Страница:
– Дрова?! – изумился начальник смены.
Ланкастер не имел привычки орать на подчиненных. Более того, он считал, что кричат перед строем только недоноски, окончившие свои славные Академии по недосмотру педагогов. Дебилы, короче. Такие погибли почти все, и – ура Ее Величеству Удаче.
Поэтому он вздохнул.
– К сожалению, да. Куба два, а то и три. И вот еще что. Нормальных дров мы тут не найдем, стало быть, ну ветки, что ли. И вот еще что: сразу они не загорятся. Найдите хоть пару литров того дерьма, на котором ездят местные автомобили. Как оно, бензин, что ли?
– Продукт перегонки нефти, ваша милость. У нас немного есть. Воняет жутко…
– Мне, малый, насрать, как оно воняет. Литров пять мне заготовь. Вопросы?
– Слушаюсь, ваша милость! – гаркнул недавний лейтенант, получивший свой офицерский меч через час после подписания перемирия – такой же, как и миллионы иных унтеров, прошедших через страшную войну, умудрившихся дожить до мира и обрести высший статус признания – офицерский чин вкупе с коротким римским гладиусом в серебряных ножнах, к гарде которого прицеплен был на золотом тросике орел легиона – встал на вытяжку перед давно забытым генералом. Ему никогда не случалось служить под его началом. Но власть, отчетливо модулируемая в голосе гиганта-гренадера, заставила начальника смены охраны немедленно принять к исполнению все услышанное.
Суинни вышла из странного туалета только после того, как тщательно застегнула на себе полетный комбинезон. Ей было немного мокро – она так и не решилась полностью воспользоваться удивительной гигиенической техникой этих лусси – но это уже не было важно. Они ждали ее с неожиданным для нее чувством: каждый, казалось, готов был броситься ей на помощь. Ощущение этого – ощущение того, что безволосые – или почти безволосые – чужаки, ждут ее, ждут с терпением и несколько забытым ею благородством духа живого, повергло Суинни в шок.
– Я хотел бы предложить вам, – заговорил темнолицый Чандар, – перейти в помещение, где мы смогли бы спокойно поговорить с вами. Но сперва…
Он чуть запнулся, а Суинни ощутила, как поджимаются к черепу ее уши. Что-то поднялось в ней– снизу вверх, и резко схватило сердце. Она слушала: но он замолк, подтянув губы и будто бы ожидая чего-то от нее.
– Но сперва мы выполним нашу часть договора. Дорогой генерал?
Он уже стоял рядом: огромный и черный. Правая его рука теперь была лишена перчатки, и Суинни не без удивления разглядела длинные сильные пальцы с тоненькими седыми волосками меж суставов. Так он стар, или у этих лусси седина не является признаком возраста? Но на старика он не похож. Это тот, тот самый, что шептал ей на ухо, шептал, уверяя в отсутствии опасности… Лжец? Нет, он явно воин, причем из бывалых. Зачем он здесь? Зачем?..
И эта длиннопалая, розовая ладонь вдруг возникла перед ней: она видела игривый узор линий на ней. Он слегка нагнулся; он просто протянул руку, лишенную защитной боевой перчатки. Чуть блеснул зеленым изумрудом перстень Доктора его Академии на среднем пальце – и все. И она, полностью убрав когти, вложила свою правую руку в эту ладонь – и встала.
– Я обязан был… – начал Ланкастер, но тут на помощь ему пришел Огоновский: вскочив из кресла, он одним ударом большого пальца правой руки расстегнул служебную кобуру.
– Арьергард за мной.
В кобуре, как ему и положено, лежал стандартный генеральский бластер. Ланкастер посмотрел на Андрея, слегка облизал губы и дернул головой:
– Все там в порядке. Доктор Белласко нас ведет, за ним Ярослав, я с Суинни, Норман и… – он помедлил, глядя на Огоновского, – Андрей. Поехали. Выходим!
Сверкающий лифт не успел даже взвыть как следует. Чавкнув, распахнулись зеркальные двери. Белласко заспешил вперед, вслед за ним, изменив порядок, двинулся Ланкастер, все еще держащий в своей незащищенной ладони тонкую теплую руку Суинни. Когти он чувствовал: нежными, едва ощутимыми уколами в запястье правой руки. Они пульсировали, ни на секунду не доходя до боли. Его боли.
Он мог убить ее за секунду. Да какую там секунду – меньше… Просто рвануть рукой – и все. Его учили много лет. Он, гренадер, прошедший сквозь смертоносное пламя недавней войны, умел убивать тысячами разных способов. Он, уинг-генерал Ланкастер, доктор военных наук, кавалер Рыцарского Креста с Мечами, шел рядом с ней и, сглатывая время от времени слюну, молил всех своих богов о том, чтобы она не пугалась. И она не испугалась.
В ослепительном сиянии потолочных панелей доктор Белласко нажал на кнопку, и перед Суинни в этот жутковатый белый свет выехали четыре пенала. Она встала перед ними, но советник Норман не дал ей склонить голову:
– Миледи, прошу вас засвидетельствовать тот факт, что только один из погибших был убит на нашей территории и нашим же, – прошу заметить – гражданским оружием…
– Я в общем-то не имею права, – придушенно заговорил вдруг Белласко, стараясь держаться подальше от Суинни.
– Я имею, – без всякого выражения ответил Чандар. – И отвечать мне. А остальное – не ваше дело.
– Слушаюсь, – прошипел Белласко, отступая еще дальше от фризера и его страшного содержимого.
– Вот мой муж, – проговорила Суинни, указывая рукой на самого крупного из мертвецов, того, с более светлым мехом на лице.
– Личные вещи, мэм? – приблизился к ней Чандар. – Нам они, в общем-то не нужны…
– На нем не было ничего, – уверенно заявила Суинни. – А если вы имеете в виду оружие и полетное снаряжение, то мне до него нет никакого дела.
– Ритуал предписывает темное время суток? Или его проведение возможно и днем?
– Ближе к полуночи.
– Лучше все-таки выехать за город, – нервно вмешался Белласко. – Хоть днем, хоть ночью – тут охрана, да и мои люди тоже… я не смогу обеспечить требуемый режим секретности.
– Хорошо, – кивнул Чандар. – Так и впрямь будет лучше. Вы сможете найти что-нибудь типа урны – на всякий случай?
Глава 7
Ланкастер не имел привычки орать на подчиненных. Более того, он считал, что кричат перед строем только недоноски, окончившие свои славные Академии по недосмотру педагогов. Дебилы, короче. Такие погибли почти все, и – ура Ее Величеству Удаче.
Поэтому он вздохнул.
– К сожалению, да. Куба два, а то и три. И вот еще что. Нормальных дров мы тут не найдем, стало быть, ну ветки, что ли. И вот еще что: сразу они не загорятся. Найдите хоть пару литров того дерьма, на котором ездят местные автомобили. Как оно, бензин, что ли?
– Продукт перегонки нефти, ваша милость. У нас немного есть. Воняет жутко…
– Мне, малый, насрать, как оно воняет. Литров пять мне заготовь. Вопросы?
– Слушаюсь, ваша милость! – гаркнул недавний лейтенант, получивший свой офицерский меч через час после подписания перемирия – такой же, как и миллионы иных унтеров, прошедших через страшную войну, умудрившихся дожить до мира и обрести высший статус признания – офицерский чин вкупе с коротким римским гладиусом в серебряных ножнах, к гарде которого прицеплен был на золотом тросике орел легиона – встал на вытяжку перед давно забытым генералом. Ему никогда не случалось служить под его началом. Но власть, отчетливо модулируемая в голосе гиганта-гренадера, заставила начальника смены охраны немедленно принять к исполнению все услышанное.
Суинни вышла из странного туалета только после того, как тщательно застегнула на себе полетный комбинезон. Ей было немного мокро – она так и не решилась полностью воспользоваться удивительной гигиенической техникой этих лусси – но это уже не было важно. Они ждали ее с неожиданным для нее чувством: каждый, казалось, готов был броситься ей на помощь. Ощущение этого – ощущение того, что безволосые – или почти безволосые – чужаки, ждут ее, ждут с терпением и несколько забытым ею благородством духа живого, повергло Суинни в шок.
– Я хотел бы предложить вам, – заговорил темнолицый Чандар, – перейти в помещение, где мы смогли бы спокойно поговорить с вами. Но сперва…
Он чуть запнулся, а Суинни ощутила, как поджимаются к черепу ее уши. Что-то поднялось в ней– снизу вверх, и резко схватило сердце. Она слушала: но он замолк, подтянув губы и будто бы ожидая чего-то от нее.
– Но сперва мы выполним нашу часть договора. Дорогой генерал?
Он уже стоял рядом: огромный и черный. Правая его рука теперь была лишена перчатки, и Суинни не без удивления разглядела длинные сильные пальцы с тоненькими седыми волосками меж суставов. Так он стар, или у этих лусси седина не является признаком возраста? Но на старика он не похож. Это тот, тот самый, что шептал ей на ухо, шептал, уверяя в отсутствии опасности… Лжец? Нет, он явно воин, причем из бывалых. Зачем он здесь? Зачем?..
И эта длиннопалая, розовая ладонь вдруг возникла перед ней: она видела игривый узор линий на ней. Он слегка нагнулся; он просто протянул руку, лишенную защитной боевой перчатки. Чуть блеснул зеленым изумрудом перстень Доктора его Академии на среднем пальце – и все. И она, полностью убрав когти, вложила свою правую руку в эту ладонь – и встала.
– Я обязан был… – начал Ланкастер, но тут на помощь ему пришел Огоновский: вскочив из кресла, он одним ударом большого пальца правой руки расстегнул служебную кобуру.
– Арьергард за мной.
В кобуре, как ему и положено, лежал стандартный генеральский бластер. Ланкастер посмотрел на Андрея, слегка облизал губы и дернул головой:
– Все там в порядке. Доктор Белласко нас ведет, за ним Ярослав, я с Суинни, Норман и… – он помедлил, глядя на Огоновского, – Андрей. Поехали. Выходим!
Сверкающий лифт не успел даже взвыть как следует. Чавкнув, распахнулись зеркальные двери. Белласко заспешил вперед, вслед за ним, изменив порядок, двинулся Ланкастер, все еще держащий в своей незащищенной ладони тонкую теплую руку Суинни. Когти он чувствовал: нежными, едва ощутимыми уколами в запястье правой руки. Они пульсировали, ни на секунду не доходя до боли. Его боли.
Он мог убить ее за секунду. Да какую там секунду – меньше… Просто рвануть рукой – и все. Его учили много лет. Он, гренадер, прошедший сквозь смертоносное пламя недавней войны, умел убивать тысячами разных способов. Он, уинг-генерал Ланкастер, доктор военных наук, кавалер Рыцарского Креста с Мечами, шел рядом с ней и, сглатывая время от времени слюну, молил всех своих богов о том, чтобы она не пугалась. И она не испугалась.
В ослепительном сиянии потолочных панелей доктор Белласко нажал на кнопку, и перед Суинни в этот жутковатый белый свет выехали четыре пенала. Она встала перед ними, но советник Норман не дал ей склонить голову:
– Миледи, прошу вас засвидетельствовать тот факт, что только один из погибших был убит на нашей территории и нашим же, – прошу заметить – гражданским оружием…
– Я в общем-то не имею права, – придушенно заговорил вдруг Белласко, стараясь держаться подальше от Суинни.
– Я имею, – без всякого выражения ответил Чандар. – И отвечать мне. А остальное – не ваше дело.
– Слушаюсь, – прошипел Белласко, отступая еще дальше от фризера и его страшного содержимого.
– Вот мой муж, – проговорила Суинни, указывая рукой на самого крупного из мертвецов, того, с более светлым мехом на лице.
– Личные вещи, мэм? – приблизился к ней Чандар. – Нам они, в общем-то не нужны…
– На нем не было ничего, – уверенно заявила Суинни. – А если вы имеете в виду оружие и полетное снаряжение, то мне до него нет никакого дела.
– Ритуал предписывает темное время суток? Или его проведение возможно и днем?
– Ближе к полуночи.
– Лучше все-таки выехать за город, – нервно вмешался Белласко. – Хоть днем, хоть ночью – тут охрана, да и мои люди тоже… я не смогу обеспечить требуемый режим секретности.
– Хорошо, – кивнул Чандар. – Так и впрямь будет лучше. Вы сможете найти что-нибудь типа урны – на всякий случай?
Глава 7
Мир, из которого пришла Суинни, в ее описании выглядел настолько необычно, что, если бы не «детектор лжи», сопряженный с его транслингом, доктор Чандар, пожалуй, усомнился в правдивости своей собеседницы. Ее цивилизация, достаточно древняя по людским меркам, развивалась странным способом: этот путь нельзя было назвать техногенным в привычном для хомо смысле, так как накопление знаний о физической природе окружающего мира лишь в некоторых случаях приводило к практическому их применению: ее сородичи отнюдь не стремились переделать все вокруг себя в безудержной жажде энергий. Нет, они предпочитали искать дорогу гармонии, дорогу не-разрушения. И так шли тысячелетия – вплоть до того момента, когда мир Суинни оказался под ударом некоей звездной расы, не слишком, к счастью, продвинувшейся в своей конкисте. Как можно было понять с ее слов, на «том» Трайтелларе опустилась достаточно многочисленная, но, при этом не имеющая прямой связи с родиной, экспедиция. Юнгры – так она называла их, – не особенно осложняли себе жизнь гуманизмом и, едва развернув временные лагеря на поверхности, принялись жечь беззащитные, большей частью деревянные, города коренных обитателей. В известной Человечеству истории Галактики – его Галактики – подобных прецедентов насчитывались единицы. Миры, заселенные «молодыми» расами находились под защитой жестких табу, единых для всех, кто вышел в Большой космос. Запрет на какое-либо вмешательство в дела «молодых» являлся органичной частью всеобщего кодекса безопасности, остающегося нетленным даже во время войн, лишь эсис, насколько то было известно, не считали себя обязанными держаться здравого смысла – и финал их выглядел вполне закономерно.
Экспедицию юнгров сокрушила сама судьба. Лишенные связи с материнским миром, не владеющие, как выходило со слов Суинни, сверхсветовыми технологиями, а значит – годами пробивающиеся сквозь пространство на своих медлительных звездолетах, они пали жертвой собственной самоуверенности. Очевидно, они просто не имели достаточного опыта межзвездных экспедиций и соответствующих понятий об элементарной защите от опасностей чужого мира, так как через несколько месяцев среди астронавтов начался мор. То ли их догнали какие-то местные болезни, то ли фатальным для них оказалось излучение звезды пребывания, но вскоре бессмысленные набеги прекратились, и юнгры неожиданно вступили в контакт. Желая, видимо, загладить вину, последние из живых передали местным ученым значительный пакет технологий, разбираться в которых предстояло годами. В ту пору предки Суинни уже имели представление о природе электричества и хорошо соображали в механике, не стремясь, правда, опоясать планету сетью железных дорог с несущимися по ним грохочущими монстрами. Двигатель внутреннего сгорания, закономерно пришедший на смену котлу, применялся в основном в помощь парусу.
Для технологических рывков, характерных для всех без исключения звездных рас, сородичам Суинни не хватало главного: постоянных масштабных войн. Безусловно, и их история знала великое множество разнообразных внутренних конфликтов, но к серьезному, и главное, длительному кровопролитию они не приводили. О, оружие имелось в каждом доме. Но вот создавалось оно по логике, для человека невообразимой. Вполне работоспособное, а не сувенирное, как следовало бы ожидать в такой ситуации, ружье, являлось чем-то вроде духа-защитника рода. Статусным символом? Нет… здесь Суинни откровенно зашла в тупик: многочисленные попытки объяснить сакральный статус оружия в ее цивилизации натыкались лишь на недоуменные взгляды собеседников.
Пушка, которая есть – но применять ее нельзя. Совершенствовать можно. Применять нежелательно. А то духи обидятся.
– Да, тут без культуролога не обойтись, – вздохнул Ланкастер.
– Пожалуй, – согласился Огоновский.
– Да погодите вы, джентльмены, – щелкнул пальцами Чандар. – Считайте, что я культуролог. Это, в конце концов, не важно. Продолжайте, мэм, прошу вас. В общем-то в данный момент меня более всего интересуют обстоятельства, при которых вы познакомились с представителями нашей расы.
Вторая часть повествования Суинни, занявшая около четверти часа, повергла всех присутствующих в глубокую задумчивость. Теперь картина происходящего стала и вовсе невероятной.
– Возможно, – подал голос почтительно молчавший до того советник Норман, – это какая-то человеческая колония, давно потерявшая всякую связь с метрополией… Если исходить из того, что их технологический уровень довольно невысок, о развитом звездоплавании говорить не приходится.
– Да, это первое, что приходит в голову, – покивал Чандар, глядя куда-то в сторону. – Впрочем, для нас вопросы их происхождения особой роли не играют: для начала хватит и того факта, что где-то там, в соседнем «пузыре», лазят толпы агрессивных дебилов нашей с вами расы. И хорошо еще, что они не лезут сюда.
– Этого только не хватало! – выпучил глаза Норман. – Вы думаете, что они могут прорваться к нам? Политические последствия…
– Мне сейчас не до политических последствий, – отрезал Чандар. – Не забывайте, советник, моя основная задача – выяснить, какого, собственно, черта заработал старый портал, давно считавшийся мертвым. Скажите мне, мэм, вы уверены в том, что все известные вам попытки понять причину этих странных нашествий окончились провалом? Может быть, вы просто недостаточно информированы?
– Недостаточно информирована? – в голосе Суинни прозвучало неприкрытое изумление. – Вы хотите сказать, что некто, постигший причину нашей общей беды, стал бы скрывать ее от остальных?
– Н-да-а… – скис Чандар. – У нас слишком разнятся сами подходы к информированию общества. Не к нашей чести будь оно сказано… Но все же – какую-то цель они преследовали, эти странные люди, выходящие из Дымного Перевала?
– НО они не пытались объяснить, они только убивали! К тому же у нас нет такой техники, как у вас, чтобы разговаривать на разных языках, прекрасно понимая при этом друг друга. Мы неоднократно захватывали их живьем, но так и не смогли добиться ничего, кроме животной ярости и ненависти. Они не хотели вступать в какие-либо переговоры, и их приходилось убивать.
– Но вы не пытались держать пленных в лагерях, наблюдая за ними? Возможно, подобное наблюдение дало бы ключ к решению проблемы.
– Стоило запереть несколько лусси в одном помещении, как они мгновенно убивали друг друга.
– У-гу. И причиной этих умертвий был страх? – Чандар заинтересованно прищурился и подался вперед, ожидая ответа.
– Нам казалось, что причиной была ярость, не оставлявшая их ни на миг.
– Н-да нет, мэм, не ярость. Они убивали друг друга для того, что бы немедленно прекратить свое пребывание в плену. Это уже кое-что. Вряд ли это действительно потерянная колония, тут может быть нечто поглубже. И похуже…
– Что вы имеете в виду? – спросил Огоновский, внимательно следивший за беседой.
– Пока ничего, джентльмены. Я полагаю, мэм, вам давно пора перекусить. Возможно, наша кухня покажется вам необычной, но наши врачи постараются, чтобы она не стала причиной каких-либо проблем с вашим здоровьем. До темноты еще есть время: сейчас мы пообедаем, а потом вы можете отдохнуть. Норман, вызовите доктора Белласко.
«Нужно было заехать сюда сразу, – подумал генерал, выбираясь из ходовой рубки, – а не морочить себе голову с мешком для трупов. Но тогда мы были слишком взбудоражены, чтобы додуматься до очевидного…»
В ближнем к корме танка углу пискнула замком дверь, и Чандар с Огоновским, тяжело сопя, выволокли упакованное в знакомый черный пакет тело командира злополучного бомбардировщика. Пробежав вдоль черного борта, Ланкастер поспешил помочь им погрузить его на пол десантного дека.
– Килограмм сто тридцать, – выдавил Огоновский, стирая перчаткой пот со лба. – Здоровый медведь…
– Тише вы, – зашипел Чандар. – Они уже идут.
Из двери появились Норман и Суинни. Галантно подставив даме руку, которой она к некоторому удивлению присутствующих с ловкостью воспользовалась, советник помог ей забраться в чрево танка и обернулся:
– Итак, я везу дрова?
– Везете, – сухо кивнул юноше Чандар. – Во дворе стоит груженый «Бивер», он ваш. Постарайтесь не отстать.
Ланкастер пошарил в кармане толстой кожаной куртки в поисках сигарет и молча отправился обратно в ходовую рубку. Происходящее почему-то действовало ему на нервы. Может, потому, что ему еще ни разу не приходилось присутствовать при кремации мороженого инопланетянина. А может, из-за того, что ему хотелось, чтобы Суинни ехала не в деке, а рядом с ним, в соседнем кресле. Он не желал разбираться в тех странных чувствах, что породило в его душе появление этой удивительной серебристой кошки – на то еще будет, наверное, время. А не будет, так тем лучше, потому что уинг-генерал Виктор Ланкастер догадывался, какую реакцию вызовут подобные мысли у военного психиатра.
Свихнувшихся генералов в Конфедерации хватало с избытком.
Усевшись в глубокое кресло водителя, Виктор запустил оба движка, поглядел на приборы и вызвал карту местности, сразу же после этого вывесив ее над левой секцией вогнутой приборной панели.
– Куда мне ехать? – спросил он, щелкая зажигалкой – сигарета уже давно торчала у него в зубах.
– Подальше от людей, – отозвался Чандар. – Но не в соседнее государство, я думаю.
«Лом тебе в сраку с твоим юмором, – поморщился Ланкастер и передвинул рычаг трансмиссии в положение non-locked, – Сморчок хуев.»
Танк медленно выполз из подвала клиники, проехал мимо тихонько гудящего трехосного транспортера, добросовестно загруженного дровами, которые несчастным охранникам пришлось добывать за полсотни километров от города, и выбрался за ворота. Пара дежурных в темной бронированной коробке КПП проводила его заинтересованными взглядами. Начальник смены со всей определенностью приказал им ослепнуть, но выполнить такое распоряжение было выше человеческих сил: они уже давненько не видали генералов, использующих в качестве служебного лимузина тяжелую боевую машину Десанта.
Не желая путаться с выездом, Ланкастер выбрал то же направление, по которому они двигались утром. Признаки жилья, насколько он помнил и как показывала карта, заканчивались на относительно небольшом расстоянии от городских окраин, а тащиться к черту на рога он не имел ни малейшего желания. Не в тех уже, будь оно все проклято, чинах, чтобы пол-ночи давить на газ, тупо пялясь в обзорные экраны.
Тем временем ехавший следом Норман, раздраженный невозможностью – за неумением – отрегулировать систему ночного видения, врубил прожекторы, что сразу же вызвало у Ланкастера припадок бешенства, так как их ослепительные голубоватые лучи резанули его по глазам. Щурясь и матерясь, он отыскал на панели сенсор отключения кругового обзора и добавил в переднюю полусферу зеленого тона, чтобы побыстрее прийти в себя.
– Нам тут только орудийных лафетов не хватает, – процедил Виктор сквозь зубы, – и орденов на подушечках – а иллюминацию этот идиот уже обеспечил.
Промчавшись через наглухо темный, словно в ожидании бомбежки, пригород, Ланкастер вырулил наконец на шоссе и прижал акселератор. Для советника Нормана это решение едва не стало роковым, так как его шестиколесный «Бивер», столетие назад проектировавшийся по техзаданию на легкий инженерный транспортер, никак не мог блеснуть выдающейся удельной мощностью. Ему вообще не полагалось идти следом за бешено несущимися ударными машинами, он создавался для разной черновой работы в оперативном тылу: поэтому, когда тяжелая черная туша двигающегося впереди танка стала стремительно таять в темноте, Норман затосковал. После короткого разговора с дипломатом Чандар попросил Ланкастера снизить скорость, и тому, горько проклиная все на свете, пришлось подчиниться. Медленной езды он не выносил с детства.
Через три минуты, убедившись, что населенные места остались далеко за горизонтом, Ланкастер не глядя свернул с трассы и остановился за цепочкой невысоких холмов, густо заросших колючим кустарником. Следом осторожно сполз Норман.
– Давайте выгружать, – распорядился Чандар и, поправив на ладонях перчатки, первым забрался в кузов транспортера.
Над ходовой рубкой танка светил заранее выдвинутый Ланкастером поисковый прожектор – в его голубоватом свете неровная темная масса холма казалась спиной уснувшей черепахи. Огоновский последовал вслед за Чандаром в кузов, и скоро оттуда полетело первое бревно.
– Как их складывать? – спросил Ланкастер у стоящей на границе тьмы и света Суинни.
– Не имеет значения, – едва слышно ответила она. – Мертвый должен быть в середине.
– Ясно… Норман, будем класть треугольником. Потом положим покойника, а сверху – «шалашик», понятно?
Советник не ответил, лишь молча кивнул и ухватил здоровенное, трещащее сухой корой бревно.
Печальная работа не отняла у них много времени. Чандар принес из грузовика канистру с бензином и поставил ее у ног Суинни:
– Польете по кругу, чтоб сразу схватилось. Вот зажигалка…
– Спасибо, у меня есть.
Она услышала, как загудели двигатели танка, отъезжающего за холм. Люди понимали, что им здесь не место, и сейчас Суинни была благодарна за это… Обойдя бревенчатую пирамиду с канистрой, она достала из внутреннего кармана комбинезона узкую золотистую трубочку. Нажатие кнопки, и трубочка выстрелила длинным синим языком пламени. Низ пирамиды тотчас отозвался гудением вспыхнувшего бензина. Суинни отошла от костра и присела на корточки.
Там, в яростной пляске оранжевых языков пламени, уходило прочь, отлетало в чужое небо ее прошлое. Кто бы мог подумать, что все сложится так странно. Ощущение чудовищной пустоты, заполнив душу Суинни, изгнало прочь любые мысли, и она сидела, окаменев, до тех пор, пока давно рухнувший и прогоревший костер окончательно не превратил тело владетеля Шэрро в ничто. Теперь он стал всего лишь частью ветра, пусть даже этот ветер никогда не зашумит ветвями над кровлей его дома. Это уже не важно: она сделала то, что от нее требовалось… Небо на востоке чуть посветлело, и Суинни поднялась, стараясь не обращать внимания на миллионы крохотных иголочек, мгновенно ударивших ее ноги.
Едва она обошла холм, в корме танка распахнулись двери.
– Все, – просто сообщила она, забираясь в теплое нутро гиганта. – Мы можем ехать.
Танк выбрался на шоссе и, плавно покачиваясь, набрал скорость, но Суинни этого уже не чувствовала – она спала, свернувшись клубочком в глубоком мягком кресле у теплой светлой переборки…
– Обожди, я вызову дежурного фельдшера, он проводит, – сказал он пациенту, но тот в ответ замахал руками:
– Мне нужен новый начальник! Скажи, мы привезли убийцу.
– Убийцу?
Сразу поняв, что происходит, охранник кивнул своему напарнику на всякий случай взять бородача на мушку, а сам схватился за пульт внутреннего коммуникатора, торчащий в зажиме на стене будки.
Через две минуты от главного корпуса уже бежали поднятый с постели доктор Белласко и несколько охранников с излучателями в руках.
– Где он? – захрипел сиплый с утра Белласко, выскакивая на улицу.
В ответ бородатый молча распахнул подъемную дверь в задке своего рыдвана. На врача и сомкнувшихся вокруг охранников смотрело костистое смуглое лицо с запавшими щеками, украшенными недельной щетиной. В правом виске чернело запекшейся кровью небольшое входное отверстие.
– Понятно… – выдавил доктор, уже соображая, что в черепе каша и выкачать из покойника «памятный послед» не удастся никакими силами. – Вы готовы дать показания, уважаемый? – обратился он к нежданному визитеру.
– Все мы, – с поклоном ответил тот, и теперь только Белласко разглядел в глубине авто еще двоих мужчин и женщину в темном платке. – Как будет угодно господину доктору.
– Поднимите Огоновского и Ланкастера, – качая от досады головой, приказал Белласко старшему охраннику.
– Так они ж, – начал старшой, помня, что загадочные гости где-то проболтались всю ночь и вернулись уже на рассвете, но врач, морщась, замотал головой:
– Ну извинитесь там… они мне сейчас совершенно необходимы! А вы, уважаемый – заезжайте во двор.
Огоновскому, к счастью, уснуть еще не удалось. Выслушав объяснения охранника, он молча кивнул и принялся одеваться. В коридоре Андрей наткнулся на мрачного Ланкастера в сорочке и галифе.
– Только задремал, – признался гренадер. – И на хрен мы ему нужны, этому доктору?
– Если он станет допрашивать свидетелей без нас, то выставит себя в не самом выгодном свете. Нас тут сейчас интересует буквально все, и обстоятельства убийства в том числе – или не так?
– Так, – поджал губы Ланкастер. – Если вдруг что – придется поднимать и Чандара.
– Возможно, – согласился Огоновский. – Хотя я предпочел бы обойтись без этого деятеля. У него своя работа, а отношения с местным населением его особо не касаются.
В кабинете Белласко их ждали трое мужчин и совсем юная девушка в темном платке с бахромой. Доктор заканчивал настройку записывающей аппаратуры. При виде Ланкастера – огромного, с распущенными волосами, закрывавшими ему плечи, аборигены немного стушевались, но Белласко успокоил их, объяснив, что при беседе должны присутствовать свидетели, а гости самого Почтительнейшего Сына подходят для такого дела как нельзя лучше. Такие доводы показались бородатому патриарху разумными, и он тотчас же закивал головой, хотя родичи его, особенно девушка, предпочли не поднимать глаз.
– Итак, – начал Белласко, включив наконец головки на запись, – допрос свидетелей производится в присутствии уинг-генерала Виктора Ланкастера и легион-генерала медицинской службы Андрея Огоновского. В качестве свидетелей выступают э-ээ…
– Ракши ур-Камон, – поспешно представился бородач, – моя дочь Энвиз, мой сын Баррат, и мой племянник Ансам бен Каффа.
– Ваша дочь Энвиз ур-Камон, если я не ошибаюсь, находилась на излечении в нашей клинике, – уточнил Белласко, – где и произвела на свет ребенка, названного…
– Это так, – согласился Ракши. – Именно здесь она и родила, после чего ее недостойный муж, Юнгвир, совершил покушение на своего благодетеля, почтенного доктора, спасшего жизнь его жене и ребенку.
– Это мы прекрасно знаем, – поморщился Белласко, – и обстоятельств преступления мы в данный момент касаться не будем, так они известны нам со слов множества свидетелей. Сейчас нас интересует, когда и каким образом был умерщвлен известный нам убийца Юнгвир.
Патриарх Ракши посмотрел на своего племянника, но тот только двинул плечами.
Экспедицию юнгров сокрушила сама судьба. Лишенные связи с материнским миром, не владеющие, как выходило со слов Суинни, сверхсветовыми технологиями, а значит – годами пробивающиеся сквозь пространство на своих медлительных звездолетах, они пали жертвой собственной самоуверенности. Очевидно, они просто не имели достаточного опыта межзвездных экспедиций и соответствующих понятий об элементарной защите от опасностей чужого мира, так как через несколько месяцев среди астронавтов начался мор. То ли их догнали какие-то местные болезни, то ли фатальным для них оказалось излучение звезды пребывания, но вскоре бессмысленные набеги прекратились, и юнгры неожиданно вступили в контакт. Желая, видимо, загладить вину, последние из живых передали местным ученым значительный пакет технологий, разбираться в которых предстояло годами. В ту пору предки Суинни уже имели представление о природе электричества и хорошо соображали в механике, не стремясь, правда, опоясать планету сетью железных дорог с несущимися по ним грохочущими монстрами. Двигатель внутреннего сгорания, закономерно пришедший на смену котлу, применялся в основном в помощь парусу.
Для технологических рывков, характерных для всех без исключения звездных рас, сородичам Суинни не хватало главного: постоянных масштабных войн. Безусловно, и их история знала великое множество разнообразных внутренних конфликтов, но к серьезному, и главное, длительному кровопролитию они не приводили. О, оружие имелось в каждом доме. Но вот создавалось оно по логике, для человека невообразимой. Вполне работоспособное, а не сувенирное, как следовало бы ожидать в такой ситуации, ружье, являлось чем-то вроде духа-защитника рода. Статусным символом? Нет… здесь Суинни откровенно зашла в тупик: многочисленные попытки объяснить сакральный статус оружия в ее цивилизации натыкались лишь на недоуменные взгляды собеседников.
Пушка, которая есть – но применять ее нельзя. Совершенствовать можно. Применять нежелательно. А то духи обидятся.
– Да, тут без культуролога не обойтись, – вздохнул Ланкастер.
– Пожалуй, – согласился Огоновский.
– Да погодите вы, джентльмены, – щелкнул пальцами Чандар. – Считайте, что я культуролог. Это, в конце концов, не важно. Продолжайте, мэм, прошу вас. В общем-то в данный момент меня более всего интересуют обстоятельства, при которых вы познакомились с представителями нашей расы.
Вторая часть повествования Суинни, занявшая около четверти часа, повергла всех присутствующих в глубокую задумчивость. Теперь картина происходящего стала и вовсе невероятной.
– Возможно, – подал голос почтительно молчавший до того советник Норман, – это какая-то человеческая колония, давно потерявшая всякую связь с метрополией… Если исходить из того, что их технологический уровень довольно невысок, о развитом звездоплавании говорить не приходится.
– Да, это первое, что приходит в голову, – покивал Чандар, глядя куда-то в сторону. – Впрочем, для нас вопросы их происхождения особой роли не играют: для начала хватит и того факта, что где-то там, в соседнем «пузыре», лазят толпы агрессивных дебилов нашей с вами расы. И хорошо еще, что они не лезут сюда.
– Этого только не хватало! – выпучил глаза Норман. – Вы думаете, что они могут прорваться к нам? Политические последствия…
– Мне сейчас не до политических последствий, – отрезал Чандар. – Не забывайте, советник, моя основная задача – выяснить, какого, собственно, черта заработал старый портал, давно считавшийся мертвым. Скажите мне, мэм, вы уверены в том, что все известные вам попытки понять причину этих странных нашествий окончились провалом? Может быть, вы просто недостаточно информированы?
– Недостаточно информирована? – в голосе Суинни прозвучало неприкрытое изумление. – Вы хотите сказать, что некто, постигший причину нашей общей беды, стал бы скрывать ее от остальных?
– Н-да-а… – скис Чандар. – У нас слишком разнятся сами подходы к информированию общества. Не к нашей чести будь оно сказано… Но все же – какую-то цель они преследовали, эти странные люди, выходящие из Дымного Перевала?
– НО они не пытались объяснить, они только убивали! К тому же у нас нет такой техники, как у вас, чтобы разговаривать на разных языках, прекрасно понимая при этом друг друга. Мы неоднократно захватывали их живьем, но так и не смогли добиться ничего, кроме животной ярости и ненависти. Они не хотели вступать в какие-либо переговоры, и их приходилось убивать.
– Но вы не пытались держать пленных в лагерях, наблюдая за ними? Возможно, подобное наблюдение дало бы ключ к решению проблемы.
– Стоило запереть несколько лусси в одном помещении, как они мгновенно убивали друг друга.
– У-гу. И причиной этих умертвий был страх? – Чандар заинтересованно прищурился и подался вперед, ожидая ответа.
– Нам казалось, что причиной была ярость, не оставлявшая их ни на миг.
– Н-да нет, мэм, не ярость. Они убивали друг друга для того, что бы немедленно прекратить свое пребывание в плену. Это уже кое-что. Вряд ли это действительно потерянная колония, тут может быть нечто поглубже. И похуже…
– Что вы имеете в виду? – спросил Огоновский, внимательно следивший за беседой.
– Пока ничего, джентльмены. Я полагаю, мэм, вам давно пора перекусить. Возможно, наша кухня покажется вам необычной, но наши врачи постараются, чтобы она не стала причиной каких-либо проблем с вашим здоровьем. До темноты еще есть время: сейчас мы пообедаем, а потом вы можете отдохнуть. Норман, вызовите доктора Белласко.
* * *
Ланкастер загнал танк на минус первый этаж медицинского комплекса, где располагался транспортный парк, и внимательно осмотрел все вокруг, используя термосенсоры, спрятаться от которых довольно затруднительно. Ни одного охранника, как и следовало ожидать, он не обнаружил: начальник смены категорически приказал дежурной паре покинуть помещение до отдельного распоряжения.«Нужно было заехать сюда сразу, – подумал генерал, выбираясь из ходовой рубки, – а не морочить себе голову с мешком для трупов. Но тогда мы были слишком взбудоражены, чтобы додуматься до очевидного…»
В ближнем к корме танка углу пискнула замком дверь, и Чандар с Огоновским, тяжело сопя, выволокли упакованное в знакомый черный пакет тело командира злополучного бомбардировщика. Пробежав вдоль черного борта, Ланкастер поспешил помочь им погрузить его на пол десантного дека.
– Килограмм сто тридцать, – выдавил Огоновский, стирая перчаткой пот со лба. – Здоровый медведь…
– Тише вы, – зашипел Чандар. – Они уже идут.
Из двери появились Норман и Суинни. Галантно подставив даме руку, которой она к некоторому удивлению присутствующих с ловкостью воспользовалась, советник помог ей забраться в чрево танка и обернулся:
– Итак, я везу дрова?
– Везете, – сухо кивнул юноше Чандар. – Во дворе стоит груженый «Бивер», он ваш. Постарайтесь не отстать.
Ланкастер пошарил в кармане толстой кожаной куртки в поисках сигарет и молча отправился обратно в ходовую рубку. Происходящее почему-то действовало ему на нервы. Может, потому, что ему еще ни разу не приходилось присутствовать при кремации мороженого инопланетянина. А может, из-за того, что ему хотелось, чтобы Суинни ехала не в деке, а рядом с ним, в соседнем кресле. Он не желал разбираться в тех странных чувствах, что породило в его душе появление этой удивительной серебристой кошки – на то еще будет, наверное, время. А не будет, так тем лучше, потому что уинг-генерал Виктор Ланкастер догадывался, какую реакцию вызовут подобные мысли у военного психиатра.
Свихнувшихся генералов в Конфедерации хватало с избытком.
Усевшись в глубокое кресло водителя, Виктор запустил оба движка, поглядел на приборы и вызвал карту местности, сразу же после этого вывесив ее над левой секцией вогнутой приборной панели.
– Куда мне ехать? – спросил он, щелкая зажигалкой – сигарета уже давно торчала у него в зубах.
– Подальше от людей, – отозвался Чандар. – Но не в соседнее государство, я думаю.
«Лом тебе в сраку с твоим юмором, – поморщился Ланкастер и передвинул рычаг трансмиссии в положение non-locked, – Сморчок хуев.»
Танк медленно выполз из подвала клиники, проехал мимо тихонько гудящего трехосного транспортера, добросовестно загруженного дровами, которые несчастным охранникам пришлось добывать за полсотни километров от города, и выбрался за ворота. Пара дежурных в темной бронированной коробке КПП проводила его заинтересованными взглядами. Начальник смены со всей определенностью приказал им ослепнуть, но выполнить такое распоряжение было выше человеческих сил: они уже давненько не видали генералов, использующих в качестве служебного лимузина тяжелую боевую машину Десанта.
Не желая путаться с выездом, Ланкастер выбрал то же направление, по которому они двигались утром. Признаки жилья, насколько он помнил и как показывала карта, заканчивались на относительно небольшом расстоянии от городских окраин, а тащиться к черту на рога он не имел ни малейшего желания. Не в тех уже, будь оно все проклято, чинах, чтобы пол-ночи давить на газ, тупо пялясь в обзорные экраны.
Тем временем ехавший следом Норман, раздраженный невозможностью – за неумением – отрегулировать систему ночного видения, врубил прожекторы, что сразу же вызвало у Ланкастера припадок бешенства, так как их ослепительные голубоватые лучи резанули его по глазам. Щурясь и матерясь, он отыскал на панели сенсор отключения кругового обзора и добавил в переднюю полусферу зеленого тона, чтобы побыстрее прийти в себя.
– Нам тут только орудийных лафетов не хватает, – процедил Виктор сквозь зубы, – и орденов на подушечках – а иллюминацию этот идиот уже обеспечил.
Промчавшись через наглухо темный, словно в ожидании бомбежки, пригород, Ланкастер вырулил наконец на шоссе и прижал акселератор. Для советника Нормана это решение едва не стало роковым, так как его шестиколесный «Бивер», столетие назад проектировавшийся по техзаданию на легкий инженерный транспортер, никак не мог блеснуть выдающейся удельной мощностью. Ему вообще не полагалось идти следом за бешено несущимися ударными машинами, он создавался для разной черновой работы в оперативном тылу: поэтому, когда тяжелая черная туша двигающегося впереди танка стала стремительно таять в темноте, Норман затосковал. После короткого разговора с дипломатом Чандар попросил Ланкастера снизить скорость, и тому, горько проклиная все на свете, пришлось подчиниться. Медленной езды он не выносил с детства.
Через три минуты, убедившись, что населенные места остались далеко за горизонтом, Ланкастер не глядя свернул с трассы и остановился за цепочкой невысоких холмов, густо заросших колючим кустарником. Следом осторожно сполз Норман.
– Давайте выгружать, – распорядился Чандар и, поправив на ладонях перчатки, первым забрался в кузов транспортера.
Над ходовой рубкой танка светил заранее выдвинутый Ланкастером поисковый прожектор – в его голубоватом свете неровная темная масса холма казалась спиной уснувшей черепахи. Огоновский последовал вслед за Чандаром в кузов, и скоро оттуда полетело первое бревно.
– Как их складывать? – спросил Ланкастер у стоящей на границе тьмы и света Суинни.
– Не имеет значения, – едва слышно ответила она. – Мертвый должен быть в середине.
– Ясно… Норман, будем класть треугольником. Потом положим покойника, а сверху – «шалашик», понятно?
Советник не ответил, лишь молча кивнул и ухватил здоровенное, трещащее сухой корой бревно.
Печальная работа не отняла у них много времени. Чандар принес из грузовика канистру с бензином и поставил ее у ног Суинни:
– Польете по кругу, чтоб сразу схватилось. Вот зажигалка…
– Спасибо, у меня есть.
Она услышала, как загудели двигатели танка, отъезжающего за холм. Люди понимали, что им здесь не место, и сейчас Суинни была благодарна за это… Обойдя бревенчатую пирамиду с канистрой, она достала из внутреннего кармана комбинезона узкую золотистую трубочку. Нажатие кнопки, и трубочка выстрелила длинным синим языком пламени. Низ пирамиды тотчас отозвался гудением вспыхнувшего бензина. Суинни отошла от костра и присела на корточки.
Там, в яростной пляске оранжевых языков пламени, уходило прочь, отлетало в чужое небо ее прошлое. Кто бы мог подумать, что все сложится так странно. Ощущение чудовищной пустоты, заполнив душу Суинни, изгнало прочь любые мысли, и она сидела, окаменев, до тех пор, пока давно рухнувший и прогоревший костер окончательно не превратил тело владетеля Шэрро в ничто. Теперь он стал всего лишь частью ветра, пусть даже этот ветер никогда не зашумит ветвями над кровлей его дома. Это уже не важно: она сделала то, что от нее требовалось… Небо на востоке чуть посветлело, и Суинни поднялась, стараясь не обращать внимания на миллионы крохотных иголочек, мгновенно ударивших ее ноги.
Едва она обошла холм, в корме танка распахнулись двери.
– Все, – просто сообщила она, забираясь в теплое нутро гиганта. – Мы можем ехать.
Танк выбрался на шоссе и, плавно покачиваясь, набрал скорость, но Суинни этого уже не чувствовала – она спала, свернувшись клубочком в глубоком мягком кресле у теплой светлой переборки…
* * *
Рано утром, когда солнце только-только заглянуло своими лучами в узкие трубы городских улочек, возле КПП госпитального комплекса остановилась длинная, жутко облезлая машина, из которой выбрался рослый мужчина с мощной седой бородой. Охранник со скукой посмотрел на него и открыл калитку в воротах – больных здесь принимали в любое время суток.– Обожди, я вызову дежурного фельдшера, он проводит, – сказал он пациенту, но тот в ответ замахал руками:
– Мне нужен новый начальник! Скажи, мы привезли убийцу.
– Убийцу?
Сразу поняв, что происходит, охранник кивнул своему напарнику на всякий случай взять бородача на мушку, а сам схватился за пульт внутреннего коммуникатора, торчащий в зажиме на стене будки.
Через две минуты от главного корпуса уже бежали поднятый с постели доктор Белласко и несколько охранников с излучателями в руках.
– Где он? – захрипел сиплый с утра Белласко, выскакивая на улицу.
В ответ бородатый молча распахнул подъемную дверь в задке своего рыдвана. На врача и сомкнувшихся вокруг охранников смотрело костистое смуглое лицо с запавшими щеками, украшенными недельной щетиной. В правом виске чернело запекшейся кровью небольшое входное отверстие.
– Понятно… – выдавил доктор, уже соображая, что в черепе каша и выкачать из покойника «памятный послед» не удастся никакими силами. – Вы готовы дать показания, уважаемый? – обратился он к нежданному визитеру.
– Все мы, – с поклоном ответил тот, и теперь только Белласко разглядел в глубине авто еще двоих мужчин и женщину в темном платке. – Как будет угодно господину доктору.
– Поднимите Огоновского и Ланкастера, – качая от досады головой, приказал Белласко старшему охраннику.
– Так они ж, – начал старшой, помня, что загадочные гости где-то проболтались всю ночь и вернулись уже на рассвете, но врач, морщась, замотал головой:
– Ну извинитесь там… они мне сейчас совершенно необходимы! А вы, уважаемый – заезжайте во двор.
Огоновскому, к счастью, уснуть еще не удалось. Выслушав объяснения охранника, он молча кивнул и принялся одеваться. В коридоре Андрей наткнулся на мрачного Ланкастера в сорочке и галифе.
– Только задремал, – признался гренадер. – И на хрен мы ему нужны, этому доктору?
– Если он станет допрашивать свидетелей без нас, то выставит себя в не самом выгодном свете. Нас тут сейчас интересует буквально все, и обстоятельства убийства в том числе – или не так?
– Так, – поджал губы Ланкастер. – Если вдруг что – придется поднимать и Чандара.
– Возможно, – согласился Огоновский. – Хотя я предпочел бы обойтись без этого деятеля. У него своя работа, а отношения с местным населением его особо не касаются.
В кабинете Белласко их ждали трое мужчин и совсем юная девушка в темном платке с бахромой. Доктор заканчивал настройку записывающей аппаратуры. При виде Ланкастера – огромного, с распущенными волосами, закрывавшими ему плечи, аборигены немного стушевались, но Белласко успокоил их, объяснив, что при беседе должны присутствовать свидетели, а гости самого Почтительнейшего Сына подходят для такого дела как нельзя лучше. Такие доводы показались бородатому патриарху разумными, и он тотчас же закивал головой, хотя родичи его, особенно девушка, предпочли не поднимать глаз.
– Итак, – начал Белласко, включив наконец головки на запись, – допрос свидетелей производится в присутствии уинг-генерала Виктора Ланкастера и легион-генерала медицинской службы Андрея Огоновского. В качестве свидетелей выступают э-ээ…
– Ракши ур-Камон, – поспешно представился бородач, – моя дочь Энвиз, мой сын Баррат, и мой племянник Ансам бен Каффа.
– Ваша дочь Энвиз ур-Камон, если я не ошибаюсь, находилась на излечении в нашей клинике, – уточнил Белласко, – где и произвела на свет ребенка, названного…
– Это так, – согласился Ракши. – Именно здесь она и родила, после чего ее недостойный муж, Юнгвир, совершил покушение на своего благодетеля, почтенного доктора, спасшего жизнь его жене и ребенку.
– Это мы прекрасно знаем, – поморщился Белласко, – и обстоятельств преступления мы в данный момент касаться не будем, так они известны нам со слов множества свидетелей. Сейчас нас интересует, когда и каким образом был умерщвлен известный нам убийца Юнгвир.
Патриарх Ракши посмотрел на своего племянника, но тот только двинул плечами.