Блейк Дженнифер. Любовь и дым

   Приблизившись, машина уменьшила яркость света. Она все приближалась, словно стремясь их обогнать. Рива не сбавила скорости.
   Вдруг фары той машины на несколько долгих секунд ярко вспыхнули, потом свет опять померк. Машина начала сбавлять скорость. Она шла за ними, держа дистанцию.
   Рива то увеличивала скорость, то снижала, и та машина повторяла ее маневры. Рива сдвинула свою машину вправо, чтобы дать обогнать себя. Машина сзади не воспользовалась этой возможностью.
   Наверное, совпадение. Может быть, Ромео развлекается ездой на той же скорости или живет здесь недалеко, так что обгонять ему не имеет смысла.
   Рива смотрела в оба зеркала, но не могла узнать в преследующей машине ни одну из соседских. Да и разглядеть ее хорошенько трудно было из-за слепящего света фар. Как бы там ни было, милю за милей они шли рядом.
   Вот уже и въезд в Бон Ви. Рива замедлила скорость перед поворотом, сбавила скорость и другая машина.
   Рива резко увеличила скорость. Эрин, схватившись за ручку дверцы, изумленно повернула голову:
   — Тетя Рива, что…
   — Слушай, — перебила та, — когда я остановлюсь у парадной двери, выпрыгивай из машины и сразу беги в дом.
   — Зачем? Там что, опять эти?
   — Не знаю. Делай, как я сказала.
   Эрин попыталась разглядеть ее лицо.
   — А ты?
   — Я сразу за тобой.
   Перед домом Рива резко затормозила. Эрин, рывком распахнув дверцу, побежала в дом. Когда Рива отстегнула ремень, девушка уже бежала по ступенькам. Абрахам ждал ее в дверях. Тут Эрин оглянулась назад, рассмеялась и остановилась.
   Рива обернулась и при свете люстр в галерее увидела рядом ярко-красный «альфа-ромео». Захлопнув дверцу машины, она бросилась к Данту, вылезавшему из своего спортивного автомобиля.
   — Черт бы тебя побрал! Напугал до полусмерти!
   — Прошу прощения, — сказал он, улыбаясь, хотя глаза были мрачные. — По крайней мере, теперь мы сможем поговорить. Я боялся, что иначе это не получится.
   — Потому что ты злоупотребил моим гостеприимством и привел в домик Анну Галлант? Это только твое дело.
   Он поморщился:
   — Я думал, это ты звонишь. Немногие знают номер, и больше никто не знал обо мне.
   — Очень умно!
   — Недостаточно, раз попался. Могу я войти, чтобы защититься от идиотской идеи о моем покушении на Эдисона?
   — Такой ли уж идиотский?
   С минуту он молчал, хотя по глазам было видно, что ему больно это слышать.
   — Я понимаю Анну, которая плохо меня знает, да еще так расстроилась из-за сына. Но не тебя, только не тебя, Рива.
   Рива, вздохнув, отвернулась:
   — Так она звонила тебе и рассказала об этом?
   — Да. Могу я войти?
   Может быть, это к лучшему. Она разрешила ему войти.
   Абрахам был начеку. Дант, как и Рива, отказался от предложенных им кофе с пирожками, и Рива отпустила слугу. Эрин куда-то исчезла, видимо пошла спать. В библиотеке горел свет, наверное, там был Ноэль. В остальных комнатах было темно и тихо.
   Рива проводила гостя в гостиную с противоположной стороны холла. Дант, не дожидаясь пока она повернется к нему, сказал:
   — Я не делал этого. Я знаю, мои слова мало что значат, но я говорю тебе: я этого не делал.
   — Я действительно хочу верить тебе. Но только кто-то ведь это сделал, а у тебя были для этого и возможности, и мотивы.
   — Мотивом считается Анна, а мои предполагаемые связи с мафией — это и есть мои возможности?
   — Ты можешь доказать обратное?
   — Не в этом дело. Хуже всего, что я должен это доказывать тебе.
   — Анна считает, у тебя мог быть и другой мотив: ты мог это сделать и для меня.
   — Мог бы, если бы попросила.
   — Не надо! — вскрикнула она.
   — Но почему? Разве это не так?
   — Эти слова не помогают мне поверить тебе.
   — Но что поделаешь…
   — Не надо превращать меня в то, чем я быть не могу! Ты делаешь из меня какую-то мадонну, святую, ради которой нужно приносить жертвы. Мне это не нравится! Я — это я. Мне не надо поклоняться. Я хочу, чтобы меня принимали и любили со всеми моими грехами, такой, какая я есть.
   Его лицо было словно каменным.
   — Я всегда чувствовал, что у нас что-то не так. Но это не значит, что я убью для тебя.
   — Но если это не ты, ради Анны или ради меня — кто это сделал?
   Тут дверь в столовую отворилась.
   — Извините за подслушивание, — сказала входящая Констанция, — но я сегодня весь вечер страшно скучаю и слоняюсь без дела, а ваш разговор показался мне слишком волнующим, чтобы его пропустить. Кроме того, мне есть что добавить.
   Рива изумленно молчала, глядя, как та приближается к Дангу в своем желтом шелковом платье, нескромно подчеркивавшем линии ее тела. Констанция протянула руку (чисто итальянский жест) как бы для объятия и в то же время — демонстрируя «полную искренность».
   — Я вмешалась в вашу жизнь, Дант Ромоли, — сказала бывшая жена Ноэля, — позволила это себе. Я это сделала потому… Впрочем, об этом лучше в другой раз, если вам интересно, сейчас это неважно. Это я подсказала Риве, что вы взяли Анну Галлант с собой.
   Дант нахмурился и повернулся к ней:
   — Что такое?
   Она подошла к нему так близко, что того гляди обнимет, остановилась, вызывающе глядя на него.
   — Это был импульс. Я очень импульсивна, когда сержусь. Но чтобы как-то возместить ущерб и успокоить собственные подозрения, я навела справки внутри семьи здесь, в Новом Орлеане, в сицилийской семье, понимаете? Я могу поклясться, что это не вы организовали инцидент с самолетом Эдисона Галланта.
   Несколько секунд длилось полное молчание. Дант смотрел на сицилийку, будто впервые ее видел. Констанция глядела на него с таким же откровенным вызовом. Наконец Рива спросила ее:
   — А знаете вы, кто это сделал?
   — Такую информацию не легко получить, — ответила та, глядя на Данта.
   — Но другую вам дают?
   — Да.
   — Не рассказывали ли вам, случайно, кто нанял людей, напавших на меня и моего водителя?
   Констанция насмешливо посмотрела на Риву:
   — Это был Эдисон. Об этом мне сообщили случайно, как любопытную новость. Эдисон был знаком с сицилийцами какое-то время, по крайней мере, получал от них деньги. Потом они пересмотрели свое отношение к нему: он стал слишком жадным, стал много требовать, пытался втянуть их в подрыв «Столет корпорейшн», скупая акции через подставных лиц. Но вы и Ноэль контролируете такой объем, что это не удалось.
   Попытка подрыва компании, подумала Рива, была еще одним способом поставить ее на колени. Это неплохо задумано.
   Констанция обратилась к Данту:
   — Кажется, Галлант также попросил своих «друзей» обратить внимание на ваше заведение
   на озере в ходе операции с наркотиками. Это было сделано из мести: вы — друг Ривы, поэтому вам надо создавать неприятности. Ну, видите, сколько я беспокоюсь ради вас? Вы удовлетворены?
   — Невероятно, — сказал Дант без выражения. — А ваши информаторы собираются и дальше причинять мне вред?
   — Думаю, что нет, — рассердилась она, надув пухлые губы. — Я сказала им, что это глупо, но они уже сами это поняли. Бесцеремонность Галланта, особенно его требование нанять людей для нападения на Риву, заставила их разочароваться в нем. Хотят от него отказаться. И этот последний инцидент, с душком дилетантизма и сведением личных счетов, видимо, решил дело.
   Рива слушала внимательно и хмуро.
   — Все же непонятно, почему, если вы так много узнали, нельзя выяснить, кто организовал аварию.
   Констанция покачала головой:
   — Кажется, это не шло через семью. Иначе говоря, они не знают.
   — А это дело с ресторанчиком на озере, — сказала Рива Данту, — ведь твои так называемые друзья могли бы сказать тебе, что за этим стоял Эдисон.
   Дант пожал плечами:
   — Друзьями я считаю тех, кого я знал еще подростком, когда работал в ресторанчиках в районе французского рынка. К бизнесу они отношения не имеют. Если они слышат какие-то сплетни обо мне, могут мне передать. Но их влияние не простирается на всю ново-орлеанскую мафию.
   — Тогда к чему многолетнее секретничанье?
   — Многие не понимают. Это совсем другие отношения, и они не сохраняются в тех случаях, о которых ты говоришь. А этих людей я знаю не меньше и не больше, чем тебя.
   — Для итальянцев такие узы дружбы равнозначны братским, — заметила Констанция, положив свою руку на руку Данта и поглаживая ее.
   Ее покровительственный тон раздражал Риву. А Дант словно не слышал этого. Можно только предположить, что Констанция привлекательна для него. Дант, наверное, не упустит возможности. Он знаток общения с женщинами.
   — Все же, — сказала Рива ему, — ты мог бы навести справки и избавить Констанцию от хлопот.
   Дант ответил, не глядя на Риву:
   — Я мог бы, но опасался возможных последствий.
   — Как это понять? — нетерпеливо спросила Рива.
   Дант поглядел на нее:
   — Я знал, что меня подставили, на это указывало все: ночное появление наркотиков, большое количество снадобий в клубе, но не в других местах поблизости, появление новых людей с дурной репутацией и большими деньгами.
   — Но ты ничего не говорил об этом.
   — Я не хотел никого обвинять заранее.
   — Например?
   Дант помрачнел и вдруг схватил за руку Констанцию, гладившую его руку.
   — Кое-кого из ваших наемников.
   Та, побледнев, выдернула руку, потирая запястье.
   — Что вы говорите?
   Тут раздался какой-то странный звук. Они обернулись и увидели в дверях аплодирующего Ноэля. Сколько он здесь пробыл, трудно было сказать, но явно достаточно, чтобы понять, что к чему. Волосы его были взъерошены, а под мышкой он держал стопку бумаг с записями приходов и расходов. Он поклонился Данту и сказал:
   — Поздравляю. Не часто мужчины так разбираются в женщинах.
   Констанция, бросив на бывшего мужа испепеляющий взгляд и сжав кулаки, повернулась к Данту:
   — Объяснитесь немедленно!
   — Пожалуй, Ромоли, и вправду стоит послушать, — согласился Ноэль.
   Дант прокашлялся.
   — Дело вот в чем: я, конечно, не прекрасный принц и был слегка удивлен игрой со стороны принцессы. Когда это не прекратилось, у меня возникли подозрения, особенно когда я понял, что разговор все время крутится вокруг Ривы. Я начал понимать, насколько Констанция не любит ее.
   — Меня? — нахмурилась Рива. — Но почему?
   — Не притворяйтесь такой невинной! — воскликнула Констанция. — Вы расстроили мой брак.
   — С ума вы сошли! — возразила Рива.
   — Ха!
   Рива поглядела на Ноэля, но по его лицу нельзя было узнать его мысли. Она посмотрела на Данта.
   — На чем вы остановились, Ромоли?
   — На том, как я заметил, что Констанция имеет на меня зуб и так привержена вендетте вообще, что я поневоле задумался: а не нужен ли я ей, чтобы одержать верх над Ривой? К тому же привыкшей к посещению мест, вроде «Максима», ее слишком интересовал клуб. Старые сицилийцы похожи на то, как она сама изображает Эдисона: они распространяют месть и на друзей своего врага. Я не уверен, что у Констанции есть связи в Новом Орлеане, но это возможно. Можно также подозревать, что она имела отношение к моим неприятностям. Возможно, если бы я воспротивился ее влиянию, она подняла бы шум по поводу ситуации с наркотиками, созданной ею в клубе.
   — Такая мысль никогда не приходила мне в голову! — вскричала Констанция.
   — И за это мы должны быть благодарны? — спросил Ноэль.
   Бывшая жена повернулась к нему:
   — Действительно, я не думала так далеко заходить в вендетте. А если бы хотела, у меня бы хватило ума не делать это так явно.
   Лицо Ноэля совершенно не изменилось.
   — Я верю тебе в обоих пунктах.
   — О, ты невыносим! — отвернулась от него Констанция.
   — Когда же это кончится? — спросила Рива.
   Констанция, скрестив руки на груди, заговорила, видимо желая отвлечь внимание от себя самой.
   — Об этом лучше спросить у вас, Рива. Есть ведь дело этого Галланта. Насколько мне известно, вы больше других желали бы его смерти. Может, вы сами это устроили и обвиняете других, чтобы отвести от себя подозрения?
   — Нет, — резко сказал Дант, — не может быть.
   — Нет? — переспросила Констанция. — Но ведь есть еще Ноэль. Галлант представлял угрозу для Ривы, а поэтому и для «Столет корпорейшн». Для сына особо важно защитить компанию, созданную отцом.
   — Нет! — сказала Рива. — Он и не знал о поездке Эдисона.
   — Разве? — улыбнулась Констанция, хитро поглядев на мужа. — А ведь он был у него незадолго.
   — Что? — не желая верить, спросила Рива.
   — Странно, правда? Но это так. Я сама слышала, как Ноэль звонил и узнавал, где должен быть этот Галлант. Ведь так, дорогой?
   — Я виделся с ним, — подтвердил Ноэль.
   — Но зачем? — спросила Рива.
   Констанция ответила за него:
   — Он беспокоился, конечно, о корпорации.
   — Я беспокоился обо всем и обо всех, кого могут затронуть акции Галланта. Мне надо было знать, чего от него ожидать.
   Констанция ехидно посмотрела на него:
   — Как это разумно!
   — У меня всегда так, — ответил Ноэль и так посмотрел ей в глаза, что та отвела взгляд.
   — А разумные люди, — заметила Рива, — не пытаются убить, даже если другие неразумны.
   Она всего мгновение глядела в глаза Ноэлю, прежде чем повернуться к Данту. В глазах старого друга было столько симпатии, что она смущенно отвернулась. Иногда узы дружбы могут стать слишком тесными.
   — Но ведь кто-то же это сделал! — нетерпеливо заметила Констанция.
   — У Эдисона были и другие враги, — ответил Ноэль.
   — Может быть, — согласилась Констанция, — но на него прежде не нападали, и именно здесь, в Бон Ви, он последний раз навредил.
   Рива подумала, что это, пожалуй, верно, касательно Ботинок и Маргарет, а еще относительно Данта и Анны, хотя это не совсем Бон Ви.
   Дант устало зевнул и помассировал затылок.
   — Это все пустой разговор. Я, пожалуй, лучше пойду. Анна в больнице одна, и кому-то надо побыть с ней. — Он посмотрел на Риву. — Не поговорить ли нам наедине?
   Она вышла за ним в холл. За дверью он, взяв ее за руку, сказал:
   — Прости, если это расстроило тебя, я не хотел этого. Просто я не мог перенести, что ты, наверное, думаешь, будто я виноват в случившемся с Джошем.
   Она нашла в себе силы улыбнуться:
   — Если и подумала, то только на секунду.
   — Спасибо тебе большое. — Он наклонился и быстро поцеловал ее в лоб. — Спокойной ночи.
   Странное ощущение было после этого разговора. Как будто что-то между ними изменилось. Было ли дело в ее недоверчивости, в поведении Констанции, в ее вопросах к нему или в Ноэле, но только Дат словно отдалился. Или в ней самой было какое-то отчуждение. Она не могла решить. Обернувшись, она увидела за спиной Констанцию.
   — Вы просили меня не причинять ему вреда, — сказала та, — но сами причинили больший, чем могла бы я.
   Это была правда: те, кого мы защищаем, уязвимы для нас самих. Но это не обязательно признавать при другой женщине.
   — Ну и к чему это все? — спросила Рива.
   — Это очень сильный и мужественный человек. Коралия и Пьетро любят его.
   — Мне он тоже очень нравится. Если это опять предупреждение, не надо беспокоиться.
   Констанция криво усмехнулась:
   — Понимаю, хотя это всего лишь любезность. Я не так разумна, как Ноэль, но достаточно любезна.
   — Спасибо, — сказала Рива, не зная, что сказать.
   — Не за что, — ответила Констанция и удалилась.
   Ноэль стоял в дверях, мял свернутые трубочкой бумаги. Когда затихли шаги Констанции, дом погрузился в тишину. Он спросил:
   — Давно хотел узнать: как там сын Галланта?
   — Все так же. И можно считать, что это хорошая новость.
   — А Эрин?
   — Все нормально. Завтра опять собирается в больницу.
   — Если опять соберетесь вместе с ней, скажите мне или хотя бы возьмите Джорджа. А сейчас тебе надо отдохнуть: у тебя усталый вид.
   Она чуть заметно улыбнулась: вечно ему не хватает такта, и ответила:
   — Пожалуй.
   Они помолчали, не глядя друг на друга. Впервые за последние сутки они были наедине. Чувствовали себя напряженно. И вот Ноэль отошел от дверей и направился к своей спальне, сказав:
   — Ну, спокойной ночи.
   Когда она окликнула его, голос ее был как чужой:
   — Ноэль!
   — Да? — обернулся он.
   На минуту она забыла, что хотела спросить, а когда вспомнила, то не смогла спросить о его вине так же прямо, как Данта. Она смотрела на свои руки, словно ища слова.
   — Что? — спросил он.
   Наконец она произнесла:
   — Ты знал, что Эдисон собирается в аэропорт на самолете?
   Он не сразу посмотрел на нее.
   — А что, если знал?
   — Я пытаюсь разобраться. — Рива хотела собраться с мыслями, чувствуя растерянность. Облизнув губы, она спросила: — А что еще он говорил?
   Его глаза сузились.
   — Много чего, хотя все это не так важно. Ну так что?
   Она снова овладела собой. Понятно, что он должен быть осторожен, чтобы не бросить тень на своего отца и «Столет корпорейшн».
   — А не было сказано ничего такого, чтобы заставило бы… думать, что лучше бы Эдисон умер?
   Он усмехнулся:
   — Думаю, тут можно быть спокойным. Не было ни одного случая, чтобы я собирался убить людей, которые могут причинить неприятности.
   Дотронувшись до своего лица, она почувствовала дрожь, и это ее не удивило.
   — Да нет, я это знаю… Просто кто-то это сделал, и жизнь Джоша под угрозой. Это не дает мне покоя. Нормальные люди не делают такого, но не всегда можно легко определить, кто нормален.
   — Но ведь расспросами не выяснишь, — спокойно заметил он.
   — Конечно, нет. — Рива сама что-то такое говорила Анне, но забыла об этом. Она натянуто улыбнулась, довольная, что он почему-то не сердится. Ей вовсе не хотелось сердить его.
   Может быть, дело в том, что он рассеян. Он сделал неуверенный жест, словно хотел коснуться ее, но вдруг отдернул руку, словно обжегся. Другой рукой он продолжал мять бумаги.
   — В чем тут дело? — спросил он. — Тут ведь не только опасения за Джоша, угрозы Эдисону или даже тебе. Кто-то расстроил тебя?
   То, что он так хорошо, лучше других, понимал ее, вызывало даже беспокойство.
   — Да ничего, — сказала она, — все обошлось.
   — Значит, пытались. А кто? Жена Галланга?
   Она покачала головой:
   — Это неважно.
   — Важно. Там еще были Эрин, Дуг Горслайн. И сам Галлант.
   Она уже знала его безжалостную настойчивость в делах бизнеса, но сама столкнулась с этим впервые.
   — Ничего особенного, мы с ним просто поспорили.
   — О чем? Надо ли тебе принимать его ухаживания? Как далеко он зашел?
   Ее начала раздражать эта настойчивость.
   — Если тебя интересует, чего он добился, скажу сразу: ничего.
   — Значит, добивался? — Не услышав ответа, он помрачнел. — Зачем ты его защищаешь? Что в нем такого, что заставляет делать это и тебя, и Маргарет, и даже его жену?
   — Мы можем делать это из самозащиты, — ответила она, глядя на него, словно ища понимания.
   — Дело в этом, или вы все в него влюбились?
   — Конечно, нет! — сказала она с презрением.
   — Может быть. Но результат тот же: иммунитет к тому, что он делает, и к нему самому.
   — Это не так просто.
   — Мужчины, которые делают все, что хотят, без последствий, считают, что им все можно.
   — То есть я сама виновата в том, что Эдисон преследует меня?
   — Нет, но есть поговорка: если враг нападает на меня, это его ошибка, если он нападает повторно — моя ошибка.
   — Я не хочу мести, хочу только покоя.
   — Бывает, что это одно и то же, когда надо положить конец опасности.
   Она посмотрела в его глубокие серые глаза и сказала:
   — Пожалуй.
   В нем всегда была эта не бросающаяся в глаза жестокость, может быть, даже безжалостность. Можно было подумать, что он мог бы соблазнить ее, а потом от нее избавиться. Они молча глядели друг на друга. Взгляд его задержался на синяках у нее под глазами:
   — Как ты себя чувствуешь?
   Его интересует физическое или душевное состояние? Интересует ли его, насколько огорчил ее Эдисон, или ее переживания из-за того, что было прошлой ночью? Или ее реакция на эти бурные события? В любом случае ответ один.
   — У меня все в порядке, — сказала она.
   Он бросил мятые листки на поднос на серванте, потом обнял ее за плечи.
   — Пора спать, — сказал он.
   Почему-то ей взбрело в голову, что он имел в виду: спать с ним. Это было как бы утверждением их любовных отношений. Она даже надеялась, что так и есть. Больше того, его объятия казались ей чуть ли не райским блаженством. Она хотела только этого, только ласк этого человека, чтобы забыть все, что случилось на этой неделе и раньше.
   Но он отпустил ее, когда они дошли до лестницы, ведущей в его спальню.
   — Спокойной ночи, — повторил он.
   — Спокойной ночи, — ответила она, поднимаясь к себе одна. Уже наверху она услышала, как за ним тихо закрылась дверь.
   Риве не спалось. Она приняла душ, выключила свет, легла в постель, попробовала взбить подушку, поудобнее улечься. Это не помогало. Она лежала в темноте с открытыми глазами, стараясь не думать о Ноэле. Мысли не помогут. Зато все время вспоминался Эдисон.
   Все, что он говорил и делал, как нарочно, всплывало в памяти. Ей казалось, что тут надо что-то понять. Она вспоминала каждое слово, каждый оттенок голоса, пока голова у нее не заболела от перенапряжения.
   Одно она поняла, хотя, может быть, не до конца. Но вывод сделать можно. Эдисон с его эгоцентризмом и игрой человеческими жизнями превратил одного из окружающих в убийцу. К своему страху и гордости, она помогла этому.
   Теперь оставалось только одно.

22

   — Это Рива Столет. Могу я переговорить с Дугом Горслайном? Будьте любезны.
   — Одну минутку, прощу вас.
   Рива почувствовала, как ее рука, державшая телефонную трубку, увлажнилась. Она с напряжением ждала и прислушивалась к голосам, доносившимся из редакционного кабинета. Она молилась, чтобы Дуг оказался на месте, ибо боялась, что на второй звонок у нее уже не хватит мужества. Сама та акция, которую она задумала, не содержала в себе ничего сверхужасного, однако приготовления к ней очень нервировали Риву.
   — Алло?
   У нее не осталось времени на обдумывание своих слов. Едва услышав в трубке голос Дуга, она сразу же заговорила:
   — Это Рива Столет. Мне нужна ваша помощь. Я решила созвать пресс-конференцию. Не могли бы вы оказать мне в этом содействие? Как это делается?
   Пауза оказалась недолгой. Дуг почти мгновенно понял суть просьбы. Он не спрашивал ее о мотивах и причинах задуманного ею, не спросил и о том, чего она ждет от пресс-конференции. Все, что он хотел знать — это когда и где. Когда она предложила следующее утро и Бон Ви, он сказал:
   — Понятно, миссис Столет. Считайте, что дело сделано.
   — Благодарю вас, Дуг. Я вам очень признательна.
   И она на самом деле была ему признательна. Не столько за то, что он согласился, сколько за то, что он согласился так легко, как будто речь шла о самом рядовом деле.
   Все просто. Все удивительно просто. Двадцать с лишним лет ей потребовалось для того, чтобы обжиться в Бон Ви. Двадцать с лишним часов она будет ждать начала пресс-конференции, а потом за какие-нибудь двадцать минут перечеркнет все.
   Рива поняла, что совершила ошибку, назначив встречу с журналистами на следующий день. Все это следовало закончить сегодня же. Но, во-первых, она не знала, что все так легко получится, а во-вторых, хотела, чтобы пришло как можно больше представителей прессы.
   Итак, ожидание. Но уже сейчас Рива могла сказать, что оно будет еще более тяжким испытанием для нее, чем решение созвать пресс-конференцию.
   Конечно, время для прощания останется. Она не сомневалась в том, что это будет необходимо. Ноэль не захочет больше видеть ее в Бон Ви, как только все узнает. А дом принадлежит ему. Ничто не заставит его удержаться от решительного шага. Он выкинет ее из дома, не опасаясь ни общественного мнения, ни неодобрительных взглядов друзей отца. Конечно, он заберет только то, что имеет право забрать, — Ноэль был порядочным человеком. Но и Бон Ви будет достаточно. Она неизбежно своими признаниями наведет тень на память его отца, и он, как любящий сын, просто обязан будет отвести эту тень. А может быть, и от себя самого. Кто мог бы упрекнуть его?
   Рива вышла из своей комнаты и прошла на верхнюю галерею, выходившую на подъездную дорожку к дому. Шла медленно и прислушивалась к звуку своих шагов по деревянному полу. Дойдя до конца, она положила руку на перила. Ей была знакома каждая зарубка и впадина, каждая расшатавшаяся балясина. Внешние стены дома скоро потребуют новой покраски. Надо не забыть сообщить Ноэлю точное название и количество нужной краски. То же самое можно было сказать и об обшарпанных старинных колоннах, перилах и темно-зеленых ставнях. Ремонт ставен осуществлялся лишь в одном на весь город месте. Она и об этом должна успеть сказать Ноэлю. Нужно будет его проинструктировать также и о папоротниках, росших возле дверей на крепких стеблях. Их листва мягко и успокаивающе шевелилась на теплом ветерке… Если никому здесь не рассказать о том, как их поливать, подпирать, пересаживать и удобрять, — пропало дело. Они погибнут максимум через две недели после того, как она покинет этот дом.