Страница:
Только спустя годы она окончательно поняла, что дело в том, что ему было наплевать на все, кроме своих чувств. Он любил только себя. И ему было интересно знать только себя и только о себе.
Потом он решил включиться в политику, это его быстро затянуло, и оставить его в тот момент значило нанести мощный удар ниже пояса. Людям, которые не могут справиться даже со своими личными проблемами, никто не позволил бы заведовать делами большой политики. Таковы были негласные законы. Семейная жизнь, удачная или неудачная, была сильным козырем одних и слабым местом других. К тому же это было важным фактором в ее борьбе с мужем. Он понял свою зависимость от жены и порой уступал ей в чем-то. Он платил, насколько ей удавалось это устроить, за каждое нанесенное оскорбление, за каждый синяк. А когда не срабатывало и это оружие, она просто тратила его деньги на те вещи, которые доставляли ей радость и которые он все равно никогда бы ей не купил.
И все же бывали времена, как, например, сейчас, когда хотелось на все плюнуть и бросить его.
Но куда она пойдет? У нее был свободный диплом колледжа искусств, но никакого практического опыта. Хуже того, у нее не было никаких амбиций. Она никогда не мечтала о карьере, никогда не хотела ничего, кроме того, чтобы быть женой и матерью. Ей нравилась ее работа, связанная с благотворительностью, особенно если дело касалось детишек или сохранения памятников старины (в этом она очень походила на Риву Столет). Кроме того, она полагала, что у нее талант быть женой политического деятеля. Но ни одно из этих занятий не обещало дохода, который позволил бы ей самостоятельно продолжать вести тот образ жизни, к которому она привыкла с детства.
В этом все дело. Сама мысль, что ей, возможно, пришлось бы снизить уровень жизни, была ненавистна ей. Были некоторые вещи, которые сопровождали се на всем протяжении жизни и отказываться от которых она не собиралась ни при каких обстоятельствах: удобное и даже роскошное жилище, домашняя прислуга, прекрасное питание и компания лучших людей. Она просто не смогла бы прожить без всего этого. И если это делало ее снобисткой, пусть будет так. Единственная проблема была в том, что временами ей казалось, что это делает ее еще и дурой.
Бывали времена, когда она представляла — втайне ото всех, конечно, — что занимается любовью с другим мужчиной. Когда Эдисон отправлялся в какую-нибудь очередную деловую поездку на самолете, она целыми днями представляла себе, что будет, если произойдет авиакатастрофа. Она даже выбирала себе платье, в котором пойдет на похороны, продумывала свое поведение, что она будет говорить, где и как она будет жить во вдовстве. Она часами обыгрывала в голове идею своей свободы и мысль найти кого-нибудь другого, другого мужчину… Так проходило время. В мечтах, и только.
Временами, присутствуя на официальных или деловых обедах, она представляла себе, какие знойные взаимоотношения сложились бы у нее с оратором или с каким-нибудь другим симпатягой из числа тех, что сидели за оратором на возвышении. Порой она даже мысленно раздевала их одного за другим. Всех по порядку. Она подметила за собой одну любопытную деталь: все последние годы она любила задерживать взгляд на задницах футболистов или на бугрящихся плавках мужчин в бассейне. Временами она испытывала такую сильную скуку и желание, что мучилась почти неконтролируемой, почти непреодолимой потребностью выйти на улицу с расстегнутой блузкой или сесть на телефон и набрать номер какого-нибудь незнакомца и сказать ему… Она лаже не задумывалась никогда над тем, о чем говорить с незнакомцами. Подобные импульсы беспокоили и унижали ее, но они начинались и заканчивались в голове, не превращаясь в конкретные действия. И она знала, что этого превращения никогда не произойдет.
Она надеялась на это.
Риве очень не нравилось наличие телефона в ее лимузине. Она согласилась на него тогда, когда болел Космо, чтобы в случае чего ее всегда можно было легко найти. Да и Эрин настоятельно советовала, и порой Риве казалось, что, отказавшись от телефона в машине, она сильно уронила бы себя в глазах племянницы. В то же время наличие телефона означало, что ее могут отрывать от дел постоянно, и даже во время поездок на машине. Это ей очень не нравилось.
Поездки из Бон Ви ранним утром в Новый Орлеан были лучшим рабочим временем для Ривы. В машине были встроенный рабочий столик с красивой полировкой, диктофон, записная книжка с обложкой из верблюжьей кожи со множеством отделений, тонкая золотая авторучка, миниатюрный калькулятор и степлер с золотой крышкой. При таком оснащении всего за один час поездки она могла сделать гораздо больше дел, чем за все утро работы в «Столет билдинг». Здесь ее никто не отрывал, никто никуда не звал, никто не мешал своим присутствием.
Когда после смерти отца домой вернулся Ноэль и стал обживаться в Бон Ви и в «Столет корпорейшн», она почувствовала, что обязана предложить ему ездить на работу и с работы вместе с ней в лимузине. Впрочем, ее останавливало ощущение того, что он откажется, мотивируя это тысячей различных причин. Он и в самом деле отказался. Но она при этом испытала только облегчение. Рива знала, что не смогла бы плодотворно работать, чувствуя его угрюмый взгляд за спиной в продолжение всей поездки. Присутствие Космо никогда не беспокоило ее. Он сидел молча и только шуршал своими «Уолл-стрит джорнал», «Барронс» или «Форбс». Ей даже как-то помогало это его молчаливое присутствие. Впрочем, она понимала, что его удивляет то, как она распоряжается своим временем.
Звонок телефона ворвался к ней в сознание и в одну секунду все в нем спутал. Это все время ужасно раздражало ее, но пока приходилось с этим как-то мириться. Она подняла взгляд на своего шофера Джорджа, который был мужем Лиз, поварихи из Бон Ви, и постоянно поддерживал на «линкольне» скорость не менее семидесяти миль в час, держась за баранку одной рукой, а другой настраивая в приемнике звучание Моцарта. Он всегда снимал трубку, когда в машине звонил телефон. Снял и сейчас.
— Это мисс Маргарет, — сказал он, передавая трубку Риве.
Голос сестры тут же ворвался в ухо Ривы:
— Не знаю, почему я обязана здороваться с полудюжиной незнакомых мне людей, прежде чем доберусь до тебя по телефону! Это, наверное, очень тешит твое самолюбие, когда на каждый звонок к трубке бежит кто-нибудь из слуг?
— Я очень ценю свое время и уединение, Маргарет, вот и все. Как у тебя дела?
— У меня-то? Очень хорошо для человека, которого всю жизнь мучает сильное сердцебиение! Особенно хорошо мне было сегодня утром, когда я раскрыла газеты! Кошмар становится реальностью! Ты просто с ума сошла!
— Возможно, — с иронией в голосе ответила Рива. — О чем это ты?
— О чем это я?! Да о том диком снимке в газете! Будешь говорить, что еще не видела?
— Нет, на самом деле не видела… — начала Рива, но вдруг запнулась.
Она поняла, какой снимок имеет в виду ее сестра. Ведь она в глубине души сознавала, что фото с ней, Эрин, Эдисоном, его женой и сыном, сделанное тем молодым шалопаем, обойдет страницы по крайней мере половины всех газет штата. Это было в порядке вещей. А если бы она вдруг сама изъявила желание разрекламировать себя с помощью этого снимка, он наверняка затерялся бы в архиве и никогда не был бы напечатан. Но она протестующе поднимала руку, и вот — пожалуйста!
— Как ты могла позволить такое, Рива? — спросила сестра в волнении. — Ты! Именно ты! Как могла позволить такое! Это отвратительно! Меня тошнит с той самой секунды, когда я увидела эту фотографию! Надо что-то делать.
— Делаю все, что могу, Маргарет.
— Очевидно, ты недостаточно прикладываешь усилий, сестрица! Скажи прямо, что у тебя ничего не получается. Тогда я сама приеду и разберусь…
— И как же ты собираешься разобраться?
— Не знаю! Неужели ты не можешь поговорить с Эдисоном?! Призвать его к разуму?!
— Именно это я и пыталась сделать, когда нас фотографировали. Но, кажется, он не проявил в этом большого участия и заинтересованности.
— Если уж он совсем упрется, ты можешь сказать ему…
— Нет, — сразу же потяжелевшим голосом возразила Рива.
— Но почему?! Ты не можешь позволить, чтобы все это так и продолжалось!
— Я и не собираюсь позволять. Сегодня за обедом у меня встреча с Эдисоном. Так или иначе, а мы должны прийти к взаимопониманию.
— О, Рива, я, кажется, понимаю, что ты задумала! Не надо даже и пытаться. Ты все сделаешь не так. Запомни: с медом ты поймаешь мух гораздо больше, чем с уксусом!
— Большое спасибо тебе за мудрый совет. К сожалению, на мед полезут и крысы.
— Что ты хочешь этим сказать? — резко спросила Маргарет.
— То, что Эдисон совсем не изменился. За помощь он потребует высокую цену.
— Но что ты можешь для него сделать? О, наверное, вклад в его предвыборную кампанию?
— Думаю, в голове у него засела более интимная мысль.
В трубке стало слышно, как шумно задышала сестра.
— Ты что, думаешь, что он после стольких лет опять потащит к себе в постель?! Шутишь!
— Благодарю за заботу, сестричка. Ты так печешься о моем благочестии.
— При чем здесь твое благочестие? Я говорю серьезно.
— Я тоже, — ответила Рива с ударением в голосе.
— Хорошо, — послышался в трубке усталый ответ. — Я так встревожена, что не могу собраться
с мыслями. Что бы Эдисон ни запросил — будь это вклад в предвыборную кампанию, какая-то поддержка, знакомство с твоими могущественными друзьями, — соглашайся! Другого выхода нет.
Маргарет уже не понимала, что говорит. Риве пришлось это признать. Она знала, что сестра окончательно теряла рассудок, когда речь заходила о судьбе Эрин.
— Я не собираюсь давать Эдисону всего, что он ни запросит. Он и так от меня уже достаточно получил в жизни. Почему бы мне не предъявить свой счет?
— Боже, Рива, ради всего святого! Прошу тебя! Ты все погубишь! Эдисон не потерпит, чтобы ему угрожали!
— Увидим.
— О Боже, мое сердце! Я чувствую, как дико оно колотится в груди. Не могу слушать это. Рива! Не могу! Я… За что мне такое наказание?! В чем моя вина, что все так повернулось?!
— Положи под язык таблетку и иди ляг в кровать, — успокаивающе проговорила Рива. У Маргарет, похоже, было такое же слабое сердце, как и у их матери, хотя до сих пор врачам удалось отыскать лишь временами учащавшееся сердцебиение. — Все будет в порядке.
— Я так надеюсь на это. Я так надеюсь на то, что ты права. Ты ведь позвонишь мне после обеда с Эдисоном? Я должна все знать, я не перенесу неведения!
— Хорошо, успокойся. Обязательно позвоню.
Еще с минуту Рива успокаивала Маргарет, потом та повесила трубку. Рива передала трубку Джорджу, откинулась на спинку сиденья и уставилась невидящим взглядом за окно лимузина на уплывающие назад дома и машины. Если бы ее саму кто-нибудь так успокоил, как она только что успокоила сестру!
5
Потом он решил включиться в политику, это его быстро затянуло, и оставить его в тот момент значило нанести мощный удар ниже пояса. Людям, которые не могут справиться даже со своими личными проблемами, никто не позволил бы заведовать делами большой политики. Таковы были негласные законы. Семейная жизнь, удачная или неудачная, была сильным козырем одних и слабым местом других. К тому же это было важным фактором в ее борьбе с мужем. Он понял свою зависимость от жены и порой уступал ей в чем-то. Он платил, насколько ей удавалось это устроить, за каждое нанесенное оскорбление, за каждый синяк. А когда не срабатывало и это оружие, она просто тратила его деньги на те вещи, которые доставляли ей радость и которые он все равно никогда бы ей не купил.
И все же бывали времена, как, например, сейчас, когда хотелось на все плюнуть и бросить его.
Но куда она пойдет? У нее был свободный диплом колледжа искусств, но никакого практического опыта. Хуже того, у нее не было никаких амбиций. Она никогда не мечтала о карьере, никогда не хотела ничего, кроме того, чтобы быть женой и матерью. Ей нравилась ее работа, связанная с благотворительностью, особенно если дело касалось детишек или сохранения памятников старины (в этом она очень походила на Риву Столет). Кроме того, она полагала, что у нее талант быть женой политического деятеля. Но ни одно из этих занятий не обещало дохода, который позволил бы ей самостоятельно продолжать вести тот образ жизни, к которому она привыкла с детства.
В этом все дело. Сама мысль, что ей, возможно, пришлось бы снизить уровень жизни, была ненавистна ей. Были некоторые вещи, которые сопровождали се на всем протяжении жизни и отказываться от которых она не собиралась ни при каких обстоятельствах: удобное и даже роскошное жилище, домашняя прислуга, прекрасное питание и компания лучших людей. Она просто не смогла бы прожить без всего этого. И если это делало ее снобисткой, пусть будет так. Единственная проблема была в том, что временами ей казалось, что это делает ее еще и дурой.
Бывали времена, когда она представляла — втайне ото всех, конечно, — что занимается любовью с другим мужчиной. Когда Эдисон отправлялся в какую-нибудь очередную деловую поездку на самолете, она целыми днями представляла себе, что будет, если произойдет авиакатастрофа. Она даже выбирала себе платье, в котором пойдет на похороны, продумывала свое поведение, что она будет говорить, где и как она будет жить во вдовстве. Она часами обыгрывала в голове идею своей свободы и мысль найти кого-нибудь другого, другого мужчину… Так проходило время. В мечтах, и только.
Временами, присутствуя на официальных или деловых обедах, она представляла себе, какие знойные взаимоотношения сложились бы у нее с оратором или с каким-нибудь другим симпатягой из числа тех, что сидели за оратором на возвышении. Порой она даже мысленно раздевала их одного за другим. Всех по порядку. Она подметила за собой одну любопытную деталь: все последние годы она любила задерживать взгляд на задницах футболистов или на бугрящихся плавках мужчин в бассейне. Временами она испытывала такую сильную скуку и желание, что мучилась почти неконтролируемой, почти непреодолимой потребностью выйти на улицу с расстегнутой блузкой или сесть на телефон и набрать номер какого-нибудь незнакомца и сказать ему… Она лаже не задумывалась никогда над тем, о чем говорить с незнакомцами. Подобные импульсы беспокоили и унижали ее, но они начинались и заканчивались в голове, не превращаясь в конкретные действия. И она знала, что этого превращения никогда не произойдет.
Она надеялась на это.
Риве очень не нравилось наличие телефона в ее лимузине. Она согласилась на него тогда, когда болел Космо, чтобы в случае чего ее всегда можно было легко найти. Да и Эрин настоятельно советовала, и порой Риве казалось, что, отказавшись от телефона в машине, она сильно уронила бы себя в глазах племянницы. В то же время наличие телефона означало, что ее могут отрывать от дел постоянно, и даже во время поездок на машине. Это ей очень не нравилось.
Поездки из Бон Ви ранним утром в Новый Орлеан были лучшим рабочим временем для Ривы. В машине были встроенный рабочий столик с красивой полировкой, диктофон, записная книжка с обложкой из верблюжьей кожи со множеством отделений, тонкая золотая авторучка, миниатюрный калькулятор и степлер с золотой крышкой. При таком оснащении всего за один час поездки она могла сделать гораздо больше дел, чем за все утро работы в «Столет билдинг». Здесь ее никто не отрывал, никто никуда не звал, никто не мешал своим присутствием.
Когда после смерти отца домой вернулся Ноэль и стал обживаться в Бон Ви и в «Столет корпорейшн», она почувствовала, что обязана предложить ему ездить на работу и с работы вместе с ней в лимузине. Впрочем, ее останавливало ощущение того, что он откажется, мотивируя это тысячей различных причин. Он и в самом деле отказался. Но она при этом испытала только облегчение. Рива знала, что не смогла бы плодотворно работать, чувствуя его угрюмый взгляд за спиной в продолжение всей поездки. Присутствие Космо никогда не беспокоило ее. Он сидел молча и только шуршал своими «Уолл-стрит джорнал», «Барронс» или «Форбс». Ей даже как-то помогало это его молчаливое присутствие. Впрочем, она понимала, что его удивляет то, как она распоряжается своим временем.
Звонок телефона ворвался к ней в сознание и в одну секунду все в нем спутал. Это все время ужасно раздражало ее, но пока приходилось с этим как-то мириться. Она подняла взгляд на своего шофера Джорджа, который был мужем Лиз, поварихи из Бон Ви, и постоянно поддерживал на «линкольне» скорость не менее семидесяти миль в час, держась за баранку одной рукой, а другой настраивая в приемнике звучание Моцарта. Он всегда снимал трубку, когда в машине звонил телефон. Снял и сейчас.
— Это мисс Маргарет, — сказал он, передавая трубку Риве.
Голос сестры тут же ворвался в ухо Ривы:
— Не знаю, почему я обязана здороваться с полудюжиной незнакомых мне людей, прежде чем доберусь до тебя по телефону! Это, наверное, очень тешит твое самолюбие, когда на каждый звонок к трубке бежит кто-нибудь из слуг?
— Я очень ценю свое время и уединение, Маргарет, вот и все. Как у тебя дела?
— У меня-то? Очень хорошо для человека, которого всю жизнь мучает сильное сердцебиение! Особенно хорошо мне было сегодня утром, когда я раскрыла газеты! Кошмар становится реальностью! Ты просто с ума сошла!
— Возможно, — с иронией в голосе ответила Рива. — О чем это ты?
— О чем это я?! Да о том диком снимке в газете! Будешь говорить, что еще не видела?
— Нет, на самом деле не видела… — начала Рива, но вдруг запнулась.
Она поняла, какой снимок имеет в виду ее сестра. Ведь она в глубине души сознавала, что фото с ней, Эрин, Эдисоном, его женой и сыном, сделанное тем молодым шалопаем, обойдет страницы по крайней мере половины всех газет штата. Это было в порядке вещей. А если бы она вдруг сама изъявила желание разрекламировать себя с помощью этого снимка, он наверняка затерялся бы в архиве и никогда не был бы напечатан. Но она протестующе поднимала руку, и вот — пожалуйста!
— Как ты могла позволить такое, Рива? — спросила сестра в волнении. — Ты! Именно ты! Как могла позволить такое! Это отвратительно! Меня тошнит с той самой секунды, когда я увидела эту фотографию! Надо что-то делать.
— Делаю все, что могу, Маргарет.
— Очевидно, ты недостаточно прикладываешь усилий, сестрица! Скажи прямо, что у тебя ничего не получается. Тогда я сама приеду и разберусь…
— И как же ты собираешься разобраться?
— Не знаю! Неужели ты не можешь поговорить с Эдисоном?! Призвать его к разуму?!
— Именно это я и пыталась сделать, когда нас фотографировали. Но, кажется, он не проявил в этом большого участия и заинтересованности.
— Если уж он совсем упрется, ты можешь сказать ему…
— Нет, — сразу же потяжелевшим голосом возразила Рива.
— Но почему?! Ты не можешь позволить, чтобы все это так и продолжалось!
— Я и не собираюсь позволять. Сегодня за обедом у меня встреча с Эдисоном. Так или иначе, а мы должны прийти к взаимопониманию.
— О, Рива, я, кажется, понимаю, что ты задумала! Не надо даже и пытаться. Ты все сделаешь не так. Запомни: с медом ты поймаешь мух гораздо больше, чем с уксусом!
— Большое спасибо тебе за мудрый совет. К сожалению, на мед полезут и крысы.
— Что ты хочешь этим сказать? — резко спросила Маргарет.
— То, что Эдисон совсем не изменился. За помощь он потребует высокую цену.
— Но что ты можешь для него сделать? О, наверное, вклад в его предвыборную кампанию?
— Думаю, в голове у него засела более интимная мысль.
В трубке стало слышно, как шумно задышала сестра.
— Ты что, думаешь, что он после стольких лет опять потащит к себе в постель?! Шутишь!
— Благодарю за заботу, сестричка. Ты так печешься о моем благочестии.
— При чем здесь твое благочестие? Я говорю серьезно.
— Я тоже, — ответила Рива с ударением в голосе.
— Хорошо, — послышался в трубке усталый ответ. — Я так встревожена, что не могу собраться
с мыслями. Что бы Эдисон ни запросил — будь это вклад в предвыборную кампанию, какая-то поддержка, знакомство с твоими могущественными друзьями, — соглашайся! Другого выхода нет.
Маргарет уже не понимала, что говорит. Риве пришлось это признать. Она знала, что сестра окончательно теряла рассудок, когда речь заходила о судьбе Эрин.
— Я не собираюсь давать Эдисону всего, что он ни запросит. Он и так от меня уже достаточно получил в жизни. Почему бы мне не предъявить свой счет?
— Боже, Рива, ради всего святого! Прошу тебя! Ты все погубишь! Эдисон не потерпит, чтобы ему угрожали!
— Увидим.
— О Боже, мое сердце! Я чувствую, как дико оно колотится в груди. Не могу слушать это. Рива! Не могу! Я… За что мне такое наказание?! В чем моя вина, что все так повернулось?!
— Положи под язык таблетку и иди ляг в кровать, — успокаивающе проговорила Рива. У Маргарет, похоже, было такое же слабое сердце, как и у их матери, хотя до сих пор врачам удалось отыскать лишь временами учащавшееся сердцебиение. — Все будет в порядке.
— Я так надеюсь на это. Я так надеюсь на то, что ты права. Ты ведь позвонишь мне после обеда с Эдисоном? Я должна все знать, я не перенесу неведения!
— Хорошо, успокойся. Обязательно позвоню.
Еще с минуту Рива успокаивала Маргарет, потом та повесила трубку. Рива передала трубку Джорджу, откинулась на спинку сиденья и уставилась невидящим взглядом за окно лимузина на уплывающие назад дома и машины. Если бы ее саму кто-нибудь так успокоил, как она только что успокоила сестру!
5
Первое, что сделала Рива, появившись в «Столет билдинг», позвонила своему секретарю и распорядилась зарезервировать для себя столик в «Коммандерс Пэлис». Это был первый среди всех ресторанов города, любимый многими.
В тысячный раз она пожалела о том, что не отвергла с порога предложение Эдисона встретиться. Ей не следовало вообще вступать с ним в какие-либо дискуссии в субботу. Просто сказать, что она хочет от него, и уйти, предоставив ему самому решать — или согласиться с ее требованиями, или смиренно принять последствия. Таков был ее изначальный план, и она была очень раздражена тем, что его пришлось изменить. Впрочем, бесполезно жалеть о том, чему уже нельзя было помочь. Она решительно отбросила все эти мысли и сконцентрировалась на работе.
«Столет корпорейшн» была почтенной по возрасту компанией. Начало ей было положено еще до Гражданской войны, когда прадед Космо одолжил денег своему другу, который был маклером по хлопку. Друг оказался скверным предпринимателем, поэтому Столету, несмотря на то что он происходил из аристократического креольского рода, в котором торговля презиралась как недостойное занятие, пришлось самому проявить интерес к маклерству. Хотя бы затем, чтобы сохранить свое капиталовложение. Вскоре он обнаружил, что ему нравится покупать и продавать, особенно когда в качестве товара выступали участки земли. Кстати, именно он и построил Бон Ви и миниатюрный храм на пруду. Несмотря на то что он потерял золото на битой карте конфедератов, будучи осмотрительным человеком, он успел переслать на корабле в Англию достаточное количество своих средств как раз перед тем, как вокруг Юга сомкнулась вражеская блокада. Эти деньги дали возможность ему и его сыну процветать в период Реконструкции после войны и приумножать свои земельные богатства.
К тому времени, когда внук основателя компании — отец Космо — достиг совершеннолетия, «Столет корпорейшн» являлась обладательницей обширных участков земли под сахарным тростником и рисом. К большому изумлению конкурентов, компания приобрела также болотистые низины Луизианы. Третий Столет воспылал страстью к морским путешествиям и проявил активнейший интерес к коммерческому судоходству. Последнее в основном было связано с тем, что ему нужно было без потерь перевезти домой сокровища, собранные им на Востоке. Когда развитие транспортной авиации стало урезать его доходы, он продал свои корабли. К тому времени он уже являлся обладателем роскошной коллекции китайского фарфора, которую завещал музею штата. Среди других его богатств можно назвать большую коллекцию жадеитов, которые применялись в отделке холла на первом этаже «Столет билдинга», а также большого бронзового Будду, которым увенчивался миниатюрный храм в Бон Ви.
Возмужав в начале пятидесятых, Космо проявил большой интерес к нефтяным разработкам и стал превращать болота, которыми так долго и бесполезно обладала компания, в черное золото.
Нефть заняла настолько важное место в доходах Космо, что тот даже представить себе не мог, что когда-нибудь этот живительный источник иссякнет. Только Риве удалось наконец убедить его в том, что золотое время нефти не вечно и что он сделал слишком большую ставку на этот бизнес, его безоглядные упования на нефть грозят большой опасностью. Упадок относительно нефти она предрекла самостоятельно, а вот то, что на новый уровень благосостояния их может вынести волна микропроцессоров, ей и самой казалось невероятным. Но подобные прогнозы делал Ноэль и упорствовал в них. К тому времени Космо окончательно перестал видеть и слышать своего единственного сына и считал, что не нуждается в его советах. Положительная роль, которую во всем этом сыграла Рива, заключалась в том, что она уговорила Космо позволить Ноэлю поехать во Францию и там начать дела с микропроцессорами, во-первых, и активно использовать азиатские связи молодого человека, что обещало многократно удешевить продукцию, во-вторых. По крайней мере, в этом она не развела отца с сыном, а, наоборот, соединила их. Это сработало.
Утро прошло незаметно. Риве казалось, что она только начала работать, но вот в дверь постучалась секретарь и, просунув голову в кабинет, сообщила, что ее лимузин ждет внизу и что время ехать в ресторан.
Рива закрыла папку с бумагами, над которыми сидела, и надела на ручку колпачок. Отложив то и другое в сторону, она достала из нижнего ящика стола из красного дерева сумочку с зеркальцем и проверила свой макияж. Затем стряхнула щеточкой бумажную пыль — непременную часть работы бюрократа — с юбки своего костюма кремового цвета и уже поднялась из-за стола, как вдруг дверь в ее кабинет открылась еще раз.
Это был Ноэль. Он вошел решительным шагом, впрочем, немного задержавшись при виде того, как она встает из-за стола, но затем плотно прикрыл за собой дверь и спросил:
— Собралась на обед с Галлантом?
— Ничего не поделаешь.
— Может, тебе нужно мужское сопровождение?
На секунду ее глаза раскрылись в крайнем изумлении. Если бы она не знала хорошо Ноэля, то могла бы подумать, что тот предлагает охранять ее на пути в ресторан. Впрочем, сама мысль об охране была глупой.
— Я же сказала, что это не будет иметь никакого отношения к корпорации.
— Это-то я понял.
— Но ты не веришь мне!
— Разве я это сказал? — звенящим от раздражения голосом удивился он. По крайней мере, ей показалось, что он был раздражен.
— Нет, ты этого, конечно, не говорил. Много говорить — вообще не в твоих правилах. Ты обычно предпочитаешь отмалчиваться, и мне потом остается только догадываться обо всем. Так вот, мне сейчас кажется, ты боишься, что я поставлю «Столет корпорейшн» в неудобное положение, слишком уж сойдясь с человеком, который, возможно, станет нашим губернатором. Ты боишься, что все это может привести к каким-то личным, «подстольным» соглашениям, которые осуждаются общественностью. Я заявляю: все это настолько далеко от истины, что дальше и быть не может!
— Думаешь, Галлант такого же мнения? Если говорить о «личных» соглашениях, то я не уверен. Мне почему-то кажется, что его интересы скрыты под покровами… одежды.
Вот уже много лет она не краснела. Но это произошло сейчас, и ей стало обидно. Она резко ответила:
— Поскольку мои интересы совсем другого рода, можешь так не беспокоиться!
— Беспокойства будет еще меньше, если превратить эту личную встречу в деловой обед с участием…
— Тебя настолько разбирает любопытство, что ты просто набиваешься к нам. Хочешь? Пойдем! — Она пошла на этот рассчитанный риск, потому что не оставалось иного выхода. Ей необходимо было встретиться с Эдисоном с глазу на глаз.
— Я безуспешно пытаюсь добиться того, чтобы ты была с ним настороже, только и всего.
— Не тревожься за меня. Я всегда настороже.
Его лицо напряглось.
— Да, это правда, — проговорил он глухо. — И как это я забыл?
Он прошел мимо ее стола и остановился перед огромным, во всю стену окном. Сунув одну руку в карман, он смотрел через стекло. Его взгляд медленно двигался от крыш домов и редких участков зелени французского квартала до дворов и изогнутой в виде полумесяца Миссисипи. Рива, тоже стоявшая недалеко от окна, увидела, как по воде медленно ползет контейнеровоз, груженный товарами для Африки, или Южной Америки, или еще какой-нибудь экзотической части света. С противоположной стороны шел небольшой экскурсионный кораблик, стилизованный под старину: он имел вид допотопного пароходика, с двумя красно-белыми трубами и задним гребным колесом. Оба судна сошлись на изгибе реки, слились в одно пятно и тут же стали удаляться один от другого, каждый в свою сторону. Рива подумала, что это могло быть удачной аллегорией на прошлое и настоящее.
За окном стоял солнечный и знойный день. Силуэт Ноэля четко вырисовывался на фоне солнцезащитного стекла. Его поза была расслабленной, плечи, поддерживавшие отлично пошитый костюм, — эти широкие, квадратные плечи спортсмена — были расправлены… И все же воздух в кабинете был сжат каким-то напряжением. Это беспокоило Риву, хотя и не было для нее новым ощущением. Напряжение всегда появлялось там, где вместе почему-либо оказывались она и Ноэль. Временами ей было интересно, а испытывает ли и он нечто похожее? Но он был всегда спокоен. Даже больше того. У него всегда такой холодный и отстраненный вид, что ее охватывало желание ударить его, толкнуть, напугать или сделать что-нибудь подобное, что могло бы сломать барьер, который многие годы был между ними.
Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, прежде чем сказала:
— Я обещаю тебе, что не наведу ни малейшей тени на корпорацию. Ты удовлетворен?
— Ты думаешь, меня только корпорация волнует? — не поворачиваясь, спросил он.
— Нет, конечно. Мне нужно было сказать сначала, что я не наведу ни малейшей тени на доброе имя Столетов.
Он как-то глухо засмеялся:
— Ах да! Фамилию не уронить!
— Твой отец придавал этому большое значение.
— Не сомневаюсь. Но я не мой отец и я никогда его не любил уж так…
— Это был замечательный человек.
— Можно мне этого и не говорить.
Разговор вплотную пододвинулся к боли недавней потери и к старой душевной ране. Рива демонстративно глянула на свои часики и твердо проговорила:
— Можно было. Мне надо идти, или я опоздаю.
Он быстро повернулся к ней лицом. В его темных глазах было какое-то странное, очень уж пристально-внимательное выражение.
— Ведь ты меня боишься, не так ли?
— Не говори чепухи! С какой стати мне тебя бояться?
Слова прозвучали звонко, четко, в душе же у Ривы было беспокойно. Ноэль к тому же был очень чувствительным к эмоциональному подтексту, который сквозил во всех разговорах, всех отношениях. Бывали времена — в прошлом, — когда он понимал все ее страхи и беспокойства лучше всех других. Теперь же она предпочла бы обойтись без этой его способности. Она крепче взялась за сумочку и взглядом измерила расстояние до двери, гадая: успеет ли она выскочить из кабинета, если он сделает попытку ее задержать?
— Не знаю почему, но ты боишься меня. Мое общество ты всегда выдерживаешь не более нескольких минут. Ты разговариваешь со мной как можно меньше. Ты всегда сидишь за столом как можно дальше от меня. Если я вхожу в комнату, ты тут же находишь предлог, чтобы из нее уйти. Вспомни: мы хоть раз сидели с тобой в одной машине? Правильно, не сидели, а кто в этом виноват? Короче, что такое?
— Ничего такого. У тебя просто взыграло воображение.
— Ну конечно! Еще скажи, что ты вовсе не прикидываешь сейчас, как бы смыться из своего кабинета.
— У меня назначена встреча!
— А тебе не приходит случайно в голову, что я могу сейчас наброситься на тебя и изнасиловать на полу?
Потрясенная, она взглянула ему в глаза. Она сказала первое, что пришло в голову:
— Нет. Никогда.
Он испустил какой-то глухой звук, призрачный смех. Его темно-серые глаза на какую-то долю секунды сверкнули странным выражением, которое исчезло так быстро, что Рива не успела сообразить, была ли это боль или страсть, или то и другое вместе.
Она быстро провела языком по пересохшим губам.
— Ты… Я думаю, что ты просто выискиваешь предлог для того, чтобы выместить на мне свою обиду. Ведь все это могло быть только твоим… И корпорация, и дом… Все.
— Ты прожила с моим отцом больше двадцати лет. Кому, как не мне, знать о том, что ты тяжким трудом заработала все, что имеешь?
В этой реплике ей послышалась насмешка. Она хорошо почувствовала это и едко ответила:
— Тяжкий труд здесь ни при чем.
— Ты права. Я знаю, что отец дал бы тебе все что угодно, просто так. Но факт остается фактом: ты стала его правой рукой, человеком, без которого он не мог обойтись.
Она вздернула подбородок:
— Я не навязывалась в совладельцы с тобой.
— Ага, значит, тебе хотелось получить сразу все?
— Я не такая дура. Всем известны законы Луизианы…
— Ты могла бы иметь все, если бы…
— Нет! Нет, я не это хотела сказать. Мне счастливо живется и с половинным доходом. Я богата в разумных пределах.
— Эти пределы разумны для тебя, — тихо произнес он.
Бесполезно что-то объяснять ему и рассчитывать на его понимание. Она должна это сразу уяснить. Если бы он не пришел сейчас!.. Разведя руками, она проговорила:
— Ну, разумеется, меня не привлекает идея жить на зарплату архитектора или продавца гаражей.
— Вместо этого ты стала президентом и совладелицей корпорации. Согласен, ты во многом помогла компании достичь сегодняшнего уровня.
— Если ты действительно так думаешь, — проговорила она, следя за малейшими изменениями выражения на его лице, — у тебя не может быть причин выживать меня отсюда.
— Именно.
— В таком случае чего тебе надо?! — взволнованно воскликнула она.
Он провел рукой по волосам, зачесывая их назад, и так и оставил ее за шеей, как будто потягивался.
— Просто я хотел прояснить все в наших отношениях. Если мы хотим научиться работать вместе, надо понять сразу одну вещь — между нами должно существовать доверие.
— Я думала, что мы и так неплохо работаем вместе вот уже полгода.
— Разве похоже это на те отношения, которые ты имела с моим отцом как с президентом? Разве мы многое обсуждаем, о многом договариваемся, многое даем друг другу? Разве между нами существует полное взаимопонимание в процессе принятия решений?
Она вынуждена была отрицательно покачать головой:
— Едва ли.
— В таком случае то, чем мы занимались последние полгода, никак не назовешь совместной работой.
— Ты думаешь, она невозможна между нами?
— Да, я так думаю, — жестко ответил он. — А если это так, то одному из нас придется уйти.
— Кому? — спросила она тут же, ибо не могла ждать.
Он подошел к двери, открыл ее и оглянулся. В его внимательном взгляде сквозила тень какого-то сожаления.
— Тебе решать, — сказал он и вышел из кабинета.
Рива несколько минут неподвижно стояла на месте, глядя на дверь, которую он за собой прикрыл. У нее дрожали руки. Она заметила это и не удивилась. В течение многих лет ей удавалось поддерживать себя в состоянии равновесия, и ни одному чувству было не под силу разрушить это состояние. Сегодня оно было разрушено Ноэлем, но она не удивилась. Она думала о его словах, последних словах. Что это было? Угроза или просьба? Она чувствовала, что не сможет найти ответа на вопрос. Она также не поняла, что будет для нее хуже: угроза или просьба с его стороны.
В тысячный раз она пожалела о том, что не отвергла с порога предложение Эдисона встретиться. Ей не следовало вообще вступать с ним в какие-либо дискуссии в субботу. Просто сказать, что она хочет от него, и уйти, предоставив ему самому решать — или согласиться с ее требованиями, или смиренно принять последствия. Таков был ее изначальный план, и она была очень раздражена тем, что его пришлось изменить. Впрочем, бесполезно жалеть о том, чему уже нельзя было помочь. Она решительно отбросила все эти мысли и сконцентрировалась на работе.
«Столет корпорейшн» была почтенной по возрасту компанией. Начало ей было положено еще до Гражданской войны, когда прадед Космо одолжил денег своему другу, который был маклером по хлопку. Друг оказался скверным предпринимателем, поэтому Столету, несмотря на то что он происходил из аристократического креольского рода, в котором торговля презиралась как недостойное занятие, пришлось самому проявить интерес к маклерству. Хотя бы затем, чтобы сохранить свое капиталовложение. Вскоре он обнаружил, что ему нравится покупать и продавать, особенно когда в качестве товара выступали участки земли. Кстати, именно он и построил Бон Ви и миниатюрный храм на пруду. Несмотря на то что он потерял золото на битой карте конфедератов, будучи осмотрительным человеком, он успел переслать на корабле в Англию достаточное количество своих средств как раз перед тем, как вокруг Юга сомкнулась вражеская блокада. Эти деньги дали возможность ему и его сыну процветать в период Реконструкции после войны и приумножать свои земельные богатства.
К тому времени, когда внук основателя компании — отец Космо — достиг совершеннолетия, «Столет корпорейшн» являлась обладательницей обширных участков земли под сахарным тростником и рисом. К большому изумлению конкурентов, компания приобрела также болотистые низины Луизианы. Третий Столет воспылал страстью к морским путешествиям и проявил активнейший интерес к коммерческому судоходству. Последнее в основном было связано с тем, что ему нужно было без потерь перевезти домой сокровища, собранные им на Востоке. Когда развитие транспортной авиации стало урезать его доходы, он продал свои корабли. К тому времени он уже являлся обладателем роскошной коллекции китайского фарфора, которую завещал музею штата. Среди других его богатств можно назвать большую коллекцию жадеитов, которые применялись в отделке холла на первом этаже «Столет билдинга», а также большого бронзового Будду, которым увенчивался миниатюрный храм в Бон Ви.
Возмужав в начале пятидесятых, Космо проявил большой интерес к нефтяным разработкам и стал превращать болота, которыми так долго и бесполезно обладала компания, в черное золото.
Нефть заняла настолько важное место в доходах Космо, что тот даже представить себе не мог, что когда-нибудь этот живительный источник иссякнет. Только Риве удалось наконец убедить его в том, что золотое время нефти не вечно и что он сделал слишком большую ставку на этот бизнес, его безоглядные упования на нефть грозят большой опасностью. Упадок относительно нефти она предрекла самостоятельно, а вот то, что на новый уровень благосостояния их может вынести волна микропроцессоров, ей и самой казалось невероятным. Но подобные прогнозы делал Ноэль и упорствовал в них. К тому времени Космо окончательно перестал видеть и слышать своего единственного сына и считал, что не нуждается в его советах. Положительная роль, которую во всем этом сыграла Рива, заключалась в том, что она уговорила Космо позволить Ноэлю поехать во Францию и там начать дела с микропроцессорами, во-первых, и активно использовать азиатские связи молодого человека, что обещало многократно удешевить продукцию, во-вторых. По крайней мере, в этом она не развела отца с сыном, а, наоборот, соединила их. Это сработало.
Утро прошло незаметно. Риве казалось, что она только начала работать, но вот в дверь постучалась секретарь и, просунув голову в кабинет, сообщила, что ее лимузин ждет внизу и что время ехать в ресторан.
Рива закрыла папку с бумагами, над которыми сидела, и надела на ручку колпачок. Отложив то и другое в сторону, она достала из нижнего ящика стола из красного дерева сумочку с зеркальцем и проверила свой макияж. Затем стряхнула щеточкой бумажную пыль — непременную часть работы бюрократа — с юбки своего костюма кремового цвета и уже поднялась из-за стола, как вдруг дверь в ее кабинет открылась еще раз.
Это был Ноэль. Он вошел решительным шагом, впрочем, немного задержавшись при виде того, как она встает из-за стола, но затем плотно прикрыл за собой дверь и спросил:
— Собралась на обед с Галлантом?
— Ничего не поделаешь.
— Может, тебе нужно мужское сопровождение?
На секунду ее глаза раскрылись в крайнем изумлении. Если бы она не знала хорошо Ноэля, то могла бы подумать, что тот предлагает охранять ее на пути в ресторан. Впрочем, сама мысль об охране была глупой.
— Я же сказала, что это не будет иметь никакого отношения к корпорации.
— Это-то я понял.
— Но ты не веришь мне!
— Разве я это сказал? — звенящим от раздражения голосом удивился он. По крайней мере, ей показалось, что он был раздражен.
— Нет, ты этого, конечно, не говорил. Много говорить — вообще не в твоих правилах. Ты обычно предпочитаешь отмалчиваться, и мне потом остается только догадываться обо всем. Так вот, мне сейчас кажется, ты боишься, что я поставлю «Столет корпорейшн» в неудобное положение, слишком уж сойдясь с человеком, который, возможно, станет нашим губернатором. Ты боишься, что все это может привести к каким-то личным, «подстольным» соглашениям, которые осуждаются общественностью. Я заявляю: все это настолько далеко от истины, что дальше и быть не может!
— Думаешь, Галлант такого же мнения? Если говорить о «личных» соглашениях, то я не уверен. Мне почему-то кажется, что его интересы скрыты под покровами… одежды.
Вот уже много лет она не краснела. Но это произошло сейчас, и ей стало обидно. Она резко ответила:
— Поскольку мои интересы совсем другого рода, можешь так не беспокоиться!
— Беспокойства будет еще меньше, если превратить эту личную встречу в деловой обед с участием…
— Тебя настолько разбирает любопытство, что ты просто набиваешься к нам. Хочешь? Пойдем! — Она пошла на этот рассчитанный риск, потому что не оставалось иного выхода. Ей необходимо было встретиться с Эдисоном с глазу на глаз.
— Я безуспешно пытаюсь добиться того, чтобы ты была с ним настороже, только и всего.
— Не тревожься за меня. Я всегда настороже.
Его лицо напряглось.
— Да, это правда, — проговорил он глухо. — И как это я забыл?
Он прошел мимо ее стола и остановился перед огромным, во всю стену окном. Сунув одну руку в карман, он смотрел через стекло. Его взгляд медленно двигался от крыш домов и редких участков зелени французского квартала до дворов и изогнутой в виде полумесяца Миссисипи. Рива, тоже стоявшая недалеко от окна, увидела, как по воде медленно ползет контейнеровоз, груженный товарами для Африки, или Южной Америки, или еще какой-нибудь экзотической части света. С противоположной стороны шел небольшой экскурсионный кораблик, стилизованный под старину: он имел вид допотопного пароходика, с двумя красно-белыми трубами и задним гребным колесом. Оба судна сошлись на изгибе реки, слились в одно пятно и тут же стали удаляться один от другого, каждый в свою сторону. Рива подумала, что это могло быть удачной аллегорией на прошлое и настоящее.
За окном стоял солнечный и знойный день. Силуэт Ноэля четко вырисовывался на фоне солнцезащитного стекла. Его поза была расслабленной, плечи, поддерживавшие отлично пошитый костюм, — эти широкие, квадратные плечи спортсмена — были расправлены… И все же воздух в кабинете был сжат каким-то напряжением. Это беспокоило Риву, хотя и не было для нее новым ощущением. Напряжение всегда появлялось там, где вместе почему-либо оказывались она и Ноэль. Временами ей было интересно, а испытывает ли и он нечто похожее? Но он был всегда спокоен. Даже больше того. У него всегда такой холодный и отстраненный вид, что ее охватывало желание ударить его, толкнуть, напугать или сделать что-нибудь подобное, что могло бы сломать барьер, который многие годы был между ними.
Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, прежде чем сказала:
— Я обещаю тебе, что не наведу ни малейшей тени на корпорацию. Ты удовлетворен?
— Ты думаешь, меня только корпорация волнует? — не поворачиваясь, спросил он.
— Нет, конечно. Мне нужно было сказать сначала, что я не наведу ни малейшей тени на доброе имя Столетов.
Он как-то глухо засмеялся:
— Ах да! Фамилию не уронить!
— Твой отец придавал этому большое значение.
— Не сомневаюсь. Но я не мой отец и я никогда его не любил уж так…
— Это был замечательный человек.
— Можно мне этого и не говорить.
Разговор вплотную пододвинулся к боли недавней потери и к старой душевной ране. Рива демонстративно глянула на свои часики и твердо проговорила:
— Можно было. Мне надо идти, или я опоздаю.
Он быстро повернулся к ней лицом. В его темных глазах было какое-то странное, очень уж пристально-внимательное выражение.
— Ведь ты меня боишься, не так ли?
— Не говори чепухи! С какой стати мне тебя бояться?
Слова прозвучали звонко, четко, в душе же у Ривы было беспокойно. Ноэль к тому же был очень чувствительным к эмоциональному подтексту, который сквозил во всех разговорах, всех отношениях. Бывали времена — в прошлом, — когда он понимал все ее страхи и беспокойства лучше всех других. Теперь же она предпочла бы обойтись без этой его способности. Она крепче взялась за сумочку и взглядом измерила расстояние до двери, гадая: успеет ли она выскочить из кабинета, если он сделает попытку ее задержать?
— Не знаю почему, но ты боишься меня. Мое общество ты всегда выдерживаешь не более нескольких минут. Ты разговариваешь со мной как можно меньше. Ты всегда сидишь за столом как можно дальше от меня. Если я вхожу в комнату, ты тут же находишь предлог, чтобы из нее уйти. Вспомни: мы хоть раз сидели с тобой в одной машине? Правильно, не сидели, а кто в этом виноват? Короче, что такое?
— Ничего такого. У тебя просто взыграло воображение.
— Ну конечно! Еще скажи, что ты вовсе не прикидываешь сейчас, как бы смыться из своего кабинета.
— У меня назначена встреча!
— А тебе не приходит случайно в голову, что я могу сейчас наброситься на тебя и изнасиловать на полу?
Потрясенная, она взглянула ему в глаза. Она сказала первое, что пришло в голову:
— Нет. Никогда.
Он испустил какой-то глухой звук, призрачный смех. Его темно-серые глаза на какую-то долю секунды сверкнули странным выражением, которое исчезло так быстро, что Рива не успела сообразить, была ли это боль или страсть, или то и другое вместе.
Она быстро провела языком по пересохшим губам.
— Ты… Я думаю, что ты просто выискиваешь предлог для того, чтобы выместить на мне свою обиду. Ведь все это могло быть только твоим… И корпорация, и дом… Все.
— Ты прожила с моим отцом больше двадцати лет. Кому, как не мне, знать о том, что ты тяжким трудом заработала все, что имеешь?
В этой реплике ей послышалась насмешка. Она хорошо почувствовала это и едко ответила:
— Тяжкий труд здесь ни при чем.
— Ты права. Я знаю, что отец дал бы тебе все что угодно, просто так. Но факт остается фактом: ты стала его правой рукой, человеком, без которого он не мог обойтись.
Она вздернула подбородок:
— Я не навязывалась в совладельцы с тобой.
— Ага, значит, тебе хотелось получить сразу все?
— Я не такая дура. Всем известны законы Луизианы…
— Ты могла бы иметь все, если бы…
— Нет! Нет, я не это хотела сказать. Мне счастливо живется и с половинным доходом. Я богата в разумных пределах.
— Эти пределы разумны для тебя, — тихо произнес он.
Бесполезно что-то объяснять ему и рассчитывать на его понимание. Она должна это сразу уяснить. Если бы он не пришел сейчас!.. Разведя руками, она проговорила:
— Ну, разумеется, меня не привлекает идея жить на зарплату архитектора или продавца гаражей.
— Вместо этого ты стала президентом и совладелицей корпорации. Согласен, ты во многом помогла компании достичь сегодняшнего уровня.
— Если ты действительно так думаешь, — проговорила она, следя за малейшими изменениями выражения на его лице, — у тебя не может быть причин выживать меня отсюда.
— Именно.
— В таком случае чего тебе надо?! — взволнованно воскликнула она.
Он провел рукой по волосам, зачесывая их назад, и так и оставил ее за шеей, как будто потягивался.
— Просто я хотел прояснить все в наших отношениях. Если мы хотим научиться работать вместе, надо понять сразу одну вещь — между нами должно существовать доверие.
— Я думала, что мы и так неплохо работаем вместе вот уже полгода.
— Разве похоже это на те отношения, которые ты имела с моим отцом как с президентом? Разве мы многое обсуждаем, о многом договариваемся, многое даем друг другу? Разве между нами существует полное взаимопонимание в процессе принятия решений?
Она вынуждена была отрицательно покачать головой:
— Едва ли.
— В таком случае то, чем мы занимались последние полгода, никак не назовешь совместной работой.
— Ты думаешь, она невозможна между нами?
— Да, я так думаю, — жестко ответил он. — А если это так, то одному из нас придется уйти.
— Кому? — спросила она тут же, ибо не могла ждать.
Он подошел к двери, открыл ее и оглянулся. В его внимательном взгляде сквозила тень какого-то сожаления.
— Тебе решать, — сказал он и вышел из кабинета.
Рива несколько минут неподвижно стояла на месте, глядя на дверь, которую он за собой прикрыл. У нее дрожали руки. Она заметила это и не удивилась. В течение многих лет ей удавалось поддерживать себя в состоянии равновесия, и ни одному чувству было не под силу разрушить это состояние. Сегодня оно было разрушено Ноэлем, но она не удивилась. Она думала о его словах, последних словах. Что это было? Угроза или просьба? Она чувствовала, что не сможет найти ответа на вопрос. Она также не поняла, что будет для нее хуже: угроза или просьба с его стороны.