бесед с мистером Хоббсом. Седрик любил замысловатые выражения и
радовался, если они смешили ее, хоть сам не видел в них ничего
смешного.
Многоопытный адвокат хорошо разбирался в людях; увидев мать Седрика,
он тотчас понял, что старый граф ошибся, решив, что его сын женился
на вульгарной и корыстолюбивой особе. Сам мистер Хэвишем никогда не
был женат, он никогда даже не был влюблен, но он сразу разгадал, что
эта прелестная женщина с милым голосом и грустными глазами стала
женой капитана Эррола лишь потому, что всем сердцем его любила и
никогда не думала о том, граф ли его отец или нет. Он тут же увидел,
что она не доставит ему никаких хлопот, и начал надеяться, что и
маленький лорд Фаунтлерой не будет обузой для своей высокородной
семьи. Капитан был хорош собой, юная вдова была тоже очень мила,
возможно, и мальчик будет недурен. Когда он сообщил миссис Эррол цель
своего приезда, краска сбежала с ее щек.
-- Ах, -- воскликнула она, -- неужели его заберут у меня? Мы так любим
друг друга! Он мое счастье! Больше у меня ничего нет. Я старалась
быть ему хорошей матерью.
Ее нежный голос задрожал, и глаза наполнились слезами.
-- Вы даже представить себе не можете, чем он был для меня! --
прибавила она.
Адвокат откашлялся.
-- Я вынужден сообщить вам, -- произнес он, -- что граф
Доринкорт не слишком... не слишком расположен к вам. Он старый
человек, его предубеждения очень сильны. Он всегда особенно не любил
Америку и американцев и был весьма рассержен женитьбой сына. Мне
жаль, но я вынужден
сказать вам: он непреклонен в своей решимости вас не видеть. Он
хочет, чтобы лорд Фаунтлерой воспитывался под его собственным
наблюдением и жил с ним. Граф привязан к замку Доринкорт и большую
часть времени проводит в нем. Он страдает подагрой и не любит Лондон.
Лорд Фаунтлерой будет скорее всего жить в замке. Вам граф предлагает
поселиться в Корт-Лодже -- это дом, расположенный в приятном месте
недалеко от замка. Граф также предлагает вам приличествующее вашему
положению содержание. Лорду Фаунтлерою будет дозволено навещать вас с
единственным условием: чтобы сами вы его не навещали и не гуляли в
парке. Как видите, вы не расстаетесь с сыном, и смею вас заверить,
сударыня, что условия эти вовсе не так тяжелы, как... как могли бы
быть. Я уверен, вы согласитесь с тем, что преимущества такого
положения и воспитания для лорда Фаунтлероя будут весьма значительны.
Он слегка опасался, как бы она не принялась плакать и не устроила бы
сцену, к чему, как он знал, прибегли бы многие женщины на ее месте.
Женские слезы его раздражали и сердили.
Но она не заплакала. Она отошла к окну и с минуту постояла
отвернувшись; он видел, что она старается взять себя в руки.
-- Капитан Эррол очень любил Доринкорт, -- сказала она наконец. -- Он
любил Англию и все английское. Он всегда горевал, что его разлучили с
домом. Он гордился своим домом и своим именем. Он хотел бы... я знаю,
что он хотел бы, чтобы его сын увидел его родные места и получил
воспитание, приличествующее его будущему положению.
И она вернулась к столу и остановилась, кротко глядя на мистера
Хэвишема.
-- Мой муж желал бы этого, -- произнесла она. -- Так будет лучше
для мальчика. Я знаю... я уверена, что граф не столь жесток и не
будет пытаться заставить его меня разлюбить. И я знаю... что даже
если бы он попытался это сделать... это ему не удастся... Мой мальчик
слишком похож на отца. Характер у него преданный и добрый, а сердце
верное. Он меня не разлюбит, даже если мы не будем видеться; но так
как мы видеться будем, я не должна особенно страдать.
"Она совсем не думает о себе, -- подумал адвокат. -- Для себя она
никаких условий не оговаривает".
-- Сударыня, -- проговорил он вслух, -- я склоняюсь перед вашей заботой
о сыне. Когда он вырастет, он будет вам благодарен. Заверяю вас, что
лорд Фаунтлерой будет окружен самым заботливым уходом и что для его
счастья будет сделано все возможное. Граф Доринкорт позаботится
о его удобствах и благосостоянии, как это сделали бы вы сами.
-- Надеюсь, -- заметила она дрожащим голосом, -- что он полюбит Седди.
Сердце у мальчика очень доброе -- его всегда любили.
Мистер Хэвишем снова откашлялся. Он не мог себе представить, чтобы
вспыльчивый старый граф, страдающий подагрой, кого-то полюбил;
впрочем, адвокат знал, что граф постарается, как ни был он
раздражителен, проявить доброту к ребенку, который станет его
наследником, -- ведь это было в его интересах.
-- Я уверен, что лорду Фаунтлерою будет хорошо в замке, --
отвечал адвокат. -- Поэтому граф и пожелал поместить вас поближе
к нему, чтобы вы могли часто видеться с ним.
Он не стал повторять слов графа, в которых не было ни доброты, ни
благовоспитанности. Мистер Хэвишем решил передать слова своего
патрона в более мягкой и учтивой форме.
Он вздрогнул, когда в ответ на просьбу миссис Эррол найти мальчика
Мэри сообщила, где он находится.
-- Найти-то его нетрудно, сударыня, -- сказала Мэри. -- Он
скорей всего в лавке у мистера Хоббса -- сидит на табуретке
у прилавка и беседует с ним о политике или играет между ящиками со
свечками, мылом и картошкой. И до того милый, до того разумный,
загляденье и только!
-- Мистер Хоббс знает его с самого рождения, -- объяснила миссис
Эррол адвокату. -- Он очень добр к мальчику, и они большие друзья.
Вспомнив, что он проезжал лавку и видел бочки с картофелем, яблоками
и прочими товарами, мистер Хэвишем почувствовал, что в нем снова
шевельнулось сомнение. Все это было весьма странно -- в Англии сыновья
джентльменов не водят дружбы с бакалейщиками. Жаль, если у мальчика
плохие манеры и склонность к дурному обществу. Одним из самых тяжелых
разочарований для старого графа было то, что два его старших сына
любили дурное общество. Неужели, подумал адвокат, этот мальчик пошел
в них, а не в отца?
Мистер Хэвишем с тревогой размышлял об этом, продолжая беседовать с
миссис Эррол и поджидая мальчика. Когда дверь наконец отворилась, он
не сразу заставил себя взглянуть на Седрика. Тем, кому доводилось
иметь с адвокатом дело, верно, удивились бы, узнай они, какие
странные чувства охватили мистера Хэвишема, когда он взглянул на
мальчика, подбежавшего к матери. Он почувствовал неожиданное и
радостное волнение, увидав прелестного мальчика, который к тому же
был очень хорош собой. Красота его поражала. Гибкий, крепкий,
стройный, с открытым лицом, он удивительно походил на своего отца;
волосы у него были золотистые, как у капитана, а глаза карие, как у
матери, только в них не было ни робости, ни печали. Взгляд был прямой
и отважный; казалось, он никогда не испытывал ни страха, ни сомнений.
"Такого красивого и благородного мальчика мне не доводилось видеть",
-- подумал мистер Хэвишем. Вслух же он просто сказал:
-- Так вот он, маленький лорд Фаунтлерой. Чем больше он
присматривался к маленькому
лорду Фаунтлерою, тем более тот его удивлял. Мистера Хэвишема дети не
очень-то занимали, хоть он и часто видел их в Англии -- здоровых,
красивых, розовощеких девочек и мальчиков, которых держали в
строгости учителя и гувернантки; порой они робели, а порой
расходились, но сдержанный и церемонный адвокат никогда ими особенно
не интересовался. Возможно, его личное участие в судьбе маленького
лорда Фаунтлероя заставило его приглядеться к Седди внимательнее, чем
к другим детям; как бы то ни было, но он с удивлением обнаружил, что
пристально следит за мальчиком.
Седрик не знал, что к нему присматриваются, и вел себя как обычно.
Он, как всегда дружелюбно, пожал руку мистера Хэвишема, когда их
представили друг другу, и отвечал на все его вопросы с той же
готовностью, с какой беседовал с мистером Хоббсом. Он не проявлял ни
застенчивости, ни дерзости; беседуя с миссис Эррол, адвокат заметил,
что мальчик с интересом, совсем как взрослый, прислушивается к их
разговору.
-- Он кажется таким взрослым для своих лет, -- заметил
мистер Хэвишем матери.
-- Да, в чем-то, -- согласилась она. -- Он всегда все быстро
схватывал, и к тому же он вырос среди взрослых. У него есть
забавная манера употреблять замысловатые слова и выражения, которые
он вычитал из книг или услышал в разговоре, но он очень любит и
пошалить. Мне кажется, он весьма умен, но порой он совсем ребенок.
Когда мистер Хэвишем увидел Седрика вторично, он убедился в правоте
ее последнего замечания. Едва его экипаж свернул за угол, как в глаза
ему бросилась оживленная группка мальчишек. Двое из них готовились
бежать наперегонки, и одним из них был юный лорд -- он так же громко
шумел и кричал, как все остальные. Он стоял рядом со вторым
мальчиком, выставив вперед ногу в красном чулке.
-- Приготовиться! -- крикнул судья. -- Раз! Все в порядке?
Два! Три! Побежали!
Мистер Хэвишем с неожиданным интересом высунулся в окно экипажа.
Такого он еще в своей жизни не помнил -- красные чулки юного лорда так
и засверкали, как только раздалась команда. Сжав кулаки, он вихрем
мчался вперед; а ветер развевал его золотистые волосы.
-- Сед Эррол, давай! -- вопили, приплясывая и визжа от восторга,
мальчишки. -- Билли Уильяме, давай! Седди, поднажми! Жми, Билли!
Ура! Ура!
-- Право, кажется, он придет первым, -- сказал мистер Хэвишем.
Быстрота, с которой мелькали красные ножки, крики мальчишек,
отчаянные усилия Билли Уильямса, чьи ноги в коричневых чулках изо
всех сил поспешали за красными, -- все это взволновало старого
адвоката.
-- Право же... право же, я решительно надеюсь, что он придет
первым! -- произнес он, смущенно кашлянув.
В этот миг раздался дружный крик мальчишек, которые запрыгали и
заплясали от радости.
Будущий граф Доринкорт последним отчаянным рывком достиг фонарного
столба в конце квартала и ударил по нему, опередив на две секунды
Билли Уильямса, который кинулся к нему, тяжело дыша.
-- Да здравствует Седди Эррол! -- заорали мальчишки. -- Ура
Седди Эрролу!
Со сдержанной улыбкой мистер Хэвишем откинулся на подушки своего
экипажа.
-- Браво, лорд Фаунтлерой! -- произнес он.
Когда экипаж остановился перед домом миссис Эррол, победитель и
побежденный подошли к нему в сопровождении ликующих мальчишек. Седрик
шел с Билли Уильямсом и что-то говорил ему. Его раскрасневшееся лицо
сияло радостью, волосы прилипли к разгоряченному влажному лбу, руки
были засунуты в карманы.
-- Знаешь, -- говорил Седрик, очевидно, желая облегчить поражение
своему незадачливому сопернику, -- я оттого, верно, победил,
что у меня ноги чуть длиннее твоих. Ведь я на три дня тебя
старше, а это преимущество. Я старше на целых три дня!
Это соображение, видно, так обрадовало Билли Уильямса, что он
заулыбался и с важностью огляделся, словно он одержал верх, а не
потерпел поражение. Седди Эррол, видно, умел утешить. Даже в упоении
победой он не забыл о том, что проигравшему, возможно, не так весело,
как победителю, и мысль о том, что в иных обстоятельствах победу мог
одержать он, его ободряла.
В это утро мистер Хэвишем долго беседовал с
победителем -- беседа эта заставила его не раз улыбнуться своей
сдержанной улыбкой и потереть подбородок худыми пальцами.
Миссис Эррол вышла из гостиной по какому-то делу, и Седрик с мистером
Хэвишемом остались вдвоем. Поначалу мистер Хэвишем не знал, что же
сказать мальчику. Ему подумалось, что было бы полезно как-то
подготовить его к встрече с дедом и к той огромной перемене, которая
ему предстоит. Он видел, что Седрик не имеет никакого понятия ни о
том, что ждет его по прибытии в Англию, ни о том, в каком доме он
поселится. Он даже не знал, что мать не будет жить с ним под одной
крышей. Они решили пока не говорить ему об этом -- пусть немного
привыкнет к своему новому положению.
Мистер Хэвишем сидел в кресле у открытого окна; по другую сторону от
окна стояло другое кресло, еще большего размера; в нем-то и устроился
Седрик. Он сидел в самой глубине кресла, откинув кудрявую голову на
спинку, и внимательно смотрел на мистера Хэвишема; ногу он заложил на
ногу, а руки сунул в карманы, как это делал обычно мистер Хоббс. Он
не отрывал взгляда от адвоката, пока мать оставалась в комнате;
впрочем, когда она удалилась, он продолжал смотреть на него все так
же задумчиво и почтительно. Воцарилось короткое молчание; Седрик,
казалось, изучал мистера Хэвишема, а мистер Хэвишем -- тут уж сомневаться
не приходилось -- изучал Седрика. Он никак не мог решить,
что следует сказать мальчику в красных чулках, победившему в беге
наперегонки, ножки которого, когда он сидел в глубоком кресле, не
доставали до пола.
Но Седрик вывел его из затруднения, взяв инициативу в свои руки.
-- А знаете, -- сказал он, -- я не представляю, что такое граф.
-- Нет? -- произнес мистер Хэвишем.
-- Нет, -- отвечал Седрик. -- Мне кажется, если собираешься стать
графом, надо знать, что это такое. А вам как кажется?
-- Пожалуй, -- согласился мистер Хэвишем.
-- Вам нетрудно будет, -- почтительно спросил Седрик, -- дать мне вы-
яснения? (Порой он немного сбивался в длинных словах.) Как
человек делается графом?
-- Это делают король или королева, разумеется, -- объяснил мистер
Хэвишем. -- За то, что человек хорошо служил своему государю или
совершил что-нибудь замечательное.
-- А-а! -- воскликнул Седрик. -- Как президент!
-- Разве? -- спросил мистер Хэвишем. -- Разве здесь президентов
выбирают за это?
-- Да, -- отвечал уверенно Седрик. -- Если это очень хороший и
знающий человек, его выбирают президентом. Устраивают шествие с
факелами и с оркестром и все произносят речи. Я раньше думал,
что, может, и я стану президентом,
. но мне и в голову не приходило, что я могу стать графом. Просто я
ничего не знал о графах, -- быстро добавил Седрик, чтобы не обидеть
мистера Хэвишема. -- Если бы я знал, я, верно, подумал бы, что неплохо
было бы им стать.
-- Но это, пожалуй, не то, что быть президентом, -- заметил мистер
Хэвишем.
-- Правда? -- спросил Седрик. -- А почему? Разве факельных шествий не
устраивают?
Мистер Хэвишем заложил ногу за ногу и задумчиво соединил концы
пальцев. Он подумал, что, пожалуй, пора все объяснить подробнее.
-- Граф... очень важная персона, -- начал он.
-- И президент тоже! -- вставил Седди. -- Факельное шествие
растягивается миль на пять, а еще они ракеты пускают и оркестр все
время играет! Меня мистер Хоббс брал посмотреть.
-- Граф, -- продолжал мистер Хэвишем, без особой уверенности
нащупывая почву, -- часто очень древнего происхождения...
-- Как это? -- спросил Седрик.
-- Из очень старой семьи... Очень старой.
-- А-а! -- сказал Седрик, засовывая руки поглубже в карманы. --
Понимаю! Это как торговка яблоками, что сидит возле парка. Я
уверен, что она тоже очень древнего... прохождения. Она
такая старая, что непонятно, как она на ногах держится. Ей лет сто,
не меньше, но она всегда там, даже когда дождь идет. Я ее
жалею, и другие мальчики тоже. У Билли Уильямса один раз был чуть
не целый доллар, и я его попросил покупать у нее каждый день яблок
на пять центов, пока он не истратит всего доллара. Это было бы
двадцать дней, но ему яблоки через неделю надоели. Но тут
мне повезло: один джентльмен подарил мне пятьдесят центов,
и я стал покупать яблоки вместо Билли. Жалко ведь тех,
кто такой старый и имеет такое древнее... про-хождение. Она говорит,
у нее от него кости болят, и в дождик ей всегда хуже.
Мистер Хэвишем не знал, что на это ответить, и молча смотрел на
серьезное лицо своего юного собеседника.
-- Боюсь, что вы не совсем меня поняли, -- сказал он. -- Когда я
говорил о "древнем происхождении", я имел в виду не возраст, а то,
что имя такого семейства известно в обществе с давних времен,
возможно, люди, носившие это имя, были известны много столетий назад
и о них не раз упоминали в истории их страны.
-- Как о Джордже Вашингтоне, -- подхватил Седрик. -- Я о нем с самого
рождения слышал, а он еще задолго до того был известен. Мистер Хоббс
говорит, его никогда не забудут. Это из-за Декларации независимости и
Четвертого июля, вы ведь знаете. Он был очень смелым человеком, вот в
чем дело.
-- Первый граф Доринкорт, -- произнес торжественно мистер Хэвишем,
-- был возведен в графское достоинство четыреста лет назад.
-- Ну и ну! -- воскликнул Седрик. -- Вот это давно! А Дорогой вы об
этом рассказали? Ее это очень заинтересует. Мы ей расскажем, когда
она вернется. Она очень любит такие истории. А что граф еще делает --
помимо того, что его возводят?
-- Многие из них помогали править Англией. Некоторые были отважными
людьми и участвовали в старину в великих сражениях.
-- Я бы тоже хотел участвовать, -- признался Седрик. -- Мой отец был
солдатом, и очень отважным -- совсем как Джордж Вашингтон. Может,
поэтому его и сделали бы графом, если бы он не умер. Я рад, что графы
храбрые. Это великое пр... как это... имущество -- быть храбрым. Я
раньше многого боялся -- темноты, например; но потом я стал думать о
солдатах во время Революции и о Джордже Вашингтоне -- и
вылечился от страха.
-- У графов есть еще одно важное преимущество, -- проговорил с
расстановкой мистер Хэвишем и пытливо посмотрел на мальчика. -- У
некоторых из них много денег.
Ему было интересно узнать, известно ли его молодому другу, какою
властью обладают деньги.
-- Это хорошо, -- отвечал спокойно Седрик.-- Мне тоже хотелось бы иметь
много денег.
-- Да? -- спросил мистер Хэвишем. -- Для чего?
-- Знаете, -- объяснил Седрик, -- с деньгами можно многое сделать.
Вот, к примеру, торговка яблоками. Будь я богат, я бы купил ей
брезентовый навес для лотка и маленькую печку, а в
дождливые дни я бы давал ей по доллару, чтобы она сидела дома. И
еще... ах да, я купил бы ей теплую шаль. Тогда у нее кости не так бы
болели. У нее кости не такие, как у нас; они у нее болят при малейшем
движении. Это очень тяжело, когда у человека такие кости. Если бы я
был богат и смог бы ей все это купить, может, они бы у нее перестали
болеть.
-- Гм, -- проговорил мистер Хэвишем. -- А что бы вы еще сделали, если
бы были богаты?
-- О, много чего! Конечно, я бы купил Дорогой всяких красивых вещиц
-- игольниц, вееров, золотых колец и наперстков, а еще энциклопедию и
коляску, чтобы ей не нужно было ждать омнибуса. Если бы она любила
розовые платья, я бы их ей купил, но она любит черные. Я бы ее повел
в большие магазины и сказал, чтобы она все посмотрела и сама выбрала.
А потом Дик...
-- Кто это Дик? -- спросил мистер Хэвишем.
-- Дик -- чистильщик сапог, -- отвечал юный лорд с жаром, радуясь, что
мистер Хэвишем принимает его планы близко к сердцу. -- Он просто
замечательный. Он сидит на одном перекрестке в самом центре
города. Я его очень давно знаю. Однажды, когда я был совсем
маленький, мы там проходили с Дорогой, и она мне купила дивный мяч,
такой прыгучий; я его нес, а он вдруг прыгнул прямо на мостовую, где
лошади и кареты, а я так огорчился и заплакал -- я ведь был еще маленький,
я тогда еще в шотландской юбочке ходил. А Дик как раз чистил
одному человеку ботинки. Он мне сказал: "Привет!" -- и бросился меж
лошадей, мячик поймал, вытер о свою куртку и отдал мне. И еще сказал:
"Все в порядке, молодой человек!" Дорогой он очень понравился, а уж
мне -- и говорить нечего, и с тех пор, когда мы идем в город, мы с ним
всегда разговариваем. Он мне говорит: "Привет!", и я ему тоже, а
потом мы немного беседуем, и он мне рассказывает, как идут дела. В
последнее время дела у него идут неважно.
-- А что бы вы хотели сделать для него? -- спросил адвокат, потирая
подбородок и странно улыбаясь.
-- Я, -- отвечал, приняв деловой вид, лорд Фаунтлерой, -- я
бы откупил у Джейка его долю.
-- А кто такой Джейк? -- спросил мистер Хэвишем.
-- Он компаньон Дика, и худшего компаньона свет не видывал! Это Дик
говорит. Он ему только мешает, и еще он нечестный. Он то и дело обманывает,
а Дик от этого бесится. Вы бы тоже бесились, если бы чистили
с утра до ночи ботинки и все делали, как положено, а ваш бы
компаньон вас обманывал. Дика все любят, а Джейка -- нет, и потому не
всегда приходят к ним снова. Будь я богат, я бы откупил у Джейка его
долю, и тогда у Дика была бы своя вывеска, а Дик говорит, что с
вывеской можно далеко пойти. А еще я купил бы ему все новое, и
одежду, и щетки, чтобы у него все было, как надо. Он говорит, что
мечтает только об одном: чтобы все было, как надо.
Маленький лорд поведал все это мистеру Хэвишему просто и
доверительно, то и дело ссылаясь
на своего друга Дика. Он, видно, ни на миг не сомневался в том, что
его собеседника история эта интересует не меньше, чем его самого.
Мистер Хэвишем и вправду проникся живейшим интересом, возможно, не
столько к Дику или к торговке яблоками, сколько к этому юному
отпрыску благородной семьи, в кудрявой головке которого так и роились
планы помощи друзьям и который о себе, казалось, вовсе и не думал.
-- А что бы вы... -- начал адвокат. -- А что бы вы хотели для
себя, если бы вы разбогатели?
-- О, много всего, -- ответил, не задумываясь, лорд Фаунтлерой. --
Только сначала я бы дал Мэри денег для Бриджит -- это ее
сестра, у нее двенадцать детей, а муж без работы. Она к нам приходит
и плачет, Дорогая дает ей всего, целую корзинку, а она опять плачет и
говорит: "Спаси вас Господь, такая красавица!" И еще мне кажется, что
мистеру Хоббсу было бы приятно, если бы я подарил ему на память
золотые часы с цепочкой и пенковую трубку. А потом я хотел бы
устроить праздник.
-- Праздник! -- вскричал мистер Хэвишем.
-- Как съезд республиканцев, -- объяснил взволнованно Седрик.
-- Чтобы у всех мальчиков были факелы, форма и все такое прочее, и у
меня тоже. И мы бы строились и маршировали. Будь я богат, вот что я
для себя бы хотел.
Дверь отворилась, и миссис Эррол вошла в комнату.
-- Простите, что оставила вас так надолго, -- сказала она мистеру
Хэвишему. -- Но ко мне пришла бедная женщина, у которой стряслась
беда.
-- Этот юный джентльмен, -- сообщил мистер Хэвишем, -- поведал
мне о некоторых своих друзьях и о том, что бы он для них
сделал, будь он богат.
-- Одна из них -- Бриджит, -- отвечала миссис Эррол, -- с ней я сейчас и
беседовала на кухне. У нее беда: муж ее заболел горячкой.
Седрик соскользнул на пол.
-- Я, пожалуй, пойду и поговорю с ней, -- сказал он, -- спрошу,
как он себя чувствует. Я ему очень обязан: он мне однажды сделал из
дерева меч. Он очень талантливый человек.
Он выбежал из комнаты, а мистер Хэвишем поднялся с кресла. Казалось,
он что-то хочет сказать. С минуту он колебался, а потом произнес,
глядя с высоты своего роста на миссис Эррол:
-- Перед отъездом из замка Доринкорт я виделся с графом, и он мне дал
кое-какие распоряжения. Он хотел бы, чтобы его внук с удовольствием
ждал переезда в Англию и знакомства с ним. Он сказал, что я должен
дать понять милорду, что перемена в его жизни принесет ему деньги и
все те радости, которые так любят дети. Если милорд выразит какое-
либо желание, я должен выполнить его и сказать, что это подарок от
дедушки. Я сознаю, что граф не имел в виду ничего подобного, но если
лорду Фаунтлерою будет приятно помочь этой бедной женщине, я
уверен, что граф был бы недоволен, если бы я этого не исполнил.
И снова адвокат неточно передал слова графа. Вот что на самом деле
сказал граф:
-- Пусть мальчик поймет, что я могу дать ему все, что он только
захочет. Пусть знает, что такое быть внуком графа Доринкорта.
Купите ему все, что он ни пожелает; пусть у него в карманах звенят
деньги, и говорите ему, что это все подарил ему дедушка.
Он руководствовался не лучшими мотивами, и, пожалуй, будь у
маленького лорда Фаунтлероя не такое доброе и нежное сердце, граф мог
бы причинить немало вреда. Но мать Седрика была так добра, что ей это
не пришло в голову. Она решила, что одинокий несчастный старик, лишившись
своих сыновей, хочет проявить доброту по отношению к внуку и
снискать его любовь и доверие. Она от души обрадовалась, узнав, что
Седди может помочь Бриджит. Ей приятно было думать о том, что по
странному капризу судьбы ее мальчик сможет помочь тем, кто нуждался в
помощи. Ее прелестное лицо залил румянец.
-- О, граф очень добр, -- произнесла она. -- Седрик так обрадуется!
Он всегда любил Бриджит и Майкла. Они очень достойные люди. Я час
то жалела, что не могу им больше помогать. Майк, когда здоров,
прекрасный работник, но он уже давно болеет. Ему нужны дорогие
лекарства, теплая одежда и питание. Они с Бриджит не растратят
попусту то, что получат.
Мистер Хэвишем сунул руку в боковой карман и вынул большой бумажник.
На лице его появилось странное выражение. Сказать по правде, в эту
минуту он размышлял о том, что скажет граф Доринкорт, когда узнает,
каким оказалось первое желание лорда Фаунтлероя, которое он исполнил.
-- Не знаю, отдаете ли вы себе отчет в том, что граф Доринкорт
чрезвычайно богат, -- сказал он. -- Он может удовлетворить
любой каприз. Он будет рад узнать, что желание лорда Фаунтлероя,
каким бы странным оно ни показалось, было исполнено. Если вы позовете
вашего сына, я, с вашего позволения, дам ему пять фунтов для этих
людей.
-- Двадцать пять долларов! -- воскликнула миссис Эррол. --
Эта сумма им покажется целым богатством. Мне с трудом верится, что
это правда.
-- Сомнений быть не может, -- отвечал мистер Хэвишем, холодно
улыбаясь. -- В жизни вашего сына произошла огромная перемена. В его
руках будет сосредоточена большая власть.
-- О Боже! -- воскликнула миссис Эррол. -- Ведь он такой маленький --
совсем, совсем маленький! Как мне научить его хорошо ею распоряжаться?
Мне страшно... Бедный мой Седди!
Адвокат откашлялся. Кроткое, нежное выражение ее карих глаз тронуло
его очерствевшее сердце.
-- Я полагаю, сударыня, -- заметил он, -- что будущий граф Доринкорт,
насколько можно судить по беседе, которую я имел с ним сегодня утром,
будет думать не только о себе, но и о других. Он всего лишь дитя, но,
мне кажется, на него можно положиться.
Затем миссис Эррол отправилась за Седриком. Мистер Хэвишем услышал
радовался, если они смешили ее, хоть сам не видел в них ничего
смешного.
Многоопытный адвокат хорошо разбирался в людях; увидев мать Седрика,
он тотчас понял, что старый граф ошибся, решив, что его сын женился
на вульгарной и корыстолюбивой особе. Сам мистер Хэвишем никогда не
был женат, он никогда даже не был влюблен, но он сразу разгадал, что
эта прелестная женщина с милым голосом и грустными глазами стала
женой капитана Эррола лишь потому, что всем сердцем его любила и
никогда не думала о том, граф ли его отец или нет. Он тут же увидел,
что она не доставит ему никаких хлопот, и начал надеяться, что и
маленький лорд Фаунтлерой не будет обузой для своей высокородной
семьи. Капитан был хорош собой, юная вдова была тоже очень мила,
возможно, и мальчик будет недурен. Когда он сообщил миссис Эррол цель
своего приезда, краска сбежала с ее щек.
-- Ах, -- воскликнула она, -- неужели его заберут у меня? Мы так любим
друг друга! Он мое счастье! Больше у меня ничего нет. Я старалась
быть ему хорошей матерью.
Ее нежный голос задрожал, и глаза наполнились слезами.
-- Вы даже представить себе не можете, чем он был для меня! --
прибавила она.
Адвокат откашлялся.
-- Я вынужден сообщить вам, -- произнес он, -- что граф
Доринкорт не слишком... не слишком расположен к вам. Он старый
человек, его предубеждения очень сильны. Он всегда особенно не любил
Америку и американцев и был весьма рассержен женитьбой сына. Мне
жаль, но я вынужден
сказать вам: он непреклонен в своей решимости вас не видеть. Он
хочет, чтобы лорд Фаунтлерой воспитывался под его собственным
наблюдением и жил с ним. Граф привязан к замку Доринкорт и большую
часть времени проводит в нем. Он страдает подагрой и не любит Лондон.
Лорд Фаунтлерой будет скорее всего жить в замке. Вам граф предлагает
поселиться в Корт-Лодже -- это дом, расположенный в приятном месте
недалеко от замка. Граф также предлагает вам приличествующее вашему
положению содержание. Лорду Фаунтлерою будет дозволено навещать вас с
единственным условием: чтобы сами вы его не навещали и не гуляли в
парке. Как видите, вы не расстаетесь с сыном, и смею вас заверить,
сударыня, что условия эти вовсе не так тяжелы, как... как могли бы
быть. Я уверен, вы согласитесь с тем, что преимущества такого
положения и воспитания для лорда Фаунтлероя будут весьма значительны.
Он слегка опасался, как бы она не принялась плакать и не устроила бы
сцену, к чему, как он знал, прибегли бы многие женщины на ее месте.
Женские слезы его раздражали и сердили.
Но она не заплакала. Она отошла к окну и с минуту постояла
отвернувшись; он видел, что она старается взять себя в руки.
-- Капитан Эррол очень любил Доринкорт, -- сказала она наконец. -- Он
любил Англию и все английское. Он всегда горевал, что его разлучили с
домом. Он гордился своим домом и своим именем. Он хотел бы... я знаю,
что он хотел бы, чтобы его сын увидел его родные места и получил
воспитание, приличествующее его будущему положению.
И она вернулась к столу и остановилась, кротко глядя на мистера
Хэвишема.
-- Мой муж желал бы этого, -- произнесла она. -- Так будет лучше
для мальчика. Я знаю... я уверена, что граф не столь жесток и не
будет пытаться заставить его меня разлюбить. И я знаю... что даже
если бы он попытался это сделать... это ему не удастся... Мой мальчик
слишком похож на отца. Характер у него преданный и добрый, а сердце
верное. Он меня не разлюбит, даже если мы не будем видеться; но так
как мы видеться будем, я не должна особенно страдать.
"Она совсем не думает о себе, -- подумал адвокат. -- Для себя она
никаких условий не оговаривает".
-- Сударыня, -- проговорил он вслух, -- я склоняюсь перед вашей заботой
о сыне. Когда он вырастет, он будет вам благодарен. Заверяю вас, что
лорд Фаунтлерой будет окружен самым заботливым уходом и что для его
счастья будет сделано все возможное. Граф Доринкорт позаботится
о его удобствах и благосостоянии, как это сделали бы вы сами.
-- Надеюсь, -- заметила она дрожащим голосом, -- что он полюбит Седди.
Сердце у мальчика очень доброе -- его всегда любили.
Мистер Хэвишем снова откашлялся. Он не мог себе представить, чтобы
вспыльчивый старый граф, страдающий подагрой, кого-то полюбил;
впрочем, адвокат знал, что граф постарается, как ни был он
раздражителен, проявить доброту к ребенку, который станет его
наследником, -- ведь это было в его интересах.
-- Я уверен, что лорду Фаунтлерою будет хорошо в замке, --
отвечал адвокат. -- Поэтому граф и пожелал поместить вас поближе
к нему, чтобы вы могли часто видеться с ним.
Он не стал повторять слов графа, в которых не было ни доброты, ни
благовоспитанности. Мистер Хэвишем решил передать слова своего
патрона в более мягкой и учтивой форме.
Он вздрогнул, когда в ответ на просьбу миссис Эррол найти мальчика
Мэри сообщила, где он находится.
-- Найти-то его нетрудно, сударыня, -- сказала Мэри. -- Он
скорей всего в лавке у мистера Хоббса -- сидит на табуретке
у прилавка и беседует с ним о политике или играет между ящиками со
свечками, мылом и картошкой. И до того милый, до того разумный,
загляденье и только!
-- Мистер Хоббс знает его с самого рождения, -- объяснила миссис
Эррол адвокату. -- Он очень добр к мальчику, и они большие друзья.
Вспомнив, что он проезжал лавку и видел бочки с картофелем, яблоками
и прочими товарами, мистер Хэвишем почувствовал, что в нем снова
шевельнулось сомнение. Все это было весьма странно -- в Англии сыновья
джентльменов не водят дружбы с бакалейщиками. Жаль, если у мальчика
плохие манеры и склонность к дурному обществу. Одним из самых тяжелых
разочарований для старого графа было то, что два его старших сына
любили дурное общество. Неужели, подумал адвокат, этот мальчик пошел
в них, а не в отца?
Мистер Хэвишем с тревогой размышлял об этом, продолжая беседовать с
миссис Эррол и поджидая мальчика. Когда дверь наконец отворилась, он
не сразу заставил себя взглянуть на Седрика. Тем, кому доводилось
иметь с адвокатом дело, верно, удивились бы, узнай они, какие
странные чувства охватили мистера Хэвишема, когда он взглянул на
мальчика, подбежавшего к матери. Он почувствовал неожиданное и
радостное волнение, увидав прелестного мальчика, который к тому же
был очень хорош собой. Красота его поражала. Гибкий, крепкий,
стройный, с открытым лицом, он удивительно походил на своего отца;
волосы у него были золотистые, как у капитана, а глаза карие, как у
матери, только в них не было ни робости, ни печали. Взгляд был прямой
и отважный; казалось, он никогда не испытывал ни страха, ни сомнений.
"Такого красивого и благородного мальчика мне не доводилось видеть",
-- подумал мистер Хэвишем. Вслух же он просто сказал:
-- Так вот он, маленький лорд Фаунтлерой. Чем больше он
присматривался к маленькому
лорду Фаунтлерою, тем более тот его удивлял. Мистера Хэвишема дети не
очень-то занимали, хоть он и часто видел их в Англии -- здоровых,
красивых, розовощеких девочек и мальчиков, которых держали в
строгости учителя и гувернантки; порой они робели, а порой
расходились, но сдержанный и церемонный адвокат никогда ими особенно
не интересовался. Возможно, его личное участие в судьбе маленького
лорда Фаунтлероя заставило его приглядеться к Седди внимательнее, чем
к другим детям; как бы то ни было, но он с удивлением обнаружил, что
пристально следит за мальчиком.
Седрик не знал, что к нему присматриваются, и вел себя как обычно.
Он, как всегда дружелюбно, пожал руку мистера Хэвишема, когда их
представили друг другу, и отвечал на все его вопросы с той же
готовностью, с какой беседовал с мистером Хоббсом. Он не проявлял ни
застенчивости, ни дерзости; беседуя с миссис Эррол, адвокат заметил,
что мальчик с интересом, совсем как взрослый, прислушивается к их
разговору.
-- Он кажется таким взрослым для своих лет, -- заметил
мистер Хэвишем матери.
-- Да, в чем-то, -- согласилась она. -- Он всегда все быстро
схватывал, и к тому же он вырос среди взрослых. У него есть
забавная манера употреблять замысловатые слова и выражения, которые
он вычитал из книг или услышал в разговоре, но он очень любит и
пошалить. Мне кажется, он весьма умен, но порой он совсем ребенок.
Когда мистер Хэвишем увидел Седрика вторично, он убедился в правоте
ее последнего замечания. Едва его экипаж свернул за угол, как в глаза
ему бросилась оживленная группка мальчишек. Двое из них готовились
бежать наперегонки, и одним из них был юный лорд -- он так же громко
шумел и кричал, как все остальные. Он стоял рядом со вторым
мальчиком, выставив вперед ногу в красном чулке.
-- Приготовиться! -- крикнул судья. -- Раз! Все в порядке?
Два! Три! Побежали!
Мистер Хэвишем с неожиданным интересом высунулся в окно экипажа.
Такого он еще в своей жизни не помнил -- красные чулки юного лорда так
и засверкали, как только раздалась команда. Сжав кулаки, он вихрем
мчался вперед; а ветер развевал его золотистые волосы.
-- Сед Эррол, давай! -- вопили, приплясывая и визжа от восторга,
мальчишки. -- Билли Уильяме, давай! Седди, поднажми! Жми, Билли!
Ура! Ура!
-- Право, кажется, он придет первым, -- сказал мистер Хэвишем.
Быстрота, с которой мелькали красные ножки, крики мальчишек,
отчаянные усилия Билли Уильямса, чьи ноги в коричневых чулках изо
всех сил поспешали за красными, -- все это взволновало старого
адвоката.
-- Право же... право же, я решительно надеюсь, что он придет
первым! -- произнес он, смущенно кашлянув.
В этот миг раздался дружный крик мальчишек, которые запрыгали и
заплясали от радости.
Будущий граф Доринкорт последним отчаянным рывком достиг фонарного
столба в конце квартала и ударил по нему, опередив на две секунды
Билли Уильямса, который кинулся к нему, тяжело дыша.
-- Да здравствует Седди Эррол! -- заорали мальчишки. -- Ура
Седди Эрролу!
Со сдержанной улыбкой мистер Хэвишем откинулся на подушки своего
экипажа.
-- Браво, лорд Фаунтлерой! -- произнес он.
Когда экипаж остановился перед домом миссис Эррол, победитель и
побежденный подошли к нему в сопровождении ликующих мальчишек. Седрик
шел с Билли Уильямсом и что-то говорил ему. Его раскрасневшееся лицо
сияло радостью, волосы прилипли к разгоряченному влажному лбу, руки
были засунуты в карманы.
-- Знаешь, -- говорил Седрик, очевидно, желая облегчить поражение
своему незадачливому сопернику, -- я оттого, верно, победил,
что у меня ноги чуть длиннее твоих. Ведь я на три дня тебя
старше, а это преимущество. Я старше на целых три дня!
Это соображение, видно, так обрадовало Билли Уильямса, что он
заулыбался и с важностью огляделся, словно он одержал верх, а не
потерпел поражение. Седди Эррол, видно, умел утешить. Даже в упоении
победой он не забыл о том, что проигравшему, возможно, не так весело,
как победителю, и мысль о том, что в иных обстоятельствах победу мог
одержать он, его ободряла.
В это утро мистер Хэвишем долго беседовал с
победителем -- беседа эта заставила его не раз улыбнуться своей
сдержанной улыбкой и потереть подбородок худыми пальцами.
Миссис Эррол вышла из гостиной по какому-то делу, и Седрик с мистером
Хэвишемом остались вдвоем. Поначалу мистер Хэвишем не знал, что же
сказать мальчику. Ему подумалось, что было бы полезно как-то
подготовить его к встрече с дедом и к той огромной перемене, которая
ему предстоит. Он видел, что Седрик не имеет никакого понятия ни о
том, что ждет его по прибытии в Англию, ни о том, в каком доме он
поселится. Он даже не знал, что мать не будет жить с ним под одной
крышей. Они решили пока не говорить ему об этом -- пусть немного
привыкнет к своему новому положению.
Мистер Хэвишем сидел в кресле у открытого окна; по другую сторону от
окна стояло другое кресло, еще большего размера; в нем-то и устроился
Седрик. Он сидел в самой глубине кресла, откинув кудрявую голову на
спинку, и внимательно смотрел на мистера Хэвишема; ногу он заложил на
ногу, а руки сунул в карманы, как это делал обычно мистер Хоббс. Он
не отрывал взгляда от адвоката, пока мать оставалась в комнате;
впрочем, когда она удалилась, он продолжал смотреть на него все так
же задумчиво и почтительно. Воцарилось короткое молчание; Седрик,
казалось, изучал мистера Хэвишема, а мистер Хэвишем -- тут уж сомневаться
не приходилось -- изучал Седрика. Он никак не мог решить,
что следует сказать мальчику в красных чулках, победившему в беге
наперегонки, ножки которого, когда он сидел в глубоком кресле, не
доставали до пола.
Но Седрик вывел его из затруднения, взяв инициативу в свои руки.
-- А знаете, -- сказал он, -- я не представляю, что такое граф.
-- Нет? -- произнес мистер Хэвишем.
-- Нет, -- отвечал Седрик. -- Мне кажется, если собираешься стать
графом, надо знать, что это такое. А вам как кажется?
-- Пожалуй, -- согласился мистер Хэвишем.
-- Вам нетрудно будет, -- почтительно спросил Седрик, -- дать мне вы-
яснения? (Порой он немного сбивался в длинных словах.) Как
человек делается графом?
-- Это делают король или королева, разумеется, -- объяснил мистер
Хэвишем. -- За то, что человек хорошо служил своему государю или
совершил что-нибудь замечательное.
-- А-а! -- воскликнул Седрик. -- Как президент!
-- Разве? -- спросил мистер Хэвишем. -- Разве здесь президентов
выбирают за это?
-- Да, -- отвечал уверенно Седрик. -- Если это очень хороший и
знающий человек, его выбирают президентом. Устраивают шествие с
факелами и с оркестром и все произносят речи. Я раньше думал,
что, может, и я стану президентом,
. но мне и в голову не приходило, что я могу стать графом. Просто я
ничего не знал о графах, -- быстро добавил Седрик, чтобы не обидеть
мистера Хэвишема. -- Если бы я знал, я, верно, подумал бы, что неплохо
было бы им стать.
-- Но это, пожалуй, не то, что быть президентом, -- заметил мистер
Хэвишем.
-- Правда? -- спросил Седрик. -- А почему? Разве факельных шествий не
устраивают?
Мистер Хэвишем заложил ногу за ногу и задумчиво соединил концы
пальцев. Он подумал, что, пожалуй, пора все объяснить подробнее.
-- Граф... очень важная персона, -- начал он.
-- И президент тоже! -- вставил Седди. -- Факельное шествие
растягивается миль на пять, а еще они ракеты пускают и оркестр все
время играет! Меня мистер Хоббс брал посмотреть.
-- Граф, -- продолжал мистер Хэвишем, без особой уверенности
нащупывая почву, -- часто очень древнего происхождения...
-- Как это? -- спросил Седрик.
-- Из очень старой семьи... Очень старой.
-- А-а! -- сказал Седрик, засовывая руки поглубже в карманы. --
Понимаю! Это как торговка яблоками, что сидит возле парка. Я
уверен, что она тоже очень древнего... прохождения. Она
такая старая, что непонятно, как она на ногах держится. Ей лет сто,
не меньше, но она всегда там, даже когда дождь идет. Я ее
жалею, и другие мальчики тоже. У Билли Уильямса один раз был чуть
не целый доллар, и я его попросил покупать у нее каждый день яблок
на пять центов, пока он не истратит всего доллара. Это было бы
двадцать дней, но ему яблоки через неделю надоели. Но тут
мне повезло: один джентльмен подарил мне пятьдесят центов,
и я стал покупать яблоки вместо Билли. Жалко ведь тех,
кто такой старый и имеет такое древнее... про-хождение. Она говорит,
у нее от него кости болят, и в дождик ей всегда хуже.
Мистер Хэвишем не знал, что на это ответить, и молча смотрел на
серьезное лицо своего юного собеседника.
-- Боюсь, что вы не совсем меня поняли, -- сказал он. -- Когда я
говорил о "древнем происхождении", я имел в виду не возраст, а то,
что имя такого семейства известно в обществе с давних времен,
возможно, люди, носившие это имя, были известны много столетий назад
и о них не раз упоминали в истории их страны.
-- Как о Джордже Вашингтоне, -- подхватил Седрик. -- Я о нем с самого
рождения слышал, а он еще задолго до того был известен. Мистер Хоббс
говорит, его никогда не забудут. Это из-за Декларации независимости и
Четвертого июля, вы ведь знаете. Он был очень смелым человеком, вот в
чем дело.
-- Первый граф Доринкорт, -- произнес торжественно мистер Хэвишем,
-- был возведен в графское достоинство четыреста лет назад.
-- Ну и ну! -- воскликнул Седрик. -- Вот это давно! А Дорогой вы об
этом рассказали? Ее это очень заинтересует. Мы ей расскажем, когда
она вернется. Она очень любит такие истории. А что граф еще делает --
помимо того, что его возводят?
-- Многие из них помогали править Англией. Некоторые были отважными
людьми и участвовали в старину в великих сражениях.
-- Я бы тоже хотел участвовать, -- признался Седрик. -- Мой отец был
солдатом, и очень отважным -- совсем как Джордж Вашингтон. Может,
поэтому его и сделали бы графом, если бы он не умер. Я рад, что графы
храбрые. Это великое пр... как это... имущество -- быть храбрым. Я
раньше многого боялся -- темноты, например; но потом я стал думать о
солдатах во время Революции и о Джордже Вашингтоне -- и
вылечился от страха.
-- У графов есть еще одно важное преимущество, -- проговорил с
расстановкой мистер Хэвишем и пытливо посмотрел на мальчика. -- У
некоторых из них много денег.
Ему было интересно узнать, известно ли его молодому другу, какою
властью обладают деньги.
-- Это хорошо, -- отвечал спокойно Седрик.-- Мне тоже хотелось бы иметь
много денег.
-- Да? -- спросил мистер Хэвишем. -- Для чего?
-- Знаете, -- объяснил Седрик, -- с деньгами можно многое сделать.
Вот, к примеру, торговка яблоками. Будь я богат, я бы купил ей
брезентовый навес для лотка и маленькую печку, а в
дождливые дни я бы давал ей по доллару, чтобы она сидела дома. И
еще... ах да, я купил бы ей теплую шаль. Тогда у нее кости не так бы
болели. У нее кости не такие, как у нас; они у нее болят при малейшем
движении. Это очень тяжело, когда у человека такие кости. Если бы я
был богат и смог бы ей все это купить, может, они бы у нее перестали
болеть.
-- Гм, -- проговорил мистер Хэвишем. -- А что бы вы еще сделали, если
бы были богаты?
-- О, много чего! Конечно, я бы купил Дорогой всяких красивых вещиц
-- игольниц, вееров, золотых колец и наперстков, а еще энциклопедию и
коляску, чтобы ей не нужно было ждать омнибуса. Если бы она любила
розовые платья, я бы их ей купил, но она любит черные. Я бы ее повел
в большие магазины и сказал, чтобы она все посмотрела и сама выбрала.
А потом Дик...
-- Кто это Дик? -- спросил мистер Хэвишем.
-- Дик -- чистильщик сапог, -- отвечал юный лорд с жаром, радуясь, что
мистер Хэвишем принимает его планы близко к сердцу. -- Он просто
замечательный. Он сидит на одном перекрестке в самом центре
города. Я его очень давно знаю. Однажды, когда я был совсем
маленький, мы там проходили с Дорогой, и она мне купила дивный мяч,
такой прыгучий; я его нес, а он вдруг прыгнул прямо на мостовую, где
лошади и кареты, а я так огорчился и заплакал -- я ведь был еще маленький,
я тогда еще в шотландской юбочке ходил. А Дик как раз чистил
одному человеку ботинки. Он мне сказал: "Привет!" -- и бросился меж
лошадей, мячик поймал, вытер о свою куртку и отдал мне. И еще сказал:
"Все в порядке, молодой человек!" Дорогой он очень понравился, а уж
мне -- и говорить нечего, и с тех пор, когда мы идем в город, мы с ним
всегда разговариваем. Он мне говорит: "Привет!", и я ему тоже, а
потом мы немного беседуем, и он мне рассказывает, как идут дела. В
последнее время дела у него идут неважно.
-- А что бы вы хотели сделать для него? -- спросил адвокат, потирая
подбородок и странно улыбаясь.
-- Я, -- отвечал, приняв деловой вид, лорд Фаунтлерой, -- я
бы откупил у Джейка его долю.
-- А кто такой Джейк? -- спросил мистер Хэвишем.
-- Он компаньон Дика, и худшего компаньона свет не видывал! Это Дик
говорит. Он ему только мешает, и еще он нечестный. Он то и дело обманывает,
а Дик от этого бесится. Вы бы тоже бесились, если бы чистили
с утра до ночи ботинки и все делали, как положено, а ваш бы
компаньон вас обманывал. Дика все любят, а Джейка -- нет, и потому не
всегда приходят к ним снова. Будь я богат, я бы откупил у Джейка его
долю, и тогда у Дика была бы своя вывеска, а Дик говорит, что с
вывеской можно далеко пойти. А еще я купил бы ему все новое, и
одежду, и щетки, чтобы у него все было, как надо. Он говорит, что
мечтает только об одном: чтобы все было, как надо.
Маленький лорд поведал все это мистеру Хэвишему просто и
доверительно, то и дело ссылаясь
на своего друга Дика. Он, видно, ни на миг не сомневался в том, что
его собеседника история эта интересует не меньше, чем его самого.
Мистер Хэвишем и вправду проникся живейшим интересом, возможно, не
столько к Дику или к торговке яблоками, сколько к этому юному
отпрыску благородной семьи, в кудрявой головке которого так и роились
планы помощи друзьям и который о себе, казалось, вовсе и не думал.
-- А что бы вы... -- начал адвокат. -- А что бы вы хотели для
себя, если бы вы разбогатели?
-- О, много всего, -- ответил, не задумываясь, лорд Фаунтлерой. --
Только сначала я бы дал Мэри денег для Бриджит -- это ее
сестра, у нее двенадцать детей, а муж без работы. Она к нам приходит
и плачет, Дорогая дает ей всего, целую корзинку, а она опять плачет и
говорит: "Спаси вас Господь, такая красавица!" И еще мне кажется, что
мистеру Хоббсу было бы приятно, если бы я подарил ему на память
золотые часы с цепочкой и пенковую трубку. А потом я хотел бы
устроить праздник.
-- Праздник! -- вскричал мистер Хэвишем.
-- Как съезд республиканцев, -- объяснил взволнованно Седрик.
-- Чтобы у всех мальчиков были факелы, форма и все такое прочее, и у
меня тоже. И мы бы строились и маршировали. Будь я богат, вот что я
для себя бы хотел.
Дверь отворилась, и миссис Эррол вошла в комнату.
-- Простите, что оставила вас так надолго, -- сказала она мистеру
Хэвишему. -- Но ко мне пришла бедная женщина, у которой стряслась
беда.
-- Этот юный джентльмен, -- сообщил мистер Хэвишем, -- поведал
мне о некоторых своих друзьях и о том, что бы он для них
сделал, будь он богат.
-- Одна из них -- Бриджит, -- отвечала миссис Эррол, -- с ней я сейчас и
беседовала на кухне. У нее беда: муж ее заболел горячкой.
Седрик соскользнул на пол.
-- Я, пожалуй, пойду и поговорю с ней, -- сказал он, -- спрошу,
как он себя чувствует. Я ему очень обязан: он мне однажды сделал из
дерева меч. Он очень талантливый человек.
Он выбежал из комнаты, а мистер Хэвишем поднялся с кресла. Казалось,
он что-то хочет сказать. С минуту он колебался, а потом произнес,
глядя с высоты своего роста на миссис Эррол:
-- Перед отъездом из замка Доринкорт я виделся с графом, и он мне дал
кое-какие распоряжения. Он хотел бы, чтобы его внук с удовольствием
ждал переезда в Англию и знакомства с ним. Он сказал, что я должен
дать понять милорду, что перемена в его жизни принесет ему деньги и
все те радости, которые так любят дети. Если милорд выразит какое-
либо желание, я должен выполнить его и сказать, что это подарок от
дедушки. Я сознаю, что граф не имел в виду ничего подобного, но если
лорду Фаунтлерою будет приятно помочь этой бедной женщине, я
уверен, что граф был бы недоволен, если бы я этого не исполнил.
И снова адвокат неточно передал слова графа. Вот что на самом деле
сказал граф:
-- Пусть мальчик поймет, что я могу дать ему все, что он только
захочет. Пусть знает, что такое быть внуком графа Доринкорта.
Купите ему все, что он ни пожелает; пусть у него в карманах звенят
деньги, и говорите ему, что это все подарил ему дедушка.
Он руководствовался не лучшими мотивами, и, пожалуй, будь у
маленького лорда Фаунтлероя не такое доброе и нежное сердце, граф мог
бы причинить немало вреда. Но мать Седрика была так добра, что ей это
не пришло в голову. Она решила, что одинокий несчастный старик, лишившись
своих сыновей, хочет проявить доброту по отношению к внуку и
снискать его любовь и доверие. Она от души обрадовалась, узнав, что
Седди может помочь Бриджит. Ей приятно было думать о том, что по
странному капризу судьбы ее мальчик сможет помочь тем, кто нуждался в
помощи. Ее прелестное лицо залил румянец.
-- О, граф очень добр, -- произнесла она. -- Седрик так обрадуется!
Он всегда любил Бриджит и Майкла. Они очень достойные люди. Я час
то жалела, что не могу им больше помогать. Майк, когда здоров,
прекрасный работник, но он уже давно болеет. Ему нужны дорогие
лекарства, теплая одежда и питание. Они с Бриджит не растратят
попусту то, что получат.
Мистер Хэвишем сунул руку в боковой карман и вынул большой бумажник.
На лице его появилось странное выражение. Сказать по правде, в эту
минуту он размышлял о том, что скажет граф Доринкорт, когда узнает,
каким оказалось первое желание лорда Фаунтлероя, которое он исполнил.
-- Не знаю, отдаете ли вы себе отчет в том, что граф Доринкорт
чрезвычайно богат, -- сказал он. -- Он может удовлетворить
любой каприз. Он будет рад узнать, что желание лорда Фаунтлероя,
каким бы странным оно ни показалось, было исполнено. Если вы позовете
вашего сына, я, с вашего позволения, дам ему пять фунтов для этих
людей.
-- Двадцать пять долларов! -- воскликнула миссис Эррол. --
Эта сумма им покажется целым богатством. Мне с трудом верится, что
это правда.
-- Сомнений быть не может, -- отвечал мистер Хэвишем, холодно
улыбаясь. -- В жизни вашего сына произошла огромная перемена. В его
руках будет сосредоточена большая власть.
-- О Боже! -- воскликнула миссис Эррол. -- Ведь он такой маленький --
совсем, совсем маленький! Как мне научить его хорошо ею распоряжаться?
Мне страшно... Бедный мой Седди!
Адвокат откашлялся. Кроткое, нежное выражение ее карих глаз тронуло
его очерствевшее сердце.
-- Я полагаю, сударыня, -- заметил он, -- что будущий граф Доринкорт,
насколько можно судить по беседе, которую я имел с ним сегодня утром,
будет думать не только о себе, но и о других. Он всего лишь дитя, но,
мне кажется, на него можно положиться.
Затем миссис Эррол отправилась за Седриком. Мистер Хэвишем услышал