Страница:
— Выходит, вы и теперь его на свои деньги содержите?
— Да что деньги? Денег не жалко. Женьку жалко, родной ведь.
— Ему пора бы уж вам помогать, — покачала головой Гранская.
— Когда трезвый — золотой мужик. Сам сарай поставил, крышу перекрыл. С голубями любит возиться…
Раздался стук в дверь. Хозяйка открыла. На пороге стояли парень и девушка.
— Извините, вы Антонина Акимовна? — спросила девушка.
— Я буду.
— Здравствуйте. Нас прислала Полина Матвеевна. Вы, говорят, комнату можете сдать? Нас только двое — я и муж…
Шатрова растерянно оглянулась на нас.
— Милая, можете зайти попозже?
Молодая пара нерешительно переглянулась.
— А что, у вас уже есть предложения? Мы будем платить, сколько скажете. Полина Матвеевна…
Старушка хлопотливо топталась на месте.
— Действительно, зайдите через час, — вежливо сказал я. — Просто Антонина Акимовна сейчас занята.
— Хорошо, хорошо, — быстро согласилась девушка. — Только, пожалуйста, имейте нас в виду… Извините.
Проводив квартиросъёмщиков, Шатрова с виноватым видом возвратилась к столу.
— Вот некстати пришли, — сокрушалась она.
— Ничего, дело житейское, — сказал я.
— Приходится комнатку сдавать, — оправдывалась старушка. — Пенсия у меня небольшая. Ну, с огородика, сада чего продам… Все-таки две души…
— Понятно, — кивнула Инга Казимировна. — Скажите, Антонина Акимовна, как обычно проводил время ваш прежний квартирант? Чем занимался?
— Миша-то? Бог его знает. На работу как будто не ходил. Встанет, бывало, побреется, брюки нагладит и пошёл. Куда — не сказывал, а я и не интересовалась. Дома все газеты читал, журналы…
— Какие у него были отношения с Евгением?
— Да никаких, Михаил не выпивал. Во всяком случае тут. Я ещё подивилась в тот день, что он с моим выпивает. А вообще они даже редко разговаривали. Едва словом перекинутся. Миша-то, сразу видать, парень образованный. А Евгений восьмилетку с трудом вытянул. Не товарищи они друг другу.
— Раньше, до разговора утром, у них не заходила речь о деньгах?
— Помню, однажды Евгений попросил у него трояк взаймы. Миша ему ответил: «Давай не будем ссориться. Баба Тоня запретила мне давать тебе на выпивку».
— И все?
— Ага.
— И вдруг он предлагает Евгению делать вместе фальшивые деньги?
— Ох и перепугалась же я! Пусть что угодно, только бы с преступниками не связался. От пьянства можно вылечить, или сам перебесится. А от такого… Я с малолетства воспитывала его в честности, в правде.
…Когда мы с Гранской выходили из калитки Шатровых, то увидели на другой стороне улицы молодую пару, что искала комнату. Не дожидаясь, пока мы сядем в машину, они быстро прошли во двор Шатровых.
— Нелегко ей даются деньги, — сказала Гранская.
— Добрая душа, — подтвердил я. — Легко любить пригожих да удачливых… Главное, ведь Евгений чужой ей, а как она печётся о нем.
Инга Казимировна кивнула. Мы долго ехали молча. Что она думает о деле, я пока не спрашивал.
— Захар Петрович, — вдруг сказала Гранская, — поедем через микрорайон. Я хочу зайти к Максимовой домой. Мне сказали, что у неё сегодня отгул.
— Пожалуйста.
Мы подбросили следователя, и я поехал в прокуратуру.
Гранская вернулась от Максимовой к концу рабочего дня.
— Ну, что новенького? — поинтересовался я.
— Оказывается, мы с ней хорошо знакомы, — сказала Инга Казимировна, кладя на стол бритвенный прибор в красивом прозрачном футляре.
Я с удивлением посмотрел на футляр, но ничего не сказал. Объяснит сама. А Гранская продолжала:
— У Галины золотые руки. Жаль, редко выбираюсь к ней. Между прочим, попасть к ней не очень-то легко…
Я вспомнил, что Максимова — парикмахер.
— Значит, разговор был задушевный?
— Очень. Бедная девушка. Не везёт ей с мужчинами.
— Влюблена?
— Ещё как. Готова за Лугового…
— Лже-Лугового, — поправил я.
— Готова за ним хоть сейчас на край света. И надо же было именно ей…
— А что?
— Была уже замужем. Целый год. Все было в точности так же. И заверения, и обещания. А как-то пришла с работы, а на столе записка… Вот и все… Лже-Луговой обещал жениться на ней. Может, и хорошо, что все кончилось так быстро.
— Чем же он так её заворожил? — полюбопытствовал я.
— Развитой, говорит, интеллигентный…
— Может, деньги привлекли?
— Нет. Своего бывшего мужа она содержала сама. Покупала самую дорогую обувь, костюмы, рубашки…
— А у Лже-Лугового были деньги?
— Она об этом не задумывалась. Говорит, не очень её баловал.
— А что это? — все же не удержался я и показал на футляр с бритвенным прибором.
— Эта бритва осталась у Максимовой от мужа. А Михаил оставался у неё…
— Лже-Михаил, — опять поправил я.
— Пусть так. Он очень следил за собой. По утрам обязательно брился. Я подумала, чем черт не шутит…
— Да, действительно вдруг остались отпечатки.
— Ну вот, собственно, и все… Да, может быть, нам лучше сдать деньги в банк? Все-таки сумма…
— Смотрите сами.
— Возьмём квитанцию. Если выяснится, кому они принадлежат, или объявится хозяин, получит назад. Деньги ведь все одинаковые.
— Конечно, пусть крутятся в обороте государства. Я не возражаю.
— Завтра допрашиваю Шатрова. Хотите присутствовать?
— Когда?
— С утра.
— К сожалению, не могу. Кстати, запишите допрос на магнитофон. Никулин говорит, путается парень.
…На следующий день с утра я ездил по делам общего надзора в колхоз и, возвратившись, застал Гранскую за странным занятием.
В её кабинете на обоих столах были разложены деньги. За одним столом сидела Гранская, за другим — Вероника Савельевна, мой секретарь. Обе женщины тщательно осматривали каждую купюру.
— Вот одна, — сказала Вероника Савельевна, показывая пятидесятирублевку. — ОМ 3906141.
— Отложите её, — сказала Инга Казимировна.
Я не стал ничего спрашивать и молча наблюдал за их действиями.
— Все, — сказала Гранская. — У меня нет. Значит, у вас.
Она подошла к Веронике Савельевне и стала следить, как та перекладывает купюры из одной кучки в другую.
— Есть! — секретарша протянула следователю ассигнацию.
Гранская повертела её в руках. Взяла ранее отложенную. Сравнила.
— Да, действительно, номер одинаковый…
— Объясните, пожалуйста, в чем дело? — заинтересовался я.
— Вот, смотрите. — Гранская протянула мне две пятидесятирублевки. — На них одинаковые номера.
— И как вы обнаружили это? — удивился я.
— Я дала Веронике Савельевне перепечатать список номеров ассигнаций, который нам представили из милиции вместе с вещественными доказательствами. Я сегодня собиралась сдать деньги в банк.
— Наверное, копирка у них была старая. Намучилась я. Каждую буковку и цифру разбирала. И мне показалось, что один раз этот номер я уже печатала. Посмотрела, действительно уже встречался, — пояснила секретарь.
— Мы сначала решили, что их машинистка ошиблась. Нет. Два одинаковых билета, — сказала Гранская.
— Все-таки есть поддельная ассигнация! — вырвалось у меня.
— Да. Дым не без огня. Значит, нужна новая экспертиза. Пошлём на проверку все деньги, а не выборочно, — подытожила Гранская, складывая ассигнации в чемодан. — Вероника Савельевна у нас сегодня герой дня.
Секретарша засмущалась и вышла.
— Все-таки что за разговор был у лже-Лугового с Шатровым?
— Хотите послушать показания Шатрова?
— Давайте.
Инга Казимировна достала из сейфа кассету, заправила в магнитофон. Я устроился поудобнее. Лента закрутилась.
… — С чего у вас с Луговым возник разговор о деньгах? — раздался голос следователя.
— Точно не помню, — чуть помедлив, ответил Шатров.
— А все же?
— Попросил я у него пару раз взаймы. Он отказал. Мать ему запретила давать мне.
— Почему?
— Ну, чтобы я меньше пил.
— Вы знали, что у него имеется много денег?
Шатров долго молчал.
— Знали или нет?
— Откуда? Нет, не знал.
— Луговой не говорил вам, где работает, чем занимается, откуда сам?
— Говорил, родители в Ленинграде. А чем занимается, не знаю.
— Целый месяц у вас жил человек, почти вашего возраста, и у вас не возникло разговора об этом?
— Я спрашивал, кто он по специальности. Смеётся. И жнец, говорит, и швец, и на дуде игрец… А чего мне лезть к нему в душу?
— В какой форме Луговой предложил вам заниматься изготовлением фальшивых денег?
— Не пил он. А тут вдруг утром зазывает меня к себе и спрашивает: выпить хочешь? Я как раз гудел…
— Что?
— Ну, запил… С похмелья был. Сели мы, он вынимает бутылку, колбасу. Я сбегал, нарвал редиски, луку. Выпили. Он мне говорит, мол, если хочешь иметь деньги, давай ко мне в артель. Я спросил, что за артель. Он говорит: деньги делать. Я их так, говорит, делаю, что в банке от настоящих не отличат… Я думал, шутит он, смеётся надо мной. Открывает он чемодан, а там полно сотенных и пятидесяток… Хоть я уже и того был, а сам думаю: надо держать ухо востро. Мишка мало пьёт, все мне подливает…
— Когда произошёл этот разговор?
Шатров помедлил с ответом. Потом сказал:
— Ну, раньше. За день.
— Раньше чего?
— За день раньше, как Мишка сбежал.
— Почему вы думаете, что он сбежал?
— Ну, пропал. Нету же его…
— Хорошо. Значит, вы говорите, что Луговой предложил вам делать деньги накануне своего исчезновения. Так?
— Да. Я ответил, что подумать надо. Он говорит: правильно, мол, подумай… А я это нарочно сказал, чтобы он не того…
— В каком смысле «не того»?
— А кто его знает, что он мог мне сделать, если бы я сразу отказался…
— Понятно. Дальше.
— Оделся он. Ушёл. Я был, конечно, на взводе. Думаю, надо в милицию идти. Но ведь не поверят, потому как выпивши я. А делать что-то надо. Взял я из его комнаты чемоданчик, отнёс в голубятню. Правда, взял одну сотенную, чтобы проверить, фальшивая или нет. Здорово на настоящую похожа. Ну, и не удержался я… Не помню даже, как меня мать домой притащила.
— Значит, что было в этот день, вы больше ничего не помните?
— Отключился… А назавтра утром Мишка будит меня. Спрашивает, где деньги. Я сказал, что знать ничего не знаю. Он говорит: ладно, опохмелись, потолкуем. И опять про деньги спрашивает. Дураком обозвал, сказал, что мы можем вместе с ним столько денег сделать — завались. Я тяну резину, а сам думаю, как бы улизнуть, сообщить куда следует. Мать опередила меня… Но я в тот же день заявил бы…
Гранская задумчиво выключила магнитофон.
— Вас что-то смущает? — спросил я.
Она ответила не сразу.
— Понимаете, в чем дело… По словам Евгения Шатрова, квартирант поил его дважды. За день до обыска и в день обыска. А старушка, его мать, показала, что она помнит только одну их совместную выпивку — в день обыска.
— Ну и?..
Инга Казимировна пожала плечами.
— Будем работать. Орешек крепкий.
В том, что орешек действительно крепкий, убедиться пришлось довольно скоро.
Через несколько дней после этого разговора были получены результаты двух экспертиз — повторной ассигнаций и дактилоскопической. Гранская и Коршунов пришли ко мне.
В первом пакете, который протянула мне следователь, была вложена дактилокарта с тремя фотографиями. Две в профиль и одна анфас. Фотографии изображали молодое мужское лицо. С крупным чувственным ртом, умными глазами. В волосах заметно выделялась белая прядь.
— Гребцов Олег Михайлович, — сказала Гранская. — Тридцать два года. Отбывал наказание в колонии за хищение государственной собственности. Три с половиной месяца тому назад отбыл срок и освобождён.
— Вот что значит бриться чужой бритвой, — сказал Коршунов. И я не понял, шутит он или нет. А старший лейтенант продолжал: — Объявили всесоюзный розыск. Родные его живут не в Ленинграде, а в Липецке.
— Крупное хищение? — поинтересовался я.
— Я запросила дело, — ответила Гранская.
— Помимо Максимовой, других связей в городе не обнаружили?
— Пока нет, — сказал Коршунов. — Но работу в этом направлении продолжаем.
— Хорошо.
— Теперь второе, Захар Петрович. — Гранская достала другой пакет. — Результаты исследования денег. Из двух билетов достоинством в пятьдесят рублей с одинаковым номером один оказался поддельным.
— Фальшивым? — уточнил я.
— В том-то и дело, что нет. Обе ассигнации настоящие. Только на одной из купюр цифры подрисованы.
Она достала две фотографии. На них крупно увеличено «ОМ 3906141». На одной цифры 9 и 4 обведены кружком.
— Таким образом, — продолжала Гранская, — цифры 9 и 4 на одной ассигнации подрисованы. Другая купюра без всяких дефектов.
— Значит, деньги не фальшивые? — удивился я. — Только в одной ассигнации подогнаны цифры, чтобы номер совпал с другой. Правильно я понял?
— Правильно, — кивнула Гранская. — Но это ещё не все. — Она достала ещё одну фотографию. На ней номер «ГВ 7052194». Буква В, цифры 7 и 5 тоже обведены кружочками. — Это сотня. — Гранская приложила к фотографии ассигнацию. — Подделаны уже две цифры и буква. Сам же билет настоящий.
— А пары к нему нет?
— Нет. Все остальные деньги без подделок.
— Да, я совершил ошибку, когда послал на экспертизу деньги выборочно, а не все сразу, — вздохнул Коршунов.
— Не огорчайтесь, Юрий Александрович. Я чуть не сделала ещё более серьёзный промах — хотела сдать их в банк, — улыбнулась Гранская.
— Что бы могла значить вся эта петрушка? Зачем понадобилось портить настоящие деньги? — задал я вопрос.
— Вот это и остаётся пока загадкой, — ответила Гранская. — Я думаю, самим нам трудно будет во всем этом разобраться. Наверное, придётся Юрию Александровичу поехать в область и обратиться в научно-технический отдел. Просмотреть все, что связано с денежными махинациями, с подделкой ценных бумаг.
— Будет исполнено, — откликнулся Коршунов.
— Это правильно, — сказал я. — И все-таки, Инга Казимировна, какая-нибудь версия у вас есть?
— То есть даже ума не приложу, — призналась Гранская. — Если бы не эти две поддельные купюры!..
Я усмехнулся.
— Вот-вот, вы сейчас скажете: отгадка — ключ ко всей истории. — Гранская и не собиралась скрывать иронию.
— Не скажу. Вы это сами сказали, — в тон ей ответил я.
— Спасибо на добром слове… Честно, будь все деньги без изъяна, можно было бы строить различные предположения: лже-Луговой убит или сбежал, боясь разоблачения… Да мало ли ещё. Или деньги фальшивые. Тоже легче… А у вас ничего?
— Как и у вас, — засмеялся я.
— Юрий Александрович? — повернулась Гранская к старшему лейтенанту.
Тот солидно помолчал.
— Хитро больно, — произнёс он. — Прямо какой-то научно-технический эксперимент… Однако зачем было парню бежать от таких денег? Он ведь наверняка знал, что они настоящие.
— Так ведь Шатров их спрятал, — сказала Гранская.
— Вот и я говорю. Пропали деньги, пропал и Луговой-Гребцов.
— Улавливаю, — кивнула следователь. — Он исчез после того, как лишился денег. А не вместе с ними…
— Убийство вы отрицаете? — спросил я.
— Нет. Но если и совершено, то только не Шатровым. Совершенно пьяный… Убить, возможно, и убил бы, но скрыть следы…
— Хорошо, — сказал я, — не будем гадать.
— Вот именно, Захар Петрович. Всесоюзный розыск, мы здесь… Подождём. Ничего не попишешь…
С тем мы и разошлись.
Коршунов поехал в область. Потом в Липецк, к родным Лугового-Гребцова. Всесоюзный розыск результатов пока не дал. Связи в городе, помимо Максимовой, установлены не были. И поэтому Гранская отправилась в колонию, где отбывал наказание квартирант Шатровых.
В её отсутствие позвонили с завода и сказали, если Гранская действительно хочет у них работать, пусть оформляется немедленно. Я отправился к директору. Получилось так, что бывший начальник отдела кадров неожиданно срочно совсем уехал из города: нашёл обмен на квартиру где-то у моря.
Я стал объяснять директору, что Инга Казимировна будет буквально через несколько дней, просил подождать и, к своему удивлению, встретил странное упорство. Сейчас или никогда.
Я уже проклинал себя за то, что Инга Казимировна лишается места, на которое стремилась. Я пошёл к секретарю райкома. Лишь после его вмешательства директор завода смягчился.
Можно представить, с каким настроением я встретился с Гранской, когда она вернулась из командировки. И удивился, когда она, выслушав меня с олимпийским спокойствием сказала:
— Спасибо вам большое за хлопоты. Я съезжу на завод. Думаю, все будет в порядке.
— О чем речь! — воскликнул я. — Немедленно сдавайте все дела и оформляйтесь.
— Гоните, — сказала Инга Казимировна.
Я растерялся. Вроде бы шутит? Что-то не похоже.
— Я вас не понимаю…
— Захар Петрович, надо закончить дело.
— Я не хочу, чтобы вы… Это дело, потом другое, третье… Закончим без вас.
Она неожиданно улыбнулась.
— Если бы я не проработала с вами столько лет…
— Так вы что, не хотите на завод?
— Хочу.
— В чем же дело? — Я окончательно был сбит с толку.
— Если я им нужна, подождут… Вас интересуют результаты моей поездки?
— Конечно, — буркнул я, удивляясь её спокойствию. Потом подумал, что она просто не представляет, какие тут страсти бушевали вокруг неё.
— Так вот, результаты не очень важные. — Это она уже сказала с грустью.
— И все же?
— Интерес представил, пожалуй, только заключённый Кирьянов. Бывший доцент. Они вместе с Гребцовым активно участвовали в художественной самодеятельности.
— За что он сидит?
— Брал взятки с абитуриентов.
— Что он сообщил?
— Говорит, что с Гребцовым было интересно общаться. Оба они, мол, интеллигентные люди. Доцент — химик по специальности. Этот — закончил три курса мединститута.
— Значит, наш разыскиваемый почти врач… И что они делали в художественной самодеятельности? Пели? Танцевали?
— Нет. Они показывали фокусы, забавные химические опыты.
— Гребцов ещё и в химии разбирался?
— Не очень, как сказал доцент. Гребцов хорошо знал психологию зрителей. Какая там, в сущности, химия? Примитив. Чем нас удивляли в школе? Всякие фейерверки, изменение цвета… Но доцент говорит, что Гребцов придумывал эффектные трюки. А после Кирьянов читал популярные лекции о химии. Когда Гребцов вышел на волю, доцент очень сокрушался, что не мог найти другого такого напарника.
— Значит, как говорится, зарыл свой талант в землю… Ещё что?
— Больше ничего… А что у Коршунова?
— Пока не вернулся.
— А чем пока заняться мне?
— Идите на завод.
— Зайду. Сегодня же.
…А когда мы встретились на другой день, Гранская сказала, что виделась с директором. Все якобы улажено. Она проштудировала дело, по которому проходил Гребцов и которое поступило к нам в её отсутствие.
— Ну и разносторонний парень этот Гребцов, — покачала головой Инга Казимировна. — Вот за что он сидел. На заводе автомобильных и тракторных запчастей действовала шайка расхитителей. Гребцов работал в отделе сбыта. И «по совместительству» помогал сбывать краденую продукцию частным лицам. На его долю в общей сложности пришлось около четырех тысяч рублей. Большую часть из них конфисковали.
— Таким образом, от этой операции он не мог укрыть большую сумму?
— Ни в коем случае.
В это время за окном раздался скрип тормозов. Мы с Гранской выглянули в окно.
Из милицейского «газика» выскочил Коршунов и быстро зашёл в подъезд прокуратуры.
— Удивительно: Юрий Александрович спешит, — сыронизировал я.
— Да, слишком уж энергично, — улыбнулась следователь.
Через мгновение старший лейтенант был уже в дверях:
— Разрешите?
— С хорошими новостями или нет? — полушутливо спросил я.
— Луговой-Гребцов задержан в Ленинграде, — сказал Коршунов.
— Все-таки Ленинград! А мы вас уже заждались, — сказала Гранская.
— Задержался… Вышли на него через тётку. Там проживает.
— Это новость номер один, Юрий Александрович. Можно вас поздравить.
— Не меня. Всесоюзный розыск.
— Ваше ведомство все-таки, — сказал я. — А что с дензнаками?
— Был я в научно-техническом отделе УВД области. И в Москве.
— Ого! — улыбнулась Гранская.
— Мы вам, говорят, скажем, чем выполнена подделка, каким способом, каким красителем, но с какой целью — увы… Всяческие архивы поднимали. Не то. Наш случай — впервые.
— В историю войдёте, — подбодрил я следователя и старшего лейтенанта.
— Или только в географию, — отшутилась Гранская. — Так у вас все, Юрий Александрович?
— Да как вам сказать, — пожал плечами Коршунов. — Та рыбка или не та… В Лосиноглебске недавно задержан органами милиции подозрительный гражданин. Весь день ходил по магазинам и менял мелкие деньги на сотенные. С большой неохотой соглашался на пятидесятки.
Коршунов замолчал.
— Интересно, — оживилась Гранская. — В чемоданчике больше сотенных билетов… Но Лосиноглебск…
— Он житель нашего города. А до Лосиноглебска час езды. — Коршунов протянул следователю бумажку. — Есипов Илья Митрофанович. Я успел только установить, что в настоящее время он в Зорянске.
— А как вышли на этого Есипова? — спросила Гранская.
— Поговорил я в области с ребятами из угрозыска. Они недавно искали преступника, который менял крупные деньги на мелкие. И в Лосиноглебске наскочили на Есипова, который, наоборот, мелкие обменивал на крупные. Проверили его. Все оказалось в порядке. Пенсионер. Деньги настоящие. Видите ли, блажь у него — иметь только сотенные. Прятать в чулке, что ли, удобнее?
— Вы проверьте его на всякий случай, — сказала Гранская.
— Сделаю. Конечно, с другой стороны, на свете много всяких чудаков…
Допрос Лугового-Гребцова был проведён в прокуратуре. На нем был светлый костюм в полоску, белая рубашка с жёстким воротничком. Вещи сидели отлично. Белая прядь в чубе придавала его лицу несколько романтический вид.
— Как попал к вам паспорт Лугового? — спросила Гранская.
— Нашёл его около почты в Светлоборске, — спокойно ответил арестованный.
— А почему не передали в милицию?
— Это было первым моим желанием. Но чувство самосохранения взяло верх. Бывают же совпадения: я сам потерял паспорт. Вы понимаете, что без паспорта мне очень плохо. Только что вышел из заключения. Попади я в любое отделение милиции, началась бы проверка… И я далеко не уверен, что доверяли бы. Не так ли?
— Надо всегда быть честным.
Гребцов виновато улыбнулся:
— Человек слаб. Я ещё не совсем пришёл в себя после колонии. Конечно, сделал глупость. Но поймите меня…
Взгляд у арестованного был простодушно-открытым.
— Допустим, все это так…
— Так, так, — заверил Гребцов.
— Мы ещё вернёмся к этому вопросу… Откуда у вас появилась крупная сумма денег?
Гребцов некоторое время молчал и вдруг спросил с нескрываемым волнением:
— Вы нашли мои деньги?
— Выходит, была у вас крупная сумма?
— Крупная? — усмехнулся Гребцов, подавив волнение. — Очень. Пятьдесят тысяч.
— Откуда они у вас?
— Выиграл.
— Во что?
— Не по лотерее и не по займу, конечно. В этом смысле мне никогда не везло. За всю жизнь выиграл один рубль. Но зато везуч в другом. — Он сделал жест, будто сдавал карты. — Преферанс, покер. Играю честно.
— Вы утверждаете, что за три с половиной месяца со дня выхода на свободу смогли выиграть пятьдесят тысяч?
— Не очень скромно хвалиться, но это так.
— Смотрите-ка, какие у вас способности, — вставил я. — И врачом вы почти были, в карты мастак, гений, можно сказать, артистом оказались незаурядным, химией увлекаетесь…
— Какая химия? — испуганно дёрнулся Гребцов. — Я вас не понимаю, гражданин прокурор.
Я удивился: он вдруг потерял самообладание.
— В местах заключения разве не занимались? — спросила Гранская.
Гребцов посмотрел на неё, на меня. И уже спокойно, с улыбкой сказал:
— А, в колонии… Не люблю грустных воспоминаний.
— Так, — продолжила Гранская. — Вы можете вспомнить, с кем и где вы играли?
— Во-первых, всех, конечно, не вспомню. Во-вторых, это не по-джентльменски, — снова улыбнулся Гребцов. — Но так как мы не в английском клубе, я нарушу правила. Дайте мне бумагу, ручку и некоторое время.
— Хорошо, все это будет вам предоставлено, — спокойно сказала Гранская.
— Где ваши деньги?
— У меня их украли.
— Где, когда, кто?
— В доме Шатровых. Накануне моего отъезда из этого досточтимого города.
— Где вы хранили их?
— У себя в комнате. В небольшом чемоданчике. Причём на видном месте. Не прятал.
— Почему вы не боялись оставлять их?
— Хозяйка моя — честнейший человек. Мне казалось, что и сын её тоже. Ну, а от других… По-моему, если вещь лежит на видном месте, то украсть её не очень хочется.
— Область психологии?
— Увы, — печально сказал Гребцов, — я упустил из виду, что даже самые глобальные законы имеют исключения.
— О чем у вас с Евгением Шатровым был разговор накануне вашего отъезда из Зорянска?
— Накануне у нас не было никакого разговора. Я не ночевал дома. А когда возвращался часов в пять вечера, увидел Шатрова возле буфета у водокачки. Полные руки Скомканных трояков, пятёрок. Поит дружков. Откуда бы у пьяницы могло быть столько денег? Я почувствовал неладное. Пришёл домой, сказал бабе Тоне. Она пошла за Евгением. Я схватился — чемоданчика нет. Искал, не нашёл. А тут старуха тащит своего сынка… Ну, на следующее утро я ставлю ему выпивку и спрашиваю прямо, где чемоданчик. Мне показалось, что Шатров растерялся, не знает, что и ответить. Тогда я применил уловку, сказал, что якобы деньги фальшивые. И предложил вместе заняться подделкой… Думал испугается и вернёт чемодан с деньгами.
— Да что деньги? Денег не жалко. Женьку жалко, родной ведь.
— Ему пора бы уж вам помогать, — покачала головой Гранская.
— Когда трезвый — золотой мужик. Сам сарай поставил, крышу перекрыл. С голубями любит возиться…
Раздался стук в дверь. Хозяйка открыла. На пороге стояли парень и девушка.
— Извините, вы Антонина Акимовна? — спросила девушка.
— Я буду.
— Здравствуйте. Нас прислала Полина Матвеевна. Вы, говорят, комнату можете сдать? Нас только двое — я и муж…
Шатрова растерянно оглянулась на нас.
— Милая, можете зайти попозже?
Молодая пара нерешительно переглянулась.
— А что, у вас уже есть предложения? Мы будем платить, сколько скажете. Полина Матвеевна…
Старушка хлопотливо топталась на месте.
— Действительно, зайдите через час, — вежливо сказал я. — Просто Антонина Акимовна сейчас занята.
— Хорошо, хорошо, — быстро согласилась девушка. — Только, пожалуйста, имейте нас в виду… Извините.
Проводив квартиросъёмщиков, Шатрова с виноватым видом возвратилась к столу.
— Вот некстати пришли, — сокрушалась она.
— Ничего, дело житейское, — сказал я.
— Приходится комнатку сдавать, — оправдывалась старушка. — Пенсия у меня небольшая. Ну, с огородика, сада чего продам… Все-таки две души…
— Понятно, — кивнула Инга Казимировна. — Скажите, Антонина Акимовна, как обычно проводил время ваш прежний квартирант? Чем занимался?
— Миша-то? Бог его знает. На работу как будто не ходил. Встанет, бывало, побреется, брюки нагладит и пошёл. Куда — не сказывал, а я и не интересовалась. Дома все газеты читал, журналы…
— Какие у него были отношения с Евгением?
— Да никаких, Михаил не выпивал. Во всяком случае тут. Я ещё подивилась в тот день, что он с моим выпивает. А вообще они даже редко разговаривали. Едва словом перекинутся. Миша-то, сразу видать, парень образованный. А Евгений восьмилетку с трудом вытянул. Не товарищи они друг другу.
— Раньше, до разговора утром, у них не заходила речь о деньгах?
— Помню, однажды Евгений попросил у него трояк взаймы. Миша ему ответил: «Давай не будем ссориться. Баба Тоня запретила мне давать тебе на выпивку».
— И все?
— Ага.
— И вдруг он предлагает Евгению делать вместе фальшивые деньги?
— Ох и перепугалась же я! Пусть что угодно, только бы с преступниками не связался. От пьянства можно вылечить, или сам перебесится. А от такого… Я с малолетства воспитывала его в честности, в правде.
…Когда мы с Гранской выходили из калитки Шатровых, то увидели на другой стороне улицы молодую пару, что искала комнату. Не дожидаясь, пока мы сядем в машину, они быстро прошли во двор Шатровых.
— Нелегко ей даются деньги, — сказала Гранская.
— Добрая душа, — подтвердил я. — Легко любить пригожих да удачливых… Главное, ведь Евгений чужой ей, а как она печётся о нем.
Инга Казимировна кивнула. Мы долго ехали молча. Что она думает о деле, я пока не спрашивал.
— Захар Петрович, — вдруг сказала Гранская, — поедем через микрорайон. Я хочу зайти к Максимовой домой. Мне сказали, что у неё сегодня отгул.
— Пожалуйста.
Мы подбросили следователя, и я поехал в прокуратуру.
Гранская вернулась от Максимовой к концу рабочего дня.
— Ну, что новенького? — поинтересовался я.
— Оказывается, мы с ней хорошо знакомы, — сказала Инга Казимировна, кладя на стол бритвенный прибор в красивом прозрачном футляре.
Я с удивлением посмотрел на футляр, но ничего не сказал. Объяснит сама. А Гранская продолжала:
— У Галины золотые руки. Жаль, редко выбираюсь к ней. Между прочим, попасть к ней не очень-то легко…
Я вспомнил, что Максимова — парикмахер.
— Значит, разговор был задушевный?
— Очень. Бедная девушка. Не везёт ей с мужчинами.
— Влюблена?
— Ещё как. Готова за Лугового…
— Лже-Лугового, — поправил я.
— Готова за ним хоть сейчас на край света. И надо же было именно ей…
— А что?
— Была уже замужем. Целый год. Все было в точности так же. И заверения, и обещания. А как-то пришла с работы, а на столе записка… Вот и все… Лже-Луговой обещал жениться на ней. Может, и хорошо, что все кончилось так быстро.
— Чем же он так её заворожил? — полюбопытствовал я.
— Развитой, говорит, интеллигентный…
— Может, деньги привлекли?
— Нет. Своего бывшего мужа она содержала сама. Покупала самую дорогую обувь, костюмы, рубашки…
— А у Лже-Лугового были деньги?
— Она об этом не задумывалась. Говорит, не очень её баловал.
— А что это? — все же не удержался я и показал на футляр с бритвенным прибором.
— Эта бритва осталась у Максимовой от мужа. А Михаил оставался у неё…
— Лже-Михаил, — опять поправил я.
— Пусть так. Он очень следил за собой. По утрам обязательно брился. Я подумала, чем черт не шутит…
— Да, действительно вдруг остались отпечатки.
— Ну вот, собственно, и все… Да, может быть, нам лучше сдать деньги в банк? Все-таки сумма…
— Смотрите сами.
— Возьмём квитанцию. Если выяснится, кому они принадлежат, или объявится хозяин, получит назад. Деньги ведь все одинаковые.
— Конечно, пусть крутятся в обороте государства. Я не возражаю.
— Завтра допрашиваю Шатрова. Хотите присутствовать?
— Когда?
— С утра.
— К сожалению, не могу. Кстати, запишите допрос на магнитофон. Никулин говорит, путается парень.
…На следующий день с утра я ездил по делам общего надзора в колхоз и, возвратившись, застал Гранскую за странным занятием.
В её кабинете на обоих столах были разложены деньги. За одним столом сидела Гранская, за другим — Вероника Савельевна, мой секретарь. Обе женщины тщательно осматривали каждую купюру.
— Вот одна, — сказала Вероника Савельевна, показывая пятидесятирублевку. — ОМ 3906141.
— Отложите её, — сказала Инга Казимировна.
Я не стал ничего спрашивать и молча наблюдал за их действиями.
— Все, — сказала Гранская. — У меня нет. Значит, у вас.
Она подошла к Веронике Савельевне и стала следить, как та перекладывает купюры из одной кучки в другую.
— Есть! — секретарша протянула следователю ассигнацию.
Гранская повертела её в руках. Взяла ранее отложенную. Сравнила.
— Да, действительно, номер одинаковый…
— Объясните, пожалуйста, в чем дело? — заинтересовался я.
— Вот, смотрите. — Гранская протянула мне две пятидесятирублевки. — На них одинаковые номера.
— И как вы обнаружили это? — удивился я.
— Я дала Веронике Савельевне перепечатать список номеров ассигнаций, который нам представили из милиции вместе с вещественными доказательствами. Я сегодня собиралась сдать деньги в банк.
— Наверное, копирка у них была старая. Намучилась я. Каждую буковку и цифру разбирала. И мне показалось, что один раз этот номер я уже печатала. Посмотрела, действительно уже встречался, — пояснила секретарь.
— Мы сначала решили, что их машинистка ошиблась. Нет. Два одинаковых билета, — сказала Гранская.
— Все-таки есть поддельная ассигнация! — вырвалось у меня.
— Да. Дым не без огня. Значит, нужна новая экспертиза. Пошлём на проверку все деньги, а не выборочно, — подытожила Гранская, складывая ассигнации в чемодан. — Вероника Савельевна у нас сегодня герой дня.
Секретарша засмущалась и вышла.
— Все-таки что за разговор был у лже-Лугового с Шатровым?
— Хотите послушать показания Шатрова?
— Давайте.
Инга Казимировна достала из сейфа кассету, заправила в магнитофон. Я устроился поудобнее. Лента закрутилась.
… — С чего у вас с Луговым возник разговор о деньгах? — раздался голос следователя.
— Точно не помню, — чуть помедлив, ответил Шатров.
— А все же?
— Попросил я у него пару раз взаймы. Он отказал. Мать ему запретила давать мне.
— Почему?
— Ну, чтобы я меньше пил.
— Вы знали, что у него имеется много денег?
Шатров долго молчал.
— Знали или нет?
— Откуда? Нет, не знал.
— Луговой не говорил вам, где работает, чем занимается, откуда сам?
— Говорил, родители в Ленинграде. А чем занимается, не знаю.
— Целый месяц у вас жил человек, почти вашего возраста, и у вас не возникло разговора об этом?
— Я спрашивал, кто он по специальности. Смеётся. И жнец, говорит, и швец, и на дуде игрец… А чего мне лезть к нему в душу?
— В какой форме Луговой предложил вам заниматься изготовлением фальшивых денег?
— Не пил он. А тут вдруг утром зазывает меня к себе и спрашивает: выпить хочешь? Я как раз гудел…
— Что?
— Ну, запил… С похмелья был. Сели мы, он вынимает бутылку, колбасу. Я сбегал, нарвал редиски, луку. Выпили. Он мне говорит, мол, если хочешь иметь деньги, давай ко мне в артель. Я спросил, что за артель. Он говорит: деньги делать. Я их так, говорит, делаю, что в банке от настоящих не отличат… Я думал, шутит он, смеётся надо мной. Открывает он чемодан, а там полно сотенных и пятидесяток… Хоть я уже и того был, а сам думаю: надо держать ухо востро. Мишка мало пьёт, все мне подливает…
— Когда произошёл этот разговор?
Шатров помедлил с ответом. Потом сказал:
— Ну, раньше. За день.
— Раньше чего?
— За день раньше, как Мишка сбежал.
— Почему вы думаете, что он сбежал?
— Ну, пропал. Нету же его…
— Хорошо. Значит, вы говорите, что Луговой предложил вам делать деньги накануне своего исчезновения. Так?
— Да. Я ответил, что подумать надо. Он говорит: правильно, мол, подумай… А я это нарочно сказал, чтобы он не того…
— В каком смысле «не того»?
— А кто его знает, что он мог мне сделать, если бы я сразу отказался…
— Понятно. Дальше.
— Оделся он. Ушёл. Я был, конечно, на взводе. Думаю, надо в милицию идти. Но ведь не поверят, потому как выпивши я. А делать что-то надо. Взял я из его комнаты чемоданчик, отнёс в голубятню. Правда, взял одну сотенную, чтобы проверить, фальшивая или нет. Здорово на настоящую похожа. Ну, и не удержался я… Не помню даже, как меня мать домой притащила.
— Значит, что было в этот день, вы больше ничего не помните?
— Отключился… А назавтра утром Мишка будит меня. Спрашивает, где деньги. Я сказал, что знать ничего не знаю. Он говорит: ладно, опохмелись, потолкуем. И опять про деньги спрашивает. Дураком обозвал, сказал, что мы можем вместе с ним столько денег сделать — завались. Я тяну резину, а сам думаю, как бы улизнуть, сообщить куда следует. Мать опередила меня… Но я в тот же день заявил бы…
Гранская задумчиво выключила магнитофон.
— Вас что-то смущает? — спросил я.
Она ответила не сразу.
— Понимаете, в чем дело… По словам Евгения Шатрова, квартирант поил его дважды. За день до обыска и в день обыска. А старушка, его мать, показала, что она помнит только одну их совместную выпивку — в день обыска.
— Ну и?..
Инга Казимировна пожала плечами.
— Будем работать. Орешек крепкий.
В том, что орешек действительно крепкий, убедиться пришлось довольно скоро.
Через несколько дней после этого разговора были получены результаты двух экспертиз — повторной ассигнаций и дактилоскопической. Гранская и Коршунов пришли ко мне.
В первом пакете, который протянула мне следователь, была вложена дактилокарта с тремя фотографиями. Две в профиль и одна анфас. Фотографии изображали молодое мужское лицо. С крупным чувственным ртом, умными глазами. В волосах заметно выделялась белая прядь.
— Гребцов Олег Михайлович, — сказала Гранская. — Тридцать два года. Отбывал наказание в колонии за хищение государственной собственности. Три с половиной месяца тому назад отбыл срок и освобождён.
— Вот что значит бриться чужой бритвой, — сказал Коршунов. И я не понял, шутит он или нет. А старший лейтенант продолжал: — Объявили всесоюзный розыск. Родные его живут не в Ленинграде, а в Липецке.
— Крупное хищение? — поинтересовался я.
— Я запросила дело, — ответила Гранская.
— Помимо Максимовой, других связей в городе не обнаружили?
— Пока нет, — сказал Коршунов. — Но работу в этом направлении продолжаем.
— Хорошо.
— Теперь второе, Захар Петрович. — Гранская достала другой пакет. — Результаты исследования денег. Из двух билетов достоинством в пятьдесят рублей с одинаковым номером один оказался поддельным.
— Фальшивым? — уточнил я.
— В том-то и дело, что нет. Обе ассигнации настоящие. Только на одной из купюр цифры подрисованы.
Она достала две фотографии. На них крупно увеличено «ОМ 3906141». На одной цифры 9 и 4 обведены кружком.
— Таким образом, — продолжала Гранская, — цифры 9 и 4 на одной ассигнации подрисованы. Другая купюра без всяких дефектов.
— Значит, деньги не фальшивые? — удивился я. — Только в одной ассигнации подогнаны цифры, чтобы номер совпал с другой. Правильно я понял?
— Правильно, — кивнула Гранская. — Но это ещё не все. — Она достала ещё одну фотографию. На ней номер «ГВ 7052194». Буква В, цифры 7 и 5 тоже обведены кружочками. — Это сотня. — Гранская приложила к фотографии ассигнацию. — Подделаны уже две цифры и буква. Сам же билет настоящий.
— А пары к нему нет?
— Нет. Все остальные деньги без подделок.
— Да, я совершил ошибку, когда послал на экспертизу деньги выборочно, а не все сразу, — вздохнул Коршунов.
— Не огорчайтесь, Юрий Александрович. Я чуть не сделала ещё более серьёзный промах — хотела сдать их в банк, — улыбнулась Гранская.
— Что бы могла значить вся эта петрушка? Зачем понадобилось портить настоящие деньги? — задал я вопрос.
— Вот это и остаётся пока загадкой, — ответила Гранская. — Я думаю, самим нам трудно будет во всем этом разобраться. Наверное, придётся Юрию Александровичу поехать в область и обратиться в научно-технический отдел. Просмотреть все, что связано с денежными махинациями, с подделкой ценных бумаг.
— Будет исполнено, — откликнулся Коршунов.
— Это правильно, — сказал я. — И все-таки, Инга Казимировна, какая-нибудь версия у вас есть?
— То есть даже ума не приложу, — призналась Гранская. — Если бы не эти две поддельные купюры!..
Я усмехнулся.
— Вот-вот, вы сейчас скажете: отгадка — ключ ко всей истории. — Гранская и не собиралась скрывать иронию.
— Не скажу. Вы это сами сказали, — в тон ей ответил я.
— Спасибо на добром слове… Честно, будь все деньги без изъяна, можно было бы строить различные предположения: лже-Луговой убит или сбежал, боясь разоблачения… Да мало ли ещё. Или деньги фальшивые. Тоже легче… А у вас ничего?
— Как и у вас, — засмеялся я.
— Юрий Александрович? — повернулась Гранская к старшему лейтенанту.
Тот солидно помолчал.
— Хитро больно, — произнёс он. — Прямо какой-то научно-технический эксперимент… Однако зачем было парню бежать от таких денег? Он ведь наверняка знал, что они настоящие.
— Так ведь Шатров их спрятал, — сказала Гранская.
— Вот и я говорю. Пропали деньги, пропал и Луговой-Гребцов.
— Улавливаю, — кивнула следователь. — Он исчез после того, как лишился денег. А не вместе с ними…
— Убийство вы отрицаете? — спросил я.
— Нет. Но если и совершено, то только не Шатровым. Совершенно пьяный… Убить, возможно, и убил бы, но скрыть следы…
— Хорошо, — сказал я, — не будем гадать.
— Вот именно, Захар Петрович. Всесоюзный розыск, мы здесь… Подождём. Ничего не попишешь…
С тем мы и разошлись.
Коршунов поехал в область. Потом в Липецк, к родным Лугового-Гребцова. Всесоюзный розыск результатов пока не дал. Связи в городе, помимо Максимовой, установлены не были. И поэтому Гранская отправилась в колонию, где отбывал наказание квартирант Шатровых.
В её отсутствие позвонили с завода и сказали, если Гранская действительно хочет у них работать, пусть оформляется немедленно. Я отправился к директору. Получилось так, что бывший начальник отдела кадров неожиданно срочно совсем уехал из города: нашёл обмен на квартиру где-то у моря.
Я стал объяснять директору, что Инга Казимировна будет буквально через несколько дней, просил подождать и, к своему удивлению, встретил странное упорство. Сейчас или никогда.
Я уже проклинал себя за то, что Инга Казимировна лишается места, на которое стремилась. Я пошёл к секретарю райкома. Лишь после его вмешательства директор завода смягчился.
Можно представить, с каким настроением я встретился с Гранской, когда она вернулась из командировки. И удивился, когда она, выслушав меня с олимпийским спокойствием сказала:
— Спасибо вам большое за хлопоты. Я съезжу на завод. Думаю, все будет в порядке.
— О чем речь! — воскликнул я. — Немедленно сдавайте все дела и оформляйтесь.
— Гоните, — сказала Инга Казимировна.
Я растерялся. Вроде бы шутит? Что-то не похоже.
— Я вас не понимаю…
— Захар Петрович, надо закончить дело.
— Я не хочу, чтобы вы… Это дело, потом другое, третье… Закончим без вас.
Она неожиданно улыбнулась.
— Если бы я не проработала с вами столько лет…
— Так вы что, не хотите на завод?
— Хочу.
— В чем же дело? — Я окончательно был сбит с толку.
— Если я им нужна, подождут… Вас интересуют результаты моей поездки?
— Конечно, — буркнул я, удивляясь её спокойствию. Потом подумал, что она просто не представляет, какие тут страсти бушевали вокруг неё.
— Так вот, результаты не очень важные. — Это она уже сказала с грустью.
— И все же?
— Интерес представил, пожалуй, только заключённый Кирьянов. Бывший доцент. Они вместе с Гребцовым активно участвовали в художественной самодеятельности.
— За что он сидит?
— Брал взятки с абитуриентов.
— Что он сообщил?
— Говорит, что с Гребцовым было интересно общаться. Оба они, мол, интеллигентные люди. Доцент — химик по специальности. Этот — закончил три курса мединститута.
— Значит, наш разыскиваемый почти врач… И что они делали в художественной самодеятельности? Пели? Танцевали?
— Нет. Они показывали фокусы, забавные химические опыты.
— Гребцов ещё и в химии разбирался?
— Не очень, как сказал доцент. Гребцов хорошо знал психологию зрителей. Какая там, в сущности, химия? Примитив. Чем нас удивляли в школе? Всякие фейерверки, изменение цвета… Но доцент говорит, что Гребцов придумывал эффектные трюки. А после Кирьянов читал популярные лекции о химии. Когда Гребцов вышел на волю, доцент очень сокрушался, что не мог найти другого такого напарника.
— Значит, как говорится, зарыл свой талант в землю… Ещё что?
— Больше ничего… А что у Коршунова?
— Пока не вернулся.
— А чем пока заняться мне?
— Идите на завод.
— Зайду. Сегодня же.
…А когда мы встретились на другой день, Гранская сказала, что виделась с директором. Все якобы улажено. Она проштудировала дело, по которому проходил Гребцов и которое поступило к нам в её отсутствие.
— Ну и разносторонний парень этот Гребцов, — покачала головой Инга Казимировна. — Вот за что он сидел. На заводе автомобильных и тракторных запчастей действовала шайка расхитителей. Гребцов работал в отделе сбыта. И «по совместительству» помогал сбывать краденую продукцию частным лицам. На его долю в общей сложности пришлось около четырех тысяч рублей. Большую часть из них конфисковали.
— Таким образом, от этой операции он не мог укрыть большую сумму?
— Ни в коем случае.
В это время за окном раздался скрип тормозов. Мы с Гранской выглянули в окно.
Из милицейского «газика» выскочил Коршунов и быстро зашёл в подъезд прокуратуры.
— Удивительно: Юрий Александрович спешит, — сыронизировал я.
— Да, слишком уж энергично, — улыбнулась следователь.
Через мгновение старший лейтенант был уже в дверях:
— Разрешите?
— С хорошими новостями или нет? — полушутливо спросил я.
— Луговой-Гребцов задержан в Ленинграде, — сказал Коршунов.
— Все-таки Ленинград! А мы вас уже заждались, — сказала Гранская.
— Задержался… Вышли на него через тётку. Там проживает.
— Это новость номер один, Юрий Александрович. Можно вас поздравить.
— Не меня. Всесоюзный розыск.
— Ваше ведомство все-таки, — сказал я. — А что с дензнаками?
— Был я в научно-техническом отделе УВД области. И в Москве.
— Ого! — улыбнулась Гранская.
— Мы вам, говорят, скажем, чем выполнена подделка, каким способом, каким красителем, но с какой целью — увы… Всяческие архивы поднимали. Не то. Наш случай — впервые.
— В историю войдёте, — подбодрил я следователя и старшего лейтенанта.
— Или только в географию, — отшутилась Гранская. — Так у вас все, Юрий Александрович?
— Да как вам сказать, — пожал плечами Коршунов. — Та рыбка или не та… В Лосиноглебске недавно задержан органами милиции подозрительный гражданин. Весь день ходил по магазинам и менял мелкие деньги на сотенные. С большой неохотой соглашался на пятидесятки.
Коршунов замолчал.
— Интересно, — оживилась Гранская. — В чемоданчике больше сотенных билетов… Но Лосиноглебск…
— Он житель нашего города. А до Лосиноглебска час езды. — Коршунов протянул следователю бумажку. — Есипов Илья Митрофанович. Я успел только установить, что в настоящее время он в Зорянске.
— А как вышли на этого Есипова? — спросила Гранская.
— Поговорил я в области с ребятами из угрозыска. Они недавно искали преступника, который менял крупные деньги на мелкие. И в Лосиноглебске наскочили на Есипова, который, наоборот, мелкие обменивал на крупные. Проверили его. Все оказалось в порядке. Пенсионер. Деньги настоящие. Видите ли, блажь у него — иметь только сотенные. Прятать в чулке, что ли, удобнее?
— Вы проверьте его на всякий случай, — сказала Гранская.
— Сделаю. Конечно, с другой стороны, на свете много всяких чудаков…
Допрос Лугового-Гребцова был проведён в прокуратуре. На нем был светлый костюм в полоску, белая рубашка с жёстким воротничком. Вещи сидели отлично. Белая прядь в чубе придавала его лицу несколько романтический вид.
— Как попал к вам паспорт Лугового? — спросила Гранская.
— Нашёл его около почты в Светлоборске, — спокойно ответил арестованный.
— А почему не передали в милицию?
— Это было первым моим желанием. Но чувство самосохранения взяло верх. Бывают же совпадения: я сам потерял паспорт. Вы понимаете, что без паспорта мне очень плохо. Только что вышел из заключения. Попади я в любое отделение милиции, началась бы проверка… И я далеко не уверен, что доверяли бы. Не так ли?
— Надо всегда быть честным.
Гребцов виновато улыбнулся:
— Человек слаб. Я ещё не совсем пришёл в себя после колонии. Конечно, сделал глупость. Но поймите меня…
Взгляд у арестованного был простодушно-открытым.
— Допустим, все это так…
— Так, так, — заверил Гребцов.
— Мы ещё вернёмся к этому вопросу… Откуда у вас появилась крупная сумма денег?
Гребцов некоторое время молчал и вдруг спросил с нескрываемым волнением:
— Вы нашли мои деньги?
— Выходит, была у вас крупная сумма?
— Крупная? — усмехнулся Гребцов, подавив волнение. — Очень. Пятьдесят тысяч.
— Откуда они у вас?
— Выиграл.
— Во что?
— Не по лотерее и не по займу, конечно. В этом смысле мне никогда не везло. За всю жизнь выиграл один рубль. Но зато везуч в другом. — Он сделал жест, будто сдавал карты. — Преферанс, покер. Играю честно.
— Вы утверждаете, что за три с половиной месяца со дня выхода на свободу смогли выиграть пятьдесят тысяч?
— Не очень скромно хвалиться, но это так.
— Смотрите-ка, какие у вас способности, — вставил я. — И врачом вы почти были, в карты мастак, гений, можно сказать, артистом оказались незаурядным, химией увлекаетесь…
— Какая химия? — испуганно дёрнулся Гребцов. — Я вас не понимаю, гражданин прокурор.
Я удивился: он вдруг потерял самообладание.
— В местах заключения разве не занимались? — спросила Гранская.
Гребцов посмотрел на неё, на меня. И уже спокойно, с улыбкой сказал:
— А, в колонии… Не люблю грустных воспоминаний.
— Так, — продолжила Гранская. — Вы можете вспомнить, с кем и где вы играли?
— Во-первых, всех, конечно, не вспомню. Во-вторых, это не по-джентльменски, — снова улыбнулся Гребцов. — Но так как мы не в английском клубе, я нарушу правила. Дайте мне бумагу, ручку и некоторое время.
— Хорошо, все это будет вам предоставлено, — спокойно сказала Гранская.
— Где ваши деньги?
— У меня их украли.
— Где, когда, кто?
— В доме Шатровых. Накануне моего отъезда из этого досточтимого города.
— Где вы хранили их?
— У себя в комнате. В небольшом чемоданчике. Причём на видном месте. Не прятал.
— Почему вы не боялись оставлять их?
— Хозяйка моя — честнейший человек. Мне казалось, что и сын её тоже. Ну, а от других… По-моему, если вещь лежит на видном месте, то украсть её не очень хочется.
— Область психологии?
— Увы, — печально сказал Гребцов, — я упустил из виду, что даже самые глобальные законы имеют исключения.
— О чем у вас с Евгением Шатровым был разговор накануне вашего отъезда из Зорянска?
— Накануне у нас не было никакого разговора. Я не ночевал дома. А когда возвращался часов в пять вечера, увидел Шатрова возле буфета у водокачки. Полные руки Скомканных трояков, пятёрок. Поит дружков. Откуда бы у пьяницы могло быть столько денег? Я почувствовал неладное. Пришёл домой, сказал бабе Тоне. Она пошла за Евгением. Я схватился — чемоданчика нет. Искал, не нашёл. А тут старуха тащит своего сынка… Ну, на следующее утро я ставлю ему выпивку и спрашиваю прямо, где чемоданчик. Мне показалось, что Шатров растерялся, не знает, что и ответить. Тогда я применил уловку, сказал, что якобы деньги фальшивые. И предложил вместе заняться подделкой… Думал испугается и вернёт чемодан с деньгами.