— Советую вам передать инспектору свой носовой платок, которым вы только что вытирали лоб.
— Какой платок?
Мартино машинально вытащил из кармана носовой платок и передал его Чану.
Чан расстелил его на столе, достал лупу и внимательно осмотрел. Проведя пальцем по ткани, он поднял голову и сказал:
— Странно, в платке я обнаружил осколки стекла. Как вы объясните это обстоятельство, мистер Мартино?
Режиссер поднялся и уставился на платок. Лицо его стало серьезным.
— Я не могу ответить на ваш вопрос, — сказал он. — Более того, я не могу понять, как попал этот платок ко мне в карман.
Чан пристально смотрел на него.
— Это не ваш платок?
— Нет, — решительно заявил режиссер. — Я обычно ношу при себе два платка — один в наружном кармане, — он указал на платок, видневшийся в кармане смокинга, — другой — вот здесь, — Мартино вытащил из внутреннего кармана второй платок. — Как видите, третий платок лежал у меня в брючном кармане. Совершенно случайно я опустил руку в карман, достал платок и машинально вытер им лоб. Но смею вас уверить, этот платок не принадлежит мне, и я понятия не имею о том, как он попал ко мне в карман.
— Малоправдоподобное объяснение, — насмешливо заметил Тарневеро.
— Дорогой Тарневеро, — ответил режиссер, — если бы вы сняли столько фильмов, сколько я, то знали бы, что правда порой бывает гораздо более невероятной, чем любой вымысел.
Он еще раз осмотрел платок.
— Смотрите, инспектор, здесь в углу имеется отметка прачечной.
— Я вижу, — сказал Чан и указал на крошечную, выведенную чернилами букву «Б».
Он задумчиво перевел взгляд на Вильки Баллоу, который, не сводя глаз с режиссера, вытащил из кармана носовой платок и вытер лоб.
Глава 10
Глава 11
Глава 12
— Какой платок?
Мартино машинально вытащил из кармана носовой платок и передал его Чану.
Чан расстелил его на столе, достал лупу и внимательно осмотрел. Проведя пальцем по ткани, он поднял голову и сказал:
— Странно, в платке я обнаружил осколки стекла. Как вы объясните это обстоятельство, мистер Мартино?
Режиссер поднялся и уставился на платок. Лицо его стало серьезным.
— Я не могу ответить на ваш вопрос, — сказал он. — Более того, я не могу понять, как попал этот платок ко мне в карман.
Чан пристально смотрел на него.
— Это не ваш платок?
— Нет, — решительно заявил режиссер. — Я обычно ношу при себе два платка — один в наружном кармане, — он указал на платок, видневшийся в кармане смокинга, — другой — вот здесь, — Мартино вытащил из внутреннего кармана второй платок. — Как видите, третий платок лежал у меня в брючном кармане. Совершенно случайно я опустил руку в карман, достал платок и машинально вытер им лоб. Но смею вас уверить, этот платок не принадлежит мне, и я понятия не имею о том, как он попал ко мне в карман.
— Малоправдоподобное объяснение, — насмешливо заметил Тарневеро.
— Дорогой Тарневеро, — ответил режиссер, — если бы вы сняли столько фильмов, сколько я, то знали бы, что правда порой бывает гораздо более невероятной, чем любой вымысел.
Он еще раз осмотрел платок.
— Смотрите, инспектор, здесь в углу имеется отметка прачечной.
— Я вижу, — сказал Чан и указал на крошечную, выведенную чернилами букву «Б».
Он задумчиво перевел взгляд на Вильки Баллоу, который, не сводя глаз с режиссера, вытащил из кармана носовой платок и вытер лоб.
Глава 10
«ШЕЙЛЕ ОТ ДЕННИ»
Чан снова обратился к Мартино:
— Может быть, вы сообщите мне какие-нибудь сведения о том, как этот платок попал к вам?
Режиссер задумался.
— Когда я выходил из столовой, мне показалось, что кто-то коснулся моего кармана.
— Кто находился в тот момент поблизости от вас?
— На этот вопрос трудно ответить. Все мы стояли очень близко друг от друга…
Он умолк и взглянул на Тарневеро.
— Во всяком случае, мне помнится, Тарневеро находился около меня.
— Вы подозреваете меня? — холодно осведомился тот.
— Нет. Я не имею достаточных оснований, чтобы…
— Я полагаю, вы были бы счастливы, если бы могли обосновать свои подозрения, — бросил Тарневеро.
Мартино рассмеялся.
— Совершенно верно, милейший. Вы знаете, что я недолюбливаю вас. Если бы это зависело от меня, то вам уже давно пришлось бы оставить Голливуд.
— Но так как это не в вашей власти, то вы ограничились тем, что обегали весь Голливуд и тайком попытались восстановить всех женщин против меня.
— Почему тайком? Я делал это совершенно открыто, и вам об этом было известно. Я просто советовал им держаться от вас подальше.
— Почему?
— Мне не нравится выражение ваших глаз. Что вы сегодня сообщили бедной Шейле? И что она поведала вам?
— Во всяком случае, не с вами я буду говорить об этом. Если не ошибаюсь, вы в одиночестве пребывали на пляже в момент убийства?
— Не щеголяйте своим алиби! — воскликнул Мартино. — Откуда оно у вас? Уж не держали ли вы его про запас, заглянув в будущее?
— Ну-ну, господа, — вмешался Чан. — Я вижу, у всех вас нервы напряжены до предела, и рад возможности положить конец вашим мучениям. Я вас больше не задерживаю.
Все, как по команде, бросились в холл.
— На прощание позвольте сказать, что никто из вас не должен делать попыток к отъезду, — бросил им вдогонку инспектор. — И я полагаю, вам ясно, что всякая попытка уехать возбудит подозрения против этого лица. Наслаждайтесь красотами этого райского уголка. Кстати, вашим гидом может быть мистер Бредшоу.
— Да, — кивнул Джим. — Ничего не может быть лучше грез под пальмами. Если в других странах воют снежные бури…
— Это в июле-то? — насмешливо осведомился ван Горн.
Первыми удалились супруги Баллоу, за ними ван Горн, Мартино и Джейнс. Бредшоу отправился в столовую, где шептались Диана и Юлия, оставив Тарневеро с глазу на глаз с Чаном.
— Примите мои соболезнования, — сказал на прощание прорицатель, — вы стоите перед неразрешимой загадкой.
— А как же ваша помощь? — удивился инспектор.
Тарневеро покачал головой.
— Боюсь, вы переоцениваете мои возможности. Конечно, я в вашем распоряжении. Когда буду иметь удовольствие снова увидеть вас?
— Я повидаю вас завтра утром, — ответил Чан, — и мы сможем переговорить обо всем. Быть может, за ночь вам придет какая-нибудь новая мысль, и тогда…
— Я попытаюсь быть вам полезным.
С этими словами Тарневеро удалился. Некоторое время Чан задумчиво смотрел ему вслед.
— Мисс Диксон, вы позволите еще раз побеспокоить вас? — спросил он, входя в столовую. — Я прошу вас подняться со мной наверх и показать комнаты. Прежде чем уйти, мне надо кое в чем убедиться.
— Прошу вас, — ответила Диана. — Только начните, пожалуйста, осмотр с моей комнаты. Я очень устала и хочу спать.
Когда Диана с Чаном ушли, Юлия беспомощно опустилась в кресло.
— Бедное дитя! — прошептал Джим.
— Джим, как все это ужасно!
— Юлия, ведь вы были ближе Шейле, чем любой из нас. Неужели вы не можете предположить, кто это мог сделать?
Она покачала головой.
— Не могу себе представить. Разумеется, у Шейлы были недоброжелатели — они имеются у всех людей, на долю которых выпадает успех. Ей завидовали, быть может, кое-кто ненавидел ее. Но убить…
— Юлия, на мгновение забудьте о том, что случилось. Подумайте о себе. Что теперь будет с вами? Что вы будете делать?
— О… Думаю, что уеду в Чикаго или в Сан-Франциско. Я ведь училась в театральной студии в Чикаго, мои родители были актерами. Мама мне не раз говорила, что ее родина Сан-Франциско. Там у меня живет бабушка. Может быть, стоит поехать к ней и попытаться получить там какую-нибудь работу, например, секретарши или стенографистки.
— А если бы я попросил вас остаться здесь?
Юлия молчала.
— Быть может, вас удивила моя прямота, — сказал Джим. — Я люблю вас, и прежде чем вы решите написать своей бабушке о том, что собираетесь к ней поехать, я прошу вас подумать о моем предложении. Юлия, дорогая, вы обещаете это?
— Да, Джим.
— Пока этого достаточно, — сказал он и улыбнулся, увидев спускающегося по лестнице инспектора.
— Итак, Чарли, вы готовы? Я сегодня без машины и буду рад, если вы захватите меня с собой.
— Да, конечно, — ответил Чан. — Еще несколько минут, и едем.
В комнату поспешно вошла горничная.
— Сэр, мисс Диксон сказала, что вы хотите поговорить со мной, — обратилась она к Чану.
Он кивнул.
— О, сущие пустяки. Вы сказали, что с руки мисс Фен пропало кольцо с изумрудом.
Юлия затаила дыхание.
— Скажите, это и есть исчезнувшее кольцо? — спросил Чан, показывая платиновое кольцо с великолепным изумрудом.
— Да, это оно, — ответила Анна.
Чан повернулся к Юлии.
— Мне очень жаль, что я принужден побеспокоить вас, но, может быть, вы объясните мне, каким образом это кольцо оказалось в ящике вашего туалетного столика?
Джим удивленно уставился на Юлию.
— Я очень сожалею, что мне приходится спрашивать у вас об этом, но это обстоятельство требует разъяснения, — продолжал инспектор.
— Все очень просто, — прошептала Юлия.
— Разумеется, — Чан наклонил голову, — теперь остается услышать от вас, в чем заключается эта простота.
— Видите ли… — нерешительно сказала девушка. — Я буду с вами совершенно откровенна. У Шейлы не было денег. Деньги не имели для нее никакого значения, они просачивались у нее сквозь пальцы, как вода. И, разумеется, она вернулась с Таити без копейки.
— А гонорар за фильм? — удивился Чан.
— Эти деньги она давным-давно истратила. Приехав сюда, она сказала мне, что очень нуждается в деньгах и попросила продать это кольцо. Я должна была еще днем сходить к ювелирам, но отложила это поручение, потому что была от него далеко не в восторге. Я решила, что пойду завтра.
Чан размышлял.
— Мисс Фен дала вам кольцо сразу после прибытия в Гонолулу? И оно все время находилось у вас?
— Она отдала мне кольцо сегодня утром, и я положила его в ящик своего туалетного столика.
— Это все, что вы можете мне сказать?
— Да.
Юлия была готова расплакаться.
Чан обратился к горничной:
— Вы можете идти.
— Слушаюсь, — ответила Анна и, бросив многозначительный взгляд на Юлию, вышла.
Чарли вздохнул, по-видимому, и его начинала одолевать усталость. Он поднес кольцо к свету и внимательно осмотрел его. "На внутренней его стороне была надпись: «Шейле от Денни».
Находилась ли смерть Денни Майо в какой-нибудь связи с гибелью Шейлы?
Обернувшись, Чарли увидел, что Юлия беззвучно плачет. Бредшоу тщетно пытался успокоить ее.
— Юлия, дорогая, Чарли верит вам! Не так ли, Чарли?
— Разве я смею сомневаться? Уверяю вас, мисс Юлия, меня гораздо в большей степени заботит ваше состояние. Мистер Бредшоу и я сейчас уедем и вы сможете отдохнуть. Желаю вам от всего сердца спокойной ночи.
С этими словами инспектор вышел, Бредшоу кивнул Юлии и последовал за ним. Джессуп, закрывая за ними дверь, с трудом сдерживал зевоту.
На дорожке стояла машина Чана. Он тяжело плюхнулся на сиденье и открыл дверцу Джиму.
— Очень трудное дело, — заметил после некоторого молчания Бредшоу.
Чан кивнул.
— Я почти ничего не добился, — сказал он.
— Как бы там ни было, но в одном я уверен, — решительно заявил юноша.
— В чем именно?
— В том, что Юлия абсолютно непричастна к этому делу.
Чан улыбнулся.
— Ваши слова порождают в моей душе воспоминания.
— О чем?
— О молодости, о любви. Разумеется, с тех пор прошло немало времени — я отец уже одиннадцати детей, но воспоминания еще живут во мне. Я тоже тогда витал в облаках.
— Уверяю вас, я сужу совершенно беспристрастно.
— В таком случае мне остается прийти к выводу, что луна на Гавайях нуждается в том, чтобы ее срочно отправили в починку, Она утратила свою волшебную силу.
Чан затормозил перед зданием редакции. Выходя из машины, Джим бросил на инспектора украдкой взгляд и спросил:
— Я полагаю, что пока не смогу получить его обратно?
— Нет, к сожалению, — ответил Чан.
— О чем вы, собственно говорите? — невинно осведомился Джим.
— О том же самом, о чем и вы, — усмехнулся Чан.
— Я имел в виду мой носовой платок, который вы забрали у Мартино.
— И я тоже его имел в виду.
— Так вы знали, что платок принадлежит мне?
— Да. У него в уголке есть маленькая метка — буква «Б». К тому же у вас не было платка, которым вы могли стереть пот со лба. Я восхищался вашим самообладанием. Вы полагаете, что платок был вытащен у вас из кармана?
— Я полагаю, что это было именно так.
— И когда это случилось?
— Не знаю. Должно быть, пока я был в воде.
— Вы в этом уверены?
— Во всяком случае, это единственное объяснение, которое приходит мне в голову.
— А почему вы не сообщили мне об этой пропаже?
— Во-первых, я не сразу это обнаружил, во-вторых, не придал этому значения, в-третьих, мне не хотелось быть в центре внимания. Но позвольте мне взглянуть на платок.
Чан протянул Джиму носовой платок.
— Да, действительно мой, — сказал Бредшоу, рассматривая платок. — Эта история становится все более загадочной.
Чан забрал у него платок и спрятал в карман.
— Как видите, у меня есть основания препроводить вас немедленно в тюрьму.
— Не шутите так, — сказал Джим. — Поверьте, я не убивал мисс Фен.
Помолчав, он добавил:
— Этот платок мог бы мне пригодиться еще сегодня.
— И мне тоже, — улыбнулся Чан.
— Ну что же… До встречи, Чарли!
— До свидания. Только прошу вас не говорить ни с кем об этом платке, в противном случае мне придется принять кое-какие меры.
— Хорошо. Это останется нашей тайной.
— Может быть, вы сообщите мне какие-нибудь сведения о том, как этот платок попал к вам?
Режиссер задумался.
— Когда я выходил из столовой, мне показалось, что кто-то коснулся моего кармана.
— Кто находился в тот момент поблизости от вас?
— На этот вопрос трудно ответить. Все мы стояли очень близко друг от друга…
Он умолк и взглянул на Тарневеро.
— Во всяком случае, мне помнится, Тарневеро находился около меня.
— Вы подозреваете меня? — холодно осведомился тот.
— Нет. Я не имею достаточных оснований, чтобы…
— Я полагаю, вы были бы счастливы, если бы могли обосновать свои подозрения, — бросил Тарневеро.
Мартино рассмеялся.
— Совершенно верно, милейший. Вы знаете, что я недолюбливаю вас. Если бы это зависело от меня, то вам уже давно пришлось бы оставить Голливуд.
— Но так как это не в вашей власти, то вы ограничились тем, что обегали весь Голливуд и тайком попытались восстановить всех женщин против меня.
— Почему тайком? Я делал это совершенно открыто, и вам об этом было известно. Я просто советовал им держаться от вас подальше.
— Почему?
— Мне не нравится выражение ваших глаз. Что вы сегодня сообщили бедной Шейле? И что она поведала вам?
— Во всяком случае, не с вами я буду говорить об этом. Если не ошибаюсь, вы в одиночестве пребывали на пляже в момент убийства?
— Не щеголяйте своим алиби! — воскликнул Мартино. — Откуда оно у вас? Уж не держали ли вы его про запас, заглянув в будущее?
— Ну-ну, господа, — вмешался Чан. — Я вижу, у всех вас нервы напряжены до предела, и рад возможности положить конец вашим мучениям. Я вас больше не задерживаю.
Все, как по команде, бросились в холл.
— На прощание позвольте сказать, что никто из вас не должен делать попыток к отъезду, — бросил им вдогонку инспектор. — И я полагаю, вам ясно, что всякая попытка уехать возбудит подозрения против этого лица. Наслаждайтесь красотами этого райского уголка. Кстати, вашим гидом может быть мистер Бредшоу.
— Да, — кивнул Джим. — Ничего не может быть лучше грез под пальмами. Если в других странах воют снежные бури…
— Это в июле-то? — насмешливо осведомился ван Горн.
Первыми удалились супруги Баллоу, за ними ван Горн, Мартино и Джейнс. Бредшоу отправился в столовую, где шептались Диана и Юлия, оставив Тарневеро с глазу на глаз с Чаном.
— Примите мои соболезнования, — сказал на прощание прорицатель, — вы стоите перед неразрешимой загадкой.
— А как же ваша помощь? — удивился инспектор.
Тарневеро покачал головой.
— Боюсь, вы переоцениваете мои возможности. Конечно, я в вашем распоряжении. Когда буду иметь удовольствие снова увидеть вас?
— Я повидаю вас завтра утром, — ответил Чан, — и мы сможем переговорить обо всем. Быть может, за ночь вам придет какая-нибудь новая мысль, и тогда…
— Я попытаюсь быть вам полезным.
С этими словами Тарневеро удалился. Некоторое время Чан задумчиво смотрел ему вслед.
— Мисс Диксон, вы позволите еще раз побеспокоить вас? — спросил он, входя в столовую. — Я прошу вас подняться со мной наверх и показать комнаты. Прежде чем уйти, мне надо кое в чем убедиться.
— Прошу вас, — ответила Диана. — Только начните, пожалуйста, осмотр с моей комнаты. Я очень устала и хочу спать.
Когда Диана с Чаном ушли, Юлия беспомощно опустилась в кресло.
— Бедное дитя! — прошептал Джим.
— Джим, как все это ужасно!
— Юлия, ведь вы были ближе Шейле, чем любой из нас. Неужели вы не можете предположить, кто это мог сделать?
Она покачала головой.
— Не могу себе представить. Разумеется, у Шейлы были недоброжелатели — они имеются у всех людей, на долю которых выпадает успех. Ей завидовали, быть может, кое-кто ненавидел ее. Но убить…
— Юлия, на мгновение забудьте о том, что случилось. Подумайте о себе. Что теперь будет с вами? Что вы будете делать?
— О… Думаю, что уеду в Чикаго или в Сан-Франциско. Я ведь училась в театральной студии в Чикаго, мои родители были актерами. Мама мне не раз говорила, что ее родина Сан-Франциско. Там у меня живет бабушка. Может быть, стоит поехать к ней и попытаться получить там какую-нибудь работу, например, секретарши или стенографистки.
— А если бы я попросил вас остаться здесь?
Юлия молчала.
— Быть может, вас удивила моя прямота, — сказал Джим. — Я люблю вас, и прежде чем вы решите написать своей бабушке о том, что собираетесь к ней поехать, я прошу вас подумать о моем предложении. Юлия, дорогая, вы обещаете это?
— Да, Джим.
— Пока этого достаточно, — сказал он и улыбнулся, увидев спускающегося по лестнице инспектора.
— Итак, Чарли, вы готовы? Я сегодня без машины и буду рад, если вы захватите меня с собой.
— Да, конечно, — ответил Чан. — Еще несколько минут, и едем.
В комнату поспешно вошла горничная.
— Сэр, мисс Диксон сказала, что вы хотите поговорить со мной, — обратилась она к Чану.
Он кивнул.
— О, сущие пустяки. Вы сказали, что с руки мисс Фен пропало кольцо с изумрудом.
Юлия затаила дыхание.
— Скажите, это и есть исчезнувшее кольцо? — спросил Чан, показывая платиновое кольцо с великолепным изумрудом.
— Да, это оно, — ответила Анна.
Чан повернулся к Юлии.
— Мне очень жаль, что я принужден побеспокоить вас, но, может быть, вы объясните мне, каким образом это кольцо оказалось в ящике вашего туалетного столика?
Джим удивленно уставился на Юлию.
— Я очень сожалею, что мне приходится спрашивать у вас об этом, но это обстоятельство требует разъяснения, — продолжал инспектор.
— Все очень просто, — прошептала Юлия.
— Разумеется, — Чан наклонил голову, — теперь остается услышать от вас, в чем заключается эта простота.
— Видите ли… — нерешительно сказала девушка. — Я буду с вами совершенно откровенна. У Шейлы не было денег. Деньги не имели для нее никакого значения, они просачивались у нее сквозь пальцы, как вода. И, разумеется, она вернулась с Таити без копейки.
— А гонорар за фильм? — удивился Чан.
— Эти деньги она давным-давно истратила. Приехав сюда, она сказала мне, что очень нуждается в деньгах и попросила продать это кольцо. Я должна была еще днем сходить к ювелирам, но отложила это поручение, потому что была от него далеко не в восторге. Я решила, что пойду завтра.
Чан размышлял.
— Мисс Фен дала вам кольцо сразу после прибытия в Гонолулу? И оно все время находилось у вас?
— Она отдала мне кольцо сегодня утром, и я положила его в ящик своего туалетного столика.
— Это все, что вы можете мне сказать?
— Да.
Юлия была готова расплакаться.
Чан обратился к горничной:
— Вы можете идти.
— Слушаюсь, — ответила Анна и, бросив многозначительный взгляд на Юлию, вышла.
Чарли вздохнул, по-видимому, и его начинала одолевать усталость. Он поднес кольцо к свету и внимательно осмотрел его. "На внутренней его стороне была надпись: «Шейле от Денни».
Находилась ли смерть Денни Майо в какой-нибудь связи с гибелью Шейлы?
Обернувшись, Чарли увидел, что Юлия беззвучно плачет. Бредшоу тщетно пытался успокоить ее.
— Юлия, дорогая, Чарли верит вам! Не так ли, Чарли?
— Разве я смею сомневаться? Уверяю вас, мисс Юлия, меня гораздо в большей степени заботит ваше состояние. Мистер Бредшоу и я сейчас уедем и вы сможете отдохнуть. Желаю вам от всего сердца спокойной ночи.
С этими словами инспектор вышел, Бредшоу кивнул Юлии и последовал за ним. Джессуп, закрывая за ними дверь, с трудом сдерживал зевоту.
На дорожке стояла машина Чана. Он тяжело плюхнулся на сиденье и открыл дверцу Джиму.
— Очень трудное дело, — заметил после некоторого молчания Бредшоу.
Чан кивнул.
— Я почти ничего не добился, — сказал он.
— Как бы там ни было, но в одном я уверен, — решительно заявил юноша.
— В чем именно?
— В том, что Юлия абсолютно непричастна к этому делу.
Чан улыбнулся.
— Ваши слова порождают в моей душе воспоминания.
— О чем?
— О молодости, о любви. Разумеется, с тех пор прошло немало времени — я отец уже одиннадцати детей, но воспоминания еще живут во мне. Я тоже тогда витал в облаках.
— Уверяю вас, я сужу совершенно беспристрастно.
— В таком случае мне остается прийти к выводу, что луна на Гавайях нуждается в том, чтобы ее срочно отправили в починку, Она утратила свою волшебную силу.
Чан затормозил перед зданием редакции. Выходя из машины, Джим бросил на инспектора украдкой взгляд и спросил:
— Я полагаю, что пока не смогу получить его обратно?
— Нет, к сожалению, — ответил Чан.
— О чем вы, собственно говорите? — невинно осведомился Джим.
— О том же самом, о чем и вы, — усмехнулся Чан.
— Я имел в виду мой носовой платок, который вы забрали у Мартино.
— И я тоже его имел в виду.
— Так вы знали, что платок принадлежит мне?
— Да. У него в уголке есть маленькая метка — буква «Б». К тому же у вас не было платка, которым вы могли стереть пот со лба. Я восхищался вашим самообладанием. Вы полагаете, что платок был вытащен у вас из кармана?
— Я полагаю, что это было именно так.
— И когда это случилось?
— Не знаю. Должно быть, пока я был в воде.
— Вы в этом уверены?
— Во всяком случае, это единственное объяснение, которое приходит мне в голову.
— А почему вы не сообщили мне об этой пропаже?
— Во-первых, я не сразу это обнаружил, во-вторых, не придал этому значения, в-третьих, мне не хотелось быть в центре внимания. Но позвольте мне взглянуть на платок.
Чан протянул Джиму носовой платок.
— Да, действительно мой, — сказал Бредшоу, рассматривая платок. — Эта история становится все более загадочной.
Чан забрал у него платок и спрятал в карман.
— Как видите, у меня есть основания препроводить вас немедленно в тюрьму.
— Не шутите так, — сказал Джим. — Поверьте, я не убивал мисс Фен.
Помолчав, он добавил:
— Этот платок мог бы мне пригодиться еще сегодня.
— И мне тоже, — улыбнулся Чан.
— Ну что же… До встречи, Чарли!
— До свидания. Только прошу вас не говорить ни с кем об этом платке, в противном случае мне придется принять кое-какие меры.
— Хорошо. Это останется нашей тайной.
Глава 11
В ГОНОЛУЛУ В ПОЛНОЧЬ
Чан поехал в полицейское управление и поспешил к своему начальнику.
— Хэлло, Чарли! — приветствовал тот инспектора. — Судя по вашему виду, дело не из простых? Вам удалось что-нибудь выяснить?
Чан покачал головой.
— Боюсь, мой отчет займет много времени, мистер Джексон, — сказал он, взглянув на часы.
— И все же я хочу выслушать его.
Чан, устроившись поудобнее в кресле, рассказал Джексону о том, что произошло на вилле. Он начал с описания места совершения преступления, упомянув о том, что оружие, которым была убита Шейла Фен, не обнаружено, о переведенных стрелках часов, об исчезновении булавки, которой были приколоты орхидеи.
— Очень любопытно, — заметил Джексон, закуривая.
Чан пожал плечами.
— Очевидно, Шейла Фен была свидетельницей смерти Денни Майо.
— Великолепно, вот вам и мотив совершения преступления! — воскликнул Джексон, выслушав историю, которую покойная поведала Тарневеро. — Если бы она назвала имя убийцы, как ей это посоветовал Тарневеро…
Чан недовольно поморщился и рассказал о том, как в его руки попало письмо и как он вновь лишился его.
Джексон покачал головой.
— Никогда бы не поверил, что с вами может случиться такая штука.
— Но это письмо не имеет особого значения, — продолжал Чан. — Позже я нашел его под ковром. Меня больше интересует разорванная фотография.
— Кому-то было необходимо лишить вас возможности увидеть эту фотографию, — заметил Джексон.
— Вот и я пришел к тем же выводам.
Затем Чан рассказал о Роберте Файфе и Смите.
— Мы сняли у Смита отпечатки пальцев и отпустили, — сказал Джексон. — Он не способен убить даже мухи.
— Несомненно, вы правы, — согласился инспектор.
Сообщение о неожиданном признании Файфа, к тому же оказавшемся ложным, заставило Джексона призадуматься. Чан доложил также о носовом платке, который оказался в кармане Мартино и в котором были обнаружены осколки стекла, и о несколько запоздалом признании Бредшоу.
— Вот таково положение дел, — закончил он свое повествование.
— Мне кажется, последнее время вы скучаете, Чарли. Я полагаю, это убийство заинтересует вас, — сказал Джексон. — Что за человек Тарневеро? — спросил он после некоторого раздумья.
— Тарневеро, пожалуй, представляет наибольший интерес. Он загадочен и непроницаем, как безлунная ночь… Человек с большим самообладанием и хорошей реакцией. По каким-то причинам он считает необходимым помогать мне в розысках.
— Вам эта готовность не кажется подозрительной?
— Я уже думал об этом. Но у него алиби. Конечно, я проверю его показания, но убежден, что они подтвердятся. Несомненно, он явился в дом Шейлы Фен лишь тогда, когда я позвал его пойти со мной. Многое говорит за это.
— А именно?
— Ну, например, в истории с часами Тарневеро доказал свое искреннее желание помочь мне. Он очень логично все объяснил. Правда, я уже знал примерное время убийства со слов Ву-Кио-Чинга, повара, но поведение Тарневеро доказывает, что он искренне хотел мне помочь… Нет, не думаю, что он убийца, но все же…
— Вам удалось установить что-нибудь, касающееся Тарневеро?
— Нет. Несомненно, в момент совершения убийства он находился в другом месте.
В дверь постучали, и на пороге появился Спенсер. Чан взглянул на часы.
— «Океаник» ушел? — спросил Чан полицейского.
— Да.
— Никого из наших друзей не было в порту?
— Только Аллан Джейнс забрал свои вещи. Я слышал, как он выругался, увидев, что «Океаник» отчаливает. Я помог ему выгрузить вещи. Он просил передать вам, что уедет со следующим пароходом и что ничто не сможет удержать его.
— Хорошо, вы свободны.
Перекинувшись несколькими словами с Джексоном, инспектор попрощался и вышел на улицу. Около своей машины он увидел Смита.
— Я полагаю, что вы могли бы захватить меня с собой и отвезти на вокзал, — заметил тот. — Иначе мне не попасть к месту ночевки.
Чан, порывшись в карманах, протянул Смиту монету.
— Вы сможете доехать в автобусе, — сказал он.
Смит повертел монету в руках.
— Десять центов? Мне нужен по крайней мере доллар. Меньшей суммы джентльмен не может принять от джентльмена.
Чан засмеялся.
— Может, вы и правы, но полагаю, что правильнее будет, если я ограничусь суммой, которая вам действительно необходима для проезда. Вам ведь нужен доллар, чтобы выпить. Если вы сочли мои скромные десять центов недостойными вас, то я смиренно беру их обратно. Очень сожалею, но мой путь лежит в другую сторону.
— Ладно, — смирился Смит, — я не слишком щепетилен. Так и быть, я приму эти десять центов, но, разумеется, лишь в долг.
Смит удалился. Чан, намеревавшийся сесть в машину, внезапно передумал и отправился следом за оборванцем.
Безлюдные улицы были залиты лунным светом, и ему было нелегко оставаться незамеченным. Но Чан хорошо знал свое дело.
Смит вышел на Кинг-стрит и остановился. Чан замер. Сядет ли он в автобус? Но Смит не стал ждать автобуса, пересек улицу и свернул в переулок. Интерес Чана к нему возрос. Чего ради вздумал этот человек скитаться ночью по городу?
Смит направился к отелю «Вайоли». Остановившись у дверей, он огляделся по сторонам и после некоторых колебаний повернул обратно. Чан поспешил спрятаться в одном из подъездов.
Смит спешил к остановке автобусов, видимо, действительно намереваясь уехать из города. Что все это значило? Выходит, что Роберт Файф назвал свой адрес не только для сведения Чана, и Смит был непрочь побеседовать с актером.
Понаблюдав еще некоторое время за Смитом, инспектор вернулся к полицейскому управлению и чуть не столкнулся со своим шефом.
— Я полагал, что вы уже дома, Чарли, — удивился он. — Что-нибудь случилось?
— Я по-прежнему пребываю в неведении.
— Мне кажется, что вы гораздо более осведомлены обо всем, чем хотите показать — сказал Джексон.
— Человек, сидящий в колодце, видит только кусочек неба, — глубокомысленно заметил Чан и, заведя мотор, тронулся.
— Хэлло, Чарли! — приветствовал тот инспектора. — Судя по вашему виду, дело не из простых? Вам удалось что-нибудь выяснить?
Чан покачал головой.
— Боюсь, мой отчет займет много времени, мистер Джексон, — сказал он, взглянув на часы.
— И все же я хочу выслушать его.
Чан, устроившись поудобнее в кресле, рассказал Джексону о том, что произошло на вилле. Он начал с описания места совершения преступления, упомянув о том, что оружие, которым была убита Шейла Фен, не обнаружено, о переведенных стрелках часов, об исчезновении булавки, которой были приколоты орхидеи.
— Очень любопытно, — заметил Джексон, закуривая.
Чан пожал плечами.
— Очевидно, Шейла Фен была свидетельницей смерти Денни Майо.
— Великолепно, вот вам и мотив совершения преступления! — воскликнул Джексон, выслушав историю, которую покойная поведала Тарневеро. — Если бы она назвала имя убийцы, как ей это посоветовал Тарневеро…
Чан недовольно поморщился и рассказал о том, как в его руки попало письмо и как он вновь лишился его.
Джексон покачал головой.
— Никогда бы не поверил, что с вами может случиться такая штука.
— Но это письмо не имеет особого значения, — продолжал Чан. — Позже я нашел его под ковром. Меня больше интересует разорванная фотография.
— Кому-то было необходимо лишить вас возможности увидеть эту фотографию, — заметил Джексон.
— Вот и я пришел к тем же выводам.
Затем Чан рассказал о Роберте Файфе и Смите.
— Мы сняли у Смита отпечатки пальцев и отпустили, — сказал Джексон. — Он не способен убить даже мухи.
— Несомненно, вы правы, — согласился инспектор.
Сообщение о неожиданном признании Файфа, к тому же оказавшемся ложным, заставило Джексона призадуматься. Чан доложил также о носовом платке, который оказался в кармане Мартино и в котором были обнаружены осколки стекла, и о несколько запоздалом признании Бредшоу.
— Вот таково положение дел, — закончил он свое повествование.
— Мне кажется, последнее время вы скучаете, Чарли. Я полагаю, это убийство заинтересует вас, — сказал Джексон. — Что за человек Тарневеро? — спросил он после некоторого раздумья.
— Тарневеро, пожалуй, представляет наибольший интерес. Он загадочен и непроницаем, как безлунная ночь… Человек с большим самообладанием и хорошей реакцией. По каким-то причинам он считает необходимым помогать мне в розысках.
— Вам эта готовность не кажется подозрительной?
— Я уже думал об этом. Но у него алиби. Конечно, я проверю его показания, но убежден, что они подтвердятся. Несомненно, он явился в дом Шейлы Фен лишь тогда, когда я позвал его пойти со мной. Многое говорит за это.
— А именно?
— Ну, например, в истории с часами Тарневеро доказал свое искреннее желание помочь мне. Он очень логично все объяснил. Правда, я уже знал примерное время убийства со слов Ву-Кио-Чинга, повара, но поведение Тарневеро доказывает, что он искренне хотел мне помочь… Нет, не думаю, что он убийца, но все же…
— Вам удалось установить что-нибудь, касающееся Тарневеро?
— Нет. Несомненно, в момент совершения убийства он находился в другом месте.
В дверь постучали, и на пороге появился Спенсер. Чан взглянул на часы.
— «Океаник» ушел? — спросил Чан полицейского.
— Да.
— Никого из наших друзей не было в порту?
— Только Аллан Джейнс забрал свои вещи. Я слышал, как он выругался, увидев, что «Океаник» отчаливает. Я помог ему выгрузить вещи. Он просил передать вам, что уедет со следующим пароходом и что ничто не сможет удержать его.
— Хорошо, вы свободны.
Перекинувшись несколькими словами с Джексоном, инспектор попрощался и вышел на улицу. Около своей машины он увидел Смита.
— Я полагаю, что вы могли бы захватить меня с собой и отвезти на вокзал, — заметил тот. — Иначе мне не попасть к месту ночевки.
Чан, порывшись в карманах, протянул Смиту монету.
— Вы сможете доехать в автобусе, — сказал он.
Смит повертел монету в руках.
— Десять центов? Мне нужен по крайней мере доллар. Меньшей суммы джентльмен не может принять от джентльмена.
Чан засмеялся.
— Может, вы и правы, но полагаю, что правильнее будет, если я ограничусь суммой, которая вам действительно необходима для проезда. Вам ведь нужен доллар, чтобы выпить. Если вы сочли мои скромные десять центов недостойными вас, то я смиренно беру их обратно. Очень сожалею, но мой путь лежит в другую сторону.
— Ладно, — смирился Смит, — я не слишком щепетилен. Так и быть, я приму эти десять центов, но, разумеется, лишь в долг.
Смит удалился. Чан, намеревавшийся сесть в машину, внезапно передумал и отправился следом за оборванцем.
Безлюдные улицы были залиты лунным светом, и ему было нелегко оставаться незамеченным. Но Чан хорошо знал свое дело.
Смит вышел на Кинг-стрит и остановился. Чан замер. Сядет ли он в автобус? Но Смит не стал ждать автобуса, пересек улицу и свернул в переулок. Интерес Чана к нему возрос. Чего ради вздумал этот человек скитаться ночью по городу?
Смит направился к отелю «Вайоли». Остановившись у дверей, он огляделся по сторонам и после некоторых колебаний повернул обратно. Чан поспешил спрятаться в одном из подъездов.
Смит спешил к остановке автобусов, видимо, действительно намереваясь уехать из города. Что все это значило? Выходит, что Роберт Файф назвал свой адрес не только для сведения Чана, и Смит был непрочь побеседовать с актером.
Понаблюдав еще некоторое время за Смитом, инспектор вернулся к полицейскому управлению и чуть не столкнулся со своим шефом.
— Я полагал, что вы уже дома, Чарли, — удивился он. — Что-нибудь случилось?
— Я по-прежнему пребываю в неведении.
— Мне кажется, что вы гораздо более осведомлены обо всем, чем хотите показать — сказал Джексон.
— Человек, сидящий в колодце, видит только кусочек неба, — глубокомысленно заметил Чан и, заведя мотор, тронулся.
Глава 12
НЕ ДУРАК!
Ночь близилась к концу, и предутренний туман окутал город.
Смит беспокойно задвигался на своем песчаном ложе и вытянул руку, словно пытаясь натянуть на себя отсутствующее одеяло.
Серый туман постепенно окрашивался в розовый цвет. На востоке над вершинами гор появилась золотая кайма.
Смит открыл глаза и улыбнулся. В жизни его случилось нечто, предвещавшее перемену к лучшему. Смит встал, сбросил поношенную одежду и, развернув лежащий рядом с ним сверток, достал плавки. Натянув их, он подошел к кромке прибоя. Прикосновение воды приятно возбуждало.
Смит окунулся и быстро поплыл. Да, когда есть деньги, можно строить планы на будущее. В нем снова пробудилось честолюбие, он хотел творить, готов был работать. Он покинет этот сонный остров и снова станет человеком.
Выйдя на берег, Смит расположился у опрокинутой лодки, чувствуя приятную усталость после купания. Понежившись под лучами утреннего солнца, он оделся, обломком гребня расчесал волосы и медленно побрел вдоль набережной. С пальм свисали кокосовые орехи, не раз заменявшие ему утренний кофе, но сегодня он решил позавтракать иначе.
Очарование этих утренних часов не раз являлось причиной разочарования Смита. Много раз он брался за кисть и много раз отбрасывал ее, сознавая свое бессилие передать красоту гавайских пейзажей.
На дюнах неподалеку от отеля лежал юноша, напевавший под аккомпанемент гавайской гитары какую-то песенку.
— Доброе утро, Франк, — приветствовал его Смит.
Франк лениво повернул голову и едва ответил на приветствие. Смит опустился рядом.
— Я сегодня не буду петь для чужестранцев, — мечтательно заметил Франк, — сегодня я пою для голубого неба.
Где-то в ином месте эта замечание показалось бы неестественным и надуманным, но здесь в нем не было ничего удивительного — таковы были сыны Гавайев. Смит часто наблюдал за местными жителями, по утрам приходившими на берег и глядевшими на океан, словно впервые увидев огромные зеленые валы, медленно катящиеся на них. Смиту не раз приходилось слышать их восторженные возгласы.
— Ты прав, Франк, — кивнул Смит. — У тебя есть деньги?
Юноша нахмурился. Ему было непонятно влечение чужестранцев к деньгам — для него деньги никогда не имели значения.
— У меня есть доллар, — ответил он. — В кармане пальто.
Глаза Смита заблестели.
— Одолжи мне его. Я верну его тебе сегодня вечером. И вообще, я верну тебе все, что задолжал. Сколько там набралось?
— Не имею понятия, — мечтательно ответил Франк.
— Я буду сегодня вечером утопать в деньгах, — продолжал Смит.
Франк пел. Существовали же сумасшедшие, волновавшиеся из-за каких-то денег, когда небо такое синее, вода такая теплая, а жизнь кажется сном на золотом пляже!
— Ты говоришь, доллар лежит в кармане пальто? — переспросил Смит.
— Да. Ступай и возьми. Дверь отперта.
Смит ушел и вскоре вернулся. В одной руке у него была зажата долларовая банкнота, в другой он держал небольшую картину.
— Я возьму эту картину с собой. Внутренний голос подсказывает мне, что я смогу продать ее.
На картине была изображена смуглая девушка с ярко-красным цветком в зубах. Смит, отставив руку подальше, критически посмотрел на картину и произнес:
— Послушай, это вовсе не так уж плохо!
— Гм, — сказал Франк.
— Право, неплохо, — повторил Смит. — Ведь все утверждали, что у меня есть талант. И в Нью-Йорке, и в Париже. Хотя что такое талант? Искра Божья, и только. Помимо этого требуется еще воля и характер.
— Гм, — повторил Франк.
— Вспомни, Франк, о Коро. Он продал за всю жизнь только одну картину. А Мане? Ты знаешь, что говорили о нем критики? Они смеялись над ним!
— Гм. — сказал Франк в третий раз, положил гитару и бросился в воду. Смит покачал головой.
— В нем нет ни капли интереса к живописи, — пробормотал он. — Для него существует только музыка. Во всяком случае, хоть это…
Спрятав доллар в карман, он с картиной под мышкой направился к остановке. В автобусе Смит протянул кондуктору доллар — пусть знает, что по внешнему виду нельзя судить о людях, — и уселся у окна, время от времени поглядывая на картину, которая нравилась ему все больше и больше.
В городе он хорошо позавтракал, что случалось не так уж часто, и пошел к отелю «Вайоли».
Его появление особой радости не вызвало. Швейцар высокомерно взглянул на него и спросил:
— Вам что?
— Здесь живет мистер Файф?
— Да. Он спит и приказал не будить его.
— Советую вам разбудить его, — повелительным тоном бросил Смит. — Я условился встретиться с ним по очень важному делу. Мистер Файф заинтересован в этом больше, чем я.
Швейцар после некоторого колебания направился к телефону. Вернувшись, он сказал:
— Мистер Файф сейчас спустится.
Смит удовлетворенно опустился в глубокое кресло и стал листать газету. Вскоре появился Файф. У него был очень усталый вид.
— Вы хотели видеть меня? — спросил он. — Я иду в театр, но мы можем поговорить по дороге.
Не дожидаясь ответа, Файф направился к выходу. Смиту не оставалось ничего другого, как последовать за ним.
Некоторое время они шли молча. Наконец Файф произнес:
— Почему вы так неосторожны? Вы могли бы позвонить по телефону и условиться о встрече.
Смит пожал плечами.
— Телефонные разговоры стоят денег, — сказал он, — а у меня их нет. Вернее, до сих пор не было.
Последние слова Смит произнес с ударением.
Они шли мимо лавок, в которых продавались шелка и цветные вышивки, бусы и фарфор. Перед лавками стояли корзины с экзотическими фруктами и лакомствами.
— Мне кажется, вы рассчитываете на мои деньги, — пробурчал Файф.
Смит улыбнулся.
— Почему бы и нет? Ведь я вчера оказал вам услугу. О, я не дурак. Я отлично понял, почему вы сделали ложное признание. Вы испугались, что я расскажу о том, что мне пришлось услышать под окном. Не так ли?
— Что вы, собственно говоря, слышали?
— Поверьте мне, я слышал достаточно. Я слышал, как эта женщина, которую потом кто-то убил, рассказала вам…
— Ладно, — прервал его Файф и боязливо обернулся.
— Я полагаю, что вчера оказал вам большую услугу, — продолжал Смит. — Когда инспектор Чан отверг ваше признание и снова обратился ко мне, разве я не сказал именно то, что вы хотели услышать? Я мог спутать все ваши карты, но не сделал этого. Прошу вас помнить об этом.
— Я помню и ожидал вашего появления, полагая, что вы явитесь вымогать деньги.
— Сударь! — Смит предостерегающе поднял свою худую, усеянную веснушками руку. — Вы могли бы избавить мой слух от подобных замечаний. Во мне живо чувство чести, и я вовсе не склонен делать то, что вы мне приписываете. Я предположил лишь, что вы, интеллигентный человек, по достоинству оцените мое произведение.
Указав на картину, он добавил:
— Я как раз случайно захватил с собой одну из своих картин.
Файф расхохотался.
— Вы хитрый парень, Смит! А если я на самом деле куплю ваше произведение, что вы предполагаете предпринять с деньгами?
Смит с облегчением вздохнул.
— Я бы навсегда покинул эти края. Вот уже год, как я ломаю голову над тем, как выбраться отсюда в Кливленд к своим родителям. Не знаю, обрадует ли их мое появление. Но если я буду прилично одет и у меня будет в кармане несколько долларов, то…
Смит беспокойно задвигался на своем песчаном ложе и вытянул руку, словно пытаясь натянуть на себя отсутствующее одеяло.
Серый туман постепенно окрашивался в розовый цвет. На востоке над вершинами гор появилась золотая кайма.
Смит открыл глаза и улыбнулся. В жизни его случилось нечто, предвещавшее перемену к лучшему. Смит встал, сбросил поношенную одежду и, развернув лежащий рядом с ним сверток, достал плавки. Натянув их, он подошел к кромке прибоя. Прикосновение воды приятно возбуждало.
Смит окунулся и быстро поплыл. Да, когда есть деньги, можно строить планы на будущее. В нем снова пробудилось честолюбие, он хотел творить, готов был работать. Он покинет этот сонный остров и снова станет человеком.
Выйдя на берег, Смит расположился у опрокинутой лодки, чувствуя приятную усталость после купания. Понежившись под лучами утреннего солнца, он оделся, обломком гребня расчесал волосы и медленно побрел вдоль набережной. С пальм свисали кокосовые орехи, не раз заменявшие ему утренний кофе, но сегодня он решил позавтракать иначе.
Очарование этих утренних часов не раз являлось причиной разочарования Смита. Много раз он брался за кисть и много раз отбрасывал ее, сознавая свое бессилие передать красоту гавайских пейзажей.
На дюнах неподалеку от отеля лежал юноша, напевавший под аккомпанемент гавайской гитары какую-то песенку.
— Доброе утро, Франк, — приветствовал его Смит.
Франк лениво повернул голову и едва ответил на приветствие. Смит опустился рядом.
— Я сегодня не буду петь для чужестранцев, — мечтательно заметил Франк, — сегодня я пою для голубого неба.
Где-то в ином месте эта замечание показалось бы неестественным и надуманным, но здесь в нем не было ничего удивительного — таковы были сыны Гавайев. Смит часто наблюдал за местными жителями, по утрам приходившими на берег и глядевшими на океан, словно впервые увидев огромные зеленые валы, медленно катящиеся на них. Смиту не раз приходилось слышать их восторженные возгласы.
— Ты прав, Франк, — кивнул Смит. — У тебя есть деньги?
Юноша нахмурился. Ему было непонятно влечение чужестранцев к деньгам — для него деньги никогда не имели значения.
— У меня есть доллар, — ответил он. — В кармане пальто.
Глаза Смита заблестели.
— Одолжи мне его. Я верну его тебе сегодня вечером. И вообще, я верну тебе все, что задолжал. Сколько там набралось?
— Не имею понятия, — мечтательно ответил Франк.
— Я буду сегодня вечером утопать в деньгах, — продолжал Смит.
Франк пел. Существовали же сумасшедшие, волновавшиеся из-за каких-то денег, когда небо такое синее, вода такая теплая, а жизнь кажется сном на золотом пляже!
— Ты говоришь, доллар лежит в кармане пальто? — переспросил Смит.
— Да. Ступай и возьми. Дверь отперта.
Смит ушел и вскоре вернулся. В одной руке у него была зажата долларовая банкнота, в другой он держал небольшую картину.
— Я возьму эту картину с собой. Внутренний голос подсказывает мне, что я смогу продать ее.
На картине была изображена смуглая девушка с ярко-красным цветком в зубах. Смит, отставив руку подальше, критически посмотрел на картину и произнес:
— Послушай, это вовсе не так уж плохо!
— Гм, — сказал Франк.
— Право, неплохо, — повторил Смит. — Ведь все утверждали, что у меня есть талант. И в Нью-Йорке, и в Париже. Хотя что такое талант? Искра Божья, и только. Помимо этого требуется еще воля и характер.
— Гм, — повторил Франк.
— Вспомни, Франк, о Коро. Он продал за всю жизнь только одну картину. А Мане? Ты знаешь, что говорили о нем критики? Они смеялись над ним!
— Гм. — сказал Франк в третий раз, положил гитару и бросился в воду. Смит покачал головой.
— В нем нет ни капли интереса к живописи, — пробормотал он. — Для него существует только музыка. Во всяком случае, хоть это…
Спрятав доллар в карман, он с картиной под мышкой направился к остановке. В автобусе Смит протянул кондуктору доллар — пусть знает, что по внешнему виду нельзя судить о людях, — и уселся у окна, время от времени поглядывая на картину, которая нравилась ему все больше и больше.
В городе он хорошо позавтракал, что случалось не так уж часто, и пошел к отелю «Вайоли».
Его появление особой радости не вызвало. Швейцар высокомерно взглянул на него и спросил:
— Вам что?
— Здесь живет мистер Файф?
— Да. Он спит и приказал не будить его.
— Советую вам разбудить его, — повелительным тоном бросил Смит. — Я условился встретиться с ним по очень важному делу. Мистер Файф заинтересован в этом больше, чем я.
Швейцар после некоторого колебания направился к телефону. Вернувшись, он сказал:
— Мистер Файф сейчас спустится.
Смит удовлетворенно опустился в глубокое кресло и стал листать газету. Вскоре появился Файф. У него был очень усталый вид.
— Вы хотели видеть меня? — спросил он. — Я иду в театр, но мы можем поговорить по дороге.
Не дожидаясь ответа, Файф направился к выходу. Смиту не оставалось ничего другого, как последовать за ним.
Некоторое время они шли молча. Наконец Файф произнес:
— Почему вы так неосторожны? Вы могли бы позвонить по телефону и условиться о встрече.
Смит пожал плечами.
— Телефонные разговоры стоят денег, — сказал он, — а у меня их нет. Вернее, до сих пор не было.
Последние слова Смит произнес с ударением.
Они шли мимо лавок, в которых продавались шелка и цветные вышивки, бусы и фарфор. Перед лавками стояли корзины с экзотическими фруктами и лакомствами.
— Мне кажется, вы рассчитываете на мои деньги, — пробурчал Файф.
Смит улыбнулся.
— Почему бы и нет? Ведь я вчера оказал вам услугу. О, я не дурак. Я отлично понял, почему вы сделали ложное признание. Вы испугались, что я расскажу о том, что мне пришлось услышать под окном. Не так ли?
— Что вы, собственно говоря, слышали?
— Поверьте мне, я слышал достаточно. Я слышал, как эта женщина, которую потом кто-то убил, рассказала вам…
— Ладно, — прервал его Файф и боязливо обернулся.
— Я полагаю, что вчера оказал вам большую услугу, — продолжал Смит. — Когда инспектор Чан отверг ваше признание и снова обратился ко мне, разве я не сказал именно то, что вы хотели услышать? Я мог спутать все ваши карты, но не сделал этого. Прошу вас помнить об этом.
— Я помню и ожидал вашего появления, полагая, что вы явитесь вымогать деньги.
— Сударь! — Смит предостерегающе поднял свою худую, усеянную веснушками руку. — Вы могли бы избавить мой слух от подобных замечаний. Во мне живо чувство чести, и я вовсе не склонен делать то, что вы мне приписываете. Я предположил лишь, что вы, интеллигентный человек, по достоинству оцените мое произведение.
Указав на картину, он добавил:
— Я как раз случайно захватил с собой одну из своих картин.
Файф расхохотался.
— Вы хитрый парень, Смит! А если я на самом деле куплю ваше произведение, что вы предполагаете предпринять с деньгами?
Смит с облегчением вздохнул.
— Я бы навсегда покинул эти края. Вот уже год, как я ломаю голову над тем, как выбраться отсюда в Кливленд к своим родителям. Не знаю, обрадует ли их мое появление. Но если я буду прилично одет и у меня будет в кармане несколько долларов, то…