Биргер Алексей. Война орхидей (Богомол - 4)

   Логичней всего предположить, что это один из тех чеченцев, с которыми - и для которых - Курослепов ворочает миллионами.
   Убери Курослепова - и перекроется один из мощнейших каналов, по которым текут деньги в Чечню - и из Чечни на Запад.
   Но ведь по маршруту через Варшаву явно путешествовал кто-то из противников Курослепова... Этот человек отправил аванс по договоренности с Беркутовым и - по сути - заказал убийство Курослепова.
   Но если этот человек был противником Курослепова, значит, он должен быть союзником Повара, так?
   А если он союзник Повара, то Повар должен о нем знать. И действовать с ним рука об руку.
   При том, что Повар даже тени намека не кинул Игорю и Андрею: ребята, в этом деле у меня есть очень важный союзник, вы там не наступите случайно ему на мозоль от излишнего усердия, туда-то и туда-то не ломитесь... Нет, он предоставил им барахтаться самим. Но, выходит, его устраивает, как барахтаются компаньоны? И, выходит, он уверен, что они ни при каких условиях не смогут повредить неведомому союзнику?
   Так что же это за союзник такой, которому нельзя повредить ни при каких условиях и которого, при том, лучше скрывать ото всех?
   Какой-нибудь американский миллионер, страстный любитель орхидей, которому Повар охотно дал сыграть в свою игру, чтобы на его деньги уничтожить Курослепова? Но тогда что это за игра? Пожалуй, если узнать правила, по которым - порой на грани фола, но никогда не переходя за эту грань - играют между собой американские обожатели орхидей, то можно будет выяснить, где, по их разумению, Курослепов "сфолил" настолько, что подставился в международном масштабе.
   Здесь Игорь совсем вплотную подошел к решению загадки - которую в итоге так никогда и не разгадал. Надо было ухватить ещё совсем немногое, и, может, его ангел-покровитель уже хотел закричать ему в ухо: "Горячо!.."
   А может, этот самый ангел-покровитель и вмешался без промедления, чтобы не дать Игорю разгадать загадку: потому что человек, разрешивший её, до конца дней жил бы под дамокловым мечом. Есть такие загадки, ответ на которые лучше никогда не находить, чтобы не оказаться крайним - и лишним.
   Игорю казалось, что, вот, сейчас он ухватит за хвост - но тут Марина сообщила по переговорнику.
   - Игорь Валентинович, к вам посетитель. Говорит, ваш старый друг. Ги... - она запнулась. - Гитис Янчаускас.
   - Гитис? - Игорь и изумился, и обрадовался. - Немедленно давай его сюда!
   В кабинет вошел Гитис - высокий, худощавый, при этом широкий в кости, с резкими, чуть грубоватыми даже, чертами лица, смягчавшимися, когда он улыбался или начинал говорить - словом, вполне типичный прибалт. Впрочем, прибалтийским в нем было лишь происхождение: он и родился в Москве, и всю жизнь в ней прожил. Отец-литовец настоял на том, чтобы имя сыну дали чисто литовское, но, как посмеивался сам Гитис, "мое имя больше говорит по-литовски, чем я сам". Языка отцовских предков он практически не знал, и ощущал себя своим лишь в России... Если, конечно, он хоть где-то ощущал себя своим. При всей близости отношений, Игорь всегда ощущал в нем некую глухую стену, за которую никому не дозволено проникать - некий строго оберегаемый от внешних посягательств уголок собственного мира, мира памяти и чувств, похороненных заживо. И порой, когда разговор сворачивал на какую-нибудь слишком личную тему, когда проскальзывала какая-то мелочь, непонятно каким боком бередящая то ли воспоминания, то ли личные чувства Гитиса, его лицо пустело, улыбка становилась формальной, и у Игоря возникало ощущение, будто он с налету врубился в бетонный бункер - и что у Гитиса вообще нет своего места на земле, а есть лишь более или менее противные пристанища на долгом пути к неизвестной цели. Иногда, по Бодлеру, он казался "путешественником в смерть", а иногда мерещилось, будто конечная цель его странствий должна быть вполне земной и осязаемой.
   Конечно, эта скрытность могла объясняться и судьбой Гитиса. Именно он в свое время порекомендовал органам обратиться за экспертизой старинных карт и рукописей не к кому-нибудь, а к Игорю - именно он, по сути, и вовлек Игоря в тот мир, которому оказалась в итоге отдана вся жизнь Терентьева. Он был выпускником того же вуза, но более старшего выпуска - закончил институт за три года до Терентьева и Хованцева и, судя по тому, что к его мнению прислушивались, уже успел сделать неплохую карьеру. Но он никогда не говорил, в каком он звании, к какому отделу принадлежит - а при попытках прямых расспросов отвечал, что он всего лишь консультант по вопросам, связанным с романо-германской филологией, ничего более. Ну, подумаешь, попросили порекомендовать толкового специалиста, зная его собственную добросовестность - так это ни о чем не говорит, к нему самому-то обращались не чаще раза в год.
   До Игоря доходили слухи, что последние несколько лет Гитис почти постоянно обитает в Париже, но ничего определенного он о старом друге не знал. Можно было только догадываться, что тот делает в этом прекрасном городе. Который, впрочем, сам Гитис не очень любил. Он упомянул как-то, что ему довелось около полугода прожить в Париже в восемьдесят девятом году, и что город произвел на него не очень благоприятное впечатление. "Шум, грохот, дребезжание, уличные заторы, и мелкое жулье", - обронил он, с той прибалтийской холодностью интонаций, которая, видно, определялась чем-то, заложенным на генетическом уровне - настолько она была непохожа на встрепанную и открытую московскую манеру общения, которая окружала его с ранних лет и давно стала для него родной.
   Так что в Париже Гитис не стал бы засиживаться, не будь у него каких-то важных дел. Игорь и задумываться боялся, что это могут быть за дела, какие тайны скрываются за той непроницаемой стеной, которой был окружен самый сокровенный уголок души "литовца". Или - как его называли институтские друзья - "Дика", переиначив на свой лад его имя. Сперва его называли "Кит", но "Кит" не привилось, и быстро превратилось в "Дик". Надо сказать, Гитис и впрямь неуловимо напоминал отважного Дика Сэнда, Пятнадцатилетнего Капитана - выросшего, возмужавшего и познавшего уголком сердца и разума ледяную горечь бытия. Откуда бралась эта горечь? От необходимости жить в нелюбимом Париже? Или за свой минимум свободы он уплатил - и платит? - такую цену, о которой никому не следует знать?
   - Дик! - Игорь шагнул ему навстречу, раскинув руки. - Как я рад тебя видеть!
   - Я тоже, - ответил Гитис. - Знаешь, летел в Москву и думал, с кем бы мне хотелось увидеться. И, вообрази только, никого, кроме тебя в голову не пришло. Вот как жизнь всех повыбивала... Хорошо, что я тебя застал.
   - Ты когда прилетел? - спросил Игорь, направляясь к сейфу, в котором хранил самый дорогой, для особых случаев, коньяк.
   - Да буквально только что. Сегодня рано утром. При литовском посольстве есть маленькая гостиничка, я закинул вещи - и к тебе.
   - Так ты?.. - Игорь недоуменно нахмурился.
   Гитис кивнул.
   - Я уже давно гражданин Литвы. Могу и паспорт показать, - он осмотрел кабинет. - А ты вчера здорово повеселился, да? Сразу веет чем-то родным, студенческим... - он указал на составленные в угол пустые бутылки из-под водки, на пепел сигарет, частично стряхнутый прямо на стол и ковер, мимо пепельницы, на другие следы устроенного Игорем ночного безобразия.
   Игорь, иронически хмыкнув, пожал плечами.
   - Вчера был особый случай. Зато сегодня я угощу тебя отменным коньяком, если ты не против.
   - Не откажусь, - Гитис сел в кресло. - И от кофе тоже. Я до сих пор какой-то вздернутый, после ночного перелета.
   Игорь нажал клавишу переговорника.
   - Мариночка, будь добра, кофе нам, и покрепче... Какое-то срочное дело? - повернулся он к Гитису.
   - Да нет, - небрежно отмахнулся Гитис. - Эта поездка давно была запланирована, но я, как всегда, оттягивал сборы до последнего момента... Надеялся, что все-таки не придется лететь, что проблемы сами в конце концов разрешатся. Киношные дела, понимаешь...
   - Так ты сейчас связан с кино?
   - Да, работаю помаленьку на одну продюсерскую фирму. Дела, сразу говорю, так, ни шатко ни валко, - он бережно принял из рук Игоря стопку коньяка. - Расскажи лучше, как у тебя.
   - Веселимся, как видишь, - кисло усмехнулся Игорь. - Жизнь в Москве вообще, что называется, веселая. Будь здоров...
   - Прозит! - Гитис приподнял стопку, потом опрокинул её, одновременно с Игорем. - Но я слышал, у тебя одно из лучших детективных агентств в Москве?
   - Откуда слышал? - спросил Игорь, усаживаясь в кресло напротив Гитиса. После стопки коньяка ему стало хорошо и спокойно.
   - Слухом земля полнится. Сам знаешь, сколько народу катается теперь туда и сюда.
   - Да уж, мы стараемся, - усмехнулся Игорь.
   - Мы?
   - Я привлек своего однокурсника, Андрея Хованцева. Может, помнишь его?
   Гитис нахмурился.
   - Так, смутно припоминаю. И чем вы сейчас занимаетесь? - он протянул руку и взял один из листочков с набросками Андрея и Игоря. - "Москва Варшава - Франкфурт". Интересный маршрут. Я не помню такого, ни самолетом, ни поездом...
   - Маршрут, по которому двигался один из наших подозреваемых, - ответил Игорь.
   - Угу... Дела международного класса. Круто берете, - спокойно проговорил Гитис. - И что за подозреваемый? Коллекционер орхидей? - ну да, конечно, он без проблем разглядел взятую в кружочек надпись крупными буквами на другом листке бумаги.
   - Возможно, да, - ответил Игорь. - А возможно, какие-то чеченцы.
   - Хм... - Гитис налил себе ещё полстопки коньяку и с удовольствием поглядел коньяк на свет. - "Чеченский след" - это очень интересно, когда он существует в реальности, а не является удобным мифом, чтобы списать "висяк".
   - В данном случае, он полностью реален, - ответил Игорь. Он прищурясь поглядел на Гитиса. - Слушай, объясни мне откровенно, в чем дело. Ты ведь не просто так первым делом приехал ко мне, прилетев в Москву после двух лет отсутствия. Срочно прилетев, как я понимаю... Ты-то каким боком причастен ко всем этим безобразиям?
   Гитис рассмеялся.
   - Вполне понятно, что ты меня подозреваешь!.. Могу тебе сообщить, что, кроме всего прочего, я недавно был в Варшаве. Правда, ни в Москву, ни во Франкфурт не заворачивал. Твое здоровье!
   - И зачем ты ездил в Варшаву? - невольно вырвалось у Игоря.
   Гитис отставил опорожненную стопку и заговорил вполне серьезно.
   - По своим делам. Я сейчас утрясаю вопросы финансирования очередного фильма. Совместный французско-польский проект.
   - Так ты продюсер? - спросил Игорь.
   - Совершенно верно. Я ж тебе сказал, у меня собственная фирма. Или я неточно выразился? После многих лет за границей иногда бывает... Небольшая фирма, но действующая очень эффективно. Я мог бы назвать тебе несколько удачных проектов, в которых принимал участие. А сейчас у меня возникли небольшие неприятности. Точней, не неприятности, а проблема.
   - Связанная с чеченцами?
   - Правильно мыслишь. Для запуска французско-польского проекта, с которым я работаю, не хватало некоей суммы. Не слишком большой, по киношным понятиям, но и не слишком маленькой. И вот эта сумма появляется. Но у меня давно нюх выработался, я чую, с какими деньгами можно связываться, а с какими нет.
   - И за этими деньгами чеченские боссы почудились?
   - Я бы даже сказал, вполне явственно нарисовались, - хмыкнул Гитис. А сам понимаешь, такие деньги в дело допускать нельзя. Им только палец дай - всю руку отхватят. Через твой легальный бизнес потекут деньги на оборот наркотиков, на проституцию, черт знает на что. А ведь ты уже подписался, из дела их просто так не выкинешь. Словом, хоть расторгай контракт, хоть не расторгай - а все равно ты в конечном счете покойник.
   - И ты сделал ход конем - явился в Москву, чтобы разобраться на месте?
   - Вот именно. Но, как понимаешь, я просто так на рожон не полезу. Включил старые связи, и летел, уже имея кой-какую информацию от одного из людей Повара.
   - И он тебя на меня нацелил? - спросил Игорь. Теперь ему многое становилось понятным.
   - Да. И он меня на тебя нацелил. Выяснилось, что наши с тобой интересы замыкаются на одном человеке.
   - На чеченце, живущем в Гагаринском переулке? - уточнил Игорь.
   - Да. Именно с ним мне надо провести прямые переговоры об условиях вложения денег в производство фильма. А тебе надо его как следует прощупать. Вот я и подумал... Точнее, эту идею мне сразу подкинул человек, с которым я связывался, но, если честно, я бы и сам до этой идеи допер. Она ведь на поверхности. Я сейчас еду на переговоры с ним, а ты будешь меня сопровождать - якобы, как мой охранник. Получится взаимная страховка - и взаимная услуга. Ведь иначе тебе вряд ли представится возможность проникнуть в его квартиру и повидаться с ним лицом к лицу.
   - Ты прав, - сказал Игорь. - Я как раз собирался двинуться в Гагаринский переулок. Что это за человек, как его зовут?
   - Некий Зараев Тимур Хаджиевич. Ни в чем особом не замечен, в Москве находится около полугода. Что интересно, переехал в Москву не откуда-нибудь, а с севера, из Пскова. Что он делал во Пскове, никто не знает.
   - Это вся информация? - спросил Игорь, продумав услышанное.
   - Практически да.
   - И когда он тебя ждет?
   - Сегодня. Чем раньше, тем лучше.
   Игорь внимательно поглядел на Гитиса, потом кивнул.
   - Поехали!..
   Он надел под пиджак кобуру с пистолетом, под ироническую ухмылку Гитиса.
   - Скорей всего, охрана заставит сдать оружие, - обронил Дик.
   - Все равно, пусть знают, что оружие есть, и что я имею право им пользоваться.
   Они отправились на машине Игоря.
   - Набросай мне быструю картинку, - сказал Гитис, когда они отъехали. Что за дело ты расследуешь? Почему тебя интересует этот Зараев?
   - Неужели тебе не сказали? - удивился Игорь.
   - Нет. Времени было слишком мало.
   - Значит, так, - сказал Игорь. - Мы ищем украденные орхидеи Курослепова. Слышал о таком?
   - Слышал, - кивнул Гитис.
   - В этом деле засветилась некая Мария Корева, подручная Курослепова в его делишках. Не знаю, как их назвать. Ну, назовем эти делишки совсем мягко - очень вонючими. Ее убили. Непосредственно перед её смертью за ней следил тот человек, к которому мы едем.
   - Лично следил?
   - По всей видимости, да.
   - Гм... - Гитис задумался. - Хочешь сказать, он дал отмашку на её убийство? Увидев, что она вступила в контакт с детективами?
   - Очень на то похоже.
   - Ты сам видел этого человека?
   - Нет. Коревой занимался мой компаньон. Ну, Андрей Хованцев.
   - То есть его видел он?
   - Нет. Другой человек должен был следить, не появится ли преследующий Кореву "хвост", когда Андрей заманит её в свою машину, чтобы потолковать с ней по душам.
   - То есть, лично он тоже "хвоста" не видел? - уточнил Гитис.
   - Нет. Лично не видел. Но проверяющий не мог ошибиться. И, в конце концов, проверяющий проследил этого чеченца до дома... - Игорь решил пока не делиться своими сомнениями, действительно ли Богомол видела "хвост" или соврала, по каким-то своим соображениям, приписав слежку одному из врагов Курослепова. Как не стал говорить о том, что "проверяющим" была женщина. Да, у них с Гитисом всегда были очень доверительные отношения, но сейчас Гитис явно что-то скрывает - или чего-то не договаривает. Вот пусть и выложит сперва все карты на стол, чтобы и Игорь стал откровенным до конца.
   Гитис с сомнением покачал головой.
   - Что тебя смущает? - спросил Игорь.
   - Ничего особенного, - ответил Гитис. - Просто в таких делах лучше всегда убеждаться собственными глазами. А так... Все нормально, все выглядит вполне логично.
   Доехали они быстро. Зараев жил в большом кирпичном доме, который некогда являлся элитным домом для ветеранов партии, поработавших на ответственных постах. Сейчас публика в нем обитала самая разная - новые миллионеры вовсю перекупали квартиры у наследников старых большевиков, не стоя за ценой.
   В холле первого этажа почти ничего не изменилось за прошедшие годы, все такой же он был ухоженный и роскошный, вот только вместо стариков-вахтеров в охране теперь сидели добры молодцы с квадратными плечами.
   - Вы к кому? - окликнул охранник, не отрываясь от телевизора.
   - К Зараеву, - ответил Гитис, не сбавляя шаг.
   - А, к этому... Проходите, - бросил охранник, уже им вслед.
   - Такую охрану надо гнать взашей, - проворчал Игорь, когда они с Диком поднимались в лифте.
   - Очень возможно, они свое дело знают, - возразил Гитис. - Если у Зараева есть собственная охрана на этаже, то зачем ему суетиться?
   Но и на этаже охраны не было.
   - Не нравится мне это, - тихо сказал Игорь. - Не может быть, чтобы такой человек жил "голеньким". Я начинаю жалеть, что взял пистолет.
   - Да, - кивнул Гитис, отлично его поняв. - Если они решили нас "подчистить", то очень легко будет использовать твой пистолет как доказательство задним числом, что мы первыми открыли пальбу. Прострелить из пистолета подлокотник кресла Зараева - а то и его руку, для пущей убедительности - и вложить пистолет в твои пальцы... Но, мне думается, тут что-то другое.
   - В любом случае, избавляться от пистолета, пряча его, например, за мусоропровод, сейчас просто глупо, - сказал Игорь. - Так что пошли.
   - Пошли.
   Они вышли из короткого коридорчика, в который выводили лифты, на основную часть лестничной клетки, позвонили в дверь нужной им квартиры.
   Некоторое время стояла тишина. Потом за мощной дверью послышались шаги, и чей-то голос спросил:
   - Кто?
   - "Литовец", - ответил Гитис.
   Дверь отворилась, и приятели увидели человека чуть старше средних лет, по внешнему облику - явно северокавказского горца, с черными внимательными глазами, с аккуратно ухоженной бородой, в которой активно намечалась проседь.
   - Тимур Хаджиевич? - осведомился Гитис.
   - Он самый. А это кто с вами?
   - Мой телохранитель, - ответил Гитис.
   - Ну, это вы зря... - проворчал Зараев, при том, однако, посторонившись, чтобы пропустить их в квартиру. - Ведь дело у нас очень личное, щепетильное... Я-то, как видите, всю свою охрану отпустил на два часа. Хоть и верные люди, но чем меньше ушей может услышать, тем лучше.
   - И не боялись её отпускать? - улыбнулся Гитис.
   - Нисколько. А чего мне бояться? Они знают, кого я жду. Значит, если бы, вернувшись, они нашли меня мертвым, то открыли бы охоту на вас. И быстро бы вас настигли, где угодно вы спрячься, хоть в какой-нибудь Латинской Америке... Я полагал, что и вы это понимаете, и не станете совершать опрометчивых поступков.
   - Да, но про меня-то никто не знает, что я поехал к вам, - возразил Гитис, пока Зараев, пропустив их в прихожую, тщательно запирал за ними дверь. - И потом, это не просто телохранитель. Это мой друг. У меня от него тайн нет, и я всегда полагался на него как на самого себя.
   - Ну, ваше дело... - с сомнением обронил Зараев. - Прошу в кабинет.
   Они прошли в просторный кабинет, казавшийся ещё больше из-за окна почти во всю стену, смотревшего на длинную и широкую лоджию. Внушительную часть кабинета занимал старинный письменный стол красного дерева - из тех столов, про которые говорят, "хоть на велосипеде катайся". Зараев уселся за этот стол, в красного же дерева кресло, и жестом предложил гостям сесть в два кресла напротив - современные и не такие шикарные, но все равно очень мягкие и удобные.
   - Итак, - сказал он, - вас заинтересовало мое предложение, раз вы приехали?
   - В принципе, да, - сказал Гитис. - Но хотелось бы конкретнее. Что вы имели в виду, говоря о вкладе, который дороже любых денег?
   Зараев тонко улыбнулся.
   - Я имел в виду то, что говорил. У меня есть человек в Париже, который готов выдать под мое предложение чек на любую сумму. До меня доходили слухи, что вы в свое время каким-то образом "дружили", - он интонацией подчеркнул это слово, - со спецслужбами, поэтому для вас не составит труда вывезти за границу то, что мы будем называть "моим вкладом". Это получится даже больше той суммы, которая вам нужна.
   - А ваш интерес? - спросил Гитис. - Если фильм провалится - как я с вами рассчитаюсь?
   - Ни один фильм не может провалиться настолько, чтобы совсем ничего не принести, - мягко проговорил Зараев. - И потом, насколько я знаю, в Европе и Америке можно застраховать фильм на случай неудачи. Если сборы от проката и продажи видеокассет окажутся ниже определенного уровня, то страховая компания выплатит вам компенсацию, так?
   - Так, - кивнул Гитис.
   - В свете всего этого, согласитесь, я вполне могу рассчитывать, что мои деньги ко мне вернутся.
   - Даже без прибыли и без процента? - Гитис нахмурился.
   - Моей прибылью, как и тем процентом, который вы мне уплатите, - так же мягко объяснил Зараев, - станет то, что деньги будут пропущены через производство фильма и осядут на моем счету, придя из чистого источника. Никто уже не сумеет проследить связь полученной мной суммы с продажей... скажем так, некоей редкости. Нет-нет, могу заверить вас, что эта редкость попала ко мне абсолютно законным путем, доставшись по наследству. Однако вокруг неё переплетено слишком много посторонних интересов, и мне бы не хотелось, чтобы пошел слух, будто это я её продал. Мне могут пожелать отомстить те, кто тоже готов сейчас выложить за неё любую сумму - но в чьи руки я не хочу её отдавать, по личным соображениям.
   Гитис некоторое время молчал, обдумывая эту обтекаемую речь.
   - Чтобы принять решение, мне нужно знать, что это за редкость, о которой вы говорите, - сказал он наконец.
   - Это справедливо, - согласился Зараев. - Пожалуйста, можете посмотреть.
   Он выдвинул ящик своего стола и извлек оттуда книгу в твердом кожаном переплете, потемневшем от времени.
   - Как вы знаете, - продолжил он, - арабы, изобретатели алгебры, верили, что в основе всего лежит математика и что с помощью алгебраических уравнений можно проникнуть в суть всех вещей. Существуют средневековые трактаты, через алгебру рассматривающие проблемы медицины и искусства. Арабская математическая астрология - это совершенно особая ветвь астрологии, считающаяся едва ли не самым надежным и точным из всех астрологических учений. Некоторые её принципы и для современных астрологов оказываются откровением - для тех, кто занимается астрологией всерьез и способен разбираться в манускриптах тринадцатого-четырнадцатого века. А эта рукописная книга - вообще особая. Не знаю, существовали ли в свое время её копии, но можно точно сказать, что до наших дней дожил единственный экземпляр. В этом трактате предпринята попытка увязать математику, магию и цветоводство, одно из излюбленных занятий арабских правителей. Алгебраические формулы, описывающие закономерности роста и развития растений, просто удивительны. Я сам в этом не очень разбираюсь, но, как утверждали все знающие люди, познакомившиеся с этим трактатом, с помощью чистой математики арабские авторы этого труда дошли до понятий генетики и генетического кода. Они называли это не так, конечно, описывая родовые особенности каждого вида, как сочетание алгебраических составляющих и переменных, - Зараев вздохнул. - Особый раздел этого труда посвящен орхидеям - цветам, которые очень интересовали арабов. Через алгебру они попытались осмыслить особенности каждого вида, пути улучшения его свойств, а также его магические особенности - какой вид больше помогает для укрепления любовного пыла мужчин, какой - женщин, почему пропорции между размером цветка и толщиной стебля определенного вида, так же как геометрия цветка, могут подсказать, какую часть этого вида лучше использовать в магических обрядах и зельях: цветы, листья или псевдоклубни... Один из авторов манускрипта явно побывал в Китае, потому что здесь даны описания и, в великолепных миниатюрах персидского стиля, цветные изображения видов, которые, как считается, впервые открыл Август Маргари полтысячи лет спустя, перед тем, как погибнуть в Бирме. Что само по себе, как вы понимаете, повышает ценность манускрипта в несколько раз. В общем, я вам так скажу: любой собиратель редких книг выложит за этот манускрипт сумму, измеряемую сотнями тысяч долларов, а сколько даст за неё любитель орхидей - даже представить страшно. Конечно, во многом средневековые авторы ошибались, но, повторяю, здесь раскрыты такие секреты этих цветов, за которые их настоящим обожателям не жалко будет и душу заложить!
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
   Андрей честно добрался до Баковки и честно сносил сейчас разглагольствования Курослепова, но находиться рядом с этим человеком требовало от Андрея почти всех душевных сил. Так можно сносить присутствие огромного слизняка где-нибудь в тесной пещере, в которой требуется пересидеть нужное время... Андрей рассматривал Курослепова с каким-то внутренним изумлением: руки, ноги, голова, нос, уши - все, как у нормальных людей, и, конечно, он, со своим солидным видом, способен производить самое благоприятное впечатление и на журналистов, и на своих зарубежных партнеров, и на деятелей науки и искусства - если он, как многие объевшиеся нувориши, "меценатствует" и отваливает премии своего имени или имени своих компаний и фондов. И вся эта благопристойная человеческая оболочка существует только для того, чтобы скрывать невообразимые грязь и смрад: лопни она - и пол-Москвы отравится ядовитыми испарениями. "Дивно создан человек", - с горькой иронией подумал Андрей.
   - ...А? Что? - откликнулся он. Погрузившись в свои мысли, он не расслышал очередной вопрос Курослепова.
   - Я говорю, наверно, Терентьев напал на совсем свежий след, раз решил, что важнее идти по нему, чем находиться здесь, - сказал Курослепов. Может, все-таки расскажешь?
   - Я не знаю толком, - ответил Андрей. - Поэтому боюсь сказануть лишнее. Но Игорь был очень взволнован и напряжен.