Биргер Алексей. Похоронное танго (Богомол - 6)

   Лексеич пожал плечами.
   - Какой-то девушке, которая воспользовалась её губной помадой.
   - Какой такой девушке? При каких обстоятельствах эта девушка могла воспользоваться?..
   - На этот счет у меня пока никаких догадок нет.
   Повар махнул своей лапищей.
   - Ладно, проехали... Что дальше?
   - Всего один штрих, прежде, чем мы перейдем к другому эпизоду. По мнению патологоанатома, царапины, скорее, были нанесены Барченкову не незадолго до смерти, а часов за десять-двенадцать до смерти. Впрочем, утверждать категорически патологоанатом не берется.
   - Однако ж, ценное наблюдение. Молодцы тамошние сыскари, молодцы...Все, что можно, копнули. А что до правды не докопались - так никто бы не докопался, не зная того, что знаем мы... Каков следующий эпизод?
   - Как я сказал, четверо погибших были из группировки Губанова и Фомичева. И буквально через сутки Губанов и Фомичев были задержаны по подозрению в убийстве... Убийстве некоего Геннадия Шиндаря, известного местного жулика. Он, вроде, и пустые дачи бомбил, и какие-то свои аферы проворачивал, но ничего серьезного - кровавого, в смысле - за ним никогда не числилось.
   - Совсем занятно, - сказал генерал Пюжеев. - Давай в подробностях.
   - В подробностях это выглядит так, - продолжил свой доклад Лексеич. Приблизительно через сутки Губанов и Фомичев выехали в район. Сопровождали их некие Николай Смальцев и Анатолий Чужак, а позже к ним присоединились Антон и Виталий Горбылкины. Доехали они до деревни Заплетино и остановились в доме таких Якова и Зинаиды Бурцевых, где засели гулять на всю ночь...
   - Кто такие эти Бурцевы, неизвестно?
   - Судя по всему, обычная семья, и подобные гости были им как снег на голову. По ряду косвенных признаков можно заключить, что Губанову и Фомичеву надо было провести всю ночь при независимых свидетелях, создавая себе надежное алиби на это время. Но тут я остерегаюсь говорить наверняка, потому что признаки, повторяю, лишь косвенные. Как бы то ни было, в разгар гулянки, часа в три ночи, Виталий Горбылкин ударил ножом Анатолия Чужака и сбежал. Пирующие сами вызвали "скорую помощь" и милицию, при этом Губанов и Фомичев чин чином дождались приезда милиции и встретили её вместе со всеми. Милиция составила протокол, оформила все, как положено, собиралась уже уезжать - и тут, совершенно неожиданно, в дальнем углу огорода Бурцевых обнаружила свежезакопанное тело совсем недавно убитого Геннадия Шиндаря. А в багажнике машины Губанова и Фомичева обнаружили следы крови этого Геннадия Шиндаря. Естественно, всю компанию забрали...
   - Как был убит Шиндарь? - спросил Повар.
   - Удавлен, - сообщил Лексеич.
   - А кровь откуда?
   - Он был сильно избит, до крови. Похоже, перед смертью его допрашивали, применяя довольно крутые методы.
   - С этим понятно, - генерал Пюжеев теперь хмурился. - Что дальше?
   - А дальше, всю компанию арестовали... И отпустили через несколько часов.
   - Отпустили, вот как? Несмотря на все улики?
   - Да. Против Бурцевых ничего толком не было. А за Губанова и Фомичева бился их адвокат, Валентин Строганов. И добился того, что их отпустили под залог, причем не очень большой. И вот, они на свободе. Виталий Горбылкин в бегах, до сих пор не поймали, хотя в розыск он объявлен не только по району, но и по всей области.
   - У-гм... - промычал генерал. - Тут бы нужны характеристики всех действующих лиц. Живые, понимаешь, характеристики. На Бурцевых. На этих Горбылкиных, Антона и Виталия. Как они оказались в доме Бурцевых - на положении пленников, подозреваемых в причастности к расправе над "бойцами" Губанова и Фомичева, или просто как соседи Бурцевых, заглянувшие "на огонек", учуяв запах пьянки? Кто такой Виталий Горбылкин - придурок, психанувший с перепою и размахавшийся ножом, или исполнитель другой преступной группировки, спасавший свою жизнь? Хотя... - Повар откинулся в кресле, прикрыл глаза. Со стороны могло показаться, что он уснул. Лексеич терпеливо ждал. Утекали минута за минутой... - Кто? - спросил Повар, не открывая глаз. - Губанов или Фомичев?
   - Я дал запрос в наш спецархив, едва увидев распечатку, - сообщил Лексеич. - Вот-вот дадут ответ.
   - Хорошо... - пробормотал Повар. - И насчет этого адвоката, Валентина Строганова, тоже, да?
   - Разумеется.
   - Что насчет "послужного списка" Горбылкиных?
   - Могу навести справки.
   - Наведи, наведи. Не удивлюсь, если...
   - Что?
   - Да так, ничего, - буркнул Повар. - Кстати, кто они друг другу?
   - Дядя и племянник.
   - Дяде сколько лет?
   - Не указано. Это ж самая общая распечатка, где главные оперативные сведения. Но подробности можно получить буквально в течение четверти часа. Ну, может, чуть побольше времени понадобится - но ненамного.
   - Вот и получи. Все, что возможно, получи. И еще... нет, об этом запрашивать не надо. Не надо, чтобы кто-то увидел слишком явную связь. Достань мне лучше папку, на которой помечено "Палач".
   - Разве вы не отправляли её в основное хранение? - удивился Лексеич.
   - Нет, - коротко отрезал Повар.
   Лексеич подошел к сейфу, открыл его, отыскал нужную папку, положил на стол перед генералом.
   - Кажется, понимаю... - сказал он. - Ведь последние годы жизни палач провел в Угличе. И вы считаете, это как-то связано?
   - Посмотрим, - Повар накрыл папку своей лапищей. - Просто... Гм-да!.. Неужели тебе до сих пор не пришло в голову, что за девчонка была в машине и как и когда эта девчонка могла воспользоваться помадой Богомола?
   - Н... нет... - чуть растерянно ответил Лексеич.
   - Вот и подумай. Все проще пареной репы. Шиндарь, понимаешь? Через него ищи разгадку. И, я думаю, Горбылкины тоже... Надо надеяться, когда ты получишь послужной список Горбылкиных, то сам все поймешь. Ладно, ступай.
   Лексеич, без лишних слов, вышел из кабинета, а Повар открыл папку и стал её изучать - в сотый, наверно, раз за последние годы.
   ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
   Ну, вот, выложил я молодежи моей все без утайки, от того момента, как Леха меня подставил, и до того момента, как углядел их грузовичок, из рюмочной..
   - Вот такая история, - заключил. - Покойник на покойника громоздится, и как бы нами этот рядок не дополнили.
   - Да, дела, батя... - сказал Мишка. - Дела...
   А Гришка только кивнул, угрюмо и задумчиво.
   Катерина, она вообще к концу моего рассказа вся бледная сделалась.
   - И так получается, - сказал я, - что все вокруг этого дома завязано. "Таджичку" прибрали, узнав, что она в этот дом лазила и что-то там нашуровала. Шиндаря и Ирку-оторву за то же самое положили. Горбылкиных бандюги сгребли, потому что, я так понимаю, старший Горбылкин, он то ли у самой "таджички", то ли у Шиндаря, какие-то вещи, в этом доме покраденные, прикупил. А младший Горбылкин, он, видимо, на толкучке эти вещи сбыть пытался, на том и засветился. Бандюги рвутся с хозяйкой дома побеседовать надо понимать, "убедить" её, чтобы она по доброй воле этот дом в их собственность передала. По тому, что они увидели на руках у "таджички", Шиндаря либо Горбылкиных, чем-то этот дом позарез интересен им сделался. Да, и еще? Почему они не хотят на старшего Горбылкина Шиндаря вешать, ведь получше меня старший Горбылкин вписывается? А потому, отвечаю я себе, и вам тоже, что есть на руках у Горбылкина какие-то вещи, из украденных в доме ну, может, не на руках, может, он просто знает о них, видел - и если он про эти вещи следствию расскажет или фактически предъявит, то сильно это бандюгам отольется. То ли под крутую уголовную статью они подпадут, такую, с которой на залог уже не соскочишь, то ли не видать им после этого дома как своих ушей, потому что следствие этим домом сразу заинтересуется, и, что называется, арест на имущество наложит, до конца разбора. А во время разбора следствие до чего-то такого докопается, что перестанет этот дом быть ценным для бандюг, и вся их игра погорит, и все их усилия. В общем, нельзя им, чтобы все эти уголовные истории хоть как-то с домом связались, а надо, чтобы насчет дома никто никогда не заподозрил, какая у него роль, во всем этом деле. А если и вправду один из бандюг - человек из "органов", то, вообще, такая кучерявая петрушка получается, что в глазах рябит. Вот я и спрашиваю, Катерина, можешь ли ты сообразить, что такое с твоим домом связано...
   - Уже не моим, - вставила она.
   - Ну, по документам-то ещё твоим, ведь передача дома этой Татьяне пока не оформлена. Так вот, что с ним может быть связано такое, из-за чего все словно с ума посходили и с цепи сорвались?
   - Вот не знаю, - она размышляла. - То есть, что-то с ним связано, это верно. Дед, когда умирал, заклинал меня побыстрее этот дом продать. Сказал, нельзя мне им владеть, очень это для меня может быть опасно, что только он им владеть без боязни мог. "Потому что..." - начал он. И на этом остановился, замолк, не стал рассказывать. Так я и не знаю, почему этот дом для него одного был безопасен, а меня или кого другого погубить может. Я только поняла, из его нежелания говорить, что это как-то относится к его... к его профессии. Ну, он потом сказал, что дом мне, собственно, и не очень к чему, а вот если продам я его, то у меня нормальные деньги будут и чтобы в другой город обменяться, где никто не будет знать, из какой я семьи, и на новом месте с толком устроиться. Я так и поступила. Деньги, как вам известно уже, вперед взяла. А вот сейчас приехала все до конца оформить... Я, надо сказать, не раз документы на дом проглядывала, гадала, что дед мог иметь в виду, но ничего особенного в документах нет, все там по правилам, все чисто, иначе бы меня и в права наследства не ввели, и нотариус отказалась бы утверждать предварительное наше соглашение с Татьяной, потому что, сказала бы, для меня это соглашение будет невозможно выполнить, если дом у меня отберут, как не по праву доставшийся.
   - Так, по-моему, все просто и ясно, - проговорил Мишка. - В доме клад был. Золото, там, бриллианты. "Таджичка" с Шиндарем этот клад нашли, или часть его, что-то Горбылкину пихнули, что-то сами продавать стали. Бандиты их и накрыли. Вот им и нужно теперь, чтобы дом в их собственность перешел: ну, обставить дело так, что на законных основаниях они этим кладом владеют. И всех тех, кто ещё про клад знал, они порешили - до кого добраться могли. А Горбылкина до следователей допускать нельзя, чтобы он про клад не проболтался. Вот она, история, по-моему.
   - Нет, - сказала Катерина. - Если б в доме ценности были спрятаны, дед бы это от меня не утаил. Сказал бы, что забери драгоценности из тайника, прежде, чем дом продавать. И опасности никакой у меня от этого клада не было бы. Если бы нужда прижала, то одно колечко в один ломбард, другое - в другой, никто бы никогда не узнал, сколько у меня чего на самом деле. Нет, это что-то другое. Отношение к самому дому имеющее, к его истории, к правам на него.
   - И к профессии твоего деда, факт, - подал голос Гришка. - Иначе бы не возникло о нем разговора. Что-то он там нахимичил, ты уж прости...
   - И ещё одно, - сказал я. - Мне эта история с "таджичкой" очень важной кажется. Что она делала три месяца после мнимой своей смерти? Кого похоронили вместо нее? И похоронили ли вообще кого-нибудь, или пустой гроб в землю опустили? Ну, не пустой, а камнями, там, набитый, чтобы вес был... Но ведь кому-то было выгодно сначала за мертвую её выдать, в живых оставив, а потом взять и пришить...
   - Ну, что там было да как, мы вряд ли дознаемся, - сказал Гришка. Разве что, могилу разрыть... Но не наше это дело, по большому-то счету. А наше дело вот в чем заключается, по моему размышлению. Бандиты хотят хозяйку дома замочить, это ясно. При этом, они считают, будто Татьяна - это Катерина. Ну и пусть считают! Ведь если они пронюхают, что вот она, Катерина, с нами - за ней охота пойдет. Поэтому Катерине нужно линять отсюда, как будто она и вовсе здесь не была. А Татьяна пусть разбирается! По всему выходит, она и эти бандюги друг друга стоят. Если перемочалят друг друга - то туда им и дорога. А нам самое главное что? Во-первых, тебя, батя, от тюрьмы избавить. Во-вторых, Катерину охранить, чтобы с ней ничего худого не случилось. Вот пусть и пойдет у них такой дым коромыслом, чтобы о тебе забыли. А Катерине, говорю, надо немедленно домой возвращаться.
   - Не получится, - сказал я. - Ну, допустим, положут они эту Татьяну. Хотя, понимаете, я от неё дурного не видел, и это она меня обратиться в милицию надоумила, так что нехорошо, вроде, совсем её бросать... Но, ты прав, мы ей совсем не нужны, она из тех, кто если уж разберется с проблемами - то только сама. Так что, наше дело сторона. Но я к чему? Вот, положим, угрохают они Татьяну. Так они очень быстро выяснят, что не ту угрохали, что не она хозяйка дома, и тут охота продолжится, за Катериной уже. Они её и в Череповце достанут, и всюду. Покоя не будет. Поэтому самое лучшее - как можно скорее переоформить дом на Татьяну, чтобы Катерина и впрямь никакого отношения к дому не имела, иначе получится навроде того, что Катерина голову в песок будет прятать, пока шею не перерубят. И выходит, как можно скорее ей надо с Татьяной встречаться, чтобы, может, уже сегодня к вечеру у нотариуса все оформить. Ну, завтра, в крайнем случае. Документы-то все подготовлены, и в порядке. А как только дом будет за Татьяной числиться - Катерина сможет спать спокойно.
   - И потом, - добавила Катерина, - я ведь договор заключила. Если я в срок не оформлю на неё дом, я буду платить неустойку в тройном размере...
   - Это сколько? - поинтересовался Мишка. - Сколько она тебе за дом заплатила?
   - Четыре тысячи, - ответила Катерина. - Долларов, в смысле.
   - Неплохо для наших мест, - прикинул я. - Очень неплохо.
   Сыновья не выдержали, заржали.
   - Ты, батя, так говоришь "неплохо", как будто всю жизнь дома продавал и у тебя эти доллары тысячами по карманам ползали. А ты, небось, и пятьсот рублей одной бумажкой никогда не щупал!
   - А что? - завелся я. - У нас, вон, и по полторы тысячи нормальные дома, зимние, продать порой не могут. В смысле, если дом в деревне, а не в престижном месте каком-нибудь, где коттеджи понапиханы и весь дачный поселок под охраной. Да и там старые дома покупают только ради участка, чтобы старый дом снести и на его место кирпичное чудище воткнуть, с гаражами и с этими окошками гнутыми. Ведь у тебя дом со всеми удобствами?
   - Да, - кивнула она. - И даже газ подведен, и колонка есть. Вода горячая, и зимой - хочешь, печку топи, хочешь, газовый камин зажигай. Вот только на зиму, когда никого нет, мы газ отключали. Перекрывали вентиль под домом, где никому никогда бы не пришло в голову этот вентиль искать.
   - Вот видишь? - сказал я. - Классный дом, и цены ему нет, и в престижном дачном поселке он стоит - и, все равно "новый русский" только бы на снос его взял, потому что он "не в стиле". Ну, накинул бы за место и за то, что все коммуникации подведены, газ включая... Но, наверно, так оно и вышло бы, тысячи четыре, не больше.
   - Это ты верно баешь, - ввернул Гришка. - Только к чему? Все это - к делу не относящееся, мы сейчас о другом толкуем.
   - А к тому, - ответил я, - что совсем дурные времена пришли. Хороший дом, которым раньше бы какой-нибудь академик или секретарь ЦК гордился, теперь этим, которые без мозгов, но с деньгами, и даром не нужен, потому как не "навороченный" он. А нормальные люди, которые толк в домах знают, и которые за такой дом и пятнадцать, и двадцать, и невесть сколько тысяч отдали бы, будь у них такие деньжищи, с голым задом сидят и купить ничего не могут...
   - Да будет, батя, чужие деньги считать, - сказал Мишка. - У тебя как денег не было, так и не заведется, а сейчас действительно речь о другом. Если Катерина четыре тысячи получила, то, выходит, двенадцать тысяч ей придется выложить, если что.
   - Все двенадцать, - подтвердила Катерина. - А откуда я такие деньги достану? Только квартиру продавать и бомжевать... А рассчитывать на то, что бандиты Татьяну убьют и все мое при мне останется, и дом, и деньги, уже полученные - это, знаете... Нельзя на чужой смерти благополучие строить. И даже на надежде на чужую смерть.
   Чуть не сорвалось у меня с языка, насчет того, а на чем же, мол, твой дед свою жизнь построил, но вовремя я спохватился и смолчал.
   - В общем, - завершила Катерина, - есть у меня обязательства, которые я все равно должна выполнить, по данному слову, даже если б неустойки надо мной не висело. И на этом я, можно сказать, с прошлым до конца развяжусь. Поэтому я, не теряя времени, пойду к Татьяне и договорюсь, когда мы к нотариусу едем.
   - А где ты остановишься? - спросил Гришка.
   - Ну... - она слегка улыбнулась. - Наверно, Татьяна не откажет, чтобы я в её - в моем, то есть, доме - переночевала. А если ей это неудобно будет, по каким-то причинам... Что ж, я к вам на ночлег попрошусь.
   - Завсегда примем! - заверил я. - Вот, только, извини, можно мне все-таки на твои документы взглянуть? Может, я чего и разгляжу, со свежего-то глазу.
   - С поправленного глазу! - заржали сыновья. - Ты лучше, батя, не по документам шуруй, а по армейскому правилу действуй: "С утра выпил - весь день свободен"!
   - Так я ж глазок именно поправил, а не залил, - ответил я. - Да и выветрилось все уже, кроме возможности соображать.
   - То-то тебя на рассуждения о цене домов потянуло! Будто миллионера какого.
   - Да ладно вам... - Я рукой махнул.
   А Катерина свою наплечную сумочку расстегнула.
   - Вот смотрите. Бумага, что в семьдесят девятом году мой дед эту дачу приобрел, на правах аренды на девяносто девять лет, у Ермоленкова Ивана Мефодьевича. Тогда ведь дома нельзя было приобретать в собственность, можно было только брать в аренду у государства, или, там, у колхоза. Или пайщиком дачного кооператива стать, но тогда тебе принадлежал, как бы, не сам дом с участком, а пай в кооперативе, и после твоей смерти, особенно если ты завещания не оставил, собрание кооператива решало, оставить дом и участок за наследниками или вернуть им пай, а дом передать кому-то другому. То есть, такое голосование всегда формальностью было, потому что все понимали, что дом - это личная собственность, как бы это официально ни называлось, но ведь существовало такое... - она улыбнулась чуть ли не виновато, что все это знает и так грамотно излагает. - Я во все это вникала, на всякий случай, и знающие люди мне растолковывали. Боялась я, понимаете, что-то не то сделать и на каком-нибудь нарушении законов попасться. Тем более, после дедовских намеков... Так. Нотариально заверенное соглашение, что вся сумма аренды на все девяносто девять лет, семь тысяч рублей, выплачена Ермоленкову полностью.
   - Семь тысяч брежневскими? - присвистнул я. - Это ж, наверно, приблизительно и есть, как нынче четыре тысячи долларов.
   - Да, приблизительно так, - кивнула Катерина. - Что дальше? Вот. Заявление прежнего владельца, Ермоленкова, что просит на деда дом переписать. Уже в восемьдесят втором году написано, семнадцатого ноября. Все бумаги по переоформлению дома на деда. Справки ежегодные об уплате налогов, все такое. Девяносто третьего года документ, что дед этот дом приватизировал. Почти сразу, как стало можно жилье в свою частную собственность брать. То есть, и без полностью оформленной приватизации дом бы становился моим, но дед со всех сторон застраховался. Чтобы, значит, ни малюсенькой проблемы или подвоха не возникло, когда я буду вступать в права наследства. И чтобы я спокойно могла этот дом продать и деньги получить. Так... Вот копия завещания деда, нотариально оформленного, что дом, вместе со всем остальным имуществом, после него остающимся, ко мне переходит. Словом, все по чину. Осталось только справку получить, что я в права наследства введена и дом на меня переписан - и можно дальше двигаться. Эта справка должна быть готова уже.
   - Она и готова, - сказал я. - Я ж был в нашей администрации. Оттуда и твой адрес череповецкий узнал... Но что правда, то правда. В документах разбираться ты получше всех нас навострилась. Поэтому если ты никакой шпильки не углядела, то мы тем более не углядим. Одно для меня странно. Почему этот Ермоленков целых три года медлил, прежде чем накатать заявление о переводе дома на имя твоего деда? А если бы он помер, неровен час? Остался бы твой дед с носом, да?
   - Это, по большому счету, ничего не меняло, - сказала Катерина. - Ведь договор аренды существовал, и никто бы не смог нас этого дома лишить. Другое дело, что приватизировать дом, когда это можно стало, было бы намного сложнее. Но ведь в то время, в начале восьмидесятых, никто и представить не мог, что очень скоро частную собственность разрешат, и все документы, подтверждающие права на дома и квартиры, такими важными сделаются. Вот, видимо, и медлили дед и Ермоленков, считая, что уж с этой формальностью всегда успеют. А может, что-то ещё было. Может, они договорились, что Ермоленков напишет эту бумагу, когда дед ему дополнительно отдаст тысячу или две, нигде не учитываемые, чтобы налогов с них не платить. А у деда хоть и много было всегда на сберкнижке в те времена, но семь тысяч выплатить - все равно не шутка. И, конечно, ему время требовалось, чтобы эту дополнительную сумму поднакопить и отдать.
   - Да, скорей всего, так и было, - согласился я. - Самое, можно сказать, натуральное объяснение. Да, дом, по тем временам, тысяч на девять-десять брежневскими потянул бы, факт.
   - Вот и все, - сказала Катерина. - Полный набор документов, и нигде не найдешь придирок и подковырок. Побегать, конечно, ещё придется, потому что, кроме администрации, в земельный комитет надо, заново земельный план участка и расположения на нем дома получить, со всеми нужными печатями, и в БТИ, за справкой о официальной оценке нынешней стоимости дома, и копию справки о введении в права наследства им нужно сдать... Но это все пустяки.
   - Пустяки-то пустяки, - вмешался Гришка. - Но, все равно, мы тебя проводим до этой Татьяны. Если она тебе от ворот поворот даст, то сразу к себе и заберем, а то ещё не найдешь, одна-то, где мы живем. И вообще, пусть увидит, что ты не в одиночку. Что есть кому за тебя постоять, коли что там. Девка, которая запросто с трупами возится и разбирается - с такой девкой, знаешь, надо ухо востро держать...
   - Да вы не волнуйтесь, - ответила Катерина. - Я про Татьяну сразу поняла, что она всякой быть может, но со мной она любезна была, и без гонора. И потом, ей самой меня оберегать надо, пока я на неё дом не перевела. А как переведу - тем более все дела между нами будут закончены. Я ведь верно понимаю?
   - Вроде, верно, - согласился я. - Переписать дом на Татьяну - и ноги в руки, подальше от молотиловки, которая тут назревает.
   - Но, наверно, предупредить её надо... - нахмурилась Катерина.
   - А как будто я не предупредил, выложив ей все, что я знаю? - возразил я. - Поэтому про все опасности ей известно. И я больше скажу - если и впрямь она положила тех быков, которые Шиндаря удавили... ну, она ли, или её охрана тайная, неважно... то всякие наши предупреждения, это будет называться вроде того, что заступался заяц за медведя. Нет, ни одного лишнего слова ей нельзя говорить, чтобы она за это слово не вцепилась да в самую гущу драки нас за собой не втянула. А что проводить мы тебя проводим, это точно.
   - Тогда пошли, - Катерина встала с травянистого бугорка, на котором сидела. - То есть, я-то пойду...
   - ...Да и мы с тобой! - поднялся на ноги Гришка.
   Ну, мы с Мишкой молча вслед за ними потопали.
   Прошли мы краем того поля, за которым кладбище виднеется, на дорожку свернули до перелеска, сквозь который к Старому Хутору выскакиваешь, а там, на развилке, по левой тропке как раз к дому, к калитке центральной и воротам при ней. Я, на молодежь поглядывая, заметил, что все-таки напряженными они идут. Мишка насвистывает слишком беззаботно, Гришка хмурится и свои кулачищи то сожмет, то разожмет, а в Катерине бледность сохраняется. Ну, оно и понятно. К дому приближаемся, вокруг которого смертоубийств накрутилось, да и хозяйка дома в этой заварушке не последнее слово говорит. Может, и ласково примет, но, все равно, как представишь, что перед тобой девка, у которой, похоже, все руки в крови, а ты должен мило улыбаться ей да трепаться как с обычным человеком... Понятно, говорю, что мурашки забегают и дрожь проберет..
   - Мишка, не свисти! - взмолился я. - Все деньги высвистишь!
   - Как будто у нас когда деньги водились, - хмыкнул он.
   - Ну, значит, насвистишь что-нибудь на наши головы. Это ж недолго беду призвать, да долго потом её расхлебывать.
   - Да брось, батя, - отозвался он. - Все беды накликаны. Теперь, наоборот, их отпугивать надо. Вот я и отпугиваю.
   И затянул вполголоса:
   Черный ворон, что ты вьешься
   Над мое-еею головой?
   Ты добычи - ой, да не дождешься,
   Черный ворон, я не твой!..
   Слава Богу, только начало хорошее спел, а до конца, что "Вижу, смерть моя приходит, Черный ворон, весь я твой!.." не дошел, потому что мы как раз перед калиткой оказались. Иначе бы, по мне, совсем дурная примета вышла.
   А мы калитку отворили, по дорожке к крыльцу направились, и тут Татьяна эта вышла на веранду, встретить нас. Видно, в окно нас углядела.
   И стоит она, в ослепительно белом своем костюме, волосы золотом сияют, и в глазах море плещется. Ждет, когда мы подойдем, одну руку на перила веранды положила, в другой так и держит душистую свою сигарету. Честное слово, Царевна Лебедь, навстречу витязям выплывшая, да и только.
   И заметил я, что Мишку как покачнуло, будто обухом ему в лоб врезали. Он даже оступился малость, запткнулся. И глаз уже не может от этой царевны златовласой отвести. И, ведь, вроде, все про неё знает: и что не его она поля ягода, и что, сердцем не дрогнув, человека к смерти приговорит. Ан нет, сгинул парень, утонул в её глазах, в этом море зелено-синем, где солнечный луч золотом по гребешкам волн пляшет, а то вдруг туча набежит, и в червленое серебро это золото сперва превращается, а потом словно прозрачной тьмой обволакивается, как наша Волга перед грозой на Илью Пророка, и такие молнии ходят в небе, покачиваясь, будто стволы дубов под ураганом, что и у самого смелого сердце захолодит: а вдруг этот огненный дуб прямо на тебя обрушится.