Блаватская Елена Петровна. Тайная доктрина. Том II

   Огдоад или Восемь символизирует вечное и спиральное движение циклов 8, ∞ и, в свою очередь, оно символизировано Кадуцеем. Оно показывает правильное дыхание Космоса, возглавляемого Восемью Великими Богами – Семь от Извечной Матери, от Единого и Триады.
   Затем следует число 9 или же тройная Троичность. Это есть число, которое непрестанно воспроизводится во всех видах и аспектах при каждом помножении. Это есть знак каждой окружности, ибо величина его в градусах равна 9, т. е., 3+6+0. При некоторых условиях, это плохой знак и очень несчастливый. Если число шесть было символом нашей планеты, готовой для оживотворения божественным Духом, то 9 было символом нашей Земли, оживленной дурным или Духом Зла.
   Десять или Декада приводит все эти единицы назад к единству и заканчивает таблицу Пифагора. Потому эта фигура – единица в нуле – была символом Божества Вселенной и Человека. Таков тайный смысл «мощного захвата львиною лапою племени Иуды» («пожатие мастера-масона») между двумя руками, соединенные пальцы дают число десять.
   Если теперь мы обратим внимание на египетский крест или Тау, мы увидим, что эта буква, которая была так возвеличена египтянами, греками и евреями, таинственно связана с Декадою. Тау есть Альфа и Омега Тайной Божественной Мудрости, которая символизирована начальной и последней буквою Тот'а (Гермеса). Тот был изобретателем египетского алфавита и буква Тау замыкала алфавиты евреев и самаритян, называвших эту букву «концом» или «совершенством», «кульминацией» и «безопасностью». Отсюда Рагон утверждает, что слова Терминус, «конец» и Тектум, «крыша», являются символами убежища и безопасности – что является довольно прозаическим определением. Но такова обычная судьба идей и вещей в этом мире духовного падения, хотя, в то же время, и физического прогресса. Пан, одно время, был Абсолютною Природою, Единым и Великим Всем; но когда история уловила первый проблеск о нем, Пан уже был низведен до низшего бога полей, до местного Бога; история не желает признавать его, тогда как теология делает из него Дьявола! Тем не менее, его семиголосая свирель, эмблема семи сил Природы, семи планет, семи музыкальных нот, короче говоря, всех семеричных гармоний, ясно устанавливает его первоначальный характер. То же самое и с крестом. Задолго до того времени, когда евреи разделили свой золотой храмовый подсвечник на три ответвления с одной стороны и на четыре с другой, и сделали из семи женское число, число зарождения^[1386] – внеся таким образом фаллический элемент в религию – народы, более духовного умозрения, сделали из креста (как 3+4=7) свой самый священный, божественный символ. В действительности, круг, крест и семь, при чем последнее число было принято за основание измерения окружности – являются первыми изначальными символами. Пифагор, принесший свою мудрость из Индии, передал потомству проблеск этой истины. Школа его рассматривала число 7, как совокупность чисел 3 и 4, которые они объясняли двояким способом. На плане нуменального мира Треугольник, как первое понятие проявленного Божества, был его изображением – «Отец-Мать-Сын»; и Четверичность, совершенное число, было нуменальным идеальным Корнем всех чисел и вещей на физическом плане. Некоторые ученики, в виду священности Тетрактиса и Тетраграмматона, ошибаются в мистическом значении Четверичности. Последняя у древних была лишь второстепенным «совершенством», так сказать, ибо она относилась лишь к проявленным планам. Тогда как именно Треугольник, греческая Дельта (Δ), был «проводником неведомого Божества». Существенное доказательство этому заключается в имени Божества, начинающегося с Дельты. Жители Беотии писали Зевс Δεύς (Deus), отсюда и Deus латинян. Это относится к метафизическому представлению и что касается до значения семеричности в феноменальном мире; но для целей экзотерического толкования символизм этот менялся. Три стало идеографом трех материальных Элементов – Воздуха, Воды и Земли; и четыре стало принципом всего того, что является ни телесным, ни зримым. Но это никогда не понималось так истинными последователями Пифагора. Рассматриваемое, как совокупность, состоящая из 6 и 1, или Шестиричности и Единства, число 7 было невидимым центром, Духом всего, ибо не существует шестиугольного тела без седьмого свойства, которое составляет его центральную точку, как например, кристаллы и снежинки в так называемой «неодушевленной» природе. Кроме того, число семь, говорят они, имеет все совершенства единицы – числа чисел. Ибо, как абсолютное единство не создано и неделимо, следовательно, не имеет и числа, и ни одно число не может воспроизвести его, так же точно и число семь; ни одна единица, заключающаяся внутри Декады, не может породить или воспроизвести его. И именно четыре дает арифметическое деление между единицей и семью, ибо оно превосходит первую тем же числом [три], так же как оно само превышается семью, ибо четыре настолько же чисел превышает единицу, насколько семь превышает четыре.^[1387]

   «У египтян число 7 было символом вечной жизни», говорит Рагон, и добавляет, что потому и греческая буква Z, представляющая лишь двойную семерку, является первой буквой в Zaф, «Я живу» и в Зевсе – «отце всего сущего».

   Кроме того, цифра 6 была символом Земли во время осенних и зимних месяцев «сна», цифра же 7 символизировала Землю в период весны и лета, ибо в это время Дух Жизни оживлял ее – седьмая или центральная оживляющая Сила. То же самое встречаем мы в египетском Мифе и символе Озириса и Изиды, метафизически олицетворяющих Огонь и Воду, и физически – Солнце и Нил. Число солнечного года в 365 дней есть числовая величина слова Неилос (Нила). Это число и Бык с серпом Луны и крестом Тау между его рогами, и Земля под ее астрономическим Символом (5) являются самыми фаллическими символами позднейшей древности.

   «Нил был рекою времени с числом одного года или года и одного дня (364+1 =365). Он представлял плодоносную воду Изиды или Матери Земли, луну, женщину и корову, также и мастерскую Озириса, представляя Т’зод Олаум евреев. Древнее имя этой реки было Эридан или же еврейский Иордан с коптским или старо-греческим суффиксом. Это было ключом к еврейскому слову Иаред или источник, или сошествие… реки Иордан, имевшей то же мистическое значение среди евреев, как и Нил у египтян^[1388], она была источником сошествия и хранилищем жизни».^[1389]

   Яснее говоря, это было символом олицетворенной Земли или Изиды, рассматриваемой как чрево этой Земли. Это показано достаточно ясно; и Иордан – река столь священная ныне для христиан – заключала в себе значение, не более высокое или поэтическое, чем плодоносные воды Луны – Изиды или Иеговы в его женственном аспекте. Теперь, как это показано тем же ученым, Озирис был Солнцем и рекою Нилом и годом в 365 дней; тогда как Изида была Луною, руслом этой реки или Матерью Землею, «для плодоносных энергий которой вода была необходи мостью», так же и Лунным годом в 354 дня, «регулятором периодов нарастания». Итак, все это является сексуальным и фаллическим, наши современные ученые, по-видимому, не могут найти в этих символах ничего, кроме физиологического и фаллического значения. Тем не менее, три цифры 365 или же число дней в солнечном году должны быть лишь расшифрованы ключом Пифагора, чтобы найти в них высокий философский и моральный смысл. Одного примера будет достаточно. Они могут быть прочтены следующим образом:
   Земля (3) – оживотворенная (6) – Духом Жизни (5).
   Просто потому, что 3 есть эквивалент греческой Гаммы (Г), являющейся символом Геи Земли, тогда как число 6 есть символ оживотворяющего или одушевляющего принципа, а 5 есть всеобщая квинт-эссенция, которая распространяется по всем направлениям и образует всю материю.^[1390]
   Приведенные нами несколько доказательств и примеров раскрывают лишь малую долю методов, употреблявшихся при чтении символических идеографов и чисел древности. И так как система эта была чрезвычайно сложна и трудна, то лишь весьма немногие, даже среди Посвященных, могли овладеть всеми семью ключами. И следует ли тогда удивляться, что все метафизическое постепенно спустилось до уровня физической Природы; что Солнце, однажды символ Божества, по мере протекания эонов, превратилось в символ лишь его творящего пыла; и что затем оно было низведено до глифа фаллического значения? – Но, несомненно, не те, кто следовали методу Платона от общего к частному, могли когда-либо начать символизировать свои религии сексуальными эмблемами! Совершенно справедливо, хотя это и было произнесено Элифасом Леви, этим воплощенным парадоксом, что «человек Бог на Земле и Бог есть человек на Небе». Но это не могло относиться и никогда не относилось к Единому Божеству, а только лишь ко Множествам Его воплощенных лучей, называемых нами Дхиан-Коганами, а древними – Богами, ныне же превращенных церковью в Дьяволов по левую сторону и в Спасителя по правую!
   Но все подобные корни выросли из одного корня, корня Мудрости, который растет и развивается на почве Индии. Нет ни одного Архангела, прообраза которого нельзя было бы найти в священной стране Ариаварта… Все эти прототипы связаны с Кумарами, которые появляются на поле действия, «отказываясь» – как это сделали Санаткумара и Сананда – «создать потомство». Тем не менее, их называют «создателями» (мыслящего) человека. Не раз их связывали с Нарадой – еще одним нагромождением очевидных несообразностей, но в котором заключается богатство философских положений. Нарада есть водитель Гандхарв, небесных певцов и музыкантов. Эзотерически причина эта объясняется тем фактом, что Гандхарвы являются «наставниками людей в Тайных науках». Это именно они, кто, «возлюбив женщин Земли», открыли им тайны создания; или, как сказано в Веде, «небесный» Гандхарва есть, Божество, которое знало и раскрыло тайны неба и вообще божественные истины. Если мы припомним, что сказано об этой группе Ангелов в Книге Еноха и в Библии, то аллегория станет ясной; водитель их, Нарада, хотя и отказывается размножаться, тем не менее, устремляет людей стать Богами. Кроме того, все они, как сказано в Ведах, являются Чхандаджа, «волею-рожденные», или воплощенные в различных Манвантарах по своей собственной воле. В экзотерической литературе они явлены, как существующие во всех веках; при чем некоторые «прокляты на новое рождение», другие воплощаются в силу долга. Наконец, в качестве Санакадика, семь Кумар, отправившиеся посетить Вишну на «Белом Острове» (Швета-Двипа), Острове, населенном Маха-Йогами – связаны с Шака-Двипа и с лемурийцами и атлантами Третьей и Четвертой Расы.
   В Эзотерической Философии все эти Рудры (Кумары, Адитья, Гандхарвы и Асуры и т. д.), являются высочайшими Дхиан-Коганами или Дэвами, что касается до разума. Они те, кто, овладев Путем саморазвития пятеричной природой – отсюда и сокровенность числа пять, – сделались независимыми от чистых Арупа Дэв. Это есть тайна, которую очень трудно усвоить и понять правильно. Ибо мы видим, что те, кто были «послушны закону», наравне с «восставшими» осуждены к воплощению в каждом веке. Риши Нарада проклят Брамою на постоянное странствование по Земле, то есть, на постоянные перевоплощения. Он восстал против Брамы и, тем не менее, судьба его не хуже судьбы Джая – Двенадцати великих Богов создателей, созданных Брамою, как помощники ему в функциях творения. Ибо последние, будучи погружены в созерцание, лишь забыли творить; и за это они также прокляты Брамою рождаться в каждой Манвантаре. И все же их называют – вместе с восставшими – Чхандаджа или те, кто рождены по своей воле в человеческой форме.
   Все это вызывает большое недоумение у тех, кто могут читать и понимать Пураны лишь в их мертвой букве^[1391]. Потому мы встречаем востоковедов, которые, не желая оставаться в недоумении, разрубают Гордиев узел загадок, объявляя всю схему «вымыслами …. порождениями воображения браминов и их любви к преувеличениям». Но для изучающего Оккультизм все это полно глубокого философского смысла. Мы охотно предоставляем шелуху западным санскритологам, но заявляем свои права на самый плод. Мы делаем больше; мы соглашаемся, что в одном смысле многое в этих, так называемых, «баснях», относится к астрономическим аллегориям о созвездиях, астеризмах, звездах и планетах. Тем не менее, если Гандхарвы в Риг-Веде могут олицетворять огонь Солнца, ибо Гандхарвы-Дэвы являются сущностями, как физического, так и психического характера, тогда как Апсараса (с прочими Рудрами) суть качества и количества. Одним словом, если Теогония Ведических Богов будет когда-либо разгадана, она откроет неизмеримые тайны Творения и Бытия. Правильно говорит Парашара:

   «Эти группы тридцати трех божеств…. существуют от века до века, и появление их и исчезновение аналогичны восходу и заходу Солнца».^[1392]

   Было время, когда восточный символ креста и круга, Свастика, был универсально принят. Для буддистов, китайцев и монголов эзотерически и экзотерически Свастика означает «десять тысяч истин». Эти истины, говорят они, принадлежат к тайнам Невидимой Вселенной и первозданной Космогонии и Теогонии.
   С того времени, как Фохат пересек Круг подобно двум линиям пламени [горизонтально и вертикально], Воинства Благословен ных никогда не переставали посылать своих представителей на Планеты, которые от начала они должны охранять.
   Вот почему Свастика всегда полагается – так же как и Тау возлагался в Египте – на грудь умерших мистиков. Свастика встречается на месте сердца в изображениях и статуях Будды в Тибете и Монголии. Свастика есть печать, налагавшаяся также на сердца живущих Посвященных, при чем у некоторых она была навсегда запечатлена на теле огнем. Именно потому, что они должны хранить эти истины нерушимыми и неприкосновенными в вечном молчании и тайне «до дня, когда они будут познаны и прочтены их избранными преемниками» – новыми Посвященными, «достойными доверия и вручения им десяти тысяч совершенств». Однако, символ этот настолько унижен сейчас, что он часто украшает головные уборы «Богов», отвратительных идолов святотатственных последователей Бонпо – дугпа или колдунов в Тибетских пограничных землях – до тех пор, пока он не открыт каким-либо Гелугпа и не сорван вместе с головой «Бога», хотя было бы лучше если бы, именно, голова подобного поклонника была отделена от его греховного тела. Все же свастика никогда не может утратить своих сокровенных свойств. Оглянемся назад и мы увидим, что она употреблялась, как Посвященными и Ясновидцами, так и жрецами Трои, ибо много изображений ее найдены были Шлиманном на месте этого древнего города. Она встречается у древних перувианцев, ассирийцев, халдеев, так же как и на стенах циклопических построек, старых как мир; в катакомбах Нового Мира и в катакомбах старого Мира (?), в Риме, где – вследствие того, что христиане скрывали себя и свою религию – она называется Crux Dissimulata.

   «По мнению де Росси, Свастика от самого раннего периода была любимой формой креста, употреблявшегося с оккультным значением, что доказывает, что тайна эта не принадлежала христианскому кресту. Один крест, в виде Свастики, в катакомбах стоит как знак на одной надписи, которая читается: «ΖΩΤΙΚΩ ΖΟΤΙΚΗ [? ΖΩΤΙΚΗ] Vitalis Vitalia», или жизнь жизни».^[1393]

   Но лучшим свидетельством древности креста есть то, которое приводится самим автором «TheNatural Genesis»:

   «Предполагается, что значение креста, как христианского символа, относится к эпохе, когда Иисус Христос был распят. И, тем не менее, в «хри стианской» иконографии катакомб, в течение первых шести или семи столетий, нигде не встречается фигуры человека на кресте. Имеются всевозможные формы креста, за исключением этой – которую считают исходной точкой новой религии. Это не было начальной формой, но законченной формой Креста Распятия^[1394]. На протяжении приблизительно шести столетий после христианской эры, основание христианской религии на распятом Искупителе совершенно отсутствует в христианском искусстве! Самая ранняя форма человеческой фигуры на кресте есть распятие, поднесенное Папою Григорием Великим, Королеве Теодолннде Ломбардской, ныне находящееся в Церкви Св. Иоанна в Монза, тогда как в катакомбах Рима не было найдено ни одного Распятия, относящегося к более раннему периоду, чем изображение, находящееся в Сан-Джулио и принадлежащее к седьмому или восьмому столетию…
   Нет ни Христа и нет Распятого; Крест есть Христос, так же как Stauros (Крест) был образом и именем Гора, Христа гностиков. Крест, не сам Распятый, является первоначальным символом христианской церкви. Крест, не сам Распятый, есть основной предмет изображения в ее искусстве и почитания в ее религии. Зародыш всего роста и развития можно проследить до креста. И этот крест является до-христнанским, он языческий, и крест неверных и имеет с пол-дюжины различных форм. Культ начался с креста, и Юлиан был прав, говоря, что он поддерживал «войну против X», которого он очевидно считал, как принятого а-гностиками и мифолаторами, чтобы придать ему недопустимое значение^[1395]. На протяжении столетий крест являлся символом Христа и к нему обращались, как если бы он был живым существом. «Он был обожествлен сначала и очеловечен в конце».^[1396]

   Мало мировых-символов, которые были бы так насыщены истинным Оккультным значением, как Свастика. Она символизируется цифрою 6. Подобно этой цифре, в своем конкретном представлении она указывает, так же как и идеограф числа, на Зенит и на Надир, на Север, Юг, Запад и Восток; всюду встречается единица и единица эта отражается во всех и в каждой единице. Это есть эмблема деятельности Фохата, постоянного вращения «Колес» и четырех Стихий, «Священных Четырех» в их мистическом, а не только в одном их космическом значении; далее ее четыре руки, согнутые под прямым углом, тесно связаны, как это показано в ином месте, с весами Пифагора и Гермеса. Посвященный в тайны значения Свастики, говорят Комментарии, «может начертать на ней, с математическою точностью, эволюцию Космоса и весь период Сандхья». Также «отношение Видимого к Невидимому» и «первое зарождение человека и видов».
   Для восточного оккультиста древо Знания в Раю сердца самого человека становится Древом Жизни Вечной и не имеет ничего общего с человеческими животными чувствами. Это есть совершенная тайна, открывающаяся лишь через усилия заключенного Манаса, Ego, направленные к освобождению из рабства чувственных восприятий и к прозрению в свет единой, вечно сущей Реальности. Для западного каббалиста, но еще больше для поверхностного символиста, воспитанного в губительной атмосфере материалистической науки, главным объяснением тайн креста есть – его сексуальный элемент. Даже современный комментатор из спиритуалистов, мышление которого в другом отношении не лишено духовности, усматривает, именно, эту черту в кресте и Свастике прежде всех прочих.

   «Крест употреблялся в Египте, как охраняющий талисман и символ спасительной мощи. Тифон или Сатана, действительно, встречается прикованным и привязанным к кресту. В «Ритуале» Озирис восклицает: «Апопис сброшен, веревки их связывают Юг, Север, Восток и Запад, веревки их на нем. Har-ru-bah связал его»^[1397]. Это были веревки четырех частей света или крест. Сказано, что Тор разбивает главу змия своим молотом…… в форме свастики или же четырехстороннего креста…. В первобытных гробницах Египта план Покоя имел форму креста^[1398]. Пагода в Матуре…… месторождение Кришны, была построена в форме креста».^[1399]

   Это совершенно точно и никто не может усмотреть в этом «сексуальный культ», которым востоковеды любят разбивать голову язычества. Но что же сказать о евреях и экзотерических религиях некоторых индусских сект, особенно же о ритуалах Валлабачариев? Ибо, как сказано, культ Шивы, с его Лингам и Йони, стоит слишком высоко в философском смысле, несмотря на его современное падение, чтобы его можно было назвать просто фаллическим культом. Но культ Древа или Креста^[1400] у евреев, осужденный их же собственными Пророками, едва ли может избежать этого обвинения. «Сыновья колдунов, семя прелюбодеяния»^[1401], как называет их Исайя, никогда не упускали случая, чтобы «воспламенить себя идолами под каждым зеленым деревом»^[1402] – что не свидетельствует о метафизических развлечениях. Именно от этих монотеистических евреев христианские народы заимствовали свою религию, своего «Бога Богов, Единого Живого Бога», и в то же время, презирая и высмеивая культ Божества древних философов. Предоставим им верить и поклоняться физической форме креста всеми способами.
   Но для последователя истинной, восточной, архаической Мудрости, для того, кто поклоняется в духе лишь Абсолютному Единству, этому вечно-пульсирующему великому Сердцу, которое бьется всюду, как в каждом атоме Природы; каждый такой атом содержит зародыш, из которого он может возрастить Древо Знания, плоды которого дают Жизнь Вечную, а не только лишь физическую. Для него крест и круг, Древо или Тау – даже после того, как каждый символ, относящийся к этому, был рассмотрен и разобран один за другим, – остаются все же глубокою тайною в их прошлом, и лишь в это прошлое направляет он свой устремленный взор. Его мало заботит – будет ли это Семенем, из которого растет генеалогическое Древо Бытия, называемое Вселенной. Также не Трое в Одном, троичный аспект Семени – его форма, цвет и вещество – интересуют его, но, вернее, та Сила, которая направляет его рост, сила, вечно таинственная и вечно непознаваемая. Ибо эта жизненная сила, заставляющая семя прорастать, раскрываться и выпускать ростки, затем образовывать ствол и ветви, которые, в свою очередь, сгибаясь подобно веткам Ашваттха, священного Древа Бодхи, выбрасывают свои семена, которые укореняются и размножают другие деревья – эта сила есть единая Сила, имеющая реальность для него, ибо это есть никогда не умирающее Дыхание Жизни. Языческий философ искал причину, современный довольствуется лишь следствиями и ищет первую в последних. Что лежит за пределами их, он не знает, также и современный а-гностик не заботится об этом; отбрасывая, таким образом, единственное знание, на котором он может с полною безопасностью основывать свою науку. Тем не менее, эта проявленная Сила имеет ответ для того, кто ищет познать ее. Тот, кто видит в кресте кресто-усеченный круг Платона, язычника, а не прообраз обрезания, как это полагал (Св.) Августин-христианин^[1403], рассматривается церковью, как язычник, наукою же, как сумасшедший. И это потому, что отказываясь поклоняться Богу физического зарождения, он признает, что он ничего не может знать о Причине, лежащей в основании, так называемой, Первичной Причины, о Беспричинной Причине этой Жизне-Причины. Молчаливо принимая Вездесущность Беспредельного Круга и делая из него универсальный постулат, на котором основана вся проявленная Вселенная, мудрец в глубоком почитании хранит молчание о том, о чем ни один смертный человек не должен бы дерзать строить догадок. «Логос Бога есть Дающий Откровение человеку, и Логос (Глагол) человека есть Раскрывающий Бога», говорит Элифас Леви в одном из своих парадоксов. На это восточный оккультист ответил бы: с тем условием, однако, чтобы человек оставался нем о той Причине, которая породила, как Бога, так и его Логоса. Иначе он неизменно становится осквернителем, а не раскрывателем Непознаваемого Божества.