Страница:
– Уннас был пьян еще на молитве, – с возбужденным смешком сообщила мне Айрис, – от него на милю несло дешевым вином, я едва не задохнулась…
Я молча кивнул; мы осторожно просочились в низенькую калитку, девушка прикрыла за собой дверь и, схватив меня за руку, потащила куда-то в темноту.
Вскоре мы остановились перед приземистым строением, похожим на обычный сельский амбар. Айрис вставила в замочную щель массивный бронзовый ключ, я услышал негромкий щелчок и полез в сумку за своим потайным фонарем. Разгоревшись, лампа осветила просторное помещение, посреди которого стояла неряшливая фура, а поодаль, в углу, такая же запущенная коляска на высоких тонких колесах. Не говоря ни слова, монахиня поволокла меня во мрак. В двух шагах от коляски я разглядел большой квадратный люк с массивным навесным замком.
– Посвети мне, – прошептала Айрис, наклоняясь над ним. – Это второй вход в подвал, им обычно никто не пользуется. Будем надеяться, что я правильно подобрала ключ…
В руке у нее я разглядел целую связку старых поржавевших ключей. К моему удивлению, ее выбор был верен – замок отвратительно скрипнул, заставив меня на секунду похолодеть, и дужка откинулась в сторону. Я потянул за веревочную петлю и, помянув древний монастырь крепким морским словцом, откинул крышку в сторону.
Внизу виднелась крутая каменная лестница.
– Ты входную дверь заперла? – шепотом спросил я.
– Она изнутри не запирается, – ответила мне Айрис. – Я ее просто закрыла… плотно, никто не увидит. Да не бойся, они все или спят, или уже пьяны до омерзения.
Из подвала тянуло сухим прохладным воздухом: очевидно, с вентиляцией тут все было в порядке. Я осторожно просунулся вниз и двинулся по пыльным ступеням.
Айрис спускалась вслед за мной, держась за мое плечо.
Лестница показалась мне ужасающе длинной. Я не считал ступени, но, по-моему, их было очень много. В конце концов я увидел впереди полукруглый свод и понял, что странноватый наклонный туннель закончился. Пригнувшись, я выбрался на волю и принялся водить лампой из стороны в сторону, осматриваясь. Насколько хватало света, я видел одно и то же – ровный каменный пол, и ничего более.
– Туда, – произнесла за моей спиной Айрис и подтолкнула меня налево.
Мы прошли через возникший перед нами проем в какой-то стене, девушка уверенно повернула вправо и вдруг остановилась.
– Вот оно.
– Это?!
В углу тщательно подметенного и, кажется, даже вымытого зала я увидел ровные ряды каких-то стопок, и впрямь похожих на страницы какой-то гигантской книги. Подойдя к ним поближе, я понял, что это аккуратно сложенные решетки, формой своей напоминающие орлиное крыло. Потрогав верхнюю пальцем, я убедился в том, что она гладкая, как стекло, и, очевидно, очень легкая – я попробовал сдвинуть ее с места, и это удалось мне без всякого труда. Я поднес лампу поближе.
Нет, на древность эти странные штуки никак не походили. Они были изготовлены недавно, и похоже, что литьем – хм, да, отлить такую конструкцию с такой точностью… да и металл ли это?
Я негромко хмыкнул и обернулся. Айрис смотрела на меня со странным выражением на лице. Мне показалось, что ее бьет дрожь.
– Где эти, как ты говорила, бочонки?
– Т-там…
Да, она дрожала. Я прошел несколько шагов вдоль стены и увидел нечто совершенно странное. То, что молодая жрица назвала «бочонками», выглядело, скорее, как пузатые многогранники, украшенные не то узорами, не то какими-то письменами. Я подошел к ним вплотную и опустился на корточки. От этих предметов веяло такой чужеродностью, что я уже не сомневался – это изделия чужих. Вот только как же они сюда попали?
И для чего предназначены?
Думаю, даже человек, искушенный в машинерии, не смог бы ответить на последний вопрос. На боку крайнего в ряду многогранника я увидел какую-то треугольную коробочку, внутри которой торчали десятка два одинаковых золотых штырьков в половину моего мизинца длиной. Сама же коробочка казалась не серой, как корпус «бочонка», а… я поднес лампу поближе.
Она была изготовлена из того же странного зеленоватого металла, что и знакомые мне кинжалы. Один такой кинжал я нашел когда-то в сундуках, оставшихся от Энгардова пращура-путешественника, а второй лежал в моем сундучке в столице.
Я глубоко вздохнул, задрал свою проклятую сутану и потянулся за вином.
– Выпей, – сказал я стоящей рядом со мной Айрис.
– Что это? – хриплым шепотом произнесла она, опасливо косясь на многогранники.
– Не знаю, – задумчиво ответил я. – Но зато я точно знаю, что лучше бы этого дерьма тут не было. Боюсь, кое-кому скоро придется иметь дело с Контролем.
– С чем?!
– Пей, – вздохнул я, – и пошли отсюда. Не могу сказать, чтобы мне все это нравилось.
– Ты сдержишь свое слово?
– Что?
Она смотрела на меня с ужасом, в тусклом свете лампы мне даже показалось, что в глазах Айрис появились слезы.
– Ты заберешь меня с собой? Я так боюсь…
– Святые и грешники! Конечно! Надеюсь, ты собрала вещи?
Она похлопала себя по боку, и я увидел, что под серой сутаной находится небольшая сумка.
– У меня только пара книг, – почти оправдываясь, сказала девушка, – и кое-какие безделушки, так, память… ведь денег у меня никогда не было…
– Ладно, с голоду мы с тобой не пропадем, – хмыкнул я. – Да идем же! Или ты собралась остаться тут до утра?
Признаться, мне и самому было крайне неуютно в этом проклятом подземелье.
Умом я, конечно, понимал, что чужие механизмы неопасны и ничего плохого мне не сделают, но все же от одного вида этих загадочных предметов у меня холодела спина. Путь до лестницы мы преодолели почти бегом. Наконец мы оказались в каретном сарае, я захлопнул люк, щелкнул замком и облегченно вздохнул.
– Все, Айрис, – прошептал я и задул фонарь. – Все, все… нас ждут в столице.
Мы выбрались на монастырский двор и бесшумно скользнули прочь от страшной тайны, притаившейся в мрачном подвале. Все еще тяжело дыша, я смотрел на уходящую вечернюю луну и ощущал такую легкость, будто только что вырвался из королевской петли. Я готов был пить этот холодный ночной ветер!..
– Ах!..
Я налетел на резко остановившуюся девушку, опустил голову и похолодел.
Прямо напротив нас стояла темная фигура. Приглядевшись, я понял, что это рослый монах, держащий в руках какой-то кувшин. Лунный свет отражался на его лоснящейся лысине. Он смотрел не на Айрис, нет, он во все глаза пялился на меня, и мгновение спустя я понял, в чем дело. Я забыл натянуть на себя проклятый капюшон. Моя рука рванулась к левому бедру, но быстро достать меч было невозможно. Тогда я принялся стягивать с себя мерзкие лохмотья – неуклюже, никак не успевая, понимая, что сейчас он бросится отсюда прочь и тогда…
Айрис пошатнулась и едва не упала на меня. Я ударил ее ладонью по щеке – сутана уже лежала у меня под ногами, а монах, вопя, как недорезанный боров, топал во тьме ногами – и закричал:
– Туда, скорее!
Я показывал рукой на частично обваленный участок стены, который я заприметил еще тогда, когда объезжал монастырь. До лощины, где я оставил лошадь, оттуда было рукой подать. Айрис, кажется, поняла меня, и мы что есть духу припустили к свободе. Добежав до стены, я прыгнул, ухватился руками за край неровной кирпичной кладки, одним рывком оказался наверху и нагнулся, протягивая руки Айрис. В это время из трапезной донесся угрожающий многоголосый рев, и я услышал хлопок двери.
Не знаю, удалось бы мне вытащить девушку на руках, но к ней уже вернулось хладнокровие (а может, наоборот, сил ей прибавил ужас), и она споро взобралась ко мне. Я посмотрел вниз, обнаружив там какие-то заросли, схватил Айрис, не давая ей опомниться, за руку и столкнул ее вниз. Мы с треском рухнули в малину – это я понял сразу, ощутив великое множество колючек. Подтверждением моей догадке был визг Айрис, но мне сейчас было не до ее царапин. Я клещами вцепился в ее правую кисть и, петляя как заяц, помчался к знакомой лощине.
«Если бы я, старый осел, додумался натянуть капюшон, мы ушли бы совершенно благополучно, – успел подумать я. – А может быть, и нет…»
Увидев меня с девушкой, Лина недоуменно подняла ухо.
– Бегом, девочка! – заорал я, хватая повод. – Айрис, на круп! Скорее!
Лина, может, и взревновала, но то, что приключение ее здорово порадовало – так это точно, можете не сомневаться. Едва мы взгромоздились на ее спину, как моя лошадка прыгнула вперед не хуже леопарда. Мы сразу же рванули в лес, промчались вдоль опушки и выскочили на дорогу. Я облегченно вздохнул, но тут за спиной вскрикнула Айрис, я тревожно оглянулся и понял, что покоя мне сегодня не будет.
Из ворот монастыря вылетали всадники в сером тряпье, и я совершенно отчетливо видел в руках у них оружие.
Лина поняла все без команды. Она понеслась по просеке, и в эти секунды мне стало ясно, за что же ее прежний хозяин просил такую несусветную, по здешним меркам, цену. Даже с двумя седоками на спине она мчалась куда быстрее, чем беспородные скакуны отца Уннаса. Менее чем через минуту мы оторвались на приличное расстояние.
– Айрис, – прокричал я, едва не теряя повод, – я спрячу тебя недалеко отсюда, а сам вернусь на ферму, мне нужно кое-что забрать. Нам надо дождаться тумана! Сегодня будет туман, и мы уйдем лесом!
– Да! – прокричала она в ответ. – Где мне ждать тебя?
– Сейчас!
Вот и ручей. Едва Лина выскочила на противоположный берег, я резко повернул ее налево, и полуминутой позже мы очутились в глубоком, густо заросшем овраге.
– Жди здесь, – прошептал я, сбрасывая с седла ружье. – Лина, тихо! Тихо!
Айрис вполне уверенно перехватила карабин и потащила лошадь пониже, в самую тьму. Посмотрев ей вслед, я забросил на плечо штуцер и, стараясь не шуметь, вылез наверх. Со стороны ручья уже слышен был топот копыт и оживленная ругань монахов – их лошади выбирались на берег. Я бросился вперед и совсем скоро оказался в придорожном овражке, где собирал лекарство для Тарры. Вскоре, убедившись, что монахи благополучно двинулись по дороге, ведущей в поселок, я выскочил из своего укрытия и со всех ног бросился к ферме. Сейчас эти пьянчуги поймут, что на дороге в Луммили меня искать без толку, и вернутся – но время у меня еще есть.
К счастью, Эдна не закрывала боковую дверь дома. Я взлетел по темной лестнице и оказался в своей комнате. Наряды и дорожная дребедень меня уже не интересовали – следовало спасать бесценные записи Эйно. Я запихнул тетради в висевшую у меня на поясе сумку, прихватил половину своего запаса патронов и ринулся назад. Развилка была идеальным местом для засады.
Плохо было то, что я не знал, сколько именно человек меня преследует. Но, кажется, их было не больше десятка. Шанс недурен, особенно если учитывать, что мой штуцер бьет на полторы сотни шагов. Луна еще светила, и темные силуэты являлись для меня великолепной мишенью.
Я удобно разместился в яме у развилки и приготовился ждать.
«Одного не пойму, – думал я, – откуда в монастыре верховые лошади? Да еще, кажется, стоящие ночью под седлом? Или они их так быстро оседлали? Все может быть – сколько у них было времени?.. Нет, не скажу даже приблизительно. Может быть, минуты три, а может, и все десять. Нет-т… я уже точно перестал соображать. Надо взять себя в руки».
Ждать мне пришлось не слишком долго. Шесть, нет… вот и седьмой, – семь фигур вылетели на развилку и встали кучей, сдерживая взмыленных коней. Щелкнуло чье-то огниво. Похоже, они не могли решить, где нас искать.
«Если они пойдут на ферму, – сказал себе я, – им придется умереть. Господина Матти, конечно, будут долго искать, да вот только кто ж его найдет-то?»
Я погладил теплый приклад штуцера и прицелился. Голова крайнего справа уютно заняла свое место в колечке прицела. Я тихо вздохнул и опустил оружие.
Стрелять было рано.
Перекурив – ветер доносил до меня обрывки спора, – монахи разделились.
Трое поскакали домой, должно быть, за подмогой, остальные пока остались на месте. Кажется, они решали, кому лезть обшаривать заросли, а кому идти на ферму, причем на последнее, как я понял, охочих не нашлось. Сучьи дети очень верно рассудили, что у меня наверняка есть оружие и я, вероятно, захочу его применить.
«Они не такие идиоты, – понял я, – воистину интересная банда».
Лишь бы они постояли еще минут десять! Тогда те, что ускакали прочь, могут и не услышать выстрелов, а значит, мне будет легче.
Стоят… ну что же, кто отправится к предкам первым?
Неожиданно до моего крайне напряженного уха донесся далекий топот множества копыт. Я вскинулся – судя по нарастающему шуму, из поселка во весь опор неслась целая кавалькада. Кто это мог быть? Я сглотнул и провел рукой по лбу.
Монахи, похоже, тоже обеспокоились, заерзали в седлах, оглядываясь назад.
Им, конечно, было видно куда лучше, чем мне из ямы. Вот они посторонились, съезжая с дороги в сторону. Шум все нарастал, и через мгновение я увидел всадника на взмыленной белой лошади, крепкого широкоплечего мужчину в морской шляпе и черной кожаной куртке. Следом за ним на развилку вылетели еще трое всадников, все, как один, увешанные оружием, – двое мужчин в высоких сапогах и плащах для верховой езды и рослая женщина в лоснящемся кожаном наряде.
Сзади подъезжали еще несколько верховых. Монахи занервничали. Глядя на это, я расхохотался и выстрелил в воздух, чем сразу привел всю банду в движение, – в мою сторону ударили два выстрела, и пара мушкетных пуль шлепнулись в землю рядом с ямой.
Мужчина в широкополой шляпе выхватил из седельной кобуры карабин и завертел головой.
– Иллари! – гаркнул я, не решаясь, однако, подниматься из своего убежища.
– Мат?!
Дальше все происходило с невероятной скоростью. Монахи сообразили, что дело тут нечисто, и, хлестнув лошадей, метнулись к ручью. Я наугад выстрелил в спину последнему, но не попал, – а тут уже рядом с моей ямой оказались Перт и Ута, сильные руки рулевого выхватили меня наверх, и я увидел Иллари, бегущего ко мне с карабином в руках.
Честно признаться, я даже не смог распорядиться о преследовании. В первые минуты я просто не мог говорить. Когда дар речи ко мне все же вернулся, я, ничего никому не объясняя, приказал Перту и боцману Даггеру, прискакавшему рядом с ним, идти со мной – и нырнул в кусты. Одиночество меня уже просто пугало.
– Что-то случилось? – вскинулся я.
– Должно случиться. Ты очень правильно поступил, изложив мне все события последних недель. Должно случиться, Мат, причем буквально вот-вот, хорошо бы нам успеть…
– Иллари, – перебил его я, – у нас скоро Торг – здесь, в Йоше. И еще монастырь… там какие-то странные вещи. Я уверен, что не наши вещи, ты понимаешь меня? И это не древности из старых лабораторий. Мы должны обратиться в Контроль.
– Что?! – вскинулся он. – Здесь, в монастыре? Говори!..
Я рассказал ему о том, что видел в подвале, и присовокупил, что на старье все эти странные штуки никак не похожи. С каждой подробностью лицо Иллари становилось все темнее.
– Да, это дело Контроля, – зловещим голосом проговорил он. – И это все здорово усложняет… Впрочем, у нас еще будет время поговорить. Мы должны ехать! Твоя пассия выдержит двое суток в седле?
– Вряд ли, – вздохнул я, но Айрис, тряхнув волосами, решительно возразила:
– Если это нужно, я выдержу. С лошадьми я дружу с пеленок.
– Давайте постоим хотя бы полчаса, – сморщился я, представив себе ужасы долгого конного перехода. – Кто-нибудь, дайте мне рому. Есть у нас что-то наподобие окорока? И вот что, Ута, попробуй переодеть ее во что-нибудь, не ехать же нам с монахиней!
Ром и свинина нашлись сразу же. Ута увела Айрис в кусты, и вскоре она появилась, одетая в кожаные штаны и длиннополую мужскую куртку. Я улыбнулся – такой я видел девушку впервые.
– Скоро мы будем в столице, – успокаивающе произнес я и протянул ей флягу.
Она ответила мне немного смущенной улыбкой и отошла в сторону. Иллари тем временем поправлял седло на одной из свободных лошадей, навьюченной припасами, – их экспедиция была снаряжена так, словно он собирался искать меня целый месяц.
– Ты подоспел очень вовремя, – проговорил я с набитым ртом. – Еще немного, и мне пришлось бы стрелять.
– Это были монахи, – утвердительно произнес Иллари.
– Да, нам не удалось удрать незамеченными. Спасибо моей лошадке!.. Удивительное животное.
– Да, лошадь породистая, – согласился Иллари. – Здесь покупал?
– В городишке на берегу пролива. Где ты оставил «Бринлееф»?
– Там, в Альнене. Я ужасно спешил – мы успели бы еще раньше, но у побережья был шторм. Н-да, – он присел рядом со мной на корточки, глотнул из фляги и вытер губы ладонью, – монастырь презабавный. Джардеш затеял темное дельце. Впрочем, отец Уннас играет далеко не главную роль, я даже подозреваю, что он толком не в курсе всей пьесы. С ними разберутся представители Контроля, а главное действо сейчас начнется в столице.
– Что ты имеешь в виду? – Я закончил есть и поднялся на ноги.
– Понимаешь, когда я прочел в твоем письме, что финансисты знают о готовящемся заговоре и считают шансы консерваторов нулевыми, я понял, что Вилларо просто не мог не знать обо всех деталях с самого начала. Твои выводы были абсолютно верны, но ты не смог закончить цепочку. Раз Вилларо все знал, выходит, что он просто выжидал, чья сторона окажется сильнее, чтобы примкнуть к ней в решающий момент. А Монфора убили просто потому, что он был единственным, как думал Джардеш, человеком, способным разобраться во всей этой паутине и вывести Контроль прямиком на него и его друзей.
– О каких друзьях ты говоришь? – встревожился я.
– Вот это мы и выясним на Торге, – задумчиво покачал головой Иллари. – Вообще, конечно, история очень и очень темная. Монфор, без сомнения, догадывался о делах Джардеша. Я все время думал, почему же такими ценными были те бумаги, которые должен был привезти в столицу беглый монашек. Теперь я понял… многое, хотя главное пока еще в тумане. Я очень увлекаюсь математикой – ну так вот, тут у нас чистая алгебра, так он все запутал.
– Кто – Монфор?
– Да нет, как раз Джардеш. Монфор шел своим путем: эти бумаги требовались ему для того, чтобы заставить представителей Контроля заняться деятельностью Посредника Джардеша. Заставить их посмотреть на все это, как на серьезное преступление, касающееся не только наших «внутренних трений». Трения им безразличны. А тут – бумаги, от них уже так просто не отмахнешься. Зачем Посреднику Джардешу заброшенный монастырь? Вроде бы никому не нужная ерунда, но когда всплывает личность настоятеля Уннаса, становится интересно. Монфору было необходимо доказать прямую связь между Джардешем, принцами и обителью в Йоше. В итоге Джардеш стал что-то подозревать, да плюс еще эти драгоценности сомнительного происхождения, которые он продал – а кстати, продал ли? – тоже вопрос – Монфору.
– А Эйно? – возмутился я.
– Нет, Монфора он убил бы в любом случае, но, вероятно, сделал бы это позже, не столь поспешно… ты успел бы с ним встретиться.
– Я стал бы искать способы установить истину.
– Ну, я это и имел в виду… тебя я уже знаю достаточно хорошо, ты не сомневайся. Ты успел бы встретиться с Монфором, он успел бы принять свои меры и наверняка не дал бы зарезать себя, как петуха на птичьем дворе. Но Монфора убили, и это стало той единственной случайностью, которая в конечном счете привела тебя в этот странный монастырь.
– Славная у тебя математика! Получается, если бы Монфор остался жив, никакого заговора уже и не было бы?
– Монфору был важен не сам заговор, его интересовал Джардеш. Именно теперь, когда я представляю себе, что ты увидел в монастыре, я стал понимать – Монфор знал о том, что Джардеш затевает нечто совершенно незаконное. Вот только что? Ты подошел к этой проблеме с другого конца – но ведь подошел же! Случайности, сплошные случайности! Теперь Вилларо… Боюсь, что он уже выбрал свою партию. Если мы успеем их остановить, провал Джардеша будет делом времени. Если нет, если в столице начнется резня и смута, у нас останутся только твои свидетельства.
Я с горечью покачал головой и подошел к покорно стоящей Лине.
Теоретические выкладки достопочтенного академика отнюдь не пришлись мне по душе. Выходит, я был прав в своих подозрениях, и все это время Висельник просто играл моим другом, используя его в качестве заводной игрушки, способной протиснуться в щели, слишком узкие для него самого?
Кстати, а не в Джардеше ли тут дело? Если Вилларо знал о заговоре с самого начала, то что может означать такой пристальный интерес к людям из Ханонго, орудующим в Пеллии? Не может ли быть так, что он давно подозревал – за заговором стоит некто, имеющий в Пеллии свои совершенно непонятные интересы? Если это так, то многое и впрямь становится на свои места.
Ближе к полудню мы остановились на заброшенной ферме в полумиле от дороги. Я наскоро перекусил, проследил за тем, как хмурый и задумчивый Иллари распоряжается о карауле, и побрел в покосившийся сарай. Там, на куче прелой соломы, меня уже ждала расстеленная попона.
Возле окна с перекошенными ставнями темнела узкая фигура.
– Ложись, – произнес я, касаясь ее плеча, – ты же серая от усталости.
Она резко обернулась, вздохнула, неторопливо присела на краешек попоны. Я опустился рядом, коснулся губами ее запыленных волос и со стоном – у меня невыносимо ломило спину – улегся подле ее ног.
– Я столько мечтал об этом, – тихо сказал я с закрытыми глазами, – и вот, здесь, в каком-то трухлявом амбаре… потом.
– Что потом? – едва слышно спросила Айрис.
– Все потом, – отозвался я и, не раскрывая глаз, повалил ее на попону.
Она легла, едва слышно вздохнула и уткнулась носом в сорочку на моей груди. Я ощутил ее тепло, вытянулся и провалился в сон, успев поймать себя на горькой мысли о том, что старое проклятие не отпускает меня ни на миг.
Когда меня разбудили, рядом ее уже не было…
Глава 11
Я молча кивнул; мы осторожно просочились в низенькую калитку, девушка прикрыла за собой дверь и, схватив меня за руку, потащила куда-то в темноту.
Вскоре мы остановились перед приземистым строением, похожим на обычный сельский амбар. Айрис вставила в замочную щель массивный бронзовый ключ, я услышал негромкий щелчок и полез в сумку за своим потайным фонарем. Разгоревшись, лампа осветила просторное помещение, посреди которого стояла неряшливая фура, а поодаль, в углу, такая же запущенная коляска на высоких тонких колесах. Не говоря ни слова, монахиня поволокла меня во мрак. В двух шагах от коляски я разглядел большой квадратный люк с массивным навесным замком.
– Посвети мне, – прошептала Айрис, наклоняясь над ним. – Это второй вход в подвал, им обычно никто не пользуется. Будем надеяться, что я правильно подобрала ключ…
В руке у нее я разглядел целую связку старых поржавевших ключей. К моему удивлению, ее выбор был верен – замок отвратительно скрипнул, заставив меня на секунду похолодеть, и дужка откинулась в сторону. Я потянул за веревочную петлю и, помянув древний монастырь крепким морским словцом, откинул крышку в сторону.
Внизу виднелась крутая каменная лестница.
– Ты входную дверь заперла? – шепотом спросил я.
– Она изнутри не запирается, – ответила мне Айрис. – Я ее просто закрыла… плотно, никто не увидит. Да не бойся, они все или спят, или уже пьяны до омерзения.
Из подвала тянуло сухим прохладным воздухом: очевидно, с вентиляцией тут все было в порядке. Я осторожно просунулся вниз и двинулся по пыльным ступеням.
Айрис спускалась вслед за мной, держась за мое плечо.
Лестница показалась мне ужасающе длинной. Я не считал ступени, но, по-моему, их было очень много. В конце концов я увидел впереди полукруглый свод и понял, что странноватый наклонный туннель закончился. Пригнувшись, я выбрался на волю и принялся водить лампой из стороны в сторону, осматриваясь. Насколько хватало света, я видел одно и то же – ровный каменный пол, и ничего более.
– Туда, – произнесла за моей спиной Айрис и подтолкнула меня налево.
Мы прошли через возникший перед нами проем в какой-то стене, девушка уверенно повернула вправо и вдруг остановилась.
– Вот оно.
– Это?!
В углу тщательно подметенного и, кажется, даже вымытого зала я увидел ровные ряды каких-то стопок, и впрямь похожих на страницы какой-то гигантской книги. Подойдя к ним поближе, я понял, что это аккуратно сложенные решетки, формой своей напоминающие орлиное крыло. Потрогав верхнюю пальцем, я убедился в том, что она гладкая, как стекло, и, очевидно, очень легкая – я попробовал сдвинуть ее с места, и это удалось мне без всякого труда. Я поднес лампу поближе.
Нет, на древность эти странные штуки никак не походили. Они были изготовлены недавно, и похоже, что литьем – хм, да, отлить такую конструкцию с такой точностью… да и металл ли это?
Я негромко хмыкнул и обернулся. Айрис смотрела на меня со странным выражением на лице. Мне показалось, что ее бьет дрожь.
– Где эти, как ты говорила, бочонки?
– Т-там…
Да, она дрожала. Я прошел несколько шагов вдоль стены и увидел нечто совершенно странное. То, что молодая жрица назвала «бочонками», выглядело, скорее, как пузатые многогранники, украшенные не то узорами, не то какими-то письменами. Я подошел к ним вплотную и опустился на корточки. От этих предметов веяло такой чужеродностью, что я уже не сомневался – это изделия чужих. Вот только как же они сюда попали?
И для чего предназначены?
Думаю, даже человек, искушенный в машинерии, не смог бы ответить на последний вопрос. На боку крайнего в ряду многогранника я увидел какую-то треугольную коробочку, внутри которой торчали десятка два одинаковых золотых штырьков в половину моего мизинца длиной. Сама же коробочка казалась не серой, как корпус «бочонка», а… я поднес лампу поближе.
Она была изготовлена из того же странного зеленоватого металла, что и знакомые мне кинжалы. Один такой кинжал я нашел когда-то в сундуках, оставшихся от Энгардова пращура-путешественника, а второй лежал в моем сундучке в столице.
Я глубоко вздохнул, задрал свою проклятую сутану и потянулся за вином.
– Выпей, – сказал я стоящей рядом со мной Айрис.
– Что это? – хриплым шепотом произнесла она, опасливо косясь на многогранники.
– Не знаю, – задумчиво ответил я. – Но зато я точно знаю, что лучше бы этого дерьма тут не было. Боюсь, кое-кому скоро придется иметь дело с Контролем.
– С чем?!
– Пей, – вздохнул я, – и пошли отсюда. Не могу сказать, чтобы мне все это нравилось.
– Ты сдержишь свое слово?
– Что?
Она смотрела на меня с ужасом, в тусклом свете лампы мне даже показалось, что в глазах Айрис появились слезы.
– Ты заберешь меня с собой? Я так боюсь…
– Святые и грешники! Конечно! Надеюсь, ты собрала вещи?
Она похлопала себя по боку, и я увидел, что под серой сутаной находится небольшая сумка.
– У меня только пара книг, – почти оправдываясь, сказала девушка, – и кое-какие безделушки, так, память… ведь денег у меня никогда не было…
– Ладно, с голоду мы с тобой не пропадем, – хмыкнул я. – Да идем же! Или ты собралась остаться тут до утра?
Признаться, мне и самому было крайне неуютно в этом проклятом подземелье.
Умом я, конечно, понимал, что чужие механизмы неопасны и ничего плохого мне не сделают, но все же от одного вида этих загадочных предметов у меня холодела спина. Путь до лестницы мы преодолели почти бегом. Наконец мы оказались в каретном сарае, я захлопнул люк, щелкнул замком и облегченно вздохнул.
– Все, Айрис, – прошептал я и задул фонарь. – Все, все… нас ждут в столице.
Мы выбрались на монастырский двор и бесшумно скользнули прочь от страшной тайны, притаившейся в мрачном подвале. Все еще тяжело дыша, я смотрел на уходящую вечернюю луну и ощущал такую легкость, будто только что вырвался из королевской петли. Я готов был пить этот холодный ночной ветер!..
– Ах!..
Я налетел на резко остановившуюся девушку, опустил голову и похолодел.
Прямо напротив нас стояла темная фигура. Приглядевшись, я понял, что это рослый монах, держащий в руках какой-то кувшин. Лунный свет отражался на его лоснящейся лысине. Он смотрел не на Айрис, нет, он во все глаза пялился на меня, и мгновение спустя я понял, в чем дело. Я забыл натянуть на себя проклятый капюшон. Моя рука рванулась к левому бедру, но быстро достать меч было невозможно. Тогда я принялся стягивать с себя мерзкие лохмотья – неуклюже, никак не успевая, понимая, что сейчас он бросится отсюда прочь и тогда…
Айрис пошатнулась и едва не упала на меня. Я ударил ее ладонью по щеке – сутана уже лежала у меня под ногами, а монах, вопя, как недорезанный боров, топал во тьме ногами – и закричал:
– Туда, скорее!
Я показывал рукой на частично обваленный участок стены, который я заприметил еще тогда, когда объезжал монастырь. До лощины, где я оставил лошадь, оттуда было рукой подать. Айрис, кажется, поняла меня, и мы что есть духу припустили к свободе. Добежав до стены, я прыгнул, ухватился руками за край неровной кирпичной кладки, одним рывком оказался наверху и нагнулся, протягивая руки Айрис. В это время из трапезной донесся угрожающий многоголосый рев, и я услышал хлопок двери.
Не знаю, удалось бы мне вытащить девушку на руках, но к ней уже вернулось хладнокровие (а может, наоборот, сил ей прибавил ужас), и она споро взобралась ко мне. Я посмотрел вниз, обнаружив там какие-то заросли, схватил Айрис, не давая ей опомниться, за руку и столкнул ее вниз. Мы с треском рухнули в малину – это я понял сразу, ощутив великое множество колючек. Подтверждением моей догадке был визг Айрис, но мне сейчас было не до ее царапин. Я клещами вцепился в ее правую кисть и, петляя как заяц, помчался к знакомой лощине.
«Если бы я, старый осел, додумался натянуть капюшон, мы ушли бы совершенно благополучно, – успел подумать я. – А может быть, и нет…»
Увидев меня с девушкой, Лина недоуменно подняла ухо.
– Бегом, девочка! – заорал я, хватая повод. – Айрис, на круп! Скорее!
Лина, может, и взревновала, но то, что приключение ее здорово порадовало – так это точно, можете не сомневаться. Едва мы взгромоздились на ее спину, как моя лошадка прыгнула вперед не хуже леопарда. Мы сразу же рванули в лес, промчались вдоль опушки и выскочили на дорогу. Я облегченно вздохнул, но тут за спиной вскрикнула Айрис, я тревожно оглянулся и понял, что покоя мне сегодня не будет.
Из ворот монастыря вылетали всадники в сером тряпье, и я совершенно отчетливо видел в руках у них оружие.
Лина поняла все без команды. Она понеслась по просеке, и в эти секунды мне стало ясно, за что же ее прежний хозяин просил такую несусветную, по здешним меркам, цену. Даже с двумя седоками на спине она мчалась куда быстрее, чем беспородные скакуны отца Уннаса. Менее чем через минуту мы оторвались на приличное расстояние.
– Айрис, – прокричал я, едва не теряя повод, – я спрячу тебя недалеко отсюда, а сам вернусь на ферму, мне нужно кое-что забрать. Нам надо дождаться тумана! Сегодня будет туман, и мы уйдем лесом!
– Да! – прокричала она в ответ. – Где мне ждать тебя?
– Сейчас!
Вот и ручей. Едва Лина выскочила на противоположный берег, я резко повернул ее налево, и полуминутой позже мы очутились в глубоком, густо заросшем овраге.
– Жди здесь, – прошептал я, сбрасывая с седла ружье. – Лина, тихо! Тихо!
Айрис вполне уверенно перехватила карабин и потащила лошадь пониже, в самую тьму. Посмотрев ей вслед, я забросил на плечо штуцер и, стараясь не шуметь, вылез наверх. Со стороны ручья уже слышен был топот копыт и оживленная ругань монахов – их лошади выбирались на берег. Я бросился вперед и совсем скоро оказался в придорожном овражке, где собирал лекарство для Тарры. Вскоре, убедившись, что монахи благополучно двинулись по дороге, ведущей в поселок, я выскочил из своего укрытия и со всех ног бросился к ферме. Сейчас эти пьянчуги поймут, что на дороге в Луммили меня искать без толку, и вернутся – но время у меня еще есть.
К счастью, Эдна не закрывала боковую дверь дома. Я взлетел по темной лестнице и оказался в своей комнате. Наряды и дорожная дребедень меня уже не интересовали – следовало спасать бесценные записи Эйно. Я запихнул тетради в висевшую у меня на поясе сумку, прихватил половину своего запаса патронов и ринулся назад. Развилка была идеальным местом для засады.
Плохо было то, что я не знал, сколько именно человек меня преследует. Но, кажется, их было не больше десятка. Шанс недурен, особенно если учитывать, что мой штуцер бьет на полторы сотни шагов. Луна еще светила, и темные силуэты являлись для меня великолепной мишенью.
Я удобно разместился в яме у развилки и приготовился ждать.
«Одного не пойму, – думал я, – откуда в монастыре верховые лошади? Да еще, кажется, стоящие ночью под седлом? Или они их так быстро оседлали? Все может быть – сколько у них было времени?.. Нет, не скажу даже приблизительно. Может быть, минуты три, а может, и все десять. Нет-т… я уже точно перестал соображать. Надо взять себя в руки».
Ждать мне пришлось не слишком долго. Шесть, нет… вот и седьмой, – семь фигур вылетели на развилку и встали кучей, сдерживая взмыленных коней. Щелкнуло чье-то огниво. Похоже, они не могли решить, где нас искать.
«Если они пойдут на ферму, – сказал себе я, – им придется умереть. Господина Матти, конечно, будут долго искать, да вот только кто ж его найдет-то?»
Я погладил теплый приклад штуцера и прицелился. Голова крайнего справа уютно заняла свое место в колечке прицела. Я тихо вздохнул и опустил оружие.
Стрелять было рано.
Перекурив – ветер доносил до меня обрывки спора, – монахи разделились.
Трое поскакали домой, должно быть, за подмогой, остальные пока остались на месте. Кажется, они решали, кому лезть обшаривать заросли, а кому идти на ферму, причем на последнее, как я понял, охочих не нашлось. Сучьи дети очень верно рассудили, что у меня наверняка есть оружие и я, вероятно, захочу его применить.
«Они не такие идиоты, – понял я, – воистину интересная банда».
Лишь бы они постояли еще минут десять! Тогда те, что ускакали прочь, могут и не услышать выстрелов, а значит, мне будет легче.
Стоят… ну что же, кто отправится к предкам первым?
Неожиданно до моего крайне напряженного уха донесся далекий топот множества копыт. Я вскинулся – судя по нарастающему шуму, из поселка во весь опор неслась целая кавалькада. Кто это мог быть? Я сглотнул и провел рукой по лбу.
Монахи, похоже, тоже обеспокоились, заерзали в седлах, оглядываясь назад.
Им, конечно, было видно куда лучше, чем мне из ямы. Вот они посторонились, съезжая с дороги в сторону. Шум все нарастал, и через мгновение я увидел всадника на взмыленной белой лошади, крепкого широкоплечего мужчину в морской шляпе и черной кожаной куртке. Следом за ним на развилку вылетели еще трое всадников, все, как один, увешанные оружием, – двое мужчин в высоких сапогах и плащах для верховой езды и рослая женщина в лоснящемся кожаном наряде.
Сзади подъезжали еще несколько верховых. Монахи занервничали. Глядя на это, я расхохотался и выстрелил в воздух, чем сразу привел всю банду в движение, – в мою сторону ударили два выстрела, и пара мушкетных пуль шлепнулись в землю рядом с ямой.
Мужчина в широкополой шляпе выхватил из седельной кобуры карабин и завертел головой.
– Иллари! – гаркнул я, не решаясь, однако, подниматься из своего убежища.
– Мат?!
Дальше все происходило с невероятной скоростью. Монахи сообразили, что дело тут нечисто, и, хлестнув лошадей, метнулись к ручью. Я наугад выстрелил в спину последнему, но не попал, – а тут уже рядом с моей ямой оказались Перт и Ута, сильные руки рулевого выхватили меня наверх, и я увидел Иллари, бегущего ко мне с карабином в руках.
Честно признаться, я даже не смог распорядиться о преследовании. В первые минуты я просто не мог говорить. Когда дар речи ко мне все же вернулся, я, ничего никому не объясняя, приказал Перту и боцману Даггеру, прискакавшему рядом с ним, идти со мной – и нырнул в кусты. Одиночество меня уже просто пугало.
* * *
– Мы должны немедленно плыть в столицу, – проговорил Иллари, когда я вернулся с Айрис и своей лошадью. – Я отправился сюда сразу же, как только пришло твое второе письмо.– Что-то случилось? – вскинулся я.
– Должно случиться. Ты очень правильно поступил, изложив мне все события последних недель. Должно случиться, Мат, причем буквально вот-вот, хорошо бы нам успеть…
– Иллари, – перебил его я, – у нас скоро Торг – здесь, в Йоше. И еще монастырь… там какие-то странные вещи. Я уверен, что не наши вещи, ты понимаешь меня? И это не древности из старых лабораторий. Мы должны обратиться в Контроль.
– Что?! – вскинулся он. – Здесь, в монастыре? Говори!..
Я рассказал ему о том, что видел в подвале, и присовокупил, что на старье все эти странные штуки никак не похожи. С каждой подробностью лицо Иллари становилось все темнее.
– Да, это дело Контроля, – зловещим голосом проговорил он. – И это все здорово усложняет… Впрочем, у нас еще будет время поговорить. Мы должны ехать! Твоя пассия выдержит двое суток в седле?
– Вряд ли, – вздохнул я, но Айрис, тряхнув волосами, решительно возразила:
– Если это нужно, я выдержу. С лошадьми я дружу с пеленок.
– Давайте постоим хотя бы полчаса, – сморщился я, представив себе ужасы долгого конного перехода. – Кто-нибудь, дайте мне рому. Есть у нас что-то наподобие окорока? И вот что, Ута, попробуй переодеть ее во что-нибудь, не ехать же нам с монахиней!
Ром и свинина нашлись сразу же. Ута увела Айрис в кусты, и вскоре она появилась, одетая в кожаные штаны и длиннополую мужскую куртку. Я улыбнулся – такой я видел девушку впервые.
– Скоро мы будем в столице, – успокаивающе произнес я и протянул ей флягу.
Она ответила мне немного смущенной улыбкой и отошла в сторону. Иллари тем временем поправлял седло на одной из свободных лошадей, навьюченной припасами, – их экспедиция была снаряжена так, словно он собирался искать меня целый месяц.
– Ты подоспел очень вовремя, – проговорил я с набитым ртом. – Еще немного, и мне пришлось бы стрелять.
– Это были монахи, – утвердительно произнес Иллари.
– Да, нам не удалось удрать незамеченными. Спасибо моей лошадке!.. Удивительное животное.
– Да, лошадь породистая, – согласился Иллари. – Здесь покупал?
– В городишке на берегу пролива. Где ты оставил «Бринлееф»?
– Там, в Альнене. Я ужасно спешил – мы успели бы еще раньше, но у побережья был шторм. Н-да, – он присел рядом со мной на корточки, глотнул из фляги и вытер губы ладонью, – монастырь презабавный. Джардеш затеял темное дельце. Впрочем, отец Уннас играет далеко не главную роль, я даже подозреваю, что он толком не в курсе всей пьесы. С ними разберутся представители Контроля, а главное действо сейчас начнется в столице.
– Что ты имеешь в виду? – Я закончил есть и поднялся на ноги.
– Понимаешь, когда я прочел в твоем письме, что финансисты знают о готовящемся заговоре и считают шансы консерваторов нулевыми, я понял, что Вилларо просто не мог не знать обо всех деталях с самого начала. Твои выводы были абсолютно верны, но ты не смог закончить цепочку. Раз Вилларо все знал, выходит, что он просто выжидал, чья сторона окажется сильнее, чтобы примкнуть к ней в решающий момент. А Монфора убили просто потому, что он был единственным, как думал Джардеш, человеком, способным разобраться во всей этой паутине и вывести Контроль прямиком на него и его друзей.
– О каких друзьях ты говоришь? – встревожился я.
– Вот это мы и выясним на Торге, – задумчиво покачал головой Иллари. – Вообще, конечно, история очень и очень темная. Монфор, без сомнения, догадывался о делах Джардеша. Я все время думал, почему же такими ценными были те бумаги, которые должен был привезти в столицу беглый монашек. Теперь я понял… многое, хотя главное пока еще в тумане. Я очень увлекаюсь математикой – ну так вот, тут у нас чистая алгебра, так он все запутал.
– Кто – Монфор?
– Да нет, как раз Джардеш. Монфор шел своим путем: эти бумаги требовались ему для того, чтобы заставить представителей Контроля заняться деятельностью Посредника Джардеша. Заставить их посмотреть на все это, как на серьезное преступление, касающееся не только наших «внутренних трений». Трения им безразличны. А тут – бумаги, от них уже так просто не отмахнешься. Зачем Посреднику Джардешу заброшенный монастырь? Вроде бы никому не нужная ерунда, но когда всплывает личность настоятеля Уннаса, становится интересно. Монфору было необходимо доказать прямую связь между Джардешем, принцами и обителью в Йоше. В итоге Джардеш стал что-то подозревать, да плюс еще эти драгоценности сомнительного происхождения, которые он продал – а кстати, продал ли? – тоже вопрос – Монфору.
– А Эйно? – возмутился я.
– Нет, Монфора он убил бы в любом случае, но, вероятно, сделал бы это позже, не столь поспешно… ты успел бы с ним встретиться.
– Я стал бы искать способы установить истину.
– Ну, я это и имел в виду… тебя я уже знаю достаточно хорошо, ты не сомневайся. Ты успел бы встретиться с Монфором, он успел бы принять свои меры и наверняка не дал бы зарезать себя, как петуха на птичьем дворе. Но Монфора убили, и это стало той единственной случайностью, которая в конечном счете привела тебя в этот странный монастырь.
– Славная у тебя математика! Получается, если бы Монфор остался жив, никакого заговора уже и не было бы?
– Монфору был важен не сам заговор, его интересовал Джардеш. Именно теперь, когда я представляю себе, что ты увидел в монастыре, я стал понимать – Монфор знал о том, что Джардеш затевает нечто совершенно незаконное. Вот только что? Ты подошел к этой проблеме с другого конца – но ведь подошел же! Случайности, сплошные случайности! Теперь Вилларо… Боюсь, что он уже выбрал свою партию. Если мы успеем их остановить, провал Джардеша будет делом времени. Если нет, если в столице начнется резня и смута, у нас останутся только твои свидетельства.
Я с горечью покачал головой и подошел к покорно стоящей Лине.
Теоретические выкладки достопочтенного академика отнюдь не пришлись мне по душе. Выходит, я был прав в своих подозрениях, и все это время Висельник просто играл моим другом, используя его в качестве заводной игрушки, способной протиснуться в щели, слишком узкие для него самого?
Кстати, а не в Джардеше ли тут дело? Если Вилларо знал о заговоре с самого начала, то что может означать такой пристальный интерес к людям из Ханонго, орудующим в Пеллии? Не может ли быть так, что он давно подозревал – за заговором стоит некто, имеющий в Пеллии свои совершенно непонятные интересы? Если это так, то многое и впрямь становится на свои места.
Ближе к полудню мы остановились на заброшенной ферме в полумиле от дороги. Я наскоро перекусил, проследил за тем, как хмурый и задумчивый Иллари распоряжается о карауле, и побрел в покосившийся сарай. Там, на куче прелой соломы, меня уже ждала расстеленная попона.
Возле окна с перекошенными ставнями темнела узкая фигура.
– Ложись, – произнес я, касаясь ее плеча, – ты же серая от усталости.
Она резко обернулась, вздохнула, неторопливо присела на краешек попоны. Я опустился рядом, коснулся губами ее запыленных волос и со стоном – у меня невыносимо ломило спину – улегся подле ее ног.
– Я столько мечтал об этом, – тихо сказал я с закрытыми глазами, – и вот, здесь, в каком-то трухлявом амбаре… потом.
– Что потом? – едва слышно спросила Айрис.
– Все потом, – отозвался я и, не раскрывая глаз, повалил ее на попону.
Она легла, едва слышно вздохнула и уткнулась носом в сорочку на моей груди. Я ощутил ее тепло, вытянулся и провалился в сон, успев поймать себя на горькой мысли о том, что старое проклятие не отпускает меня ни на миг.
Когда меня разбудили, рядом ее уже не было…
Глава 11
Я захлопнул толстую тетрадь в кожаном переплете, выбрался из глубокого бархатного кресла и положил ее на верхнюю полку сейфа, привинченного к палубе в углу командирского салона. Это были апартаменты Эйно, и я знал, что мне потребуется еще немало времени для того, чтобы научиться ощущать их своими. Все здесь носило следы его недавнего присутствия, даже трубки, лежащие на полке возле высокого иллюминатора с литой бронзовой рамой, я не мог заставить себя убрать их хотя бы в стол, это казалось мне кощунством по отношению к его духу.
Повернув ключ в дверце сейфа, я замер перед ним, ощущая усиливающуюся качку. Из иллюминатора лился серый свет, волна за кормой плясала в серой пелене мерзкого косого дождя. Я слышал тяжелое пыхтение машины и хлопки затяжелевших от воды парусов. Некоторое время я стоял, глядя сквозь раскрытую дверь в спальню, на смятое одеяло и алые шелковые подушки, лежащие почти посередине огромного дубового ложа.
– Ты не принесла мне покоя, – тихо произнес я и вернулся за стол.
Я вспомнил, как вошла она в эту дверь, с задумчивостью посмотрела на пару красных фонариков, висящих в изголовье кровати, и принялась сбрасывать с себя одежду – резко, словно стремясь избавиться от надоевших оков. Я лежал, полуприкрытый одеялом, и смотрел на нее, но ни разу мы не встретились взглядом.
А потом она скользнула ко мне, сразу же зарылась лицом в подушку – и только потом, уже войдя в нее, я увидел широко распахнутые, будто бы в изумлении, темные глаза.
Мы терзали друг друга молча – несколько часов кряду, взлетая и опускаясь, валясь в изнеможении на алые подушки и почти тотчас же бросаясь в набегающую волну – вновь и вновь, не произнося ни единого слова. Наверное, они были не нужны.
И лишь позже, после нескольких часов черного беспамятного сна, похожего больше на погружение в ничто, я раскрыл глаза и, увидев, что она одевается, стоя возле иллюминатора, сказал:
– Теперь ты всегда будешь уходить, оставляя меня одного?
Она резко обернулась – на лице мелькнуло не то смущение, не то горечь – и, подхватив мужскую сорочку со множеством воротников, выскочила из спальни прочь…
Звон бронзового колокола, долетевший до моего уха, заставил меня поднять голову. Я посмотрел в иллюминатор, не обнаружив там ничего, кроме дождя и моря, и поднялся. Обедали мы, по раз и навсегда заведенному распорядку, в кают-компании. Пройдя темным коридором, я поднялся по трапу и почти столкнулся со стюардом, несущим какое-то блюдо. Странное дело, но на «Бринлеефе» мой хваленый аппетит куда-то исчезал, словно его и не было вовсе. Наверное, это происходило из-за того, что я никак не мог отделаться от сумрачной меланхолии, одолевавшей меня всякий раз, когда я поднимался на борт своего корабля. На суше, особенно в столице, тень Эйно отступала, а здесь она ждала меня в каждом углу. Он ушел, говорил я себе. Он ушел, и мир памяти его; но слишком многое связывало меня с этим удивительным человеком, не позволяя избавиться ни от воспоминаний, ни от чувства одиночества, с новой силой вспыхивающего во мне всякий раз, когда я слышал гул ветра в этих, так знакомых мне парусах.
Я посторонился, пропуская стюарда в распахнутую дверь. Он быстро поклонился – при этом я разглядел здоровенного жареного гуся, покоящегося на серебряном блюде, – и бросился к столу, за которым уже восседал Иллари с мокрой, только что расчесанной головой.
Повернув ключ в дверце сейфа, я замер перед ним, ощущая усиливающуюся качку. Из иллюминатора лился серый свет, волна за кормой плясала в серой пелене мерзкого косого дождя. Я слышал тяжелое пыхтение машины и хлопки затяжелевших от воды парусов. Некоторое время я стоял, глядя сквозь раскрытую дверь в спальню, на смятое одеяло и алые шелковые подушки, лежащие почти посередине огромного дубового ложа.
– Ты не принесла мне покоя, – тихо произнес я и вернулся за стол.
Я вспомнил, как вошла она в эту дверь, с задумчивостью посмотрела на пару красных фонариков, висящих в изголовье кровати, и принялась сбрасывать с себя одежду – резко, словно стремясь избавиться от надоевших оков. Я лежал, полуприкрытый одеялом, и смотрел на нее, но ни разу мы не встретились взглядом.
А потом она скользнула ко мне, сразу же зарылась лицом в подушку – и только потом, уже войдя в нее, я увидел широко распахнутые, будто бы в изумлении, темные глаза.
Мы терзали друг друга молча – несколько часов кряду, взлетая и опускаясь, валясь в изнеможении на алые подушки и почти тотчас же бросаясь в набегающую волну – вновь и вновь, не произнося ни единого слова. Наверное, они были не нужны.
И лишь позже, после нескольких часов черного беспамятного сна, похожего больше на погружение в ничто, я раскрыл глаза и, увидев, что она одевается, стоя возле иллюминатора, сказал:
– Теперь ты всегда будешь уходить, оставляя меня одного?
Она резко обернулась – на лице мелькнуло не то смущение, не то горечь – и, подхватив мужскую сорочку со множеством воротников, выскочила из спальни прочь…
Звон бронзового колокола, долетевший до моего уха, заставил меня поднять голову. Я посмотрел в иллюминатор, не обнаружив там ничего, кроме дождя и моря, и поднялся. Обедали мы, по раз и навсегда заведенному распорядку, в кают-компании. Пройдя темным коридором, я поднялся по трапу и почти столкнулся со стюардом, несущим какое-то блюдо. Странное дело, но на «Бринлеефе» мой хваленый аппетит куда-то исчезал, словно его и не было вовсе. Наверное, это происходило из-за того, что я никак не мог отделаться от сумрачной меланхолии, одолевавшей меня всякий раз, когда я поднимался на борт своего корабля. На суше, особенно в столице, тень Эйно отступала, а здесь она ждала меня в каждом углу. Он ушел, говорил я себе. Он ушел, и мир памяти его; но слишком многое связывало меня с этим удивительным человеком, не позволяя избавиться ни от воспоминаний, ни от чувства одиночества, с новой силой вспыхивающего во мне всякий раз, когда я слышал гул ветра в этих, так знакомых мне парусах.
Я посторонился, пропуская стюарда в распахнутую дверь. Он быстро поклонился – при этом я разглядел здоровенного жареного гуся, покоящегося на серебряном блюде, – и бросился к столу, за которым уже восседал Иллари с мокрой, только что расчесанной головой.