Пока мы беседовали, я заметил невзрачного человека, подающего едва заметные знаки ее мужу, сразу же ленивой походкой последовавшему за незнакомцем сквозь толпу.
К четырем часам арбитраж закончился. Я отыскал Флоренса, который, как большинство мужчин на поле, оплачивал свои регулярные отлучки в городские забегаловки, и мы, захватив Шеймуса, зашагали к месту проведения скачек. Финиш располагался на более низком конце поля, а скаковой круг простирался на милю вдоль поросшего травой берега реки. К этому времени Гарри, должно быть, выехала на старт. Я не видел ее весь день и был этим сильно расстроен.
Мы нашли места у ограждения на дальнем от реки конце дорожки. Управляющий распространялся насчет очередного «подкупа». Единственным опасным соперником Бармбрака считался конь по кличке Леттерфрак, на котором скакал известный англичанин-любитель, гостивший в доме владельца. Букмекерские ставки на Леттерфрака и Бармбрака были почти равны.
Где-то зазвенел колокольчик, и установилась относительная тишина. Заезд Гарри был последним в программе. Мы посмотрели три других, причем ее муж с каждой минутой нервничал все больше и больше. Я не хотел спрашивать у Лисона, сколько он поставил на Бармбрака. Некоторые типы за ограждением напротив нас уже допились до неуправляемого состояния. Позади них стоял полицейский, но дебоширы не обращали на него никакого внимания.
– Они стартовали! – выкрикнул Фларри.
Это был последний заезд. Встав на цыпочки, я навел свой бинокль на далеких лошадей. Вот от плотной группы отделились две лошади – мощный чалый с жокеем-мужчиной в охотничьем костюме и вороной Бармбрак. Волосы Гарри развевались, словно флаг на ветру. Насколько я мог разглядеть, она на несколько ярдов отставала от Леттерфрака, но шла хорошо. Финиш располагался примерно в двадцати ярдах слева от нас. Лошади, быстро приближаясь, скакали уже ярдах в пятидесяти, чалый шел впереди.
– Матерь Божья! Я этого не вынесу! – бормотал себе под нос Фларри.
– Подстегни его! – завопил О'Донован.
Гарри, словно услышав его, наклонилась к шее коня, сказав что-то ему на ухо, и вонзила шпоры в бока. Бармбрак стрелой понесся вперед.
И тогда произошло несчастье. Какой-то пьяный у дальнего конца ограждения закричал и замахнулся ясеневой тростью. Несомненно, он намеревался огреть англичанина. Но у подвыпившего хулигана была замедленная реакция. В этот самый момент миссис Лисон, скакавшая вприпрыжку к ограждению, обгоняла англичанина. Действительно ли пьяный ударил ее коня, я не видел, только испугавшись его крика и взмаха трости, нервный Бармбрак рванулся влево и со всего размаха врезался в Леттерфрака. Я увидел, как Гарри полетела на землю. Англичанин, сумевший удержаться в седле, поспешил к финишу.
Шеймус со слезами на глазах повернулся к Фларри и ко мне:
– А ведь она выиграла!
Но Флоренс уже перепрыгнул через ограждение и бежал к своей жене, неподвижно лежавшей на беговой дорожке. Ирландец последовал за ним. Они не обращали внимания на лошадей, несущихся прямо на них. Я увидел, как Фларри опустился на колени рядом с Гарриет, глядя на нее безумными глазами, и положил ее голову себе на колени. Что он ей говорил, нельзя было расслышать в общей суматохе. Многие зрители были уверены, что англичанин нарочно сбил коня Гарри и вышиб ее из седла. Группа плечистых мужчин с угрожающим видом проследовала за ним до загона. Им навстречу выступила цепочка полицейских.
Когда я подошел, Лисон кивнул головой в дальний конец ограждения и приказал Шеймусу:
– Найди мне этого парня и проследи за ним!
Управляющий удалился. Фларри отрешенно посмотрел на меня. Слезы катились по его щекам.
– Ну наконец-то, Доминик!
– Она… – Я не осмелился высказать вслух свои предположения.
– Контузия. Где эти ребята с носилками, черт их подери! – прорычал бывший командир бригады.
Женщина лежала на траве, ее волосы растрепались. Со своей яркой косметикой она была похожа на куклу, брошенную на пол каким-то ребенком. Толпа сгрудилась вокруг нас почтительным кружком. Многие негромко выражали сочувствие Фларри. Он поднял яростные глаза.
– Когда она падала, Леттерфрак мог ударить ее задними копытами. – Он снова наклонился к жене. – Гарри, старушка, очнись!
Но Гарриет Лисон так и не очнулась. Она была все еще без сознания, когда мы привезли ее в больницу. Какой-то врач сообщил нам, что у нее нет переломов, только тяжелое сотрясение мозга.
– Через пару дней она будет в полном здравии, мистер Лисон.
– Дай-то бог! – Фларри вытер вспотевший лоб. – У нее голова из железа. Смотри хорошенько за ней приглядывай! – заявил он медсестре, стоящей рядом, а потом сообщил врачу: – У меня тут есть одно дело в городе. Я вернусь через часок. Пошли, Доминик!
Мы вышли на главную улицу. С момента падения Гарри я чувствовал себя отчужденным от происходящих событий. Я не мог выказать большего сочувствия, чем обычно ожидается от доброго знакомого. И теперь, пробираясь в толпе, я казался себе ржавым гвоздем, притянутым силовым полем магнита.
– И пятьдесят фунтов коту под хвост! – буркнул Фларри.
Он завернул в кабак, но, осмотревшись, тут же вышел. Я следовал за ним по пятам.
– Кого вы ищите? – осторожно спросил я.
– Парня, к которому у меня дело.
Несколько человек окликали Фларри, но он проходил мимо, не обращая на них внимания. Было странным, что он, заходя в пивную, не выпивал там ни капли. В третьей, которую мы посетили, я разглядел О'Донована за столиком с кружкой пива. Он кивнул Лисону, потом неспешно поднялся и похлопал по плечу мужчину у стойки бара.
– Вас спрашивают, мистер.
Неповоротливый краснорожий тип покрутил головой.
– Кто меня спрашивает?
Фларри двинулся вперед.
– Я!
Мужик схватился было за трость, но Шеймус ловко вырвал ее из рук пьяного.
– Это ты – тот самый тип, который не дал моей жене выиграть скачки? – угрожающе произнес Флоренс Лисон.
– Отстань! Я целился в англичанина! – запротестовал дебошир.
– Ну а теперь мой кулак нацелен тебе в рожу, грязный сукин сын! – заявил муж Гарри.
Несколько дружков мужчины двинулись на Фларри, ругаясь и размахивая руками. В то же мгновение Шеймус встал перед ними, держа правую руку в кармане пиджака.
– Если хоть один из вас, бездельники, двинется с места, получит свинец в живот, – сказал он преувеличенно спокойным тоном.
Группа слегка попятилась назад.
– Так ты будешь драться или нет? – осведомился Фларри таким ледяным голосом, что даже сталь могла бы замерзнуть и развалиться на куски. И снова в этом приволакивающем ноги, равнодушном человеке проснулся командир бригады, превосходивший даже черно-пегих в безжалостной жестокости.
– Ты будешь драться? Или я накину тебе петлю на шею и приволоку домой к твоей мамочке в собачью конуру? – язвительно продолжал он.
Придя в ярость, пьяный бросился с кулаками на противника. Фларри блокировал удар и нанес встречный свинг, от которого драчун чуть было не протаранил стойку бара. Пьяный тип схватил с нее пинтовый стакан, разбил его о край стойки и бросился на Фларри, целя ему в лицо.
– Брось это или я тебя уложу на месте! – закричал О'Донован.
– Оставь его! – приказал Лисон. – Отойди отсюда!
Фларри отступил на шаг, потом размахнулся и нанес удар башмаком в колено. Отпрянув, противник потерял равновесие. В то же мгновение Фларри ребром ладони ударил его по запястью, и стакан упал на пол.
– Теперь он по стенке размажет этого придурка, – повеселел Шеймус.
Противник Фларри протрезвел. А он был сильным мужчиной. Но бывший боевик продолжал его отделывать. Он заломил дебоширу руку за голову и ударил кулаком в лицо с такой силой, что наверняка сломал парню нос. Пока тот очухивался, закрыв лицо руками, Фларри пнул его коленом в низ живота. Противник согнулся пополам, всхлипывая от непереносимой боли, что позволило Фларри поймать его шею в захват одной рукой, а другой нанести несколько быстрых ударов в лицо – четыре удара за пару секунд. Затем он швырнул мужчину на пол и, прежде чем тот успел откатиться, двинул каблуком ботинка ему в промежность.
Что командир бригады сделал бы со своей жертвой дальше, я не осмеливаюсь даже представить. Но управляющий оттащил его прочь от извивающегося, стонущего тела на полу.
– Хватит, Фларри! Остановись или ты искалечишь мерзавца!
Фларри, тяжело отдуваясь, оглядел бар.
– Есть еще желающие позабавиться?
Предложение не было принято. Те, кто не нырнул за стойку бара, безмолвно замерли у дальней стены.
– Тогда ладно, Шеймус. Шагом марш!
И он прошествовал вон из пивной. Как только мы вышли на улицу, я сказал ирландцу:
– Здорово, что у вас случайно оказался револьвер.
– Револьвер? Зачем мне револьвер? Я позаимствовал железку из вашей машины.
Шеймус извлек из кармана гаечный ключ и вручил его мне, слегка покраснев.
– Мне нужно промочить горло, – заявил муж Гарриет.
– Ты не в форме, – заметил О'Донован. – Если бы этот кретин оказался покрепче, он бы тебя уложил на обе лопатки.
– В любом случае, – вставил я, – этот пьяница больше не ограбит вас на пятьдесят фунтов.
– О чем это ты? – воззрился на меня Лисон.
Я повторил свою фразу. До конца дней я не забуду взгляда, которым в ответ наградил меня Фларри; его наивного удивления, медленно превращавшегося в откровенное разочарованное презрение.
Глава 8
К четырем часам арбитраж закончился. Я отыскал Флоренса, который, как большинство мужчин на поле, оплачивал свои регулярные отлучки в городские забегаловки, и мы, захватив Шеймуса, зашагали к месту проведения скачек. Финиш располагался на более низком конце поля, а скаковой круг простирался на милю вдоль поросшего травой берега реки. К этому времени Гарри, должно быть, выехала на старт. Я не видел ее весь день и был этим сильно расстроен.
Мы нашли места у ограждения на дальнем от реки конце дорожки. Управляющий распространялся насчет очередного «подкупа». Единственным опасным соперником Бармбрака считался конь по кличке Леттерфрак, на котором скакал известный англичанин-любитель, гостивший в доме владельца. Букмекерские ставки на Леттерфрака и Бармбрака были почти равны.
Где-то зазвенел колокольчик, и установилась относительная тишина. Заезд Гарри был последним в программе. Мы посмотрели три других, причем ее муж с каждой минутой нервничал все больше и больше. Я не хотел спрашивать у Лисона, сколько он поставил на Бармбрака. Некоторые типы за ограждением напротив нас уже допились до неуправляемого состояния. Позади них стоял полицейский, но дебоширы не обращали на него никакого внимания.
– Они стартовали! – выкрикнул Фларри.
Это был последний заезд. Встав на цыпочки, я навел свой бинокль на далеких лошадей. Вот от плотной группы отделились две лошади – мощный чалый с жокеем-мужчиной в охотничьем костюме и вороной Бармбрак. Волосы Гарри развевались, словно флаг на ветру. Насколько я мог разглядеть, она на несколько ярдов отставала от Леттерфрака, но шла хорошо. Финиш располагался примерно в двадцати ярдах слева от нас. Лошади, быстро приближаясь, скакали уже ярдах в пятидесяти, чалый шел впереди.
– Матерь Божья! Я этого не вынесу! – бормотал себе под нос Фларри.
– Подстегни его! – завопил О'Донован.
Гарри, словно услышав его, наклонилась к шее коня, сказав что-то ему на ухо, и вонзила шпоры в бока. Бармбрак стрелой понесся вперед.
И тогда произошло несчастье. Какой-то пьяный у дальнего конца ограждения закричал и замахнулся ясеневой тростью. Несомненно, он намеревался огреть англичанина. Но у подвыпившего хулигана была замедленная реакция. В этот самый момент миссис Лисон, скакавшая вприпрыжку к ограждению, обгоняла англичанина. Действительно ли пьяный ударил ее коня, я не видел, только испугавшись его крика и взмаха трости, нервный Бармбрак рванулся влево и со всего размаха врезался в Леттерфрака. Я увидел, как Гарри полетела на землю. Англичанин, сумевший удержаться в седле, поспешил к финишу.
Шеймус со слезами на глазах повернулся к Фларри и ко мне:
– А ведь она выиграла!
Но Флоренс уже перепрыгнул через ограждение и бежал к своей жене, неподвижно лежавшей на беговой дорожке. Ирландец последовал за ним. Они не обращали внимания на лошадей, несущихся прямо на них. Я увидел, как Фларри опустился на колени рядом с Гарриет, глядя на нее безумными глазами, и положил ее голову себе на колени. Что он ей говорил, нельзя было расслышать в общей суматохе. Многие зрители были уверены, что англичанин нарочно сбил коня Гарри и вышиб ее из седла. Группа плечистых мужчин с угрожающим видом проследовала за ним до загона. Им навстречу выступила цепочка полицейских.
Когда я подошел, Лисон кивнул головой в дальний конец ограждения и приказал Шеймусу:
– Найди мне этого парня и проследи за ним!
Управляющий удалился. Фларри отрешенно посмотрел на меня. Слезы катились по его щекам.
– Ну наконец-то, Доминик!
– Она… – Я не осмелился высказать вслух свои предположения.
– Контузия. Где эти ребята с носилками, черт их подери! – прорычал бывший командир бригады.
Женщина лежала на траве, ее волосы растрепались. Со своей яркой косметикой она была похожа на куклу, брошенную на пол каким-то ребенком. Толпа сгрудилась вокруг нас почтительным кружком. Многие негромко выражали сочувствие Фларри. Он поднял яростные глаза.
– Когда она падала, Леттерфрак мог ударить ее задними копытами. – Он снова наклонился к жене. – Гарри, старушка, очнись!
Но Гарриет Лисон так и не очнулась. Она была все еще без сознания, когда мы привезли ее в больницу. Какой-то врач сообщил нам, что у нее нет переломов, только тяжелое сотрясение мозга.
– Через пару дней она будет в полном здравии, мистер Лисон.
– Дай-то бог! – Фларри вытер вспотевший лоб. – У нее голова из железа. Смотри хорошенько за ней приглядывай! – заявил он медсестре, стоящей рядом, а потом сообщил врачу: – У меня тут есть одно дело в городе. Я вернусь через часок. Пошли, Доминик!
Мы вышли на главную улицу. С момента падения Гарри я чувствовал себя отчужденным от происходящих событий. Я не мог выказать большего сочувствия, чем обычно ожидается от доброго знакомого. И теперь, пробираясь в толпе, я казался себе ржавым гвоздем, притянутым силовым полем магнита.
– И пятьдесят фунтов коту под хвост! – буркнул Фларри.
Он завернул в кабак, но, осмотревшись, тут же вышел. Я следовал за ним по пятам.
– Кого вы ищите? – осторожно спросил я.
– Парня, к которому у меня дело.
Несколько человек окликали Фларри, но он проходил мимо, не обращая на них внимания. Было странным, что он, заходя в пивную, не выпивал там ни капли. В третьей, которую мы посетили, я разглядел О'Донована за столиком с кружкой пива. Он кивнул Лисону, потом неспешно поднялся и похлопал по плечу мужчину у стойки бара.
– Вас спрашивают, мистер.
Неповоротливый краснорожий тип покрутил головой.
– Кто меня спрашивает?
Фларри двинулся вперед.
– Я!
Мужик схватился было за трость, но Шеймус ловко вырвал ее из рук пьяного.
– Это ты – тот самый тип, который не дал моей жене выиграть скачки? – угрожающе произнес Флоренс Лисон.
– Отстань! Я целился в англичанина! – запротестовал дебошир.
– Ну а теперь мой кулак нацелен тебе в рожу, грязный сукин сын! – заявил муж Гарри.
Несколько дружков мужчины двинулись на Фларри, ругаясь и размахивая руками. В то же мгновение Шеймус встал перед ними, держа правую руку в кармане пиджака.
– Если хоть один из вас, бездельники, двинется с места, получит свинец в живот, – сказал он преувеличенно спокойным тоном.
Группа слегка попятилась назад.
– Так ты будешь драться или нет? – осведомился Фларри таким ледяным голосом, что даже сталь могла бы замерзнуть и развалиться на куски. И снова в этом приволакивающем ноги, равнодушном человеке проснулся командир бригады, превосходивший даже черно-пегих в безжалостной жестокости.
– Ты будешь драться? Или я накину тебе петлю на шею и приволоку домой к твоей мамочке в собачью конуру? – язвительно продолжал он.
Придя в ярость, пьяный бросился с кулаками на противника. Фларри блокировал удар и нанес встречный свинг, от которого драчун чуть было не протаранил стойку бара. Пьяный тип схватил с нее пинтовый стакан, разбил его о край стойки и бросился на Фларри, целя ему в лицо.
– Брось это или я тебя уложу на месте! – закричал О'Донован.
– Оставь его! – приказал Лисон. – Отойди отсюда!
Фларри отступил на шаг, потом размахнулся и нанес удар башмаком в колено. Отпрянув, противник потерял равновесие. В то же мгновение Фларри ребром ладони ударил его по запястью, и стакан упал на пол.
– Теперь он по стенке размажет этого придурка, – повеселел Шеймус.
Противник Фларри протрезвел. А он был сильным мужчиной. Но бывший боевик продолжал его отделывать. Он заломил дебоширу руку за голову и ударил кулаком в лицо с такой силой, что наверняка сломал парню нос. Пока тот очухивался, закрыв лицо руками, Фларри пнул его коленом в низ живота. Противник согнулся пополам, всхлипывая от непереносимой боли, что позволило Фларри поймать его шею в захват одной рукой, а другой нанести несколько быстрых ударов в лицо – четыре удара за пару секунд. Затем он швырнул мужчину на пол и, прежде чем тот успел откатиться, двинул каблуком ботинка ему в промежность.
Что командир бригады сделал бы со своей жертвой дальше, я не осмеливаюсь даже представить. Но управляющий оттащил его прочь от извивающегося, стонущего тела на полу.
– Хватит, Фларри! Остановись или ты искалечишь мерзавца!
Фларри, тяжело отдуваясь, оглядел бар.
– Есть еще желающие позабавиться?
Предложение не было принято. Те, кто не нырнул за стойку бара, безмолвно замерли у дальней стены.
– Тогда ладно, Шеймус. Шагом марш!
И он прошествовал вон из пивной. Как только мы вышли на улицу, я сказал ирландцу:
– Здорово, что у вас случайно оказался револьвер.
– Револьвер? Зачем мне револьвер? Я позаимствовал железку из вашей машины.
Шеймус извлек из кармана гаечный ключ и вручил его мне, слегка покраснев.
– Мне нужно промочить горло, – заявил муж Гарриет.
– Ты не в форме, – заметил О'Донован. – Если бы этот кретин оказался покрепче, он бы тебя уложил на обе лопатки.
– В любом случае, – вставил я, – этот пьяница больше не ограбит вас на пятьдесят фунтов.
– О чем это ты? – воззрился на меня Лисон.
Я повторил свою фразу. До конца дней я не забуду взгляда, которым в ответ наградил меня Фларри; его наивного удивления, медленно превращавшегося в откровенное разочарованное презрение.
Глава 8
Три дня спустя мы с Фларри забирали Гарриет из больницы. Она, казалось, снова была здорова. Никаких санкций из-за жестокого избиения краснорожего типа, лишившего Гарри победы в скачках, для Фларри не последовало. В Ирландии, похоже, драки – дело личное. Обратиться в полицию с жалобой значило бы заработать клеймо информатора.
В день своего выздоровления Гарриет пришла ко мне в коттедж. Она хотела услышать о схватке и, когда я в красках описывал побоище, слушала со сверкающими глазами. Полагаю, нет такой женщины, которая не восхищалась бы мужчинами, ломающими из-за нее копья, но реакция Гарри показалась мне вульгарной.
– Никогда бы не подумала, что Фларри способен на такое! – завороженно произнесла она. – Никогда!
– Но ведь он же колотил тебя! – не выдержал я. – Во всяком случае, так ты сама говорила.
Моя подруга опустила глаза. После минутного молчания она спросила:
– Ты боишься? Испугался, что он и тебя может так отделать?
– У него есть на это полное право, – мрачно ответил я.
– Но ты ему нравишься, – возразила Гарриет. – Он не ревнив, надо отдать ему должное.
– Откуда ты знаешь? Неужели ты разговаривала с ним обо мне? – насторожился я.
– Муж нечасто со мной разговаривает, – пожала плечами моя любовница.
– Так я тебе и поверил! Не выкручивайся!
– Мы давно не ведем задушевных бесед, – упрямо стояла на своем Гарри.
Я понял, что мы на краю ссоры. Смешно, но мне было обидно за Фларри, и я горел желанием разнести в клочья равнодушие Гарри.
– Бога ради, неужели у тебя к нему не осталось никаких чувств? – воскликнул я раздраженно.
– Как мило! – усмехнулась женщина. – И кто бы это говорил!
– Я спрашиваю тебя, Гарриет! – вскипел я. – Можешь не вдаваться в подробности, но ведь он – твой муж!
– Не будь таким нахалом, черт тебя подери!
Она встала, чтобы уйти, но я снова толкнул ее в кресло.
– Он знает, что мы с тобой любовники, или нет? – допытывался я настойчиво. – Разве это тебя не волнует?
– Я не знаю. – Гарри раздраженно тряхнула головой. – И это меня нисколько не интересует.
Внезапно мне пришла в голову безумная догадка.
– Как ты думаешь, почему Фларри так жестоко избил того парня в пивной?
– Полагаю, он потерял кучу денег из-за этого типа, – фыркнула жена Лисона.
– И я так думал. А теперь сомневаюсь, – признался я. – Полагаю, он взбесился, узнав о наших с тобой отношениях, и отыгрался на этом бедняге.
– Что за бредовая идея! Только ты можешь измыслить подобную заумную чушь! – язвительно заявила Гарриет.
– Никакую не заумную! Дурья твоя башка! Ты говоришь, я ему симпатичен, – попытался я высказать свои соображения. – Ты для него тоже не безразлична. Поэтому Фларри сдерживается, чтобы не поколотить твоего хорошенького мальчика. И разряжается на ком-нибудь другом.
– Чепуха!
– Как по-твоему, насколько снисходителен может быть муж? – втолковывал я ей, словно ребенку. – Ты воображаешь, он покорно будет сидеть в сторонке и на все соглашаться, даже если мы с тобой сбежим вместе?
Последняя фраза была ошибкой. Выражение лица Гарри переменилось.
– А что, ты сбежал бы со мной? – спросила она серьезно. – Это было бы романтично. Мы могли бы…
– О, Гарриет! Очнись от своих фантазий, они годятся только для дешевых женских журналов! Ты прекрасно знаешь, что я не могу жениться на тебе!
И, произнося вслух эти слова, я понял, что говорю правду.
– А почему? – обиженно надула губы моя девушка. – Ты больше меня не любишь?
– Дело не в моей любви, – неловко отвечал я. – Я тебе наскучу даже скорее, чем наскучил Фларри. Мы… мы не подходим друг другу.
– Ты уже устал от меня? – грустно спросила моя подруга.
– Брак – это не одна постель! – Моя фраза прозвучала чересчур напыщенно.
– Хочешь сказать, твои интеллектуальные друзья станут меня презирать?
– Да черт с ними, с моим интеллектуальными друзьями! – взорвался я. – Через год нам не о чем будет говорить. Какие у нас с тобой общие интересы? Ты не способна рассказать даже о Фларри!
Последовало продолжительное молчание. Наконец Гарриет сказала:
– Значит, ты меня больше не хочешь.
– Неправда, любовь моя. Как я могу не желать тебя!
– Тогда иди ко мне…
Несколько дней спустя мы с четой Лисонов повстречались в баре «Колони». Я случайно упомянул, что на следующий день еду в Эннис. Гарриет, казавшаяся озабоченной, вскоре попросила меня отвезти ее домой, заявив Фларри, что у нее разболелась голова. Мы оставили его напиваться в одиночестве.
На полпути к усадьбе Лисонов Гарриет потребовала остановить машину. Я решил, что мы займемся любовью на заднем сиденье, – прежде мы часто так развлекались. Но она спросила:
– Ты купишь мне кое-что в Эннисе, дорогой?
– Обязательно. А что ты хочешь? Золотое ожерелье? – улыбнулся я.
– Мне нужен хинин, – серьезно произнесла женщина.
– Хинин? – переспросил я ошеломленно.
– Да. Порошок хинина.
– Но зачем? – допытывался я.
– Я не хочу покупать его тут, – пожала плечами моя подруга.
– А зачем тебе понадобился порошок хинина, любовь моя? – не унимался я.
– Если тебе любопытно, у меня будет ребенок, – бесстрастно объяснила она.
Моей первой недостойной реакцией была мысль: «пошлый трюк». Потом мне стало стыдно. Меня переполняли раскаяние и тревога.
– Ты уверена? – глупо спросил я. – И как долго у тебя не было…
– Два месяца.
– Ты должна была мне раньше сказать, дорогая. Мы с ума сошли, что не предохранялись, – говорил я взволнованно.
– Незачем переживать, когда все уже случилось, – возразила она добродушно. – Но с меня достаточно и одного Доминика.
Неужели моя возлюбленная лгала? Неожиданно мне стало это безразлично. На меня нахлынул поток нежности, я почувствовал иррациональную потребность опекать ее.
– А это не опасно? – забеспокоился я.
– Раньше у меня получалось, – равнодушно ответила Гарри.
– Порошок хинина?
– Да.
– И с чьим же ребенком? – недоверчиво выяснял я. – Ты говорила, что Фларри…
– Не твое дело! – фыркнула женщина раздраженно. – Просто достань мне его. Я думала, что, свалившись с лошади, я избавилась от ребенка.
– А если на этот раз средство не поможет? – настаивал я.
– Придется соврать, что ребенок от Фларри. Чудо. Как у той девицы, как бишь ее, из Библии.
От мысли о подобной подлости у меня перехватило дыхание. Сделать Фларри отцом моего предполагаемого ребенка! И одновременно я почувствовал постыдное облегчение.
– Ты не можешь этого сделать! – воскликнул я в растерянных чувствах.
– Уже сделала, – отстраненно произнесла она.
– Что ты «уже сделала»?
– Тебе что, повторить по буквам? Я заставила Фларри поверить, что он мог зачать ребенка. Месяц тому назад, – скучным голосом объяснила моя подруга.
– Но я думал…
– Он пока еще способен. Пока.
Все эти откровения привели меня в смятение. Мое представление о Гарриет снова изменилось. Если она всерьез настроилась сбежать со мной, она должна была бы воспользоваться своей беременностью, как рычагом, а не пудрить мозги Фларри.
– Ну, молодец, ты уже обо всем позаботилась, – грубо заметил я. – Могла бы признаться мне раньше.
– И ты бы наверняка сбежал. Без меня, – ехидно заявила моя любовница. – Разве нет? Я дала бы тебе прекрасный повод для отступления.
– Я все равно скоро возвращаюсь домой, – возразил я, уязвленный обвинительными нотками в ее голосе.
– Ладно, хватит. В любом случае нам с тобой осталась всего пара месяцев.
Гарриет произнесла эти слова так грустно, так искренне, что я едва не расплакался. Потом ее настроение снова переменилось.
– Интересно, сможешь ли ты это сказать, даже если так не думаешь?
– Сказать что, дорогая?
– Разве тебе не хочется иметь от меня ребенка? – невинно улыбнулась моя возлюбленная.
«Опять она за старое, – подумал я, – однажды получив отказ, эта женщина любыми путями старается добиться своего».
– Я… Я никогда не думал об этом, – пробормотал я вслух.
Ее лицо, такое загадочное в темноте, обернулось ко мне.
– Ложись в кровать и подумай об этом. Давай! Поехали! Или Фларри скоро заявится на своем мотоцикле. – Ее голос сорвался в рыдания. – Боже мой, и зачем только я в тебя влюбилась…
Я купил Гарриет необходимое снадобье. Два дня спустя Фларри прислал с Шеймусом записку: Гарри плохо, и она просит меня прийти подбодрить ее. Я отложил свою книгу, сюжет которой в последние недели развивался все медленнее, а теперь совсем застопорился: герои казались мне тусклыми и нереальными, как языки пламени в камине при ярком солнечном свете.
Муж провел меня наверх в ее спальню. Гарри лежала на большой кровати, бледная без обычного макияжа, похожая на больного ребенка.
– Что случилось? – спросил я.
– Просто расстройство желудка, – ответила она, широко улыбнувшись мне.
– Глупышка не хочет обращаться к врачу, – объяснил Фларри. – Потрогай ее кожу, какая она горячая!
Я приложил тыльную сторону ладони к ее щеке. Она горела.
– У меня голова гудит, – пожаловалась Гарриет.
– Ладно, Доминик, оставайся и убеди ее позвать доктора, – похлопал меня по плечу хозяин дома. – Она так чертовски упряма, что даже не сказала мне о своем недомогании.
Когда он оставил нас одних, я прошептал:
– Сработало?
– Еще нет. Я трижды принимала допустимую дозу, – заявила женщина, беспечно улыбаясь. – Фларри здорово перепугался. Думает, я умираю.
– Он знает?
– Не будь таким придурком! – фыркнула она в ответ. – Он бы убил меня при мысли, что я избавляюсь от ребенка, которого муж считает своим. Не стоит мрачнеть, милый, меня надо развлекать.
Я описал Гарриет сон, приснившийся вчера. Я был мухой, попавшей в паутину. Меня окружал безжалостный кордон пауков с лицами моих знакомых – Фларри, Шеймуса, Бреснихана, Кевина, Майры. Насекомые стали приближаться ко мне. Я силился высвободиться, но мои попытки напоминали бег по зыбучим пескам. Внезапно я стал самим собой и оказался на памятном песчаном берегу, а ко мне подбирались морские волны.
– И тут появилась я и спасла тебя? – засмеялась моя любовница.
– Тут я проснулся.
– А меня разве не было в твоем сне? – спросила Гарри обиженным голосом.
– Ты не можешь быть везде, любимая, – улыбнулся я.
Гарриет погладила меня по руке.
– Можешь меня поцеловать. Я не заразная.
Это был невинный поцелуй, словно целуешь ребенка на ночь.
– Я волнуюсь за тебя, – заботливо проговорил я. – Ты уверена, что такая большая доза не опасна?
– В прошлый раз я выжила, – «успокоила» она меня. – Разве тебе неинтересно, из-за кого я страдала тогда?
– Можешь поделиться со мной, если хочешь. Это был не Фларри? – заинтересовался я.
– Кевин, – просто ответила моя подруга.
– Боже правый!
Я подумал, что Гарриет чересчур легкомысленна. Или она хочет заставить меня ревновать?
– Да, я его соблазнила. Как соблазнила тебя, – радостно сообщила она. – Только за братцем Фларри мне не пришлось бегать столько времени. Не хмурься, дорогой, с твоим появлением я дала ему отставку.
– А после? – Черт меня дернул спросить об этом.
– Я сумею его вернуть, когда ты уедешь домой, – заявила Гарриет со своей надменной чувственностью.
– Я тоже так думаю, – уныло согласился я.
– Ты не ревнуешь? – чуть-чуть насмешливо проговорила моя девушка.
– Ревную? Ревнует наверняка он, – буркнул я в ответ.
– Да, он же ничего о нас не знает!
– А мне кажется, что в Шарлоттестауне о нашей связи знает каждая собака. Или в лучшем случае подозревает. А ревность взрастает не только на фактах, но и на подозрениях, – заключил я.
– Ну разве ты не великолепен!..
Но порошок хинина не сработал. Гарриет, похоже, не слишком расстроилась: ее страсть не ослабела. Стоял август, и затяжные дожди вынудили нас прекратить любовные свидания на природе. Гарри незаметно проникала ко мне в коттедж, лисицей прокрадываясь по лугу. Каждый раз я давал себе зарок: «Это будет ее последний визит». Однако я кривил душой. Я знал, что уеду в конце месяца, и не стремился разрывать нашу связь до того времени.
Горы продолжали скрывать свои вершины под шалью тумана. Я чувствовал приступы клаустрофобии в своем маленьком домике, окруженном пустынными землями.
Сюжет моей книги не продвигался, и я даже однажды поехал в Голуэй за каким-нибудь чтивом, истощив скудные запасы местных книжных магазинов. Я также однажды взял книги у Майры Лисон, которая радушно встретила меня, но казалась озабоченной.
– Старший полицейский офицер Конканнон был у нас, – бросила она, – и задавал иезуитские вопросы.
Я неосознанно искал предлог для поездки в Шарлоттестаун (например, что-нибудь купить или поболтать с Шейном в гараже), просто чтобы встретиться с другими людьми. Возможно, я не создан для уединенной жизни. К тому же я стал заглядывать в бар «Колони» в такое время, когда Фларри и Гарри там не бывали. Хаггерти стал держаться со мной то ли отстраненнее, то ли почтительнее. Похоже, я стал объектом его пристального внимания.
Визиты Гарриет в мое жилище лишь ненадолго разгоняли тоску, потому что после занятий любовью говорить нам было не о чем. Меня утомляла ее болтовня о пустяках, грубость ее чувств, и оттого я все сильнее ощущал себя предателем. Я пытался скрывать свои эмоции, но все реже и реже стремился к Гарриет всей душой, а не только телом. Прежнее очарование ушло, и я остался, духовно опустошенный, во власти стыда. Но я сознавал свою ответственность за Гарри и не мог закалить свое сердце против ее бурной страстности.
Я пребывал в дурном расположении духа, считая, как школьник, дни до отъезда домой и почти желая, чтобы хоть что-нибудь случилось. Пусть даже это будет новое мелодраматическое нападение на меня, способное разорвать монотонность существования и снова вдохнуть в меня жизнь. Однажды вечером я услышал стук в дверь. Сердце у меня упало, но я заставил себя подойти к окну. Моя масляная лампа давала достаточно света, чтобы разглядеть фигуру отца Бреснихана. Я отпер дверь и впустил его в дом.
– Погода проясняется, – вежливо заметил он. – Завтра будет хороший денек.
Я усадил святого отца со стаканом виски в кресло, предчувствуя, что мне предстоит суровое испытание.
– Вы скоро уезжаете домой, Доминик? – поинтересовался священник.
– Полагаю, в конце месяца.
Отец Бреснихан расспросил меня о моей матери, о жизни в Лондоне, о моем новом романе.
– Роман беспомощно застрял на месте, – честно ответил я. – Сомневаюсь, смогу ли я что-нибудь написать здесь… Я хочу сказать, в Ирландии.
Мой собеседник смотрел мне в глаза умным, всепонимающим взглядом.
– Драма ваших героев бледнеет перед драматическими событиями вашей жизни?
– Я бы сказал, что вы правы, – подтвердил я.
Святой отец о чем-то размышлял несколько минут.
– Простите меня за несдержанность в тот день в Шарлоттестауне, – вежливо извинился он. – В конце концов, вы ведь не нашего вероисповедания.
– Думаю, вы имели полное право меня отчитывать, – признался я.
– Очень мило с вашей стороны так думать. Я надеюсь, вы не обидетесь на пару вопросов, которые могут показаться неуместными, – осторожно произнес священник.
В день своего выздоровления Гарриет пришла ко мне в коттедж. Она хотела услышать о схватке и, когда я в красках описывал побоище, слушала со сверкающими глазами. Полагаю, нет такой женщины, которая не восхищалась бы мужчинами, ломающими из-за нее копья, но реакция Гарри показалась мне вульгарной.
– Никогда бы не подумала, что Фларри способен на такое! – завороженно произнесла она. – Никогда!
– Но ведь он же колотил тебя! – не выдержал я. – Во всяком случае, так ты сама говорила.
Моя подруга опустила глаза. После минутного молчания она спросила:
– Ты боишься? Испугался, что он и тебя может так отделать?
– У него есть на это полное право, – мрачно ответил я.
– Но ты ему нравишься, – возразила Гарриет. – Он не ревнив, надо отдать ему должное.
– Откуда ты знаешь? Неужели ты разговаривала с ним обо мне? – насторожился я.
– Муж нечасто со мной разговаривает, – пожала плечами моя любовница.
– Так я тебе и поверил! Не выкручивайся!
– Мы давно не ведем задушевных бесед, – упрямо стояла на своем Гарри.
Я понял, что мы на краю ссоры. Смешно, но мне было обидно за Фларри, и я горел желанием разнести в клочья равнодушие Гарри.
– Бога ради, неужели у тебя к нему не осталось никаких чувств? – воскликнул я раздраженно.
– Как мило! – усмехнулась женщина. – И кто бы это говорил!
– Я спрашиваю тебя, Гарриет! – вскипел я. – Можешь не вдаваться в подробности, но ведь он – твой муж!
– Не будь таким нахалом, черт тебя подери!
Она встала, чтобы уйти, но я снова толкнул ее в кресло.
– Он знает, что мы с тобой любовники, или нет? – допытывался я настойчиво. – Разве это тебя не волнует?
– Я не знаю. – Гарри раздраженно тряхнула головой. – И это меня нисколько не интересует.
Внезапно мне пришла в голову безумная догадка.
– Как ты думаешь, почему Фларри так жестоко избил того парня в пивной?
– Полагаю, он потерял кучу денег из-за этого типа, – фыркнула жена Лисона.
– И я так думал. А теперь сомневаюсь, – признался я. – Полагаю, он взбесился, узнав о наших с тобой отношениях, и отыгрался на этом бедняге.
– Что за бредовая идея! Только ты можешь измыслить подобную заумную чушь! – язвительно заявила Гарриет.
– Никакую не заумную! Дурья твоя башка! Ты говоришь, я ему симпатичен, – попытался я высказать свои соображения. – Ты для него тоже не безразлична. Поэтому Фларри сдерживается, чтобы не поколотить твоего хорошенького мальчика. И разряжается на ком-нибудь другом.
– Чепуха!
– Как по-твоему, насколько снисходителен может быть муж? – втолковывал я ей, словно ребенку. – Ты воображаешь, он покорно будет сидеть в сторонке и на все соглашаться, даже если мы с тобой сбежим вместе?
Последняя фраза была ошибкой. Выражение лица Гарри переменилось.
– А что, ты сбежал бы со мной? – спросила она серьезно. – Это было бы романтично. Мы могли бы…
– О, Гарриет! Очнись от своих фантазий, они годятся только для дешевых женских журналов! Ты прекрасно знаешь, что я не могу жениться на тебе!
И, произнося вслух эти слова, я понял, что говорю правду.
– А почему? – обиженно надула губы моя девушка. – Ты больше меня не любишь?
– Дело не в моей любви, – неловко отвечал я. – Я тебе наскучу даже скорее, чем наскучил Фларри. Мы… мы не подходим друг другу.
– Ты уже устал от меня? – грустно спросила моя подруга.
– Брак – это не одна постель! – Моя фраза прозвучала чересчур напыщенно.
– Хочешь сказать, твои интеллектуальные друзья станут меня презирать?
– Да черт с ними, с моим интеллектуальными друзьями! – взорвался я. – Через год нам не о чем будет говорить. Какие у нас с тобой общие интересы? Ты не способна рассказать даже о Фларри!
Последовало продолжительное молчание. Наконец Гарриет сказала:
– Значит, ты меня больше не хочешь.
– Неправда, любовь моя. Как я могу не желать тебя!
– Тогда иди ко мне…
* * *
Итак, она снова торжествовала победу. Мое тело все еще было ей покорно. «Ты свистни, тебя не заставлю я ждать». Впоследствии я бунтовал, пытаясь покончить со своим рабством и с ощущением, что я опускаюсь до уровня Гарриет (в это время мы барахтались на полу коттеджа, совокупляясь, словно дикие звери). Но мой бунт усмирялся нежностью, все еще захлестывающей меня в моменты нашей близости. Каждый раз, когда мы, обессиленные, лежали рядом, Гарри из объекта моей плотской чувственности превращалась в единственную на свете женщину, уязвимую, непостижимую, ставшую моей дорогой сообщницей. Сообщницей тем более притягательной, что я никогда не доверял ей полностью.Несколько дней спустя мы с четой Лисонов повстречались в баре «Колони». Я случайно упомянул, что на следующий день еду в Эннис. Гарриет, казавшаяся озабоченной, вскоре попросила меня отвезти ее домой, заявив Фларри, что у нее разболелась голова. Мы оставили его напиваться в одиночестве.
На полпути к усадьбе Лисонов Гарриет потребовала остановить машину. Я решил, что мы займемся любовью на заднем сиденье, – прежде мы часто так развлекались. Но она спросила:
– Ты купишь мне кое-что в Эннисе, дорогой?
– Обязательно. А что ты хочешь? Золотое ожерелье? – улыбнулся я.
– Мне нужен хинин, – серьезно произнесла женщина.
– Хинин? – переспросил я ошеломленно.
– Да. Порошок хинина.
– Но зачем? – допытывался я.
– Я не хочу покупать его тут, – пожала плечами моя подруга.
– А зачем тебе понадобился порошок хинина, любовь моя? – не унимался я.
– Если тебе любопытно, у меня будет ребенок, – бесстрастно объяснила она.
Моей первой недостойной реакцией была мысль: «пошлый трюк». Потом мне стало стыдно. Меня переполняли раскаяние и тревога.
– Ты уверена? – глупо спросил я. – И как долго у тебя не было…
– Два месяца.
– Ты должна была мне раньше сказать, дорогая. Мы с ума сошли, что не предохранялись, – говорил я взволнованно.
– Незачем переживать, когда все уже случилось, – возразила она добродушно. – Но с меня достаточно и одного Доминика.
Неужели моя возлюбленная лгала? Неожиданно мне стало это безразлично. На меня нахлынул поток нежности, я почувствовал иррациональную потребность опекать ее.
– А это не опасно? – забеспокоился я.
– Раньше у меня получалось, – равнодушно ответила Гарри.
– Порошок хинина?
– Да.
– И с чьим же ребенком? – недоверчиво выяснял я. – Ты говорила, что Фларри…
– Не твое дело! – фыркнула женщина раздраженно. – Просто достань мне его. Я думала, что, свалившись с лошади, я избавилась от ребенка.
– А если на этот раз средство не поможет? – настаивал я.
– Придется соврать, что ребенок от Фларри. Чудо. Как у той девицы, как бишь ее, из Библии.
От мысли о подобной подлости у меня перехватило дыхание. Сделать Фларри отцом моего предполагаемого ребенка! И одновременно я почувствовал постыдное облегчение.
– Ты не можешь этого сделать! – воскликнул я в растерянных чувствах.
– Уже сделала, – отстраненно произнесла она.
– Что ты «уже сделала»?
– Тебе что, повторить по буквам? Я заставила Фларри поверить, что он мог зачать ребенка. Месяц тому назад, – скучным голосом объяснила моя подруга.
– Но я думал…
– Он пока еще способен. Пока.
Все эти откровения привели меня в смятение. Мое представление о Гарриет снова изменилось. Если она всерьез настроилась сбежать со мной, она должна была бы воспользоваться своей беременностью, как рычагом, а не пудрить мозги Фларри.
– Ну, молодец, ты уже обо всем позаботилась, – грубо заметил я. – Могла бы признаться мне раньше.
– И ты бы наверняка сбежал. Без меня, – ехидно заявила моя любовница. – Разве нет? Я дала бы тебе прекрасный повод для отступления.
– Я все равно скоро возвращаюсь домой, – возразил я, уязвленный обвинительными нотками в ее голосе.
– Ладно, хватит. В любом случае нам с тобой осталась всего пара месяцев.
Гарриет произнесла эти слова так грустно, так искренне, что я едва не расплакался. Потом ее настроение снова переменилось.
– Интересно, сможешь ли ты это сказать, даже если так не думаешь?
– Сказать что, дорогая?
– Разве тебе не хочется иметь от меня ребенка? – невинно улыбнулась моя возлюбленная.
«Опять она за старое, – подумал я, – однажды получив отказ, эта женщина любыми путями старается добиться своего».
– Я… Я никогда не думал об этом, – пробормотал я вслух.
Ее лицо, такое загадочное в темноте, обернулось ко мне.
– Ложись в кровать и подумай об этом. Давай! Поехали! Или Фларри скоро заявится на своем мотоцикле. – Ее голос сорвался в рыдания. – Боже мой, и зачем только я в тебя влюбилась…
Я купил Гарриет необходимое снадобье. Два дня спустя Фларри прислал с Шеймусом записку: Гарри плохо, и она просит меня прийти подбодрить ее. Я отложил свою книгу, сюжет которой в последние недели развивался все медленнее, а теперь совсем застопорился: герои казались мне тусклыми и нереальными, как языки пламени в камине при ярком солнечном свете.
Муж провел меня наверх в ее спальню. Гарри лежала на большой кровати, бледная без обычного макияжа, похожая на больного ребенка.
– Что случилось? – спросил я.
– Просто расстройство желудка, – ответила она, широко улыбнувшись мне.
– Глупышка не хочет обращаться к врачу, – объяснил Фларри. – Потрогай ее кожу, какая она горячая!
Я приложил тыльную сторону ладони к ее щеке. Она горела.
– У меня голова гудит, – пожаловалась Гарриет.
– Ладно, Доминик, оставайся и убеди ее позвать доктора, – похлопал меня по плечу хозяин дома. – Она так чертовски упряма, что даже не сказала мне о своем недомогании.
Когда он оставил нас одних, я прошептал:
– Сработало?
– Еще нет. Я трижды принимала допустимую дозу, – заявила женщина, беспечно улыбаясь. – Фларри здорово перепугался. Думает, я умираю.
– Он знает?
– Не будь таким придурком! – фыркнула она в ответ. – Он бы убил меня при мысли, что я избавляюсь от ребенка, которого муж считает своим. Не стоит мрачнеть, милый, меня надо развлекать.
Я описал Гарриет сон, приснившийся вчера. Я был мухой, попавшей в паутину. Меня окружал безжалостный кордон пауков с лицами моих знакомых – Фларри, Шеймуса, Бреснихана, Кевина, Майры. Насекомые стали приближаться ко мне. Я силился высвободиться, но мои попытки напоминали бег по зыбучим пескам. Внезапно я стал самим собой и оказался на памятном песчаном берегу, а ко мне подбирались морские волны.
– И тут появилась я и спасла тебя? – засмеялась моя любовница.
– Тут я проснулся.
– А меня разве не было в твоем сне? – спросила Гарри обиженным голосом.
– Ты не можешь быть везде, любимая, – улыбнулся я.
Гарриет погладила меня по руке.
– Можешь меня поцеловать. Я не заразная.
Это был невинный поцелуй, словно целуешь ребенка на ночь.
– Я волнуюсь за тебя, – заботливо проговорил я. – Ты уверена, что такая большая доза не опасна?
– В прошлый раз я выжила, – «успокоила» она меня. – Разве тебе неинтересно, из-за кого я страдала тогда?
– Можешь поделиться со мной, если хочешь. Это был не Фларри? – заинтересовался я.
– Кевин, – просто ответила моя подруга.
– Боже правый!
Я подумал, что Гарриет чересчур легкомысленна. Или она хочет заставить меня ревновать?
– Да, я его соблазнила. Как соблазнила тебя, – радостно сообщила она. – Только за братцем Фларри мне не пришлось бегать столько времени. Не хмурься, дорогой, с твоим появлением я дала ему отставку.
– А после? – Черт меня дернул спросить об этом.
– Я сумею его вернуть, когда ты уедешь домой, – заявила Гарриет со своей надменной чувственностью.
– Я тоже так думаю, – уныло согласился я.
– Ты не ревнуешь? – чуть-чуть насмешливо проговорила моя девушка.
– Ревную? Ревнует наверняка он, – буркнул я в ответ.
– Да, он же ничего о нас не знает!
– А мне кажется, что в Шарлоттестауне о нашей связи знает каждая собака. Или в лучшем случае подозревает. А ревность взрастает не только на фактах, но и на подозрениях, – заключил я.
– Ну разве ты не великолепен!..
Но порошок хинина не сработал. Гарриет, похоже, не слишком расстроилась: ее страсть не ослабела. Стоял август, и затяжные дожди вынудили нас прекратить любовные свидания на природе. Гарри незаметно проникала ко мне в коттедж, лисицей прокрадываясь по лугу. Каждый раз я давал себе зарок: «Это будет ее последний визит». Однако я кривил душой. Я знал, что уеду в конце месяца, и не стремился разрывать нашу связь до того времени.
Горы продолжали скрывать свои вершины под шалью тумана. Я чувствовал приступы клаустрофобии в своем маленьком домике, окруженном пустынными землями.
Сюжет моей книги не продвигался, и я даже однажды поехал в Голуэй за каким-нибудь чтивом, истощив скудные запасы местных книжных магазинов. Я также однажды взял книги у Майры Лисон, которая радушно встретила меня, но казалась озабоченной.
– Старший полицейский офицер Конканнон был у нас, – бросила она, – и задавал иезуитские вопросы.
Я неосознанно искал предлог для поездки в Шарлоттестаун (например, что-нибудь купить или поболтать с Шейном в гараже), просто чтобы встретиться с другими людьми. Возможно, я не создан для уединенной жизни. К тому же я стал заглядывать в бар «Колони» в такое время, когда Фларри и Гарри там не бывали. Хаггерти стал держаться со мной то ли отстраненнее, то ли почтительнее. Похоже, я стал объектом его пристального внимания.
Визиты Гарриет в мое жилище лишь ненадолго разгоняли тоску, потому что после занятий любовью говорить нам было не о чем. Меня утомляла ее болтовня о пустяках, грубость ее чувств, и оттого я все сильнее ощущал себя предателем. Я пытался скрывать свои эмоции, но все реже и реже стремился к Гарриет всей душой, а не только телом. Прежнее очарование ушло, и я остался, духовно опустошенный, во власти стыда. Но я сознавал свою ответственность за Гарри и не мог закалить свое сердце против ее бурной страстности.
Я пребывал в дурном расположении духа, считая, как школьник, дни до отъезда домой и почти желая, чтобы хоть что-нибудь случилось. Пусть даже это будет новое мелодраматическое нападение на меня, способное разорвать монотонность существования и снова вдохнуть в меня жизнь. Однажды вечером я услышал стук в дверь. Сердце у меня упало, но я заставил себя подойти к окну. Моя масляная лампа давала достаточно света, чтобы разглядеть фигуру отца Бреснихана. Я отпер дверь и впустил его в дом.
– Погода проясняется, – вежливо заметил он. – Завтра будет хороший денек.
Я усадил святого отца со стаканом виски в кресло, предчувствуя, что мне предстоит суровое испытание.
– Вы скоро уезжаете домой, Доминик? – поинтересовался священник.
– Полагаю, в конце месяца.
Отец Бреснихан расспросил меня о моей матери, о жизни в Лондоне, о моем новом романе.
– Роман беспомощно застрял на месте, – честно ответил я. – Сомневаюсь, смогу ли я что-нибудь написать здесь… Я хочу сказать, в Ирландии.
Мой собеседник смотрел мне в глаза умным, всепонимающим взглядом.
– Драма ваших героев бледнеет перед драматическими событиями вашей жизни?
– Я бы сказал, что вы правы, – подтвердил я.
Святой отец о чем-то размышлял несколько минут.
– Простите меня за несдержанность в тот день в Шарлоттестауне, – вежливо извинился он. – В конце концов, вы ведь не нашего вероисповедания.
– Думаю, вы имели полное право меня отчитывать, – признался я.
– Очень мило с вашей стороны так думать. Я надеюсь, вы не обидетесь на пару вопросов, которые могут показаться неуместными, – осторожно произнес священник.