Через два дня взволнованный Майк вышел на связь.
Полный порядок! У нашего деятеля есть два пожелания.
Какие? - осведомился Повар.
Во-первых, он испугался, что Курослепов решил сыграть на демпинговое понижение цен на орхидеи, и просит остановить Курослепова. Если бы он знал, что эти орхидеи у Курослепова приживутся, да ещё начнут попадать в букеты по смешной цене в триста долларов за букет в целом - то он бы никогда не допустил, чтобы Курослепов вывез хоть один экземпляр. И, во-вторых, он так понимает, что Курослепову не лично удалось приживить орхидеи-призраки на московской почве...
Правильно понимает, ответил Повар, уже знавший, естественно, о Садовникове.
Так вот, если он получит цветовода Курослепова в свои оранжереи - в свое личное и исключительное пользование - то он согласен на что угодно! Как он говорит, просто жалко, чтобы такой чудо-специалист, которого мир не знал, пропадал в России, работая на всяких Курослеповых...
Считай, этот цветовод уже у него, ответил Повар. А насчет демпинговых цен можешь его успокоить - произошла элементарная глупость, накладка. Но, для пользы дела, ему лучше сделать вид, будто он верит в злой умысел Курослепова и накатать слезную телегу в общество любителей орхидей, или как это у них там называется. Под шумок их расследования нам будет легче вертеть свои дела.
И колесо завертелось. Повезло и в том, что любитель орхидей из Сан-Франциско оказался тесно связанным с Джоном Стаггервудом - настолько тесно, что смог объяснить тому, что и как ему нужно делать в Москве, ведя свое расследование "злого умысла" Курослепова.
А тут ещё возник и потомок Шамиля, в охоту на которого сдуру ввязался Курослепов. Словом, все сходилось один к одному.
Правда, в такой большой игре пришлось пожертвовать и Беркутовым, и Ямановым, и ещё кое-кем - но это, как говорится, неизбежные производственные расходы.
Не всем в Москве потомок Шамиля был как шило в заднице. Имелись люди, понимавшие, какую роль может сыграть этот интеллигент мусульманского толка. В том числе, и люди, входящие в нынешнее правительство. Заварушка началась с осени, а тут Зараев завяз в Москве - у Повара были свои соображения. А Повара трясли, требуя обеспечить полную безопасность этого потомка. И Повар предложил им вариант с двойниками, который был с восторгом одобрен.
Беда в том, что никакого двойника не было. В Париж с "Литовцем" отправился не настоящий потомок Шамиля, а Садовников - которого "Литовец" должен был передать в Париже человеку Майка, ждавшему Садовникова с "грин кард" и со всеми прочими документами на право въезда в Америку и работы в ней. А в Майнц отправился самый что ни на есть настоящий потомок Шамиля... Об этом, подумал Повар, хитро усмехнувшись, не догадался даже Хованцев, при всей его сообразительности.
По мнению Повара, полноценное сотрудничество с американцами на многие годы вперед стоило намного больше сотни потомков Шамиля, которые то ли понадобятся, то ли нет.
И человек, к которому Повар обратился за помощью - человек, умевший мыслить действительно по государственному - это понял. Более того, он внес такие коррективы в план Повара - коррективы и предельно дерзкие, и предельно точные - что Повар окончательно проникся к нему глубоким уважением. Хотя, надо сказать, у Повара закрадывалось впечатление, что часть этих корректив внесена Большим Хозяином - уж больно был похож кое-где их почерк на очередной точный бросок матерого волка, которого все так спешили списать со счетов. Повар вполне допускал, что после его первого разговора с новым союзником тот поспешил советоваться с Большим Хозяином...
Суть корректив была вот в чем: раз чеченских подонков можно утихомирить лишь тогда, когда им перекроют финансовый кислород, а не когда в Чечне воссядет хороший правитель, то надо воспользоваться открывающимся контактом с американцами, чтобы заблокировать все счета, по которым вращаются деньги между Чечней и Западом. Уж пусть отрабатывают полученного садовника. Им, с их строго организованной и отлаженной банковской системой, наехать на "плохие" банки будет сподручней и легче всего, только пух и перья полетят. "И есть мысль, что не надо трубить о том, что блокируются чеченские счета, - сказал Повару его новый союзник. - Незачем раскрывать на весь мир направление нашего удара. Пусть какую угодно дымовую завесу напустят, что угодно сочинят - хоть то, что эти деньги связаны с людьми, близкими Большому Хозяину. Нашей предвыборной компании это не повредит, а их предвыборной компании поможет - окажем им услугу, так сказать. А разоблачить недобросовестных "желтых" журналистов всегда потом можно." "Да, но как к этому отнесется сам Большой Хозяин?" - с сомнением осведомился Повар. "Если бы он не был готов отнестись к этому не только с пониманием, но и... эг-м... с юмором, то и разговора бы не было", - сухо ответил его собеседник. "Понимаю, - кивнул Повар, - потом, когда будет разоблачена недобросовестность и продажность западной прессы, это можно будет использовать на всю катушку - ой как сыграет нам на руку!" - "Вот именно, - кивнул его собеседник. - Так что, можно считать, эта проблема решена. Но тут возникает другая опасность. Вы ведь понимаете, на что способны бандиты - полные "отморозки" чеченского разлива - у которых в одночасье отнимают миллиарды? Пойдут на что угодно, чтобы попробовать вновь спровоцировать кровавый хаос, чтобы не наступили те мир и спокойствие, которые для них все равно, что смерть! Так что любые призывы к бдительности здесь излишни." - "Что до меня, то бдительность гарантирую, - сказал Повар. - А начать, пожалуй, следует, со счетов, связанных с Курослеповым. Наш драгоценный любитель орхидей так его ненавидит, что покруче голодного тигра растерзает все банки, в которых найдутся такие счета!" Его собеседник позволил себе слегка улыбнуться. "Пожалуй, да. Впрочем, тут уж вам карты в руки. Запускайте вашего агента..."
Вот такой состоялся разговор. И Повар теперь почти не сомневался, как через несколько месяцев будет выглядеть политическая карта страны. Да, он сделал правильную ставку - и правильный выбор. Оставалась лишь одна опасность - для него лично. Если Зараева в ближайшие дни все-таки возьмут и застрелят в Майнце, то никто его особо защищать не станет. Ведь слишком яростно защищать Повара - это до времени раскрывать карты. Правда, голову ему отрубить не дадут. Максимум, что его ждет - это несколько месяцев отставки, чтобы потом, когда в правительстве произойдут крутые перемены, вернуть его на место. Однако, и в этом приятного мало. Если однажды выведут в отставку, то могут и "забыть" вернуть на место... Впрочем, и здесь Повар подстраховался. Около одиннадцати, надо понимать, у него уже будет паренек, способный сыграть роль "продажного чекиста", желающего получать навар с московской проституции в обмен на "секретные служебные сведения". Около полуночи, сразу после инструктажа, этот молодой талант выйдет на связь с чеченцами. И уже в час ночи уйдет срочный приказ: всем покинуть Майнц и перебрасываться в Париж. Пока они будут без толку рыскать по Парижу, Повар спрячет Зараева так, что никто никаких следов не найдет. И, если Зараев паче чаяния понадобится как новый правитель Чечни - Повар спокойно достанет его из бархатного футлярчика какой-нибудь очаровательной далекой страны футлярчика, в котором он будет хранить Зараева как величайшую драгоценность. И доставит по назначению, сдув все пылинки.
И вновь он утрет всем нос...
Да, всем участникам операции есть чего бояться. Как Повар нарушил служебный долг, так и этот любитель орхидей перетрухнул, когда кто-то попытался влезть в его электронную почту - в тот момент, когда там находилось сообщение о точном времени прибытия Садовникова в Сан-Франциско. Если возникнет хоть малейший слух, что он "помог русским в обмен на цветовода", его голова так резко полетит с плеч, что уже никакой хирург на место не пришьет. И, главное, рухнет так тщательно выстроенная, такая ценная программа сотрудничества.
Вот почему придется безжалостно устранять тех, кто коснется хоть краешка этой тайны.
Но Андрея Хованцева он не отдаст. Андрей ещё пригодится. Если американцы начнут слишком наседать, кто, мол, этот электронный взломщик, он свалит все на "Литовца". "Литовец" и знает слишком много, и странно начал себя вести. Этот его многолетний роман с полячкой из сомнительных (с точки зрения контрразведки) кругов... И даже не сам роман - главная беда, а то, что он действительно любит эту женщину. То есть, может наломать дров. "Тоже мне, очередной Андрий сыскался! - усмехнулся Повар. - Что ж, "я тебя породил, я тебя и убью", тот случай..." И почему Гитис медлил с информацией о заложнике, пока не вмешался полковник Сметников? Впрочем, Повар заранее полагал, что Гитис будет медлить. Поэтому и поручил данное дело именно Гитису - Повару не очень-то хотелось слишком топить Терентьева, который тоже мог ещё пригодиться. В отличие от Беркутова, который был уже ни на что не годен...
Нет, с какой точки зрения ни посмотри, Повару редко удавалась такая изящная, так гладко провернутая операция... За все несколько месяцев - ни одной промашки. Ему есть, чем гордиться!
- Григорий Ильич, прибыл человек для инструктажа, - через переговорник сообщил дежурный.
- Давай его сюда, - сказал Повар.
...Садовников шел по оранжерее - по замечательной оранжерее, подобной которой он в жизни не видел. И все это было его! Как его были и дом в уютном предместье, и машина с шофером (сам он машину водить не умел, всю жизнь перемещался на городском транспорте, а для перевозки редких экземпляров заказывал такси или обращался к кому-нибудь из друзей с машиной), и заранее открытый солидный счет в банке, и "грин кард", которую, если он пожелает, через пять лет обменяют на американский паспорт, и никто не намекал, что ему лучше скрывать свои заработки, чтобы других людей не подвести - тех, кого ему поневоле пришлось бы указывать в налоговой декларации... Здесь он будет честно платить налоги и не бояться, что его схватят за нарушение закона. В России он этого очень боялся, хотя и понимал умом, что шанс, что именно его возьмут и прижмут - один на миллион. Видно, сказывался вечный испуг, укоренившийся ещё в советские времена, когда любой человек, занимающийся необычным делом - тем более, таким, из-за которого ведет переписку с зарубежными странами и иностранцев периодически в гостях принимает - вызывал подозрение...
Но главное - это цветы. В упоении осматривая оранжерею, Садовников иногда чуть иронически усмехался и покачивал головой. Да, все у американцев идеальное, и условие, и оборудование, но есть у этого совершенства и обратная сторона: они настолько привыкли доверять технике и хорошему климату, что иногда перестают чувствовать цветы, тем шестым чувством, которое необходимо цветоводу. Вот этой орхидее он бы чуть изменил условия содержания - совсем чуть-чуть, на такую малость, что посторонний глаз и не заметит - и вот этой, и этой... У одной из орхидей он попробовал почву, покатал её в пальцах, разминая. Все по науке - но он бы, против науки, добавил ещё чуть-чуть сахара, да, обычного сахара, совсем немного, на кончике чайной ложки. Он просто знал, что это надо сделать, он слышал цветок.
Он повернулся к двум людям, наблюдавшим за ним - владельцу оранжереи и переводчику.
- Переведите ему, - сказал он переводчику, - что я сделаю его оранжерею лучшей в мире!
Полный порядок! У нашего деятеля есть два пожелания.
Какие? - осведомился Повар.
Во-первых, он испугался, что Курослепов решил сыграть на демпинговое понижение цен на орхидеи, и просит остановить Курослепова. Если бы он знал, что эти орхидеи у Курослепова приживутся, да ещё начнут попадать в букеты по смешной цене в триста долларов за букет в целом - то он бы никогда не допустил, чтобы Курослепов вывез хоть один экземпляр. И, во-вторых, он так понимает, что Курослепову не лично удалось приживить орхидеи-призраки на московской почве...
Правильно понимает, ответил Повар, уже знавший, естественно, о Садовникове.
Так вот, если он получит цветовода Курослепова в свои оранжереи - в свое личное и исключительное пользование - то он согласен на что угодно! Как он говорит, просто жалко, чтобы такой чудо-специалист, которого мир не знал, пропадал в России, работая на всяких Курослеповых...
Считай, этот цветовод уже у него, ответил Повар. А насчет демпинговых цен можешь его успокоить - произошла элементарная глупость, накладка. Но, для пользы дела, ему лучше сделать вид, будто он верит в злой умысел Курослепова и накатать слезную телегу в общество любителей орхидей, или как это у них там называется. Под шумок их расследования нам будет легче вертеть свои дела.
И колесо завертелось. Повезло и в том, что любитель орхидей из Сан-Франциско оказался тесно связанным с Джоном Стаггервудом - настолько тесно, что смог объяснить тому, что и как ему нужно делать в Москве, ведя свое расследование "злого умысла" Курослепова.
А тут ещё возник и потомок Шамиля, в охоту на которого сдуру ввязался Курослепов. Словом, все сходилось один к одному.
Правда, в такой большой игре пришлось пожертвовать и Беркутовым, и Ямановым, и ещё кое-кем - но это, как говорится, неизбежные производственные расходы.
Не всем в Москве потомок Шамиля был как шило в заднице. Имелись люди, понимавшие, какую роль может сыграть этот интеллигент мусульманского толка. В том числе, и люди, входящие в нынешнее правительство. Заварушка началась с осени, а тут Зараев завяз в Москве - у Повара были свои соображения. А Повара трясли, требуя обеспечить полную безопасность этого потомка. И Повар предложил им вариант с двойниками, который был с восторгом одобрен.
Беда в том, что никакого двойника не было. В Париж с "Литовцем" отправился не настоящий потомок Шамиля, а Садовников - которого "Литовец" должен был передать в Париже человеку Майка, ждавшему Садовникова с "грин кард" и со всеми прочими документами на право въезда в Америку и работы в ней. А в Майнц отправился самый что ни на есть настоящий потомок Шамиля... Об этом, подумал Повар, хитро усмехнувшись, не догадался даже Хованцев, при всей его сообразительности.
По мнению Повара, полноценное сотрудничество с американцами на многие годы вперед стоило намного больше сотни потомков Шамиля, которые то ли понадобятся, то ли нет.
И человек, к которому Повар обратился за помощью - человек, умевший мыслить действительно по государственному - это понял. Более того, он внес такие коррективы в план Повара - коррективы и предельно дерзкие, и предельно точные - что Повар окончательно проникся к нему глубоким уважением. Хотя, надо сказать, у Повара закрадывалось впечатление, что часть этих корректив внесена Большим Хозяином - уж больно был похож кое-где их почерк на очередной точный бросок матерого волка, которого все так спешили списать со счетов. Повар вполне допускал, что после его первого разговора с новым союзником тот поспешил советоваться с Большим Хозяином...
Суть корректив была вот в чем: раз чеченских подонков можно утихомирить лишь тогда, когда им перекроют финансовый кислород, а не когда в Чечне воссядет хороший правитель, то надо воспользоваться открывающимся контактом с американцами, чтобы заблокировать все счета, по которым вращаются деньги между Чечней и Западом. Уж пусть отрабатывают полученного садовника. Им, с их строго организованной и отлаженной банковской системой, наехать на "плохие" банки будет сподручней и легче всего, только пух и перья полетят. "И есть мысль, что не надо трубить о том, что блокируются чеченские счета, - сказал Повару его новый союзник. - Незачем раскрывать на весь мир направление нашего удара. Пусть какую угодно дымовую завесу напустят, что угодно сочинят - хоть то, что эти деньги связаны с людьми, близкими Большому Хозяину. Нашей предвыборной компании это не повредит, а их предвыборной компании поможет - окажем им услугу, так сказать. А разоблачить недобросовестных "желтых" журналистов всегда потом можно." "Да, но как к этому отнесется сам Большой Хозяин?" - с сомнением осведомился Повар. "Если бы он не был готов отнестись к этому не только с пониманием, но и... эг-м... с юмором, то и разговора бы не было", - сухо ответил его собеседник. "Понимаю, - кивнул Повар, - потом, когда будет разоблачена недобросовестность и продажность западной прессы, это можно будет использовать на всю катушку - ой как сыграет нам на руку!" - "Вот именно, - кивнул его собеседник. - Так что, можно считать, эта проблема решена. Но тут возникает другая опасность. Вы ведь понимаете, на что способны бандиты - полные "отморозки" чеченского разлива - у которых в одночасье отнимают миллиарды? Пойдут на что угодно, чтобы попробовать вновь спровоцировать кровавый хаос, чтобы не наступили те мир и спокойствие, которые для них все равно, что смерть! Так что любые призывы к бдительности здесь излишни." - "Что до меня, то бдительность гарантирую, - сказал Повар. - А начать, пожалуй, следует, со счетов, связанных с Курослеповым. Наш драгоценный любитель орхидей так его ненавидит, что покруче голодного тигра растерзает все банки, в которых найдутся такие счета!" Его собеседник позволил себе слегка улыбнуться. "Пожалуй, да. Впрочем, тут уж вам карты в руки. Запускайте вашего агента..."
Вот такой состоялся разговор. И Повар теперь почти не сомневался, как через несколько месяцев будет выглядеть политическая карта страны. Да, он сделал правильную ставку - и правильный выбор. Оставалась лишь одна опасность - для него лично. Если Зараева в ближайшие дни все-таки возьмут и застрелят в Майнце, то никто его особо защищать не станет. Ведь слишком яростно защищать Повара - это до времени раскрывать карты. Правда, голову ему отрубить не дадут. Максимум, что его ждет - это несколько месяцев отставки, чтобы потом, когда в правительстве произойдут крутые перемены, вернуть его на место. Однако, и в этом приятного мало. Если однажды выведут в отставку, то могут и "забыть" вернуть на место... Впрочем, и здесь Повар подстраховался. Около одиннадцати, надо понимать, у него уже будет паренек, способный сыграть роль "продажного чекиста", желающего получать навар с московской проституции в обмен на "секретные служебные сведения". Около полуночи, сразу после инструктажа, этот молодой талант выйдет на связь с чеченцами. И уже в час ночи уйдет срочный приказ: всем покинуть Майнц и перебрасываться в Париж. Пока они будут без толку рыскать по Парижу, Повар спрячет Зараева так, что никто никаких следов не найдет. И, если Зараев паче чаяния понадобится как новый правитель Чечни - Повар спокойно достанет его из бархатного футлярчика какой-нибудь очаровательной далекой страны футлярчика, в котором он будет хранить Зараева как величайшую драгоценность. И доставит по назначению, сдув все пылинки.
И вновь он утрет всем нос...
Да, всем участникам операции есть чего бояться. Как Повар нарушил служебный долг, так и этот любитель орхидей перетрухнул, когда кто-то попытался влезть в его электронную почту - в тот момент, когда там находилось сообщение о точном времени прибытия Садовникова в Сан-Франциско. Если возникнет хоть малейший слух, что он "помог русским в обмен на цветовода", его голова так резко полетит с плеч, что уже никакой хирург на место не пришьет. И, главное, рухнет так тщательно выстроенная, такая ценная программа сотрудничества.
Вот почему придется безжалостно устранять тех, кто коснется хоть краешка этой тайны.
Но Андрея Хованцева он не отдаст. Андрей ещё пригодится. Если американцы начнут слишком наседать, кто, мол, этот электронный взломщик, он свалит все на "Литовца". "Литовец" и знает слишком много, и странно начал себя вести. Этот его многолетний роман с полячкой из сомнительных (с точки зрения контрразведки) кругов... И даже не сам роман - главная беда, а то, что он действительно любит эту женщину. То есть, может наломать дров. "Тоже мне, очередной Андрий сыскался! - усмехнулся Повар. - Что ж, "я тебя породил, я тебя и убью", тот случай..." И почему Гитис медлил с информацией о заложнике, пока не вмешался полковник Сметников? Впрочем, Повар заранее полагал, что Гитис будет медлить. Поэтому и поручил данное дело именно Гитису - Повару не очень-то хотелось слишком топить Терентьева, который тоже мог ещё пригодиться. В отличие от Беркутова, который был уже ни на что не годен...
Нет, с какой точки зрения ни посмотри, Повару редко удавалась такая изящная, так гладко провернутая операция... За все несколько месяцев - ни одной промашки. Ему есть, чем гордиться!
- Григорий Ильич, прибыл человек для инструктажа, - через переговорник сообщил дежурный.
- Давай его сюда, - сказал Повар.
...Садовников шел по оранжерее - по замечательной оранжерее, подобной которой он в жизни не видел. И все это было его! Как его были и дом в уютном предместье, и машина с шофером (сам он машину водить не умел, всю жизнь перемещался на городском транспорте, а для перевозки редких экземпляров заказывал такси или обращался к кому-нибудь из друзей с машиной), и заранее открытый солидный счет в банке, и "грин кард", которую, если он пожелает, через пять лет обменяют на американский паспорт, и никто не намекал, что ему лучше скрывать свои заработки, чтобы других людей не подвести - тех, кого ему поневоле пришлось бы указывать в налоговой декларации... Здесь он будет честно платить налоги и не бояться, что его схватят за нарушение закона. В России он этого очень боялся, хотя и понимал умом, что шанс, что именно его возьмут и прижмут - один на миллион. Видно, сказывался вечный испуг, укоренившийся ещё в советские времена, когда любой человек, занимающийся необычным делом - тем более, таким, из-за которого ведет переписку с зарубежными странами и иностранцев периодически в гостях принимает - вызывал подозрение...
Но главное - это цветы. В упоении осматривая оранжерею, Садовников иногда чуть иронически усмехался и покачивал головой. Да, все у американцев идеальное, и условие, и оборудование, но есть у этого совершенства и обратная сторона: они настолько привыкли доверять технике и хорошему климату, что иногда перестают чувствовать цветы, тем шестым чувством, которое необходимо цветоводу. Вот этой орхидее он бы чуть изменил условия содержания - совсем чуть-чуть, на такую малость, что посторонний глаз и не заметит - и вот этой, и этой... У одной из орхидей он попробовал почву, покатал её в пальцах, разминая. Все по науке - но он бы, против науки, добавил ещё чуть-чуть сахара, да, обычного сахара, совсем немного, на кончике чайной ложки. Он просто знал, что это надо сделать, он слышал цветок.
Он повернулся к двум людям, наблюдавшим за ним - владельцу оранжереи и переводчику.
- Переведите ему, - сказал он переводчику, - что я сделаю его оранжерею лучшей в мире!