Страница:
Устав стучать, в спальную ввалился грузный Гассан-паша – шесть пудов рыхлого тела, облаченного в белый шелк. Красная феска с кисточкой висела на левом ухе, как ночной колпак.
– Фелюку приготовь парадную! – сквозь зубы приказал Муртаза. – Да не ту, что давеча татар встречали... ту, что подарок султанский! Что за флаг?
– Приставы твердят – Московский, – нерешительно ответил адмирал, – один татарин распознал.
– Шакалье отродье! – выругался паша, – Откуда у московитов свой флаг, то есть флот? Англичане твердят, что царь Петр сейчас в Европе, инкогнито. Татары, псы поганые, гашиша обожрались! Где мои чиновники?
– На пристани, светлейший. Ожидают ваших распоряжений.
Муртаза затопал ногами. Один из остроносых туфель слетел с ноги и закатился под кальян. Гассан-паша, кряхтя и харкая, согнулся и подобрал туфельку. Надев ее на ногу Муртазы-паши, он выжидательно посмотрел на него.
– Идем, – поджал губы комендант Керчи, – кто-то должен ответить за наше беспокойство.
На пристани было все тихо, как на похоронах. Приставы, чиновники, беи стояли на центральном пирсе и, вытягивая жирные шеи, глядели во все глаза на появившийся невесть откуда корабль. На появление адмирала Гассан-паши с Муртазой никто не обратил внимания.
– Всех на кол! – начал заводиться Муртаза-паша. – Чей корабль, я вас спрашиваю?
Один из беев обернулся и, тряся откормленной ряхой, начал докладывать:
– На рассвете караульные Восточной башни обнаружили, что вместе с рассветом к ним заявился огромный корабль. Вот уже два часа он лежит в дрейфе и не подает признаков жизни. Старый Мустафа возвращался с рыбалки и прошел на своем куттере в каком-нибудь кабельтове от него.
Чиновник посмотрел на Муртазу и нерешительно предположил:
– Аллах нас не оставит. Авось обойдется...
– К шайтану твое «авось», – поправил феску паша. – Гассан-паша, фелюка готова?
– Не знаю, светлейший, стоит ли так рисковать... – нерешительно начал адмирал.
– У меня только два барка! – завизжал Муртаза. – А ты о каком-то риске говоришь! Надо же кому-то узнать, зачем Аллах ниспослал сюда это страшилище!
– Светлейший, – не унимался адмирал, – давай отсыплем Мустафе горсть червонцев – пусть он на своем шлюпе разведает, что к чему.
– Ладно! – сдался Муртаза. – Где этот Мустафа? Сюда его!
Через полчаса куттер Мустафы, идя правым галсом, приблизился к «Ориону». Подойдя на расстояние одного кабельтова, Мустафа зарифовал паруса.
– Эге-гей! – раздался его звонкий крик.
Через фальшборт свесилась голова в бескозырке.
What do you need?[21] – недовольно отозвалась она.
Рядом вынырнула еще одна голова. На этой была надета пилотка. Мустафе она показалось, естественно, деформированной тюбетейкой.
– I was sent by pasha! – заорал турок. – It is necessary for you to meet with him[22].
– What does he want, бля? – деловито осведомилась голова в пилотке. – I do not have any desire to meet with him[23].
– Well, for the sake of me![24] – взмолился Мустафа.
– Ну, если только так! – вздохнул Волков и проорал: – In hour on pier. The outfit is output![25]
Турок убрал рифы и, сделав поворот-оверштаг, помчался к пристани.
– Чегой-то ты, батя, сурово так с ними? – полюбопытствовал Костя.
– А не хрен, сынок, с ними расшаркиваться. Пусть уматывают из Крыма, на хрен. Нам здесь еще города строить.
– Смелость города берет! – пропел Костя и побежал командовать спуском «Мурены».
Та же пристань, но чуточку пополудни. Разномастная толпа наблюдает странную и завораживающую картину: из недр громадного корабля вываливается чудище меньших размеров, с небольшой барк, и стремительно несется к берегу. На этом корабле также нет парусов, но скорость его более чем поразительна. (Скорость «Мурены» была всего двадцать узлов, но собравшиеся на пристани за «всего» бы обиделись.) Достигнув косы, чудовищное судно вползло на него и, не уменьшив ни на узел скорости, приблизилось к пристани.
Толпа весело ломанулась кто куда. Впереди, придерживая рукою феску, мчался сам Муртаза-паша, позабыв о титуле. Немного отбежав, он обернулся и увидал, что судно остановилось, присело, и с его борта спрыгнуло четыре человека: двое мужчин и две женщины. Они недоуменно глядели вслед улепетывающим туркам.
– Стойте, олухи! – заорал паша. – Чего испугались! Летающей лодки ни разу не видели?
– Вообще-то не видали! – произнес запыхавшийся Гассан-паша. – У Султана, насколько я знаю, таких нет.
– А может быть, у него их целых три? – неуверенно предположил Муртаза. – Просто он их никому не показывает. Военная тайна!
Наконец, все собрались, и толпа, предводимая керченским пашой, величаво поплыла обратно. Те сто метров, что они отбежали секунд за пятнадцать, теперь были преодолены за добрых минут пять. Это вконец разозлило Андрея Константиновича, который и был одним из четырех, спрыгнувших на песок с «Мурены».
– А картечью вас не встретить! – буркнул он. – Папаша, цигель!
Муртаза нехотя ускорил шаг.
Не доходя до незваных гостей пяти шагов, пеший кортеж остановился. Паша замер спереди, надменно-настороженно глядя на пришельцев. Минуту молчали.
– Поклонов ждет, что ли? Так хрен ему! – За командирские годы из Волкова выветрился тот легкий налет интеллигентности, который был присущ в юном возрасте. – Здорово, папаша! Аллах акбар!
– Паша, да это московиты! – зашептал на ухо Гассан.
– Не, это не московиты! – громко по-турецки сказал Муртаза. – Эти слишком наглые.
В разговор вступила Татьяна. Она в институте специализировалась по восточным языкам.
– А ты, мил-человек, когда-нибудь вживую московита видел? У вас до сих пор трамваи без электричества ездют!
– Женщина-толмач! – фыркнул под нос себе паша. – Гассан, потолкуй с ними.
Адмирал Гассан-паша воздел очи к небу.
– Аллах видит – мы рады вам, московиты, хоть вы и нежданные гости! Позвольте узнать, как здоровье московского царя? – Адмирал заговорил на ломаном русском языке. До официального разговора с женщиной никто из турок опускаться не хотел.
– Вижу-вижу, как рады! – сказал Андрей Константинович. – Морды такие радостные – даже лимонов жрать не нужно. Давай-ка, толстопузые, на корабль. Ты и ты!
Он ткнул пальцами в адмирала и его начальника. Затем сделал недвусмысленный жест рукой. Янычары-телохранители беспокойно зашевелили носами и угрожающе затопали ногами.
– На приватную беседу, – пояснил Волков, – легкий ужин из нескольких мясных блюд и последующая банниция за территориальные воды России.
Ничего не понявший Муртаза и понявший через пень-колоду Гассан переглянулись. А затем адмирал перевел:
– Насколько я понял, нас приглашают на корабль в качестве гостей на ужин.
Муртаза пожал плечами.
– Не понимаю. Почему они приглашают. Мы можем вполне предложить на правах хозяев праздничный стол на нашем флагмане.
Гассан-паша перевел.
– Боюсь, что вынуждены отказаться, – сказал Волков. – Ваша посудина слишком непрочна для такой шумной компании, как наша. А что насчет Петра Алексеевича, так мы его еще не видели. Мы в одиночном плавании осьмнадцатый год.
– Удивительно! – вырвалось у Гассана. – Как вы можете судить так о «Великом Измире». Он однажды выдержал самый большой шторм за последние десять лет.
– В Мраморном море? – скептически предположил Костя. – Батя, дай я в него из подствольника засвечу! Вот удивятся!
– Кто на барке? – резко спросил Волков.
– Что? – оттопырил ухо Гассан-паша.
– Много человек на «Великом Измире»? – терпеливо пояснил Андрей Константинович.
– Нынче немного, – наконец понял, что от него хотят, адмирал, – два человека часовых – остальные в городе. Кого нам бояться в Черном море?
– Ну, пальни под ватерлинию, – милостиво разрешил отец, – авось оба бедолаги окажутся целыми...
Костя молча зашел за деревянный пирс и выстрелил из подствольника своего АКС.
Граната не торпеда, под ватерлинию она уйти не смогла. Да и Костя, по правде говоря, не целился под ватерлинию. Граната попала в ахтерштевень, разворотила его с добрым куском всего левого борта. Тут же, как это обычно случается с крюйт-камерой, она взорвалась с шиком и грохотом. На сей раз дело объяснялось просто: кумулятивная струя попросту прожгла судно как раз в том месте, где и посчастливилось оказаться запасам пороха.
Короче, дернуло здорово! У одного из чиновников ударная волна так здорово прочистила серные пробки в ушах, что, будучи почти глухим уже года три, он внезапно услыхал все: и вопли попавших под горящие обломки, и шипение горящих кусков корабля, падающих в воду, и проклятия Муртазы-паши, решившего, что корабль взорвался из-за раздолбайства вахтенных.
– А ты, дядя, утверждал, будто ваше чудо о пяти мачтах столь велико, – подмигнул Гассану полковник.
– Но что могло случиться? – спросил побелевший Муртаза. Ему предстояло очень неприятное объяснение в Диване.
Отчетливо представился осиновый полутораметровый кол, заостренный вверху.
– Каменные ядра сдетонировали, – насмешливо посмотрел на Гассана Константин, а отец добавил:
– Пошли кушать, пока то же самое не сделали кирпичи в крепости. От массы критической.
Поскольку во взгляде Гассана читалось что угодно, только не осмысленное понимание происходящего, Костя взял его под руку и, морщась от сладкого бабьего запаха, принялся объяснять:
– Пошли, твое высокоблагородие, на кораблик наш. А по дороге я расскажу о критической массе и об ужасах Хиросимы, – нехотя адмирал поплелся вслед за наглым гаером к «Мурене», с которой уже один из Ревенантов сбросил небольшие сходни.
Настя, обольстительно улыбаясь Муртазе, проделала то же самое. Когда оба главных чиновника повернулись спинами к остальной толпе, телохранители их – свирепого вида янычары сделали несколько шагов вслед, Волков отрицательно помотал головой. Сняв с плеча автомат аналогичный Костиному, он прицелился и выпустил гранату по второму барку. Выстрел оказался не столь удачен – сказалось отсутствие практики, но ему удалось разнести в щепки спардек и вызвать на судне пожар.
При звуках выстрела Муртаза с Гассаном обернулись и, увидев такую катавасию, остановились. Муртаза рванулся было назад, но Татьяна с Настей его удержали.
– Ничего не поделаешь, дорогой, – мило улыбнулась ему Татьяна, – сегодня неудачный день.
И крепкие бабы поволокли почти не упиравшегося пашу к сходням. Туда уже Костя тычками запинал Гассана. Их догнал Андрей Константинович и молодецки взбежал на борт.
– Ходу, Лейф, – крикнул он, – пока эти широкожопые не опомнились.
– Командир, – томно произнесла Татьяна де Лавинье, – выбирайте выражения. С вами дамы, причем обе графини.
Волков изобразил на лице глубокое сожаление.
– Прошу прощения, графини, но эти мерзавцы на берегу, если я не ошибаюсь, заряжают мушкеты.
Татьяна немного подкорректировала:
– Андрей Константинович, в Турции сие уродство называлось «тромбон». Пока они их зарядят, то мы успеем дойти до «Ориона». Они, между прочим, используют каменные пули.
– Почему? – удивился Волков. Он ведь не заканчивал военного училища, по причине не имения такового в начале экспансии на Унтерзонне. Но, пользуясь случаем, почерпывал сведения из любых источников.
– Дикари-с! – рассмеялась графиня.
На «Орионе» Муртаза-паша вспомнил, что он представитель великой державы, и потребовал объяснений. Граф Волков с присущими ему, да и всем военным шутками и прибаутками образно показал двум туркам, где он видит величие их державы.
Гассан-паша, напротив, держался очень скромно и все время печально посматривал в ту сторону, где двум его баркам пришел большой каюк. «Великий Измир» уже ушел на сублитораль, а «Медина» все еще коптила этаким плавучим костерком.
– Господин командор, – обратился он к Волкову, – какая нужда была взрывать мои корабли?
– Не нужда, – серьезно ответил Андрей Константинович, – политика. Нам необходимо было показать свою силу, причем так – внезапно, зло, вероломно. Чтобы вы поверили в нашу мощь и в дальнейшем не наделали ошибок, приведших к более неотвратимым последствиям.
Оба собеседника вели разговор на английском языке, ибо знание Гассаном-пашой русского не превышало объема пятилетнего ребенка того времени.
– Открою вам секрет, адмирал. Вы должны не в позднее чем трехдневный срок освободить Керчь. Меня не волнует, каким образом вы собираетесь это сделать. Можете отплывать на всех имеющихся плавсредствах, можете тащиться на Бабу пешком, можете закупить у татар лошадок. А про Керчь забудьте. Это русская территория.
Гассан-паша отбросил восточную елейность и напрямую спросил:
– С чего вы взяли?
Андрей Константинович рассмеялся:
– Хотите карту покажу? Эй, цирлих-манирлих, кто-нибудь, земной аглицкий атлас, мы тут с кумом Тыквой спорим за географию! Английский атлас вас устроит, надеюсь, чтоб не сказали, что я сам нарисовал.
Прибежал вестовой, принес атлас. Раскрыв его на соответствующей странице, Волков показал опешившему адмиралу всю несостоятельность его претензий на Крымский полуостров.
Все происходящее казалось двум туркам кошмарной придурью – остаточными явлениями курения гашиша. И этот корабль, и люди на нем, и атлас Лондонского картографического общества одна тысяча семьдесят девятого года выпуска (на год выпуска никто не обратил внимания, на другие странички ходу не было), и нелепая гибель двух кораблей. Муртаза-паша чувствовал, что медленно сходит с ума. Он то и дело хватал себя за жиденькую бороденку, до боли дергая ее, пытался незаметно ущипнуть себя за ногу, но все было тщетно.
– Ну, все, – заметив это, сказал полковник, – прекращаем эту борьбу противоположностей. Пора писать меморандум, господа хорошие. Со своей стороны твердо обещаю: Россия ограничится Черноморским побережьем на рубеже Устье Дуная – Начало Кавказа и в дела турецкие соваться не собирается. По поводу экстерриториальности Босфора и Дарданелл поговорим позже.
– Бред какой-то! – вздохнул Муртаза. – Даже и в этом случае... Вы ведь понимаете, что, захватывая Керчь, навлекаете на себя недовольство Султана и всей остальной Европы.
– Вот это точно бред! – фыркнул Андрей Константинович. – Там скоро помрет Карл Второй, испанский монарх, и вся эта Европа перегрызется. Им будет не до России.
Гассан-паша оживился.
– Так это правда, что король Испании плох? – спросил он, теребя в руках батистовый платочек с совершенно идиотскими кружевами.
– А як же ж! – воскликнул Волков. – Где же то здоровье, когда он одновременно и псих, и эпилептик. Лошадь бы давно загнулась! Но пару лет он еще протянет! Имею точные сведения от королевского лекаря. Кстати, если Диван будет интересоваться вашим мнением, то в этой войне пусть Турция будет на стороне франко-испанской коалицией. Точно говорю, не прогадают.
Адмирал подумал, что над ним насмехаются. В самом деле, время думать, как спасти от кола собственную задницу, а этот говорит, что в Диване спросят его мнение по вопросам внешней политики страны. Султан добряк редкий, однако потеря двух кораблей при столкновении с невесть каким противником вряд ли окажется приятным известием. Хотя два корабля – это еще не весь флот, наверняка в Проливах видали, какая дура прет на север. А вот Муртазе за потерю крепости точно грозит оливковое масло в задний проход перед церемонией проводов в последний путь... Интересно, какая хоть приблизительная мощь этого дьявольского корабля?
Муртаза в это время хлебал из бокала кока-колу и осторожно спрашивал:
– Вы желаете, чтобы и весь город эвакуировался? Как же такая масса народу...
– Господин паша, я говорил только о крепости. А что до города – он нам не мешает, тем более что население там... В основном татары? Не правда ли, графиня?
– Большая половина, – ответила Татьяна, сидевшая рядом в солнцезащитных очках – беседа эта проходила на шканцах, благо было тепло, – там всяких хватает.
– Отлично! Может, желаете расписочку для Султана? – издевательски осведомился Волков.
– Меморандума достаточно, граф, – кисло ответил Муртаза-паша. Кока-кола не улучшила его настроения.
– Один момент. Графиня, не будете ли вы столь любезны пойти набрать сей текстик на компьютере и распечатать в трех экземплярах? Прекрасно, только не забудьте, что бумага должна быть гербовая, текст должен быть на трех языках: русском, турецком и (фиг с ними) английском, ошибок быть недолжно, а шрифт должен быть... э-э... Bookman old style!
Таня кивнула, взяла планшет, где командирскою рукою были набросаны основные тезисы меморандума, и ушла в канцелярию.
– Ну-с, как будут говорить наши потомки, пройдемте!
– Куда? – спросили в один голос оба турка.
– М-да, из вас неплохой дуэт мог бы получиться, – вместо ответа изрек граф. – Вы петь вместе не пробовали? Рекомендую!
Командир дурачился не зря. Он хорошо усвоил уроки особиста Худавого и начальника 8-го отдела Локтева – часто меняя тему и уходя от ответов на прямой вопрос, заставляешь собеседника терять спокойствие. Это вроде того, что если бы вас пригласили на презентацию, а оказалось, что в том здании – свинарник. Или пастора позвали к умирающему, а на самом деле он попал в публичный дом.
И вправду, видок был у достопочтенных турок еще тот! Волков провел их по шканцам, на котором не было и следов парада по поводу столь высоких гостей, и по трапу они поднялись на бридждек.
– Куда стрелять будем, господа? – спросил он, нетерпеливо постукивая пальцами по лееру.
– Простите? – не понял Муртаза.
– Да полно, джентльмены! Вы ведь не раз задавали себе вопрос: какова мощность моего «Летучего Голландца»? Так теперь и выбирайте, куда звездануть! Чтобы никому обидно не было...
Паши прижались лбами и о чем-то зашептались. Сказав по два раза «кхе» и по одному «хм», они наконец изволили обратить свой взор на Волкова!
– В полумиле отсюда к востоку стоит старая сторожевая башня, оставшаяся еще от Корчева. Толку от нее никакого – мы давно подумывали ее взорвать, так пороху было жалко, – сказал Муртаза, блестя масляными глазами.
– Плуты. Евреи, греки, татары и турки! Чтобы я своими руками уничтожил памятник древнерусской старины! Выбирайте другое! Не то сейчас по Стамбулу жахну...
– Как по Стамбулу? – произнес Гассан-паша. – До него более чем четыреста миль...
– Не верите? Давайте думайте!
– Хорошо, – вздохнул Муртаза-паша, – в полутора милях южнее, видите, вон там, – он указал рукой на одинокую скалу посреди моря, шириною с полсотни метров и высотой метров тринадцать, – там никого нет, кроме чаек. К ней даже пристать нельзя.
– Сейчас пристанем, – усмехнулся Волков и достал наладонник, совмещенный с рацией. – Господин адмирал, командующий на связи! В демонстрационных целях произведите пуск ракеты класса «борт-борт» по надводной цели. Цель – одинокая скала в полутора милях южнее «Ориона». Перед и после пуска крупное фото объекта. Пуск через пять минут!
– Есть! – донесся до него хладнокровный голос старого морского волка.
– Прикройте глазки, джентльмены! – посоветовал он измученным ожиданием оппонентам, глядя на циферблат «Командирских» часов.
С грохотом и шипением ушла ракета. Почти тотчас раздался взрыв, возвестивший о попадании. Когда осела пыль водяная и гранитная, то наблюдатели вместо бывшей скалы увидели лишь риф, напоминающий осколок зуба, вроде того, который остается во рту после вмешательства неопытного дантиста.
После легкого ужина к ним подошел вестовой и принес два снимка, размером 18x24. Андрей Николаевич, иезуитски нахмурясь, просмотрел оба, а затем с торжественной миной вручил их Муртазе.
– Ну, вот и вся история. Покажите в Диване, хоть в Кровати, а можете даже и на Тахте. Не опоздайте к вечернему намазу. Мои самые теплые пожелания Султану.
Глава 15. Гея. 1698.
– Фелюку приготовь парадную! – сквозь зубы приказал Муртаза. – Да не ту, что давеча татар встречали... ту, что подарок султанский! Что за флаг?
– Приставы твердят – Московский, – нерешительно ответил адмирал, – один татарин распознал.
– Шакалье отродье! – выругался паша, – Откуда у московитов свой флаг, то есть флот? Англичане твердят, что царь Петр сейчас в Европе, инкогнито. Татары, псы поганые, гашиша обожрались! Где мои чиновники?
– На пристани, светлейший. Ожидают ваших распоряжений.
Муртаза затопал ногами. Один из остроносых туфель слетел с ноги и закатился под кальян. Гассан-паша, кряхтя и харкая, согнулся и подобрал туфельку. Надев ее на ногу Муртазы-паши, он выжидательно посмотрел на него.
– Идем, – поджал губы комендант Керчи, – кто-то должен ответить за наше беспокойство.
На пристани было все тихо, как на похоронах. Приставы, чиновники, беи стояли на центральном пирсе и, вытягивая жирные шеи, глядели во все глаза на появившийся невесть откуда корабль. На появление адмирала Гассан-паши с Муртазой никто не обратил внимания.
– Всех на кол! – начал заводиться Муртаза-паша. – Чей корабль, я вас спрашиваю?
Один из беев обернулся и, тряся откормленной ряхой, начал докладывать:
– На рассвете караульные Восточной башни обнаружили, что вместе с рассветом к ним заявился огромный корабль. Вот уже два часа он лежит в дрейфе и не подает признаков жизни. Старый Мустафа возвращался с рыбалки и прошел на своем куттере в каком-нибудь кабельтове от него.
Чиновник посмотрел на Муртазу и нерешительно предположил:
– Аллах нас не оставит. Авось обойдется...
– К шайтану твое «авось», – поправил феску паша. – Гассан-паша, фелюка готова?
– Не знаю, светлейший, стоит ли так рисковать... – нерешительно начал адмирал.
– У меня только два барка! – завизжал Муртаза. – А ты о каком-то риске говоришь! Надо же кому-то узнать, зачем Аллах ниспослал сюда это страшилище!
– Светлейший, – не унимался адмирал, – давай отсыплем Мустафе горсть червонцев – пусть он на своем шлюпе разведает, что к чему.
– Ладно! – сдался Муртаза. – Где этот Мустафа? Сюда его!
Через полчаса куттер Мустафы, идя правым галсом, приблизился к «Ориону». Подойдя на расстояние одного кабельтова, Мустафа зарифовал паруса.
– Эге-гей! – раздался его звонкий крик.
Через фальшборт свесилась голова в бескозырке.
What do you need?[21] – недовольно отозвалась она.
Рядом вынырнула еще одна голова. На этой была надета пилотка. Мустафе она показалось, естественно, деформированной тюбетейкой.
– I was sent by pasha! – заорал турок. – It is necessary for you to meet with him[22].
– What does he want, бля? – деловито осведомилась голова в пилотке. – I do not have any desire to meet with him[23].
– Well, for the sake of me![24] – взмолился Мустафа.
– Ну, если только так! – вздохнул Волков и проорал: – In hour on pier. The outfit is output![25]
Турок убрал рифы и, сделав поворот-оверштаг, помчался к пристани.
– Чегой-то ты, батя, сурово так с ними? – полюбопытствовал Костя.
– А не хрен, сынок, с ними расшаркиваться. Пусть уматывают из Крыма, на хрен. Нам здесь еще города строить.
– Смелость города берет! – пропел Костя и побежал командовать спуском «Мурены».
Та же пристань, но чуточку пополудни. Разномастная толпа наблюдает странную и завораживающую картину: из недр громадного корабля вываливается чудище меньших размеров, с небольшой барк, и стремительно несется к берегу. На этом корабле также нет парусов, но скорость его более чем поразительна. (Скорость «Мурены» была всего двадцать узлов, но собравшиеся на пристани за «всего» бы обиделись.) Достигнув косы, чудовищное судно вползло на него и, не уменьшив ни на узел скорости, приблизилось к пристани.
Толпа весело ломанулась кто куда. Впереди, придерживая рукою феску, мчался сам Муртаза-паша, позабыв о титуле. Немного отбежав, он обернулся и увидал, что судно остановилось, присело, и с его борта спрыгнуло четыре человека: двое мужчин и две женщины. Они недоуменно глядели вслед улепетывающим туркам.
– Стойте, олухи! – заорал паша. – Чего испугались! Летающей лодки ни разу не видели?
– Вообще-то не видали! – произнес запыхавшийся Гассан-паша. – У Султана, насколько я знаю, таких нет.
– А может быть, у него их целых три? – неуверенно предположил Муртаза. – Просто он их никому не показывает. Военная тайна!
Наконец, все собрались, и толпа, предводимая керченским пашой, величаво поплыла обратно. Те сто метров, что они отбежали секунд за пятнадцать, теперь были преодолены за добрых минут пять. Это вконец разозлило Андрея Константиновича, который и был одним из четырех, спрыгнувших на песок с «Мурены».
– А картечью вас не встретить! – буркнул он. – Папаша, цигель!
Муртаза нехотя ускорил шаг.
Не доходя до незваных гостей пяти шагов, пеший кортеж остановился. Паша замер спереди, надменно-настороженно глядя на пришельцев. Минуту молчали.
– Поклонов ждет, что ли? Так хрен ему! – За командирские годы из Волкова выветрился тот легкий налет интеллигентности, который был присущ в юном возрасте. – Здорово, папаша! Аллах акбар!
– Паша, да это московиты! – зашептал на ухо Гассан.
– Не, это не московиты! – громко по-турецки сказал Муртаза. – Эти слишком наглые.
В разговор вступила Татьяна. Она в институте специализировалась по восточным языкам.
– А ты, мил-человек, когда-нибудь вживую московита видел? У вас до сих пор трамваи без электричества ездют!
– Женщина-толмач! – фыркнул под нос себе паша. – Гассан, потолкуй с ними.
Адмирал Гассан-паша воздел очи к небу.
– Аллах видит – мы рады вам, московиты, хоть вы и нежданные гости! Позвольте узнать, как здоровье московского царя? – Адмирал заговорил на ломаном русском языке. До официального разговора с женщиной никто из турок опускаться не хотел.
– Вижу-вижу, как рады! – сказал Андрей Константинович. – Морды такие радостные – даже лимонов жрать не нужно. Давай-ка, толстопузые, на корабль. Ты и ты!
Он ткнул пальцами в адмирала и его начальника. Затем сделал недвусмысленный жест рукой. Янычары-телохранители беспокойно зашевелили носами и угрожающе затопали ногами.
– На приватную беседу, – пояснил Волков, – легкий ужин из нескольких мясных блюд и последующая банниция за территориальные воды России.
Ничего не понявший Муртаза и понявший через пень-колоду Гассан переглянулись. А затем адмирал перевел:
– Насколько я понял, нас приглашают на корабль в качестве гостей на ужин.
Муртаза пожал плечами.
– Не понимаю. Почему они приглашают. Мы можем вполне предложить на правах хозяев праздничный стол на нашем флагмане.
Гассан-паша перевел.
– Боюсь, что вынуждены отказаться, – сказал Волков. – Ваша посудина слишком непрочна для такой шумной компании, как наша. А что насчет Петра Алексеевича, так мы его еще не видели. Мы в одиночном плавании осьмнадцатый год.
– Удивительно! – вырвалось у Гассана. – Как вы можете судить так о «Великом Измире». Он однажды выдержал самый большой шторм за последние десять лет.
– В Мраморном море? – скептически предположил Костя. – Батя, дай я в него из подствольника засвечу! Вот удивятся!
– Кто на барке? – резко спросил Волков.
– Что? – оттопырил ухо Гассан-паша.
– Много человек на «Великом Измире»? – терпеливо пояснил Андрей Константинович.
– Нынче немного, – наконец понял, что от него хотят, адмирал, – два человека часовых – остальные в городе. Кого нам бояться в Черном море?
– Ну, пальни под ватерлинию, – милостиво разрешил отец, – авось оба бедолаги окажутся целыми...
Костя молча зашел за деревянный пирс и выстрелил из подствольника своего АКС.
Граната не торпеда, под ватерлинию она уйти не смогла. Да и Костя, по правде говоря, не целился под ватерлинию. Граната попала в ахтерштевень, разворотила его с добрым куском всего левого борта. Тут же, как это обычно случается с крюйт-камерой, она взорвалась с шиком и грохотом. На сей раз дело объяснялось просто: кумулятивная струя попросту прожгла судно как раз в том месте, где и посчастливилось оказаться запасам пороха.
Короче, дернуло здорово! У одного из чиновников ударная волна так здорово прочистила серные пробки в ушах, что, будучи почти глухим уже года три, он внезапно услыхал все: и вопли попавших под горящие обломки, и шипение горящих кусков корабля, падающих в воду, и проклятия Муртазы-паши, решившего, что корабль взорвался из-за раздолбайства вахтенных.
– А ты, дядя, утверждал, будто ваше чудо о пяти мачтах столь велико, – подмигнул Гассану полковник.
– Но что могло случиться? – спросил побелевший Муртаза. Ему предстояло очень неприятное объяснение в Диване.
Отчетливо представился осиновый полутораметровый кол, заостренный вверху.
– Каменные ядра сдетонировали, – насмешливо посмотрел на Гассана Константин, а отец добавил:
– Пошли кушать, пока то же самое не сделали кирпичи в крепости. От массы критической.
Поскольку во взгляде Гассана читалось что угодно, только не осмысленное понимание происходящего, Костя взял его под руку и, морщась от сладкого бабьего запаха, принялся объяснять:
– Пошли, твое высокоблагородие, на кораблик наш. А по дороге я расскажу о критической массе и об ужасах Хиросимы, – нехотя адмирал поплелся вслед за наглым гаером к «Мурене», с которой уже один из Ревенантов сбросил небольшие сходни.
Настя, обольстительно улыбаясь Муртазе, проделала то же самое. Когда оба главных чиновника повернулись спинами к остальной толпе, телохранители их – свирепого вида янычары сделали несколько шагов вслед, Волков отрицательно помотал головой. Сняв с плеча автомат аналогичный Костиному, он прицелился и выпустил гранату по второму барку. Выстрел оказался не столь удачен – сказалось отсутствие практики, но ему удалось разнести в щепки спардек и вызвать на судне пожар.
При звуках выстрела Муртаза с Гассаном обернулись и, увидев такую катавасию, остановились. Муртаза рванулся было назад, но Татьяна с Настей его удержали.
– Ничего не поделаешь, дорогой, – мило улыбнулась ему Татьяна, – сегодня неудачный день.
И крепкие бабы поволокли почти не упиравшегося пашу к сходням. Туда уже Костя тычками запинал Гассана. Их догнал Андрей Константинович и молодецки взбежал на борт.
– Ходу, Лейф, – крикнул он, – пока эти широкожопые не опомнились.
– Командир, – томно произнесла Татьяна де Лавинье, – выбирайте выражения. С вами дамы, причем обе графини.
Волков изобразил на лице глубокое сожаление.
– Прошу прощения, графини, но эти мерзавцы на берегу, если я не ошибаюсь, заряжают мушкеты.
Татьяна немного подкорректировала:
– Андрей Константинович, в Турции сие уродство называлось «тромбон». Пока они их зарядят, то мы успеем дойти до «Ориона». Они, между прочим, используют каменные пули.
– Почему? – удивился Волков. Он ведь не заканчивал военного училища, по причине не имения такового в начале экспансии на Унтерзонне. Но, пользуясь случаем, почерпывал сведения из любых источников.
– Дикари-с! – рассмеялась графиня.
На «Орионе» Муртаза-паша вспомнил, что он представитель великой державы, и потребовал объяснений. Граф Волков с присущими ему, да и всем военным шутками и прибаутками образно показал двум туркам, где он видит величие их державы.
Гассан-паша, напротив, держался очень скромно и все время печально посматривал в ту сторону, где двум его баркам пришел большой каюк. «Великий Измир» уже ушел на сублитораль, а «Медина» все еще коптила этаким плавучим костерком.
– Господин командор, – обратился он к Волкову, – какая нужда была взрывать мои корабли?
– Не нужда, – серьезно ответил Андрей Константинович, – политика. Нам необходимо было показать свою силу, причем так – внезапно, зло, вероломно. Чтобы вы поверили в нашу мощь и в дальнейшем не наделали ошибок, приведших к более неотвратимым последствиям.
Оба собеседника вели разговор на английском языке, ибо знание Гассаном-пашой русского не превышало объема пятилетнего ребенка того времени.
– Открою вам секрет, адмирал. Вы должны не в позднее чем трехдневный срок освободить Керчь. Меня не волнует, каким образом вы собираетесь это сделать. Можете отплывать на всех имеющихся плавсредствах, можете тащиться на Бабу пешком, можете закупить у татар лошадок. А про Керчь забудьте. Это русская территория.
Гассан-паша отбросил восточную елейность и напрямую спросил:
– С чего вы взяли?
Андрей Константинович рассмеялся:
– Хотите карту покажу? Эй, цирлих-манирлих, кто-нибудь, земной аглицкий атлас, мы тут с кумом Тыквой спорим за географию! Английский атлас вас устроит, надеюсь, чтоб не сказали, что я сам нарисовал.
Прибежал вестовой, принес атлас. Раскрыв его на соответствующей странице, Волков показал опешившему адмиралу всю несостоятельность его претензий на Крымский полуостров.
Все происходящее казалось двум туркам кошмарной придурью – остаточными явлениями курения гашиша. И этот корабль, и люди на нем, и атлас Лондонского картографического общества одна тысяча семьдесят девятого года выпуска (на год выпуска никто не обратил внимания, на другие странички ходу не было), и нелепая гибель двух кораблей. Муртаза-паша чувствовал, что медленно сходит с ума. Он то и дело хватал себя за жиденькую бороденку, до боли дергая ее, пытался незаметно ущипнуть себя за ногу, но все было тщетно.
– Ну, все, – заметив это, сказал полковник, – прекращаем эту борьбу противоположностей. Пора писать меморандум, господа хорошие. Со своей стороны твердо обещаю: Россия ограничится Черноморским побережьем на рубеже Устье Дуная – Начало Кавказа и в дела турецкие соваться не собирается. По поводу экстерриториальности Босфора и Дарданелл поговорим позже.
– Бред какой-то! – вздохнул Муртаза. – Даже и в этом случае... Вы ведь понимаете, что, захватывая Керчь, навлекаете на себя недовольство Султана и всей остальной Европы.
– Вот это точно бред! – фыркнул Андрей Константинович. – Там скоро помрет Карл Второй, испанский монарх, и вся эта Европа перегрызется. Им будет не до России.
Гассан-паша оживился.
– Так это правда, что король Испании плох? – спросил он, теребя в руках батистовый платочек с совершенно идиотскими кружевами.
– А як же ж! – воскликнул Волков. – Где же то здоровье, когда он одновременно и псих, и эпилептик. Лошадь бы давно загнулась! Но пару лет он еще протянет! Имею точные сведения от королевского лекаря. Кстати, если Диван будет интересоваться вашим мнением, то в этой войне пусть Турция будет на стороне франко-испанской коалицией. Точно говорю, не прогадают.
Адмирал подумал, что над ним насмехаются. В самом деле, время думать, как спасти от кола собственную задницу, а этот говорит, что в Диване спросят его мнение по вопросам внешней политики страны. Султан добряк редкий, однако потеря двух кораблей при столкновении с невесть каким противником вряд ли окажется приятным известием. Хотя два корабля – это еще не весь флот, наверняка в Проливах видали, какая дура прет на север. А вот Муртазе за потерю крепости точно грозит оливковое масло в задний проход перед церемонией проводов в последний путь... Интересно, какая хоть приблизительная мощь этого дьявольского корабля?
Муртаза в это время хлебал из бокала кока-колу и осторожно спрашивал:
– Вы желаете, чтобы и весь город эвакуировался? Как же такая масса народу...
– Господин паша, я говорил только о крепости. А что до города – он нам не мешает, тем более что население там... В основном татары? Не правда ли, графиня?
– Большая половина, – ответила Татьяна, сидевшая рядом в солнцезащитных очках – беседа эта проходила на шканцах, благо было тепло, – там всяких хватает.
– Отлично! Может, желаете расписочку для Султана? – издевательски осведомился Волков.
– Меморандума достаточно, граф, – кисло ответил Муртаза-паша. Кока-кола не улучшила его настроения.
– Один момент. Графиня, не будете ли вы столь любезны пойти набрать сей текстик на компьютере и распечатать в трех экземплярах? Прекрасно, только не забудьте, что бумага должна быть гербовая, текст должен быть на трех языках: русском, турецком и (фиг с ними) английском, ошибок быть недолжно, а шрифт должен быть... э-э... Bookman old style!
Таня кивнула, взяла планшет, где командирскою рукою были набросаны основные тезисы меморандума, и ушла в канцелярию.
– Ну-с, как будут говорить наши потомки, пройдемте!
– Куда? – спросили в один голос оба турка.
– М-да, из вас неплохой дуэт мог бы получиться, – вместо ответа изрек граф. – Вы петь вместе не пробовали? Рекомендую!
Командир дурачился не зря. Он хорошо усвоил уроки особиста Худавого и начальника 8-го отдела Локтева – часто меняя тему и уходя от ответов на прямой вопрос, заставляешь собеседника терять спокойствие. Это вроде того, что если бы вас пригласили на презентацию, а оказалось, что в том здании – свинарник. Или пастора позвали к умирающему, а на самом деле он попал в публичный дом.
И вправду, видок был у достопочтенных турок еще тот! Волков провел их по шканцам, на котором не было и следов парада по поводу столь высоких гостей, и по трапу они поднялись на бридждек.
– Куда стрелять будем, господа? – спросил он, нетерпеливо постукивая пальцами по лееру.
– Простите? – не понял Муртаза.
– Да полно, джентльмены! Вы ведь не раз задавали себе вопрос: какова мощность моего «Летучего Голландца»? Так теперь и выбирайте, куда звездануть! Чтобы никому обидно не было...
Паши прижались лбами и о чем-то зашептались. Сказав по два раза «кхе» и по одному «хм», они наконец изволили обратить свой взор на Волкова!
– В полумиле отсюда к востоку стоит старая сторожевая башня, оставшаяся еще от Корчева. Толку от нее никакого – мы давно подумывали ее взорвать, так пороху было жалко, – сказал Муртаза, блестя масляными глазами.
– Плуты. Евреи, греки, татары и турки! Чтобы я своими руками уничтожил памятник древнерусской старины! Выбирайте другое! Не то сейчас по Стамбулу жахну...
– Как по Стамбулу? – произнес Гассан-паша. – До него более чем четыреста миль...
– Не верите? Давайте думайте!
– Хорошо, – вздохнул Муртаза-паша, – в полутора милях южнее, видите, вон там, – он указал рукой на одинокую скалу посреди моря, шириною с полсотни метров и высотой метров тринадцать, – там никого нет, кроме чаек. К ней даже пристать нельзя.
– Сейчас пристанем, – усмехнулся Волков и достал наладонник, совмещенный с рацией. – Господин адмирал, командующий на связи! В демонстрационных целях произведите пуск ракеты класса «борт-борт» по надводной цели. Цель – одинокая скала в полутора милях южнее «Ориона». Перед и после пуска крупное фото объекта. Пуск через пять минут!
– Есть! – донесся до него хладнокровный голос старого морского волка.
– Прикройте глазки, джентльмены! – посоветовал он измученным ожиданием оппонентам, глядя на циферблат «Командирских» часов.
С грохотом и шипением ушла ракета. Почти тотчас раздался взрыв, возвестивший о попадании. Когда осела пыль водяная и гранитная, то наблюдатели вместо бывшей скалы увидели лишь риф, напоминающий осколок зуба, вроде того, который остается во рту после вмешательства неопытного дантиста.
После легкого ужина к ним подошел вестовой и принес два снимка, размером 18x24. Андрей Николаевич, иезуитски нахмурясь, просмотрел оба, а затем с торжественной миной вручил их Муртазе.
– Ну, вот и вся история. Покажите в Диване, хоть в Кровати, а можете даже и на Тахте. Не опоздайте к вечернему намазу. Мои самые теплые пожелания Султану.
Глава 15. Гея. 1698.
От Царьграда до Нечерноземья
Часть 2
– Ну как, Владимир Иванович, сдюжишь, не помрешь со скуки? – спрашивал Волков у Шевенко перед отплытием.
– Справимся, командир! – уверенным тоном заверил Андрея Константиновича старший прапорщик. – Какая скука! Вы ведь со мной Шуру оставили. А за ним глаз да глаз нужен...
– Командир! – плаксиво протянул Лютиков. – Я бы с вами!
– Саня, – вздохнул Волков, глядя на человека, которому уже шел шестой десяток, но зрелости и матерости он так и не достиг, – ты, конечно, временами сука, хапуга и рвач, но вместе с тем я не знаю никого, кто привел бы эту крепость в порядок. Считай ее почти своей собственностью.
– Что значит почти? – Слезы высохли, сопли спрятались в носу, а в глазах появилась заинтересованность.
– Ну, – Андрей Константинович вздохнул, – считай, что у тебя контрольный пакет акций. Это все... все...
Полковник обвел глазами бухту и крепость.
– Это все, ладно, чертяка, все твое, Данилыч! Но если неприятеля пропустишь, висеть тебе на воротах! А если нас, белорусов, опозоришь перед аборигенами или еще перед кем – утоплю в бочке с дерьмом, кажется, здесь так принято? Данилыч, да пойми ты! Хомяк в нору запасов натаскивает на одну зиму, а здесь должен быть запас на десять лет как минимум, для батальона мобильной пехоты. Ладно, друзья, надеюсь, расстаемся ненадолго!
Трое мужчин крепко обнялись. Волков пошел по песчаной косе к лежащей на отмели «Мурене», а два прапорщика остались у стен крепости: один должен был сторожить море, а другой сушу. Одному в качестве дополнения относился суперкрейсер «Орион» – двухсотметровый плавучий остров из титана, дакрона и кевлара – смеси легкого и прочного металла и синтетических волокон, по своей прочности не уступающих, а кое-чем и превосходящих самые твердые металлы.
Если бы «Орион» – крейсер был построен на земной верфи,, та стоимость его равнялась бы десятилетнему бюджету небольшой западной страны типа Испании. Это был, по справедливости, «Борт № 1» во всех трех мирах.
А Александру Данилычу Лютикову досталась керченская крепость – гораздо хуже, чем Брестская, уж он-то знал точно. В восемьдесят третьем году он был в Бресте и посетил знаменитую крепость-герой. С тех пор он почему-то был уверен, что все крепости должны быть похожи на нее. Здесь же, когда полковник Волков показал ему на этот «городской вал» и предложил остаться здесь комендантом, он в первую минуту опешил. Отказаться, значит, нарушить доверие командования, Шура не мог. Несмотря на то, что многие над ним подшучивали, хватку его признавал Сам Старик – Норвегов, и хорошо налаженное хозяйство парижской колонии функционировало во многом тоже благодаря ему. Солдат он был, что скрывать, хреновый, но хозяйственник – крепкий. Поэтому еще на Земле ему многое прощалось: и неуставная форма (джинсы, тельник, бушлат), и подпрыгивающе-семенящая походка, и неявки на утренний развод.
Теперь же перед Шурой стояла архизадача – сделать из кирпично-деревянно-дерново-подзолистого острога форт Нокс. «Пусть все мавры передохнут вместе с татарами, но я из них такую строительную артель сделаю – куда до них вьетнамским шабашникам!» – подумал он, глядя на последние фелюки с ретировавшимися турками.
– Что, Данилыч, – сочувственно спросил Шевенко, – подложили тебе жабу с копытами?
– Сам раствор мешать буду, – шмыгнул носом новоявленный комендант, – но эту срань господню в божеский вид приведу. Только как с гарнизоном? Что за крепость без гарнизона?
– Ты сначала бастионы поставь! – посоветовал мудрый Шевенко. – Что за гарнизон без крепости?
Назавтра Шура с отрядом из десяти Ревенантов посетил бургомистра городка и предложил сколотить фирму на артельных началах. Оклады положил: прорабу двести, подрядчикам – по сто пятьдесят, бригадирам – по сто двадцать, мастерам – по ста и подмастерьям по восьмидесяти ефимков. Бургомистр сказал, что чихать он хотел на свою должность, а пойдет в прорабы или на крайний случай в подрядчики.
– Ты мне все это организуй, а я тебе сам триста дам, – ответил Шура, – но за людей головой ответишь.
Тотчас побежал на рыночную площадь глашатай и полдня трубным голосом завывал про «стройку века». Народ сначала не поверил. Но когда нанятые подрядчики и мастера вышли из управы и молча заспешили по своим делам, а один из них раскрыл секрет, сказав, что «по рублю дали авансом», кандидаты в подмастерья ломанулись в управу, чуть не вышибив двери. Тем самым до смерти был напуган казначей бургомистра, вообразивший, что начался еврейский погром.
Триста человек подмастерьев набрали в три часа. Каждый из избранных получил по шеврону, который к завтрашнему утру следовало бы нашить на одежду: тюрбан, халат, панталоны – у кого что было. Шевроны были выданы, естественно, Шурой. Шевроны были, естественно, стройбатовские. Мастера получили нагрудные знаки с категорией классности «2». Троим подрядчикам лично Шура вручил афганские панамы.
– Справимся, командир! – уверенным тоном заверил Андрея Константиновича старший прапорщик. – Какая скука! Вы ведь со мной Шуру оставили. А за ним глаз да глаз нужен...
– Командир! – плаксиво протянул Лютиков. – Я бы с вами!
– Саня, – вздохнул Волков, глядя на человека, которому уже шел шестой десяток, но зрелости и матерости он так и не достиг, – ты, конечно, временами сука, хапуга и рвач, но вместе с тем я не знаю никого, кто привел бы эту крепость в порядок. Считай ее почти своей собственностью.
– Что значит почти? – Слезы высохли, сопли спрятались в носу, а в глазах появилась заинтересованность.
– Ну, – Андрей Константинович вздохнул, – считай, что у тебя контрольный пакет акций. Это все... все...
Полковник обвел глазами бухту и крепость.
– Это все, ладно, чертяка, все твое, Данилыч! Но если неприятеля пропустишь, висеть тебе на воротах! А если нас, белорусов, опозоришь перед аборигенами или еще перед кем – утоплю в бочке с дерьмом, кажется, здесь так принято? Данилыч, да пойми ты! Хомяк в нору запасов натаскивает на одну зиму, а здесь должен быть запас на десять лет как минимум, для батальона мобильной пехоты. Ладно, друзья, надеюсь, расстаемся ненадолго!
Трое мужчин крепко обнялись. Волков пошел по песчаной косе к лежащей на отмели «Мурене», а два прапорщика остались у стен крепости: один должен был сторожить море, а другой сушу. Одному в качестве дополнения относился суперкрейсер «Орион» – двухсотметровый плавучий остров из титана, дакрона и кевлара – смеси легкого и прочного металла и синтетических волокон, по своей прочности не уступающих, а кое-чем и превосходящих самые твердые металлы.
Если бы «Орион» – крейсер был построен на земной верфи,, та стоимость его равнялась бы десятилетнему бюджету небольшой западной страны типа Испании. Это был, по справедливости, «Борт № 1» во всех трех мирах.
А Александру Данилычу Лютикову досталась керченская крепость – гораздо хуже, чем Брестская, уж он-то знал точно. В восемьдесят третьем году он был в Бресте и посетил знаменитую крепость-герой. С тех пор он почему-то был уверен, что все крепости должны быть похожи на нее. Здесь же, когда полковник Волков показал ему на этот «городской вал» и предложил остаться здесь комендантом, он в первую минуту опешил. Отказаться, значит, нарушить доверие командования, Шура не мог. Несмотря на то, что многие над ним подшучивали, хватку его признавал Сам Старик – Норвегов, и хорошо налаженное хозяйство парижской колонии функционировало во многом тоже благодаря ему. Солдат он был, что скрывать, хреновый, но хозяйственник – крепкий. Поэтому еще на Земле ему многое прощалось: и неуставная форма (джинсы, тельник, бушлат), и подпрыгивающе-семенящая походка, и неявки на утренний развод.
Теперь же перед Шурой стояла архизадача – сделать из кирпично-деревянно-дерново-подзолистого острога форт Нокс. «Пусть все мавры передохнут вместе с татарами, но я из них такую строительную артель сделаю – куда до них вьетнамским шабашникам!» – подумал он, глядя на последние фелюки с ретировавшимися турками.
– Что, Данилыч, – сочувственно спросил Шевенко, – подложили тебе жабу с копытами?
– Сам раствор мешать буду, – шмыгнул носом новоявленный комендант, – но эту срань господню в божеский вид приведу. Только как с гарнизоном? Что за крепость без гарнизона?
– Ты сначала бастионы поставь! – посоветовал мудрый Шевенко. – Что за гарнизон без крепости?
Назавтра Шура с отрядом из десяти Ревенантов посетил бургомистра городка и предложил сколотить фирму на артельных началах. Оклады положил: прорабу двести, подрядчикам – по сто пятьдесят, бригадирам – по сто двадцать, мастерам – по ста и подмастерьям по восьмидесяти ефимков. Бургомистр сказал, что чихать он хотел на свою должность, а пойдет в прорабы или на крайний случай в подрядчики.
– Ты мне все это организуй, а я тебе сам триста дам, – ответил Шура, – но за людей головой ответишь.
Тотчас побежал на рыночную площадь глашатай и полдня трубным голосом завывал про «стройку века». Народ сначала не поверил. Но когда нанятые подрядчики и мастера вышли из управы и молча заспешили по своим делам, а один из них раскрыл секрет, сказав, что «по рублю дали авансом», кандидаты в подмастерья ломанулись в управу, чуть не вышибив двери. Тем самым до смерти был напуган казначей бургомистра, вообразивший, что начался еврейский погром.
Триста человек подмастерьев набрали в три часа. Каждый из избранных получил по шеврону, который к завтрашнему утру следовало бы нашить на одежду: тюрбан, халат, панталоны – у кого что было. Шевроны были выданы, естественно, Шурой. Шевроны были, естественно, стройбатовские. Мастера получили нагрудные знаки с категорией классности «2». Троим подрядчикам лично Шура вручил афганские панамы.