно задетая Колеттой самая высокая струна.
   Служанка девушки, не удержавшись, громко заап-плодировала. Но к удивлению Колетты и учителя музыки, никто не разделил ее восторгов.
   На этом урок можно было бы и закончить, но шевалье полистал ноты и, подойдя к Колетте, указал пальцем на третью строку:
   — Вот в этом пассаже, мадемуазель, вам следовало бы еще поупражняться, он звучит немного ненатурально. И он принялся считать:
   — Раз-два-три, раз-два-три… Колетта кивала головой и повторяла:
   — Раз-два-три, раз-два-три…
   Ее пальцы коснулись струн, но лишь только шевалье встретилсявзглядом с баронессой, он тут же поспешил добавить:
   — Хорошо, мадемуазель, я надеюсь, это у вас получится. Можете потренироваться и без меня, я должен идти.
   — Но я хотела бы знать ваше мнение, шевалье, — просительно произнесла Колетта.
   — Нет-нет, я должен идти.
   Александр Шенье подхватил чехол арфы и баронесса стала следить за каждым его движением, как следят за движениями фокусника, пытаясь разгадать секрет исчезновения кролика в шляпе.
   Колетта, прекрасно зная, что сейчас произойдет, решила отвлечьна секунду мать. Она подбежала к баронессе, обняла ее за шею и поцеловала в щеку. Но Франсуаза из-за плеча дочери все равно продолжала следить за шевалье.
   Тот набросил чехол на арфу и на мгновение замешкался.Служанка Колетты, бывшая, конечно, в курсе всего происходящего, испуганно водила глазами из стороны в сторону.
   Констанция, как и баронесса, тоже заметила едва уловимое движение шевалье. Предательски хрустнула бумага, подсунутая под струны арфы. Чехол тут же закрыл инструмент целиком, а Александр Шенье быстро отошел от него. И с облегчением вздохнув, произнес:
   — Ваша дочь — великолепная ученица.
   — Постойте-ка, шевалье, — ледяным голосом произнесла баронесса, поднимаясь с кресла, ее вид был грозен и суров.
   Колетта с надеждой посмотрела на Констанцию, но та, как назло, глядела в другую сторону.
   Снимите-ка чехол с арфы! — распорядилась баронесса.Шевалье не двинулся с места. Тогда дворецкий, степенно поклонившись хозяйке, двинулся к инструменту. Он сдернул чехол и все увидели белый конверт, задвинутый между струн арфы.Наступило неловкое молчание.
   Баронесса Дюамель брезгливо, двумя пальцами вытащила конверт, покрутила им в воздухе и обратилась к шевалье.
   — Вы можете объяснить, молодой человек, что это такое?
   Тот стоял, заложив руки за спину, с видом напроказившего школьника.
   Так и не дождавшись ответа, баронесса обратилась к своей дочери.
   — Я спрашиваю, что это?
   Колетта пожала плечами, всем своим видом изображая недоумение.
   И тут Александр Шенье обрел дар речи.
   — Это письмо, мадам, письмо, которое я написал вашей дочери.
   Колетта вздрогнула.
   — Я не могу вас обмануть, — продолжал учитель музыки, — я написал это письмо, потому что не мог скрывать своих чувств.
   Колетта готова была расплакаться, ее служанка закрыла лицо руками.
   Констанция всем видом изображала непричастность ко всему происходящему.
   А баронесса, напустив на себя еще более холодный вид, двинулась к выходу.
   — Шевалье, подождите моего возвращения. А ты, Колетта, следуйза мной.
   Молодые люди переглянулись. Но что мог сделать Александр? Их взгляды были более красноречивы, чем слова.
   — Поторопись! — баронесса стояла в двери. Когда баронесса и еедочь удалились в другую комнату и за ними щелкнула дверная задвижка, Констанция произнесла:
   — Я сочувствую вам, шевалье, и думаю, мне лучше уйти.
   Александр Шенье, бледный как смерть, едва заметно кивнул. И Констанция, вполне удовлетворенная собой, выпорхнула из комнаты.Она сбежала по лестнице, весело напевая себе под нос припев песни про пастушку и принца. А затем села в свой экипаж и постучала в переднюю стенку.
   — Домой, любезный, — чуть громче, чем следовало, приказала Констанция.
   Но лишь только карета завернула за угол ограды, как снова раздался стук в стену:
   — Подожди-ка здесь, любезный.
   Кучер покорно выполнил приказание. Ему было все равно, ехать или стоять на месте. Раз мадемуазель Аламбер желает стоять, значитони остановятся.
   А баронесса Дюамель тем временем строго смотрела на свою дочь. Колетта вся дрожала.
   — Садись! — строго приказала мать.
   — Мама!
   — Я сказала садись!
   Колетта опустилась в кресло и зажала дрожащие ладони коленями. Она смотрела как затравленный зверек на охотничьего пса. Баронесса вновь показала конверт.
   — Ты знала об этом письме?
   — Нет-нет!
   — Не ври!
   — Нет, нет, мама!
   — Я сказала, не ври!
   — Ну правда же, нет! — сбивчиво принялась объяснять молодая девушка.
   Баронесса посмотрела на секретер.
   — Ты не хочешь сказать, Колетта, где хранятся остальные письма?
   — Я не знаю ни о каких письмах.
   — А вот я знаю, где они лежат. Колетта втянула голову в плечи.
   — Ну так ты сама их достанешь или это сделать мне?
   — Я виновата, мама.
   — Вот с этого и нужно было начинать.
   — Мама, пожалуйста, прости меня! Мне очень жаль, что так получилось. Баронесса молчала.
   — Ну мама, пожалуйста! — Колетта вскочила и бросилась к баронессе.
   Материнское сердце немного оттаяло.
   — Почему же ты мне сама не сказала, дорогая, с самого начала?
   — Я боялась.
   — Неужели ты боишься меня?
   — Я сама не знаю, как это получилось.
   — Да успокойся же, все будет хорошо.
   — А что будет с Александром?
   — Ты должна забыть его.
   — Но, мама…
   — Молчи! Теперь всем займусь я.
   Колетта, рыдая, опустилась на колени и обхватила ноги матери руками.
   — Да полно тебе, сядь и хорошенько подумай обо всем случившемся.
   В это время шевалье Александр Шенье, заложив руки за спину, мерил шагами комнату из угла в угол. Он уже понимал, что этот деньв доме баронессы будет для него последним, проведенным вместе с Колеттой. Молодому человеку предстоял тяжелый разговор, и он старательно подбирал слова, такие, чтобы не обидеть баронессу и в то же время сохранить собственное достоинство. Ведь он и в самом деле любил Колетту или во всяком случае, верил в то, что любит ее.
   Дверь, скрывшая от него девушку, распахнулась, и на пороге возникла баронесса Дюамель. В руках она держала пачку писем, перевязанных розовой шелковой лентой.
   — Мадам, — начал заготовленную речь Александр Шенье.
   — Я не желаю вас слушать, молодой человек, — бросила баронесса, — вы воспользовались моей доверчивостью, проникли в дом, чтобы обмануть моего ребенка.
   — Но… мадам…
   — Молчите!
   — Я хочу вам объяснить…
   — Не желаю слушать!
   — Выслушайте меня…
   — Забирайте свои письма и вещи и покиньте мой дом, — баронессав сердцах швырнула пачку писем к его ногам.
   — Выслушайте меня…
   — Я не хочу вас слушать! Я желаю всего лишь, чтобы ваша ногане пересекала порога моего дома.
   — Но мадам… — гордо вскинув голову, произнес учитель музыки.
   Колетта, уже немного оправившись от потрясения, боязливо выглядывала из-за дверного косяка.
   Приободренный тем, что девушка смотрит на него, шевалье расправил плечи.
   — Я не причинил вреда ни вам, ни вашей дочери, мадам. Неужеливы не понимаете, что нет причин сердиться на меня?
   — Я вам уже сказала.
   — Хорошо, я подчиняюсь и покидаю ваш дом. Александр Шенье судорожно принялся собирать ноты. Книжки сыпались у него из рук, и он не знал, за что схватиться — то ли за арфу, то ли за рассыпанныекнижки. Выглядел он, в общем, довольно комично. Арфа отвечала на его прикосновения звоном струн. Колетта, все слыша и видя, беззвучно зарыдала. А сердце баронессы Дюамель не так-то легко было тронуть. Она с презрением посмотрела вслед уходившему Александру Шенье.
   Колетта не выдержала и бросилась вслед.
   — Александр!
   Но мать схватила ее за руку.
   — Если ты сейчас выбежишь на крыльцо, можешь не возвращаться.
   Колетта тут же остановилась, и баронесса увела ее.
   Александр Шенье, злой как черт, выбежал на улицу с арфой в руках и остановился, не зная, куда идти. Под мышкой он сжимал неряшливо сложенные ноты и пачку писем, перевязанных трогательной розовой шелковой лентой.
   И тут послышался приятный женский голос:
   — Шевалье!
   Александр оглянулся, не понимая, кто его зовет.
   — Шевалье, да неужели вы не видите меня? И только сейчас он заметил карету, стоявшую на другой стороне улицы. На дверях красовался герб графов Аламбер. Из-за приоткрытой дверцы ему приветливо помахивала рукой мадемуазель Аламбер.
   Шевалье ничего не понимал. Он считал, что Констанция должна быть на стороне баронессы, ведь она опекала Колетту, а лицо мадемуазель Аламбер говорило о ее расположении к шевалье, ее лукавая улыбка, прищуренные глаза.
   — Да идите же сюда! Не бойтесь меня! Шевалье пережил за сегодняшний день столько потрясений, что уже ничему не удивляясь, сел в карету. Дверца тут же захлопнулась, лакей вскочил на запятки и экипаж загрохотал по мостовой, пугая прохожих.
   — Чем обязан, мадемуазель? — наконец-то придя в себя, спросилАлександр.
   Констанция улыбнулась обезоруживающе и приветливо так, чторассеяла последние сомнения молодого человека.
   — У меня есть письмо для вас.
   — От кого?
   — Неужели вы не догадываетесь?
   — Неужели от Колетты? Когда она успела написать его?
   — Она написала его еще утром, — Констанция улыбнулась еще более приветливо.
   Конечно же, она не собиралась говорить учителю музыки Александру Шенье о том, что письмо было написано под ее диктовку.
   — Где оно? — воскликнул Александр.
   — Вот, — Констанция помахала конвертом перед самым его лицоми разжала пальцы.
   Тот спланировал ему на колени, и шевалье сразу же начал его читать. Его лицо просияло и из груди вырвался вздох облегчения.
   — Куда мы едем? Констанция кивнула.
   — Ко мне.
   — Но я…
   — Погодите, шевалье, вам нужно написать ответ.
   — Вы так любезны, мадемуазель.
   — Не стоит благодарности, я всего лишь пекусь о своей Колетте.
   — Но я думал…
   — Вы правильно думали, баронесса просила меня следить за ее дочерью, но сердце мне подсказывает, что ваши помыслы чисты, шевалье.
   — Я напишу ей ответ! — воскликнул Александр Шенье.
   — Конечно же, и сделаете это у меня дома.
   — Но мне, право… неудобно, мадемуазель.
   — Какая ерунда!
   Учитель музыки на мгновение задумался и его лицо погрустнело. — Мадемуазель Аламбер, я даже не знаю, как благодарить вас, мысли мои сейчас находятся в расстройстве и я вряд ли напишу что-нибудь путное. Остановите, пожалуйста, карету, я должен походить, все обдумать.
   — Вы так волнуетесь, шевалье?
   — Конечно же, мадемуазель.
   — Я помогу вам написать письмо, ведь вы, наверное, не оченьискушены в эпистолярном жанре.
   Александр Шенье сидел за секретером в доме Констанции Аламбер и писал под ее диктовку. После обычных комплиментов и признаний в любви, Констанция решила добавить:
   — Пишите, шевалье: «…Моя дорогая Колетта, принадлежать тебе-мое самое большое желание, и я счастлив, что мадемуазель Аламбер обещает устроить нам встречу».
   Шевалье на мгновение замер с занесенным над строчкой пером. Онс удивлением смотрел на Констанцию. Та рассмеялась.
   — Ну конечно же, я устрою вам встречу, мой долг — помогать влюбленным.
   — Вы, мадемуазель, просто ангел! — воскликнул шевалье, не найдя лучшего сравнения.
   — А теперь подпишите.
   Взяв исписанный неровным почерком лист бумаги, Констанция просмотрела его.
   — Ошибок немного, но даже если Колетта и обнаружит их, это лишь выдаст ваше волнение, шевалье.
   Письмо было запечатано и исчезло в секретере мадемуазель Аламбер. Все детали предстоящей встречи были уточнены, назначено время — Констанция придумала хитрый план — и окрыленный надеждой Александр Шенье покинул ее дом.
   А сама Констанция, дождавшись вечера, отправилась к баронессеДюамель, конечно же, прихватив письмо для Колетты. Немного поболтав с Франсуазой, она как бы невзначай спросила:
   — А как себя чувствует Колетта?
   — О, она очень расстроена. И немудрено, девочка так переживает! Я чувствую себя виноватой перед ней, — покаялась в содеянном баронесса Дюамель.
   — Не стоит корить себя, дорогая, — воскликнула Констанция.
   — Может, ты поговорила бы с ней?
   — Ну конечно же.
   — Тогда ступай, Колетта с нетерпением ждет тебя и будет рада твоему визиту.
   Констанция, смеясь в душе над незадачливой баронессой, отправилась к ее дочери.
   У Колетты от слез покраснели глаза, и она бросилась к Констанции.
   Я так ждала тебя, так волновалась! Все погибло!
   — Да нет, дорогая, — улыбнулась мадемуазель Аламбер, — всетолько начинается.
   — Но как же, мать прогнала Александра, что же я буду теперь делать?
   — Я помогу тебе.
   — Ты?
   — А кто же еще может тебе помочь? — Констанция достала письмо. — Вот.
   — Что это?
   — Его написал твой возлюбленный.
   Девушка схватила конверт и прижала его к губам.
   — Ты просто ангел!
   Констанции сделалось смешно, и она сделала вид, что закашлялась.
   Пробежав глазами по строчкам, Колетта засияла от счастья.
   — Он любит меня!
   — Ты в этом сомневалась?
   — Нет, но все же…
   — Ты ничему не удивилась?
   — Так ты устроишь нам встречу, поможешь нам?
   — Конечно, без всякого сомнения.
   — Но мать, она же заподозрит.
   — На этот счет не волнуйся, Колетта, мне она доверяет, и я устрою все наилучшим образом.
   — Но ведь это обман.
   — Нет, это всего лишь маленькая хитрость.
   — Я так боюсь, видишь, Констанция, у меня даже дрожат руки.
   — Ничего, со временем это пройдет. Ты привыкнешь.
   — Когда? — только и спросила Колетта, ее глаза были полны нетерпением.
   — Я не могу тебе сказать с точностью, дорогая, но все будет готово и остается только ждать.
   — Ну когда же?
   — Когда твоя мама отправится в оперу.
   — Значит, это будет скоро, — задумчиво проговорила девушка, — она не пропускает ни одного спектакля.
   — Значит, это будет завтра. Франсуаза сама сказала мне, что собирается отправиться в оперу, и я поеду вместе с ней.
   — Но как же тогда ты поможешь мне? — испугалась Колетта.
   — Я все придумала, и вам поможет Шарлотта, она расторопная девушка.
   — Я так боюсь, — вновь произнесла Колетта.
   — Ничего, дорогая, все будет хорошо. И вот долгожданный вечер настал. Мадемуазель Аламбер заехала за баронессой Дюамель, чтобы вместе с ней отправиться в оперу.Женщины уже спускались по широкой мраморной лестнице, экипаж Констанции ждал у крыльца, а Колетта, которой Констанция четверть часа втолковывала все подробности своего хитроумного плана, оставшись одна, испугалась предстоящей встречи. Боясь, что опоздает и мать уедет, Колетта со слезами на глазах бросилась вслед за баронессой:
   — Мама, мама, возьми меня с собой! — кричала Колетта, растирая по лицу слезы.
   Констанция досадливо поморщилась, а баронесса строго посмотрела на дочь.
   — Ты наказана, Колетта, и еще целую неделю тебе будет запрещено появляться в обществе.
   — Но, мама, я так хочу пойти с тобой в оперу… — Колетта с надеждой смотрела на Констанцию, словно бы говоря своим взглядом: ну пожалуйста, уговори мою мать взять меня в оперу, я так боюсь встречи с Александром!
   Но Констанция оставалась безучастной к этим немым просьбам девушки. Ведь в ее планы не входили ни спокойствие баронессы Дюамель, ни устройство счастья самой Колетты. Ей всего лишь нужно было отомстить Эмилю де Мориво за его предательство. И поэтому она не проронила ни слова, предоставив выяснять отношения дочери и матери самим.
   — Мама, я обещаю тебе больше никогда не поступать так дурно!Ну пожалуйста, возьми меня с собой!
   Баронесса колебалась, но Констанция крепко сжала ее локоть, как бы говоря: нельзя уступать, нужно быть твердой до конца.
   И тяжело вздохнув, Франсуаза Дюамель отрицательно покачала головой.
   — Нет, ты останешься дома, ты наказана.
   — Но мама, пожалуйста!
   — Я никогда не отменяю данного мной слова. Ведь мы с тобой договорились, и ты должна прочувствовать всю тяжесть своего поступка.
   Заплакав навзрыд, Колетта побрела в свою спальню. Но правда, с каждым шагом в девушке нарастала злость на свою мать.
   — Ну и пусть, — шептала она, — не хочешь взять меня с собой, так я устрою. Я назло тебе встречусь с Александром Шенье — и ты об этом даже не узнаешь.
   Примерно такие же мысли навестили в этот момент и Констанцию. Она в душе посмеивалась над доверчивой баронессой Дюамель и над незадачливой молодой возлюбленной.
   Так и не дойдя до спальни, Колетта Дюамель промокнула последние слезы. Глаза ее были сухи и блестели неизвестно от чего — то ли от злости, то ли от предвкушения любовного свидания.
   Загрохотал, отъезжая от дома экипаж Констанции Аламбер, увозя с собой ненавистную теперь уже мать.
   Служанка подошла к своей юной госпоже.
   — Пора, — только и сказала она.
   — Я так волнуюсь! — воскликнула Колетта.
   — Некогда отдаваться на волю чувств, мадемуазель, нужно спешить, у нас слишком мало времени, — и девушки заспешили к черному ходу. — Подождите немного, мадемуазель, — служанка приоткрыла дверь и вышла на низкое крыльцо с зажженным канделябром в руке.
   Невдалеке, на противоположной стороне улицы, тускло освещенной масляными фонарями, ждала карета.
   Девушка махнула рукой, и экипаж подкатил к крыльцу. Служанка пристально осмотрелась: улица была пуста. И она подала знак своей госпоже.
   Колетта, пригнувшись, вскочила в карету. Хлопнула дверка, и экипаж загрохотал по пустынной улице, увозя девушку к дому Констанции Аламбер.
   Служанка еще долго стояла на низком крыльце, глядя вслед удаляющемуся экипажу. Расплавленный воск капал с наклоненного канделябра и застывал маленькими сверкающими дисками на холодном камне крыльца.
   Представление в опере уже началось, когда баронесса Дюамель и виконтесса Аламбер заняли ложу. Прозвучали последние аккорды увертюры, и занавес медленно пошел вверх.
   — Прекрасная музыка! — шепотом произнесла баронесса Дюамель.
   Констанция кивнула.
   — И великолепный художник делал декорации.
   И в самом деле, декорации были великолепны. Художник-итальянец постарался. Они чем — то напомнили Констанции места, где она выросла. Вдалеке синело море, окутанное дымкой, возвышались полуразрушенные башни старинного замка, а на краю леса виднелась небольшая хижина, возле которой стояла юная пастушка.
   Баронесса Дюамель слушала музыку с напряжением. Она то раскрывала, то захлопывала свой веер, то клала руку на парапет и нервно теребила ногтем бархатную обивку, чертя на ней свои инициалы. А потом принималась тщательно затирать их ладонью.Волновалась и мадемуазель Аламбер. Удастся ли ее план? Непобоится ли в последний момент Александр Шенье встретиться с Колеттой? Быть может, он одумается, ведь их любовь, скорее всего, детская игра. Лишь бы он не стал советоваться с кем-нибудь из опытных наставников, ведь те просто поднимут его на смех.
   И вот уже обе женщины чертили что-то на бархатной обивке парапета.
   — Что с тобой? — спросила баронесса.
   — Эта музыка… она приводит меня в трепет.
   — И я не нахожу себе места, — призналась Франсуаза. Констанция, чтобы не выдать своего волнения, стала смотреть в партер, отыскивая глазами знакомых. Но как назло, из тех, с кем бы ей сейчас хотелось встретиться, в зале не было. Тогда она перевела взгляд на ложи:
   Половина из них были пустыми.
   А музыка звучала все тревожнее и тревожнее, голос певицы ударялся о стены, крошился. Казалось, зал недостаточно велик для этой певицы, вкладывавшей в арию всю свою душу… Злодей уже подкрадывался к ней из темного леса с кривым ножом в руках. А девушка не замечала его, распевая о своей любви… И вот раздался пронзительный крик, злодей набросился на нее и потащил в лес. А опоздавший всего лишь на какую-то минуту возлюбленный, воздев руки к небесам, не спешил в погоню, а призывал свою возлюбленную, чтобы она поторопилась к нему.
   Веер задергался в руках баронессы, и ее лицо исказила гримаса.Констанция догадывалась, о чем сейчас думает Франсуаза, ведь ее дочь осталась одна, и Констанция вспомнила заплаканное лицоКолетты.«Ничего, наверное, она сейчас улыбается, — подумала Констанция, — ведь Шарлотта, скорее всего, сейчас вводит ее в комнату».
   И Констанция прикрыла глаза. Чудесная музыка лишь дополняла ее видение.
   Ей виделась комната в ее доме, широкая кровать с пологом, скульптурная маска и молодые люди. Как робки их движения, как стесняются они друг друга, как трогательны их взгляды…
   Ведь это все у них впервые, они неискушены и неопытны в любовных утехах.
   Видения Констанции Аламбер были недалеки от истины. Правда, все происходило не так, как ей хотелось бы. Пока баронесса Дюамель и мадемуазель Аламбер наслаждались оперой, с Колеттой происходило следующее: у крыльца черного входа дома графа Аламбера ее встретила Шарлотта.
   Темнокожая девушка, с которой давно была знакома Колетта, всеравно показалась ей дьяволом в женском образе. В темноте, лишь немного разбавленной светом факела, укрепленного в кронштейне, горели белки глаз и ровные зубы эфиопки.
   — С прибытием вас, мадемуазель.
   Шарлотта повела Колетту по длинному переходу. Девушка с интересом рассматривала ту часть дворца Констанции, где ей никогдане приходилось бывать. Коридор был сумрачным и немного сырым.Колетта не знала — то ли от волнения, то ли от прохлады — ее кожа покрылась пупырышками, а руки дрожали.
   Наконец, Шарлотта распахнула низкую дверь и пригласила Колетту войти в комнату, озаренную неверным светом свечей. Здесь жарко пылал камин, но его свет, прикрытый экраном, достигал лишь потолка. Причудливо изгибались тени. А на стенах висели непривычные для взгляда Колетты картины — обнаженные женские тела, Вакх и вакханки, дьявол, искушающий юную прелестницу. Девушка смутилась.
   Шарлотта в своем странном наряде казалась ей сошедшей с этихполотен. Служанка — эфиопка усадила девушку на низкую банкетку и скептично осмотрела ее наряд.
   — Что-то не так? — с тревогой спросила Колетта.
   — Подождите, мадемуазель, сейчас я принесу то, что приготовиладля вас мадемуазель Аламбер.
   Шарлотта зашла за ширму и вернулась со странным нарядом. Он блестел золотым и серебряным шитьем, тончайшая материя светилась насквозь.
   — Встаньте, мадемуазель, я помогу вам раздеться.
   — Зачем?
   — Так надо.
   — Мы здесь одни?
   Шарлотта, немного помолчав, ответила:
   — Конечно.
   Служанка принялась расшнуровывать корсет Колетты. Девушка вздрагивала при каждом прикосновении смуглых пальцев Шарлотты.Она втянула голову в плечи и, казалось, вот-вот потеряет сознание от волнения. Шарлотта незлобно улыбалась, глядя на волнующуюся девушку.
   Наконец, платье Колетты упало к ее ногам. Шарлотта подхватилаего и унесла за ширму. Девушка стояла и рассматривала наряд, который предстояло ей надеть.
   — Ну как, мадемуазель, вам нравится?
   — По-моему, платье не совсем обычное.
   — Конечно же, его приготовила для вас моя госпожа. Одевайтесь, у нас не очень много времени.
   Колетта выставила вперед руки, и Шарлотта принялась ее одевать. Когда платье было застегнуто, Колетта с замиранием сердцавзглянула на себя в зеркало. Наряд больше открывал, чем скрывал еесобой. Колетта смутилась.
   — Мне кажется, оно слишком открыто. Шарлотта поспешила успокоить девушку.
   — Платье великолепное и как нельзя лучше подходит к сегодняшней встрече.
   Колетта глянула вниз, губы ее задрожали.
   — Но ведь у меня совсем голые ноги.
   — Но вы же, мадемуазель, будете совсем одни.
   Шарлотта притворно улыбнулась. И девушка почувствовала всю свою неопытность, ей стало стыдно за себя, за то, что она еще так мало осведомлена в любовных делах.
   Шарлотта тем временем поднесла туфли, сверкавшие серебром.Колетта не могла отделаться от смущения и постоянно пыталась прикрыть свои ноги прозрачной газовой накидкой.
   Шарлотта наконец-то, смилостивилась над девушкой, и подала ейнаполненный вином бокал.
   — Отпейте, мадемуазель, это придаст вам уверенности.
   Колетта трясущимися руками приняла бокал и жадно выпила несколько глотков. Вино сразу ударило в голову, и она прикоснулась ладонью ко лбу.