Бердник Олесь. Звездный корсар

   - Да что вы стращаете нас? - воскликнула какая-то восторженная девушка, встряхнув белою, гривой. - Человечество начало такой поражающий штурм Космоса, а вы... Вот люди уже на Луне побывали, а там - другие миры, иные звездные системы! Встретим мыслящих существ, подружим, побратаемся! Затем - Великое Кольцо цивилизаций, о котором писал Иван Ефремов...
   - Сны, - грустно покачал головой священник. - Напрасные упования. Даже ученые пишут, что расширение информации об окружающем мире расширяет вместе с тем и кольцо неведомого. Страшный парадокс! Выход в Космос еще четче подчеркивает одиночество человека. Любой шаг в бездну открывает неизмеримые горизонты. И вы не овладеваете ими, а видите, как океан разливается и увлекает вас в чудовищное ничто. О нет! Без помощи Высших Сил человек неспособен достичь брега Истины!
   - Ерунда! Нигилизм! Обскурантизм! Старые сказки! - послышались голоса.
   - Погодите, - внезапно вмешался в беседу Сергей Гореница. - Наш гость прав, незачем называть то, что он высказал, ерундой!
   - Как так? - удивилась белявая девушка. - И вы?
   - Погодите, - махнул рукою ученый. - В том, что он поведал, есть горькое зерно правды. Умножение информации, усиление энергомощностей, овладение иными мирами не приближают нас к Истине...
   - Как так не приближают? А куда же мы движемся? Каждый шаг - все ближе к Истине, мы так всегда верили?
   - Верить мало. Что значит - "ближе" в Беспредельности? Это пустой звук.
   - Так вы тоже ратуете за веру в Творца, в Высшие Силы?
   - Зачем же? - улыбнулся Гореница. - Альтернатив множество. Нельзя мыслить черно-белыми категориями. И еще... Или мы всегда находимся в Истине, или ее вообще нет, это - словесная фикция. Мы ежемгновенно "врастаем" в Истину, раскрываем ее, становимся ее сутью. Поиск Истины - это проблема сознания. Ведь можно быть среди сада и умирать от голода, если не видишь плодов. И еще... Что касается "овладения" Космосом. Гость наш прав, что волюнтарные устремления тщетны, "завоеванием" нельзя овладеть тем, что так огромно и таинственно. Пока мы телесны, пока мы передвигаемся в коробках ракет и скафандров, успеха ждать нечего. Но есть - во всяком случае, должны быть иные пути познания Вселенной. Устремление в пространство с помощью приборов - это первые, детские шаги. Даже Циолковский, отец космонавтики, утверждал это. Он пророчествовал о сублимации, утончении материи, о трансформации тел, о расширении наших чувств и разума в многомерность Мироздания, овладении пространством и временем, о прорастании человека из ограниченной трехмерной телесной темницы - смертной и слабой - в Новый Мир. Человек должен воссоздать в себе всемогущего Титана, который способен будет овладеть Беспредельностью, станет ее жителем, синтезирует в себе всю глубинность Макрокосма. Тогда осуществится мечта древних мудрецов и философов, атом будет равен Космосу, Человек отождествится с Целым. Друзья! Боги человеческой истории - только небесный негатив нашего хаотического земного бытия. Хомо Космикус, Человек Звездный станет Сыном Вселенной, даст жизнь и мысль всему сущему, выведет всех существ из лабиринта необходимости и смерти в царство свободы.
   - Невообразимо, - вздохнул священник, задумчиво глядя на Гореницу.
   - Философская фантазия, - пожал плечами баптист.
   - Объясните, - попросил кто-то из ребят. - А то слишком все абстрактно...
   - Хороши, - согласился ученый. - Кратко скажу. Остальное - размышляйте сами. Последние достижения науки привели нас к пониманию Вселенной как Целого. Но Целое может быть лишь как импульс, квант, мгновенность, а не интеграция систем или частиц. Тут противоречие с теорией относительности, ограничивающей распространение причинности скоростью света. Считается, что квантовый барьер 300000 километров в секунду - не будет преодолен. Таким образом, Космос останется непознанным, ибо ограниченная скорость в Беспредельности создает перед исследователем стену. Позже возникла идея мгновенного взаимодействия вне времени и пространства. Некоторые эксперименты с фазовыми кванторезонаторами подтвердили, что Вселенная имеет, кроме известных нам пространственно-временных связей, более глубокое родство...
   - Как это возможно? - не сдержался прокурор. - Ведь существуют мириады звезд, туманностей, планет, частиц, существ. Каким образом между ними может быть мгновенное, сверхвременное взаимодействие? Ведь сигнал должен передаваться в некоей среде, хотя бы в вакууме, преодолевая миллиарды световых лет?!
   - Вот-вот! Ветхая логика, обременяющая нас даже на уровне космического мышления. Все это - механистические представления средневековых ученых, передавших нам в наследство первобытный логический аппарат мышления. Не буду углубляться в чащу софистики. Приведу пример: изображение на экране телевизора ткет луч за какую-то часть секунды. Мы видим изображение как целое. Представьте себе, что на электроне, сканирующем изображение, живут мыслящие существа. Для них телевизионная картинка, воспринимаемая нами в одно мгновение, будет целой космоисторией, продолжающейся, возможно, миллионолетия. Ученые допускают, что и Вселенная соткана единственным Праатомом. Жизнь этого Праатома и есть мозаика Вселенской Эволюции. Мыслящие существа постепенно, во времени и пространстве, "рассматривают" то, что Всегда Есмь. Таким образом, все сущее - тождественно, ибо несет в себе импульс Единственного Праатома. А время, пространство - лишь ритмика, проявление, волны эволюции. Мыслящее существо должно овладеть секретом этой динамической творящей нити. И если преуспеем в этом, тогда сможем сознательно сливаться с Космосом, расширять свои чувства и разум - до Беспредельности...
   - Какая-то научная религия, - скептически вздохнул баптист. - Но без любви, без веры, без надежды. У нас есть Отец, Творец. Значит, есть упование, что где-то можно отдохнуть от абсурда бытия.
   - Это правда, - согласился Гореница. - Нам негде почить, преклонить голову. Мы - вечные птицы. Бытие - вечный полет. Но - все же - вы заблуждаетесь. Задание, о котором я намекнул, нельзя осуществить без любви. Надо очень любить людей, мир, каждый цветок, чтобы идти на такой сумасшедший шаг - познание Целого! Сумасшедший с точки зрения "нормального" смысла. Но надо идти! И мы пойдем. Новый Человек должен родиться от нас, как мы родились в лоне животного мира. Вы знаете, что бывает, когда в лоне матери задерживается плод?
   - Мертворожденное дитя, - подсказал Григор.
   - Да! - остро взглянул на него Гореница. - Преждевременное рождение - тоже катастрофа. Кесарево сечение - это исключение, которое не всегда бывает удачным. Нужно трепетное ожидание, чтобы человечество своевременно родилось в новое бытие...
   ...Григор с Галей вышли на улицу, направились к днепровским склонам. Над Левобережьем плыли туманы, фиолетовой мглой наливалось небо.
   - Тебе понравилось? - помолчав, спросил Григор.
   - Гореница хорошо сказал. Мне он чем-то близок... будто я с ним знакома давным-давно... вот как с тобой...
   - Мне тоже он близок.
   - А судьи не понравились. Умные ребята, но все это - наивно. Сами же люди навыдумывали богов, а затем принялись их судить...
   - Ну не совсем навыдумывали. Все это - сложнее. Тут тянется ниточка к праистории, к космоистории... А наши ребята? Ведь это лишь шуточный прием...
   - А мне грустно. Во всех этих ка-вэ-энах, различных дискуссиях есть некая гротескная искусственность. Нет органичности, естественности. Там, где есть природность, - не может быть дискуссий. О чем дискутировать цветам? Или орлам, аистам? Летим, брат, вот единственное слово. А то - соревнуются, кто умнее скажет, острее, кто больше знает, помнит. Разве мудрость в памяти? Или в острословии, юморе?
   - А в чем же, Галя?
   - В простоте, в искренности. Я это ощущаю, но... доказать? Нужно ли? То, что можно "доказать", - неправда.
   - Парадоксально, но - верно. Интересно весьма. Правда, как солнце, не требует доказательства. Греет, сияет и жжет! Галя, я что-то захотел есть. Зайдем-ка в кафе. Недалеко от фуникулера. Посидим, а то ведь завтра я еду...
   - На две недели? - заволновалась Галя. - Так надолго?
   - Командировка, - вздохнул Григор.
   И снова молчание. Надо обманывать. А она говорит об искренности. Как же уйти от недостойной комедии?
   Им принесли бутылку сухого вина, конфеты, яблоки и яичницу. Григор наполнил бокалы. Галя взяла свой, посмотрела на свет, улыбнулась.
   - Традиция. Но приятная. А вообще-то - я всегда с тобою как в хмелю. За твое возвращение. За успех.
   - За любовь, - сказал Григор.
   Она возражающе покачала головой.
   - За любовь - нельзя
   - Почему?
   - Потому что она - вне всего утилитарного. Можно желать богатства, успеха, здоровья, но любви... нет! Она приходит сама. И уходит тоже сама. Она есть или ее нет. И ничто не вернет ее.
   - Тогда, - молвил Григор, - выпьем за то, чтобы она не ушла. Она тут... Со мною.. Правда, Галя?
   - Правда, - ответила просто и спокойно. - Она здесь... невидима. Как мне хочется сохранить ее, оберечь...
   Прошло две недели. Григор вернулся в Киев. Шеф встретил его приветливо, но сдержанно. Сразу же сказал:
   - Придется тебе снова взяться за то дело, голубчик.
   - За какое? - не понял Григор.
   - Предыдущее.
   - Но ведь Куренной явился?
   - И затерялся. Дело чрезвычайно осложнилось. Его убили...
   - Как? - подскочил Григор.
   - Не ори, - сердито прервал шеф. - Не барышня дореволюционная, а криминалист. Держи себя в руках!
   - Но он же был в тюрьме?
   - Его выпустили. Оказалось, и весьма быстро, что он не виноват. Главбух там поработал после его исчезновения. Когда его спросили, где он был, Куренной заявил, что на том свете...
   - Как?
   - Что слыхал - то передаю. Ну, его сюда-туда, зачем, мол, врешь? Ведь ты чист перед законом? Он свое: был на том свете. Еще захватил с собою сувенирчик. Чаша или бокал. Прозрачный, очень тонкой работы. Почти невидим. Чашу взяли, начали анализировать. Снова к нему - где взял? Кто тебе дал эту штуковину? Не за границей ли был? Он свое - на том свете. Короче - какая-то буча поднялась по поводу волшебной чаши. Точно не знаю. Его - в психиатрическую. В Павловскую. Там обсервировали. Говорят - здоров, нормален. И внезапно - известие. Из Института физики звонят: пропала чаша. Я туда. Говорят - невероятная ценность. Надо найти, вернуть. Станьте колдунами, магами, но разыщите. Весьма мудрые они! Потеряли, а нам искать? А где ее искать? Возвращаюсь - еще сюрприз: из дурдома сообщили, что герой этой истории исчез!..
   - Куда?
   - Погоди. Исчез неизвестно куда, но через два часа милиция сообщила, что на шоссе около Святошино нашли два трупа...
   У Григора защемило под сердцем.
   - Почему два? Кто другой?
   - Вот это и есть самое странное, - сурово сказал шеф. - И страшное. Убили отца... и дочь...
   - Галю? - не своим голосом закричал Григор.
   - Ее, - скупо ответил шеф. - Без истерики. Впервые слышишь о смерти, что ли?
   - Галю убили, - тупо повторил Григор. - Как же... Как же так?
   Он заплакал и не вытирал слез.
   - Эге, хлопец! Да ты, я вижу, не только выполнял задание, но и...
   - Да, я полюбил ее! - в отчаянии воскликнул парень. - По-настоящему! Разве это преступление? Неужели не имел права?
   - Голубчик, - замахал руками шеф. - Имеешь право, имеешь! Гм... Только странно все это. Ну хорошо... Возьми себя в руки. Едем...
   - Куда?
   - В морг. Посмотришь. Надо, чтобы и ты подписал акт. Бабусю позвали... как ее - Григорук? А она заливается слезами и не может слова вымолвить. Глянула и заголосила: "Ой, сиротка моя, что ж они с тобою сделали?" А потом потеряла сознание. Посмотришь ты. Для точности.
   Шеф взял обалдевшего Бову за руку, повел к машине. Парень сидел возле начальника, равнодушно глядя на многолюдные улицы. Что ему теперь работа, дискуссии о богах, сны о далеких мирах? Свет погас. Вокруг - только тьма. Она была целая Вселенная!
   В морге их встретил дежурный в белом халате. Григор в ужасе смотрел на окоченевшие тела, прикрытые простынями. Синие ноги, словно у магазинных цыплят, раскроенные черепа. Это то, что было жизнью? Какая бессмыслица. Неужели и она? Неужели и ОНА?..
   - Смотри, - сердито прошептал шеф.
   На мраморной плите лежало девичье тело. Даже смерть не убила красоты. Судорожно вытянутые вдоль тела руки, на яйце следы мук. Григор склонился над нею, еще не веря очам. Не она! Не Галя! Весьма похожа, но не ОНА! Вот маникюр. Лиловый. А Галя не делала. И ногти длинные, модные. Медикам таких нельзя. Немного подкрашенные глаза, а Галя не красилась. Нет, нет, это не ОНА!
   - Не она, - хрипло сказал Бова, взволнованно поглядывая на шефа.
   - Как не она? - растерялся шеф. - Ты это... точно?
   - Да. Абсолютно. Не она!
   - Тогда это усложняет дело. Документы при ней были на имя Куренной Гали. Документы настоящие, не подделка. Кто же это? И где Куренная? Ее выкрали? С какой целью? Тут действовал не простой преступник. Отца убили, дочь выкрали. Вместо нее подсунули труп другой девушки. И все это - ради чаши? Что ж она значит, откуда она?
   - Тысяча узлов, - прошептал Григор.
   - Придется тебе их развязывать...
   - Буду, - ответил Григор, ощущая, как в его сердце возрождается неясная надежда. - Я ее найду и под землей...
   - Вероятно, это сложнее, голубчик, нежели под землей, - задумчиво промолвил шеф.
   Они попрощались с дежурным и вышли из морга. Остановились возле машины.
   - Вот что, - сказал шеф. - Садись и кати в Павловскую больницу. Иди к главному психиатру. Расспроси о Куренном. О том свете, о чертях, демонах, о чем угодно. Ты понял? Нас интересует все, что связано с ним. Ученые пренебрегли его рассказом, а мы не имеем права. Кумекаешь?
   - Я понял!
   - Бывай. Я жду, голубчик. Вот дело, о котором ты мечтал. Я доберусь трамваем...
   Глава 2
   Встреча с предками
   Главврач психиатрической больницы, толстенький, веселый человечек, заинтересованно осматривал с ног до головы Бову, подозрительно покачивал головою.
   - Ну дался он вам! Носитесь с ним, как дурень с писаною торбой! Элементарная шизофрения, депрессивный психоз, яркие галлюцинации. Не забывайте, что он работал директором водочного завода. А возле чего ходишь то непременно понюхаешь. А это такая штучка, что... Следствия не требуют объяснений. Ха-ха!
   Бова не поддержал шуточный тон врача, хмуро смотрел на его багровый нос, думал: "Не знаю, как покойный, а ты ее, голубушку сорокаградусную, уважаешь, весьма уважаешь". А вслух произнес:
   - Да ведь сначала определили, что он здоров?
   - Сначала. А потом - началось. Чудеса, да и только!
   - Может быть, с точки зрения медицины все именно так, как вы говорите. Но дело непростое. Криминал. Его убили.
   - Неудивительно. Человек удрал из психбольницы в таком состоянии. Если бы вы видели, что он тут вытворял. Натягивал на себя лохмотья, напялил шапку из газеты, смастерил булаву из арбуза; а потом объявил себя гетманом запорожским. Начал воевать. С бурьяном в саду... Рубил репейники, бился головою в стену. Кричал, что всех казаков надо поднимать против татар, турков и всяких прочих басурманов...
   - Почему же такая несовременная шизофрения? - поинтересовался Бова.
   - Какая-то генетическая струя, - пожав плечами, объяснил врач. - Фамилия Куренной. Вероятно, его предки были казаками. Что-то в генах затаилось, оттеснилось в глубь подсознания. В результате психического потрясения гипертрофированные накопления прошлого прорвались в сферу актуального сознания и разрушили, психику...
   - Пусть так, как вы говорите, - согласился Бова, чтобы скорее прекратить этот разговор. - Но странно, что человека в таком состоянии убили... Зачем?
   - Вероятно, на кого-то напал. Представляете? Выскакивает человек из кустов, размахивает булавой или какой-нибудь палицею, кричит: "Бей татарву!" Набрасывается на кого-то. Тот, безусловно, защищается. Нет времени разобраться - больной или бандит. Случайное убийство!..
   - Не случайное, - решительно возразил Григор. - В мою компетенцию не входит разглашение всех подробностей. Я бы хотел познакомиться с тем, что он рассказывал. Вы записывали его рассказы?
   - Вы что? - захохотал врач. - Разве я спятил? Если бы мы записывали весь бред больных, то не хватило бы бумаги. Ха-ха-ха! Впрочем, некоторая бредятина параноиков может быть интересной. Ручаюсь! Просто есть великолепный бред!
   - Жаль! - сказал Бова. - Я считал, что вы что-нибудь записали.
   - А он сам записал, - сказал врач.
   - Что? - не понял Григор.
   - Да свою же бредятину. "Приключения". Я начал их читать, а потом плюнул и оставил. Накрутил такого, что сам черт ногу сломит.
   - Вы дадите мне? - взволнованно спросил Бова.
   - Пожалуйста, уважьте! - хохотнул врач. - У нас такого творчества мешками можно таскать. Быть может, еще что-нибудь прихватите заодно? Ха-ха! Почитать вашим детективам? А?
   - Не надо, - сдерживая раздражение, ответил Бова. - Дайте мне то, что писал Куренной.
   - Хорошо, хорошо, возьмите. Ничего не понимаю, хоть убейте. Зачем вам вся эта история?
   Он принес Григору толстую тетрадь в коленкоровом переплете, а сам, взглянув на часы, начал снимать халат.
   - Мне пора, голубчик. Мое время истекло. Больные больными, а дома тоже следует бывать. Иногда. Ха-ха-ха!
   Григор попрощался с врачом, доехал до Красной площади. Потом пешком двинулся к Днепру. Сел в уютном местечке за кустами. Внизу мальчишки удили рыбу, весело перекликались теплоходы. Но Григор уже не слыхал ничего. Он раскрыл тетрадь. На первой странице размашистым, спешащим почерком было начертано: "
   В Президиум Академии наук".
   А немного ниже: "
   От гражданина Куренного Андрея-Филипповича".
   Затем огромными буквами вразрядку: "
   З А Я В Л Е Н И Е"
   Дальше текст заявления: "
   Хотя меня и считают сумасшедшим, но я таким себя не считаю. Все, что со мной произошло, было в самом деле, а не в воображении. Доказательством этого является мое многолетнее отсутствие на земле и чаша (бокал), прихваченная мною на том свете, куда я внезапно попал. Чашу компетентные органы передали в научные учреждения, а там люди всякие бывают, могут меня оболгать. Чтобы избегнуть лишних разговоров, я пишу вам эти воспоминания. Искренне желаю, чтобы наука воспользовалась ими. Клянусь, что все от начала до конца - правда, то, что я здесь описываю, в чем и расписываюсь.
   Андрей Куренной".
   ...Как сегодня помню, была осень, бабье лето. В ясном небе плыла паутина. Ни облачка. В такие дни хорошо собраться с товарищами, выпить, закусить, покалякать.
   Мы и собрались. Мы - это я и мои друзья. Председатель промкомбината Гутя, директор ресторана Вырвикорень, нарсудья Капшук и Кравчина - начальник милиции, мой ближайший друг, замечательный охотник и веселый балагур.
   Выпили по одной, по второй, по третьей... Разогрелись. Захорошело. А потом Кравчине клюнула в голову мысль - поохотиться на вепря, то есть дикую свинью. Позвонили в милицию, оттуда пригнали машину, мы нырнули в нее, рванули на Псел. Там густые леса и кабаньего отродья навалом. Их запрещали в то время бить, но тут речь шла не о законе, а о престиже Кравчины. По пути, еще будучи под алкогольным паром, мы консультировались у судьи Капшука - не большое ли преступление свершаем, готовясь укокошить вепря?
   Он не долго думая ответил, что по букве закона - это, конечно, гм, гм, нарушение, но если подойти к этому с другой стороны, то...
   - То что? - хором пропели мы.
   - То окажется, что это - весьма полезное дело...
   - Да уж это наверняка? - заорал восторженно Кравчина. - В этом мы будем иметь возможность убедиться нынче вечерком! Ха-ха!
   - Не говори гоп, пока не перескочишь! - едко заметил Вырвикорень.
   - А еще это полезно для торжества истины, - завершил свои раздумья Капшук, подняв указательный палец.
   - Философ! Цицерон! - кричал Кравчина, обнимая Капшука. - Тебе - самую вкусную часть вепря!
   - А какая она - самая вкусная? - поинтересовался Вырвикорень.
   - Директор ресторана - и не знаешь? - возмутился Кравчина. - Кто же тебя держит на таком месте? Рыло, братцы, мои! Ры-ы-ыло!
   - Рыло? Что же там есть? На один заглот!
   - Подавишься за один заглот! - засмеялся Кравчина. - У взрослого, матерого секача рыло - ого-го! Тушеное рыло - амброзия, божественная пища! У всякой твари есть свое вкуснейшее место. У слона - хобот, у медведя - лапа...
   - Лапа? - удивился Капшук.
   - Лапа. Ты не ел медвежатины?
   - Не довелось...
   - Тогда ты напрасно жил на свете! - авторитетно заявил Кравчина. - Эй, сержант, гони прытче! Чтобы как спутник на орбите машина летела!
   - Перевернемся!
   - Не имеем права перевернуться! - орал Кравчина. - Мы не завершили дискуссию, а значит - должны удержаться на четырех колесах! На чем мы остановились? Ага, на вкуснейших местах! У верблюда самое вкусное - горб!
   - Ты и верблюда едал? - поразился Вырвикорень.
   - Ты спроси лучше, кого я не едал! - гордо ответил Кравчина. - Моржа ел, тюленя, акулу, каракатицу, гадюку...
   - Гадюку?! - ужаснулся Капшук.
   - Именно! Вкуснятина невероятная, братцы вы мои! Огрубишь голову, раздербанишь змею пополам, посыплешь сольцой, заворачиваешь в лавровый лист, затем в капустный лист, после этого - в ямку, где только что прогорел костер. Забросать горящим углем, а позже... Стой! Приехали!
   Мы остановились на опушке над Псёлом. Внизу плескались спокойные воды реки, вокруг шумел лес. Между зелеными кронами сосен праздничными нарядами выделялись березы, осины, дубы; на землю падали золотые, червонные, оранжевые листья, ткали под ногами цветистый ковер. Пахло мхом и грибами.
   Ребята разобрали оружие, с возгласами вывалились из машины. Кравчина командовал.
   - Вы с криками и песнями идите вот так! - давал он указания. - Цепочкой, цепочкой! Да перекликайтесь, чтобы разрыва не было! А я объеду вокруг, перехвачу вас. Буду ждать около Чертовой Вербы. Знаете Чертову Вербу? Там всегда кабаны бродят!
   - Знаем! - весело орали охотники, вымахивая ружьями. - Давай шуруй!
   Кравчина рванул на машине дальше, а мы двинулись между деревьями, как он и приказал, выкрикивая кто как умел. По правую руку от меня шел Капшук, иногда я видел его фигуру между темными стволами дубов. По левую руку - Гутя. Затем я опустился в глубокую долинку, а когда выбрался, уже никого не видел. Вероятно, ребята обогнали меня.
   Я покричал, покричал, поаукал, но никто не отозвался. Где-то далеко эхом катился шум машины. Я замолчал. Стало печально, одиноко. Зачем было ехать в лес на ночь глядя? Мало Кравчине полкабана домашнего, захотелось еще в Петровку снега! Вот что с людьми делает алкоголь! И вкусная штука, а все же вреднейшая! Если бы ученые поработали над водярой, усовершенствовали. Чтоб и весело было, как выпьешь, и на здоровье не отражалось! Вот это достижение! Я бы для такого дела академию открыл, не пожалел бы денег, сотни ученых посадил за работу!
   Так размышляя, я еще немного прошел, затем решил отдохнуть. Ну его к лешему, кабана! Найдем его иль нет, а умаешься до чертиков! Кому охота - пусть бегает! А я - посижу.
   Оседлав огромный дубовый пень, я оперся на ружье я задумался. Клонило в сон. Каюсь, всегда любил в свободную минутку пойти в лесок, полежать вверх лицом под небом, подремать. Убаюкивает природа.
   Хоть я и был под хмельком, но все же на землю не лег. Иначе каюк, если ляжешь на сырую землю осенью. Парализует руки-ноги, это точно. Поэтому я решил секундочку вздремнуть сидя, а затем поковылять к Чертовой Вербе.
   Мою дрему разогнали тихие звуки. Зашуршали сухие ветки, кто-то остановился возле меня, положил руку на плечо.
   - А? Что? - кинулся я со сна. - Это ты, Кравчина?
   - Это я, сынок, - послышался тихий ответ.
   Я протер глаза, взглянув перед собою. Подскочил как ужаленный. Возле меня стоял живой отец, которого я видел только на фотографии. В гражданскую он был партизаном и погиб в бою с немцами.
   Я сразу узнал его. Та же папаха, что и на карточке, жупан, только сабли нет. Длинные казацкие усы, черные бархатные брови, острый орлиный взгляд. Во рту у меня пересохло. Начал снова и снова протирать глаза.
   - Напрасно стараешься, - усмехнулся он. - Я не призрак.
   - А как же ты?.. - пробормотал я.
   - Что?
   - Откуда? Почему тут?
   - Я за тобою...
   - Как... за мною?
   - Все уже собрались. Ждем тебя...
   - Кто собрался? - ужаснулся я.
   - Родня. Кто же еще? Пойдем.
   Он двинулся в лесную чащу. Я несмело шагал рядом. Яростно щипал себя за руки, за уши. Но фигура отца не исчезала, я слышал его дыхание, видел широкую спину, высокую смушковую шапку.
   - Тату!
   - Что? - не оборачиваясь, отозвался он.
   - А как же...
   - Что?
   - Ты же умер...
   - Ну?
   - А теперь - живой?
   - Так. ты не рад?
   - Что ты? Я рад. Только ведь это неправда?
   - Что неправда?
   - То, что я тебя вижу?
   - А разве не видишь? - удивился отец.