— Выходит, вы и теперь его на свои деньги содержите?
   — Да что деньги? Денег не жалко. Женьку жалко, родной ведь.
   — Ему пора бы уж вам помогать, — покачала головой Гранская.
   — Когда трезвый — золотой мужик. Сам сарай поставил, крышу перекрыл. С голубями любит возиться…
   Раздался стук в дверь. Хозяйка открыла. На пороге стояли парень и девушка.
   — Извините, вы Антонина Акимовна? — спросила девушка.
   — Я буду.
   — Здравствуйте. Нас прислала Полина Матвеевна. Вы, говорят, комнату можете сдать? Нас только двое — я и муж…
   Шатрова растерянно оглянулась на нас.
   — Милая, можете зайти попозже?
   Молодая пара нерешительно переглянулась.
   — А что, у вас уже есть предложения? Мы будем платить, сколько скажете. Полина Матвеевна…
   Старушка хлопотливо топталась на месте.
   — Действительно, зайдите через час, — вежливо сказал я. — Просто Антонина Акимовна сейчас занята.
   — Хорошо, хорошо, — быстро согласилась девушка. — Только, пожалуйста, имейте нас в виду… Извините.
   Проводив квартиросъёмщиков, Шатрова с виноватым видом возвратилась к столу.
   — Вот некстати пришли, — сокрушалась она.
   — Ничего, дело житейское, — сказал я.
   — Приходится комнатку сдавать, — оправдывалась старушка. — Пенсия у меня небольшая. Ну, с огородика, сада чего продам… Все-таки две души…
   — Понятно, — кивнула Инга Казимировна. — Скажите, Антонина Акимовна, как обычно проводил время ваш прежний квартирант? Чем занимался?
   — Миша-то? Бог его знает. На работу как будто не ходил. Встанет, бывало, побреется, брюки нагладит и пошёл. Куда — не сказывал, а я и не интересовалась. Дома все газеты читал, журналы…
   — Какие у него были отношения с Евгением?
   — Да никаких, Михаил не выпивал. Во всяком случае тут. Я ещё подивилась в тот день, что он с моим выпивает. А вообще они даже редко разговаривали. Едва словом перекинутся. Миша-то, сразу видать, парень образованный. А Евгений восьмилетку с трудом вытянул. Не товарищи они друг другу.
   — Раньше, до разговора утром, у них не заходила речь о деньгах?
   — Помню, однажды Евгений попросил у него трояк взаймы. Миша ему ответил: «Давай не будем ссориться. Баба Тоня запретила мне давать тебе на выпивку».
   — И все?
   — Ага.
   — И вдруг он предлагает Евгению делать вместе фальшивые деньги?
   — Ох и перепугалась же я! Пусть что угодно, только бы с преступниками не связался. От пьянства можно вылечить, или сам перебесится. А от такого… Я с малолетства воспитывала его в честности, в правде.
   …Когда мы с Гранской выходили из калитки Шатровых, то увидели на другой стороне улицы молодую пару, что искала комнату. Не дожидаясь, пока мы сядем в машину, они быстро прошли во двор Шатровых.
   — Нелегко ей даются деньги, — сказала Гранская.
   — Добрая душа, — подтвердил я. — Легко любить пригожих да удачливых… Главное, ведь Евгений чужой ей, а как она печётся о нем.
   Инга Казимировна кивнула. Мы долго ехали молча. Что она думает о деле, я пока не спрашивал.
   — Захар Петрович, — вдруг сказала Гранская, — поедем через микрорайон. Я хочу зайти к Максимовой домой. Мне сказали, что у неё сегодня отгул.
   — Пожалуйста.
   Мы подбросили следователя, и я поехал в прокуратуру.
   Гранская вернулась от Максимовой к концу рабочего дня.
   — Ну, что новенького? — поинтересовался я.
   — Оказывается, мы с ней хорошо знакомы, — сказала Инга Казимировна, кладя на стол бритвенный прибор в красивом прозрачном футляре.
   Я с удивлением посмотрел на футляр, но ничего не сказал. Объяснит сама. А Гранская продолжала:
   — У Галины золотые руки. Жаль, редко выбираюсь к ней. Между прочим, попасть к ней не очень-то легко…
   Я вспомнил, что Максимова — парикмахер.
   — Значит, разговор был задушевный?
   — Очень. Бедная девушка. Не везёт ей с мужчинами.
   — Влюблена?
   — Ещё как. Готова за Лугового…
   — Лже-Лугового, — поправил я.
   — Готова за ним хоть сейчас на край света. И надо же было именно ей…
   — А что?
   — Была уже замужем. Целый год. Все было в точности так же. И заверения, и обещания. А как-то пришла с работы, а на столе записка… Вот и все… Лже-Луговой обещал жениться на ней. Может, и хорошо, что все кончилось так быстро.
   — Чем же он так её заворожил? — полюбопытствовал я.
   — Развитой, говорит, интеллигентный…
   — Может, деньги привлекли?
   — Нет. Своего бывшего мужа она содержала сама. Покупала самую дорогую обувь, костюмы, рубашки…
   — А у Лже-Лугового были деньги?
   — Она об этом не задумывалась. Говорит, не очень её баловал.
   — А что это? — все же не удержался я и показал на футляр с бритвенным прибором.
   — Эта бритва осталась у Максимовой от мужа. А Михаил оставался у неё…
   — Лже-Михаил, — опять поправил я.
   — Пусть так. Он очень следил за собой. По утрам обязательно брился. Я подумала, чем черт не шутит…
   — Да, действительно вдруг остались отпечатки.
   — Ну вот, собственно, и все… Да, может быть, нам лучше сдать деньги в банк? Все-таки сумма…
   — Смотрите сами.
   — Возьмём квитанцию. Если выяснится, кому они принадлежат, или объявится хозяин, получит назад. Деньги ведь все одинаковые.
   — Конечно, пусть крутятся в обороте государства. Я не возражаю.
   — Завтра допрашиваю Шатрова. Хотите присутствовать?
   — Когда?
   — С утра.
   — К сожалению, не могу. Кстати, запишите допрос на магнитофон. Никулин говорит, путается парень.
   …На следующий день с утра я ездил по делам общего надзора в колхоз и, возвратившись, застал Гранскую за странным занятием.
   В её кабинете на обоих столах были разложены деньги. За одним столом сидела Гранская, за другим — Вероника Савельевна, мой секретарь. Обе женщины тщательно осматривали каждую купюру.
   — Вот одна, — сказала Вероника Савельевна, показывая пятидесятирублевку. — ОМ 3906141.
   — Отложите её, — сказала Инга Казимировна.
   Я не стал ничего спрашивать и молча наблюдал за их действиями.
   — Все, — сказала Гранская. — У меня нет. Значит, у вас.
   Она подошла к Веронике Савельевне и стала следить, как та перекладывает купюры из одной кучки в другую.
   — Есть! — секретарша протянула следователю ассигнацию.
   Гранская повертела её в руках. Взяла ранее отложенную. Сравнила.
   — Да, действительно, номер одинаковый…
   — Объясните, пожалуйста, в чем дело? — заинтересовался я.
   — Вот, смотрите. — Гранская протянула мне две пятидесятирублевки. — На них одинаковые номера.
   — И как вы обнаружили это? — удивился я.
   — Я дала Веронике Савельевне перепечатать список номеров ассигнаций, который нам представили из милиции вместе с вещественными доказательствами. Я сегодня собиралась сдать деньги в банк.
   — Наверное, копирка у них была старая. Намучилась я. Каждую буковку и цифру разбирала. И мне показалось, что один раз этот номер я уже печатала. Посмотрела, действительно уже встречался, — пояснила секретарь.
   — Мы сначала решили, что их машинистка ошиблась. Нет. Два одинаковых билета, — сказала Гранская.
   — Все-таки есть поддельная ассигнация! — вырвалось у меня.
   — Да. Дым не без огня. Значит, нужна новая экспертиза. Пошлём на проверку все деньги, а не выборочно, — подытожила Гранская, складывая ассигнации в чемодан. — Вероника Савельевна у нас сегодня герой дня.
   Секретарша засмущалась и вышла.
   — Все-таки что за разговор был у лже-Лугового с Шатровым?
   — Хотите послушать показания Шатрова?
   — Давайте.
   Инга Казимировна достала из сейфа кассету, заправила в магнитофон. Я устроился поудобнее. Лента закрутилась.
   … — С чего у вас с Луговым возник разговор о деньгах? — раздался голос следователя.
   — Точно не помню, — чуть помедлив, ответил Шатров.
   — А все же?
   — Попросил я у него пару раз взаймы. Он отказал. Мать ему запретила давать мне.
   — Почему?
   — Ну, чтобы я меньше пил.
   — Вы знали, что у него имеется много денег?
   Шатров долго молчал.
   — Знали или нет?
   — Откуда? Нет, не знал.
   — Луговой не говорил вам, где работает, чем занимается, откуда сам?
   — Говорил, родители в Ленинграде. А чем занимается, не знаю.
   — Целый месяц у вас жил человек, почти вашего возраста, и у вас не возникло разговора об этом?
   — Я спрашивал, кто он по специальности. Смеётся. И жнец, говорит, и швец, и на дуде игрец… А чего мне лезть к нему в душу?
   — В какой форме Луговой предложил вам заниматься изготовлением фальшивых денег?
   — Не пил он. А тут вдруг утром зазывает меня к себе и спрашивает: выпить хочешь? Я как раз гудел…
   — Что?
   — Ну, запил… С похмелья был. Сели мы, он вынимает бутылку, колбасу. Я сбегал, нарвал редиски, луку. Выпили. Он мне говорит, мол, если хочешь иметь деньги, давай ко мне в артель. Я спросил, что за артель. Он говорит: деньги делать. Я их так, говорит, делаю, что в банке от настоящих не отличат… Я думал, шутит он, смеётся надо мной. Открывает он чемодан, а там полно сотенных и пятидесяток… Хоть я уже и того был, а сам думаю: надо держать ухо востро. Мишка мало пьёт, все мне подливает…
   — Когда произошёл этот разговор?
   Шатров помедлил с ответом. Потом сказал:
   — Ну, раньше. За день.
   — Раньше чего?
   — За день раньше, как Мишка сбежал.
   — Почему вы думаете, что он сбежал?
   — Ну, пропал. Нету же его…
   — Хорошо. Значит, вы говорите, что Луговой предложил вам делать деньги накануне своего исчезновения. Так?
   — Да. Я ответил, что подумать надо. Он говорит: правильно, мол, подумай… А я это нарочно сказал, чтобы он не того…
   — В каком смысле «не того»?
   — А кто его знает, что он мог мне сделать, если бы я сразу отказался…
   — Понятно. Дальше.
   — Оделся он. Ушёл. Я был, конечно, на взводе. Думаю, надо в милицию идти. Но ведь не поверят, потому как выпивши я. А делать что-то надо. Взял я из его комнаты чемоданчик, отнёс в голубятню. Правда, взял одну сотенную, чтобы проверить, фальшивая или нет. Здорово на настоящую похожа. Ну, и не удержался я… Не помню даже, как меня мать домой притащила.
   — Значит, что было в этот день, вы больше ничего не помните?
   — Отключился… А назавтра утром Мишка будит меня. Спрашивает, где деньги. Я сказал, что знать ничего не знаю. Он говорит: ладно, опохмелись, потолкуем. И опять про деньги спрашивает. Дураком обозвал, сказал, что мы можем вместе с ним столько денег сделать — завались. Я тяну резину, а сам думаю, как бы улизнуть, сообщить куда следует. Мать опередила меня… Но я в тот же день заявил бы…
   Гранская задумчиво выключила магнитофон.
   — Вас что-то смущает? — спросил я.
   Она ответила не сразу.
   — Понимаете, в чем дело… По словам Евгения Шатрова, квартирант поил его дважды. За день до обыска и в день обыска. А старушка, его мать, показала, что она помнит только одну их совместную выпивку — в день обыска.
   — Ну и?..
   Инга Казимировна пожала плечами.
   — Будем работать. Орешек крепкий.
   В том, что орешек действительно крепкий, убедиться пришлось довольно скоро.
   Через несколько дней после этого разговора были получены результаты двух экспертиз — повторной ассигнаций и дактилоскопической. Гранская и Коршунов пришли ко мне.
   В первом пакете, который протянула мне следователь, была вложена дактилокарта с тремя фотографиями. Две в профиль и одна анфас. Фотографии изображали молодое мужское лицо. С крупным чувственным ртом, умными глазами. В волосах заметно выделялась белая прядь.
   — Гребцов Олег Михайлович, — сказала Гранская. — Тридцать два года. Отбывал наказание в колонии за хищение государственной собственности. Три с половиной месяца тому назад отбыл срок и освобождён.
   — Вот что значит бриться чужой бритвой, — сказал Коршунов. И я не понял, шутит он или нет. А старший лейтенант продолжал: — Объявили всесоюзный розыск. Родные его живут не в Ленинграде, а в Липецке.
   — Крупное хищение? — поинтересовался я.
   — Я запросила дело, — ответила Гранская.
   — Помимо Максимовой, других связей в городе не обнаружили?
   — Пока нет, — сказал Коршунов. — Но работу в этом направлении продолжаем.
   — Хорошо.
   — Теперь второе, Захар Петрович. — Гранская достала другой пакет. — Результаты исследования денег. Из двух билетов достоинством в пятьдесят рублей с одинаковым номером один оказался поддельным.
   — Фальшивым? — уточнил я.
   — В том-то и дело, что нет. Обе ассигнации настоящие. Только на одной из купюр цифры подрисованы.
   Она достала две фотографии. На них крупно увеличено «ОМ 3906141». На одной цифры 9 и 4 обведены кружком.
   — Таким образом, — продолжала Гранская, — цифры 9 и 4 на одной ассигнации подрисованы. Другая купюра без всяких дефектов.
   — Значит, деньги не фальшивые? — удивился я. — Только в одной ассигнации подогнаны цифры, чтобы номер совпал с другой. Правильно я понял?
   — Правильно, — кивнула Гранская. — Но это ещё не все. — Она достала ещё одну фотографию. На ней номер «ГВ 7052194». Буква В, цифры 7 и 5 тоже обведены кружочками. — Это сотня. — Гранская приложила к фотографии ассигнацию. — Подделаны уже две цифры и буква. Сам же билет настоящий.
   — А пары к нему нет?
   — Нет. Все остальные деньги без подделок.
   — Да, я совершил ошибку, когда послал на экспертизу деньги выборочно, а не все сразу, — вздохнул Коршунов.
   — Не огорчайтесь, Юрий Александрович. Я чуть не сделала ещё более серьёзный промах — хотела сдать их в банк, — улыбнулась Гранская.
   — Что бы могла значить вся эта петрушка? Зачем понадобилось портить настоящие деньги? — задал я вопрос.
   — Вот это и остаётся пока загадкой, — ответила Гранская. — Я думаю, самим нам трудно будет во всем этом разобраться. Наверное, придётся Юрию Александровичу поехать в область и обратиться в научно-технический отдел. Просмотреть все, что связано с денежными махинациями, с подделкой ценных бумаг.
   — Будет исполнено, — откликнулся Коршунов.
   — Это правильно, — сказал я. — И все-таки, Инга Казимировна, какая-нибудь версия у вас есть?
   — То есть даже ума не приложу, — призналась Гранская. — Если бы не эти две поддельные купюры!..
   Я усмехнулся.
   — Вот-вот, вы сейчас скажете: отгадка — ключ ко всей истории. — Гранская и не собиралась скрывать иронию.
   — Не скажу. Вы это сами сказали, — в тон ей ответил я.
   — Спасибо на добром слове… Честно, будь все деньги без изъяна, можно было бы строить различные предположения: лже-Луговой убит или сбежал, боясь разоблачения… Да мало ли ещё. Или деньги фальшивые. Тоже легче… А у вас ничего?
   — Как и у вас, — засмеялся я.
   — Юрий Александрович? — повернулась Гранская к старшему лейтенанту.
   Тот солидно помолчал.
   — Хитро больно, — произнёс он. — Прямо какой-то научно-технический эксперимент… Однако зачем было парню бежать от таких денег? Он ведь наверняка знал, что они настоящие.
   — Так ведь Шатров их спрятал, — сказала Гранская.
   — Вот и я говорю. Пропали деньги, пропал и Луговой-Гребцов.
   — Улавливаю, — кивнула следователь. — Он исчез после того, как лишился денег. А не вместе с ними…
   — Убийство вы отрицаете? — спросил я.
   — Нет. Но если и совершено, то только не Шатровым. Совершенно пьяный… Убить, возможно, и убил бы, но скрыть следы…
   — Хорошо, — сказал я, — не будем гадать.
   — Вот именно, Захар Петрович. Всесоюзный розыск, мы здесь… Подождём. Ничего не попишешь…
   С тем мы и разошлись.
   Коршунов поехал в область. Потом в Липецк, к родным Лугового-Гребцова. Всесоюзный розыск результатов пока не дал. Связи в городе, помимо Максимовой, установлены не были. И поэтому Гранская отправилась в колонию, где отбывал наказание квартирант Шатровых.
   В её отсутствие позвонили с завода и сказали, если Гранская действительно хочет у них работать, пусть оформляется немедленно. Я отправился к директору. Получилось так, что бывший начальник отдела кадров неожиданно срочно совсем уехал из города: нашёл обмен на квартиру где-то у моря.
   Я стал объяснять директору, что Инга Казимировна будет буквально через несколько дней, просил подождать и, к своему удивлению, встретил странное упорство. Сейчас или никогда.
   Я уже проклинал себя за то, что Инга Казимировна лишается места, на которое стремилась. Я пошёл к секретарю райкома. Лишь после его вмешательства директор завода смягчился.
   Можно представить, с каким настроением я встретился с Гранской, когда она вернулась из командировки. И удивился, когда она, выслушав меня с олимпийским спокойствием сказала:
   — Спасибо вам большое за хлопоты. Я съезжу на завод. Думаю, все будет в порядке.
   — О чем речь! — воскликнул я. — Немедленно сдавайте все дела и оформляйтесь.
   — Гоните, — сказала Инга Казимировна.
   Я растерялся. Вроде бы шутит? Что-то не похоже.
   — Я вас не понимаю…
   — Захар Петрович, надо закончить дело.
   — Я не хочу, чтобы вы… Это дело, потом другое, третье… Закончим без вас.
   Она неожиданно улыбнулась.
   — Если бы я не проработала с вами столько лет…
   — Так вы что, не хотите на завод?
   — Хочу.
   — В чем же дело? — Я окончательно был сбит с толку.
   — Если я им нужна, подождут… Вас интересуют результаты моей поездки?
   — Конечно, — буркнул я, удивляясь её спокойствию. Потом подумал, что она просто не представляет, какие тут страсти бушевали вокруг неё.
   — Так вот, результаты не очень важные. — Это она уже сказала с грустью.
   — И все же?
   — Интерес представил, пожалуй, только заключённый Кирьянов. Бывший доцент. Они вместе с Гребцовым активно участвовали в художественной самодеятельности.
   — За что он сидит?
   — Брал взятки с абитуриентов.
   — Что он сообщил?
   — Говорит, что с Гребцовым было интересно общаться. Оба они, мол, интеллигентные люди. Доцент — химик по специальности. Этот — закончил три курса мединститута.
   — Значит, наш разыскиваемый почти врач… И что они делали в художественной самодеятельности? Пели? Танцевали?
   — Нет. Они показывали фокусы, забавные химические опыты.
   — Гребцов ещё и в химии разбирался?
   — Не очень, как сказал доцент. Гребцов хорошо знал психологию зрителей. Какая там, в сущности, химия? Примитив. Чем нас удивляли в школе? Всякие фейерверки, изменение цвета… Но доцент говорит, что Гребцов придумывал эффектные трюки. А после Кирьянов читал популярные лекции о химии. Когда Гребцов вышел на волю, доцент очень сокрушался, что не мог найти другого такого напарника.
   — Значит, как говорится, зарыл свой талант в землю… Ещё что?
   — Больше ничего… А что у Коршунова?
   — Пока не вернулся.
   — А чем пока заняться мне?
   — Идите на завод.
   — Зайду. Сегодня же.
   …А когда мы встретились на другой день, Гранская сказала, что виделась с директором. Все якобы улажено. Она проштудировала дело, по которому проходил Гребцов и которое поступило к нам в её отсутствие.
   — Ну и разносторонний парень этот Гребцов, — покачала головой Инга Казимировна. — Вот за что он сидел. На заводе автомобильных и тракторных запчастей действовала шайка расхитителей. Гребцов работал в отделе сбыта. И «по совместительству» помогал сбывать краденую продукцию частным лицам. На его долю в общей сложности пришлось около четырех тысяч рублей. Большую часть из них конфисковали.
   — Таким образом, от этой операции он не мог укрыть большую сумму?
   — Ни в коем случае.
   В это время за окном раздался скрип тормозов. Мы с Гранской выглянули в окно.
   Из милицейского «газика» выскочил Коршунов и быстро зашёл в подъезд прокуратуры.
   — Удивительно: Юрий Александрович спешит, — сыронизировал я.
   — Да, слишком уж энергично, — улыбнулась следователь.
   Через мгновение старший лейтенант был уже в дверях:
   — Разрешите?
   — С хорошими новостями или нет? — полушутливо спросил я.
   — Луговой-Гребцов задержан в Ленинграде, — сказал Коршунов.
   — Все-таки Ленинград! А мы вас уже заждались, — сказала Гранская.
   — Задержался… Вышли на него через тётку. Там проживает.
   — Это новость номер один, Юрий Александрович. Можно вас поздравить.
   — Не меня. Всесоюзный розыск.
   — Ваше ведомство все-таки, — сказал я. — А что с дензнаками?
   — Был я в научно-техническом отделе УВД области. И в Москве.
   — Ого! — улыбнулась Гранская.
   — Мы вам, говорят, скажем, чем выполнена подделка, каким способом, каким красителем, но с какой целью — увы… Всяческие архивы поднимали. Не то. Наш случай — впервые.
   — В историю войдёте, — подбодрил я следователя и старшего лейтенанта.
   — Или только в географию, — отшутилась Гранская. — Так у вас все, Юрий Александрович?
   — Да как вам сказать, — пожал плечами Коршунов. — Та рыбка или не та… В Лосиноглебске недавно задержан органами милиции подозрительный гражданин. Весь день ходил по магазинам и менял мелкие деньги на сотенные. С большой неохотой соглашался на пятидесятки.
   Коршунов замолчал.
   — Интересно, — оживилась Гранская. — В чемоданчике больше сотенных билетов… Но Лосиноглебск…
   — Он житель нашего города. А до Лосиноглебска час езды. — Коршунов протянул следователю бумажку. — Есипов Илья Митрофанович. Я успел только установить, что в настоящее время он в Зорянске.
   — А как вышли на этого Есипова? — спросила Гранская.
   — Поговорил я в области с ребятами из угрозыска. Они недавно искали преступника, который менял крупные деньги на мелкие. И в Лосиноглебске наскочили на Есипова, который, наоборот, мелкие обменивал на крупные. Проверили его. Все оказалось в порядке. Пенсионер. Деньги настоящие. Видите ли, блажь у него — иметь только сотенные. Прятать в чулке, что ли, удобнее?
   — Вы проверьте его на всякий случай, — сказала Гранская.
   — Сделаю. Конечно, с другой стороны, на свете много всяких чудаков…
   Допрос Лугового-Гребцова был проведён в прокуратуре. На нем был светлый костюм в полоску, белая рубашка с жёстким воротничком. Вещи сидели отлично. Белая прядь в чубе придавала его лицу несколько романтический вид.
   — Как попал к вам паспорт Лугового? — спросила Гранская.
   — Нашёл его около почты в Светлоборске, — спокойно ответил арестованный.
   — А почему не передали в милицию?
   — Это было первым моим желанием. Но чувство самосохранения взяло верх. Бывают же совпадения: я сам потерял паспорт. Вы понимаете, что без паспорта мне очень плохо. Только что вышел из заключения. Попади я в любое отделение милиции, началась бы проверка… И я далеко не уверен, что доверяли бы. Не так ли?
   — Надо всегда быть честным.
   Гребцов виновато улыбнулся:
   — Человек слаб. Я ещё не совсем пришёл в себя после колонии. Конечно, сделал глупость. Но поймите меня…
   Взгляд у арестованного был простодушно-открытым.
   — Допустим, все это так…
   — Так, так, — заверил Гребцов.
   — Мы ещё вернёмся к этому вопросу… Откуда у вас появилась крупная сумма денег?
   Гребцов некоторое время молчал и вдруг спросил с нескрываемым волнением:
   — Вы нашли мои деньги?
   — Выходит, была у вас крупная сумма?
   — Крупная? — усмехнулся Гребцов, подавив волнение. — Очень. Пятьдесят тысяч.
   — Откуда они у вас?
   — Выиграл.
   — Во что?
   — Не по лотерее и не по займу, конечно. В этом смысле мне никогда не везло. За всю жизнь выиграл один рубль. Но зато везуч в другом. — Он сделал жест, будто сдавал карты. — Преферанс, покер. Играю честно.
   — Вы утверждаете, что за три с половиной месяца со дня выхода на свободу смогли выиграть пятьдесят тысяч?
   — Не очень скромно хвалиться, но это так.
   — Смотрите-ка, какие у вас способности, — вставил я. — И врачом вы почти были, в карты мастак, гений, можно сказать, артистом оказались незаурядным, химией увлекаетесь…
   — Какая химия? — испуганно дёрнулся Гребцов. — Я вас не понимаю, гражданин прокурор.
   Я удивился: он вдруг потерял самообладание.
   — В местах заключения разве не занимались? — спросила Гранская.
   Гребцов посмотрел на неё, на меня. И уже спокойно, с улыбкой сказал:
   — А, в колонии… Не люблю грустных воспоминаний.
   — Так, — продолжила Гранская. — Вы можете вспомнить, с кем и где вы играли?
   — Во-первых, всех, конечно, не вспомню. Во-вторых, это не по-джентльменски, — снова улыбнулся Гребцов. — Но так как мы не в английском клубе, я нарушу правила. Дайте мне бумагу, ручку и некоторое время.
   — Хорошо, все это будет вам предоставлено, — спокойно сказала Гранская.
   — Где ваши деньги?
   — У меня их украли.
   — Где, когда, кто?
   — В доме Шатровых. Накануне моего отъезда из этого досточтимого города.
   — Где вы хранили их?
   — У себя в комнате. В небольшом чемоданчике. Причём на видном месте. Не прятал.
   — Почему вы не боялись оставлять их?
   — Хозяйка моя — честнейший человек. Мне казалось, что и сын её тоже. Ну, а от других… По-моему, если вещь лежит на видном месте, то украсть её не очень хочется.
   — Область психологии?
   — Увы, — печально сказал Гребцов, — я упустил из виду, что даже самые глобальные законы имеют исключения.
   — О чем у вас с Евгением Шатровым был разговор накануне вашего отъезда из Зорянска?
   — Накануне у нас не было никакого разговора. Я не ночевал дома. А когда возвращался часов в пять вечера, увидел Шатрова возле буфета у водокачки. Полные руки Скомканных трояков, пятёрок. Поит дружков. Откуда бы у пьяницы могло быть столько денег? Я почувствовал неладное. Пришёл домой, сказал бабе Тоне. Она пошла за Евгением. Я схватился — чемоданчика нет. Искал, не нашёл. А тут старуха тащит своего сынка… Ну, на следующее утро я ставлю ему выпивку и спрашиваю прямо, где чемоданчик. Мне показалось, что Шатров растерялся, не знает, что и ответить. Тогда я применил уловку, сказал, что якобы деньги фальшивые. И предложил вместе заняться подделкой… Думал испугается и вернёт чемодан с деньгами.