Биргер Алексей. Смерть воды и огня (Богомол - 2)

   - Так я и говорю тебе, санобич всех раздери, что этот твой начальник, санобич, заслуживает, санобич, того, чтобы за все на нем отыграться. Я бы такую милочку как ты на руках носил, санобич, а не заезжал придирками. Верно?
   - У тебя есть, что предложить? - осведомилась девка.
   - Разумеется! - мистер Джонсон хитро подмигнул ей. - Знаешь, как одна моя знакомая, там, в Нью-Йорке, отплатила за все своему начальнику?
   - Ну?
   Американец наклонился прямо к её уху и что-то зашептал, с самым довольным видом. То есть, это для всех присутствующих было "что-то", а я вполне ясно расслышал:
   - После работы, когда все уходили, она оставалась якобы доделать кое-что, а на самом деле к ней приходил её бойфренд и они трахались на столе начальника... Представляешь, на столе этого аккуратиста, который, санобич, из-за лишней пылинки поднимал хай и морщился так, будто ему шило в задницу воткнули! А один раз они сделали это во время обеденного перерыва, прямо, можно сказать, за спиной у её начальника. И ты бы знала, как они использовали его кресло!
   - Ты хочешь сказать?..
   - Вот-вот! - мистер Джонсон расцвел в улыбке - или, вернее сказать, ощерился в улыбке, настолько плотоядной эта улыбка у него получилась. - И с тех пор она перестала бояться начальника. Он вызывает её для разноса, из-за того, что она запятую не так поставила или ещё какую-нибудь "блоху" упустила в важном документе, а она глядит на его стол, где у него так тщательно и чистенько разложены бумажка к бумажке, все уголок к уголку, вспоминает, что они ночью творили на этом столе, и её смех разбирает, она еле сдерживается. Он распекает её, а ей как с гуся вода! Он, видно, это почувствовал, потому что перестал драить её так, как драил других сотрудников. Она говорит, ей даже скучно стало немного, потому что пропала в её жизни эта... перчинка.
   - И этим её бойфрендом был ты? - осведомилась девка.
   - Нет, - американец вздохнул и покачал головой. - Не буду врать, не я. Я был просто её другом, которому она обо всем рассказывала. Но, не скрою, мне все время хотелось попробовать, настолько вкусно она об этом рассказывала.
   Блондинка поглядела на него с той иронией, за которой чаще всего прячется готовность уступить - прежде всего, собственным желаниям.
   - И ты хотел бы попробовать это со мной?
   - А ты была бы против? - вопросил американец. - По-моему, санобич, мы с тобой - люди взрослые и знающие, чего хотим. И пара из нас получится идеальная, а?
   - Пара на одну ночь? - кисло усмехнулась блондинка. - За кого ты меня держишь?
   - За самую сногсшибательную курочку в Москве! - ответил мистер Джонсон. - А может, и во всей России. А может, и во всем мире. Ты не думай, я не пристаю ко всем попало. Но ты... - он опять понизил голос до самого тихого шепота. - Если хочешь знать, ты из тех редких, очень редких девок, которым стоит взглянуть - и у мужика все встает. Есть в тебе это... не жар тела, это было бы слишком просто, а вот такая сокрушительная сексуальность, которая и мертвого из гроба поднимет, если на него пойдет твоя, эта, волна...
   - Что ж... - блондинка размышляла, скорее для виду. - Ключи от конторы у меня с собой, ведь я все отпираю и запираю, прихожу первой и ухожу последней... А сплясать ламбаду на столе шефа было бы чем-то новеньким.
   - Так поехали? - оживился американец. - Я возьму шампанского или чего ты хочешь. Завернем по пути в ночной супермаркет - и вперед! Навстречу самому сладкому мщению в твоей жизни! - расхохотался он.
   Я уже доел все заказанное и решил, что мне пора удаляться. Чтобы не кидаться сломя голову вслед за американцем и его пассией, это выглядело бы слишком заметным. Недовольно поглядев на часы - мол, деловой партнер опаздывает, а больше я ждать не могу - я поправил бумаги, закрыл "дипломатик", вышел на улицу и, остановившись возле своей машины, закурил.
   Американец и блондинка появились минут через пятнадцать. В руке у американца был объемистый пластиковый пакет - насколько я понял, они загрузились шампанским и прочим прямо в гостинице, в одном из тех маленьких роскошных "шопов", в которые превратились в наши дни бывшие филиалы "Березки" при бывших интуристовских заведениях. Я сел за руль и стал наблюдать, как они договариваются с частниками, дежурившими почти у дверей. Переговоры шли буквально несколько секунд: американец не торговался и дружелюбно махнул рукой первому же "возиле".
   Я опять включился на прослушивание.
   - Ленинский проспект, да? - переспросил водитель.
   - Да, - сказала блондинка. - Чуть дальше Ломоносовского. Я покажу, где остановиться.
   Они отъехали, я стартовал следом за ними. "Часы пик" давно миновали, машин было мало - по московским понятиям, во всяком случае - и двигаться было легко. Разве что, приходилось соблюдать осторожность, иногда чуть-чуть притормаживать и отставать, чтобы мои подопечные не заметили слишком плотно маячащую рядом с ними машину. Впрочем, они так были увлечены воркованием, устроившись на заднем сидении, что вряд ли обращали внимание хоть на что-то вокруг. Заметить мог только шофер, поневоле обязанный проявлять бдительность и внимание ко всему, происходящему на дороге. Но если шофер и понял, что за его пассажирами ведется слежка, то ему это было до лампочки. Советские люди давно привыкли к тому, что любой иностранец может стать объектом внимания особых служб, и недолгие годы свободы ещё не успели приучить их видеть в этом отступление от нормы. Если шофер понимал меня за такого "сопровождающего", то его это не беспокоило: ведь люди, "пасущие" иностранцев - это не налоговая служба, которая может потребовать у него отчета в его "левых" заработках. А насчет того, чтоб, коли вызовут "куда надо" дать показания насчет поведения и разговоров иностранца, которого он подвозил - тут он завсегда с охотой, на это и подписывался, когда выторговывал себе хлебное местечко возле отеля международного класса. Без этого фиг с два ему разрешили бы войти в тусовку водил, имеющих там постоянное место.
   Приблизительно так я прикидывал, продолжая на всякий случай соблюдать все меры предосторожности. Вот мы миновали перекресток Ленинского с Ломоносовским, ещё два-три квартала, машина притормозила и остановилась. Я остановился чуть поодаль. Американец и блондинка расплатились и вышли, американец бережно нес пластиковый пакет с шампанским и, надо понимать, какими-то деликатесами. Они пошли по подъездной дорожке в глубь огромного "сталинского" двора, я проехал во двор, увидел, что они идут к подъезду слева от расположенных в центре двора клумб и лавочек - почти скверика, по размерам, поэтому повернул налево и остановился в удобном месте неподалеку от главной клумбы. Моя парочка уже входила в какую-то дверь - не в подъезд, а именно в отдельную дверь рядом с жилым подъездом. В свете фонаря возле этой двери тускло отсвечивала вывеска.
   Я не спеша подошел, дав им время зайти вовнутрь, и прочел на вывеске: "Туристическое агентство "Левант". Групповые и индивидуальные туры по самым популярным маршрутам России и мира. Оформление виз и загранпаспортов, продажа авиабилетов на международные рейсы".
   Вот, значит, где работала блондинка! Что, сфера её деятельности, вполне объясняла, как и почему она могла познакомиться с американцем.
   Над дверью зажглось окно - цокольного этажа, по высоте от земли почти равного второму этажу бетонных "коробок". Я призадумался, что мне делать. Подслушать их разговоры и записать на пленку я мог, но ведь мне надо было ещё и увидеть, и заснять, чтобы полностью удовлетворить нашу клиентку. Допуская такую сомнительную мысль, что увиденная ей запись доставит ей чувство глубокого удовлетворения... Но это уже не мое дело.
   Если в самом начале моей карьеры частного детектива я с отвращением относился к подобным поручениям, связанным с разнюхиванием "постельных" тайн и копанием в грязном белье, то теперь острота ощущений притупилась. Хочется этой француженке прижучить своего любовника - пожалуйста, а дальше пусть сами между собой разбираются. А полторы тысячи долларов - по семьсот пятьдесят на брата - в наши дни на дороге не валяются. За такие деньги согласишься и неделю, и больше по ночам вкалывать - не то, что всего одну ночь.
   Как следует осмотревшись, я приметил невдалеке пожарную лестницу. Если подняться по ней пролета три, то отлично увидишь все, что происходит в окне. Нижний пролет лестницы был убран, и лестница не доставала до земли метра два - видимо, чтобы мальчишки не баловались, шастая по ней - но это была проблема разрешимая. Я ещё раз огляделся. Двор безлюдный, ни одного человека. Перегнав машину прямо под лестницу, я с крыши машины залез на нее, поднялся на её вторую площадку и устроился поудобней. Только я вскарабкался, во двор ввалилась компания молодежи, тяжело загруженная полуторалитровыми бутылками пива и "Фанты", и направилась к дальнему подъезду. Но меня это уже не волновало. Я слился с тенями и в темноте меня бы вряд ли кто-нибудь разглядел. И со стороны дома меня узреть было нельзя - окон на лестницу не выходило, лишь глухие двери пожарного хода. Так что я мог спокойно сосредоточиться на наблюдении за парочкой и на, так сказать, фиксировании результатов этого наблюдения.
   Подслушивающее устройство было включено, антенна наведена, крохотный, незаметный постороннему глазу наушник - у меня в ухе, и я слышал веселый смех, сопровождавший развлечения моих подопечных. Чуть визгливый смех блондинки, хрипловатый - американца. Я прильнул глазом к глазку видеокамеры, покрутил настройки, чтобы предельно приблизить помещение. Сперва я перестарался, и весь кадр заполнили головы: сперва - запрокинутая от хохота голова американца, потом - запрокинутая голова девицы. Она пила шампанское прямо из горлышка - черт подери, эта американская сволочь купила "Дом Периньон", и не одну бутылку! - шампанское пенилось и текло по её губам, размывая помаду, её периодически одолевал смех и она с трудом сдерживалась, чтобы не поперхнуться.
   Я взял более общий план и увидел, что блондинка сидит на столе - надо полагать, на том самом столе того самого начальника - а бутылку шампанского поддерживает у её рта американец.
   - Это любимая чашка твоего начальника? - спросил он, беря красивую чашку, на которую, похоже, был нанесен логотип фирмы и, пониже, какое-то имя.
   - Она... - простонала блондинка. - Она самая!
   Американец наполнил чашку шампанским по самые края и предложил своей партнерше. Она выпила эту чашку в несколько глотков, он налил такую же чашку для себя и, выпив, хлопнул пробкой следующей бутылки.
   - И что теперь? - весело спросила блондинка.
   - А вот что, - американец тонкой струйкой направил шампанское на её плечи, потом в ложбинку между её пышных грудей.
   - Ой! Холодно! И щекотно! - взвизгнула блондинка.
   - Сейчас будет жарко, - заверил американец.
   Наклонившись к ней, он сперва слизал шампанское в ямочке у основания её шеи, потом его язык опустился чуть ниже, к началу ложбинки...
   - Жарко! Жарко, но все равно щекотно! - простонала, давясь от смеха, блондинка. Она, вроде бы, сделала руками попытку оттолкнуть голову американца, но при этом пошире раздвинула ноги, чтобы он мог покрепче к ней прильнуть. А он уже расстегивал верхние пуговки на её блузке, его язык блуждал по её груди, охотясь за каждой капелькой шампанского. Блондинка изогнулась вперед, на секунду оторвала руки от стола и свела их у себя за спиной, её расстегнутый лифчик упал ей на колени. Когда блуждающий язык американца коснулся одного из её сосков, она вскрикнула и, опять опершись одной рукой на стол, другой крепко притиснула голову американца к своей груди. По тому, как она тяжело задышала, и по тому, как его голова чуть заходила вперед и назад, я понял, что его язык заработал вовсю, стараясь ублажить сосок так, чтобы довести хозяйку этого соска до экстаза.
   - Ооо, Лариса... - прохрипел он. Так я впервые узнал, что блондинку зовут Лариса.
   - Не могу... - простонала в ответ Лариса. - Не могу... - её могучие бедра заходили ходуном, она обвила торс американца ногами, прижимаясь промежностью к его животу, стараясь вдавиться в его живот так, чтобы её самое сокровенное место как можно полнее вобрало тепло его тела. - Ооо... Еще... еще...
   - Ммм... - мычал американец, стараясь как можно глубже втянуть губами её сосок, дать ощутить этой падкой до наслаждений красной ягоде не только кончик, но и корень своего языка.
   Лариса вдруг заорала, ещё крепче прижимая к себе его голову, и по ней будто судорога прошла.
   - Ой... - выдохнула она. - Я уже... Что ты сделал?.. А теперь я хочу еще... Еще...
   - Уже?.. - американец отнял голову от её груди и потянулся к пластиковому пакету. - За такой успех надо выпить! А потом продолжим... Ведь я-то ещё нет...
   Он хлопнул пробкой очередной бутылки шампанского и стал опять наполнять чашку, одновременно расстегивая ремень своих брюк. Увидев это, Лариса быстро стянула трусики.
   - За что выпьем? - спросила она.
   - За твою ненасытность! - ответил мистер Джонсон. - Я хочу, чтобы ты была ненасытной, потому что сегодня, с тобой, я буду ненасытен как никогда, уж это я тебе обещаю!
   И тут... Пока Лариса окончательно избавлялась от блузки и снимала юбку и не глядела, что он делает, он мгновенным и незаметным для неё движением влил в чашку шампанского жидкость из какой-то ампулки!
   Я оцепенел. Что происходит? Неужели, начав с невинного задания по отслеживанию неверности, я опять сейчас влечу в какое-нибудь крутое уголовное дело?
   Или это всего-навсего какой-то стимулятор сексуального желания, который он хочет тайком ей подсунуть, чтобы она и впрямь сделалась ненасытной? Возможно, он сам такой стимулятор уже принял...
   Как хотелось надеяться, что это так, и ничего более страшного не происходит!
   Но мои надежды очень быстро развеялись в прах.
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ
   - Держи! - американец преподнес шампанское своей пассии. - Пей до дна!
   Пока она пила, он быстро избавился от ещё не снятой одежды. Она отдала ему пустую чашку, он плеснул в неё шампанского и шутливо прыснул на Ларису, оросив ей бедра, грудь и живот. Она расхохоталась. Для нее-то это было любовной игрой, но я понял: американец на всякий случай ополоснул чашку, чтобы ни капли того препарата, которым он напичкал Ларису, не досталось случайно ему.
   Я ждал с тоскливым отчаянием, что будет дальше. Ясно - что-то очень нехорошее. И почему мне так везет? Вот уж влип... Становиться свидетелем очередного преступления мне совсем не хотелось.
   Американец торжественно осушил чашку до дна, а потом прямо-таки обрушился на Ларису. Она захрипела, застонала, их обнаженные тела переплелись на столе начальника, ягодицы американца мерно задвигались вверх и вниз: он вошел в свою партнершу.
   Лариса, как ни странно, стонала все тише и слабее, и все слабее "подмахивала" американцу, вместо того, чтобы наращивать обороты - что было бы самым естественным ожидать. Через несколько минут её руки, обвивавшие шею американца, разомкнулись и бессильно упали на стол. Американец внимательно поглядел на неё и, деловито высвободив свой член из её влагалища, аккуратно, стараясь лишний раз её не потревожить, с неё слез. Он даже не дал себе труда кончить. И, самое главное, лицо его вдруг изменилось, оно стало хмурым и суровым, спала маска дурашливого сластолюбия, в резко похолодевших глазах засверкал живой и острый ум.
   Он с минуту постоял возле Ларисы, потом пощупал её пульс, и, удовлетворенно кивнув самому себе, отошел от стола.
   Одеваться он не стал. Как был, нагишом, он сел за компьютер, стоявший на видном месте у стены, и включил этот компьютер. Засветился монитор, американец стал быстро щелкать "мышью"...
   Я перевел видео на предельное увеличение, чтобы разглядеть, что же его так интересует в этом компьютере. Но все равно добиться четкости не мог. Мог лишь разглядеть, что американец проглядывает столбцы каких-то данных. И, судя по всему, слева шли имена, а в последующих колонках - цифры и данные.
   На всякий случай я на секунду перевел видеокамеру на Ларису. В сильном приближении мне удалось разглядеть, что её грудь слегка вздымается и опускается, губы чуть шевелятся. Американец дал ей не яд, а сильное снотворное. Я перевел дух. Ведь если бы он убил её на моих глазах, мне оставалось бы только одно: звонить Повару. Не Игоря ж тревожить этой проблемой и не местное отделение милиции вызывать, чтобы потом долго с ними объясняться, кто я такой и почему следил за "сладкой парочкой"... Кроме того, от Повара никак нельзя было бы скрывать, что я оказался свидетелем убийства. Словом, каша заварилась бы ещё та... Но теперь я получал паузу на раздумья. Раз Лариса жива - мне нет необходимости совершать резкие действия.
   Но что за странная игра здесь ведет? Чего хочет этот американец?
   И действительно ли этой француженке надо уличить его в неверности? Может, она преследует совсем другие цели?
   А если эта "француженка" - Богомол? - подумал я, цепенея от ужаса. Богатая и очень красивая блондинка, по словам портье, не захотела встречаться с нами лично... У той француженки, которой мы сунули визитную карточку (или, как сейчас порой говорят, бизнес-карточку) в аэропорту, не было никаких причин избегать встречи с нами, на самом-то деле...
   Да брось ты, внутренне прикрикнул я на себя, перестань давать волю своему воображению! Пуганая ворона и куста боится - вот и тебе всюду чудится Богомол... Если нас с Игорем наняла Богомол, то, значит, вся эта история как-то связана с убийством Дурманова. Но... но это вряд ли может быть.
   Тем временем американец нашел данные, нужные ему, и вглядывался в них.
   - Shit! - пробормотал он. - Holy shit! What's that fuckin' son-o'bitch meant?
   ("Говно! Святое говно!" - интересно, почему американцы в свои ругательствах так любят называть говно "святым"? - "Что этот гребаный санобич имел в виду?")
   Он пристально вглядывался в экран, будто стараясь точно, до последнего значка, запомнить то, что было сейчас перед его глазами. Потом, пробормотав несколько нечленораздельных ругательств, он опять стал возить "мышью" и щелкать клавиатурой, вытягивая из компьютера какие-то новые сведения.
   Доил он компьютер основательно, где-то минут сорок. Меня удивило, что он не хочет вывести так нужные ему данные на бумагу, через принтер. К компьютеру был подключен лазерный принтер последнего поколения, работающий практически бесшумно, и спящую мертвецким сном Ларису он бы точно не разбудил, а уж карманов, куда можно спрятать два или три листочка, в разбросанной вокруг одежде мистера Джонсона было предостаточно. Но, видимо, мистер Николас Джонсон был из тех людей, которые предпочитают не иметь при себе ничего, на чем хотя бы с ничтожной долей вероятности можно быть пойманным за руку.
   А еще, похоже, он очень полагался на свою память. Не исключено, она была у него специально тренирована.
   Так кто же он такой, черт возьми?
   Тем временем мистер Джонсон взялся заметать следы. Он выключил компьютер, наполнил чашку очередной порцией шампанского, порылся в кармане своего брошенного в угол пиджака, извлек оттуда скляночку, из которой капнул в шампанское несколько капель, убрал скляночку назад и подошел к столу, на котором покоилась Лариса. С некоторой озабоченностью он поглядел на свой член, обмякший за время умственных трудов, и улыбнулся, увидев, что тот опять начинает напрягаться, приоткрыл рот Ларисе, влил в неё шампанского, потом улегся на неё и как ни в чем не бывало опять в неё вошел...
   Когда Лариса открыла глаза, он уже трудился вовсю...
   - О... - слабо простонала она. - Что это было?
   - Это... - прохрипел он в изнеможении страсти... - Это было... и есть...
   Видно, он вкатил ей какое-то сильнодействующее средство, потому что Лариса быстро полностью очнулась, вошла во вкус и принялась усердно помогать ему. Ее бедра бились под ним, виляли из стороны в сторону, она изгибалась дугой, приподнимая на животе его мощное тело, а он и стонал, и покряхтывал, и тискал её грудь...
   Потом они одновременно закричали. Надо полагать, не так сильно, чтобы разбудить кого-то за стенами в доме, но наушник в моем ухе завибрировал.
   Они растянулись на столе рядом друг с другом, тяжело дыша.
   - Ты знаешь... - несколько растеряно проговорила Лариса. - Мне показалось, что я на какой-то миг потеряла сознание...
   - Я, кажется, тоже побывал в отключке... - пробормотал мистер Джонсон. - Это было... Да... - и дальше он произнес фразу, которую я должен воспроизвести в оригинале. - I blacked out for a while, I mean it. You, peppery chicken, you've sucked me dry, really. Me thinking no problems to work you into creamy comes, and you got my balls blue before I got your ashes hauled! - и, рассмеявшись, он ласково потрепал Ларису по щеке.
   ("Я полностью вырубился, честное слово. Ах ты, ядреная курочка, ты выжала меня досуха. Я думал, у меня не будет проблем довести тебя до таких оргазмов, чтобы ты сливками изошла, но у меня яйца посинели, прежде чем мне удалось проволочь твой пепел!")
   Лариса, как и я, поняла не все, но достаточно, чтобы польщено рассмеяться.
   А я сначала напряг память (достаточно тренированную и прежним моим профессиональным изучением языков и нынешним родом моих занятий), чтобы запомнить все от слова до слова, от звука до звука - но потом сообразил, что ведь все равно эта фраза останется в записи, которую ведет подключенный к подслушивающему устройству магнитофончик.
   Одно я понял несомненно: американец сделал мне бесценный подарок. Выражение про "проволакивание" (или "взвеивание против ветра") чьего-то пепла являлось крутым американским жаргоном, "непосредственно относящимся к сексуально-телесному низу", как выражались наши профессора. И, как у всякого образного выражения, у этого должен быть свой особый смысл, мало похожий на буквальный. По всему, получалось, что значение у этого выражения - "крепко оттрахать кого-то", "доставить кому-то крупное удовольствие"...
   Но ведь Повар это знал!
   Он попросил меня перевести странную фразу, и сказал мне, что я перевел её "нормально". То есть, его устраивало, что я не понимаю её истинного смысла. Во-вторых, он велел мне передать Богомолу эту фразу дословно, и не по-русски, а по-английски! Выходит, за истинным, матерным значением этой фразы скрывался какой-то тайный смысл, который был отлично понятен Повару и Богомолу, и не доступен мне! И Повара очень устраивало, что я в этот истинный смысл не врубаюсь...
   Но когда не знаешь истинный смысл послания, которое тебе велено передать, то очень легко влипнуть хуже некуда. Угодить в любую ловушку...
   Я уже говорил, по-моему, что боялся Повара до одури, боялся как никого в мире, несмотря на все его ласковое и "отеческое" обращение. Я-то понимал, насколько могуществен этот человек - и насколько он может быть безжалостен.
   И сейчас я всей кожей, всеми порами чувствовал, что, благодаря американцу, избежал какой-то очень серьезной опасности. Теперь я знал, что не должен передавать Богомолу это послание, пока сам не разберусь, хотя бы более-менее, что оно может значить. И откуда, следовательно, можно ожидать удара...
   - ...У нас осталась последняя бутылка шампанского, - сказал американец, нежно поглаживая Ларису по животу. - Давай выпьем её - и продолжим где-нибудь в другом месте, после новой загрузки.
   - Можно переместиться ко мне домой, - сказала Лариса. - Я сейчас одна.
   - Вот и отлично! - американец потянулся за бутылкой и чашкой, продолжая одной рукой ласкать Ларису. Она застонала, чуть прикусив губу, и, слегка раздвинув ноги, направила его пританцовывавшие пальцы к рыжеватому треугольничку волос...
   Собственно, мне больше было делать нечего. Я уже отснял две видеокассеты, меняя их на ходу, и один раз пришлось поменять аудиокассету в магнитофончике. Материала у меня было достаточно - хотя вопрос, что делать с этим материалом и можно ли его отдавать нашей заказчице, становился все насущней.
   Дождавшись, когда пройдет через двор и скроется в своем подъезде какая-то поздняя супружеская пара, я спустился вниз, сел в машину и выехал со двора. Выехав на Ленинский, я подал машину задом метров на двадцать назад и, предварительно убедившись, что здесь нет запрета на стоянку, остановился, держа выход со двора в поле зрения. Мистер Джонсон и Лариса никуда от меня не денутся, хотя я сомневался, стоит ли продолжать наблюдение. Все требуемые материалы и улики были мной собраны.
   Положив руки на руль, я задумался.
   Теперь, когда я знал, что выражение про пепел относится к числу крепких американских матюгов, странная фраза про "Лезущего на стену Богомола" получала у меня два толкования.
   Первое. "Лезть на стену" подразумевает "преодолевать трудности". Тогда получалось так: "Богомол преодолевает все трудности, а в итоге её отдерут". То есть проще: "Богомол сама лезет на неприятности".
   Второй. Ведь и у нас есть выражение "на стенку лезть", в смысле "беситься от очень сильного желания", "безумно сильно чего-то хотеть". Интересно, американцы употребляют выражение "лезть на стенку" в таком же смысле? Если да, то перевод получается такой: "Богомол буквально на стенку лезет, чтобы испытать оргазм". "Чтобы наверняка достичь желаемого", если переводить в более широком смысле.
   Суть перевода в первом значении такова: "Богомол в опасности".
   Суть перевода во втором значении такова: "Богомол на правильном пути".
   В зависимости от того, какой вариант перевода правилен, мне надо так или иначе строить всю свою дальнейшую линии действий, всю свою игру. Потому что в зависимости от того, какой вариант перевода правилен, меня будут подстерегать удары в спину либо с одной, либо с другой стороны.
   Если Повар направляет меня к Богомолу, чтобы я, не ведая того, предупредил её о серьезной опасности, то это одно. Тогда, выходит, Повар не хочет, чтобы Богомол сложила голову, пытаясь убрать Пиньони, и просит её отказаться от этого "заказа", потому что рассчитывает прибрать её к рукам и как-то использовать в дальнейшем.