Вот, значит, как, подумал Аскар. Еще одна Продукционная Реторта, разве что масштабы покрупнее. Начало и конец длительного процесса можно подогнать друг к другу так, чтобы они оказались в соседних моментах.
   Его интриговало еще одно.
   — Иногда ты говоришь о себе: "я", а иногда — "мы", — заметил он. — Так что же ты такое: единый разум или групповое сознание?
   — Я не отдельное, и не групповое, — пояснило Существование Наискось. — По природе моей личности ко мне не применимо ни "я", ни "мы".
   — Так что же ты?
   Девушка наклонила голову, разглядывая что-то на стене, а ее лоб слегка нахмурился от обеспокоенности и размышлений.
   — Может быть, и в такой обстановке ты чувствуешь себя недостаточно хорошо? — спросила она. — Попробуем другой вариант.
   Она поднялась и жестом направила Аскара к другим дверям, которые находились прямо за его спиной.
   — Прошу, иди по этому коридору. Для тебя приготовлена еще одна комната.
   Аскар окинул ее отсутствующим взглядом, но послушался. Коридор, справа лишенный каких-либо характерных особенностей (даже дверей в уныло-серых стенах) тянулся на какие-то двести ярдов до поворота или до тупика — этого Аскар не смог определить сразу. Но уж через несколько шагов физик стал наблюдать странные иллюзии. Краешком глаза он замечал арки проходов, за которыми среди позеленевших камней и колышущихся водорослей мелькали какие-то рыбообразные силуэты. Но стоило ему повернуть голову, чтобы присмотреться попристальнее, как глаза натыкались на сплошную, литую стену.
   Он подметил странное ощущение: эти рыбьи силуэты мелькали не где-то снаружи, а в закоулках его собственного разума. Он прошел еще несколько десятков ярдов — и иллюзия исчезла. Но одновременно начал изменяться сам коридор: он уже не был таким безличным, как казалось вначале, более того, он начинал казаться Аскару знакомым. И неожиданно физик остановился. Он увидел перед собой дверь. Дверь с номером 22. Узнал царапины и следы от отлетевших чешуек краски.
   Он оказался в коридоре Центра Сарн! — или же его идеальной имитации.
   С колотящимся сердцем он открыл дверь. Он увидел уютное помещение, немного напоминающее каюту, с диваном, креслами и столом, заваленным грудами расчетов и уравнений. Еще на столе лежал толстый блокнот. Всю левую стенку занимал стеллаж с подручной справочной библиотекой.
   Это была его собственная комната, убежище, в котором он провел целых пять лет.
   Он медленно закрыл дверь и устроился в своем любимом кресле, понимая, что Существование Наискось должно было извлечь все детали обстановки из его собственной памяти.
   Над дверью был помещен небольшой динамик, служащий в Центре Сарн для передачи сообщений. Именно через него заговорило на этот раз Существование Наискось.
   — Возвращаясь к твоему вопросу… — голос опять был мужской, такой же, как и вначале. — Сознание, которым я обладаю, не является ни индивидуальным, ни групповым сознанием, ни скоплением нескольких индивидуальных сознаний. В твоем языке более точно чем "я" или "мы" это определится словом "здесь". С этой минуты я буду пользоваться личным обращением для себя "здесь".
   Аскар медленно проанализировал эту информацию и кивнул. Метод общения Существования Наискось оказался удачным: в своей комнате он и в самом деле почувствовал себя значительно лучше. Он лишь с трудом мог вспомнить, что находится вовсе не в Центре Сарн.
   — Поскольку, как я уже успел заметить, ты читаешь мои мысли, то, наверняка, знаешь, какой вопрос я хочу тебе задать, — произнес Аскар. — Скажи, что тебе известно о Земле?
   — Здесь о Земле известно все, — ответило Существование Наискось.
   — Ты подразумеваешь все то, что вычитало в моих мыслях?
   — Нет. Здесь знают о Земле очень давно, путем непосредственных наблюдений.
   — Значит, тебе известно, что там произойдет?
   — Да.
   — В таком случае, — произнес Аскар свободно и весело, — скажи: существует ли способ, какой угодно способ, чтобы отклонить или остановить поток времени? Какой-либо способ, чтобы избежать столкновения?
   Существование Наискось не сразу дало ответ. Вместо слов из динамика послышалось протяжное, мелодичное мурлыканье. Неожиданно для него вокруг Аскара взорвалось, сам он начал дрейфовать в расширяющейся пустоте, среди роев разноцветных форм, которые подобно вспыхивающим искрам всплывали и выплывали из поля зрения.
   Аскар почувствовал, как его тело растягивается, расплывается, словно облако дыма по ветру. Он постепенно удлинялся до бесконечности. Процесс этот длился долго, очень долго, а потом — так же неожиданно, как произошел взрыв — Аскар опять оказался в своем любимом кресле, в своем уютном кабинете.
   — Ты сделать ничего не сможешь, — ответило Существование Наискось.
   Когда отряды Броурна наконец-то ворвались в обсерваторию пространства-времени, Леард Аскар все еще сидел в прозрачном шаре всеэмоционального передатчика.
   После недолгой возни Титаны открыли крышку люка. Аскар вел себя так, словно их не видел: сидел в кресле и бормотал сам себе что-то невразумительное. Без малейшего сопротивления он позволил подхватить себя под мышки и выволочь из кабинета.
   — Это, должно быть, тот Аскар, — заявил сержант. — Но кажется мне, что китайские штучки совсем заморочили ему голову!
   — Может, он попытался решить китайскую головоломку? — предположил кто-то из солдат.
   — Что такое? Что происходит? — Аскар начал приходить в себя. Он взглянул на солдата из-под прищуренных век.
   — Взять его, — приказал сержант. — Майор Броурн приказал немедленно доставить его к себе.
   Солдаты вывели Аскара из обсерватории. Неожиданно произошло нечто, заставившее их оцепенеть и обменяться недоуменными взглядами. Вот уже несколько часов в городе стояла тишина, а теперь издалека доносились разрозненные, хаотические отзвуки канонады.
   Хешке позволил угостить себя сигаретой и с каким-то особым удовольствием втянул ароматный дым.
   Это был прощальный вечер, в прямом смысле. Все знали, что утром, в лучшем случае к полудню, Титаны войдут в резервацию. Поэтому Херрик пригласил нескольких друзей, чтобы, как он выразился, "достойно отметить смерть расы".
   На вечеринке царило свободное оживление. Хешке не мог перестать удивляться спокойствию, с каким амраки воспринимали неизбежную гибель. Может быть, именно в неотвратимости того, что должно совершиться, они и черпали свою непоколебимую стойкость, подумал Хешке. Если бы существовала хоть тень надежды, они, наверное, ударились бы в панику.
   Разговоры велись главным образом на языке амраков, с которым Хешке еще недостаточно освоился, чтобы говорить бегло. Однако в соответствие с тем, что требовали законы гостеприимства, пользовались и основным диалектом белых этого мира, так что Хешке не чувствовал себя совсем позабытым.
   К нему подсела худенькая девушка.
   — Наша деревушка, должно быть, кажется такой скучной по сравнению с Прадной, — она улыбалась, потягивая молодое вино, получаемое благодаря усовершенствованному процессу ферментации.
   — Собственно, я мало знаю Прадну, — возразил Хешке. — Большую часть времени я проводил на раскопках, исследовал руины городов чужаков. Честно говоря, Прадна — довольно дрянное место. Мне здесь нравится намного больше… несмотря на то, что ждет нас.
   Произнося последние слова, он испытал неприятное ощущение, что допускает бестактность. Может быть, упоминания об… этом среди амраков, запрещены, может эта тема — табу. Девушка, однако, совершенно непосредственно рассмеялась.
   — Прадна, должно быть, и в самом деле дрянное место, — пошутила она, — раз уж вы это говорите.
   Херрик открыл двустворчатые двери мастерской и принялся возиться со своим телевизором без передатчика. Хешке, не желая показать, как сильно заинтересовал его разговор с девушкой, пошел за приятелем. Херрик в течение нескольких минут пытался изменить напряжение электромагнитного поля, выискивая какие-нибудь сенсационные образы. Эффект был лучше, чем когда-либо.
   — Сегодня условия нам исключительно благоприятствуют! — заметил он не без удивления. — Необычайно хороший прием. Ого! Идет совсем неплохой видик!
   Они увидели — как и в большинстве случаев — пейзаж с высоты птичьего полета. Судя по размещению домов, это были окраины какого-то города средней величины. Угол падения солнечных лучей говорил о том, что там сейчас ранний полдень.
   — Знаешь это местечко? — спросил Херрик.
   Хешке помотал головой. Это мог быть любой из тысячи городов.
   Вместо того, чтобы исчезнуть через несколько секунд, как это обычно происходило, изображение на экране сохранялось. Благодаря этому Херрик смог так точно настроить резкость, что прием был почти как в стандартном телевизоре.
   — Наконец-то я чего-то добился, — произнес Херрик с горечью. — Жаль, что… А это что такое?
   Края изображения по-прежнему оставались четкими и неподвижными, но некоторые элементы начали блекнуть и исчезать на глазах собравшихся. Херрик почувствовал, что у него за спиной стояли еще несколько человек. Все дома на экране растаяли без следа, оставив только голую почву. Исчез даже видневшийся там пруд и кусочек луга.
   Осталась лишь голая девственная земля.
   — Сбой системы? — с тревогой спросил Хешке.
   — Малоправдоподобно, — пробурчал в ответ Херрик. — Некоторые телевизионные системы способны производить такой эффект, но эти системы оборудованы банками памяти, где изображение делится на кусочки из составляющих элементов. Я, однако, придерживался старой техники точечного воссоздания изображения. Смотри: четко видны места, где находились дома. Это похоже на то, точно весь город состоял как бы из воздуха.
   — В таком случае ты должен был принимать два наложенных друг на друга изображения, — решил Хешке. — Потом одно исчезло, а второе осталось.
   — Ну что ж, вполне возможно, — согласился Херрик, но явно без особой уверенности. — Вероятно, так оно и было. Но только каким образом они оказались столь точно подогнанными… А кроме того, я считал, что проблема настройки у меня уже решена.
   Хешке вышел из мастерской, оставив Херрика возле телевизора.
   Он остановился на веранде. Вокруг простиралась плоская равнина. На ночном небе мерцала странная, переменчивая подвеска — так, словно где-то за горизонтом бушевала гроза.
   Титан-майор Броурн одним резким движением сбросил со стола весь ряд видеофонов. Все равно никто уже не отзывался.
   Броурн сидел в кабинете в одиночестве. Недавно он отправил адъютанта, отослав его на защиту баррикады. Он знал, что приближается последний, решительный бой.
   Он вышел наружу. Его штаб-квартира осталась — насколько он ориентировался — последним не покоренным еще пунктом. Атаки следовало ожидать с минуты на минуту.
   От дома начиналась длинная аллея, образованная аркадами. Прекрасная оборонительная позиция — много пустого пространства и не одного места, где можно было бы спрятаться. Однако Броурн знал, что это слабое утешение против тех штуковин, которыми располагали китайцы.
   Едва он добрался до стальной баррикады, перегораживающей галерею, едва успел бросить солдатам несколько одобряющих слов, как китайцы начали наступление.
   Они появились со всех сторон одновременно. Несколько из них оказалось уже по внутреннюю сторону баррикады, и люди Броурна вступили с ними в ближний бой, остальные же обстреливали штаб-квартиру с противоположной стороны преграды. Броурн имел возможность убедиться в смертоносности приемов хока, но, к счастью, у Титанов здесь было численное преимущество. Он заглянул по ту сторону баррикады и увидел людей в голубых мундирах и полукруглых шлемах, которые то появлялись, то исчезали, двигаясь вперед наподобие призраков. Он увидел врага, который примерно половину времени оставался невидимым.
   Неожиданно майор Броурн испустил дикий, чуть ли не победоносный крик. Он подскочил к гнезду с пулеметом, отпихнул в сторону обслуживающего оружие солдата и поднял тяжелый пулемет со станка. Эта операция обычно требовала усилий двух мужчин, и все же Броурн перебрался с пулеметом на другую сторону баррикады, волоча за собой ленту с патронами. Он дал длинную очередь от бедра.
   — Не копошитесь, там, ребятишки! — взревел он. — За мной! Покажите этим!
   Покачиваясь, он бежал по аллее и стрелял без перерыва из тяжелого, неудобного пулемета, целясь в толпу то видимых, то снова невидимых китайцев. Вот так и надо, думал он. Погибнуть как мужчина, сражаясь с этой ордой недочеловеков до последнего дыхания.
   Солдаты в голубых мундирах плотно столпились на площади под балконом, на котором стояли Су Мин, Собри, премьер Хвен Ву и члены его кабинета. Су Мин нервно облизнул губы:
   Это была его идея: он хотел, чтобы власти Мыслительной Реторты предстали перед одержавшими победу воинами. Он верил, что благодаря такой демонстрации эти почтенные сановники раз и навсегда потеряют уважение народа, превратившись в обычных слабых людей; рабочие же собственными глазами увидят тех, кто урезал их права.
   Оказалось, что Хвен Ву — о, чудо! — полностью на стороне этого начинания.
   Похоже было на то, что он совершенно не понимает намерений Су Мина, которого сердечно благодарил за организацию мероприятия. Следовало бы ему прямо сказать, для чего все это задумано, решил Су Мин.
   Премьер звучными, округлыми словами принялся благодарить рабочих из Продукционной Реторты за вторжение, которое произошло в самое подходящее время.
   — Ваше глубокое чувство гражданского долга истинно согревает мое сердце, — закончил Хвен Ву затянувшееся обращение. Его аристократическое лицо оставалось импонирующе неподвижным. — А теперь, поскольку мы уже избавились от инородных варваров, мы все можем снова вернуться к своим занятиям, восстанавливая тем самым совершенную гармонию и порядок в общественной жизни.
   Хвен Ву отступил вглубь балкона и ласково улыбнулся Су Мину и директорам из Продукционной Реторты, которые сбились в группу на одной стороне балкона, а теперь выстроились вдоль стены.
   Бедняга Су Мин, подумал Собри. Главную роль у него отобрали.
   Ответственный за управление Продукционной Реторты шагнул вперед, слегка поклонился премьеру, после чего произнес несколько церемониальных слов о том, как он счастлив, что сумел послужить на благо Города.
   Рабочие глядели на него с полным отсутствием интереса. Царили покой и порядок. Собри со страхом понял, что эти люди сейчас безропотно вернутся в Продукционную Реторту, к своим фабрикам, к своим примитивным развлечениям.
   Директор кончил говорить и отошел. Собри знал, что Су Мин сейчас уже совсем потерял голову. В качестве революционера он по-прежнему был совсем неопытным и понятия не имел, каким образом производятся социальные перемены — он думал, что нужда в этих изменениях очевидна сама по себе.
   После недолгого колебания Су Мин сделал шаг вперед, но Собри оказался быстрее: одним движением он оказался в центре внимания толпы.
   Что он должен сказать, чтобы начать процесс изменения в мышлении этих людей, чтобы привить им стремление к всеобщему равенству? Собри лихорадочно перебирал в уме фрагменты революционных воззваний, пока наконец-то не вспомнил старый-старый лозунг, легендарный, почти мифический, передаваемый из поколения в поколение с тех времен, когда учебников истории еще не существовало.
   Он взметнул сжатый кулак.
   — Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Кроме цепей вам терять нечего!

14

   Их шаги отдавались эхом в огромном подземном помещении. Верховный Вождь Планеты, Лимних, в окружении адъютантов и охранников, наткнулся перед самым входом в штаб на высокого, идеально сдержанного полковника Браска.
   — Вы получили мое сообщение? — спросил Лимних, когда ритуал приветствий был завершен. — Вы оценили его значение?
   — Оценил, Вождь.
   Браск распахнул дверь и жестом пригласил Лимниха внутрь.
   Верховный Вождь Планеты сделал знак сопровождающим, чтобы те ждали его снаружи, и вошел в кабинет один. С облегчением, словно силы его были на пределе, он опустился в глубокое кожаное кресло.
   — Надеюсь, что вы понимаете, почему я передал эти сведения шифром? В такой момент я не мог полагаться на видеофоны… Осторожность сейчас — требование номер один.
   Он невольно захлопал веками и потянул носом. Ему было холодно, его лихорадило, но он знал, что все это — чистая мнительность: эпидемия охватывала изо дня в день все новые и новые районы. Вирусологические лаборатории работали на пределе, сражаясь с потоком неведомых ранее заболеваний, которые массой обрушились на Землю. Вирусы происходили, скорее всего, из внеземных источников. Только удавалось получить какой-либо род антител, как на месте побежденного вируса немедленно появлялся новый.
   — Было ли какое-нибудь подтверждение сути этого сообщения, Вождь? — спросил Браск.
   Лимних кивнул.
   — Нет необходимости искать дальнейшие подтверждения. Целые территории попросту исчезли с карты. Это какое-то новое оружие чужаков. Наверное, лишь Мать-Земля знает, каким образом можно уничтожить людей, дома и растения, не оставив при этом ни следа. Никакого излучения — вообще ничего. Голая земля.
   — Но исчезли в первую очередь резервации недоумков. Разве это не странно?
   Лимних пожал плечами.
   — Возможно, чужаки сочли их подходящим испытательным полигоном. Но уж наверняка это не наши собственные делишки, в этом нет ни малейших сомнений. Вы сами видите, что положение тревожное. Можем использовать вариант "С"?
   — Так точно, Вождь. Первая эскадра стартует через несколько минут.
   Браск включил демонстрационный экран. Лимних увидел бравых солдат в комбинезонах для войны во времени. Солдаты строем уходили с площади, на которой состоялась прощальная церемония. Лимних внимательно разглядывал их, удивляясь отваге и преданности своих отрядов.
   Время поджимало. Уже нельзя было ждать, пока Легионы Хроноса наберут ту силу, которая была намечена Лимнихом для решающего удара. Не было времени на такое обмундирование воинов, отправляющихся на фронт времени, чтобы у них оставалась хоть тень надежды на спасение. Это были отряды самоубийц, готовых сражаться до последнего, чтобы иметь возможность сбросить груз ядерных бомб, несколько десятков которых нес на борту каждый корабль. При виде их решимости Лимних почувствовал, что к нему возвращается крупица прежней самоуверенности. Он знал, что за несколько часов до этого у каждого из солдат была взята сперма, которая храниться теперь в сейфах-холодильниках: эти ребята отправлялись с уверенностью, что их семя будет причастно к развитию земной расы.
   — Если вы разрешите, Вождь, то теперь, согласно разработанному нами плану, я вынужден вас покинуть.
   Браск нажал какую-то кнопку. Вошел молодой офицер — еще один бравый юноша, один из тех, на которых Легионы возлагали такие надежды.
   — Согласно вашей предварительной инструкции, дела от меня до момента отправления следующей эскадры принимает полковник Гоул, — отрапортовал Браск.
   Лимних кивнул в знак того, что принял сказанное к сведению, и Браск вышел, отсалютовав им обоим.
   Верховный Вождь планеты увидел на экране, как Браск занимает свое место среди солдат. Потом последовал ритуал вступления на борт машин времени. Браск взял руководство на себя.
   — Когда-нибудь мы все же отыщем какой-нибудь способ, чтобы они все возвращались оттуда живыми, — обратился Лимних к полковнику Гоул. — А пока придется действовать так, как можем.
   — Так точно, Вождь.
   Под аккомпанемент звука, напоминающего раскаты грома, отряды все одновременно исчезли. С монотонным успокаивающим свистом они помчались в будущее, с воодушевлением неся на своих бортах груз смерти, смерти и еще раз смерти.