Страница:
– Значит, все наши сети оказались пустыми, – сказал он, со звоном застегивая пряжки саквояжа, – и мы по-прежнему сидим без почина. Зато теперь начнется переполох… а я даже не знаю, хорошо это сейчас или плохо?.. Сульфик и вся его банда… гм, разумеется, они свалят все на Братство. И конечно, они не получат никаких доказательств – об этом я позабочусь. И тогда они начнут искать предателя среди своих. И… что скажешь, старый?
– Скажу, что это не так уж и плохо. Тебе, собственно, что нужно? Раскрыть дворцовый заговор? Я думаю, что нет… тебе нужно сделать так, чтобы любые заговоры рассосались сами собой, и все текло прежним руслом. Вот и делай!..
– И поможет мне, конечно же, Висельник, – усмехнулся Каан, многозначительно поглядев на Энгарда. – Мне нужны доказательства, понимаешь ты или нет? Если у меня будут четкие, неопровержимые доказательства, я остановлю весь этот молебен раньше, чем они решат, что можно приступать к активным действиям. Я знаю, как и через кого мне шевелиться. А вот что нужно Висельнику, ты мне можешь сказать? Вообще хоть кто-нибудь мне это скажет? Сотню червонцев за версию, господа! Почему мы все молчим?
– Выкладывайте вашу сотнягу, нотариус, – вдруг прокашлялся Энгард. – Я знаю, что ему нужно.
– И что же? – скептически заулыбался в ответ Каан.
– Да то же самое, что и вам – доказательства. Хотя бы свидетельства – только такие, которые нельзя потом опротестовать!
Господин нотариус преисполнился сарказма.
– Может быть, – вкрадчиво начал он, – ваша милость пояснит мне, для чего, собственно, ему эти самые свидетельства? Не для того ли, чтобы потом, зажав заговорщиков в кулаке, потребовать свою долю в деле? Просто прекрасно, господа! С бароном Вилларо наши мошенники проиграть не могут по определению…
– Нет. – Энгард спокойно выдержал острый взгляд Каана и даже попытался улыбнуться своей порезанной щекой. – Я долго строил самые разные версии и не мог остановиться ни на одной из них. Я предполагал и то и другое – и ваш вариант, кстати, тоже: от Вилларо и впрямь можно ждать чего угодно, но за день до нашего отплытия один умный человечек нашептал кое-кому на ушко, что его превосходительство Советник Толлен стоит одной ногой в могиле – у него, видите ли, седая чахотка в последней стадии. Лекари дают ему от силы пару месяцев.
Каан чуть не подскочил на стуле.
– Толлен?! Это точно?
– Ну, – теперь язвителен стал граф, – я уж не знаю, почему разведка уважаемого Братства работает хуже, чем моя. Но это совершенно точно, уж вы поверьте мне. В подтверждение моих слов – вспомните, когда его последний раз видели на Ассамблее? А в Сенате? Уже месяц назад за него отчитывался кто-то из чинуш Канцелярии. Нет, господин нотариус, Толлен сейчас лежит в постели и харкает кровью.
– И вы думаете, что Вилларо нацелился на его место? – засомневался Каан.
– Нет, – помотал головой Дериц. – Виселица навсегда закрывает для него такой пост – его никогда не утвердит Сенат. А утвердит он скорее всего или Баарта, или кого-то из людей Внешнего Департамента. Но это уже не имеет никакого значения, потому что для Вилларо все эти имена – не более чем картонные фигурки. Раз Толлен отправляется в чертоги Князя Гудамы, исчезают непреодолимые прежде заслоны, которые отделяли Висельника от тех, кто принимает в Граде серьезные решения… от главного королевского казначея, от главного конюшего и еще нескольких хорошо известных нам лиц. Именно к ним Вилларо мечтает прийти с доказательствами заговора на руках. А уж потом – о, потом он и сам станет одним из таких «лиц» – придется им, бедным, потесниться, никуда не денешься, такие ценные люди на дороге не валяются.
Каан молча взялся за принесенное вино. Я слушал Энгарда, не совсем понимая детали его рассказа, но суть была мне ясна вполне – Вилларо готовится подняться на сияющие вершины дворцового Града, где правят невидимые для страны сановники, давно уже отобравшие реальную власть у не совсем вменяемого пеллийского государя. Ради того, чтобы оказаться там самым нужным, он роет носом, как свинья в поисках земляного ореха. Человек, который представит всем этим конюшим и казначеям какие-либо свидетельства, способные посадить на короткую цепь строптивых принцев, будет оценен по достоинству.
– И что же, – мрачно выдохнул нотариус, – вы предлагаете мне помочь Висельнику?
– Нет, – помотал головой Энгард. – Точнее, не совсем так… я, если хотите знать, пришел к вам за советом.
– Да какой же совет я могу вам дать, дорогой граф? Будь я проклят, я впервые вижу человека, который знает куда больше нас! Это, знаете ли, я должен просить вас о совете…
Энгард тяжело вздохнул. Оглянувшись – мне показалось, что он опасается, как бы нас не услышали, хотя уж здесь-то умели не слышать даже то, что слышно, – он нервно налил себе вина и спросил:
– Что мне делать?
– Вам? – в очередной раз изумился Каан. – Позвольте…
– Я не знаю, стоит ли мне докладывать Вилларо о произошедшем на острове. Я пришел сюда для того, чтобы решить – вместе с вами, – какую часть правды стоит донести до его ушей… да, я покажу ему головы убитых, но что мне ему говорить? Именно это я и хотел у вас спросить.
– Вот это вопрос, – хмыкнул Иллари. – Я предлагаю вам вернуться к истокам ваших предположений. Откуда все началось, Каан? Маттер рассказывал мне, но я так и не понял, с каких ручьев приплыли слухи про святош?
– Мы с Лоалла просто сопоставили кое-какие факты, – с готовностью отозвался Каан. – Иногда это и у нас получается… Решив, что мы на верном пути, я дал команду искать, и что же ты думаешь – на следующее же утро ко мне привели одного маклера, только что вернувшегося из поездки на север. Попутно он навестил и Стаален, где имел разговор с настоятелем Янвицем. Тот долго и путано рассказывал о каких-то пожертвованиях, которые могут поступить в связи с храмовыми празднествами, а монастырь, дескать, нуждается в наличных… дальше – все просто. Такео, как ожидалось, шел из Машибута с грузом ценностей, мы прикинули что к чему – и вот.
Он пнул ногой стоящий под столиком сундучок и раздраженно потянулся к давно остывшей трубке.
– Я хотел бы знать, что мне говорить Вилларо про эти самые ценности, – озабоченно заерзал Энгард. – Как я объясню…
– А ничего не говорить, – вмешался я. – Свидетели у нас остались? Нет, все мертвы. Конечно, когда Сульфик и прочие поймут, что Такео исчез вместе со всем барахлом, они примутся искать и его, и товар, но нам-то что? Мы товара в глаза не видели. Кто видел? Ты видел? Я лично про него знать не знаю. Мы шли по следу Такео и его банды, да опоздали, застав их в разгаре схватки с местными бандюгами. Спасти никого не удалось…
– Может, просто сказать, что нашли уже одни трупы? – предположил Каан.
– Посмотрите на благородное лицо господина графа, – пожал я плечами.
– По дороге подрался, – парировал Энгард. – Ну что, царапина на роже, ну не одна… что он меня, раздевать, что ли, будет?
– А у вас много ран? – невинно поинтересовался Каан, раскуривая трубку.
– Весь изрезан, – сморщился Дериц. – Не напоминайте… да, Мат, я пожалуй, так ему и скажу: предполагали, где они могут находиться, но опоздали, нашли одни трупы и сумку. Сумка его порадует!..
– Делай как знаешь, – махнул я рукой. – Только я с тобой не пойду, у меня плоховато с актерскими талантами.
Вчера вечером, когда мы высаживались в городке полусотней миль южнее столицы, он извлек головы из медного бидона, завернул их в промасленную бумагу и с некоторой торжественностью вручил мрачному Энгарду. Я тотчас же порадовался отсутствию аппетита за ужином. Сейчас мне не хотелось даже вспоминать об этом.
«Брин» ждал Иллари все там же, на рейде небольшого рыбачьего порта – в тот городок ходил дилижанс из столицы, и до отправки оставалось совсем немного времени. Королевский академик – я все время называл его так про себя – сидел на веранде, задумчиво покуривая морскую трубочку с длинным мундштуком, купленную сегодняшним утром в богатой лавке на набережной.
– Мне, конечно, следовало бы остаться, – произнес он, в который раз доставая из кармана свой хронометр, – но сейчас это невозможно: у нас серьезные дела с одним почтенным торговым домом из Лавелле, я просто обязан присутствовать при завершении сделки, иначе они нас неправильно поймут… но ничего, Мат: в разговоре с Гэкко тебе поможет Накасус, он хорошо разбирается в ситуации. Гэкко передаст тебе то, что ты должен унаследовать от Монфора. Наверное, там будет целый воз бумаг…
– Мне придется что-то подписывать?
– Возможно, но это не страшно: тут достаточно будет твоих документов и печати любого бродячего нотариуса, ведь Гэкко засвидетельствует твое право. Каана сюда лучше не привлекать.
– Понимаю, – согласно кивнул я.
– Ну вот, – Иллари поднялся на ноги и взял в руку небольшой кожаный мешок с вещами, – теперь мне пора. Кстати, для связи с нами ты можешь пользоваться обычной королевской почтой – они пустили на южное направление новые клипера с машинами, теперь им не страшны штили, так что любое письмо дойдет до нас за три-четыре дня, это с гарантией… вообще, конечно, – он остановился уже в воротах, возле открытой дверцы большого черного экипажа, – хотелось бы, чтобы ты вернулся. Как можно раньше, потому что некоторые дела обстоят таким образом, что присутствие господина князя просто необходимо.
– Вот так официально? – грустно улыбнулся я.
– Да, – покачал головой Иллари. – С другой стороны, кроме тебя, в этой истории разобраться некому, так что… охо-хо-хо…
Он крепко обнял меня, хлопнул кулаком по спине и нырнул в карету. Я стоял в раскрытых воротах до тех пор, пока ее широкая черная корма не пропала на выезде из нашего тупичка, потом повернулся, позволяя привратнику закрыть тяжелые кованые створки, и побрел на кухню – мне требовалась бутыль вина.
Я хотел увидеть Айрис, хотя и знал, что делать этого не следует. Я не мог простить себе собственные слезы…
Вскоре я уже медленно брел по кладбищу, прислушиваясь, не раздастся ли скрип двери маленькой часовни, но все было тихо. Подойдя ближе, я ощутил какую-то возню в приделе и остановился. Сердце вдруг сжалось, стало трудно дышать – иногда так бывало перед близким штормом. Вздохнув, я решительно постучал.
На порог вышла тучная и румяная женщина в ярких цветастых шароварах и белой рубашке с закатанными рукавами. В руках она держала сотейник.
– А где… госпожа Айрис? – остолбенел я, вдруг понимая, что жрицы тут почему-то нет, а вместо нее – эта кухарка.
– А уехала она, – жизнерадостно сообщила мне дама с сотейником, – в храм какой-то попросилась. А я вот убираюсь тут, ну, пока новое-то лицо духовное не пришлют.
Это самое «духовное лицо» она произнесла с явным удовольствием, чуть ли не жмурясь.
– Как так уехала? Навсегда?
– Навсегда, а как же. Говорю же, в храм какой-то… а вы, кстати, это вот… не князь ли, что тут вот, в городе-то, гостит у кого-то?
– Что? – я совершенно не понимал, о чем она говорит. – Князь? Да, я князь… а какое это теперь имеет… значение?
– Так она-то ведь письмецо вам оставила!
Толстуха взволнованно замахала руками и, наказав мне стоять на месте и никуда не отлучаться, нырнула в темный провал двери.
«Любимый мой! Отца больше нет, и поэтому я…»
…Я уселся на валявшееся на берегу бревно и некоторое время смотрел, как волна равнодушно бьет о гальку лист бумаги с расплывшимися уже следами чернил.
В моей ладони тлела теплая трубка, и я отчаянно жалел о том, что взял с собой так мало вина. Но все же сейчас лучше было находиться здесь, на берегу вечного океана, чем в доме с его неугомонным шумом и возней… Когда трубка дотлела и погасла, а вина в бутылке осталось меньше половины, в моей голове понемногу прояснилось, и я, уже почти спокойно всматриваясь в пенные гребни волн, стал думать о том, что ждет меня дальше. Айрис постепенно удалялась, уходила теплой и мучительно сладкой болью – я знал, что она еще вернется, вернется не раз и не два, но сейчас, так уж сложилось, мои мысли приобрели необычайную остроту: чем туманнее становилась ее уже далекая тень, тем яснее выглядели роли в том удивительном спектакле, из-за которого я оказался на этом берегу. Я видел многое так, словно сам стоял на сцене посреди своих партнеров, кружащихся в легком вихре страстей и порожденных ими событий.
Я словно играл в ло. Вот мне выпал правый поворот третьего круга – значит, дальше мне останется или ход на шесть очков, или почти гарантированный проигрыш с третьего броска. А господин Вилларо находится на четвертом ходу – что бы ему ни выпало в следующем броске, он останется при своих. Если повезет, он возьмет ставки всех участников, если нет – он не проиграет ни единого медяка. Принцы не сумеют переиграть его хотя бы потому, что не смогут доказать его участие в спектакле. Именно ради этого он и стремится действовать руками Энгарда Дерица, который, по большому счету, тоже мало чем рискует, в силу кажущейся малозначительности своей тщедушной фигурки. С Энгардом почти все ясно.
Но на каком же кругу находится сейчас господин Джардеш из Машибута?
Я не спеша набил трубку, клацнул огнивом и призадумался. Насколько могут быть верны предположения Иллари о том, что и Эйно, и Монфор были убиты почти случайно? Если он прав, то главной целью Джардеша был Череп. Для чего?
Допустим, он предложит его кхуманам… но это противоречит правилам нашей игры, единым для всех ее участников. Но, с другой стороны, если представить себе, что дело не в Черепе – в конце концов, Джардешу вовсе не обязательно знать о самом его существовании, то тогда это двойное убийство выглядит и вовсе нелепым. Ясно одно – если Джардеш действительно имеет ко всему этому самое непосредственное отношение, то он решился играть по-крупному. Настолько по-крупному, что…
Что?! Я не мог найти ответа на этот вопрос. Оставалось только искать доказательства. Хоть какой-то намек! Пока я знал только то, что один из Посредников, причем не последнего ранга, затеял какие-то махинации на территории королевства Пеллийского. И ничего более.
И еще, добавил я самому себе, эти бумаги, жутковатая коллекция господина Фолаара, о которой даже думать страшно. Кто и для чего ее собрал? Я видел, что Энгарда этот вопрос занимает не меньше моего, но он почему-то не хочет говорить со мной об этом. Что ж, следует подумать, какие ниточки остались в наших руках.
Во-первых, Гэкко. Он должен хоть как-то прояснить ситуацию с драгоценностями Монфора. Во-вторых, у нас остался некий моряк по имени Мордир, который застрял на острове Таэр. Времени с тех пор прошло немало, но если попытаться…
Я бросил в море опустевшую глиняную бутылку, поднялся на ноги и зашагал к дому.
Энгард уже вернулся. Услышав скрип калитки, он вскочил на ноги и принялся буравить глазами легкие вечерние сумерки.
– А, это ты наконец, – произнес он с явным облегчением. – Я уж решил вдруг, что ты пропал надолго.
– С чего бы это? – возразил я, поднимаясь на веранду. – Так, прогуливался. Ну, как наш дорогой барон?
– Вот об этом я и думаю, – хмыкнул Энгард. – Самым трудным было объяснить ему, как мы узнали, где и когда объявится наш покойный друг Такео. Но я выкрутился – у меня, дескать, свои каналы.
– Поверил?
– А что ему делать? У нас что-то вроде договора: я не спрашиваю, откуда он добывает свои новости, а он соответственно не мучает вопросами меня. Но, честно говоря, выглядел он немного озадаченным. Мне даже показалось, что он что-то такое знает о тех полудурках из Ханонго… как будто он узнал кого-то из них. Но мне, правда, не сказал ничего.
– И какое задание ждет нас теперь?
– Сульфик, разумеется. По расчетам Вилларо – да и по моим тоже – Сульфик просто обязан где-нибудь поскользнуться. Нужно только поймать его в этот момент…
– Сам барон этим делом заниматься не будет?
– Будет, конечно, да еще как. Похоже, он задумал вывести Сульфика непосредственно на меня, а там уже…
– Ясно. Дерьмо опять будешь выгребать именно ты. Что ж, если нет ничего лучшего… Послушай-ка меня, Энни, – я дунул в стоявший на столе бокал и налил себе немного желтого, – а не заняться ли нам небольшим приватным, скажем так, расследованием?
– Что ты имеешь в виду? – насторожился Энгард.
– Помнишь ту компанию контрабандистов, в наследство от которой нам досталась папочка с бумажками? Ведь один из них еще где-то бродит…
И я рассказал ему о своих размышлениях насчет господина Мордира и платы за коллекцию Фолаара, которая так и не попала ему в руки.
– Вот именно, – вдруг прищурился Дериц, – плата! Хорошими же идиотами мы были! Как же я не сообразил раньше!..
– Ты это о чем? – удивился я.
– Да о том же… если бы это были деньги… сам подумай: люди, выступающие посредниками наших приятелей, вряд ли стали бы тащить какие-то ценности через половину королевства – дураку ясно, что они могли бы получить их здесь. Нет, у них был какой-то товар… уж не бумаги ли?
– Опять бумаги?
– Но ты же должен понимать, что в такой игре, при таких-то ставках, любая бумажка может стать эшафотом… За свою коллекцию Фолаар хотел получить что-то другое, не менее для него ценное. Та-ак… значит, шкипер Мордир? Прекрасно, просто прекрасно… я знаю, кого послать на поиски!
Энгард куснул палец и хитро осклабился.
Глава 3
– Скажу, что это не так уж и плохо. Тебе, собственно, что нужно? Раскрыть дворцовый заговор? Я думаю, что нет… тебе нужно сделать так, чтобы любые заговоры рассосались сами собой, и все текло прежним руслом. Вот и делай!..
– И поможет мне, конечно же, Висельник, – усмехнулся Каан, многозначительно поглядев на Энгарда. – Мне нужны доказательства, понимаешь ты или нет? Если у меня будут четкие, неопровержимые доказательства, я остановлю весь этот молебен раньше, чем они решат, что можно приступать к активным действиям. Я знаю, как и через кого мне шевелиться. А вот что нужно Висельнику, ты мне можешь сказать? Вообще хоть кто-нибудь мне это скажет? Сотню червонцев за версию, господа! Почему мы все молчим?
– Выкладывайте вашу сотнягу, нотариус, – вдруг прокашлялся Энгард. – Я знаю, что ему нужно.
– И что же? – скептически заулыбался в ответ Каан.
– Да то же самое, что и вам – доказательства. Хотя бы свидетельства – только такие, которые нельзя потом опротестовать!
Господин нотариус преисполнился сарказма.
– Может быть, – вкрадчиво начал он, – ваша милость пояснит мне, для чего, собственно, ему эти самые свидетельства? Не для того ли, чтобы потом, зажав заговорщиков в кулаке, потребовать свою долю в деле? Просто прекрасно, господа! С бароном Вилларо наши мошенники проиграть не могут по определению…
– Нет. – Энгард спокойно выдержал острый взгляд Каана и даже попытался улыбнуться своей порезанной щекой. – Я долго строил самые разные версии и не мог остановиться ни на одной из них. Я предполагал и то и другое – и ваш вариант, кстати, тоже: от Вилларо и впрямь можно ждать чего угодно, но за день до нашего отплытия один умный человечек нашептал кое-кому на ушко, что его превосходительство Советник Толлен стоит одной ногой в могиле – у него, видите ли, седая чахотка в последней стадии. Лекари дают ему от силы пару месяцев.
Каан чуть не подскочил на стуле.
– Толлен?! Это точно?
– Ну, – теперь язвителен стал граф, – я уж не знаю, почему разведка уважаемого Братства работает хуже, чем моя. Но это совершенно точно, уж вы поверьте мне. В подтверждение моих слов – вспомните, когда его последний раз видели на Ассамблее? А в Сенате? Уже месяц назад за него отчитывался кто-то из чинуш Канцелярии. Нет, господин нотариус, Толлен сейчас лежит в постели и харкает кровью.
– И вы думаете, что Вилларо нацелился на его место? – засомневался Каан.
– Нет, – помотал головой Дериц. – Виселица навсегда закрывает для него такой пост – его никогда не утвердит Сенат. А утвердит он скорее всего или Баарта, или кого-то из людей Внешнего Департамента. Но это уже не имеет никакого значения, потому что для Вилларо все эти имена – не более чем картонные фигурки. Раз Толлен отправляется в чертоги Князя Гудамы, исчезают непреодолимые прежде заслоны, которые отделяли Висельника от тех, кто принимает в Граде серьезные решения… от главного королевского казначея, от главного конюшего и еще нескольких хорошо известных нам лиц. Именно к ним Вилларо мечтает прийти с доказательствами заговора на руках. А уж потом – о, потом он и сам станет одним из таких «лиц» – придется им, бедным, потесниться, никуда не денешься, такие ценные люди на дороге не валяются.
Каан молча взялся за принесенное вино. Я слушал Энгарда, не совсем понимая детали его рассказа, но суть была мне ясна вполне – Вилларо готовится подняться на сияющие вершины дворцового Града, где правят невидимые для страны сановники, давно уже отобравшие реальную власть у не совсем вменяемого пеллийского государя. Ради того, чтобы оказаться там самым нужным, он роет носом, как свинья в поисках земляного ореха. Человек, который представит всем этим конюшим и казначеям какие-либо свидетельства, способные посадить на короткую цепь строптивых принцев, будет оценен по достоинству.
– И что же, – мрачно выдохнул нотариус, – вы предлагаете мне помочь Висельнику?
– Нет, – помотал головой Энгард. – Точнее, не совсем так… я, если хотите знать, пришел к вам за советом.
– Да какой же совет я могу вам дать, дорогой граф? Будь я проклят, я впервые вижу человека, который знает куда больше нас! Это, знаете ли, я должен просить вас о совете…
Энгард тяжело вздохнул. Оглянувшись – мне показалось, что он опасается, как бы нас не услышали, хотя уж здесь-то умели не слышать даже то, что слышно, – он нервно налил себе вина и спросил:
– Что мне делать?
– Вам? – в очередной раз изумился Каан. – Позвольте…
– Я не знаю, стоит ли мне докладывать Вилларо о произошедшем на острове. Я пришел сюда для того, чтобы решить – вместе с вами, – какую часть правды стоит донести до его ушей… да, я покажу ему головы убитых, но что мне ему говорить? Именно это я и хотел у вас спросить.
– Вот это вопрос, – хмыкнул Иллари. – Я предлагаю вам вернуться к истокам ваших предположений. Откуда все началось, Каан? Маттер рассказывал мне, но я так и не понял, с каких ручьев приплыли слухи про святош?
– Мы с Лоалла просто сопоставили кое-какие факты, – с готовностью отозвался Каан. – Иногда это и у нас получается… Решив, что мы на верном пути, я дал команду искать, и что же ты думаешь – на следующее же утро ко мне привели одного маклера, только что вернувшегося из поездки на север. Попутно он навестил и Стаален, где имел разговор с настоятелем Янвицем. Тот долго и путано рассказывал о каких-то пожертвованиях, которые могут поступить в связи с храмовыми празднествами, а монастырь, дескать, нуждается в наличных… дальше – все просто. Такео, как ожидалось, шел из Машибута с грузом ценностей, мы прикинули что к чему – и вот.
Он пнул ногой стоящий под столиком сундучок и раздраженно потянулся к давно остывшей трубке.
– Я хотел бы знать, что мне говорить Вилларо про эти самые ценности, – озабоченно заерзал Энгард. – Как я объясню…
– А ничего не говорить, – вмешался я. – Свидетели у нас остались? Нет, все мертвы. Конечно, когда Сульфик и прочие поймут, что Такео исчез вместе со всем барахлом, они примутся искать и его, и товар, но нам-то что? Мы товара в глаза не видели. Кто видел? Ты видел? Я лично про него знать не знаю. Мы шли по следу Такео и его банды, да опоздали, застав их в разгаре схватки с местными бандюгами. Спасти никого не удалось…
– Может, просто сказать, что нашли уже одни трупы? – предположил Каан.
– Посмотрите на благородное лицо господина графа, – пожал я плечами.
– По дороге подрался, – парировал Энгард. – Ну что, царапина на роже, ну не одна… что он меня, раздевать, что ли, будет?
– А у вас много ран? – невинно поинтересовался Каан, раскуривая трубку.
– Весь изрезан, – сморщился Дериц. – Не напоминайте… да, Мат, я пожалуй, так ему и скажу: предполагали, где они могут находиться, но опоздали, нашли одни трупы и сумку. Сумка его порадует!..
– Делай как знаешь, – махнул я рукой. – Только я с тобой не пойду, у меня плоховато с актерскими талантами.
* * *
Энгард снова умчался в город, прихватив с собой прорезиненный мешок, из которого отвратительно воняло каким-то раствором. Этой желтоватой гадостью лекарь «Бринлеефа» залил для сохранности мертвые головы Такео и его людей.Вчера вечером, когда мы высаживались в городке полусотней миль южнее столицы, он извлек головы из медного бидона, завернул их в промасленную бумагу и с некоторой торжественностью вручил мрачному Энгарду. Я тотчас же порадовался отсутствию аппетита за ужином. Сейчас мне не хотелось даже вспоминать об этом.
«Брин» ждал Иллари все там же, на рейде небольшого рыбачьего порта – в тот городок ходил дилижанс из столицы, и до отправки оставалось совсем немного времени. Королевский академик – я все время называл его так про себя – сидел на веранде, задумчиво покуривая морскую трубочку с длинным мундштуком, купленную сегодняшним утром в богатой лавке на набережной.
– Мне, конечно, следовало бы остаться, – произнес он, в который раз доставая из кармана свой хронометр, – но сейчас это невозможно: у нас серьезные дела с одним почтенным торговым домом из Лавелле, я просто обязан присутствовать при завершении сделки, иначе они нас неправильно поймут… но ничего, Мат: в разговоре с Гэкко тебе поможет Накасус, он хорошо разбирается в ситуации. Гэкко передаст тебе то, что ты должен унаследовать от Монфора. Наверное, там будет целый воз бумаг…
– Мне придется что-то подписывать?
– Возможно, но это не страшно: тут достаточно будет твоих документов и печати любого бродячего нотариуса, ведь Гэкко засвидетельствует твое право. Каана сюда лучше не привлекать.
– Понимаю, – согласно кивнул я.
– Ну вот, – Иллари поднялся на ноги и взял в руку небольшой кожаный мешок с вещами, – теперь мне пора. Кстати, для связи с нами ты можешь пользоваться обычной королевской почтой – они пустили на южное направление новые клипера с машинами, теперь им не страшны штили, так что любое письмо дойдет до нас за три-четыре дня, это с гарантией… вообще, конечно, – он остановился уже в воротах, возле открытой дверцы большого черного экипажа, – хотелось бы, чтобы ты вернулся. Как можно раньше, потому что некоторые дела обстоят таким образом, что присутствие господина князя просто необходимо.
– Вот так официально? – грустно улыбнулся я.
– Да, – покачал головой Иллари. – С другой стороны, кроме тебя, в этой истории разобраться некому, так что… охо-хо-хо…
Он крепко обнял меня, хлопнул кулаком по спине и нырнул в карету. Я стоял в раскрытых воротах до тех пор, пока ее широкая черная корма не пропала на выезде из нашего тупичка, потом повернулся, позволяя привратнику закрыть тяжелые кованые створки, и побрел на кухню – мне требовалась бутыль вина.
Я хотел увидеть Айрис, хотя и знал, что делать этого не следует. Я не мог простить себе собственные слезы…
Вскоре я уже медленно брел по кладбищу, прислушиваясь, не раздастся ли скрип двери маленькой часовни, но все было тихо. Подойдя ближе, я ощутил какую-то возню в приделе и остановился. Сердце вдруг сжалось, стало трудно дышать – иногда так бывало перед близким штормом. Вздохнув, я решительно постучал.
На порог вышла тучная и румяная женщина в ярких цветастых шароварах и белой рубашке с закатанными рукавами. В руках она держала сотейник.
– А где… госпожа Айрис? – остолбенел я, вдруг понимая, что жрицы тут почему-то нет, а вместо нее – эта кухарка.
– А уехала она, – жизнерадостно сообщила мне дама с сотейником, – в храм какой-то попросилась. А я вот убираюсь тут, ну, пока новое-то лицо духовное не пришлют.
Это самое «духовное лицо» она произнесла с явным удовольствием, чуть ли не жмурясь.
– Как так уехала? Навсегда?
– Навсегда, а как же. Говорю же, в храм какой-то… а вы, кстати, это вот… не князь ли, что тут вот, в городе-то, гостит у кого-то?
– Что? – я совершенно не понимал, о чем она говорит. – Князь? Да, я князь… а какое это теперь имеет… значение?
– Так она-то ведь письмецо вам оставила!
Толстуха взволнованно замахала руками и, наказав мне стоять на месте и никуда не отлучаться, нырнула в темный провал двери.
«Любимый мой! Отца больше нет, и поэтому я…»
…Я уселся на валявшееся на берегу бревно и некоторое время смотрел, как волна равнодушно бьет о гальку лист бумаги с расплывшимися уже следами чернил.
В моей ладони тлела теплая трубка, и я отчаянно жалел о том, что взял с собой так мало вина. Но все же сейчас лучше было находиться здесь, на берегу вечного океана, чем в доме с его неугомонным шумом и возней… Когда трубка дотлела и погасла, а вина в бутылке осталось меньше половины, в моей голове понемногу прояснилось, и я, уже почти спокойно всматриваясь в пенные гребни волн, стал думать о том, что ждет меня дальше. Айрис постепенно удалялась, уходила теплой и мучительно сладкой болью – я знал, что она еще вернется, вернется не раз и не два, но сейчас, так уж сложилось, мои мысли приобрели необычайную остроту: чем туманнее становилась ее уже далекая тень, тем яснее выглядели роли в том удивительном спектакле, из-за которого я оказался на этом берегу. Я видел многое так, словно сам стоял на сцене посреди своих партнеров, кружащихся в легком вихре страстей и порожденных ими событий.
Я словно играл в ло. Вот мне выпал правый поворот третьего круга – значит, дальше мне останется или ход на шесть очков, или почти гарантированный проигрыш с третьего броска. А господин Вилларо находится на четвертом ходу – что бы ему ни выпало в следующем броске, он останется при своих. Если повезет, он возьмет ставки всех участников, если нет – он не проиграет ни единого медяка. Принцы не сумеют переиграть его хотя бы потому, что не смогут доказать его участие в спектакле. Именно ради этого он и стремится действовать руками Энгарда Дерица, который, по большому счету, тоже мало чем рискует, в силу кажущейся малозначительности своей тщедушной фигурки. С Энгардом почти все ясно.
Но на каком же кругу находится сейчас господин Джардеш из Машибута?
Я не спеша набил трубку, клацнул огнивом и призадумался. Насколько могут быть верны предположения Иллари о том, что и Эйно, и Монфор были убиты почти случайно? Если он прав, то главной целью Джардеша был Череп. Для чего?
Допустим, он предложит его кхуманам… но это противоречит правилам нашей игры, единым для всех ее участников. Но, с другой стороны, если представить себе, что дело не в Черепе – в конце концов, Джардешу вовсе не обязательно знать о самом его существовании, то тогда это двойное убийство выглядит и вовсе нелепым. Ясно одно – если Джардеш действительно имеет ко всему этому самое непосредственное отношение, то он решился играть по-крупному. Настолько по-крупному, что…
Что?! Я не мог найти ответа на этот вопрос. Оставалось только искать доказательства. Хоть какой-то намек! Пока я знал только то, что один из Посредников, причем не последнего ранга, затеял какие-то махинации на территории королевства Пеллийского. И ничего более.
И еще, добавил я самому себе, эти бумаги, жутковатая коллекция господина Фолаара, о которой даже думать страшно. Кто и для чего ее собрал? Я видел, что Энгарда этот вопрос занимает не меньше моего, но он почему-то не хочет говорить со мной об этом. Что ж, следует подумать, какие ниточки остались в наших руках.
Во-первых, Гэкко. Он должен хоть как-то прояснить ситуацию с драгоценностями Монфора. Во-вторых, у нас остался некий моряк по имени Мордир, который застрял на острове Таэр. Времени с тех пор прошло немало, но если попытаться…
Я бросил в море опустевшую глиняную бутылку, поднялся на ноги и зашагал к дому.
Энгард уже вернулся. Услышав скрип калитки, он вскочил на ноги и принялся буравить глазами легкие вечерние сумерки.
– А, это ты наконец, – произнес он с явным облегчением. – Я уж решил вдруг, что ты пропал надолго.
– С чего бы это? – возразил я, поднимаясь на веранду. – Так, прогуливался. Ну, как наш дорогой барон?
– Вот об этом я и думаю, – хмыкнул Энгард. – Самым трудным было объяснить ему, как мы узнали, где и когда объявится наш покойный друг Такео. Но я выкрутился – у меня, дескать, свои каналы.
– Поверил?
– А что ему делать? У нас что-то вроде договора: я не спрашиваю, откуда он добывает свои новости, а он соответственно не мучает вопросами меня. Но, честно говоря, выглядел он немного озадаченным. Мне даже показалось, что он что-то такое знает о тех полудурках из Ханонго… как будто он узнал кого-то из них. Но мне, правда, не сказал ничего.
– И какое задание ждет нас теперь?
– Сульфик, разумеется. По расчетам Вилларо – да и по моим тоже – Сульфик просто обязан где-нибудь поскользнуться. Нужно только поймать его в этот момент…
– Сам барон этим делом заниматься не будет?
– Будет, конечно, да еще как. Похоже, он задумал вывести Сульфика непосредственно на меня, а там уже…
– Ясно. Дерьмо опять будешь выгребать именно ты. Что ж, если нет ничего лучшего… Послушай-ка меня, Энни, – я дунул в стоявший на столе бокал и налил себе немного желтого, – а не заняться ли нам небольшим приватным, скажем так, расследованием?
– Что ты имеешь в виду? – насторожился Энгард.
– Помнишь ту компанию контрабандистов, в наследство от которой нам досталась папочка с бумажками? Ведь один из них еще где-то бродит…
И я рассказал ему о своих размышлениях насчет господина Мордира и платы за коллекцию Фолаара, которая так и не попала ему в руки.
– Вот именно, – вдруг прищурился Дериц, – плата! Хорошими же идиотами мы были! Как же я не сообразил раньше!..
– Ты это о чем? – удивился я.
– Да о том же… если бы это были деньги… сам подумай: люди, выступающие посредниками наших приятелей, вряд ли стали бы тащить какие-то ценности через половину королевства – дураку ясно, что они могли бы получить их здесь. Нет, у них был какой-то товар… уж не бумаги ли?
– Опять бумаги?
– Но ты же должен понимать, что в такой игре, при таких-то ставках, любая бумажка может стать эшафотом… За свою коллекцию Фолаар хотел получить что-то другое, не менее для него ценное. Та-ак… значит, шкипер Мордир? Прекрасно, просто прекрасно… я знаю, кого послать на поиски!
Энгард куснул палец и хитро осклабился.
Глава 3
С Энгардом мы расстались напротив Морской биржи – он отправился в какое-то питейное заведение на поиски нужных людей, а я, пересев на извозчика, велел везти себя на Бамбуковую улицу. В школе Святого Уллы царила какая-то суета, по лестницам сновали молодые люди в щегольских костюмах, кто-то таскал во двор сундуки, несколько угрюмых и с утра уже пьяных типов проволокли мимо меня брус от разборной сцены. «Наверное, – решил я, – театр собрался на гастроли. Интересно, а Накасус-то еще здесь?»
Мастера, хвала небесам, я обнаружил в гримерке. Он как ни в чем не бывало сидел над какой-то рукописью, испещренной множеством карандашных пометок и не сразу обратил, внимание на мое появление.
– О! Мой господин! – радостно воскликнул он, подняв наконец голову. – Как я рад вас видеть! Вы очень вовремя, я собирался послать за вами людей!.. Гэкко уже покинул госпиталь и ждет вас в замке.
– Он выздоровел?
– До выздоровления ему еще далеко – не забывайте, беднягу полоснули ножом по горлу. Но говорить он может. Вы готовы ехать?
– Но вы, кажется, собрались уезжать? К Гэкко я могу съездить и сам, он наверняка запомнил меня во время нашего с Эйно визита.
– Уезжает школа, вернее, школьный театр, – рассмеялся Накасус, пряча рукопись в ящик гримировочного столика, – а я остаюсь, буду работать над новыми сценариями. Театр, дорогой князь, не должен стоять на месте. Конечно, моя труппа играет немало классических произведений, но все же на каждый новый сезон мы неизменно готовим одну-две новинки.
Он набросил на плечи легкий камзол и добродушно подтолкнул меня в спину.
– Идемте, во дворе у меня двуколка с доброй лошаденкой.
– Вопрос с Вилларо вам разъяснить пока не удалось? – спросил я, когда мы выехали из подворотни на улицу.
Накасус помотал головой.
– Нет… в последнее время он стал очень скрытным. В сущности, Висельник никогда не отличался особой разговорчивостью, но раньше он кое-чем делился со своими друзьями. Теперь же – нет, молчит как рыба. Знаю только, что он очень интересовался этим делом и даже брал на рассмотрение все протоколы. Но расследование, проводимое Стражей, не дало никаких результатов. Нет ни одного толкового свидетеля, Гэкко, по его словам, почти ничего не видел. Впрочем, это он говорил господам дознавателям – вам, возможно, он скажет другое…
Наша двуколка свернула наконец с набережной, и вскоре я увидел знакомые мне ворота темного запущенного парка, в котором я уже был вместе с Эйно.
Кажется, с тех пор минуло тысячелетие… Я подавил в себе вздох и легко соскользнул на землю – ворота были закрыты на засов, а никакого намека на стражу или хотя бы привратника мы не обнаружили. Я просунул руку меж прутьев, отодвинул тяжелый стальной болт, и Накасус въехал на аллею, ведущую к замку.
Ворота я закрыл.
– Похоже, Гэкко уже некого бояться, – хмуро проронил Накасус.
– Когда я был здесь в прошлый раз, ворота были вообще открыты, – возразил я.
– Это потому, что вас ждали.
Он привязал лошадь возле входа и гулко ударил медным молотком по корабельному гонгу, подвешенному возле фонаря. Из окна на первом этаже тотчас же высунулась встревоженная физиономия молодого парня. Оглядев нас, он молча исчез.
«Все-таки его охраняют, – хмыкнул про себя я. – Не такой он баран, чтобы остаться в одиночестве!..»
Гэкко появился довольно быстро. От его седой бороды не осталось и следа, на шее была повязка, да и вообще выглядел он отнюдь не так величественно, как раньше, – перед нами стоял желтолицый старик с потухшими, запавшими глазами.
– Рад вас видеть, господа, – хрипло произнес он и резко дернул рукой, приглашая в дом, – прошу вас.
Мы расположились в том же самом зале, где я познакомился с покойным Монфором. Немолодая служанка принесла Гэкко чашку с каким-то питьем, а для нас – столик с кувшинчиками. Накасус, наклонившись к бывшему дворецкому, осторожно, словно тот был младенцем, взял его ладонь в свои руки и спросил, заглядывая в пустые стариковские глаза:
– Дело идет на поправку, не так ли?
– Не знаю, что сказать вам, друг, – горько отозвался Гэкко. – Может быть, и да, но что в том теперь толку?
– У нас остался юный князь, – улыбнулся Накасус; в этот момент я поймал себя на мысли о том, что они разговаривают так, словно меня здесь нет и в помине.
Гэкко медленно кивнул и повернулся ко мне:
– Вы должны получить то, что унаследовали по праву старой договоренности между моим господином и вашим наставником.
– Вероятно, нужно послать за нотариусом? – встрепенулся я.
– Он не понадобится. То, что принадлежит вам, не было описано дознавателями финансовой гвардии. Следовательно, не нужны и бумаги…
Дворецкий тяжело поднялся с кресла и подошел к громадному полированному шкафу. Порывшись в кармане, он извлек массивный ключ и вонзил его в прорезь замка. Тяжелая дубовая створка бесшумно распахнулась – я успел увидеть несколько полок с какими-то коробками и внутренние, также оснащенные запорами ящички. На одном из них были заметны следы недавнего взлома.
Господин Гэкко выволок две большие сумки из просмоленной парусины и бросил их на пол рядом с моим креслом. Потом, повернувшись, он склонился над резным бюро, стоявшим в углу комнаты.
– Это, – сказал он, протягивая мне небольшую шкатулку из какого-то фиолетового камня, – символ вашего Права Посредника, а также то средство, при помощи которого вас станут уведомлять о предстоящем Торге.
Я откинул тяжелую крышку и увидел на синем бархате, которым было устлано дно шкатулки, золотой медальон, почти такой же, как тот, что висел у меня на груди. Узор на нем показался мне немного другим, но сравнивать было недосуг – закрыв шкатулку, я спрятал ее в свою сумку.
– Мой господин хотел подготовить кое-что специально для вас, – сказал Гэкко, со вздохом возвращаясь в свое кресло, – но все произошло так неожиданно, что… там, в сумках, пакеты с его записями и архивы, которые он унаследовал от своего предшественника. Вам будет полезно ознакомиться с ними.
Я покачал головой.
– Господин Гэкко, я хотел бы задать вам несколько вопросов, чрезвычайно для меня важных. Как вы понимаете, теперь, после смерти господина Монфора, мне досталась обязанность отомстить и за него тоже…
– Мстить? – в глазах Гэкко блеснуло короткое черное пламя. – Знать бы лишь, кому! Вам вряд ли следует рассчитывать на мою помощь, князь. Я совершенно не представляю, что послужило причиной убийства.
– Что пропало в доме? – напрямик спросил я.
Мой вопрос, кажется, удивил дворецкого.
– Дом перерыли сверху донизу, причем два раза – сперва воры, потом дознаватели. Но мой господин не имел привычки держать что-то важное на виду.
Они не нашли ни драгоценностей, ни денег, все это так и осталось в недоступных для постороннего местах. Фактически воры прихватили с собой некоторые ничего не значащие безделушки и немного монет, которые они нашли в кабинете господина Монфора. Вот, в сущности, и все. Я теряюсь в догадках… – он помедлил, чтобы отпить из своей чашки, потом снова повернулся ко мне, – я не понимаю, что они могли искать! Впрочем, в последние годы в столице уже бывали похожие налеты – убивали и охрану, и хозяев, и все это ради того барахла, которое можно было взять в доме: ну, драгоценности, ну, деньги – не слишком, разумеется, большие… времена меняются. Мне даже страшно подумать, что будет дальше.
– То есть, если я правильно вас понял, вы считаете, что подверглись самому обычному бандитскому налету?
– А кто же еще, кроме сумасшедших с севера – тех, не признающих никаких авторитетов и властей, мог позволить себе убить человека, хорошо известного Братству?
– Вы говорите о ханонгерах? – изумился я.
– Да нет же, – раздраженно захрипел Гэкко. – При чем тут вообще ханонгеры, какие могут быть ханонгеры в столице!.. Я говорю о бандюгах из приграничных областей. Они не боятся ни яда Братства, ни виселицы его величества. Говорю же вам, такие случаи уже были.
Мастера, хвала небесам, я обнаружил в гримерке. Он как ни в чем не бывало сидел над какой-то рукописью, испещренной множеством карандашных пометок и не сразу обратил, внимание на мое появление.
– О! Мой господин! – радостно воскликнул он, подняв наконец голову. – Как я рад вас видеть! Вы очень вовремя, я собирался послать за вами людей!.. Гэкко уже покинул госпиталь и ждет вас в замке.
– Он выздоровел?
– До выздоровления ему еще далеко – не забывайте, беднягу полоснули ножом по горлу. Но говорить он может. Вы готовы ехать?
– Но вы, кажется, собрались уезжать? К Гэкко я могу съездить и сам, он наверняка запомнил меня во время нашего с Эйно визита.
– Уезжает школа, вернее, школьный театр, – рассмеялся Накасус, пряча рукопись в ящик гримировочного столика, – а я остаюсь, буду работать над новыми сценариями. Театр, дорогой князь, не должен стоять на месте. Конечно, моя труппа играет немало классических произведений, но все же на каждый новый сезон мы неизменно готовим одну-две новинки.
Он набросил на плечи легкий камзол и добродушно подтолкнул меня в спину.
– Идемте, во дворе у меня двуколка с доброй лошаденкой.
– Вопрос с Вилларо вам разъяснить пока не удалось? – спросил я, когда мы выехали из подворотни на улицу.
Накасус помотал головой.
– Нет… в последнее время он стал очень скрытным. В сущности, Висельник никогда не отличался особой разговорчивостью, но раньше он кое-чем делился со своими друзьями. Теперь же – нет, молчит как рыба. Знаю только, что он очень интересовался этим делом и даже брал на рассмотрение все протоколы. Но расследование, проводимое Стражей, не дало никаких результатов. Нет ни одного толкового свидетеля, Гэкко, по его словам, почти ничего не видел. Впрочем, это он говорил господам дознавателям – вам, возможно, он скажет другое…
Наша двуколка свернула наконец с набережной, и вскоре я увидел знакомые мне ворота темного запущенного парка, в котором я уже был вместе с Эйно.
Кажется, с тех пор минуло тысячелетие… Я подавил в себе вздох и легко соскользнул на землю – ворота были закрыты на засов, а никакого намека на стражу или хотя бы привратника мы не обнаружили. Я просунул руку меж прутьев, отодвинул тяжелый стальной болт, и Накасус въехал на аллею, ведущую к замку.
Ворота я закрыл.
– Похоже, Гэкко уже некого бояться, – хмуро проронил Накасус.
– Когда я был здесь в прошлый раз, ворота были вообще открыты, – возразил я.
– Это потому, что вас ждали.
Он привязал лошадь возле входа и гулко ударил медным молотком по корабельному гонгу, подвешенному возле фонаря. Из окна на первом этаже тотчас же высунулась встревоженная физиономия молодого парня. Оглядев нас, он молча исчез.
«Все-таки его охраняют, – хмыкнул про себя я. – Не такой он баран, чтобы остаться в одиночестве!..»
Гэкко появился довольно быстро. От его седой бороды не осталось и следа, на шее была повязка, да и вообще выглядел он отнюдь не так величественно, как раньше, – перед нами стоял желтолицый старик с потухшими, запавшими глазами.
– Рад вас видеть, господа, – хрипло произнес он и резко дернул рукой, приглашая в дом, – прошу вас.
Мы расположились в том же самом зале, где я познакомился с покойным Монфором. Немолодая служанка принесла Гэкко чашку с каким-то питьем, а для нас – столик с кувшинчиками. Накасус, наклонившись к бывшему дворецкому, осторожно, словно тот был младенцем, взял его ладонь в свои руки и спросил, заглядывая в пустые стариковские глаза:
– Дело идет на поправку, не так ли?
– Не знаю, что сказать вам, друг, – горько отозвался Гэкко. – Может быть, и да, но что в том теперь толку?
– У нас остался юный князь, – улыбнулся Накасус; в этот момент я поймал себя на мысли о том, что они разговаривают так, словно меня здесь нет и в помине.
Гэкко медленно кивнул и повернулся ко мне:
– Вы должны получить то, что унаследовали по праву старой договоренности между моим господином и вашим наставником.
– Вероятно, нужно послать за нотариусом? – встрепенулся я.
– Он не понадобится. То, что принадлежит вам, не было описано дознавателями финансовой гвардии. Следовательно, не нужны и бумаги…
Дворецкий тяжело поднялся с кресла и подошел к громадному полированному шкафу. Порывшись в кармане, он извлек массивный ключ и вонзил его в прорезь замка. Тяжелая дубовая створка бесшумно распахнулась – я успел увидеть несколько полок с какими-то коробками и внутренние, также оснащенные запорами ящички. На одном из них были заметны следы недавнего взлома.
Господин Гэкко выволок две большие сумки из просмоленной парусины и бросил их на пол рядом с моим креслом. Потом, повернувшись, он склонился над резным бюро, стоявшим в углу комнаты.
– Это, – сказал он, протягивая мне небольшую шкатулку из какого-то фиолетового камня, – символ вашего Права Посредника, а также то средство, при помощи которого вас станут уведомлять о предстоящем Торге.
Я откинул тяжелую крышку и увидел на синем бархате, которым было устлано дно шкатулки, золотой медальон, почти такой же, как тот, что висел у меня на груди. Узор на нем показался мне немного другим, но сравнивать было недосуг – закрыв шкатулку, я спрятал ее в свою сумку.
– Мой господин хотел подготовить кое-что специально для вас, – сказал Гэкко, со вздохом возвращаясь в свое кресло, – но все произошло так неожиданно, что… там, в сумках, пакеты с его записями и архивы, которые он унаследовал от своего предшественника. Вам будет полезно ознакомиться с ними.
Я покачал головой.
– Господин Гэкко, я хотел бы задать вам несколько вопросов, чрезвычайно для меня важных. Как вы понимаете, теперь, после смерти господина Монфора, мне досталась обязанность отомстить и за него тоже…
– Мстить? – в глазах Гэкко блеснуло короткое черное пламя. – Знать бы лишь, кому! Вам вряд ли следует рассчитывать на мою помощь, князь. Я совершенно не представляю, что послужило причиной убийства.
– Что пропало в доме? – напрямик спросил я.
Мой вопрос, кажется, удивил дворецкого.
– Дом перерыли сверху донизу, причем два раза – сперва воры, потом дознаватели. Но мой господин не имел привычки держать что-то важное на виду.
Они не нашли ни драгоценностей, ни денег, все это так и осталось в недоступных для постороннего местах. Фактически воры прихватили с собой некоторые ничего не значащие безделушки и немного монет, которые они нашли в кабинете господина Монфора. Вот, в сущности, и все. Я теряюсь в догадках… – он помедлил, чтобы отпить из своей чашки, потом снова повернулся ко мне, – я не понимаю, что они могли искать! Впрочем, в последние годы в столице уже бывали похожие налеты – убивали и охрану, и хозяев, и все это ради того барахла, которое можно было взять в доме: ну, драгоценности, ну, деньги – не слишком, разумеется, большие… времена меняются. Мне даже страшно подумать, что будет дальше.
– То есть, если я правильно вас понял, вы считаете, что подверглись самому обычному бандитскому налету?
– А кто же еще, кроме сумасшедших с севера – тех, не признающих никаких авторитетов и властей, мог позволить себе убить человека, хорошо известного Братству?
– Вы говорите о ханонгерах? – изумился я.
– Да нет же, – раздраженно захрипел Гэкко. – При чем тут вообще ханонгеры, какие могут быть ханонгеры в столице!.. Я говорю о бандюгах из приграничных областей. Они не боятся ни яда Братства, ни виселицы его величества. Говорю же вам, такие случаи уже были.