Страница:
– На-ка вот, угомони адреналин! – На ладони лежала металлическая капсула. – Глотай, не бойся.
– Что это? – едва ворочая шершавым языком, спросил Андрей Константинович.
– Не бойся, не «кремлевская таблетка», – хмыкнул хозяин замка, – нечто вроде внутреннего доктора: стимулятор, выводит шлаки, лечит нервы и прочее. Замедляет, между прочим, процессы – Андрей послушно взял капсулу и положил в рот. Капсула тут же послушно скользнула в пищевод, сделав ненужным традиционный глоток воды. В желудке тотчас начало расплываться приятное тепло.
– Ну как? – спросил Хранитель.
– Словно сто граммов спирту тяпнул! – откровенно признался полковник.
– Вот и восстанавливай свой изношенный организм. Этой таблеточки хватает лет на десять. При хорошем поведении получишь затем еще одну. Хо-хо!
– Прикармливаете? – скептически посмотрел на Хранителя Андрей.
Тот пожал плечами.
– Простейший стимул – забота о здоровье, которое, как известно, не купишь за деньги. Отдышался?
Волков кивнул. Гонка по этажам вытеснила из него все эмоции. Правда, чудо-таблетка принялась за дело: пульс снизился, в голове прояснилось, а ноги перестали дрожать. Хорошее лекарство!
– Ну-с! И чем, собственно, обязан? – поинтересовался он.
Хранитель испытующе посмотрел на него, затем, глядя куда-то в сторону, изрек:
– На прошлой неделе в одном из подконтрольных мне миров отравили моего помощника. Позавчера я оттуда вернулся, выяснив, что его никто не убивал.
– А отчего же он...
– Грибочков обожрался тамошних! – хмыкнул Хранитель. – Есть там один подвид, типа трюфелей. Вырабатывают между прочим, соли синильной кислоты. У аборигенов метаболизм несколько иной – им эти грибочки вроде сыроежек.
Хранитель помолчал немного, затем продолжил:
– Таким образом я лишился хорошего помощника. Правой, так сказать, своей руки.
– Место стало вакантным, – кивнул полковник. – Хорошее хоть место?
– Лучше не бывает. Максимальная занятость и минимум отдыха. Бывает так, что неделю с лошади не слезаешь. Хм! Но и расходы практически не ограничены. Отчетность только передо мной, никаких промежуточных звеньев. Да! И возможность путешествий между мирами, плюс увеличение жизненного цикла для себя и близких родственников!
– Согласен! – выдохнул Волков. – А как с квартирным вопросом?
– Президентские апартаменты, – улыбнулся Семен, – и личный теплоходишко с устройством сквозного перехода. Тридцать тысяч тонн водоизмещения и двигатель на фотонной тяге. Шучу, на обычной, атомной.
Андрей Константинович осмотрелся. Комната, в которую они вошли, была размером с баскетбольную площадку. Ровный голубоватый свет заливал паркет и ослепительно белые стены. В центре комнаты находились две темно-синие колонны, образовавшие своего рода врата. Между этими колоннами переливалось и сверкало, отражало и преломляло, блестело и поглощало, рассеивало и мутило... Что-то настолько непривычное человеческому глазу и неподвластное человеческому разуму, что Волков почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом, а по спине побежали мурашки.
– Что это? – прохрипел он изумленно.
– Нравится? – вопросом на вопрос ответил Хранитель.
– Ага, как торнадо над Полесьем! – ошалело тряс головой полковник. – Оно живое, я чувствую!
– Ясен палтус, не дохлое! – набычился Хранитель. – Самое что ни на есть живое!
Волков осторожно приблизился к этой чертовщине. Мурашки побежали по рукам.
– Что это? – спросил он. – Ощущения, как возле подстанции ну очень высокого напряжения.
– Портал. Статика, – коротко объяснил Семен.
– Бонд. Джеймс Бонд.
Хранитель искоса посмотрел на него. Андрей сделал невинное выражение тупого солдафона.
– В нашем цирке каждый хочет быть клоуном, – прокомментировал Семен, беспомощно разводя руками, – а что я сделаю? Конферансье лишь объявляет номера.
Андрей Константинович внимательно на него посмотрел, но, увидев в глазах Хранителя лишь усталость, смутился.
– Грешным делом, люблю повыпендриваться. Ничего серьезного... в чем конкретно будут заключаться мои обязанности? Продолжительность рабочего дня, оклад, льготы... Какими полномочиями буду обладать?
Хозяин замка подошел к стрельчатому окну и поглядел сквозь стекло.
– Ни хрена не видно, – пожаловался он, – кто, интересно, моет эти дурацкие стекла и до какого этажа? Нужно будет спросить у дворецкого... Обязанности, полномочия... Права... Ну, что ж! Будешь командовать Лазурным Корпусом – миротворческим, если угодно, подразделением. Хм! Головорезы, которых поискать... Полномочия, говоришь? Да любые разумные! Ты – мужик психически устойчивый, значит, проблем у нас быть не должно.
– А конкретно?
Хранитель прошелся по паркету, заложив руки за спину.
Если бы речь шла о генерале Булдакове, то Андрей бы поклялся чем угодно, что его визави возбужден. Хранителя выдавали пальцы, трущиеся друг о дружку. Внезапно он остановился и пристально глянул на полковника.
– Мы поспорили с Мастермайндом, что общая теория социализма является проводником темной энергии и генератором, своеобразным генератором зла. Если можно так выразиться. Я, естественно, был на стороне двух идиотов: Карла и Фридриха. Ты не в курсе насчет распределения энергии на темную и светлую?
– Диссертацию могу защитить. Докторскую. Но разве пример СССР не доказал обратное? – осторожно спросил Андрей Константинович. Он был из того искалеченного поколения, что родилось и воспитывалось при социализме, взрослело при анархии, а затем пошла такая смута, что ум порою заходил за разум.
– Мой дорогой друг! Теорией социализма прикрывались в СССР все кто угодно и кому угодно. Я имею в виду нормальный социализм, где есть место и коммерции, и частной собственности, и многопартийной системе.
– А кто против демократии, тех сажать и расстреливать! – подхватил Волков. – Перестроим мир в соответствии с нашими путаными мыслями!
– Вот-вот! – подхватил Хранитель. – Советский Союз был частью суши, со всех сторон окруженной цивилизацией и демпферными зонами, вроде Польши, Венгрии, Румынии, Болгарии, Китая и Монголии. А если взять и осторожно повернуть развитие мира в сторону мягкого социального строя – навроде скандинавских стран? Чтобы не было всяких идиотских штучек типа коммунизма, фашизма, расизма, антисемитизма и прочей ерунды.
– Две вещи ненавижу, – серьезно сказал Андрей Константинович, – расизм и негров. А вам не кажется, что это утопия?
– Утопия не утопия... Короче, мне тут отрядили один мирок... Еще одно отражение матушки-Земли. Вот на нем и будешь экспериментировать.
– Я? – удивился Волков.
– Ну не я же! Не царское это дело – во всякой ерунде ковыряться, да еще такой! По условиям пари я сам не должен касаться дел на этой планетке. Всей этой чепухой должен заниматься уполномоченный представитель, то есть ты.
Полковник в раздумье почесал за ухом. Моделирование мира – вещь, конечно, занятная, но...
– В каждом подобном мероприятии должен быть приз, награда за труд, – заявил он, – предусматривается ли здесь нечто подобное?
– Разве я тебе не сказал? – в свою очередь удивился Хранитель. – Смотри-ка, старею, наверное. Победитель получает в награду десять тысяч лет.
– Чего десять тысяч лет?
– Жизни, умник! Всего-навсего жизни! Режим бога, god-mode, понимаешь? Правда, эти десять тысяч лет делятся на количество человек в твоей команде, так что выбирай: либо бодаешься один на один, либо выбираешь себе помощников.
За окном начало светлеть. Дивный, как матовая лампочка, рассвет занимался над Оберландом. Андрей Константинович чувствовал себя полнейшей балдой. За прошедший десяток лет он уже как-то свыкся с мыслью, что Унтерзонне – их среда обитания навечно. С другой стороны, возможность путешествия между мирами (ущипнул бы кто – сон все это) – весьма привлекательный фактор.
– Близкие родственники, говорите, – пробормотал он, – это хорошо. Вот только у близких родственников тоже есть близкие родственники. Понимаю, конфет на всех не хватит – кому-то придется кушать и тертый хрен... Уж если доктор Фауст не смог отказаться... Хотя там дьяволу ни шиша не обломилось. Хорошо! За кого я буду играть?
– Ну, как! Разумеется, за наших! Не за Израиль, конечно! Я ведь тоже русских кровей, – произнес Хранитель. – Что мы имели на середину семнадцатого века из держав? Россия, Англия, Франция, Великая Римская империя, Речь Посполитая, Турция... э-э...
– Испания, Швеция и все! Всякие там Нидерланды не в счет – сплошные колонии, – закончил за него Семен. – Кстати, Россия державой еще не считалась. Окраина Европы, почти Азия. Дикая сторона, дикая и непредсказуемая. Вот и начнешь с одна тысяча шестьсот девяносто восьмого года, осени.
Андрей Константинович вопросительно уставился на Хранителя.
– Что я должен делать? И почему именно с осени девяносто восьмого?
– А что вы делали в Белороссии? Точно так! Максимум гуманизма, минимум насилия. Остальное за тобой. И усмири ты там Петра Алексеевича, пока он половину России не укокошил! А что до конкретной даты, то запомни: предмет, обладающий большой инертностью и биополем, можно отправлять лишь в определенные точки временного потока. Иначе рискуем получить наложение сознаний, раздвоение личности и сдвиг основного хронопласта. А сдвиг основного хронопласта – это, брат, даже не Ганьсу и Шэньси 1556 года[6]...
– И что, прямо сейчас отправляться? – спросил полковник. Он чувствовал себя в положении человека, которого разбудили и предложили возглавить кабинет министров Колумбии.
Хранитель отрицательно покачал головой.
– Нет. Сейчас мы с тобой смотаемся в наш изначальный мир, где я тебя познакомлю с одним интересным человеком. Которому предстоит стать твоим «другом и соратником», как выражались иудеи в начале двадцатого века. Вместе с ним вам и предстоит вершить дела, до сих пор бывшие по плечу разве Богу.
– Что еще за личность? – проявил любопытство Волков.
– Ошибка кое-кого с того света. Любопытнейший случай. Реинкарнация с памятью о прошлой жизни. Сейчас увидишь.
Хранитель жестом предложил Андрею Константиновичу следовать за ним и подошел поближе к порталу. Ощущая комок внизу живота, тот приблизился к Вратам, а затем полковник почувствовал, как сильная рука Хранителя толкнула его прямо в зияющую бездну.
Мгновенное чувство невесомости, а затем он обнаружил, что стоит в небольшой комнате с мезонином. На балконе у телескопа копошился здоровенный детина, одетый в серый мохеровый свитер и светлые «пирамиды». Время от времени он поглядывал в телескоп, не забывая при этом отхлебывать из кружки, стоявшей на старом письменном столе.
– Добрый вечер! – поздоровался Андрей.
Против ожидания, парень не дернулся, не расплескал свой чай, не уронил себе на ногу телескоп. Даже не выругался. Медленно встал со стула и, подойдя к неожиданному визитеру, сунул ему свою огромную, размером с приличный заступ, ладонь.
– Добрый вечер, господин полковник! – Волков скосил глаза на свои плечи – он был облачен в форму советского полковника милиции, той милиции, когда про ОМОН и слыхом не слыхивали. – Что случилось? – мягко спросил хозяин дома.
Сзади донесся звук негромкого хлопка. Волков обернулся. На пороге комнаты стоял Хранитель собственной персоной и (как там у «Короля и Шута») улыбался.
– Ну чего тут у вас? – скромно спросил он. – Познакомились?
– Чего тут у нас? – переспросил парень. – Вы, собственно, кто такие будете?
Хранитель подошел к картине, висевшей на стене, и долго всматривался в нее. На холсте была изображена маленькая девочка, сидящая на скале и подкармливающая белую акулу. Невольно полковник Волков тоже глянул на нее и моментально спросил:
– Знакомо. Кто автор?
– Мальчонка соседский. Андриан Городов. Пацану всего двенадцать годков, а воображение, как у шизофреника с тридцатилетним стажем, представляете?
– Представляем. Мы как раз все отлично представляем, – ответил Семен. – Позвольте мне, уважаемый Афанасий Поликарпович, представить вам полковника Волкова Андрея Константиновича – командира Лазурного Корпуса.
Тот, которого назвали Афанасием Поликарповичем, внезапно отшатнулся от них, как черт от ладана.
– Как вы узнали? – потрясенно прошептал он. – Я ведь только отцу и Маше... Маша, да?
– Эк вы хватили! Привет от Координатора-распределителя вам, Афанасий, – шутливо поклонился Хранитель, – и от Мастермайнда тоже привет. Того, который забыл поставить вам Шестой барьер.
Волков, чувствуя себя лишним на этом вечере откровений, подошел к одиноко стоявшему креслу и уселся в него. Вечер только начинался. Хозяин подошел к столу с телескопом и единым глотком допил остававшийся в кружке чай.
– Я чувствовал, что когда-нибудь это вскроется. И что теперь? Вы пришли за мной, чтобы забрать меня обратно? Мое пребывание здесь крайне нежелательно, я понимаю, но как же...
Не говори глупостей и успокойся! – сказал Хранитель. – Мы здесь не за этим.
А за чем же? – воспрянул было духом Ростислав.
Хранитель обвел глазами комнату.
– У тебя нет помещения, где бы мы могли спокойно поговорить? – спросил он. – Уважаемый полковник занял единственное кресло, а стоя слушают только приговор.
– Можно сойти вниз, в холл, – предложил верзила, – у меня гости. Хотя... они, наверное, уже давно крутят секс в спальне, если только уже не дрыхнут после оного...
– Дрыхнут, – успокоил всех Хранитель, – я храп отсюда слышу.
– Господин полковник! – окликнул он было задремавшего Андрея. – Пойдемте вниз и обкашляем все наши проблемы.
Волков послушно встал со скрипучего кресла. Семен подошел к двери, ведущей на внутреннюю лестницу, и открыл ее.
– Черт, даже не пожрали как следует, – прокомментировал он ситуацию на обеденном столе, – хотя, надо отдать им должное, бутылочку прикончили.
– Как выпью, так не могу кончить! – посетовал Андрей Константинович, спускаясь по крутой деревянной лестнице.
– Дык не пей! – включился в игру Хранитель.
– Тогда не могу начать.
Ростислав послушно хихикнул. Ему стало все до фени. Обратно на тот свет, насколько он понял, его никто отсылать не собирается, а крутые перемены полезны уже тем, что приятно щекотят столетние нервы. Он внезапно спросил Хранителя, безошибочно определив в нем руководителя:
– Так как мне теперь называться? Ростиславом или Афанасием, Переплутом или Каманиным, человеком или нечистью?
Хранитель беспечно пожал плечами:
– Да что вы все об одном? То как меня звать их колышет, то как самим зваться. Человеки вы все! Выбирай. А то, хочешь называйся на испанский лад: Ростислав Афанасий Переплут-Каманин! Как звучит, а?
– Навроде «Медузы-Горгонер»! – фыркнул Волков. – Не имя красит человека.
Ростислав бережно подобрал гитару, лежащую поперек стола, и повесил ее на крючок. Затем собрал рюмки и отнес на кухню.
– Есть хотите? – спросил он у нежданных гостей.
– Завтракать будем у меня в замке, – сказал Хранитель. – Вот тебе стандартный контракт, изволь прочесть и подписать.
Он протянул Каманину стандартный лист бумаги, испещренный рунами «гарамонда» – изысканного шрифта, употреблявшегося для всяких торжественных случаев: вызова на дуэль, приглашения на похороны, повестки в военкомат. Ростислав взял листок и принялся вслух читать:
– Я, реинкарнированный в реальность 456/34-а, бывший в прошлой жизни профессором Переплутом Афанасием Поликарповичем, не имею претензий к Главному Распределителю Центрального Орт-Направления, в дальнейшем именуемому «Мастермайнд», за последствия, приведшие к утере Шестого барьера в моем мозгу, в результате чего сохранилась память о предыдущем воплощении.
Со своей стороны, вношу предложение о моем участии в проекте «Метаморфоза – G» в качестве Советника по прогрессу при командире Лазурного Корпуса Волкове Андрее Константиновиче.
В случае успеха проекта, при получении премиальных лет, обязуюсь провести пятнадцать из них на стажировочной практике у Хранителя сектора l (Земля, Унтерзонне, Гея).
Данное соглашение вступает в силу с момента подписания контракта.
Ростислав взял с тарелки кружок колбасы и задумчиво прожевал его. Хранитель тихо сидел напротив, а полковник в ментовском прикиде занялся камином.
– Шерудило возьми! – вдруг сказал Хранитель.
Андрей недоуменно уставился на него. Тот жестом указал на кочергу.
– Вот. Им можно прекрасно шерудить.
– К черту шерудило! – психанул Переплут-Каманин. – Мне кто-нибудь объяснит, что за проект «Метаморфоза» и кто такой Хранитель сектора лямбда! Я не хочу подписывать всякую ерунду! Лет восемь назад по телику показывали, как одна дамочка передавала свою премию в Фонд мира...
– Помню! – отозвался Волков. – Лицо у нее было... Как будто она представляла, что можно купить на эту премию.
– И тем не менее я тоже не желаю принимать кота в мешке.
Хранитель смерил его взглядом.
– Справедливо. Проект «Метаморфоза – G» – план построения замкнутой системы социалистического типа на планете земного профиля. Планета называется Гея.
– Не жалко планеты? – удивился Ростислав. – Мне за семь лет перестройки...
– А вот этого не надо! – перебил Хранитель вкрадчивым голосом. – Не путайте, извиняюсь, хер с пальцем. Андрей Константинович подтвердит мои полномочия.
Волков важно надул щеки.
– Да перестаньте! Я не удивлен, что ко мне заявились вы, я ждал этого. Но чтобы с места в карьер занять место какого-то там советника... Это же ни в какие ворота не лезет!
– Зато прекрасно пролезает в подворотню, – вставил словцо переодетый мент. – Я, к слову, тоже еще своего Небесного Корпуса не видел, а, Семен?
– Достали! – вздохнул Хранитель. – Ладно, поехали ко мне. Там вы подпишете контракт, как миленькие. Фаусту, между прочим, десятой доли не предлагали. О зохн вей! Как изменились люди за полтора столетия!
– Согласен.
Ростислав достал из комода листок и ручку и уселся за стол.
– Черкану только записку своим гостям. Мы когда вернемся?
Волков посмотрел на него, а затем честно ответил:
– Генацвале, ты никуда не захочешь возвращаться. Поверь мне, здесь ничего не изменится в ближайшее десятилетие. По крайней мере в лучшую сторону. Я его прожил пятнадцать лет назад.
– Двенадцать, – машинально поправил Хранитель.
– Какая разница!
Каманин черканул на листе несколько простеньких фраз, а затем поднялся из-за стола.
– Куда идти?
– Откуда пришли, – ответил Хранитель, – наверх.
Он выключил свет, и все трое поднялись по лестнице в мансарду. Ростислав подошел к мезонину и глянул в окно. Над Землей занимался рассвет. На востоке небо белело широкой полосой, а в остальных местах еще сверкали самые яркие звезды.
– Телескоп с собой можно взять? – вдруг спросил он. Ему внезапно расхотелось всяких приключений, а возжелалось кресла-качалки у камина и шерстяного пледа.
– Слушай, я тебе там электронный подарю, как в Гринвичской обсерватории, – внезапно проявил нормальную человеческую злость Хранитель. – Только не надо, а? Скажешь, не мечтал ночами долгими о чем-то особенном? Так вот оно! Лови и поехали!
Он снял с шеи цепь с хризолитом и взмахнул ею. Посередине комнаты пространство начало выгибаться и менять цвет. Спустя минуту перед ними стоял – копия – точно такой же Портал, как и в Оберланде.
– Поехали! – воскликнул он.
От удивления у Ростислава выпучились глаза, как у глубоководной рыбы, поднятой на поверхность. Не давая ему опомниться, Хранитель схватил его за руку и потащил за собой. Следом в лазоревую синеву нырнул человек в форме полковника милиции.
Глава 11. То тут, то там.
– Что это? – едва ворочая шершавым языком, спросил Андрей Константинович.
– Не бойся, не «кремлевская таблетка», – хмыкнул хозяин замка, – нечто вроде внутреннего доктора: стимулятор, выводит шлаки, лечит нервы и прочее. Замедляет, между прочим, процессы – Андрей послушно взял капсулу и положил в рот. Капсула тут же послушно скользнула в пищевод, сделав ненужным традиционный глоток воды. В желудке тотчас начало расплываться приятное тепло.
– Ну как? – спросил Хранитель.
– Словно сто граммов спирту тяпнул! – откровенно признался полковник.
– Вот и восстанавливай свой изношенный организм. Этой таблеточки хватает лет на десять. При хорошем поведении получишь затем еще одну. Хо-хо!
– Прикармливаете? – скептически посмотрел на Хранителя Андрей.
Тот пожал плечами.
– Простейший стимул – забота о здоровье, которое, как известно, не купишь за деньги. Отдышался?
Волков кивнул. Гонка по этажам вытеснила из него все эмоции. Правда, чудо-таблетка принялась за дело: пульс снизился, в голове прояснилось, а ноги перестали дрожать. Хорошее лекарство!
– Ну-с! И чем, собственно, обязан? – поинтересовался он.
Хранитель испытующе посмотрел на него, затем, глядя куда-то в сторону, изрек:
– На прошлой неделе в одном из подконтрольных мне миров отравили моего помощника. Позавчера я оттуда вернулся, выяснив, что его никто не убивал.
– А отчего же он...
– Грибочков обожрался тамошних! – хмыкнул Хранитель. – Есть там один подвид, типа трюфелей. Вырабатывают между прочим, соли синильной кислоты. У аборигенов метаболизм несколько иной – им эти грибочки вроде сыроежек.
Хранитель помолчал немного, затем продолжил:
– Таким образом я лишился хорошего помощника. Правой, так сказать, своей руки.
– Место стало вакантным, – кивнул полковник. – Хорошее хоть место?
– Лучше не бывает. Максимальная занятость и минимум отдыха. Бывает так, что неделю с лошади не слезаешь. Хм! Но и расходы практически не ограничены. Отчетность только передо мной, никаких промежуточных звеньев. Да! И возможность путешествий между мирами, плюс увеличение жизненного цикла для себя и близких родственников!
– Согласен! – выдохнул Волков. – А как с квартирным вопросом?
– Президентские апартаменты, – улыбнулся Семен, – и личный теплоходишко с устройством сквозного перехода. Тридцать тысяч тонн водоизмещения и двигатель на фотонной тяге. Шучу, на обычной, атомной.
Андрей Константинович осмотрелся. Комната, в которую они вошли, была размером с баскетбольную площадку. Ровный голубоватый свет заливал паркет и ослепительно белые стены. В центре комнаты находились две темно-синие колонны, образовавшие своего рода врата. Между этими колоннами переливалось и сверкало, отражало и преломляло, блестело и поглощало, рассеивало и мутило... Что-то настолько непривычное человеческому глазу и неподвластное человеческому разуму, что Волков почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом, а по спине побежали мурашки.
– Что это? – прохрипел он изумленно.
– Нравится? – вопросом на вопрос ответил Хранитель.
– Ага, как торнадо над Полесьем! – ошалело тряс головой полковник. – Оно живое, я чувствую!
– Ясен палтус, не дохлое! – набычился Хранитель. – Самое что ни на есть живое!
Волков осторожно приблизился к этой чертовщине. Мурашки побежали по рукам.
– Что это? – спросил он. – Ощущения, как возле подстанции ну очень высокого напряжения.
– Портал. Статика, – коротко объяснил Семен.
– Бонд. Джеймс Бонд.
Хранитель искоса посмотрел на него. Андрей сделал невинное выражение тупого солдафона.
– В нашем цирке каждый хочет быть клоуном, – прокомментировал Семен, беспомощно разводя руками, – а что я сделаю? Конферансье лишь объявляет номера.
Андрей Константинович внимательно на него посмотрел, но, увидев в глазах Хранителя лишь усталость, смутился.
– Грешным делом, люблю повыпендриваться. Ничего серьезного... в чем конкретно будут заключаться мои обязанности? Продолжительность рабочего дня, оклад, льготы... Какими полномочиями буду обладать?
Хозяин замка подошел к стрельчатому окну и поглядел сквозь стекло.
– Ни хрена не видно, – пожаловался он, – кто, интересно, моет эти дурацкие стекла и до какого этажа? Нужно будет спросить у дворецкого... Обязанности, полномочия... Права... Ну, что ж! Будешь командовать Лазурным Корпусом – миротворческим, если угодно, подразделением. Хм! Головорезы, которых поискать... Полномочия, говоришь? Да любые разумные! Ты – мужик психически устойчивый, значит, проблем у нас быть не должно.
– А конкретно?
Хранитель прошелся по паркету, заложив руки за спину.
Если бы речь шла о генерале Булдакове, то Андрей бы поклялся чем угодно, что его визави возбужден. Хранителя выдавали пальцы, трущиеся друг о дружку. Внезапно он остановился и пристально глянул на полковника.
– Мы поспорили с Мастермайндом, что общая теория социализма является проводником темной энергии и генератором, своеобразным генератором зла. Если можно так выразиться. Я, естественно, был на стороне двух идиотов: Карла и Фридриха. Ты не в курсе насчет распределения энергии на темную и светлую?
– Диссертацию могу защитить. Докторскую. Но разве пример СССР не доказал обратное? – осторожно спросил Андрей Константинович. Он был из того искалеченного поколения, что родилось и воспитывалось при социализме, взрослело при анархии, а затем пошла такая смута, что ум порою заходил за разум.
– Мой дорогой друг! Теорией социализма прикрывались в СССР все кто угодно и кому угодно. Я имею в виду нормальный социализм, где есть место и коммерции, и частной собственности, и многопартийной системе.
– А кто против демократии, тех сажать и расстреливать! – подхватил Волков. – Перестроим мир в соответствии с нашими путаными мыслями!
– Вот-вот! – подхватил Хранитель. – Советский Союз был частью суши, со всех сторон окруженной цивилизацией и демпферными зонами, вроде Польши, Венгрии, Румынии, Болгарии, Китая и Монголии. А если взять и осторожно повернуть развитие мира в сторону мягкого социального строя – навроде скандинавских стран? Чтобы не было всяких идиотских штучек типа коммунизма, фашизма, расизма, антисемитизма и прочей ерунды.
– Две вещи ненавижу, – серьезно сказал Андрей Константинович, – расизм и негров. А вам не кажется, что это утопия?
– Утопия не утопия... Короче, мне тут отрядили один мирок... Еще одно отражение матушки-Земли. Вот на нем и будешь экспериментировать.
– Я? – удивился Волков.
– Ну не я же! Не царское это дело – во всякой ерунде ковыряться, да еще такой! По условиям пари я сам не должен касаться дел на этой планетке. Всей этой чепухой должен заниматься уполномоченный представитель, то есть ты.
Полковник в раздумье почесал за ухом. Моделирование мира – вещь, конечно, занятная, но...
– В каждом подобном мероприятии должен быть приз, награда за труд, – заявил он, – предусматривается ли здесь нечто подобное?
– Разве я тебе не сказал? – в свою очередь удивился Хранитель. – Смотри-ка, старею, наверное. Победитель получает в награду десять тысяч лет.
– Чего десять тысяч лет?
– Жизни, умник! Всего-навсего жизни! Режим бога, god-mode, понимаешь? Правда, эти десять тысяч лет делятся на количество человек в твоей команде, так что выбирай: либо бодаешься один на один, либо выбираешь себе помощников.
За окном начало светлеть. Дивный, как матовая лампочка, рассвет занимался над Оберландом. Андрей Константинович чувствовал себя полнейшей балдой. За прошедший десяток лет он уже как-то свыкся с мыслью, что Унтерзонне – их среда обитания навечно. С другой стороны, возможность путешествия между мирами (ущипнул бы кто – сон все это) – весьма привлекательный фактор.
– Близкие родственники, говорите, – пробормотал он, – это хорошо. Вот только у близких родственников тоже есть близкие родственники. Понимаю, конфет на всех не хватит – кому-то придется кушать и тертый хрен... Уж если доктор Фауст не смог отказаться... Хотя там дьяволу ни шиша не обломилось. Хорошо! За кого я буду играть?
– Ну, как! Разумеется, за наших! Не за Израиль, конечно! Я ведь тоже русских кровей, – произнес Хранитель. – Что мы имели на середину семнадцатого века из держав? Россия, Англия, Франция, Великая Римская империя, Речь Посполитая, Турция... э-э...
– Испания, Швеция и все! Всякие там Нидерланды не в счет – сплошные колонии, – закончил за него Семен. – Кстати, Россия державой еще не считалась. Окраина Европы, почти Азия. Дикая сторона, дикая и непредсказуемая. Вот и начнешь с одна тысяча шестьсот девяносто восьмого года, осени.
Андрей Константинович вопросительно уставился на Хранителя.
– Что я должен делать? И почему именно с осени девяносто восьмого?
– А что вы делали в Белороссии? Точно так! Максимум гуманизма, минимум насилия. Остальное за тобой. И усмири ты там Петра Алексеевича, пока он половину России не укокошил! А что до конкретной даты, то запомни: предмет, обладающий большой инертностью и биополем, можно отправлять лишь в определенные точки временного потока. Иначе рискуем получить наложение сознаний, раздвоение личности и сдвиг основного хронопласта. А сдвиг основного хронопласта – это, брат, даже не Ганьсу и Шэньси 1556 года[6]...
– И что, прямо сейчас отправляться? – спросил полковник. Он чувствовал себя в положении человека, которого разбудили и предложили возглавить кабинет министров Колумбии.
Хранитель отрицательно покачал головой.
– Нет. Сейчас мы с тобой смотаемся в наш изначальный мир, где я тебя познакомлю с одним интересным человеком. Которому предстоит стать твоим «другом и соратником», как выражались иудеи в начале двадцатого века. Вместе с ним вам и предстоит вершить дела, до сих пор бывшие по плечу разве Богу.
– Что еще за личность? – проявил любопытство Волков.
– Ошибка кое-кого с того света. Любопытнейший случай. Реинкарнация с памятью о прошлой жизни. Сейчас увидишь.
Хранитель жестом предложил Андрею Константиновичу следовать за ним и подошел поближе к порталу. Ощущая комок внизу живота, тот приблизился к Вратам, а затем полковник почувствовал, как сильная рука Хранителя толкнула его прямо в зияющую бездну.
Мгновенное чувство невесомости, а затем он обнаружил, что стоит в небольшой комнате с мезонином. На балконе у телескопа копошился здоровенный детина, одетый в серый мохеровый свитер и светлые «пирамиды». Время от времени он поглядывал в телескоп, не забывая при этом отхлебывать из кружки, стоявшей на старом письменном столе.
– Добрый вечер! – поздоровался Андрей.
Против ожидания, парень не дернулся, не расплескал свой чай, не уронил себе на ногу телескоп. Даже не выругался. Медленно встал со стула и, подойдя к неожиданному визитеру, сунул ему свою огромную, размером с приличный заступ, ладонь.
– Добрый вечер, господин полковник! – Волков скосил глаза на свои плечи – он был облачен в форму советского полковника милиции, той милиции, когда про ОМОН и слыхом не слыхивали. – Что случилось? – мягко спросил хозяин дома.
Сзади донесся звук негромкого хлопка. Волков обернулся. На пороге комнаты стоял Хранитель собственной персоной и (как там у «Короля и Шута») улыбался.
– Ну чего тут у вас? – скромно спросил он. – Познакомились?
– Чего тут у нас? – переспросил парень. – Вы, собственно, кто такие будете?
Хранитель подошел к картине, висевшей на стене, и долго всматривался в нее. На холсте была изображена маленькая девочка, сидящая на скале и подкармливающая белую акулу. Невольно полковник Волков тоже глянул на нее и моментально спросил:
– Знакомо. Кто автор?
– Мальчонка соседский. Андриан Городов. Пацану всего двенадцать годков, а воображение, как у шизофреника с тридцатилетним стажем, представляете?
– Представляем. Мы как раз все отлично представляем, – ответил Семен. – Позвольте мне, уважаемый Афанасий Поликарпович, представить вам полковника Волкова Андрея Константиновича – командира Лазурного Корпуса.
Тот, которого назвали Афанасием Поликарповичем, внезапно отшатнулся от них, как черт от ладана.
– Как вы узнали? – потрясенно прошептал он. – Я ведь только отцу и Маше... Маша, да?
– Эк вы хватили! Привет от Координатора-распределителя вам, Афанасий, – шутливо поклонился Хранитель, – и от Мастермайнда тоже привет. Того, который забыл поставить вам Шестой барьер.
Волков, чувствуя себя лишним на этом вечере откровений, подошел к одиноко стоявшему креслу и уселся в него. Вечер только начинался. Хозяин подошел к столу с телескопом и единым глотком допил остававшийся в кружке чай.
– Я чувствовал, что когда-нибудь это вскроется. И что теперь? Вы пришли за мной, чтобы забрать меня обратно? Мое пребывание здесь крайне нежелательно, я понимаю, но как же...
Не говори глупостей и успокойся! – сказал Хранитель. – Мы здесь не за этим.
А за чем же? – воспрянул было духом Ростислав.
Хранитель обвел глазами комнату.
– У тебя нет помещения, где бы мы могли спокойно поговорить? – спросил он. – Уважаемый полковник занял единственное кресло, а стоя слушают только приговор.
– Можно сойти вниз, в холл, – предложил верзила, – у меня гости. Хотя... они, наверное, уже давно крутят секс в спальне, если только уже не дрыхнут после оного...
– Дрыхнут, – успокоил всех Хранитель, – я храп отсюда слышу.
– Господин полковник! – окликнул он было задремавшего Андрея. – Пойдемте вниз и обкашляем все наши проблемы.
Волков послушно встал со скрипучего кресла. Семен подошел к двери, ведущей на внутреннюю лестницу, и открыл ее.
– Черт, даже не пожрали как следует, – прокомментировал он ситуацию на обеденном столе, – хотя, надо отдать им должное, бутылочку прикончили.
– Как выпью, так не могу кончить! – посетовал Андрей Константинович, спускаясь по крутой деревянной лестнице.
– Дык не пей! – включился в игру Хранитель.
– Тогда не могу начать.
Ростислав послушно хихикнул. Ему стало все до фени. Обратно на тот свет, насколько он понял, его никто отсылать не собирается, а крутые перемены полезны уже тем, что приятно щекотят столетние нервы. Он внезапно спросил Хранителя, безошибочно определив в нем руководителя:
– Так как мне теперь называться? Ростиславом или Афанасием, Переплутом или Каманиным, человеком или нечистью?
Хранитель беспечно пожал плечами:
– Да что вы все об одном? То как меня звать их колышет, то как самим зваться. Человеки вы все! Выбирай. А то, хочешь называйся на испанский лад: Ростислав Афанасий Переплут-Каманин! Как звучит, а?
– Навроде «Медузы-Горгонер»! – фыркнул Волков. – Не имя красит человека.
Ростислав бережно подобрал гитару, лежащую поперек стола, и повесил ее на крючок. Затем собрал рюмки и отнес на кухню.
– Есть хотите? – спросил он у нежданных гостей.
– Завтракать будем у меня в замке, – сказал Хранитель. – Вот тебе стандартный контракт, изволь прочесть и подписать.
Он протянул Каманину стандартный лист бумаги, испещренный рунами «гарамонда» – изысканного шрифта, употреблявшегося для всяких торжественных случаев: вызова на дуэль, приглашения на похороны, повестки в военкомат. Ростислав взял листок и принялся вслух читать:
– Я, реинкарнированный в реальность 456/34-а, бывший в прошлой жизни профессором Переплутом Афанасием Поликарповичем, не имею претензий к Главному Распределителю Центрального Орт-Направления, в дальнейшем именуемому «Мастермайнд», за последствия, приведшие к утере Шестого барьера в моем мозгу, в результате чего сохранилась память о предыдущем воплощении.
Со своей стороны, вношу предложение о моем участии в проекте «Метаморфоза – G» в качестве Советника по прогрессу при командире Лазурного Корпуса Волкове Андрее Константиновиче.
В случае успеха проекта, при получении премиальных лет, обязуюсь провести пятнадцать из них на стажировочной практике у Хранителя сектора l (Земля, Унтерзонне, Гея).
Данное соглашение вступает в силу с момента подписания контракта.
Ростислав взял с тарелки кружок колбасы и задумчиво прожевал его. Хранитель тихо сидел напротив, а полковник в ментовском прикиде занялся камином.
– Шерудило возьми! – вдруг сказал Хранитель.
Андрей недоуменно уставился на него. Тот жестом указал на кочергу.
– Вот. Им можно прекрасно шерудить.
– К черту шерудило! – психанул Переплут-Каманин. – Мне кто-нибудь объяснит, что за проект «Метаморфоза» и кто такой Хранитель сектора лямбда! Я не хочу подписывать всякую ерунду! Лет восемь назад по телику показывали, как одна дамочка передавала свою премию в Фонд мира...
– Помню! – отозвался Волков. – Лицо у нее было... Как будто она представляла, что можно купить на эту премию.
– И тем не менее я тоже не желаю принимать кота в мешке.
Хранитель смерил его взглядом.
– Справедливо. Проект «Метаморфоза – G» – план построения замкнутой системы социалистического типа на планете земного профиля. Планета называется Гея.
– Не жалко планеты? – удивился Ростислав. – Мне за семь лет перестройки...
– А вот этого не надо! – перебил Хранитель вкрадчивым голосом. – Не путайте, извиняюсь, хер с пальцем. Андрей Константинович подтвердит мои полномочия.
Волков важно надул щеки.
– Да перестаньте! Я не удивлен, что ко мне заявились вы, я ждал этого. Но чтобы с места в карьер занять место какого-то там советника... Это же ни в какие ворота не лезет!
– Зато прекрасно пролезает в подворотню, – вставил словцо переодетый мент. – Я, к слову, тоже еще своего Небесного Корпуса не видел, а, Семен?
– Достали! – вздохнул Хранитель. – Ладно, поехали ко мне. Там вы подпишете контракт, как миленькие. Фаусту, между прочим, десятой доли не предлагали. О зохн вей! Как изменились люди за полтора столетия!
– Согласен.
Ростислав достал из комода листок и ручку и уселся за стол.
– Черкану только записку своим гостям. Мы когда вернемся?
Волков посмотрел на него, а затем честно ответил:
– Генацвале, ты никуда не захочешь возвращаться. Поверь мне, здесь ничего не изменится в ближайшее десятилетие. По крайней мере в лучшую сторону. Я его прожил пятнадцать лет назад.
– Двенадцать, – машинально поправил Хранитель.
– Какая разница!
Каманин черканул на листе несколько простеньких фраз, а затем поднялся из-за стола.
– Куда идти?
– Откуда пришли, – ответил Хранитель, – наверх.
Он выключил свет, и все трое поднялись по лестнице в мансарду. Ростислав подошел к мезонину и глянул в окно. Над Землей занимался рассвет. На востоке небо белело широкой полосой, а в остальных местах еще сверкали самые яркие звезды.
– Телескоп с собой можно взять? – вдруг спросил он. Ему внезапно расхотелось всяких приключений, а возжелалось кресла-качалки у камина и шерстяного пледа.
– Слушай, я тебе там электронный подарю, как в Гринвичской обсерватории, – внезапно проявил нормальную человеческую злость Хранитель. – Только не надо, а? Скажешь, не мечтал ночами долгими о чем-то особенном? Так вот оно! Лови и поехали!
Он снял с шеи цепь с хризолитом и взмахнул ею. Посередине комнаты пространство начало выгибаться и менять цвет. Спустя минуту перед ними стоял – копия – точно такой же Портал, как и в Оберланде.
– Поехали! – воскликнул он.
От удивления у Ростислава выпучились глаза, как у глубоководной рыбы, поднятой на поверхность. Не давая ему опомниться, Хранитель схватил его за руку и потащил за собой. Следом в лазоревую синеву нырнул человек в форме полковника милиции.
Глава 11. То тут, то там.
Партия нового типа
Иннокентий внезапно проснулся. У кровати стояла одетая Инга и трясла его за плечо.
– Вставай, герой-любовник! – прошептала она. – Какая-то чертовщина здесь творится. Одевайся скорее.
– Что за фигня? – так же шепотом поинтересовался парень, натягивая брюки. Ничто не напоминало о недавней страсти. Лишь изрядно утоптанная постель доказывала, что здесь резвилась буйная парочка.
– Сдается мне, что наш общий друг хочет слинять самым что ни на есть пошлым образом, – не обращая внимания на дохлые протесты Иннокентия, бормотала она, застегивая босоножки.
Кеша всунул ноги в туфли и встал, вопросительно посмотрев на нее. Инга приложила палец к губам и на цыпочках подошла к двери.
– Можно идти, – прошептала она, – никого нет.
– Кого нет? – шепотом засердился он. – Ты можешь объяснить толком?
– Пока я буду объяснять – они уйдут.
– Кто «они»? Хлопцы?
Когда-то давным-давно у Иннокентия был спившийся папаша. Весело приняв на грудь, он, как все нормальные люди, спать не мог, а ловил глюки. Любимейшим из папашиных глюков были «хлопцы». Они появлялись из ниоткуда, требовали денег на выпивку, изредка приносили бухло, пили вместе с папашей, а затем исчезали в никуда. На вопрос мамани: «С кем, подонок, ты нажрался хоть сегодня?» он неизменно отвечал: «С хлопцами».
Несколько раз старик просил Иннокентия сходить во двор и объяснить этим самым «хлопцам», что он с ними никуда не пойдет, по причине отсутствия денег и, оглушаемый тишиной, прятался за прикроватной тумбочкой. Кеша, делая вид, что поверил в батькину горячку, выходил до ветру. Затем возвращался и торжественно объявлял старику, что вопрос с «хлопцами» урегулирован.
Инга, естественно, о существовании каких-то там «хлопцев» не подозревала, поэтому посмотрела на Кешу как на ущербного. Так порой мамочка смотрит на идиота сына, про себя кляня экзистенцию.
– Потом объясню. Пойдем.
– В вихре яростных атак не расквась себе пятак! – Кеша оправил на себе брюки и двинулся следом.
Они вышли в холл, где воздух еще хранил аромат полковничьего одеколона. Амбре на базе вытяжки из пант Большого наваррского рогоносца. Является одновременно парфюмом и репеллентом от всякого гнуса. Вышеупомянутый рогоносец водился на болотах Наварры и питался исключительно мошкарой. В этом мире эти функции выполняли козодои, такие птички с большой пастью, а вот на Унтерзонне по части гнуса были животные.
– Воняет дохлым скунсом! – оценила аромат Инга. – Поэтому запаху я найду их и на том свете.
– Кого «их»? – устал удивляться Иннокентий.
Инга насмешливо глянула на него, а затем сказала:
– Протест принят. Я намереваюсь выяснить, куда смывается мой приятель Ростик в компании весьма подозрительных субъектов. Сейчас они поднялись в мансарду, но что-то их давно не слышно. Может, через балкон сиганули? Пойдем проверим!
– Как скажешь, – пожал плечами парень.
Они торопливо пересекли холл и начали подыматься по деревянной лестнице, которая тихонько поскрипывала под нехилым весом Иннокентия. Инга же скользила легко и просто, как горная козочка по кручам.
– Погоди! – поднял руку вверх он, когда девушка уже взялась за ручку двери.
За дверью слышались приглушенные голоса. Кеша отчетливо различил слово «поехали», после которого наступила тишина. Выждав около минуты, Инга вломилась в мансарду словно Антонов-Овсеенко.
Пусто. Лишь в углу возле трюмо искрилось и переливалось синевой. Если бы это было на семь лет позже, Кеша моментально узнал бы портал из «Дьябло», но пока ни он, ни Инга не могли дать определение увиденному. Впрочем, определение было и не нужно. Движимая извечным женским любопытством, девушка подошла поближе к порталу.
– Ох! – вздохнула лишь она, когда силовое поле моментально втянуло ее внутрь.
Инстинктивно парень бросился вслед, но в последнюю секунду остановился.
– Сдуреть! – пробормотал он. – Куда я, собственно, мчусь? Кто меня там ждет?
Он уже развернулся, но его излишняя полнота и тут сыграла свою глупую роль. Левая щиколотка – больное место forever[7] – стрельнула электрическим разрядом, и он влетел в проклятую синеву следом за Ингой.
– Ну ты даешь! – это Самохина сказала. Она стояла над ним и глупо улыбалась. А он... а он валялся, уткнувшись мордой в паркет.
Она протянула ему руку, чтобы помочь встать. Нет уж, увольте. Кеше Симонову еще не тридцать лет, чтобы так позориться. Он уперся руками в пол и поднялся сам. В опостылевшей щиколотке стреляло и горело, но он лишь вымученно улыбнулся.
– Старая рана. Ногу вот подвернул, когда за тобой бросился.
Инга вопросительно изогнула бровь.
– Таки бросился? Или споткнулся, когда тикал? Чего приперся?
– Когда с мужчиной нет рядом женщины, он начинает делать глупости. Когда с женщиной нет рядом мужчины, она начинает делать пакости, – ответил очередным афоризмом толстяк и огляделся вокруг. Затем его живот неожиданно заурчал.
– Надеюсь, здесь хоть кормят? Куда это мы, по твоей милости, попали?
– Еще не знаю, – ответила девушка, – пойдем!
– Где-то я уже слышал это, – прокряхтел парень, – причем совсем недавно.
– Вставай, герой-любовник! – прошептала она. – Какая-то чертовщина здесь творится. Одевайся скорее.
– Что за фигня? – так же шепотом поинтересовался парень, натягивая брюки. Ничто не напоминало о недавней страсти. Лишь изрядно утоптанная постель доказывала, что здесь резвилась буйная парочка.
– Сдается мне, что наш общий друг хочет слинять самым что ни на есть пошлым образом, – не обращая внимания на дохлые протесты Иннокентия, бормотала она, застегивая босоножки.
Кеша всунул ноги в туфли и встал, вопросительно посмотрев на нее. Инга приложила палец к губам и на цыпочках подошла к двери.
– Можно идти, – прошептала она, – никого нет.
– Кого нет? – шепотом засердился он. – Ты можешь объяснить толком?
– Пока я буду объяснять – они уйдут.
– Кто «они»? Хлопцы?
Когда-то давным-давно у Иннокентия был спившийся папаша. Весело приняв на грудь, он, как все нормальные люди, спать не мог, а ловил глюки. Любимейшим из папашиных глюков были «хлопцы». Они появлялись из ниоткуда, требовали денег на выпивку, изредка приносили бухло, пили вместе с папашей, а затем исчезали в никуда. На вопрос мамани: «С кем, подонок, ты нажрался хоть сегодня?» он неизменно отвечал: «С хлопцами».
Несколько раз старик просил Иннокентия сходить во двор и объяснить этим самым «хлопцам», что он с ними никуда не пойдет, по причине отсутствия денег и, оглушаемый тишиной, прятался за прикроватной тумбочкой. Кеша, делая вид, что поверил в батькину горячку, выходил до ветру. Затем возвращался и торжественно объявлял старику, что вопрос с «хлопцами» урегулирован.
Инга, естественно, о существовании каких-то там «хлопцев» не подозревала, поэтому посмотрела на Кешу как на ущербного. Так порой мамочка смотрит на идиота сына, про себя кляня экзистенцию.
– Потом объясню. Пойдем.
– В вихре яростных атак не расквась себе пятак! – Кеша оправил на себе брюки и двинулся следом.
Они вышли в холл, где воздух еще хранил аромат полковничьего одеколона. Амбре на базе вытяжки из пант Большого наваррского рогоносца. Является одновременно парфюмом и репеллентом от всякого гнуса. Вышеупомянутый рогоносец водился на болотах Наварры и питался исключительно мошкарой. В этом мире эти функции выполняли козодои, такие птички с большой пастью, а вот на Унтерзонне по части гнуса были животные.
– Воняет дохлым скунсом! – оценила аромат Инга. – Поэтому запаху я найду их и на том свете.
– Кого «их»? – устал удивляться Иннокентий.
Инга насмешливо глянула на него, а затем сказала:
– Протест принят. Я намереваюсь выяснить, куда смывается мой приятель Ростик в компании весьма подозрительных субъектов. Сейчас они поднялись в мансарду, но что-то их давно не слышно. Может, через балкон сиганули? Пойдем проверим!
– Как скажешь, – пожал плечами парень.
Они торопливо пересекли холл и начали подыматься по деревянной лестнице, которая тихонько поскрипывала под нехилым весом Иннокентия. Инга же скользила легко и просто, как горная козочка по кручам.
– Погоди! – поднял руку вверх он, когда девушка уже взялась за ручку двери.
За дверью слышались приглушенные голоса. Кеша отчетливо различил слово «поехали», после которого наступила тишина. Выждав около минуты, Инга вломилась в мансарду словно Антонов-Овсеенко.
Пусто. Лишь в углу возле трюмо искрилось и переливалось синевой. Если бы это было на семь лет позже, Кеша моментально узнал бы портал из «Дьябло», но пока ни он, ни Инга не могли дать определение увиденному. Впрочем, определение было и не нужно. Движимая извечным женским любопытством, девушка подошла поближе к порталу.
– Ох! – вздохнула лишь она, когда силовое поле моментально втянуло ее внутрь.
Инстинктивно парень бросился вслед, но в последнюю секунду остановился.
– Сдуреть! – пробормотал он. – Куда я, собственно, мчусь? Кто меня там ждет?
Он уже развернулся, но его излишняя полнота и тут сыграла свою глупую роль. Левая щиколотка – больное место forever[7] – стрельнула электрическим разрядом, и он влетел в проклятую синеву следом за Ингой.
– Ну ты даешь! – это Самохина сказала. Она стояла над ним и глупо улыбалась. А он... а он валялся, уткнувшись мордой в паркет.
Она протянула ему руку, чтобы помочь встать. Нет уж, увольте. Кеше Симонову еще не тридцать лет, чтобы так позориться. Он уперся руками в пол и поднялся сам. В опостылевшей щиколотке стреляло и горело, но он лишь вымученно улыбнулся.
– Старая рана. Ногу вот подвернул, когда за тобой бросился.
Инга вопросительно изогнула бровь.
– Таки бросился? Или споткнулся, когда тикал? Чего приперся?
– Когда с мужчиной нет рядом женщины, он начинает делать глупости. Когда с женщиной нет рядом мужчины, она начинает делать пакости, – ответил очередным афоризмом толстяк и огляделся вокруг. Затем его живот неожиданно заурчал.
– Надеюсь, здесь хоть кормят? Куда это мы, по твоей милости, попали?
– Еще не знаю, – ответила девушка, – пойдем!
– Где-то я уже слышал это, – прокряхтел парень, – причем совсем недавно.