Бенсон Энн. Похититель душ

   Потом машина поехала вдоль тротуара – мы двигались с одинаковой скоростью. Дверь со стороны пассажира распахнулась – этот тип наклонился и открыл ее правой рукой. Я немного отошел в сторону. Он позвал меня по имени – но голос был незнакомым. Когда я заглянул в машину, мне показалось, что это Джейк, и тогда я подошел поближе и спросил, что у него с голосом, а он громко откашлялся и ответил, что простудился. А потом добавил, что я должен сесть в машину, мол, мама сказала, что мне нужно поскорее возвращаться домой.
   Тогда я решил, что дома что-то случилось, и собрался сесть в машину. Однако я не мог поверить, что это Джейк. Наверное, тот тип понял, о чем я думаю, и схватил меня за руку. Но я вырвался. Тогда он сильно хлопнул дверцей – я даже испугался, что он защемит мою рубашку и меня потащит по асфальту. Но мне повезло. Потом он нажал на газ и умчался прочь, оставив меня одного. Я заплакал.
   Карл вновь разрыдался, как только закончил свой рассказ. Я решила, что это хорошо. Он расслабился, поскольку понимал, что здесь ему не причинят вреда.
   Я направилась к двери, чтобы принести кока-колы для мальчика и кофе для матери, а в коридоре едва не столкнулась с бегущим Спенсом.
   – Еще одна попытка похищения. Неудачная.
   – Похоже, у этого типа есть брат-близнец, – прорычал Васка.
   Я закричала в ответ, поскольку иначе он бы меня не услышал, – хотя звук собственного голоса вызвал у меня отвращение.
   – Это мог совершить тот же самый человек! Фрейзи и Эскобар молча стояли рядом.
   – Подождите минутку, давайте немного подумаем, – взмолилась я.– До сих пор, насколько нам известно, он ни разу не терпел неудачу. Ему удавалось похитить всех, кого он хотел. А сейчас он отпустил двух детей, чтобы сбить нас со следа. Неужели вы не понимаете? Он водит нас за нос.
   Полицейские этого не любят. Впрочем, преступникам такое тоже не нравится – во всяком случае, Уилбуру Дюрану. Казалось, мы включили свет в лаборатории Франкенштейна, когда начали откровенно его разглядывать.
   – Нам необходимо отслеживать этого типа, пока он дает нам такую возможность – другого раза может не быть. До сих пор он оставался практически невидимым. А теперь позволил нам взглянуть ему в лицо и сам посмотрел на нас. Он бросает нам вызов, этот сукин сын думает, что он умнее нас.
   В висках у меня застучало, ладони вспотели. Но я видела, как изменилось у всех отношение к происходящему.
   Карл Торсен и его мать все еще оставались в комнате для допросов. Я обратилась к одному из патрульных полицейских:
   – Вы не могли бы передать им, что я немного задержусь из-за другого дела?
   С некоторым неудовольствием он кивнул.
   – Скажите, что я постараюсь вернуться побыстрее. Принесите им приличный обед, и, если в участке нет свободных денег, я сама его оплачу.
   Я направилась к своему столу, чувствуя, что начинается новый раунд безумия вокруг Дюрана. Я вдруг ощутила страшную усталость. Все детективы смотрели на меня. Когда Фред вместе с начальством скрылись в его кабинете, где принялись обсуждать новый поворот событий, раздался звонок.
   Он вновь совершил попытку похищения – хотя прошел всего час.
   Никто не знал, что сказать или сделать, и прежде всего начальство.
   – Это послание, – сказала я.
   Никто меня не слушал, кроме Спенса и Эскобара.
   – Он говорит: «Поймайте меня, если можете». Именно это я и собиралась сделать с посторонней помощью или без нее. Если я все еще детектив.
   Хотя Эррол Эркиннен и дал мне номер своего пейджера, я никогда им не пользовалась. Но положение было критическим. Психолог позвонил мне почти сразу.
   – Трое детей сумели убежать от этого типа, и все они находятся в нашем участке.
   – Подождите минутку, – сказал он, словно не понял моих слов.– И все трое убежали?
   – Да. Все трое, уж не знаю, поверите ли вы мне.
   – Это существенное изменение модели поведения – он играет с вами, хочет сделать какое-то заявление.
   Как приятно, когда в тебя верят.
   – Я это поняла, но остальные – нет. У меня складывается впечатление, что все сводится к нашему противостоянию. Речь больше не идет о мальчиках.
   – Вероятно, вы правы. Он изменил схему и тем самым входит с вами в контакт. Я почти уверен, что он ждет от вас ответа.
   – И я отвечу, можете не сомневаться. Но сейчас я должна побеседовать с детьми. Со всеми тремя сразу, поскольку мне кажется, что так они будут более откровенны. Мне нужна ваша помощь, поскольку лейтенант хочет, чтобы рядом со мной был «медик».
   – Но я не медик.
   – Вас ведь называют Док, не так ли? Для наших целей этого достаточно.
   – Хорошо, – согласился он.– Я сейчас приеду. Только не давайте себя отвлечь этими маневрами. Вы знаете, что он собирается совершить настоящее похищение – и в самое ближайшее время.
   – Но прежде я посажу его в тюрьму.
   – Вы так думаете?
   – Нет, я знаю.
   Верный своему слову, Док появился через пятнадцать минут.
   Все три группы находились в разных комнатах. Патрульные жаловались, что им приходится носить еду и питье для детей и их родственников из-за одного бесчувственного детектива, который нахально им это обещал.
   – Участок превращается в настоящий мотель, – проворчала одна из них.
   Интересно, а если бы на месте этих мальчиков оказался ее сын?
   Прежде чем войти в комнату для допросов, Док отошел со мной в сторону.
   – Они должны чувствовать себя непринужденно, – сказал он.– Им нужно привести себя в порядок?
   Я не поняла.
   – Как они отреагировали на попытку похищения? Может быть, кто-то из них обмочился?
   – Насколько мне известно, нет.
   – Прекрасно. Это хороший знак.
   Мы представились, а потом поговорили с каждым ребенком отдельно в течение нескольких минут. Я вернулась к своему столу с ощущением, что беседовала с каменными стенами.
   – Они говорят не слишком охотно, – удрученно заметила я.
   – Они замкнулись из-за присутствия родителей. Нужно пообщаться с ними наедине, – задумчиво сказал Док.
   – Разумно ли это сейчас? Им многое пришлось перенести. А в присутствии родителей они будут чувствовать себя увереннее.
   – Они все сейчас уязвимы и испытывают нечто похожее на посттравматический синдром. Это дети, а вовсе не вымуштрованные солдаты. И у них нет механизмов приспособления, которыми обладают взрослые люди.
   – Тогда зачем лишать их поддержки родителей?
   – Может быть, вы правы. Я точно не знаю. Однако в одном я уверен: они думают, что родители ими недовольны. Как по-вашему, сколько раз родители им внушали: не разговаривайте с незнакомцами? Наверное, сотни. И что в конечном счете оказалось? Они вошли в контакт с незнакомым мужчиной.
   Действительно, Эван был бы ужасно подавлен, доведись ему попасть в неприятную историю, о которой я его много раз предупреждала; более того, он бы не захотел со мной разговаривать.
   – Они еще слишком малы, чтобы испытывать угрызения совести из-за того, что им удалось спастись, – продолжал Эркиннен.– Возможно, это произойдет позднее, но не думаю, что окажется существенным фактором. Часто возникает отсроченный эффект; иногда проходят годы. Конечно, можно лечить...
   Я вернула его к реальности.
   – Учить меня будете потом, Эррол. А сейчас я хочу, чтобы вы оставались рядом со мной, но вести беседу буду я. Однако мне не помешает пара конкретных советов о том, как применить ваши теории на практике.
   Слегка смутившись, он сказал:
   – Возможно, лучше побеседовать со всеми тремя, собрав их в одной комнате, без родителей, и посмотреть, что получится. И нужно постараться, чтобы они не подумали, будто их допрашивают.
   Никто из родителей не стал возражать, но мальчики повели себя не так, как нам хотелось. Все трое ерзали, словно за шиворот им запустили по лягушке, болтали ногами или подталкивали друг друга. Вид у них был такой, точно их наказали.
   Эркиннен отвел меня в дальний угол комнаты и прошептал:
   – Нужно сделать так, чтобы им не казалось, будто они в классе. Понимаю, звучит извращенно, но мы должны их как-то развлечь.
   Что мальчики любят, кроме зверей? Машины.
   – Оставайтесь здесь, – сказала я Эркиннену.– Кажется, я кое-что придумала.
   Спенс одолжил шляпу у патрульного полицейского и сделал вид, что он водитель. Док и я уселись в автомобиль вместе с тремя мальчиками. Конфискованный лимузин – блестящий черный «мерседес», настоящее чудище – парил над дорогой, точно судно на подводных крыльях. Лимузин повез нас на места похищений.
   В кабине висело напряженное ожидание, пока я не похлопала по пистолету в подплечной кобуре.
   Через несколько минут они уже чувствовали себя прекрасно. В лимузине были видеомагнитофон, игровая приставка и телефон, не говоря уже о самых современных технологических устройствах – настоящая фантастика. Вскоре автомобиль будет выставлен на аукцион, как того требует закон. Мы мчались по неоновым джунглям, решив, что лучше всего побывать на местах похищений в хронологическом порядке, что меня вполне устроило, поскольку позволяло выяснить, успевал ли Уилбур перебраться с одного на другое. Во всех трех случаях, после коротких пауз, разговор становился оживленным и содержательным.
   «Я стоял здесь, а он подъехал, дверца открылась, и...»
   Теперь, когда они были вместе, едва ли не самое страшное происшествие в их жизни превратилось в игру «Покажи и расскажи». Вот только каждому мальчику приходилось рассказывать, что произошло с ним, а остальные, как я и рассчитывала, тут же вставляли замечания о том, как все было в их случае. Несколько раз, объединенные общим делом, мы выходили из машины, чтобы сверить наблюдения.
   Наше путешествие закончилось в знаменитом кафе в Сан-та-Монике, где мы полакомились мороженым и прогулялись по пирсу, чтобы избавиться от накопившейся энергии. Док и я стояли, облокотившись о поручни, и наблюдали за мальчиками, которые бегали в северной части пляжа. Фотографии всех трех спасшихся ребят заняли свое место в альбоме жертв, но парни уцелели и сейчас носились по песку, как мой собственный сын, если бы он оказался здесь. Я даже подумала о том, что Бог может существовать.
   – Все такие юные и симпатичные, – заметила я.
   – Совершенно верно. Его фетиш, в чистом виде, – отозвался Док.– Известны случаи, когда после начала серии хищником овладевают силы, которыми он уже не в силах управлять, и выбор жертв выходит из-под его контроля. Когда мы доберемся до него, я хочу спросить его об этом. Подобные моменты могут иметь большое значение.
   Когда мы до него доберемся. Какая красивая мечта, впрочем, мы подбирались к нему все ближе. Интересно, будет ли лежать на моем столе ордер на арест Уилбура Дюрана, когда я вернусь.
   Чайки кричали так громко, что иногда заглушали шум прибоя. Небо на западе все еще оставалось оранжевым над серым океаном, хотя солнце уже село. Вид был великолепным.
   – Вы только взгляните на небо, – с восхищенным вздохом сказала я.– Как такое отвратительное существо, как Уилбур Дюран, может существовать в столь прекрасном мире?
   Док положил руку мне на плечо. Его ладонь была теплой и успокаивающей.
   – Мне кажется, мы уже говорили об этом, – сочувственно сказал он.– Выживают самые сильные. У того, кто прожил дольше, – самое обширное потомство, и если для этого необходимо творить зло, значит, так тому и быть. Боюсь, нам этого никогда не понять.
   – Он не получит шанса иметь потомство.
   Мальчишки резвились, бегали, бросали друг в друга песок. Позднее им придется вернуться к реальности, но сейчас они стали персонажами фильма, которым удалось избежать смертельной опасности.
   – Посмотрите на них. В них столько юных сил и энергии.
   – Да. Есть чему позавидовать.– Он посмотрел мне в глаза.– Кто-то лишил Дюрана детства. И он пытается его вернуть. Посмотрите на них – почти клоны. Он выбирает свои жертвы по каким-то одному ему ведомым принципам.
   Айден, старший брат Майкла Галлахера. Что ж, я буду звонить Москалу даже раньше, чем предполагала, и попрошу его прислать еще одну фотографию. Жаль, что я не сообразила это сделать, когда мы были в доме Галлахеров.
   – Нам нужно отвезти их обратно, – сказала я.– Родители уже начали волноваться.
   – Да, наверное. Но мне так не хочется уходить. Уже несколько недель я не чувствовал такого покоя.
   – Я тоже.
   Он засунул в рот два пальца и засвистел. Все трое мальчишек повернулись в нашу сторону, а когда Док помахал рукой, побежали к нам. Универсальный жест отца, обещающий безопасный рай.
   – Кстати, – сказал он, – отличная работа.
   Я вернулась в участок, чтобы передать детей встревоженным родителям. Я договорилась со всеми тремя семьями о дополнительных встречах, но понимала, что пройдет много времени, прежде чем у меня дойдут до них руки: мне предстояло еще очень много работы. Но прежде чем двигаться дальше, я хотела побывать дома. Только там я смогу вернуть себе спокойствие, которое возникает при общении с детьми. Кевин сразу же согласился привести их ко мне, так что мне не пришлось тратить время на поездку к нему; иногда он способен на широкие жесты.
   Мне ужасно хотелось поскорее погрузиться в замечательную домашнюю атмосферу, побыть вместе с дочерьми и сыном. Они знали, какое действие иногда оказывает на меня работа; ведь я часто возвращалась домой, окруженная аурой зла. Они передвигались по дому на цыпочках, когда я погружалась в депрессию после ареста малолетнего преступника, совершившего такое, что и в голову не придет взрослому человеку, – а подобные вещи случались.
   Френни, самая восприимчивая, первая задала вопрос:
   – У тебя все в порядке, мама?
   Я отвела волосы с ее лба. Она отращивала челку, и в последнее время этот жест стал для меня привычным.
   – Если учесть обстоятельства, я неплохо справляюсь.
   Мой ответ ее не убедил.
   – Много работы?
   – Тебя не обманешь.
   – А зачем тебе меня обманывать?
   Действительно – зачем спасать ее от вещей, которые девочке не следует понимать.
   – К сожалению, – со вздохом ответила я, – прежде чем все войдет в норму, станет еще хуже.
   – Я могу помочь тебе с домашней работой, – искренне предложила она.
   Я уловила сочувствие в ее голосе. Мысль о том, что мои проблемы на работе вынуждают Френни взвалить на свои плечи взрослые обязанности, вызвала у меня злость. Ведь она еще совсем ребенок.
   – Сегодня никаких домашних дел, – заявила я всем.– Я напишу записки вашим учителям. Мы будем играть.
   Они радостно завизжали. Видеоигры, воздушная кукуруза, мороженое, громкая музыка, сражения подушками; мы испробовали все подобные развлечения, которые кажутся бессмысленными тем, кто слишком серьезен, чтобы понять, что это такое. Даже мой мрачный сын, который бывал ужасно замкнутым, когда на него накатывало, повел себя неожиданно дружелюбно.
   Около десяти девочки пошли спать. Эван захотел остаться, чтобы немного посидеть со мной, за что я была ему благодарна. Мы посмотрели «Аполлон-13», перескакивая к самым лучшим частям и прислушиваясь к хихиканью Френни и Джулии, которое доносилось из-за закрытых дверей их спальни. Иногда мне казалось, что Эван чувствует себя одиноко из-за отсутствия брата. Однако сегодня это его не беспокоило: он заполучил маму в свое полное распоряжение.
   Я не могла поверить, когда он прижался ко мне во время драматической сцены возвращения.
   – Мама, – нерешительно заговорил он.
   – Да, милый...
   Я почувствовала, как напряглись его плечи. Ему не нравилось, когда я так его называла. Я прижала его к себе на мгновение и сказала:
   – Извини, Эван. Я забываю, когда отвлекаюсь. Так о чем ты?
   – В последнее время ты мало бываешь дома. Нож в сердце.
   – Я знаю и сама переживаю. Сейчас я работаю над одним делом, которое отнимает у меня много времени.
   Он сразу заинтересовался.
   – А что за дело?
   Я не знала, стоит ли рассказывать. У меня не было возможности предвидеть, какое впечатление произведет на Эвана мой рассказ. В конце концов я решила не вдаваться в подробности.
   – Паршивое дело, сын. Пропали дети. Мальчики твоего возраста. Некоторых из них не могут найти уже довольно долго, и я боюсь, что они могли погибнуть.
   Он ненадолго задумался, а потом спросил:
   – И как идет расследование?
   Вопрос меня немного удивил, и я ответила на него так, словно Эван был взрослым.
   – Очень трудно. Иногда такое случается. У меня уже довольно давно появился подозреваемый, но у нас до самого последнего времени не хватало улик, чтобы его арестовать. Сейчас я жду ордер на арест, но не знаю, выпишут его или нет. Я не могу просто позвонить судье и сказать: «Я думаю, преступник он ». Я должна иметь резонное основание. А разные судьи относятся к этому по-разному. Более того, иногда один и тот же судья в одном случае выпишет ордер на арест, а в похожей ситуации – откажется. Это невозможно объяснить.
   – Вот дерьмо.
   Пожалуй, слишком по-взрослому. Но я не стала его поправлять – это можно сделать потом, когда пройдет «момент».
   – Да, дерьмо. Могу дать тебе совет: если не хочешь разочарований, не иди работать в полицию.
   – А мне кажется, что у тебя классная работа, мама. Я все время хвастаюсь своим друзьям.
   – Эван, это замечательно. Я понятия не имела.
   – Мне нравится, что ты полицейский. И что ты ловишь плохих парней.
   Я всегда надеялась, что сумею вырастить детей, которые понимают ценность осмысленной работы. Похоже, мне это удалось.
   Впервые за долгие годы – во всяком случае, мне именно так казалось – я накрыла сына одеялом и выключила свет в его комнате. Оставшись в одиночестве, я села за компьютер и написала отчет о своей сегодняшней осмысленной работе, пока события еще не стерлись из памяти. Еще одна попытка подчеркнуть достоинства собранных мной улик: именно Уилбур Дюран стоит за похищениями детей. Кроме того, мне нужно было обосновать нашу развлекательную поездку в конфискованном лимузине, принадлежащем налогоплательщикам.
   «Ко всем трем мальчикам приставал мужчина, принявший облик хорошо знакомого человека для каждой из будущих жертв. Попытки совершались примерно с часовыми интервалами; в процессе реконструкции событий мы подтвердили, что из одного места похищения в другое можно попасть менее чем за пятнадцать минут, даже с учетом напряженного движения, что позволяет предположить: за попытками похищений стоит один и тот же преступник, меняющий обличья. Все трое мальчиков имеют одинаковый рост, вес, цвет кожи и возраст, что полностью соответствует многочисленным жертвам предыдущих похищений, в которых подозревается тот же преступник.
   Моя профессиональная подготовка и опыт позволяют сделать вывод: похитителю хорошо известно, что мы напали на его след, и он сознательно позволил всем трем жертвам сбежать, чтобы сбить расследование с толку. Попытки похищения проводились в таких местах, где низка вероятность появления свидетеля, хотя в одном случае свидетель был, однако он оказался не склонным к сотрудничеству и недостаточно надежным. Ни одна из жертв не могла бы оказать реального сопротивления решительно настроенному похитителю, но все трое сумели вырваться из его рук без особых усилий, что подтверждает теорию о том, что преступник сознательно позволил им сбежать».
   Он мог бы похитить по меньшей мере одного из них, если бы действительно этого хотел, – и если он пользовался только маской и париком, то у него было достаточно времени для смены внешности. Все мальчики сошлись на том, что их хватали за руку, но им легко удавалось вырваться.
   Я пожалела, что не могла это включить в запрос на ордер на арест.
   Когда я на следующее утро явилась в участок, оказалось, что все это уже не имеет значения. Спенс и Эскобар стояли возле моего стола, а на их лицах расплывались широкие улыбки.
   Мне вновь попался хороший судья.
   – Мы готовы ехать, – сказал Спенс.
   – Да, наверное, – с некоторым сомнением ответила я.– Вот только куда?

Глава 27

   Жан де Малеструа прислал мне записку, в которой сообщил, что собирается провести вечер в компании де Тушеронда и брата Блуина, чтобы решить, как организовать завтрашний процесс. Я пообедала в монастыре с другими женщинами, которые устроили целый консилиум по поводу моей раненой руки. И хотя мне многое хотелось обсудить с его преосвященством касательно прошедшего дня, должна признаться, что женское общество стало приятным разнообразием после стольких дней среди мужчин. Мы собрались вокруг длинного стола в главном зале монастыря. За все годы, проведенные мной в его стенах, я не видела, чтобы кто-нибудь столько крестился, обсуждая шепотом события дня. Но в их разговорах я не слышала того отчаяния, которое окутывало толпу на площади, и это было так же живительно, как вкусная еда на столе. После обеда я отправилась в свою комнату и там в полной мере насладилась одиночеством.
   Одиночество; размышления. Одно естественно следует за другим. Да и о чем еще я могла думать, если не о том, что узнала в Шантосе? Что можно рассказать – если вообще можно – и кому? Я уже две недели не писала сыну в Авиньон и за это время успела получить от него два письма, оба пронизанные теплыми чувствами ко мне и любопытством по поводу того, что у нас происходило. Мне хотелось рассказать ему обо всем, но я не знала, как сообщить наши новости, не упоминая о том, что мне теперь известна судьба его брата, и о страшном подозрении, поселившемся в моей душе.
   «Любимый сын, к нам явился сам дьявол в облике ворона. А твоему брату распороли живот, но не кабан...»
   Я никак не могла придумать подходящее начало и через некоторое время сдалась и взяла в руки вышивку, истратив при этом немыслимое количество свечей. Однако с каждым новым стежком я приближалась к решению. Когда я забралась в постель, в моем сердце поселилась уверенность, хотя мира там не было.
   Утром все началось снова. Де Тушеронд открыл заседание, вызвав очередного свидетеля, чей ребенок пропал.
   – Их рассказы теперь вызывают скуку, а не слезы, – прошептал мне брат Демьен.– Сколько же еще мы должны выслушать?
   Я пожала плечами; плачущая женщина вернулась на свое место. Де Тушеронд подошел к скамье, и они с Жаном де Малеструа и братом Блуином начали взволнованно перешептываться касательно какого-то пункта в законе. В конце концов де Тушеронд снова повернулся к собравшимся и назвал имя Перрин Рондо. Женщина, которую я видела накануне в толпе, поднялась со своего места в передней части часовни.
   – Мой муж много болел, и как-то раз, когда дела обстояли совсем плохо, я пустила в свой дом постояльцев, чтобы хоть как-то заработать денег. Муж стыдился того, что нам пришлось так сделать, но я не хотела, чтобы он работал. Маркиз де Сева и месье Франческо Прелати некоторое время жили у нас на верхнем этаже; я сама тоже там спала, только в комнате поменьше. Однажды вечером я была так расстроена из-за состояния мужа, опасаясь его потерять, что моя няня отправила меня спать в комнату, которую занимали Прелати и маркиз – она думала, что сон в хорошей кровати поможет мне успокоиться. Господа уехали в Машекуль, и мы думали, что они останутся там ночевать. Однако маркиз и месье Прелати вернулись ближе к ночи, оба едва держались на ногах, потому что выпили слишком много. Когда они обнаружили меня в комнате, которую считали своей, они пришли в страшное волнение, должна сказать, совершенно необоснованно.
   Я тоже была в тяжелом состоянии; однако они не имели никакого права вести себя со мной так. Сначала они принялись грязно ругаться, затем схватили меня, один за ноги, а другой за руки, и попытались сбросить на первый этаж. Если бы не подоспела моя няня, я бы свалилась через перила вниз и, возможно, погибла. И кто тогда стал бы заботиться о моем муже? Разумеется, не маркиз или месье Прелати.
   Пока я лежала на втором этаже, они оба пинали меня ногами в спину своими остроносыми сапогами, и с тех пор здоровье у меня уже не то, что раньше.
   Позже той же ночью я слышала, как маркиз де Сева рассказал Прелати, что в Дьеппе он нашел для него симпатичного юного пажа. Месье Прелати пришел в восторг, а несколько дней спустя появился красивый мальчик, который сказал, что он из хорошей семьи из Дьеппа. Он прожил с месье Франческо примерно две недели, и я постоянно видела его в обществе Прелати. А потом он неожиданно исчез – его хозяин приезжал и уезжал без него. Поэтому я спросила о нем. Месье Франческо страшно разволновался и заявил, что, несмотря на разговоры о хорошей семье и воспитании, мальчик его обманул и сбежал с двумя золотыми кронами. «Хорошо, что мы избавились от юного мерзавца» – так сказал Прелати.
   Меня его слова смутили; мальчик произвел на меня хорошее впечатление и показался честным. А я редко ошибаюсь в людях.
   Некоторое время спустя месье Прелати и Эсташ Бланше покинули мой дом и отправились в Машекуль. Я слышала, что они выгнали человека по имени Кау из его собственного дома, силой отобрав у него ключи. Я знала этот дом, потому что много раз бывала в Машекуле вместе с мужем. Он стоял в стороне от остальных, на улице за пределами города. Там имеется колодец, но, несмотря на это, место выглядит заброшенным, дом весь покосился и кажется неухоженным. Вне всякого сомнения, совсем неподходящее жилище для благородного господина.
   Маркиз де Сева продолжал жить у меня; думаю, он посчитал мой дом более годным для господина с его происхождением. Он вел себя очень требовательно, даже в те времена, когда я была сильно расстроена ухудшающимся состоянием мужа, но никогда не платил вовремя, а если все-таки отдавал деньги, это происходило после долгих, тяжелых переговоров относительно сумм, которые он задолжал, или грубых заявлений о том, что его обманывают. Франческо Прелати и Эсташ Бланше часто приезжали к маркизу в гости из своего дома в Машекуле и останавливались в его комнатах на верхнем этаже, но окончательно от своего жалкого жилища не отказывались. Наоборот, они оставляли там пажей следить, чтобы его никто не занял. И вскоре я поняла, что на это у них имелись причины.