Беркеши Андраш. Агент № 13

   Казмер чувствовал, что ответ его был не очень учтивым да и голос противно дрожал.
   — Этот дом — мой дом…
   — Ты уже столько раз напоминал об этом, дядя, что я при всем желании не смогу этого забыть, — уже спокойно, с примирительными нотками в голосе и даже с улыбкой подтвердил Казмер.
   — И я волен приглашать к себе в гости кого захочу. Поэтому я требую от тебя соблюдать приличия по отношению к моим гостям.
   — Блестяще! — отозвался Казмер. — А я ради тебя буду ползать перед этой иноземщиной на брюхе? Нет уж, дудки! Да и тебя я не понимаю, чего это ты перед ними кривляешься? Ты же не дипломат, чтобы так-то уж ухаживать за ними!
   — Никто от тебя не требует, чтобы ты ползал, как ты выражаешься, на брюхе!..
   Казмер сел на тахту и, с неприязнью посмотрев на дядю, сказал:
   — Может, хватит поучать меня? Если хочешь, я могу немедленно покинуть твой дом. Жалею, что не сделал этого раньше. Мне было тошно смотреть, как профессор Табори угодничает перед этими подонками.
   — Меннель не был подонком.
   — Все равно. Мне он был просто противен.
   — Прежде ты этого не говорил.
   — Потому что ты не спрашивал. Настолько тебя очаровал этот неофашист. А он был им. Я ведь тоже с ним побеседовал. Я почему-то считал, что человек, отсидев четыре года в Бухенвальде, никогда не забудет это время. Но я ошибся: ты все забыл. Все на свете. Или не хочешь помнить.
   — Я ничего не забыл, — проворчал Табори, мрачнея. — Виктор Меннель за Бухенвальд не отвечает.
   — Возможно. Но я видел все это. Был там на экскурсии. И не требуй от меня, чтобы я заискивал перед твоими дорогими гостями!
   — Никто не заставляет тебя заискивать перед кем-то. Но твои вульгарные замечания отвратительны.
   — А мне было отвратительно зрелище фабрики смерти. Так что не учи меня этикету.
   В это время в гостиную вошла Лиза, и они прекратили разговор.
   — Бланка попросила меня похозяйничать у вас сегодня. Я пришла. Хотите кофе?
   — Спасибо, но, пожалуй, попозже, — попросил Табори. — Как она себя чувствует?
   — Ей лучше, однако серьезное обследование у хорошего врача ей не повредило бы, — сказала Лиза. Поняв по мрачному виду Казмера, что он опять поругался с Матэ, она не удержалась:
   — Что с тобой? Ты будто в воду опущенный!
   — Да вот дядюшке не нравится, что я нелюбезен с его доктором Ху-Хубером…
   — Мой племянничек любит преувеличивать, — примирительным тоном заметил Табори. Скрипнула садовая калитка. По тропинке медленной, тяжелой поступью приближался Оскар Шалго со своей неизменной дымящейся сигарой во рту, в потрепанной соломенной шляпе, надежно укрывавшей от солнца его круглое лицо.
   «Тебя только не хватало, — раздраженно подумал профессор. — Святая троица в сборе. Ну, держись, Табори!»
   — Слава всевышнему! — крикнул ему толстяк. — Наконец-то тучи покинули твое чело.
   — Чело?
   — Ну да, оно же было мрачное, как дождливое небо, — подтвердил Шалго и перевел взгляд на Табори-младшего. — Привет, Казмер. Давно вернулся?
   — Сегодня утром, — ответил Казмер.
   — Забавно. Как же это я не расслышал знакомый рев мотора?
   Шалго добрался до стола и завладел коньячной бутылкой.
   — Я оставил машину внизу, на станции обслуживания, — объяснил Казмер. — Возьмите чистую рюмку в серванте.
   — Ты предлагаешь мне выпить? Что ж, не возражаю.
   — Только не увлекайся, пожалуйста! — предостерегла его Лиза. — Сегодня ты уже выполнил норму.
   Шалго некоторое время разглядывал рюмку с коньяком на свет, затем плюхнулся в кресло и без всякого перехода вдруг спросил:
   — Казмер, а где ты был ночью с девятнадцатого на двадцатое?
   — А с какой стороны это может вас интересовать?
   Казмер как-то странно заглянул сверху в лицо толстяка.
   — Да не меня. Майор Балинт из милиции спрашивал. А я сейчас вспомнил.
   — Почему же он спросил об этом вас?
   — Действительно странно. Как иногда ты бываешь несокрушимо прав.
   Казмер, заметно волнуясь, достал сигарету.
   — И как пришло в голову этому майору вынюхивать обо мне стороной всякие сведения?
   — Это его обязанность, — сказал Табори. — Не забывай, произошло убийство. В таких случаях принято проверять алиби всех без исключения. Правильно я говорю, Оскар?
   Шалго пододвинул к себе пепельницу.
   — Лучше не смог бы выразить эту мысль даже я, — подтвердил он. — Алиби очень важно. Особенно сейчас.
   — Сейчас? Почему сейчас? А вчера оно не было важно? Или позавчера? — уже более спокойно выразил свое удивление Казмер.
   Шалго отметил про себя, что инженер хорошо владеет собой.
   — Сейчас потому, — пояснил он, — что следствие взял в свои руки полковник Кара из Будапешта. А он не новичок. И у меня такое ощущение, что он скоро задаст тебе, Казмер, тот же самый вопрос: где ты был двадцатого июля, между двумя часами ночи и десятью утра? И тебе придется ответить на него. Вот я и хотел, чтобы ты был готов к такому вопросу.
   Казмер задумчиво погладил подбородок.
 
 
   А в это самое время полковник Кара сидел в «штабе» следственной группы — в комнате на втором этаже здания поселкового совета — и внимательно просматривал поступившие оперативные донесения. К сожалению, в них было много пробелов, и это соответственно рождало новые вопросы.
   — Так что же мы знаем о Матэ Табори? — спросил он. — От Домбаи еще не поступили материалы?
   — Пришел ответ из архива: в картотеке не значится, — ответил Фельмери.
   — Оказывается, он не так уж и стар, наш профессор, — заглянув в одну из бумаг, заметил Кара. — Родился в четырнадцатом году.
   — Ему пятьдесят пять, и он в отличнейшей форме, — подтвердил майор Балинт.
   Кара вслух стал читать справку:
   — «…Вдов, жена умерла в марте тысяча девятьсот сорок шестого года…»
   — Неудачные роды, — пояснил Балинт. — Но дочка осталась в живых. Сейчас она чемпионка страны по теннису. Входит в состав сборной Венгрии. В настоящее время уехала на соревнования в Калифорнию.
   — Это я знаю, — взглянув на него, сказал полковник. — Но я почему-то считал, что и Казмер его сын.
   — Нет, Казмер усыновлен сестрой профессора, Бланкой Табори. Она взяла его в июле сорок пятого из веспремского детдома.
   — А кто его родители? — спросил Фельмери.
   — Не знаю. Я не проверял. Не думал, что это существенно.
   — Посмотреть не мешает, — посоветовал Кара. — Меннель жил у них. Желательно знать об этом семействе все. Словом, как можно больше.
   — Хорошо, я себе заметил, — сказал Балинт. — Есть еще одно обстоятельство. В документах оно, правда, не отражено, но хочу обратить на это ваше внимание: до войны Матэ Табори проживал в Дании. После оккупации страны сражался вместе с датскими патриотами против нацистов. В сорок втором он и его жена были схвачены гестапо и отправлены в Бухенвальд, где пробыли вплоть до освобождения лагеря.
   — Это интересно. А его сестра?
   — Она жила всю войну в Будапеште. Преподавала рисование в гимназии. В сорок четвертом году эвакуировалась, спасаясь от бомбежек, сюда. Стала художницей. После смерти золовки решила замуж не выходить, а посвятить себя воспитанию племянницы и приемного сына. Так говорят.
   Кара промолчал. Полковник не любил старых дев. Даже если они приносили себя в жертву чему-то, подобно этой Бланке Табори. Не пожелала, значит, выйти замуж? А ведь супруги Шалго говорят, что в молодости она была на редкость красивой женщиной…
   Кара перелистал свои заметки. Теперь он уже ясно представлял себе, что следствие нужно вести сразу в двух, а вернее, даже в трех направлениях. Тогда можно рассчитывать на успех. Прежде всего нужно собрать всю необходимую информацию о гамбургской фирме «Ганза». Возможно, Домбаи уже раскопал что-нибудь в картотеке министерства. Далее нужно установить, с кем встречался Меннель в последние дни, о чем говорил, как себя вел. В-третьих, надо обязательно найти того человека, с которым он виделся и гулял по пляжу вечером накануне своей внезапной гибели. Описание внешности незнакомца довольно неопределенно, известно только, что он говорил по-французски. Это, разумеется, еще не значит, что неизвестный был действительно французом…
   Полковник подробно обсудил с Балинтом все, что предстояло тому сделать, после чего вместе с Фельмери вернулся на виллу Шалго. По дороге Кара снова пробежал глазами заключение судебно-медицинского эксперта. «Итак, непосредственная причина смерти — удушье, — думал он. — Судебный медик считает, что смерти предшествовала драка, борьба. Меннеля сначала задушили, а затем бросили в воду…»
   Шалго не оказалось дома. Кара отправился на поиски и нашел его в особняке Табори. Войдя, Кара отрекомендовался, пожал руку профессору и его племяннику, затем представил им лейтенанта Фельмери. Профессор предложил гостям коньяк и кофе.
   — Спасибо, не станем отказываться, — ответил Кара. Помешивая ложечкой кофе, он поглядывал на Табори, рассказывавшего о своем знакомстве с Меннелем.
   Собственно говоря, ничего нового Кара в его рассказе не услышал. Но все же он решил задать несколько вопросов.
   — Фирма «Ганза» была вам известна еще до приезда сюда Меннеля? — спросил он.
   — Нет, — покачал головой Табори, — я и понятия не имел, что она существует на свете.
   От Фельмери, сидевшего поодаль, не ускользнули ни настороженный взгляд инженера Казмера Табори, ни его ироническая усмешка.
   — А скажите, профессор, вы не удивились, что Виктор Меннель предложил вам купить именно те предметы лабораторного оборудования, которые были перечислены в ваших собственных списках? — Кара внимательно посмотрел на профессора.
   — Н-нет. Хотя сейчас, когда вы об этом меня спросили… Действительно странно… Минуточку… — Профессор вышел из гостиной. По всему было видно, что вопрос полковника поверг его в замешательство.
   — А ведь приятно, когда человека убивают на берегу Балатона, — вдруг сказал Казмер.
   — Приятно? — не веря своим ушам, переспросил Кара. — Кому?
   — Простите, я, может быть, неточно выразился, — поспешно добавил инженер. — Я хотел сказать, насколько вам и вашим товарищам приятнее и легче работать в таких цивилизованных местах, как наше, чем, скажем, в какой-нибудь деревушке у черта на куличках. Тут можно между допросами сходить на озеро искупаться, даже поудить рыбку. Да и убийце тоже, наверное, было проще спрятаться в камышах и даже… умыть руки. В буквальном смысле.
   — Вы знаете, об этом я как-то не подумал, — признался Кара. — В одном, однако, вы ошибаетесь. Меннеля убили не на берегу озера, а в лодке.
   — Могли убить и на берегу.
   — То есть как это?
   — Очень просто: сбили с ног, задушили, а потом, погрузив в лодку, отплыли от берега подальше и…
   — Вы считаете, что убийца был не один?
   — Могло их быть и несколько, — совершенно спокойно подтвердил Казмер. — Но предположим даже, что преступление совершил один человек. На берегу. Убив Меннеля, преступник погрузил его тело в лодку, отгреб от берега и в подходящем месте сбросил труп в озеро.
   — А как же, по-вашему, произошло само убийство? — Полковник сделал несколько глотков из чашечки. А Фельмери, как загипнотизированный, не мог оторвать глаз от сильной, мускулистой руки Казмера.
   — Над этим я еще не задумывался, — признался Казмер. — По правде сказать, этот тип мало меня интересовал.
   — Он вам не нравился?
   — Он был мне просто противен! Заносчивый, наглый мерзавец.
   — Казмер не терпит конкуренции, — спокойно заметил Шалго.
   — Папаша, вы считаете, что и я тоже заносчивый?
   — Не всегда. Но в данном случае — да.
   Между тем возвратился профессор Табори. Он был заметно взволнован.
   — Вы правы, полковник. Я должен был обратить на это внимание. Вот посмотрите. — Профессор разложил на столе документы. — Здесь перечень необходимого институту оборудования, составленный для конкурса на поставку, вот предложения французской, английской и шведской фирм, а в самом конце — предложения фирмы Меннеля. Нетрудно установить, что предложения «Ганзы» буквально по всем пунктам повторяют перечень нашего списка. А это для меня как раз и непонятно.
   — Между тем все очень просто и ясно, — возразил Шалго. — Фирма «Ганза» имеет специальных сотрудников-телепатов, которые могут на большом расстоянии угадывать, какое лабораторное оборудование требуется, например, профессору Матэ Табори.
   — Более того, — вмешался в разговор молчавший до сих пор Фельмери, — им доподлинно известно, за какую цену готовы поставить ему это оборудование французы, англичане и шведы.
   — Уж не думаешь ли ты, Оскар, что я вступил в сговор с Меннелем?
   — Ну что ты, дядя Матэ! — засмеявшись, сказал Казмер. — Ты все еще не привык к приемам папаши Шалго? Старик только закинул удочку. Наживка — на крючке, и теперь он ждет, какая же рыбка на нее клюнет.
   — Верно! — подтвердил Шалго. — В этом и состоит мой секрет сыска. Хорошая приманка и великое терпение!
   — А у вас она есть, хорошая приманка-то? — полюбопытствовал Казмер.
   — Есть, Казмерчик. И терпение мое тоже беспредельно.
   — Одно совершенно очевидно, — заметил Кара, продолжая просматривать документы, принесенные профессором, — что в «Ганзе» довольно точно знали план расширения и финансирования вашего НИИ. Знали также, какие предложения на поставки в суммарном выражении сделали ее конкуренты. Следовательно, люди Меннеля были связаны с кем-то из сотрудников НИИ. По-моему, это логично.
   Казмер встал, потянулся, налил себе в рюмку немного коньяку и выпил.
   — Логично. Но только при одном условии, — сказал он, обращаясь к полковнику. — Если бы конкурсные требования не были известны еще где-нибудь. А их знали, по-моему, сотни людей. Например, работники министерства внешней торговли. Наши торгпредства в Лондоне, Стокгольме и Париже. Хотя могло быть и так, что Меннель добыл их у своих конкурентов. Известно ведь, что все мировые фирмы пристально следят друг за другом.
   — Откуда вам это известно? — спросил Кара.
   — От вас.
   — От меня?
   — Да. Я прослушал специальный цикл лекций в МИДе.
   — Казмер назначен в Москву секретарем смешанной советско-венгерской комиссии по научно-техническому сотрудничеству, — пояснила Лиза. — Через три недели он уезжает.
   — Так вот, одну из этих лекций — о подрывной деятельности некоторых иностранных разведок — прочитали нам вы, товарищ полковник. Вас я и процитировал сейчас.
   — Вы правы. Вполне возможно, что мы ищем не там, где надо. Меннеля могли убить из мести. Или из ревности. Или еще по какой-то неизвестной нам причине. Вот вы, например, просто не любили его, как я понял.
   — Он был мне противен, — подтвердил Казмер, крутя зажигалку на столе. — Но это еще ничего не значит. Я субъективист. Есть люди, которые мне нравятся с первого взгляда. Как, например, папаша Шалго. Мне он очень симпатичен. А вот Меннель — совсем наоборот.
   — Он вас оскорбил или обидел?
   — Нет, меня — нет…
   — Может быть, Илонку? — вмешался в разговор Шалго.
   — Илонку? — Казмер смутился, утратив на какое-то мгновение свое подчеркнутое спокойствие. — Это что, ваша новая наживка?
   — Прошу прощения, что я вмешиваюсь, — сказал профессор Табори. — Но мнение Казмера действительно весьма субъективно. Зачем делать из Меннеля черт знает кого? Ведь в общем-то он был умным, образованным, хорошо воспитанным молодым человеком.
   — Пижон, зазнайка, подонок, — выпалил Казмер, теряя самообладание. — Да хочешь знать, что за личность был этот твой Меннель?
   — Ты что, с ума сошел, мой мальчик?
   Казмер нервно кусал губы. Несколько мгновений он оставался неподвижным, потом круто повернулся и, сбежав вниз с террасы, направился к воротам. Фельмери последовал за ним. Еще с крыльца он увидел, что у ворот Казмер остановился.
   — Ила! Илонка! — громко позвал инженер. — Зайди к нам на минутку!
   Издалека в ответ донесся голос девушки:
   — Сейчас. Что случилось?
   — Зайди, пожалуйста. — И Казмер поспешил ей навстречу.
   Фельмери тоже вышел. Проходя мимо гаража, он заглянул внутрь: гараж был пуст. «Куда же делась машина Меннеля?» — подумал лейтенант.
   А Илонка уже бежала через дорогу к воротам дома Табори. Кара, услышав, как скрипнула калитка, подумал, что было бы очень интересно знать, о чем говорит сейчас Казмер с девушкой. «Ну, да Фельмери молодец: догадался тоже выйти. Может, он услышит?..»
   Но вот на дорожке мелькнуло что-то ярко-фиолетовое, и на террасе появилась гостья — в цикламеновом болеро и такого же цвета шортах. Сама же Илонка была шоколадно-коричневой от загара.
   — А ну скажи-ка, Илонка, какие предложения делал тебе этот мерзавец Меннель? — обратился к девушке Казмер.
   Илонка, смущенно потупившись, стояла посреди гостиной.
   «Надо было накинуть хотя бы халат, — подумала она. — Ладно, теперь уж все равно. Вон лейтенант как уставился…»
   — Он предложил мне стать его любовницей.
   — Что за чепуха! — недовольно замахал руками профессор. — Какая-то фантасмагория. Ни за что не поверю!
   — Это уж ваше дело, дядя Матэ! — резко бросила Илонка.
   — Когда он вам это предлагал?
   — В субботу вечером. Я купалась в озере, возле трех старых ив, а он…
   — Мы купались, — перебив ее, уточнил Казмер. — А вернее, Илонка загорала на берегу, а я был в воде.
   — Может, сама Илонка лучше расскажет, как все это произошло? — негромко заметил полковник.
   — Пожалуйста, — согласилась девушка. — Меннель вышел из воды и подсел ко мне.
   — И так вот, ни с того ни с сего, предложил вам стать его любовницей? — сердито спросил профессор.
   — Нет, конечно, не сразу. Сначала наговорил всякой всячины, — возразила Илонка, — хвастался, какая он важная птица. Спросил, есть ли у меня жених. Я сказала, что нет. «А поклонник?» «О, этих хватает!» Я, говорит, тоже хотел бы поухаживать за вами. «Разрешите — не пожалеете. Мы, немцы, щедрый народ». А затем говорит: «Вы мне очень нравитесь, и я охотно провел бы с вами ночь». А Казмер как раз вышел из воды и услышал эти слова.
   — И что ты ему сказал? — спросил Шалго Казмера.
   — Ничего. Спросил, есть ли у него сестра. Есть, говорит. Очень миленькая, зовут Лиза. Так вот, говорю я ему, в следующий раз привозите Лизу сюда, раз она миленькая. Я, может быть, тоже проведу с ней ночь, а то и две. Он оскорбился, принялся меня отчитывать. А я… я съездил ему по роже.
   — Что сделал? — изумился профессор Табори.
   — Дал ему в морду.
   — Да, — с улыбкой подтвердила Илонка. — Вот так наотмашь, — взмахнув правой рукой, показала она. — Бедняжка Меннель сразу с ног долой. Никогда не думала, что у Казмера такой удар.
   Илонке явно нравилось быть в центре всеобщего внимания, и она принялась с точностью хроникального кино воспроизводить подробности события.
   — …у Меннеля поначалу даже глаза на лоб полезли. Но потом он все же поднялся, ощупал подбородок, огляделся по сторонам, словно не помня, что с ним произошло.
   — Ну да, он притворялся.
   — Поделом ему! — вмешалась в разговор Лиза. — Правильно, мальчик! Так ему и надо.
   — Лиза, пожалуйста… Я тысячу раз просил вас…
   — Матэ, не волнуйся, — дал совет Шалго. — Рассказывай, Илонка, как дальше события разворачивались.
   — Ну, Меннель вскоре пришел в себя. Стал извиняться, говорить, что пошутил. А сам все кровь сплевывает. Губа у него была рассечена.
   — Сук-кин сын! — прищелкнул пальцами Шалго. — Вот негодяй. Пошутил!
   — Да, пошутил, говорит. Ну, и Казмер ему в тон: извините, говорит, я вас тоже… в шутку.
   — Почему ты никогда ничего мне не рассказываешь? — кипя от негодования, крикнул профессор племяннику. — Почему ты не сказал мне об этом?
   — А что бы ты сделал? — удивился Казмер. — Ну скажи, как бы ты поступил на моем месте?
   — В самом деле, Матэ, как? — улыбаясь, повторил вопрос Шалго.
   — Во всяком случае, я не затеял бы такой безобразной драки.
   — Вот потому я тебе ничего и не сказал.
   Кара молча слушал их перепалку.
   — Скажите, Казмер, — вдруг спросил он, — а где вы были в день убийства?
   — Уж не меня ли вы подозреваете?
   — Что вы?! Просто я хочу знать. Вас, кажется, еще не допрашивали как свидетеля?
   — Знаете что, товарищ полковник! — раздраженно бросил Казмер Табори. — Вид у меня, правда, злой, но убийца все же не я.
   — Этого никто и не утверждает. Итак, где же вы были в ту ночь?
   — Где он мог еще быть? — переспросил профессор и сам же ответил: — Дома!
   — Нет, я был в Будапеште, — возразил Казмер. — Вечером девятнадцатого я на машине уехал в город.
   — Выходит, об этом я тоже не знаю? — удивился Табори-старший.
   — Мне двадцать восемь лет. Не вижу необходимости докладывать о каждом своем шаге.
   — А обратно когда вы приехали? — снова задал вопрос полковник.
   — Двадцатого утром. Часов около десяти. Это может подтвердить мама.
   — Что вы делали в Будапеште?
   — Приехал домой, к себе на квартиру. Поужинал — съел два бутерброда, принял ванну и лег спать.
   — Только за этим и ездили в город?
   — Да.
   — А когда выехали обратно?
   — В шесть утра.
   — И в десять уже были здесь?
   — Точно. Еще по дороге пришлось полчаса пролежать под машиной. Небольшая поломка. С восьми до полдевятого проковырялся.
   — Ясно. В городской квартире вы были одни?
   — Да.
   — До этого вы когда в последний раз наведывались туда?
   — Недели две назад.
   — А ваша матушка?
   — С месяц назад.
   — А вы, профессор?
   — Я? В тот день, когда у меня была встреча с Меннелем в институте.
   — То есть восемнадцатого? — уточнил Кара. — За два дня до смерти Меннеля.
   — Да, кажется, так.
   — Ясно.
   Кара и Шалго переглянулись. Толстяк едва заметно ухмыльнулся.
   — А что тут смешного, папаша? — спросил его Казмер. — Может, вы не верите моим словам?
   — Ах, что ты, мой мальчик! — запротестовал Шалго. — Просто я сижу и думаю, из какого же хлеба ты соорудил себе те два бутерброда?
   — Как из какого? Вы не знаете, какой мы едим хлеб?
   — Как не знаю? Покупаешь-то его подчас уж не ахти каким свежим. А уж двухнедельной давности… Ты извини меня, мой милый, но ты балда. Или, как теперь говорят, серость!
   Возле дома резко затормозил автомобиль. Лиза с проворством, необычным для ее возраста, вскочила и выбежала на террасу.
   — Хубер возвратился, — сообщила она. — На меннелевской машине. И где это он раскатывал?
   — Об этом уж узнай у него самого, — ответил Шалго и, посмотрев на полковника, покачал головой.
   Илонка, спросив разрешения у Кары, удалилась. Вслед за нею ушел и Казмер. А мгновение спустя на пороге гостиной появился Хубер. Гость, зажав пиджак под мышкой, носовым платком вытирал перемазанные машинным маслом пальцы.
   — Я не помешал? — спросил он, остановившись в дверях.
   — Нет, конечно, — шагнув ему навстречу, сказал профессор. — Позвольте представить вам моих гостей. Полковник Кара из Будапешта. Он ведет следствие по делу Меннеля. Мой друг Оскар Шалго… — Профессор на миг заколебался, не зная, что сказать о его занятии, но Шалго тотчас же поспешил ему на выручку:
   — Помощник участкового. По Эмедскому участку. Правда, я без нарукавной повязки — но это потому, что жара очень мучает. С женой моей господин Хубер, кажется, уже знаком?
   — Да, сударыню я уже имел честь видеть.
   Оттерев кое-как руки от машинного масла, Хубер спрятал платок в карман.
   — Как, полковник, идет следствие? Успешно?
   — Пока ничего определенного не могу вам сказать. Дело довольно запутанное.
   Явно желая польстить Каре, профессор Табори тут же добавил:
   — Смею вас заверить, дорогой Хубер, что наш уголовный розыск сделает все, чтобы поймать преступника. Скажу вам не хвалясь: венгерские следственные органы достигли таких успехов, что их авторитет признается и за рубежом.
   Фельмери с неудовольствием слушал хвалебную речь профессора.
   «Ну вот, — думал лейтенант, — сейчас он начнет сыпать цифрами…» Но Табори не стал больше распространяться, а закончил свою тираду шуткой:
   — А весь секрет успехов нашей милиции, господин Хубер, кроется в том, что у нее такие гениальные помощники, как, например, мой друг Шалго. Скажу вам прямо: там, где за порядком следит Оскар Шалго, преступникам делать нечего.
   Все засмеялись. «Черт побери, — подумал Фельмери, — а ведь этот профессор — юморист!»
   — Все дело в стиле, — скромно заметил Шалго.
   — У вас есть свой, особенный стиль розыска? — поинтересовался Хубер. — Признаюсь, я в этих делах разбираюсь не больше любого поклонника детективных телефильмов. И отличить один стиль расследования от другого — увольте, не берусь.
   — Нет ничего проще, — сказал Кара. — Стиль, например, сименоновского инспектора Мегрэ — логика.
   — А стиль господина Шалго? — спросил Хубер и с любопытством взглянул на сонно моргавшего толстяка.
   — Наш стиль — терпение! — ответила за мужа Лиза. — Беспредельное терпение страстных рыболовов. Мы ждем до тех пор, пока рыба сама не проглотит наживку. И ставим мы крючки только на крупных рыб. На хищников!
   Хубер закурил сигару, попыхтел ею. Затем признался:
   — Я за всю свою жизнь ни разу не удил рыбу. Может быть, поэтому я не улавливаю тонкостей этой техники.
   — Попросту говоря, — пояснил полковник, — стиль моего друга состоит в том, что он сам стремится управлять ходом событий, создавая такие ситуации, при которых преступник волей-неволей должен себя разоблачить.
   Хубер задумчиво пускал вверх табачный дым.
   — Господин Хубер, — обратился к нему полковник Кара, — я хотел бы кое о чем спросить вас.