Страница:
«Сегодня перед человечеством стоит критическая и безотлагательная альтернатива – или расширяющееся мирное сотрудничество и прогресс, или разъединение и конфликты, даже истребление. Мы – представители государств – членов Организации Объединенных Наций, вновь подтверждаем нашу решимость сделать все возможное для того, чтобы обеспечить прочный мир на земле, соблюдать цели и принципы, изложенные в Уставе, и выражаем полную уверенность в том, что действия Организации Объединенных Наций будут способствовать продвижению человечества по пути мира, справедливости и прогресса».В выполнении этого торжественного обязательства – залог будущих успехов Организации Объединенных Наций. Друзья ООН с удовлетворением отмечают рост авторитета этой организации. Советский Союз придает ей большое значение, потому что видит в ней полезный инструмент международного сотрудничества в борьбе за мир и всеобщую безопасность.
Новые горизонты
СЛОЖНОСТИ МЕЖСОЮЗНИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ
Военное планирование
Поднятый в Тегеране вопрос о военном планировании требовал дальнейшей разработки. Этими проблемами в основном занимались советская и американская стороны, исходя из обмена мнениями, состоявшегося при встречах главы Советского правительства и американского президента в иранской столице. В частности, речь шла о так называемых челночных полетах американских самолетов. Вылетев с Запада и сбросив запас бомб над Германией, американские эскадрильи могли бы приземляться на советской территории, где они заправлялись бы горючим, брали новый груз бомб и выполняли бы ту же операцию на обратном пути. Для обсуждения этого вопроса посол А. Гарриман посетил И. В. Сталина в Кремле 2 февраля 1944 г.
Сформулировав суть проблемы, посол подчеркнул, что, имея в своем распоряжении аэродромы на территории Советского Союза, американская авиация могла бы, стартуя из Англии и Италии, бомбить территорию Германии. Теперь же бомбежки проводятся обычно по периферии, а в случае нападения на отдельные объекты пилотам нередко приходится пробиваться обратно той же трассой, порой на поврежденных самолетах, преследуемых целой стаей германских истребителей-перехватчиков.
– Сколько самолетов будет участвовать в челночных операциях? – спросил Сталин.
– Мы думаем производить от одного до трех полетов по 120 машин в каждом, – ответил посол.
– Должны ли русские снабжать эти самолеты горючим?
– Нет, горючее, бомбы и необходимые запасные части поступят из Соединенных Штатов.
– А кто будет обслуживать самолеты – американцы или русские?
– Видимо, придется доставить определенное число американских специалистов, особенно по обслуживанию тяжелых бомбардировщиков Б-17 и Б-24. Если же русские смогут обеспечить наземный персонал, который работал бы под руководством американских специалистов, то это было бы замечательно.
Немного подумав, Сталин сказал:
– Мы относимся, к этому плану положительно. Полагаю, гитлеровцы после этого больше почувствуют силу ударов союзников.
Согласованной таким образом «челночной» операции было дано кодовое название «Фрэнтик» (мощный). Для начала Сталин предложил предоставить на советской территории аэродромы для приема от 150 до 200 тяжелых бомбардировщиков. Он также дал разрешение ежедневно приземляться на советской территории американским фоторазведывательным самолетам, причем один из них прилетал бы из Италии, а другой – из Англии.
– При фотографировании целей на территории Германии, – сказал Гарриман, – наши разведчики охотно будут уделять специальное внимание тем районам, которые представляют особый интерес для Красной Армии.
Сталин поблагодарил, а затем стал спрашивать относительно октанового числа топлива, которым пользуются американские самолеты, о том, как будет поддерживаться связь с землей, и о возможном языковом барьере в этой связи. Гарриман сказал, что он даст поручение главе американской военной миссии генералу Дину согласовать все эти практические вопросы с советскими специалистами.
Так советской стороной был благожелательно и быстро решен вопрос, считавшийся американским правительством чрезвычайно важным.
Второй вопрос, интересовавший Гарримана во время этой беседы, касался получения авиационных баз в Приморье. Такими базами американцы хотели воспользоваться для усиления воздушного наступления на Японию. Однако на данном этапе Советское правительство не проявило готовности вести переговоры по данной теме.
– Мы по-прежнему опасаемся, как бы предоставление вам баз не спровоцировало японское нападение до того, как наши вооруженные силы на Дальнем Востоке будут переоснащены и усилены, – пояснил Сталин.
Гарриман отнесся к этому с пониманием.
– Мы хотим, – продолжал Сталин, – перебросить на Дальний Восток четыре пехотных корпуса. Но это не может быть сделано, пока германская мощь на Западе не сокрушена. Как только это произойдет и войска будут переброшены, японские провокации нам станут неопасны.
На вопрос о том, готова ли советская сторона обмениваться с США разведывательными данными относительно Японии, Сталин ответил положительно, хотя и добавил, что информация, которой располагает Москва, небогата.
Затем Сталин рассказал Гарриману о том, как на одном из официальных приемов в Токио начальник японского генерального штаба Сугияма в беседе с советским представителем выразил желание встретиться с главой Советского правительства.
– Сугияма, – продолжал Сталин, – сказал, что немцы ничего не значат для японцев и что их договор с Германией – не больше, чем клочок бумаги. Я, конечно, не собираюсь встречаться с Сугиямой, – добавил Сталин, – и мы не дали японцам никакого ответа.
Вместе с тем Сталин высказал мнение, что это обращение японских политиков свидетельствует об их страхе перед будущим. Страх так велик, что высокопоставленный японский деятель обратился по столь деликатному делу к рядовому советскому представителю.
– Другое свидетельство изменения японской позиции, – сказал далее Сталин, – нашло выражение в сделанном нам японцами предложении передать Советскому Союзу нефтяные и угольные концессии на Северном Сахалине. Об этой сделке речь шла еще в апреле 1941 года и имелось в виду все оформить в октябре того же года. Но японцы тянули дело на протяжении всех этих лет. Теперь они внезапно выразили готовность реализовать имевшуюся договоренность. Это еще один признак нервозности Токио.
Затем Сталин проинформировал Гарримана о полученных Советским правительством сведениях, согласно которым японцы могут вскоре начать отступление из захваченных ими обширных районов.
– А где будет проходить новая линия обороны? – поинтересовался Гарриман.
– Я не уверен в деталях, – ответил Сталин, – но, судя по всему, она пройдет через Шанхай, полуостров Шаньдун, Маньчжурию и вокруг Японских островов. Японцы, согласно данной информации, не будут использовать свои главные силы для защиты внешнего периметра, а передвинут войска к более удобной, внутренней линии. Ее им легче будет защищать.
Как видим, Гарриман получил весьма ценную информацию о Японии. Согласившись на обмен разведывательными сведениями, советская сторона тем самым подтвердила свою готовность к конкретному сотрудничеству. Не удивительно, что Гарриман остался весьма доволен этой встречей. Вернувшись в посольство, он составил Рузвельту подробный отчет о беседе, добавив, что «Сталин не мог быть более дружественным, чем в этот вечер».
Добрая воля советской стороны была также продемонстрирована награждением генералов Маршалла и Эйзенхауэра орденами Суворова.
10 февраля Гарриман встретился с наркомом внешней торговли А. И. Микояном. Беседа касалась хода американских поставок в Советский Союз. А. И. Микоян выразил удовлетворение успешным поступлением грузов, идущих по южному маршруту, через Персидский залив. Он сказал далее, что Советское правительство хотело бы наградить американских представителей особенно много сделавших для организации этого дела. Посол обещал проконсультироваться с государственным секретарем К. Хэллом, с тем чтобы были соблюдены американские законы относительно получения гражданами США иностранных орденов.
Этот вопрос быстро уладили, и 15 апреля Указом Президиума Верховного Совета СССР большая группа американских офицеров была награждена за организацию поставок продовольствия Советскому Союзу и большую помощь Красной Армии в борьбе с фашистскими захватчиками. Генерал Коннели, ведавший всей этой работой, был удостоен ордена Суворова II степени.
Сформулировав суть проблемы, посол подчеркнул, что, имея в своем распоряжении аэродромы на территории Советского Союза, американская авиация могла бы, стартуя из Англии и Италии, бомбить территорию Германии. Теперь же бомбежки проводятся обычно по периферии, а в случае нападения на отдельные объекты пилотам нередко приходится пробиваться обратно той же трассой, порой на поврежденных самолетах, преследуемых целой стаей германских истребителей-перехватчиков.
– Сколько самолетов будет участвовать в челночных операциях? – спросил Сталин.
– Мы думаем производить от одного до трех полетов по 120 машин в каждом, – ответил посол.
– Должны ли русские снабжать эти самолеты горючим?
– Нет, горючее, бомбы и необходимые запасные части поступят из Соединенных Штатов.
– А кто будет обслуживать самолеты – американцы или русские?
– Видимо, придется доставить определенное число американских специалистов, особенно по обслуживанию тяжелых бомбардировщиков Б-17 и Б-24. Если же русские смогут обеспечить наземный персонал, который работал бы под руководством американских специалистов, то это было бы замечательно.
Немного подумав, Сталин сказал:
– Мы относимся, к этому плану положительно. Полагаю, гитлеровцы после этого больше почувствуют силу ударов союзников.
Согласованной таким образом «челночной» операции было дано кодовое название «Фрэнтик» (мощный). Для начала Сталин предложил предоставить на советской территории аэродромы для приема от 150 до 200 тяжелых бомбардировщиков. Он также дал разрешение ежедневно приземляться на советской территории американским фоторазведывательным самолетам, причем один из них прилетал бы из Италии, а другой – из Англии.
– При фотографировании целей на территории Германии, – сказал Гарриман, – наши разведчики охотно будут уделять специальное внимание тем районам, которые представляют особый интерес для Красной Армии.
Сталин поблагодарил, а затем стал спрашивать относительно октанового числа топлива, которым пользуются американские самолеты, о том, как будет поддерживаться связь с землей, и о возможном языковом барьере в этой связи. Гарриман сказал, что он даст поручение главе американской военной миссии генералу Дину согласовать все эти практические вопросы с советскими специалистами.
Так советской стороной был благожелательно и быстро решен вопрос, считавшийся американским правительством чрезвычайно важным.
Второй вопрос, интересовавший Гарримана во время этой беседы, касался получения авиационных баз в Приморье. Такими базами американцы хотели воспользоваться для усиления воздушного наступления на Японию. Однако на данном этапе Советское правительство не проявило готовности вести переговоры по данной теме.
– Мы по-прежнему опасаемся, как бы предоставление вам баз не спровоцировало японское нападение до того, как наши вооруженные силы на Дальнем Востоке будут переоснащены и усилены, – пояснил Сталин.
Гарриман отнесся к этому с пониманием.
– Мы хотим, – продолжал Сталин, – перебросить на Дальний Восток четыре пехотных корпуса. Но это не может быть сделано, пока германская мощь на Западе не сокрушена. Как только это произойдет и войска будут переброшены, японские провокации нам станут неопасны.
На вопрос о том, готова ли советская сторона обмениваться с США разведывательными данными относительно Японии, Сталин ответил положительно, хотя и добавил, что информация, которой располагает Москва, небогата.
Затем Сталин рассказал Гарриману о том, как на одном из официальных приемов в Токио начальник японского генерального штаба Сугияма в беседе с советским представителем выразил желание встретиться с главой Советского правительства.
– Сугияма, – продолжал Сталин, – сказал, что немцы ничего не значат для японцев и что их договор с Германией – не больше, чем клочок бумаги. Я, конечно, не собираюсь встречаться с Сугиямой, – добавил Сталин, – и мы не дали японцам никакого ответа.
Вместе с тем Сталин высказал мнение, что это обращение японских политиков свидетельствует об их страхе перед будущим. Страх так велик, что высокопоставленный японский деятель обратился по столь деликатному делу к рядовому советскому представителю.
– Другое свидетельство изменения японской позиции, – сказал далее Сталин, – нашло выражение в сделанном нам японцами предложении передать Советскому Союзу нефтяные и угольные концессии на Северном Сахалине. Об этой сделке речь шла еще в апреле 1941 года и имелось в виду все оформить в октябре того же года. Но японцы тянули дело на протяжении всех этих лет. Теперь они внезапно выразили готовность реализовать имевшуюся договоренность. Это еще один признак нервозности Токио.
Затем Сталин проинформировал Гарримана о полученных Советским правительством сведениях, согласно которым японцы могут вскоре начать отступление из захваченных ими обширных районов.
– А где будет проходить новая линия обороны? – поинтересовался Гарриман.
– Я не уверен в деталях, – ответил Сталин, – но, судя по всему, она пройдет через Шанхай, полуостров Шаньдун, Маньчжурию и вокруг Японских островов. Японцы, согласно данной информации, не будут использовать свои главные силы для защиты внешнего периметра, а передвинут войска к более удобной, внутренней линии. Ее им легче будет защищать.
Как видим, Гарриман получил весьма ценную информацию о Японии. Согласившись на обмен разведывательными сведениями, советская сторона тем самым подтвердила свою готовность к конкретному сотрудничеству. Не удивительно, что Гарриман остался весьма доволен этой встречей. Вернувшись в посольство, он составил Рузвельту подробный отчет о беседе, добавив, что «Сталин не мог быть более дружественным, чем в этот вечер».
Добрая воля советской стороны была также продемонстрирована награждением генералов Маршалла и Эйзенхауэра орденами Суворова.
10 февраля Гарриман встретился с наркомом внешней торговли А. И. Микояном. Беседа касалась хода американских поставок в Советский Союз. А. И. Микоян выразил удовлетворение успешным поступлением грузов, идущих по южному маршруту, через Персидский залив. Он сказал далее, что Советское правительство хотело бы наградить американских представителей особенно много сделавших для организации этого дела. Посол обещал проконсультироваться с государственным секретарем К. Хэллом, с тем чтобы были соблюдены американские законы относительно получения гражданами США иностранных орденов.
Этот вопрос быстро уладили, и 15 апреля Указом Президиума Верховного Совета СССР большая группа американских офицеров была награждена за организацию поставок продовольствия Советскому Союзу и большую помощь Красной Армии в борьбе с фашистскими захватчиками. Генерал Коннели, ведавший всей этой работой, был удостоен ордена Суворова II степени.
Скептицизм в Лондоне
В тот период во взаимоотношениях Москвы и Лондона все более ощущались негативные тенденции. Черчилль и многие его коллеги, видя, что военная ситуация быстро меняется в пользу СССР, проявляли возрастающую нервозность. Они считали, что, оказав нажим на Москву, все еще могут сохранить свои позиции в Восточной Европе и на Балканах.
Англичане стремились заручиться в этом поддержкой США, что особенно отчетливо видно из воспоминаний Гарримана о его беседах с английскими деятелями в начале мая 1944 года в Лондоне. Он сделал там кратковременную остановку по пути в Вашингтон, куда был вызван президентом Рузвельтом для консультаций.
Во время позднего обеда, на который Гарриман был приглашен британским премьером, Черчилль жаловался на то, что русские, дескать, его не понимают. Он, мол, выбивается из сил, стремясь уладить разногласия между польским эмигрантским правительством и Москвой, а ему не идут навстречу. Черчилль сказал, что добился согласия поляков на новые границы, но ничего не получил взамен. Гарриман не согласился с этой точкой зрения. Он высказал мнение, что Советское правительство имеет все основания не доверять польскому лондонскому правительству в его нынешнем составе, поскольку оно, сказал Гарриман, «находится под влиянием Сосновского и военщины, не видящей иного будущего, кроме войны против Советского Союза».
Все же Черчилль продолжал стоять на своем: ведь его вполне устраивала позиция лондонских поляков, дававшая ему возможность использовать Польшу как орудие интриг против СССР. На следующий день в ходе еще одной длинной беседы Черчилль снова говорил Гарриману о «невозможности иметь дело с русскими». Той же линии придерживался министр иностранных дел Великобритании Антони Иден. Он сказал, что серьезно сомневается в том, «может ли Британия когда-либо снова, совместно работать с русскими». Гарриман пытался разубедить Идена, говорил ему, что «путем терпения, понимания и готовности быть твердыми по принципиальным вопросам западные союзники могут развивать достаточно удовлетворительные взаимоотношения с русскими».
Итак, Лондон уже в начале 1944 года взял курс на отход от союзнических отношений с СССР, на конфронтацию с Москвой. Гарриман зафиксировал это наблюдение в своем дневнике следующим образом: «В официальном британском мнении произошел резкий поворот». Гарриман приводит далее слова лорда Бивербрука о том, что «в британском правительстве настроены антирусски».
В этом духе Черчилль и его ближайшее окружение постоянно обрабатывали американцев, стремясь вызвать у них недоверие и подозрения к целям советской политики. В тот момент все концентрировалось вокруг проблемы Польши, но в действительности вопрос стоял гораздо шире: английские правящие круги готовили почву к пересмотру совместно принятых участниками антигитлеровской коалиции решений и, в конечном счете, к отказу от планов послевоенного сотрудничества трех великих держав.
Разумеется, и в Соединенных Штатах имелись влиятельные круги, целиком разделявшие точку зрения Черчилля. К ним, в частности, относился сенатор Трумэн, который на выборах 1944 года стал вице-президентом. Происки этих кругов не могли не осложнить атмосферу взаимоотношений внутри антигитлеровской коалиции.
Англичане стремились заручиться в этом поддержкой США, что особенно отчетливо видно из воспоминаний Гарримана о его беседах с английскими деятелями в начале мая 1944 года в Лондоне. Он сделал там кратковременную остановку по пути в Вашингтон, куда был вызван президентом Рузвельтом для консультаций.
Во время позднего обеда, на который Гарриман был приглашен британским премьером, Черчилль жаловался на то, что русские, дескать, его не понимают. Он, мол, выбивается из сил, стремясь уладить разногласия между польским эмигрантским правительством и Москвой, а ему не идут навстречу. Черчилль сказал, что добился согласия поляков на новые границы, но ничего не получил взамен. Гарриман не согласился с этой точкой зрения. Он высказал мнение, что Советское правительство имеет все основания не доверять польскому лондонскому правительству в его нынешнем составе, поскольку оно, сказал Гарриман, «находится под влиянием Сосновского и военщины, не видящей иного будущего, кроме войны против Советского Союза».
Все же Черчилль продолжал стоять на своем: ведь его вполне устраивала позиция лондонских поляков, дававшая ему возможность использовать Польшу как орудие интриг против СССР. На следующий день в ходе еще одной длинной беседы Черчилль снова говорил Гарриману о «невозможности иметь дело с русскими». Той же линии придерживался министр иностранных дел Великобритании Антони Иден. Он сказал, что серьезно сомневается в том, «может ли Британия когда-либо снова, совместно работать с русскими». Гарриман пытался разубедить Идена, говорил ему, что «путем терпения, понимания и готовности быть твердыми по принципиальным вопросам западные союзники могут развивать достаточно удовлетворительные взаимоотношения с русскими».
Итак, Лондон уже в начале 1944 года взял курс на отход от союзнических отношений с СССР, на конфронтацию с Москвой. Гарриман зафиксировал это наблюдение в своем дневнике следующим образом: «В официальном британском мнении произошел резкий поворот». Гарриман приводит далее слова лорда Бивербрука о том, что «в британском правительстве настроены антирусски».
В этом духе Черчилль и его ближайшее окружение постоянно обрабатывали американцев, стремясь вызвать у них недоверие и подозрения к целям советской политики. В тот момент все концентрировалось вокруг проблемы Польши, но в действительности вопрос стоял гораздо шире: английские правящие круги готовили почву к пересмотру совместно принятых участниками антигитлеровской коалиции решений и, в конечном счете, к отказу от планов послевоенного сотрудничества трех великих держав.
Разумеется, и в Соединенных Штатах имелись влиятельные круги, целиком разделявшие точку зрения Черчилля. К ним, в частности, относился сенатор Трумэн, который на выборах 1944 года стал вице-президентом. Происки этих кругов не могли не осложнить атмосферу взаимоотношений внутри антигитлеровской коалиции.
Особые связи США и Англии
Внешняя политика США и Англии в целом по-прежнему была направлена на создание благоприятных условий для достижения определенных военных и политических целей в войне с фашистским блоком. При этом Вашингтон и Лондон уделяли особое внимание обеспечению выгодных для американских и английских господствующих классов условий послевоенного урегулирования.
Интересы монополистического капитала обусловливали развитие сотрудничества США и Англии в рамках созданного ими союза. Весной и летом 1943 года состоялись две англо-американские конференции на высшем уровне: в мае – в Вашингтоне и в августе – в Квебеке. В ходе этих конференций весьма четко обозначилось неравенство партнеров. Соединенные Штаты с их возрастающим экономическим и военным потенциалом выдвигались на первое место в системе американо-британских взаимоотношений, усиливалась их роль в решении политических и стратегических вопросов.
В создавшихся условиях правящие круги Англии стремились расширить политическое и военное сотрудничество с Вашингтоном. 19 августа в Квебеке Черчилль и Рузвельт подписали секретный документ о сотрудничестве в создании атомной бомбы. США, опередившие в этом деле Англию, согласились возобновить, хотя и в ограниченном масштабе, прерванный ими обмен информацией с англичанами. США и Англия обязались не использовать атомное оружие друг против друга и лишь с обоюдного согласия применять его против третьих стран.
Условия квебекской договоренности, особенно, положения о том, чтобы не передавать без взаимного согласия информацию об атомной бомбе другим государствам, явно отражали намерения правящих кругов США и Англии укрепить свои господствующие позиции на мировой арене. При посещении Соединенных Штатов в мае 1943 года Черчилль развивал идею «общего гражданства» англосаксонских государств, предлагал сохранить после победы структуру военного блока и обеспечить тесную согласованность действий в главных вопросах внешней политики.
Подводя итоги состоявшихся осенью того же года переговоров с Рузвельтом, британский премьер телеграфировал 12 сентября в Лондон, что планы международной организации безопасности «ни в коей мере не ставят под сомнение… естественные англо-американские особые отношения».
Однако радикальное изменение международной и военной обстановки в пользу сил демократии и прогресса затруднило проведение в жизнь западными союзниками сепаратных военно-стратегических и политических планов. Участие США и Англии в антифашистской коалиции совместно с Советским Союзом налагало на правительства этих стран определенные обязательства. Выдающиеся победы советских войск создавали предпосылки для укрепления коалиции. Широко публиковавшиеся в западной прессе данные о героической борьбе Красной Армии, о стойкости советских людей вынудили враждебные элементы сбавить тон. Постепенно начало сокращаться число различного рода антисоветских выступлений. Созданию более благоприятной атмосферы способствовало и то, что в СССР публиковались подробные данные относительно предоставленной по ленд-лизу военной помощи, а также о деятельности различных общественных «фондов помощи России» в США и Англии.
Важное значение имело и то, что в проведении курса на сотрудничество с Советским Союзом положительная роль принадлежала лично президенту Рузвельту. Он понимал, сколь существенно для США продолжение активной борьбы СССР против гитлеровской Германии. Вместе с тем Рузвельт должен был учитывать давление определенных элементов в американской правящей верхушке, выступавших против реалистического курса в отношениях с Советским государством. Отсюда известная двойственность курса США и Англии в вопросе об отношениях с Советским Союзом. При всем том, однако, сотрудничество с СССР представлялось руководящим деятелям США наиболее правильной политикой. Это обусловило провал планов тех группировок на Западе, которые рассчитывали на взаимное истощение гитлеровской Германии и Советского Союза.
Но все же отношения между главными участниками антигитлеровской коалиции продолжали оставаться сложными. В обстановке коренного перелома в войне правящие круги США и Англии стремились повсеместно ограничить рост левых сил, затруднить рост движения Сопротивления, не допустить демократических революций. Западные союзники укрепляли связи с теми социальными группами движения Сопротивления, которые рассчитывали восстановить старые буржуазные режимы. Испытывая страх перед борющимися народными массами, они сокращали помощь патриотическим силам, выступавшим за обновление всей государственной структуры после изгнания оккупантов.
Правительства США и Англии стремились повлиять в желательном для них направлении на отношения СССР с восточноевропейскими странами, которые могли быть освобождены советскими войсками. Американский посол в Англии Д. Вайнант телеграфировал 26 июля президенту Рузвельту, что с развитием советского наступления Лондон и Вашингтон должны «повлиять на русские условия капитуляции и оккупации территорий союзных и вражеских государств».
Поскольку западные союзники отдавали предпочтение монархическим, консервативным элементам в Восточной и Юго-Восточной Европе, они ориентировались на враждебные социализму и демократии силы. В Югославии, например, английское правительство, несмотря на установленные в мае 1943 года связи с партизанами, возглавляемыми И. Б. Тито, продолжало оказывать поддержку королевскому эмигрантскому правительству и четникам Михайловича. Цели подобной тактики были очевидны. Один из английских чиновников разъяснял весной 1943 года, что Лондон хочет «иметь в своем распоряжении вооруженную силу для предотвращения анархии и коммунистического хаоса после отступления Оси».
В Италии после свержения Муссолини западные союзники стремились не допустить глубоких демократических преобразований. Еще до вступления англо-американских войск в Южную Италию они установили контакт с консервативно-монархическими кругами, заинтересованными в сохранении господства итальянского монополистического капитала.
По отношению к Франции Вашингтон и Лондон проводили политику, объективно задерживавшую сплочение антифашистских сил. Западные союзники, особенно США, с самого начала отрицательно реагировали на просьбу о признании французского Комитета национального освобождения. Американские правящие круги намеревались подчинить своему влиянию Францию и ее колонии. В Вашингтоне исходили из предположения, что в результате войны Франция надолго перейдет в разряд второстепенных государств и это облегчит реализацию американских планов установления господства США в Западной Европе. Не желая подлинного возрождения Франции, США противились созданию централизованных французских органов управления. По мнению Рузвельта, «со вступлением союзных армий на территорию Франции она должна будет рассматриваться как оккупированная страна, подчиняющаяся американским и английским военным властям». Правящие круги США явно стремились к тому, чтобы расколоть французский Комитет национального освобождения, удалить из него сторонников генерала де Голля и создать комитет, послушный западным союзникам.
Однако героические действия сил французского Сопротивления, решительное выступление советской дипломатии в пользу признания французского Комитета национального освобождения заставили Соединенные Штаты в конце концов уступить. Все же ни английский, ни американский проекты признания не были приемлемыми для Советского правительства, поскольку в них ущемлялись национальные интересы французского народа. Поэтому было согласовано, что СССР, США и Англия выступят со своими заявлениями раздельно, но одновременно – 26 августа 1943 г.
Свои специфические цели западные союзники преследовали также в ведении войны на Тихом океане, в Восточной и Юго-Восточной Азии. Некоторые видные деятели США вопреки ранее принятым решениям считать нацистскую Германию главным противником весьма настойчиво выступали за концентрацию усилий на тихоокеанском театре военных действий. Однако Рузвельт, реально оценивая перспективы развития второй мировой войны, не принимал во внимание доводы сторонников «тихоокеанской стратегии». Он считал подобные концепции опасными для всего американского курса. Группировавшиеся вокруг президента политики отдавали себе отчет в том, что гитлеровская Германия значительно сильнее Японии и что именно нацистов необходимо разгромить в первую очередь.
Правящие круги США, рассчитывая максимально использовать в войне против Японии ресурсы государств Восточной и Юго-Восточной Азии и надеясь в последующем прибрать к рукам эти богатейшие районы, демагогически выдвигали лозунги антиколониализма. Однако они не решались оказать давление на английского партнера в вопросе о независимости Индии и других британских владений. Черчилль же открыто выступал за сохранение колониального господства Англии.
Интересы монополистического капитала обусловливали развитие сотрудничества США и Англии в рамках созданного ими союза. Весной и летом 1943 года состоялись две англо-американские конференции на высшем уровне: в мае – в Вашингтоне и в августе – в Квебеке. В ходе этих конференций весьма четко обозначилось неравенство партнеров. Соединенные Штаты с их возрастающим экономическим и военным потенциалом выдвигались на первое место в системе американо-британских взаимоотношений, усиливалась их роль в решении политических и стратегических вопросов.
В создавшихся условиях правящие круги Англии стремились расширить политическое и военное сотрудничество с Вашингтоном. 19 августа в Квебеке Черчилль и Рузвельт подписали секретный документ о сотрудничестве в создании атомной бомбы. США, опередившие в этом деле Англию, согласились возобновить, хотя и в ограниченном масштабе, прерванный ими обмен информацией с англичанами. США и Англия обязались не использовать атомное оружие друг против друга и лишь с обоюдного согласия применять его против третьих стран.
Условия квебекской договоренности, особенно, положения о том, чтобы не передавать без взаимного согласия информацию об атомной бомбе другим государствам, явно отражали намерения правящих кругов США и Англии укрепить свои господствующие позиции на мировой арене. При посещении Соединенных Штатов в мае 1943 года Черчилль развивал идею «общего гражданства» англосаксонских государств, предлагал сохранить после победы структуру военного блока и обеспечить тесную согласованность действий в главных вопросах внешней политики.
Подводя итоги состоявшихся осенью того же года переговоров с Рузвельтом, британский премьер телеграфировал 12 сентября в Лондон, что планы международной организации безопасности «ни в коей мере не ставят под сомнение… естественные англо-американские особые отношения».
Однако радикальное изменение международной и военной обстановки в пользу сил демократии и прогресса затруднило проведение в жизнь западными союзниками сепаратных военно-стратегических и политических планов. Участие США и Англии в антифашистской коалиции совместно с Советским Союзом налагало на правительства этих стран определенные обязательства. Выдающиеся победы советских войск создавали предпосылки для укрепления коалиции. Широко публиковавшиеся в западной прессе данные о героической борьбе Красной Армии, о стойкости советских людей вынудили враждебные элементы сбавить тон. Постепенно начало сокращаться число различного рода антисоветских выступлений. Созданию более благоприятной атмосферы способствовало и то, что в СССР публиковались подробные данные относительно предоставленной по ленд-лизу военной помощи, а также о деятельности различных общественных «фондов помощи России» в США и Англии.
Важное значение имело и то, что в проведении курса на сотрудничество с Советским Союзом положительная роль принадлежала лично президенту Рузвельту. Он понимал, сколь существенно для США продолжение активной борьбы СССР против гитлеровской Германии. Вместе с тем Рузвельт должен был учитывать давление определенных элементов в американской правящей верхушке, выступавших против реалистического курса в отношениях с Советским государством. Отсюда известная двойственность курса США и Англии в вопросе об отношениях с Советским Союзом. При всем том, однако, сотрудничество с СССР представлялось руководящим деятелям США наиболее правильной политикой. Это обусловило провал планов тех группировок на Западе, которые рассчитывали на взаимное истощение гитлеровской Германии и Советского Союза.
Но все же отношения между главными участниками антигитлеровской коалиции продолжали оставаться сложными. В обстановке коренного перелома в войне правящие круги США и Англии стремились повсеместно ограничить рост левых сил, затруднить рост движения Сопротивления, не допустить демократических революций. Западные союзники укрепляли связи с теми социальными группами движения Сопротивления, которые рассчитывали восстановить старые буржуазные режимы. Испытывая страх перед борющимися народными массами, они сокращали помощь патриотическим силам, выступавшим за обновление всей государственной структуры после изгнания оккупантов.
Правительства США и Англии стремились повлиять в желательном для них направлении на отношения СССР с восточноевропейскими странами, которые могли быть освобождены советскими войсками. Американский посол в Англии Д. Вайнант телеграфировал 26 июля президенту Рузвельту, что с развитием советского наступления Лондон и Вашингтон должны «повлиять на русские условия капитуляции и оккупации территорий союзных и вражеских государств».
Поскольку западные союзники отдавали предпочтение монархическим, консервативным элементам в Восточной и Юго-Восточной Европе, они ориентировались на враждебные социализму и демократии силы. В Югославии, например, английское правительство, несмотря на установленные в мае 1943 года связи с партизанами, возглавляемыми И. Б. Тито, продолжало оказывать поддержку королевскому эмигрантскому правительству и четникам Михайловича. Цели подобной тактики были очевидны. Один из английских чиновников разъяснял весной 1943 года, что Лондон хочет «иметь в своем распоряжении вооруженную силу для предотвращения анархии и коммунистического хаоса после отступления Оси».
В Италии после свержения Муссолини западные союзники стремились не допустить глубоких демократических преобразований. Еще до вступления англо-американских войск в Южную Италию они установили контакт с консервативно-монархическими кругами, заинтересованными в сохранении господства итальянского монополистического капитала.
По отношению к Франции Вашингтон и Лондон проводили политику, объективно задерживавшую сплочение антифашистских сил. Западные союзники, особенно США, с самого начала отрицательно реагировали на просьбу о признании французского Комитета национального освобождения. Американские правящие круги намеревались подчинить своему влиянию Францию и ее колонии. В Вашингтоне исходили из предположения, что в результате войны Франция надолго перейдет в разряд второстепенных государств и это облегчит реализацию американских планов установления господства США в Западной Европе. Не желая подлинного возрождения Франции, США противились созданию централизованных французских органов управления. По мнению Рузвельта, «со вступлением союзных армий на территорию Франции она должна будет рассматриваться как оккупированная страна, подчиняющаяся американским и английским военным властям». Правящие круги США явно стремились к тому, чтобы расколоть французский Комитет национального освобождения, удалить из него сторонников генерала де Голля и создать комитет, послушный западным союзникам.
Однако героические действия сил французского Сопротивления, решительное выступление советской дипломатии в пользу признания французского Комитета национального освобождения заставили Соединенные Штаты в конце концов уступить. Все же ни английский, ни американский проекты признания не были приемлемыми для Советского правительства, поскольку в них ущемлялись национальные интересы французского народа. Поэтому было согласовано, что СССР, США и Англия выступят со своими заявлениями раздельно, но одновременно – 26 августа 1943 г.
Свои специфические цели западные союзники преследовали также в ведении войны на Тихом океане, в Восточной и Юго-Восточной Азии. Некоторые видные деятели США вопреки ранее принятым решениям считать нацистскую Германию главным противником весьма настойчиво выступали за концентрацию усилий на тихоокеанском театре военных действий. Однако Рузвельт, реально оценивая перспективы развития второй мировой войны, не принимал во внимание доводы сторонников «тихоокеанской стратегии». Он считал подобные концепции опасными для всего американского курса. Группировавшиеся вокруг президента политики отдавали себе отчет в том, что гитлеровская Германия значительно сильнее Японии и что именно нацистов необходимо разгромить в первую очередь.
Правящие круги США, рассчитывая максимально использовать в войне против Японии ресурсы государств Восточной и Юго-Восточной Азии и надеясь в последующем прибрать к рукам эти богатейшие районы, демагогически выдвигали лозунги антиколониализма. Однако они не решались оказать давление на английского партнера в вопросе о независимости Индии и других британских владений. Черчилль же открыто выступал за сохранение колониального господства Англии.
За государственной границей
В первой половине июля 1944 года войска 1-го Прибалтийского фронта продвинулись на глубину до 140 км, открыв себе путь к подступам Восточной Пруссии. На этом направлении немецкое командование сосредоточило крупную группировку. Оно стянуло в район Вильнюса отступавшие части и соединения 3-й танковой армии. Гарнизон города насчитывал 15 тыс. солдат и офицеров. Кроме того, сюда было подтянуто еще несколько дивизий. Однако все попытки приостановить наступление советских войск оказались безуспешными. В ходе пятидневных напряженных боев части Красной Армии уничтожили группировку врага и 13 июля освободили Вильнюс.
В дальнейшем удалось сокрушить стратегический фронт противника. Преследуя отступавшего врага, Красная Армия освободила почти всю Белоруссию и значительную часть Литвы, продвинувшись на запад до 500 км.
Войска 1-го Белорусского фронта, освободив Белоруссию, двигались в общем направлении на Варшаву. 31 июля 2-я танковая армия завязала бои на ближних подступах к предместью Варшавы – Праге. 8-я гвардейская и 69-я армии левого крыла 1-го Белорусского фронта в период с 27 июля по 4 августа форсировали Вислу южнее Варшавы и захватили плацдарм на ее западном берегу. Разгорелись ожесточенные бои за укрепление и расширение плацдармов.
В течение июля и августа 1-й Прибалтийский, 1-й, 2-й и 3-й Белорусские фронты добились больших успехов. Ведя упорные бои, они продвинулись на глубину в 260–400 км и расширили фронт наступления до тысячи километров. Однако усилившееся сопротивление врага наряду с большим удлинением наших коммуникаций и усталостью войск, непрерывно продвигавшихся с боями вперед более двух месяцев, обусловило прекращение наступления. 29 августа войска четырех фронтов получили приказ Ставки Верховного Главнокомандования перейти к обороне на фронте от Елгавы до Юзефува. Грандиозное наступление, начатое 23 июня на центральном участке советско-германского фронта, завершилось. В сентябре лишь небольшая часть сил
1-го и 2-го Белорусских фронтов продолжала наступательные действия.
По директивам Ставки от 29 августа армии левого крыла
2-го Белорусского фронта должны были 4–5 сентября достичь реки Нарев, захватить плацдарм в районе Остроленки и перейти к обороне. Одновременно армиям правого крыла 1-го Белорусского фронта надлежало выйти на всем протяжении к реке Нарев, овладев западными плацдармами, после чего перейти к обороне. Оба фронта выполнили поставленные задачи к середине сентября. К этому же времени советские войска освободили предместье Варшавы – Прагу.
Одним из важнейших итогов побед на центральном участке фронта в июле – августе 1944 года было освобождение Красной Армией в боевом содружестве с польской армией почти всех польских земель к востоку от Вислы. На этой территории, составлявшей четвертую часть Польши, в 1944 году проживало примерно 5,6 млн. человек.
Советские войска вступали на территорию Польши в целом в благоприятных политических условиях, подготовленных длительной борьбой населения против гитлеровских захватчиков. Польские патриоты не примирились с кровавой фашистской оккупацией, уничтожившей независимость их государства.
Благодаря усилиям Польской рабочей партии, направленным на консолидацию демократических сил, в 1943 году сложились реальные условия для образования антифашистского национального фронта. К этому времени в стране произошли серьезные классовые сдвиги. Широкие массы рабочих, крестьян, интеллигенции, убеждаясь в правильности политики Польской рабочей партии, все активнее ее поддерживали в борьбе за установление единства действий в национально-освободительном движении.
В ноябре 1943 года Польская рабочая партия выступила с декларацией «За что мы боремся». В этом документе, имевшем историческое значение, излагалась программа создания новой, народной Польши. 15 декабря 1943 г. по инициативе Польской рабочей партии был опубликован Манифест демократических, общественно-политических и военных организаций Польши. В нем говорилось о решении создать верховный орган власти польского народа и определялась его общая политическая платформа.
В дальнейшем удалось сокрушить стратегический фронт противника. Преследуя отступавшего врага, Красная Армия освободила почти всю Белоруссию и значительную часть Литвы, продвинувшись на запад до 500 км.
Войска 1-го Белорусского фронта, освободив Белоруссию, двигались в общем направлении на Варшаву. 31 июля 2-я танковая армия завязала бои на ближних подступах к предместью Варшавы – Праге. 8-я гвардейская и 69-я армии левого крыла 1-го Белорусского фронта в период с 27 июля по 4 августа форсировали Вислу южнее Варшавы и захватили плацдарм на ее западном берегу. Разгорелись ожесточенные бои за укрепление и расширение плацдармов.
В течение июля и августа 1-й Прибалтийский, 1-й, 2-й и 3-й Белорусские фронты добились больших успехов. Ведя упорные бои, они продвинулись на глубину в 260–400 км и расширили фронт наступления до тысячи километров. Однако усилившееся сопротивление врага наряду с большим удлинением наших коммуникаций и усталостью войск, непрерывно продвигавшихся с боями вперед более двух месяцев, обусловило прекращение наступления. 29 августа войска четырех фронтов получили приказ Ставки Верховного Главнокомандования перейти к обороне на фронте от Елгавы до Юзефува. Грандиозное наступление, начатое 23 июня на центральном участке советско-германского фронта, завершилось. В сентябре лишь небольшая часть сил
1-го и 2-го Белорусских фронтов продолжала наступательные действия.
По директивам Ставки от 29 августа армии левого крыла
2-го Белорусского фронта должны были 4–5 сентября достичь реки Нарев, захватить плацдарм в районе Остроленки и перейти к обороне. Одновременно армиям правого крыла 1-го Белорусского фронта надлежало выйти на всем протяжении к реке Нарев, овладев западными плацдармами, после чего перейти к обороне. Оба фронта выполнили поставленные задачи к середине сентября. К этому же времени советские войска освободили предместье Варшавы – Прагу.
Одним из важнейших итогов побед на центральном участке фронта в июле – августе 1944 года было освобождение Красной Армией в боевом содружестве с польской армией почти всех польских земель к востоку от Вислы. На этой территории, составлявшей четвертую часть Польши, в 1944 году проживало примерно 5,6 млн. человек.
Советские войска вступали на территорию Польши в целом в благоприятных политических условиях, подготовленных длительной борьбой населения против гитлеровских захватчиков. Польские патриоты не примирились с кровавой фашистской оккупацией, уничтожившей независимость их государства.
Благодаря усилиям Польской рабочей партии, направленным на консолидацию демократических сил, в 1943 году сложились реальные условия для образования антифашистского национального фронта. К этому времени в стране произошли серьезные классовые сдвиги. Широкие массы рабочих, крестьян, интеллигенции, убеждаясь в правильности политики Польской рабочей партии, все активнее ее поддерживали в борьбе за установление единства действий в национально-освободительном движении.
В ноябре 1943 года Польская рабочая партия выступила с декларацией «За что мы боремся». В этом документе, имевшем историческое значение, излагалась программа создания новой, народной Польши. 15 декабря 1943 г. по инициативе Польской рабочей партии был опубликован Манифест демократических, общественно-политических и военных организаций Польши. В нем говорилось о решении создать верховный орган власти польского народа и определялась его общая политическая платформа.